Прошкин Евгений Александрович. Слой Ноль

   — Тридцать седьмой размер, остальное на твой вкус, — приторно улыбнулась Людмила.
   — Возьми ей куртку, — посоветовал Костя. — Под землей холодно.
   Мухин уже подошел к кассе, но обнаружил, что у него нет ни копейки. Не оказалось денег и у Петра, и у Рената тоже. Борис печально позвенел мелочью и даже не стал ее считать. Люда, то есть Игла, от кредитных карточек уже избавилась, а привычки носить с собой наличные так и не завела. Виктор дернулся было к Константину, но тот подбежал сам и протянул пустую ладонь.
   — Можно подумать, вы собрались на фуршет, — посетовал Сапер, доставая из кармана несколько стодолларовых банкнот.
   — В морге выдали премию? — осведомился Петр.
   — Это за того ублюдка. Я с ним, говорю же, всю ночь провозился. Воска пять кило!..
   Фонарей купили двенадцать штук, с запасом. К сапогам и куртке полагался подарок в виде пластмассового компаса, который Константин тут же отдал какому-то мальчишке.
   К перекрестку с улицей Возрождения, здесь — Луначарского, вернулись довольно быстро, однако минут двадцать вояж все-таки съел. Оставалось чуть больше часа.
   Костя показал на узкую арку за угловой аптекой, и обе машины направились во двор. Борису было труднее — его «Сааб» еле вписался и на выезде все же чиркнул задним крылом.
   Из трех колодцев Костя по каким-то скрытым признакам выбрал тот, что находился ближе к песочнице. Девочка лет пяти отвлеклась от погребения своей Барби и с интересом посмотрела на Мухина.
   — Умерла... — сообщила она равнодушно. Константин залез в колодец и, через минуту поднявшись, молча кивнул.
   Люда надела штормовку и, скинув туфли, взяла сапог. На черном резиновом голенище болтался бессмысленный декоративный шнурочек.
   — Шнурки-то зачем? — так же бессмысленно спросила она. — Без шнурков не было, что ли?
   — Со шнурками дороже, — объяснил Виктор.
   — Вы тоже в землю? — окликнула его девочка. — А когда назад вылезете?
   — К обеду вернемся.
   — А я уже пообедала, — гордо заявила она.
   — Значит, мы не вернемся, — пошутил Мухин.

Глава 36

   Накинув автомат на плечо, Виктор спустился и подал руку Людмиле. Костя, Ренат и Петр уже нырнули под низкий боковой свод и грохотали подошвами где-то впереди. За овальным проемом начиналась широкая труба, совершенно сухая. Идти по ней можно было в полный рост, лишь изредка со швов свисала какая-то бахрома, похожая на мертвые водоросли, и тогда Виктор наклонялся, брезгливо отводя ее фонарем.
   Семь ярких пятен прыгали по выгнутым стенам, то сжимаясь в белые круги, то вытягиваясь косыми рыжими овалами. Сзади светили фонари Сапера и Бориса — от этого на душе у Мухина становилось спокойно и почти легко. Он ревностно следил за тем, чтоб Людмила не споткнулась о кочку засохшего мусора, хотя она и не спотыкалась. Племянница Александра Александровича Немаляева, если верить людям — диктатора и тирана, если верить своим глазам — обычного живого старика, так вот, племянница этого странного и противоречивого человека была дамой вполне самостоятельной. На пересечении трубы с каким-то зловонным желобом, напоминающим грязный арык, Виктор попытался поддержать Люду за локоть, но она с досадой отмахнулась, хотя перешагнула еле-еле. Она не желала быть обузой. Люда с самого начала знала, куда и зачем идет. На пикнике она потребовала бы к себе максимум внимания, но здесь, в коллекторе, длина ресниц и объем талии не имели значения.
   Слева показалась какая-то дыра. Мухин повел фонарем — луч шероховато скользнул по ржавой стене и утонул в такой же закругленной, как все в этом подземелье, нише.
