Прошкин Евгений Александрович. Слой Ноль

   Корзун недовольно на нее покосился, потом с превосходством оглядел остальных.
   — Да уж выведал, — веско произнес он. — Установку, или Изделие, построили как альтернативу атомной бомбе, точнее — альтернативу проигрышу в ядерной войне... еще точнее, как версию абсолютного проигрыша. Попросту говоря, эта установка — генератор большой «Китайской ничьей». Кстати, те, кто над ней работал, так ее и называли.
   — "Китайская ничья"? — недоуменно переспросил Немаляев.
   — Вот именно. В случае победы наиболее вероятного противника... или какого-нибудь еще, пусть и менее вероятного. Изделие должно было уничтожить все. Как минимум всю планету, но, поскольку в Советском Союзе подобные объекты строили с десятикратным запасом...
   Людмила подавилась соком и, прокашлявшись, принялась отряхивать кофту.
   — Дата постановки на боевое дежурство — второе января тысяча девятьсот пятидесятого года, — продолжал Корзун. — Принципиальное устройство интересует? Профессор Фаворский, работавший в группе Капицы... ну, собственно, он тогда был еще не профессором, а обычным политзэком... из третьей волны, послевоенной.
   — Много лирики, — нахмурился Шибанов.
   — Что-то я не соображу... — признался Борис. — Аппарат, вызывающий конец света? Ладно, допустим. Но какое он имеет отношение?..
   — Год сходится, — обронил Мухин. — Пятидесятый.
   — Но его же пока не включили. Если бы включили, то...
   Корзун присел на подлокотник и тихо проронил:
   — Изделие работает.
   Люда хотела поставить стакан, но не донесла его до столика, и сок полетел прямо на юбку.
   — Его включили, — промолвил Корзун. — Второго января тысяча девятьсот пятидесятого года. На холостом ходу, если можно так выразиться... Чтобы войти в штатный режим, Изделию требуется тридцать семь суток, поэтому его не глушат. Современная война — это война быстрая, и ждать целый месяц, пока оно снова запустится, невозможно.
   — Изделие работает... — завороженно повторил Константин. — Давно уже работает... И мы все живем при конце света. Дайте мне выпить...
   — И это еще вхолостую! — подчеркнул Ренат. — А если ее того, на полную катушку, а?!
   — Я думал, конец света будет похож на какой-то салют, — сказал Петр. — А тут что-то вялотекущее...
   — Оказывается, конец света похож на крушение Вавилонской башни, — печально ответил Борис.
   — Да нет же, какой конец? — воскликнул Мухин. — Изделие работает вхолостую. Его еще не запустили... А пока я тут Президент... — Он посветлел лицом и снял ненавистный галстук. — Вовик!..
   — Виктор Иванович... это все брехня. Извините, конечно...
   — Дурачок ты, Вовик. Как думаешь, в чьем ведении эта бандура? Минобороны? ФСБ? Совбеза? О!.. Хм, а почему я о ней не знаю?!
   — Слушай, Матвей Степанович, — сказал Шибанов. — И ты, пятое колесо в телеге, взял и вот так запросто добыл эту информацию? У себя на складе?
   — Не запросто, — ответил Корзун с обидой. — Совсем даже не запросто! Начать с того, что меня чуть не угробили бандиты...
   Корзун машинально потер запястья, но они были чистые — на наручниках в ангаре он висел не здесь, или, вернее, висел не он. Тот, кого чуть не угробили, в настоящий момент, надо думать, уже находился в морге.
   — А можно подробней о твоих друзьях? — настойчиво произнес Шибанов. — Такая опасная информация существует только частями. Чтобы собрать ее воедино, нужно допросить человек сто, и не технарей с отвертками, а ведущих конструкторов. А сразу и всё знают лишь единицы. Между прочим, Президент может и не знать, — добавил он специально для Мухина. — Незачем гражданским забивать голову такими секретами. Сегодня ты Президент...
   — Сегодня кент, а завтра мент! — вставил Ренат.
   — ...а завтра ты свободный человек, со всеми из тебя вытекающими... — закончил Шибанов.
