Прошкин Евгений Александрович. Слой Ноль

   — Ренатик... — обреченно сказал Петр.
   — Готов уже!
   За широкой спинкой клацнул затвор. Виктор снова посмотрел назад — метрах в пятистах, раздувая утренний туман, по пустому шоссе неслась колонна дальнобойщиков.
   — Не газуй! — бросил Ренат водителю. — Не в догонялки играем.
   — Может, им денег дать? — предложил тот.
   — Им хозяин тачки больше обещал. И Петя здесь уже в розыске. У нас столько нет, чтоб за все расплатиться.
   — Смешное у нас положение, — сказал Петр. — Мы я них вроде как волшебники, чуть ли не боги, а общаться с ними можем только на их языке. Они от своих ценностей и установок никогда не откажутся. Наши чудеса им не нужны, наши заботы для них — бред сумасшедшего. Как будто мы и правда уже не люди... А отличаемся от них всего-то тем, что помним лишнее, но это не преодолеть никогда... Ренат, чего канителишься? Москва уже скоро.
   Кадыкастый высунулся в окно и, вскинув автомат на левое плечо, дал серию коротких очередей. Виктор отстраненно наблюдал за тем, как лобовое стекло милицейского «Форда» покрылось дырками и стало матовым от трещин, как колеса резко вывернулись под сорок пять градусов, и машина, не изменив направления, споткнулась, взлетела в воздух и рухнула на крышу. «Форд» продолжал ехать за ними — вертясь волчком, рассыпая оранжевые искры и все не останавливаясь, точно асфальт был намылен. Крыша полностью вдавилась в салон, образовав прямую линию от капота до багажника, отчего машина стала напоминать лодку. Каких бы касок и бронежилетов ее пассажиры ни надели, это едва ли могло им помочь.
   — Вот теперь жми, — приказал Петр.
   Джип, негромко, но мощно урча мотором, начал разгоняться. Скорость в нем почти не ощущалась, но по тому, как Виктора вдавило в сиденье, он мог догадываться, что за несколько секунд «Лендкрузер» достиг не менее двухсот.
   Разбитый «Форд» скрылся за горкой; фургоны, ехавшие следом, тоже отстали. Дорога впереди была свободна, а милицейских постов не предвиделось до самой Кольцевой, и, если какие-то затруднения все же возникнут, Мухин не сомневался, Ренат снова будет стрелять.
   На обочине вдруг мелькнула овальная тень, и машину обогнал вертолет. Он летел так низко, что при желании можно было не только сосчитать заклепки на сером днище, но и прочесть трафаретные надписи на маленьких люках.
   — Капут... — молвил Ренат.
   — Так, слушать сюда! — торопливо сказал Петр. — Воевать не будем, шоссе уже перекрыли. Сейчас в лесок, и расходимся. Оружие не брать, сразу в город не идти. Обойдем к югу, авось на всех въездах патруль не поставят. Но и не тянуть! Надо успеть до конца транса. В машины не садиться, даже если кто пригласит. Ты понял, Ренатик?!
   — Да понял, понял...
   — На Кольцевой автобусы какие-то ходят, но лучше пешком. Постарайтесь удержаться, вы мне здесь еще пригодитесь. Ну а если повяжут — тогда уж сами думайте. У меня в этом слое больше никого, на помощь не рассчитывайте. Все!
   Водитель ударил по тормозам, и Петр с Ренатом, на ходу распахнув двери, сиганули в придорожную канаву. Мухин обогнул джип и, спрыгнув с насыпи, устремился к деревьям. В этом месте лес, как назло, отступил, и до него было метров пятьдесят по неимоверно пересеченной местности.
   Трава цеплялась за ноги, перед лицом тут же закружилось облачко каких-то насекомых, и Виктор проклял всю живую природу вместе с неживой. Чуть левее, матерясь и тяжело дыша, скакал по кочкам водитель. Петр уже подбегал к высоким кустам. Ренат и вовсе успел скрыться — при высадке они выиграли секунды три, но сейчас именно этих секунд Виктору и не хватало.