   — Нам вообще-то туда, — сказал Костя.
   Проход был гораздо уже и оказался заварен частоколом из стальных прутьев. Виктор прикинул, сколько штук нужно выломать, чтобы попасть на ту сторону, — получалось не меньше трех. Безнадега.
   — Что встали? — бросил Петр. — Тут пролезем? Нет. Тогда пошли.
   Метров через сто возникло еще одно ответвление, точно такое же. Виктор поправил сползающий автомат и для очистки совести подергал решетку — без толку.
   — "Болгарка" и удлинитель, — буркнул он. — Всех делов...
   — И еще розетка, — напомнил Борис. — И время, которого у нас нет.
   Следующий проход вел вправо и был открыт. Ренат как самый худой втиснулся в створ и покачал фонариком. В темноте проявились маслянистые стены, низкие и тесные. И еще там что-то журчало — тяжело и вязко, как нефть.
   — Не годится, — прокряхтел Ренат, выбираясь обратно. — Вот туда уходит, — он показал градусов под сорок пять к трубе, — и узкий, собака... Вы все равно не пропихнетесь, застрянете, как Винни-Пухи, а я тут буду ждать, пока вы не похудеете или пока вас крысы...
   — В общем, двигаем дальше, — перебил его Борис.
   Насколько понимал Мухин, они шли вдоль улицы Возрождения-Луначарского, постепенно забирая вправо, и слово «дальше» сейчас означало не только «дальше по трубе», но и «дальше от цели».
   Спустя минут десять свет уперся в угол — стальная труба резко оборвалась большой затопленной площадкой, за которой начиналась развилка. Два одинаковых тоннеля симметрично расходились в стороны, и Константин уверенно махнул фонарем влево. Сапер промерил прикладом уровень воды — оказалось сантиметров пять-семь, не больше. Мухин с завистью посмотрел на Людины сапоги и принялся закатывать джинсы.
   Стены в новом коридоре были сложены из ровного белесого кирпича, чуть тоньше стандартного. На некоторых попадались неясные штампы — разобрать их было невозможно, однако Мухин пару раз обнаружил «ер» в окончаниях и сделал вывод, что строили этот проход задолго до пятидесятого года.
   Пляшущие овалы света лизнули сужающиеся стены и скучились на глухой перегородке. Тупик был виден еще издали, но каждый сам по себе и поэтому про себя надеялся на Т-образный перекресток или в худшем случае на резкий поворот. В действительности случай вышел гораздо хуже: никаких поворотов не оказалось. Коридор заканчивался такой же кладкой, разве что кирпичи в ней были потолще и потемнее.
   Виктор присел на корточки и, сдув тяжелую, как копоть, пыль, принялся искать штампы. Разглядеть ему удалось мало, но он убедился, что «еры», «яти» и прочие излишества буржуйской лингвистики на кирпичах отсутствуют. Несколько штук лежало удачно, и на них проступала почти стертая, едва узнаваемая звезда с серпом и молотом.
   — Если попремся назад, вряд ли что выиграем, — сказал Константин, словно кому-то угрожая.
   Ренат без разговоров скинул автомат и, размахнувшись им как ломом, ударил в стык между тремя кирпичами. Раствор треснул и выскочил широкой цементной плиткой. Воодушевленный легкой победой. Ренат ткнул в шов раз пять или шесть, пока кирпич не зашатался. Обдирая пальцы, он вытащил его из стены, и все увидели, что за ним — тоже кирпич.
   — Ну и сколько здесь рядов? — спросил Ренат насмешливо и принялся долбить.
   Петр, секунду подумав, присоединился. В тупике было тесно, они то и дело задевали друг друга локтями, тихо переругивались, отплевывались, смахивали с лица песок и за десять минут вымотались так, что едва дышали. На полу лежали шесть кирпичей и еще одна половинка.