   Доводы были сугубо абстрактны, но звучали почему-то убедительно. В салоне возникла напряженная тишина, при этом Ренат невзначай отодвинулся от Корзуна подальше, а Петр, наоборот, пересел на соседнее кресло. Сам же Матвей остался невозмутим.
   — Друзья у меня нормальные, не хуже ваших, — сказал он. — А ты, — он повернулся к Шибанову, — если такой умный, ответь мне на один вопрос.
   — Ну?..
   — Зачем мне врать?
   — Да! — обрадовался Ренат. — Какой смысл?
   Шибанов открыл рот и сделал рукой некое вводное движение, но возразить оказалось нечего.
   — Я всего лишь поделился сомнениями, — буркнул он.
   — Если я солгал, это скоро выяснится, — сказал Корзун. — Прибудем на место, вы удостоверитесь, что Изделия нет... — Он нехорошо зыркнул на Шибанова. — И куда я потом от вас денусь? И зачем мне все это счастье? Я мог бы дома сидеть, с пивом у телевизора, и...
   — Все, все. — Костя дружески потрепал его по плечу. — Не обижайся, он всех подозревает, работа у человека такая... Хотя в другом слое он надувал резиновые игрушки, и у него это неплохо получалось.
   — Здесь он водопроводчик в жэке и справляется неважно, — едко заметил Корзун.
   Впереди хлопнула дверь — не просто хлопнула, а отлетела от стенки с дребезгом, и в первом отсеке появился Сапер. С бутылочкой красного вина. Уже пьяный.
   — А... кто... за рулем?.. — заикаясь, произнесла Людмила.
   — Руля в самолете нет, — ответил Сапер со значением. — Есть штурвал. Не боись, Люська, там автопилот. Ему без меня даже лучше. Слушайте, а нормальный портвешок в Аэрофлоте! Я посмотрел — целая коробка. А еще беленькая, и виски-миски всякие. Нескучно долетим!
   — Тебя же вроде закодировали... — сказал Константин.
   — Закодировали, да. Но они же не оболочку кодируют, а мозги. Мозги-то у меня чистенькие. А тело требует градуса.
   — Этого мы не учли... — заметил Немаляев. — Ты тогда сразу выпей побольше и баиньки. А к утру чтоб проспался.
   — Ха, там и на утро хватит! — заявил Сапер.
   — Я чувствовала, что не долетим... — пробормотала Люда. — Автопилот... он нас посадить сможет?
   — Теоретически, — мрачно сказал Вовик. — При идеальных условиях. Которых на Дальнем Востоке не бывает никогда.
   —Дядя?..
   — Не переживай, посадим как-нибудь, — ответил Немаляев.
   Люду это не удовлетворило. Она рассеянно потерла залитую соком юбку и, поднявшись, пошла в туалет.
   У Виктора почему-то застучало сердце. Секунду или две он созерцал свои ногти, еще столько же наматывал на палец снятый галстук. Когда Людмила уже скрылась за перегородкой, он не выдержал и рванулся из кресла.
   Дверцу Люда не закрыла. Шерстяная юбка была длинной и узкой — чтобы подол достал до раковины, его пришлось задрать выше колена.
   — Чего тебе? — спросила она.
   Мухин мягко повернул ручку, впрочем, мягко не получилось — замок все-таки клацнул. Словно это был сигнал к атаке, Виктор шагнул к Людмиле и, не говоря ни слова, поднял юбку вверх. То, что он под ней обнаружил, его не удивило. Примерно этого он и ждал.
   — Хорошие трусики...
   — Что ты себе позволяешь?! — прошипела она.
   — Ничего особенного... Трусы сама сшила?
   — Связала. Из бабушкиного шарфика. Устраивает?
   — Вполне. — Мухин отпустил юбку, но лишь для того, чтоб распахнуть кофту.
   Верхняя булавка выдрала клок ткани, нижняя расстегнулась и повисла, угрожая острым концом.
   Виктор снова не удивился. Черный бюстгальтер сидел безукоризненно.
   «Идеальный лифчик на идеальной груди, — подумал Мухин отстранение. — И чего б ему там не сидеть?..»