   Из-за крон снова возник вертолет и, оглашая окрестности ревом, опустился над «Лендкрузером». Мухин поднажал и, обдирая плечи, ворвался в спутанный колтун подлеска. Впереди, против ожиданий, оказалась не чаща, а искусственная посадка, прозрачная и узкая. За ней светлела поляна высохшего болотца, дальше начинался настоящий лес, но до него было еще метров сто. Вертолет поднялся выше и медленно переместился, теперь он был над самой головой. Виктор подумал, что бели рискнет рвануть через болото, то снайпер ментам не понадобится.
   Он прижался к тонкой осине и замер — вертолет тоже завис в одной точке. Сейчас Мухин дорого заплатил бы за то, чтоб узнать, видно ли его сверху.
   — На тебе майка белая, — раздался рядом голос Петра.
   Виктор повел глазами — никого.
   — За деревом я. — Петр щелкнул пальцами, и Мухин его наконец разглядел. Оказывается, черная одежда давала преимущества не только ночью.
   — Я думал, ты уже ушел...
   — Куда там! Полянка-то в самый раз для стрелка. Здорово мы с остановкой подгадали... Варианты такие: либо вперед, по болоту, либо назад, через дорогу. С той стороны погуще должно быть. Еще можно пройти по лесопосадке, но это опасно.
   — Почему? — спросил водитель. Он был тоже неподалеку — присел, как женщина, под тремя рябинками.
   — Тьфу ты, собрались! — прошипел Петр. — Я же приказал рассредоточиться. Ренат, и ты здесь?.. Ренат!..
   Тот не откликнулся, вместо него заговорил водитель:
   — Вдоль дороги идти — самое нормальное. А на открытое место я не полезу. Они сверху шмальнут — хоть ты грибником прикинься, хоть кем.
   — Дубина! Спецназ на лес кидать не будут, он по шоссе приедет. Им за тобой даже ходить не придется, — если ты у дороги застрянешь.
   — А так — шмальнут, — упрямо повторил водитель. — Макушку твою увидят, и кобздец! Как в тире.
   — Дурак ты...
   — Дурак не дурак, а я пойду. Там же встречаемся?
   — Там же... Он у нас оптимист, — сказал Петр после того, как водитель, ломая сучки, двинулся к городу.
   — Что, думаешь, убьют нас? — осторожно спросил Виктор.
   — Зря ты вернулся. Шизика твоего мы бы где-нибудь на станции выбросили, он бы им даже как свидетель не сгодился. А теперь соучастие... При нашей статье — пахнет пожизненным. «Анлимитед», как Ренатик выра жается. Обгадили мы Витюше-подкаблучнику всю его фартовую биографию.
   — Что за статья-то? — поинтересовался Мухин. — разбой?
   — Ха, разбой... Статейка у нас, Витя, ужасная. От слова «ужас» происходит.
   — Терроризм?!
   — Ни амнистий, ни условно-досрочного — никаких тебе ништяков. Однозначно «крытка», срок от пятнадцати. Если на волю и выйдешь, то старый, фиксатый и синий от наколок.
   «А в ШИЗО нет телевизора...» — вспомнил к чему-то Мухин. Любил Витюша блатные песни. Романтики, что ли, ему не хватало? Сглазил, идиот...
   — Петр, ты Бориса знаешь? — спросил он неожиданно.
   — Черных? Кто ж его не знает... А ты-то где с ним познакомился? Или так, по слухам?
   — Что-то среднее. Я с ним общался, когда... ну, как это...
   — Ясно. Повезло тебе. Вот Ренат сколько его ни ищет — без толку.
   — Ты не в курсе, как Борис ко всему этому относится?
   — К чему «к этому»?
   — Ну... ко всем вашим делам.
   — По-моему, Борису до фонаря. Он у нас небожитель, его исключительно проблемы мироздания волнуют. Все, что мельче Вселенной, не замечает принципиально.
   — Ты то же самое про ментов говорил...
   —В смысле?..
   — Про серость людскую, про то, что обычный человек понять нас не может. А мы точно так же не понимаем Бориса...
   — Толковый ты мужик, Витя. Только разговор этот не ко времени затеял... Что там у нас? Вроде на облет пошел...