   — Арбайт, — обронил Петр, передавая ствол Константину.
   Виктор взял автомат у Рената — стрелять из него после подобного применения нормальный человек уже не рискнул бы.
   Еще десять минут — и семь кирпичей. Смену приняли Сапер с Борисом, Виктор же, немного придя в себя, подхватил свой ствол и прикрыл им спины. Людмила, с фонарем и пистолетом, вглядывалась в черный бездонный колодец, из которого они пришли. Колодец как бы лежал на боку, поэтому они и не срывались назад — так Мухину подумалось. А кроме того, он опасался, что впереди окажется такой же колодец и что приведет он куда угодно, только не к Изделию.
   Разбор первого ряда кладки занял больше часа. Во втором швы были прочнее, но кирпичи уже ни на что не опирались, и Ренат, выдрав из стены две штуки, вдруг провалился вперед.
   То, что открылось за перегородкой, подняло всем настроение. Тоннель шел дальше, причем стал он значительно шире и выше. Потолок был плоский, из идеально подогнанных бетонных плит, такими же были стены и пол. После округлых линий простая прямоугольная геометрия радовала глаз.
   Ренат прокашлялся и взял пыльный автомат.
   — Брось его, — сказал Петр. — Пушки есть, на всех хватит.
   — Да чего тут... пламегаситель, кажись, погнулся. Ерунда! А с пээмкой с этой несчастной сам воюй... Что застыли-то? — крикнул Ренат, пройдя метров десять. — От счастья окаменели? Вот оно! Вот он, вход!
   Все догнали Рената и остановились возле двери. Дверь была странной, то есть до жути обыкновенной — деревянной, из рамы и двух дощатых блоков, с тяжелой литой ручкой и круглой заглушкой над скважиной замка. Такие двери до сих пор можно было встретить в старых домах, но в катакомбах она смотрелась чудно.
   — Не трогать! — приказал Петр и, направив фонарь в щель, притронулся к наличнику, такому же заурядному, в струпьях потрескавшейся эмали. — Там вторая... — прошептал он.
   — Дай!.. — Сапер оттеснил его в сторону и, зажав фонарь в зубах, тихонько потянул дверь на себя. Та поддалась легко, даже не скрипнула, но, открывшись сантиметров на пять, встала, словно бы на что-то натолкнулась. — Заминировано...
   Мухин заглянул сам и увидел жгут из разноцветных проводков.
   — Может, просто сигнализация? — предположил Ренат.
   — Может, и просто... — буркнул Сапер. — А может, и не очень... Так... — Он отошел от двери и похрустел пальцами. — Дальше там что?
   Дальше по коридору, причем не так уж и далеко, был снова тупик, на этот раз капитальный, из тех же бетонных плит.
   — Ясно... — молвил Сапер. — Вы вот что... чешите-ка отсюда. Возвращайтесь к перегородке, укройтесь там как следует. А я тут... чего-нибудь попробую.
   — Ты?! — Люда посветила ему в лицо.
   — Убери, слепишь! Провода перепутаю... Ну я, я! А что? Я же сапер.
   — Какой ты сапер? У тебя имя одно...
   — Да был я и сапером. Настоящим... Ну был, говорю! Недолго, конечно...
   — Что недолго? — произнесла она с недоверием. — Ты так не шути, Саперушка...
   — Да в том слое я был недолго! — Он уже начал терять терпение. — Час где-то, полтора от силы... Но опыт остался же! Все, все, валите, времени нет, нас уже ищут — и на земле, и под землей...
   — Помочь? — осведомился Ренат.
   — Вот уж!.. — Сапер не нашел что сказать и пихнул его коленом в зад. — Ящик коньяка! — предупредил он.