   — Тоже из шарфика? Или на базаре для нищих купила?.. Твое белье долларов триста стоит.
   — О-о! Господин Президент ориентируется в ценах? А сколько стоит батон хлеба, ты не знаешь?
   — Это старая песня. — Он оттолкнул Людмилу в угол и, тут же поймав ее за болтающийся карман, сунул в него руку.
   Рядом с мятой пачкой «Пегаса» лежала плоская коробочка. Мухин достал и бросил ее на полку. «Вог» с ментолом. Почему бы и нет?..
   — На хлеб-то тебе хватает... — промолвил он. — Для кого этот маскарад? Для меня?.. Испытывала?!
   — Ты чересчур много о себе... — сонно начала Люда, но Виктор схватил ее за локти и ударил о стену.
   — Испытывала, да?! Ну и дальше что?
   — Ничего.
   — Как ничего? Что значит «ничего»?! Приперлась, как старуха, думала... Что ты думала?.. Ты тут на мне опыты ставишь, да?
   — Не ори...
   — Опыты?! — сказал он еще громче. — Какую тебя любить буду, какую не буду... Страшную, типа, не буду бедную разлюблю, а с костылем бы пришла... тогда... — Виктор вдруг иссяк и, тяжело дыша, привалился к раковине. — Что ты молчишь?..
   — Да...
   — Что «да»?
   — Эта наша оболочка... — чуть слышно сказала Люда. — Других у нас больше не будет. Мы возвращаемся к нормальному состоянию. К единственному телу...
   — И ты решила завернуть его в эту вонючую тряпку...
   — Я должна была отрезать себе ногу?
   — Да зачем?.. Зачем это все?! Проверить?
   — Ты меня уже убил... когда-то. Теперь у меня не осталось выбора. Последнее тело. Тот, кто хоть раз тонул, потом долго боится воды.
   — Вода — тупая стихия...
   — Ты еще хуже. Страшней. Ты мятущийся гаденыш, в котором слился десяток разных личностей.
   — Как в каждом из нас...
   — Возможно. Но тебя я вижу со стороны... и не вижу в тебе ничего хорошего.
   — Я тоже... — Мухин вытряхнул себе сигарету. — Тоже в тебе не вижу... Дура. Стерва. Капризная бабища...
   — Кто бабища? — возмутилась Люда. — Это я бабища?!
   — Боевик в чулках. И в трусах за двести баксов... в дамских...
   — В каких же мне еще быть?..
   — Киллер с сиськами... и... с... — Виктор, не отдавая себе отчета, почти уже ничего не соображая, расстегнул на ней лифчик.
   — И с такими... и с такой... — прошептал он, хмелея, проваливаясь вместе с самолетом в воздушную яму и даже не пытаясь из нее выбраться. — С такой...
   Сломанная сигарета упала на пол, за ней свалились обе пачки, потом с мягким шелестом шмякнулись сразу кофта и юбка. И через секунду — пиджак.
   «Надо было лететь на казенном, — осоловело подумал Виктор. — Там у меня диван...»

Глава 34

   —Господин Президент...
   Мухин решил, что это пьяный сон.
   — Господин Президент!
   Пьяный сон, который невозможно отогнать.
   — Виктор Иванович!
   — Чего тебе?..
   Он приоткрыл один глаз — сверху нависло кислое лицо Вовика. Свет в салоне горел еле-еле, над Мухиным лампочка и вовсе погасла — вероятно, стараниями вездесущего начбеза. Рядом, укутавшись в пиджак самого Президента Российской Федерации, уютно сопела «боевик в чулках». От этого не хотелось ни вставать, ни шевелиться, ни просыпаться — никогда.
   — Где летим? — спросил Виктор, зевая.
   — Полтора часа до Хабаровска.
   — Посадку запрещаю, — бросил он, мучительно разгибая затекшие колени.
   — Без дозаправки не дотянем, Виктор Иванович. «Ил» не дельтаплан, его кормить надо. Но я сейчас не об этом хотел сказать... — Вовик помялся. — Я тут, пока вы отдыхали, справки навел. Об этом аппарате...