   Мухин задрал голову. Вертолет, чуть наклонившись, начал удаляться. Гул винтов понемногу стихал.
   — Он нас сторожил, а видеть не видел, — сказал Петр. — Будет круги над тачкой описывать. Или сейчас уйдем, или никогда. Ты как хочешь, а я через дорогу.
   После договорим.
   — Значит, выживем?
   — Обязательно. Только не здесь. Здесь-то, конечно, вряд ли...
   Он отклеился от дерева и дружески ткнул Мухина кулаком. Виктор, не отрываясь, смотрел ему в спину — сознавал, что теряет драгоценные секунды, но все смотрел и никак не мог отвернуться.
   Петр продрался сквозь кусты и, пригнувшись, побежал к шоссе. Ему нужно было преодолеть пятьдесят метров до дороги, шесть полос асфальта и еще метров десять до леса на той стороне. Виктор почему-то был уверен, что у него получится. У таких всегда все получается — и хорошее, и плохое.
   Петр поднялся по насыпи, но тут же шарахнулся назад — из-за близкого поворота, издав басовитый гудок, выскочила фура. Красный брезент на кузове полоскался, как несусветно длинное знамя, и вместе с ним реяли черные, лихо изогнутые буквы: «М.Е. G.A. — TRANS Ltd».
   Это было не имя робота... И это были не галлюцинации... «Старайся перейти в мегатранс»...
   Борис предупреждал, а Мухин принял его слова за собственный бред. Все так... Об этом Петр и говорил — о неспособности понять. Ведь это было просто — вылезти из «Лендкрузера» и дождаться машины Бориса.
   Просто — когда знаешь...
   Мухин попробовал разглядеть того, кто сидел за рулем, но кабина была слишком высокой, в окне болталась пижонская занавесочка, и к тому же фургон ехал очень быстро. В просвете между деревьями уже появился второй, затем третий...
   Грузовики двигались целым конвоем. Петр нетерпеливо приплясывал на обочине, но дальнобойщики его не пропускали.
   Виктор посмотрел на небо и рванул к болоту. Часы он из дома не взял, но чувствовал, что сейчас где-то между пятью и шестью утра. Таблетка продержит его в этом слое примерно до семи или половины восьмого, за это время он должен как минимум добраться до города.
   Вертолет рокотал где-то справа, и Мухин решил, что милиция окончательно сбилась. Прыгая между здоровенными метелками высохшей травы, он молился, чтоб не подвернуть ногу, и продолжал прислушиваться.
   С дороги донесся визг тормозов и чьи-то лающие крики, через секунду оттуда, куда ушел водитель, застрекотали автоматные очереди. Стреляли сразу человек пять — не жалея патронов, вычесывая лесополосу вдоль и поперек. Виктор на миг замер, но разобраться, кого уже убили, а кого только ловят, было невозможно. Он глубоко вздохнул и помчался еще быстрей.
   Мухин как раз достиг середины лужайки, когда из-за березок слева вдруг вылетел второй вертолет — армейский, темно-зеленый. «Ми-8» с квадратным вырезом в корпусе повис низко над землей и многозначительно покачал хвостом.
   Виктор увидел спаренный пулемет, и молодого стрелка на вертящемся стуле, и то, что солдатику жуть как охота пострелять и что командир, кажется, не сильно возражает...

Глава 11

   Председатель Госбеза Шибанов в жизни был еще более обаятельным, хотя больше, казалось бы, уже некуда. И умеренные залысины, и сталь на висках, и морщинки вокруг глаз — все работало не на минус, а на плюс. Лицо у него было крупное, породистое — кого другого такой нос и такие уши сделали бы плебеем, а Шибанову они лишь добавляли шарма.
   «Бабы от него писают кипятком, — равнодушно отметил Мухин. — Впрочем, был бы у него рахит — они бы все равно писали. Председатель ГБ — не хрен в стакане...»
   — Ну что, нормально? — Шибанов закинул ногу на ногу и сцепил пальцы на колене.
   Руки у него были большие и волосатые, словно специально созданные для того, чтоб душить врагов народа. В юности его наверняка принимали за боксера, в молодости — за бандита. В полтинник Шибанов был похож на типичного гэбиста. И говорил он тоже как типичный гэбист.