   — Нема базару! — бросил, оборачиваясь, Ренат. За огрызок кирпичной стены он зашел последним, и, как только он спрятался. Сапер потянул дверь на себя. Виктору пришлось это увидеть — от начала и до конца. Все те миллисекунды, пока длился взрыв, он смотрел на Сапера — не потому, что любопытствовал или жаждал смерти, а из-за упавшего рожка. Забыл, что это опасно, нагнулся и... все увидел. Как Сапер использовал свой опыт. Что он сделал. Как он при этом глядел ему в глаза... весело и по-детски беззаботно. Дождался, пока все уйдут, и дернул за ручку. Потому что иначе он эту дверь открыть не мог. И никто из них не смог бы.
   Первое время Виктор ничего не слышал. Люда что-то кричала ему в ухо, но он только отмахивался и показывал вперед. Пять желтых конусов блуждали в пыльном мареве, и Мухин, включив свой фонарь, добавил к ним шестой, как будто от этого могло стать лучше.
   — Он даже не пытался... Он даже не пробовал... — донесся до Виктора голос Люды. — Он... Он специально это сделал... Он не ошибся, он заранее...
   — Да, он не ошибся, — ответил Мухин, перешагивая через кирпичи.
   Прямоугольный тоннель был сплошь усеян песком и бетонной крошкой. Пыль оседала медленно, словно ил, и, прежде чем Виктор сумел что-то разглядеть, прошло еще несколько минут. Время уже не играло роли. Президент Мухин летел обратно в Москву, хотя зачем — и сам, должно быть, не ведал. Войска, верные Главнокомандующему, войска, верные совести и здравому смыслу, и некое Ополчение, против кого — сказать трудно, за что — еще труднее... Виктор представил, что там происходит сейчас и что произойдет потом. Анархия, злая мать, исторгающая из своего чрева еще более злое дитя — Порядок. Если не знать об их прямой родственной связи, ничего и не поймешь. Если знать — поймешь, но все равно не остановишь. Так еще хуже.
   — Быстрей!.. — Мухина потрясли за плечо и подтолкнули к дыре.
   За толстой стеной гудела сквозняком круглая шахта с вентиляционной сеткой на потолке и металлической винтовой лестницей, круто уходящей вправо вниз. Сквозь высокие ячеистые ступени виднелась лестничная резьба, нанизанная сама на себя, — опорного столба в шахте не было, и вся конструкция крепилась к стенкам колодца.
   После полного витка над головой уступом повисли верхние ступени. Ориентироваться в этой кишке было невозможно, и очень скоро Виктор перестал понимать, где лево, а где право. Впереди разворачивался бесконечный изломанный поворот, на уровне затылка свистели по железу резиновые сапоги Людмилы.
   Петр пытался как-то следить за пройденными метрами, Ренат просто считал шаги, в итоге сбились оба.
   Наконец внизу замаячило что-то рассеянно-желтое. Лестница привела в небольшую камеру — два на два или около того — с единственным бронированным люком. Рядом с завывающей решеткой воздуховода из стены торчал мутный плафон с каким-то продолговатым светящимся элементом. Из-за решетки доносился суетливый писк.
   — Боря, а ты уверен, что мы идем туда? — спросил Ренат.
   — Да не идем, а пришли уже. Что, думаешь, это диггеры себе такую нычку построили?
   — А ведь еще назад... — уныло заметила Люда.
   — Ага... — неопределенно отозвался Виктор.
   Люк напоминал переборку на военном корабле — скорее всего, оттуда его и сняли. В центре находился большой штурвал с рукояткой. Мухин легонько тронул колесо, и оно неожиданно повернулось.
   Это был только люфт. Пройдя узкий сектор, рукоятка остановилась, и сдвинуть ее дальше Виктор уже не мог.
   На штурвал пришлось наваливаться всем. Когда Люда умудрилась еще и поджать ноги, колесо взвыло, словно издыхающий кит, и все-таки сдалось. Внутри лязгнули закисшие шестеренки, из пазов посыпались кубики окаменевшего уплотнителя, и люк, издав напоследок какой-то совсем уже немыслимый звук, отъехал от стены на длинных изогнутых петлях. Людмила приготовила фонарь, но он не понадобился — за дверью было еще светлее.