   Слово «отдыхали» прозвучало без какой бы то ни было издевки. Начбез искренне верил, что лишняя минута президентского сна важнее, чем счастье целого города, и если уж брал на себя грех будить Мухина, то исключительно по делу.
   — Ну. И что?.. — Виктор аккуратно вылез в проход и помахал руками. В позвоночнике хрумкало, это было чертовски приятно.
   — Ничего, Виктор Иванович. Все, что он вам доложил, — про «Китайскую ничью», про боевое дежурство... все это бред сивой кобылы.
   Мухин прекратил свои упражнения — так резко, что пошатнулся и схватился за соседнюю спинку. Под клетчатым аэрофлотовским пледом недовольно задвигались.
   — Прилетели? — спросил всклокоченный Немаляев.
   — Да рано же еще... — отозвался с переднего кресла Борис.
   — Слушайте! — сказал Виктор. — Ну, продолжай, -., обратился он к Вовику.
 
   — Изделие было. Его построили и в пятидесятом году запустили. Здесь все сходится.
   — Почему это «было»? — насторожился Мухин.
   — Потому что его демонтировали. В конце пятьдесят шестого года его уже не было.
   — Значит, это Хрущ, зараза... — выдавил Немаляев.
   — Всю техническую документацию уничтожили, железки отправили в печь, а котлован, где это находилось, залили бетоном. Ученые, занимавшиеся проектом, получили госпремии, ордена и дачи в хорошем месте, А летом в их поселке случился крупный пожар... Институт был расформирован. «Почтовый ящик», на котором собирали Изделие, перепрофилировали на космос. Монтажников раскидали по всей стране. Через год-два их следы, как правило, теряются... До сегодняшнего дня о факте существования аппарата знали только три архивные крысы с нулевой формой допуска.
   — С нулевой? — переспросил Мухин.
   — У нас с вами ее никогда не будет, — ответил Вовик. — Да она и не нужна. В архиве ничего не осталось. Ну, может, финансовые отчеты или пара служебных записок... Это не то, Виктор Иванович.
   В салоне уже никто не спал. Облака в иллюминаторах порозовели, но не расступились. Казалось, самолет летит низко над расстеленным полем ваты, срубая крылом пушистые клочки.
   — И все это ты разнюхал за три часа? — угрюмо поинтересовался Шибанов.
   — У меня много должников.
   Шибанов резко встал и подошел к сателлит-блоку.
   — Трубка холодная! — победно объявил он.
   — Это запасной. Я пользовался другим. — Вовик указал на второй телефон.
   Мухин сам пощупал трубку — ее явно держали в руках, и держали долго. Начбез кому-то звонил. Вопрос в том — кому...
   — Ствол я у тебя отнял, так ты решил мозги нам прополоскать, — догадался Шибанов.
   — Отнять ты у меня ничего не можешь, — спокойно возразил Вовик. — Это была моя воля. Я на службе.
   «Вопрос лишь в том, у кого...» — снова подумал Виктор.
   — Короче, ты намекаешь, что мои сведения — вранье?! — прошипел Корзун.
   — Не вранье. Это хорошая, грамотная деза. В ней есть главное: частица правды. То, что установить легче, например дата запуска, совпадает. Фамилия руководителя проекта — тоже. Действительно, Фаворский, и начинал он действительно в лагере. А все остальное не стыкуется. Особенно место. Здесь ты крупно ошибся: этого аппарата вроде как и не было, но, где он стоял, найти нетрудно.
   — Витя, он же заслан Макаровым, — сказал Шибанов.
   — Витя, я его кончу, — предложил Ренат.
   — Не так скоро... — ответил Мухин. — И где же это место? Не на острове?
   — В центре Москвы, Виктор Иванович, — проговорил Вовик, глядя ему прямо в глаза.
   — Значит, Изделие в Москве... И мы летим не к нему, а как раз таки от него.
   — Куда мы летим, мне вообще непонятно. В пятьдесят шестом году его разрушили, — напомнил начбез.
   — Да, ты уже говорил... Точный адрес неизвестен?
   — Улица Возрождения. Там, где сейчас находится дом двадцать один.