   — Виктор, когда я задаю вопрос, надо отвечать.
   — Ага... Нормально...
   Нормально Мухину стало лишь теперь, спустя два часа. До этого ему было настолько ненормально, насколько это вообще возможно. Виктор лежал пластом и готов был променять этот мир на любой другой — только бы без похмелья. Он принял три таблетки тетратрамала, но они почти не помогли. Он просил четвертую — Люда предупредила, что для мужского организма это не очень полезно.
   И таблетки, и воду она носила ему прямо в комнату. Константин однажды заглянул в дверь, убедился, что Виктор еще жив, и на этом его участие закончилось. А Людмила продолжала к нему заходить, вернее, она лишь иногда выходила — освежить полотенце или наполнить грелку льдом. Все делала она — поправляла ему подушку, слушала пульс, лопотала что-то бессмысленное, но такое успокаивающее... С ней было приятно болеть. Виктор медленно кивал и благодарно заглядывал ей в глаза — Люда по-доброму улыбалась и тоже кивала.
   — Нормально, — повторил Мухин. — Показания давать способен. Вы же за этим явились?
   — Естественно, — не моргнув, согласился Шибанов. — Вопрос первый: сколько раз ты виделся с Петром Ереминым?
   — Без предисловий, да?.. Ответ первый: два раза. Если это тот Петр, о котором я думаю.
   — Вопрос второй: зачем?
   — Это у него надо спросить. Сначала он меня подстерег на улице Возрождения. Не здесь, а там, где ее нет. И еще — сегодня ночью. Он на дачу ко мне приехал.
   — Это там же было, — уточнил Шибанов.
   — Да, в том же слое.
   — Зачем ты туда полез? На встречу?
   — Не лез я никуда! Я вообще думал, что он меня там убил...
   Шибанов потряс ножкой и вынул из кармана две разломанные ампулы.
   — А!.. это да, — подтвердил Мухин. — Потом уже я драйвер специально принимал. Но я Петра не искал!
   — Драйвер... — задумался Шибанов. — О чем еще говорили?
   — Об Америке побеседовали, — сказал Виктор, глядя ему в глаза. — Печально от чужих людей узнавать, кто ты такой на самом деле. Но если свои скрывают...
   — Тебе обязательно сейчас? Славы вкусить? Так рано же еще. Эвакуация через месяц.
   — Обидно мне, господин Председатель...
   — А ты не обижайся, господин Президент. И не совершай странных поступков. Если человек темнит в мелочах, значит, он скрывает что-то крупное. Это не детективный штамп, это сущая правда.
   Мухин удрученно посмотрел в пол, покусал ноготь и наконец поднял глаза на Шибанова. Председатель Госбеза все это время сидел чуть подавшись вперед, словно ожидая клятв и оправданий.
   — Я не темню... — выдавил Виктор. — Спросите еще, я отвечу. А не нравлюсь — ищите себе другого президента.
   — Шантажировать меня не надо, — ласково произнес Шибанов. — Это, как правило, плохо кончается. Ты наш слой Петру называл?
   — Называл?! Слои же не имеют ни номеров, ни имен. Если б я и захотел...
   — Значит, желание есть... — как бы для себя проронил Шибанов. — Назвать слой нельзя, можно его показать. Или еще лучше — привести Петра с собой. В следующий раз он его сам найдет.
   — Учите, да?
   — То, что Петру известна улица, ни о чем не говорит. Он не знает, в каком слое наша база. А мы не знаем, в каком — его. Не там случайно, где вы виделись?
   — Нет, они тоже в трансе были. Если только не врут. Нет-нет, точно! В своем слое они бы вели себя тише, а в этом стреляют налево-направо...
   — Хорошо, — сказал Шибанов и изобразил на лице что-то вроде возрождающегося доверия. По всей видимости, Мухин должен был заплясать от счастья. — Сколько их было-то?..
   — Трое.
   — В разговоре никаких деталей не проскальзывало? Названия, события. Может, сорт пива, марка машины...
   — Нет. Если Петр опасен, ликвидируйте его оболочку в этом слое.