   Плоские лампы горели не то в дежурном, не то в аварийном режиме — одна из каждых четырех, но и этой четверти было достаточно: после тоннеля глаза воспринимали сумрак как нормальное дневное освещение.
   Этот вход был явно не парадным, и Виктор, переступив через широкий бордюр, очутился где-то в углу. Помещение, казалось, имело форму ромба, впрочем, скоро этот эффект пропал. На полу матово отливал серым какой-то твердый пластик, сверху давили мощные балки перекрытия. Не исключено, бункер строили под стандарт стратегического центра.
   Группа разошлась по всему периметру, постоянно переглядываясь, держа оружие наготове и убежденно ожидая нападения.
   — Эй! — негромко позвал Ренат. — Тут это... человек!
   Покрытие глушило шаги настолько, что Мухин услышал Бориса лишь после того, как тот его обогнал. Между двумя колоннами стоял допотопный канцелярский стол с кудрявой зеленой плесенью вместо сукна. За ним, уронив голову на сложенные руки, сидел человек в форме майора. Свет сюда проникал только отраженный, а то, что и можно было разглядеть, загораживала фуражка с темно-синим околышем.
   Ренат пихнул майора стволом, и тот с глиняным бряцанием развалился на отдельные фрагменты. Сухие кости цвета мореного дерева еще как-то держались вместе, череп же, беззубый и грязный, выкатился из фуражки и мелко закачался.
   — Что там у вас? — спросила Люда. — Ой, боже...
   — Да-а-а!! — разнеслось по бункеру.
   Догадаться было нетрудно. Виктор с Ренатом, гремя оружием, побежали на крик. Дубовая дверь была открыта настежь, и Мухин влетел в следующую комнату.
   Если первая секция служила чем-то вроде административного корпуса, то теперь он попал не иначе как в техническое отделение, вытянутое в длину, как коридор. Повсюду тянулись кабели — над дверьми они собирались в толстые жгуты, при этом часть из них каждый раз уходила в стену. Потолок здесь был значительно ниже и без всяких ребер жесткости — обычные плиты, как в «хрущевке».
   — Где?! — выдохнул Виктор и, еще не дождавшись ответа, просто услышав какой-то шорох, метнулся вперед.
   Борис стоял за крашеными стальными створками в конце коридора — туда Мухин и заскочил, чуть не перелетев через перила. Он оказался на узком мостике, который шел по всей стене и в дальнем углу уступами спускался на дно огромной ямы.
   Яма была весьма обустроена и напоминала сборочный цех авиазавода, вот только вместо самолета двадцатью метрами ниже обзорной площадки лежал гигантский магнит.
   Виктор не любил слова «гигантский» и ни за что бы так не подумал, но размеры магнита не оставляли ему выбора. Во внутреннем радиусе легко уместилась бы вся его квартира, любая из тех, в которых он когда-либо жил, за исключением разве что президентских апартаментов. Толщина каждого рога, квадратного в сечении, по прикидкам Виктора, достигала трех метров. Различные леса, лесенки и вспомогательные платформы с приборами, окружавшие Изделие, сверху казались разбросанными детальками от детского конструктора.
   — Не понимаю... — выдавил Мухин. — Если это ускоритель... он, во-первых, должен иметь форму кольца... и он как минимум должен быть замкнутым.
   — Во-первых, почему обязательно ускоритель? — спросил Борис. — Ты книжек, что ли, научных начитался? А по поводу его замкнутости... тут ты прав, по-моему...
   Он показал пистолетом влево, туда, где находились полюса, — если все же сравнивать Изделие с магнитом, — и Виктор увидел, вернее, уловил, что рога упираются в некую плоскость, похожую на неправдоподобно чистую, идеально натянутую полиэтиленовую пленку. Вначале Мухин принял ее за стекло, потом за зеркало, а потом уже сообразил, что мембрана не является ни тем ни другим. Поверхность не отражала и не просвечивала; понять, насколько освещена задняя стена — ведь была же тут четвертая стена! — Виктор не мог, как ни старался.