   Все расхохотались так, что задрожали крышки багажных полок. Не смеялся лишь Вовик.
   — То есть в двадцать первом доме, да? — уточнил Мухин с издевкой.
   — По косвенным данным, штуковина была здоровенная. А здание стоит на саркофаге. И оно до сих пор закрыто. Строили его не для заселения, а для контроля.
   Прокашлявшись, Мухин глубоко вздохнул. Начбеза он знал как родного, хотя и понимал, что его могла подменить личность перекинутого. Точно так же, как он сам подменил здесь настоящего Президента. Впрочем, с таким же успехом можно было поставить под сомнение и рассказ Корзуна... Одно слово против другого слова — и никаких иных аргументов. Только желание или нежелание поверить.
   — Развеселил ты нас, Вовик, — сказал Мухин, снова вздыхая. — Даже Матвея Степаныча... Матвей! А ты-то чего ржешь? Ты-то здесь что смешного увидел? Улица Возрождения — прикольное название, не правда ли? Особенно дом двадцать один... Или у тебя какие-то личные ассоциации?
   —Личные...
   Виктор глянул на Шибанова, и тот, все еще досмеиваясь, невзначай приблизился к Корзуну. Возле кресла он споткнулся, и Матвей вдруг странным образом очутился на полу. Оценить исполнение приема мог, наверное, один Вовик, остальные ничего особенного и не заметили. Корзун почему-то привстал, перевалился через подлокотник и рухнул животом на ковровую дорожку — все за какую-то долю секунды. Спустя еще мгновение Шибанов прижимал его шею коленом.
   — Нужны ремни, — сказал он.
   Вместе с Вовиком они скрутили Корзуну руки и ноги и, накинув ему на горло петлю, соединили все это в удушающую связку. Усадив Матвея обратно, Шибанов отряхнул ладони.
   — Можно было и раньше догадаться...
   Мухин кивнул и лишь потом понял, что Шибанов имеет в виду не всех. Самого себя из числа недогадливых он, видимо, исключал.
   — Ну-ну... — молвил Виктор.
   — Какой-то отставной физик на каком-то задрипанном складе получил сверхсекретную информацию... Если она недоступна даже для Президента...
   — Речь о разных слоях, — возразил Мухин.
   — Дело не в этом, — сказал Борис. — Секретность любой информации относительна. Странно другое. Он очень легко пошел на контакт.
   — Для этого мы его и убили, — пожал плечами Мухин. — Вернее, сдали его оболочку в Сибири. У этой... у Змейки.
   — Вот я и говорю: слишком легко. Не ты его сдал, Витя. Он сам себя сдал. Разве нет?.. Похоже, Макаров услышал, что ты ищешь Матвея Корзуна, и нашел его первым. И подложил под тебя... ну ладно, под нас... Подложил, как шлюшку-наводчицу.
   Корзун хотел что-то ответить, но Ренат перегнулся через спинку и ударил его по ушам.
   — Он с самого начала меня тревожил, — признался Борис.
   — И ты молчал...
   — А что, у нас были варианты? Не было. Теперь мы что-то получили. Изделие в Москве — это раз. Оно не в этом слое — два.
   — Да прекратите вы! — воскликнул Корзун. — Изделие находится на Курилах, это все, за что я могу поручиться. Где нулевой слой, а где сорок восьмой — ищите сами. То, что информацию быстро достал... Ну, повезло мне, кто виноват?! Надо было недельку подождать, а потом говорить, тогда бы поверили... Идиотизм! А то, что я тебе, Витя, сам же про скит заброшенный рассказал... а ты туда спецназ выслал... Так это не меня характеризует как гниду. Тебя, Витек, тебя... Почему ты не мне веришь, а этому псу цепному?! Если на Кетое нет Изделия, вы меня убьете.
   — Само собой, но это не так страшно. Мы же не в нулевом слое.
   — Не я вас сюда привел! — Корзун отчаянно дернулся, но ему под кадык врезался узкий брючный ремень.