   — Советуешь? — серьезно спросил Шибанов, поднимаясь. — Как ты здесь? Я, например, без окна жить не смог бы, — заметил он, и Мухин сообразил, что допрос окончен.
   Председатель выглядел не просто умиротворенным, а явно довольным, чем именно — непонятно. Виктор с
   облегчением вздохнул.
   — Люди везде живут, — сказал он.
   — Ты уж потерпи, недолго ведь. Месяц, а то и меньше... Ты теперь знаешь, почему мы тебя отсюда не выпустим. Тело твое целого мира стоит,
   — Душа, — возразил Мухин.
   — Тело, Витя. Вот это самое тело, которое местный деятель проквасил, коноплей прокоптил и с шалашовками грязными протрахал. Случись что — перекинет тебя отсюда, и ищи потом по новой... О душе бессмертной потрепаться приятно, да. Только душа без тела — это пшик... Ну а Борис что тебе говорил? — спросил Шибанов и резко развернулся.
   Улыбочки не было и в помине. Секунду назад Мухин думал, что Председатель полезет обниматься, предложит выпить на брудершафт, а он, оказывается, заход конем делал. Одно слово — гэбуха...
   — Борис?..
   — Да, Борис Черных. Здесь мы с ним не свиделись, не удалось.
   — Разговора-то никакого не было. Так, междометия... Когда я впервые вашу капсулу попробовал... ох и мерзость!..
   — Сейчас не об этом, — перебил его Шибанов. — Ну?..
   — Борис просил, чтоб я его подождал, только я ничего не понял. Я решил, что это был Костя.
   — А потом?
   — Потом еще раз...
   Виктор принялся лихорадочно вспоминать, рассказывал ли он какие-нибудь подробности — тогда, на кухне с Людмилой. Председатель был прав, с мелочами надо поосторожней. Не вспомнив ровным счетом ничего, Мухин сказал:
   — Возможно, Борис хочет мне что-то передать.
   — И это все? — спросил Шибанов после паузы.
   —Да.
   — И больше вы с ним не общались?
   — К сожалению. — Виктор хотел развести руками, но подумал, что это будет уже перебор. — Мне и самому любопытно. Он же такой... легендарный.
   — Легенды про него, не иначе, Людмила складывает?
   — С вами трудно, — признался Мухин. — Не знаешь, где шутка, а где компромат. Должность ваша давит.!
   — Для того она и нужна, чтоб давить, — снова как бы пошутил Шибанов. — На сегодня, пожалуй, хватит.
   — По какой хоть статье я у вас прохожу? — поинтересовался Виктор.
   — "Измена родине", — хмыкнул Председатель.
   Мухин засмеялся, но неохотно.
   — Какой родине-то? У меня же их теперь много.
   — А всем сразу. — Шибанов вышел в коридор и, позвав Константина, увел его за угол, к узлу связи.
   Виктор направился на кухню, но по дороге свернул в ванную. Задвинув щеколду, он пустил воду погромче и сел на пол. Дружеский допрос вымотал его хуже отход -няка. Голова раскалывалась, впору было опять идти за обезболивающим.
   Мухин пытался проанализировать свои ответы, но все как-то мешалось и валилось в кучу. Если б он представлял, что хотел выяснить Шибанов, ему было бы несравненно легче, но Председатель его только смутил и, кажется, этим удовлетворился.
   Снаружи потеребили ручку. Виктор раздраженно глянул на дверь и тихо выругался. Ручку дернули снова,! и он узнал манеру Людмилы — она и в прошлый ра лезла, как к себе домой.
   Действительно, это была она. Обнаружив Виктора н:
   полу, Люда не удивилась — заперла дверь, присела н, край ванны и закурила, будто только за этим и пришла Секунд десять она, щурясь, как кошка, смотрела на струн в раковине, потом закрутила кран с горячей водой и до бавила холодной.
   — Душно... — сказала она. — Ну что, сильно он тебя выпотрошил?
   — Дай сигаретку, — попросил Мухин. — Спасибо... Я не въехал, чего ему от меня надо.
   — А ничего. Профилактика.
   — Понятно... Я уж думал — подозревает меня в чем-то. Про Петра выпытывал.
   — Не расстраивайся, он всех подозревает. А Петра здесь давно уже нет, с этого мы и начали. Просто у Шибанова плохое настроение. Вроде на Макарова покушались.
   — На коммерсанта нашего?
   — На нашего, да. А почерк — Рената. Ты, я слышала, с ним уже познакомился?
   — Быстро у вас тут новости расходятся, — усмехнулся Виктор.
   — Напильники, паяльники... Я раньше Ренатика за пустозвона принимала. Пока в деле его не увидела. g общем, Макарова из гранатометов обстреляли. Человек двадцать или двадцать пять — все, кто вокруг был уже в морге.
   — И Макаров?
   — Ему повезло.
   — Надо же, какой везучий! — высказался Мухин. — Стало быть, это я конкурентов навел...
   — Не злись ты на Шибанова. Он мужик мировой, столько для нас сделал... И для тебя в том числе — еще до того, как ты сюда перекинулся.
   — Правда? Для оператора, что ли?
   — По-моему, у вашей студии проблемы были большие. Какой-то фильм вы там сняли...
   — А, «Дети подземелья», это с молодыми...
   — Не надо мне подробностей, — перебила Люда. — Так были проблемы-то?
   — Дума на нас окрысилась, фильм запретили, студию хотели разогнать. Но все утряслось.
   — Кто утрясал-то?
   — Шеф, — искренне ответил Виктор. — Или... Это Шибанов нам помог?!
   — А кто же! Они с Немаляевым боялись, что ты без работы останешься. Наркотиками торговать начнешь, а то еще куда вляпаешься. Вот Шибанов и посодействовал. У него на некоторых депутатов... короче, есть у него к ним подход.
   — Догадываюсь... Вы меня здесь давно пасли, да? И не только здесь. Сколько раз Костя меня прикончил?
   — У него и спроси, — невозмутимо ответила Людмила. — Сколько надо, столько и прикончил. Зато в итоге ты здесь оказался, на базе. А смерти свои ты даже и не помнишь, он ведь не тебя убивал — отражения.
   Люда затушила окурок о крупную каплю в раковине и поискала глазами, куда бы его деть. Правая пола халата выбилась из-под пояса и отвисла — Виктору подумалось, что, если исхитриться, можно туда заглянуть.
   Главное, чтоб Людмила ничего не заметила, а то несолидно получится. Он мог бы, конечно, не исхитряться, а сидеть на месте, но для этого у Мухина было маловато выдержки.
   — Ноги затекли, — проронил он, пересаживаясь на ванну.
   Людмила достала из кармана какую-то бумажку и, завернув в нее окурок, вручила Виктору.
   — Пусть у тебя руки табаком воняют, ладно? — сказала она. — Ванна длинная, можно на полметра отодвинуться.
   — Мне и так удобно, — ответил Мухин, косясь на ее грудь. — Что-то я дяди давно не видел...
   — Дяди? — переспросила Люда.
   — Твоего дяди. Сан Саныча, — медленно выговорил он.
   — Ах, моего дяди Сан Саныча... — покивала она. — У него дела в городе.
   — В городе, да?.. — озадаченно произнес Виктор. — А где город? В России или, может, в Эквадоре?
   — Уже проинформировали? В Эквадоре у Немаляева дел больше нет. Только памятник, — спокойно ответила она. — И что это меняет?
   — Почему вы скрывали? Почему мне кто-то другой все это рассказывает — и про вас, и про меня самого?
   — Ты не спрашивал.
   — Как я мог спрашивать, если ничего не знал?
   — Как я могла рассказать, если не знала, что тебя это интересует?
   — Забавный у нас разговор получается...
   — Ты, помнится, жаловался, что работа на порностудии тебе не нравилась, — выразительно произнесла Людмила, запахивая халат. — Ну-ка отсядь от меня.
   — Да что ты ерунду какую-то несешь?! — возмутился Мухин. — Очень надо к тебе заглядывать!.. Я что, ребенок? Чего я там не видел?
   — Надеюсь, ничего... — Она поднялась и открыла дверь.