   — Привел я, — сказал Мухин. — Очень уж правдоподобно все выглядело. Там, на складе, был Олег — доктор из «Дела врачей»... Мы с ним и в первую встречу хорошо так поговорили, почти по душам.
   — Это тот, которому ты разнес голову креслом? — осведомилась Людмила.
   — Ну-у... В общем, он ведь тогда правду мне сказал. Хотя и дозированную. А на складе — уже нет. А я почему-то... Лоханулся я, короче. Теперь-то ясно, что это была многоходовка Макарова. По-моему, классная комбинация.
   — По-моему, тоже, — мрачно высказался Шибанов.
   — Значит, Корзуна они убивать не собирались, — проговорил Борис. — Им нужно было убедить нас, что он крайне ценен.
   — И заодно пустить нас по ложному следу.
   — Но все так здорово сходилось!.. — Мухин с ненавистью посмотрел на Матвея, потом на Рената, и тот, истолковав взгляд по-своему, врезал Корзуну еще раз.
   — Не увлекайся, он должен жить! — прикрикнул Борис. — Мы еще не все выяснили. Собственно, ничегошеньки мы не выяснили...
   — Почему же... — сказал Шибанов. — Сапер! Ты в норме? Разворачивай самолет.
   — Куда разворачивать?! — заорал Вовик. — Топлива только до Хабаровска. Для меня ваш треп — это пустой звук, но падать будем вместе.
   — Макаров нам что-то приготовил. Либо на этом острове, либо прямо в аэропорту. Знать бы...
   — Долетите — узнаете, — хмыкнул Корзун, пытаясь сдуть повисшую на носу каплю крови.
   — Матвей спрашивал, зачем ему врать, — неожиданно сказала Люда. — По-моему, врут для того, чтобы скрыть правду.
   — Логично, — похвалил Борис. — Логично и совершенно непонятно. Действительно, Макаров мог заминировать этот поганый остров... Кстати, он большой?
   — Одна сопка из воды торчит, — ответил Вовик.
   — Заминировать, допустим, мог... Круто, конечно, если из-за нескольких оболочек топить остров, пусть и тухленький... Нет, не то. Наезд на склад мне не понравился сразу. Макаров так тонко подвел к нам Корзуна, так естественно познакомил Виктора с этим Олегом, будь он проклят... А потом сам же дал понять, что эти пельмени из одной кастрюльки... Топорно. Как будто задумывал некую сложную партию, но вдруг... Заторопился?..
   — Заторопился, — поддержал Мухин, — и мощную заготовку потратил на ерунду. Потому и купил меня. В голову же прийти не могло!..
   — Возможно, Макаров уже у цели и ему нет резона экономить, — сказала Люда. — Тогда ему выгодно послать нас в любую сторону, лишь бы мы оказались подальше. Например, в этом слое... И еще занять нас каким-нибудь долгим и интересным процессом, вроде этого полета. А наш друг Матвей даже не пытается особо возражать, потому что ему неважно, о чем мы говорим. Важно, что мы говорим, говорим, говорим... и продолжаем тут сидеть, точнее, висеть над тайгой.
   — Значит, отправил нас подальше... — задумался Борис. — Любопытно. Ты знаешь, а я соглашусь, пожалуй. Подальше... то есть не куда, а откуда. Вот в чем соль...
   — Как это «откуда»? — удивился Ренат. — Где ты ворота из швеллера заказал? Где нас чуть не положили всех?!
   — Грубовато... — возразил Борис. — Такая тонкая игра и такой намеренно безвкусный ход... Люди с автоматами — матерятся на всю округу, стреляют не сильно метко...
   — И к тому же в том слое Макаров собирает статистику, — сказал Виктор. — А в нулевом это бессмысленно, поскольку после миграции в нулевой... — Он осекся и, прищурившись, похлопал себя по ноге. — Погодите-ка... Макарову не нужен нулевой слой, у него совсем другая идея... Но это мы так решили. Если допустить, что все-таки нужен, тогда легко догадаться, откуда он нас спровадил.
   — Остался пустяк: понять, где это находится, — сказала Людмила.