   За дверью оказался Константин. Он удержал Людмилу и, шагнув внутрь, перевел взгляд на Виктора.
   — Ну и чем вы тут занимались?
   — Костя, не валяй дурака.
   — Курили. Я же просил!.. Еще чем баловались?
   — Угомонись, кретин, — сказал Мухин.
   — А ты вообще заглохни, — процедил Константин.
   — Че-его-о?!
   — Пусти! — крикнула Люда. — Тесно тут втроем.
   — А вдвоем не тесно было?
   — Морду тебе разбить? — прошипел Виктор.
   — Щас свою собирать будешь!
   — Да пусти ты меня! — возмутилась Людмила.
   — Стоять!!
   — Эй... — раздалось в коридоре. — Дайте умыться, придурки.
   В дверях появился Сапер — всклокоченный и опухший, как после недельного загула.
   — Что не поделили? Женщину?
   — Я ее не делю'!
   — Я сама не делюсь!
   — Ну-к выметайтесь, — подытожил Сапер. Скандал переместился на кухню — Виктор хотел было поучаствовать, но увидел, что Костя с Людой справляются и без него. Бестолково потоптавшись в коридоре, он ушел к себе в комнату и завалился на кровать.
   Жить в этой банке предстояло еще целый месяц, и он не знал, выдержит ли. За первые сутки он уже поцапался с Константином, разочаровался в старом фашисте Немаляеве и возжелал жену ближнего. Хотя назвать Костю ближним было бы натяжкой и Людмила ему пока не жена, а все ж нехорошо...
   Включив телевизор, Мухин попал на выпуск новостей, и ведущая сразу же заинтриговала его некой «сен-цией». Какие в субботу могут быть сенсации, Виктор не представлял, однако новости оставил.
   — Российские ученые-химики разработали уникальную технологию переработки сырой нефти, не имеющую аналогов во всем мире, — объявила дикторша. — Изобретение позволяет существенно снизить затраты на производство бензина и других нефтепродуктов. Само же производство из экологически вредного превращается в безопасное.
   Экран показал нефтяную вышку, потом длинную-предлинную трубу, потом танкер и черный прибрежный песок, похожий на взрыхленный асфальт. В песке ковырялась перепачканная мазутом птица.
   — По оценке специалистов, данное ноу-хау опережает нынешнее развитие науки на десять-пятнадцать лет, — вещал голос за кадром. — Одна только продажа технологии за рубеж сулит... — ведущая споткнулась о непривычное слово, — сказочные прибыли. Детали пока держатся в секрете, но США и Франция уже выразили желание приобрести технологию. Некоторые эксперты полагают, что продажа ноу-хау позволит России сократить внешний долг на сорок-шестьдесят процентов. Переходим к другим новостям...
   Виктор убрал громкость и рассеянно поиграл пультом.
   — Порошочек...
   Он все ждал упоминания фамилии Пущина, пока не сообразил, что в этом слое Пушин может играть на кларнете, летать в космос или обувать лохов на вокзале — и не иметь к химии ни малейшего отношения. Вероятно, так и было, иначе зачем Людмиле понадобилось соваться в тлеющий слой и получать от Ренатика пулю в сердце.
   Мухин подложил руки под голову и мысленно приставил к стене резной письменный стол. По углам — два телефона: в Кремль и в Пентагон. Нет, еще третий — в ЦРУ. А друзьям звонить по мобильному... На стену он добавил шелковый флаг и фотографии в золотых рамках: Шустрофф и семья, Шустрофф и Римский Папа, Шустрофф играет в гольф. Загорелый, белозубый, прочитавший три страницы из Библии и пару новелл из студенческого альманаха. Уверенный, фатально успешный. Респектабельный: в носках за триста баксов и в кроссовках за полторы тысячи. Женщины плачут и возбуждаются. Мужчины тоже плачут и гордятся. Дети мечтают быть достойными... Анкл Шуст! Президент, не отдавший приказа бомбить Россию. Спасший мир. Подучивший в награду титул английского лорда, орден Дружбы народов и коробку сигар от Фиделя Кастро... Не сейчас, через месяц. Надо дождаться.