   — Может быть, Матвей Степаныч с нами поделится? — вкрадчиво произнес Ренат, обходя его кресло и как бы прицеливаясь. — Я видел такую книжку, «Атлас человека» называется... Так в этом человеке столько костей!.. Сапер! Ты не помнишь, клещи в ЗИПе есть?
   — Как же мне страшно... — насмешливо ответил Корзун.
   Ренат на мгновение замер и резко рубанул его по шее.
   — Тише! — прошипел Борис. — Пока он в этом слое не подох, Макаров не узнает, что мы передумали. Начальник, сколько нам до Хабаровска?
   — Около сорока минут, — откликнулся Вовик.
   — А оттуда до Южно-Сахалинска?
   — Часа четыре примерно.
   — Так... На дозаправке мы должны быть еще здесь, иначе господин Президент вылезет из самолета и все станет ясно. А вот после Хабаровска, как только взлетим... н-да, четыре часа, маловато... Но мы их все-таки выигрываем. Это время — наше.
   — Боря, я рад твоему оптимизму, — хмуро сказал Мухин. — Я даже готов тебя расцеловать, хотя такие порывы мне и не свойственны. Но я, к сожалению, не вижу повода. Мы пока выясняем, что нам не нужно. Мы этим занимаемся уже не первый день. Много навы-ясняли, много слоев отбраковали. Но только нулевого... Боря!.. нулевого слоя мы до сих пор не нашли. И улица Возрождения... не слишком ли красиво у нас совпало?
   — Ничего не совпало, — ответил Немаляев. — Нам нужна была база — укрепленная, с хорошим оснащением и в черте города. Шибанов выбрал замороженный служебный объект, правильно? Если б не Изделие под фундаментом, вряд ли этот дом принадлежал бы Комитету. Вряд ли он вообще был бы построен, если б Изделие не уничтожили. Ты сам-то ничего о нем не слышал?
   — Да у нас и вопросов этих не возникало, — растерялся Шибанов. — Какое Изделие, Сан Саныч? Мы ведь к другому готовились. А что под тем бункером находится... Ну, чертежи-то я не смотрел, я же не архитектор. Да и что об этом говорить, нас же там всех положили!
   — Постойте... — вмешался Мухин. — Вы имеете в виду, что дом двадцать один по улице Возрождения строили после демонтажа? Вовик!..
   — Я уже доложил, Виктор Иванович. Здание ведомственное. Ну конечно, гэбэшка, чего там... И никто в нем не живет. И, думаю, никогда не будет.
   — И если... — Виктор испугался, что мысль вспорхнет и куда-нибудь смоется, поэтому говорил он медленно, отдельными словами: — Если... во всех слоях... ну, или во многих... если дом номер двадцать один возводили на саркофаге... то... — Ему стало еще страшней, и дальше он себя, как ни старался, сдвинуть не мог.
   — Короче, где дом не построили, там «Китайскую ничью» не разломали, — закончил за него Ренат.
   — Но таких слоев тоже, наверно, много наберется...
   — Я знаю только один такой слой, — выразительно произнес Борис.
   — И я, — подал голос Петр. — Улица Возрождения без двадцать первого дома... Бывал я там, как же!
   — Вот о нем-то мы и говорим, — сказал Мухин. — Сан Саныч! Мы ведь и с вами там встречались. Я вас довез как раз до улицы Возрождения, вы мне дорогу показывали...
   Немаляев равнодушно смотрел в пол.
   — Сан Саныч! — загорячился Виктор. — Вы там... ну, вы там вор в законе...но это ваше личное дело. Зато вы мне о Москве много рассказывали. И об этой улице... Я, дурак, слушать не хотел, а вы же и об истории той стройки знаете, и что на том месте...
   — Я там умер, Витек, — недоуменно ответил Немаляев.
   — Но вы же мне так подробно!..
   — В том слое меня нет, — сказал Немаляев, отчего-то злясь. — И никогда не было. А в покойников перекидываться я еще не научился.
   Виктор не сразу понял, на что это Немаляев сердится, а когда догадался, мгновенно от него отстал. Для Сан Саныча все уже решилось: в нулевом слое его похоронили, и если удастся выключить Изделие, он останется без оболочки.