   — Я думаю, он замкнут, — повторил Борис. — Только замыкается он не здесь.
   Мухин вообразил, как левый рог проходит сквозь мембрану, описывает широкий полукруг — с любой из его квартир внутри — и возвращается обратно в виде того же рога, но уже правого. При этом магнит не издавал никаких звуков — вообще никаких, точно он и не работал.
   — Где тут рубильник? — мрачно спросил Виктор.
   — Это в соседней комнате, — сообщил, заглядывая за створки. Ренат. — И ручки, и лампочки, и вся беда...
   — Ну, что там?! — выпалил подбежавший Константин.
   — Установка... — Мухин пожал плечами и вышел обратно в коридор.
   Первая дверь после зала была открыта нараспашку. Помещение оказалось узким, как гроб. Вдоль левой стены стоял длинный нескладный пульт с крупными черными переключателями, реликтовыми стрелочными табло и тремя выдающимися вперед ручками. Каждую венчал коричневый эбонитовый шарик — именно эти шарики окончательно вывели Мухина из себя.
   — Вот это убожество?.. Оно все и сотворило?..
   — Оформлено неважно... — согласился Петр.
   — Пойду искать топор, — заявил Ренат.
   — Не дури! — Борис остановил его и подвел к пульту. — Куда ты колотить собрался? Если это на самом деле «Китайская ничья», выключить ее надо корректно.
   — Ну тогда выключай! Что здесь нажимать? Инструкция есть?
   — А вот... — Людмила подошла к ручкам и взяла какую-то книгу в мягкой обложке.
   — Да это небось детектив! — сказал Петр.
   — Нет... это... — Она растерянно протянула брошюру, показывая ее сразу всем, и Мухин, еще не читая названия, уже догадался. И застонал от ярости.
   Книжка была абсолютно новая.
   "Уголовный кодекс Российской Федерации.
   Москва, 2002 год".
   — Макаров здесь... — проронила Люда.

Глава 37

   Макаров сидел в кабинете напротив и аккуратно наливал из термоса чай.
   — Долго же вы, господа... — сказал он. — А я... — он отчаянно зевнул, продемонстрировав розовый язык, — ...с самого утра вас дожидаюсь...
   — Шибанов?.. — процедил Мухин.
   Его толкнули в спину, и из коридора в комнату завалились все остальные. Петр и Костя навели на Макарова автоматы, но тот спокойно закрыл термос и хлебнул из пластмассовой крышки.
   — Шибанов, — подтвердил он. — Вы его убили уже? Умницы... От него не убудет, а вам лишняя статейка. Хотя при ваших-то послужных списках... Вот Борис не даст соврать, правда?
   Борис повертел в руках Уголовный кодекс и бросил его Макарову.
   — Ты не швыряйся! — Тот погрозил пальцем. — Ты его наизусть знаешь, а людям почитать хорошо бы. Раз уж решили тут себе жизнь налаживать... По паре трупешников есть на каждом? — спросил он весело. — Да бо-ольше поди... Сколько там, Боря, полагается?.. За пару-то холодненьких... Здесь собрались остаться? Здесь неплохо, согласен. Гораздо лучше, чем в некоторых других местах... Но только не для вас. Кто вы тут?.. Какая-то Игла, — Макаров фыркнул и чуть не расплескал чай, — которую ищут и свои, и чужие. И, разумеется, скоро найдут... Еще ментовской начальник... с такой репутацией, что и в участковые не пойдешь. Да, Боря. — Он развел руками. — А еще ботаник... Тьфу!.. А с ними некий отмороженный субъект, — степенный поклон Ренату, — чьи фотки на каждом углу висят. Не путать с афишами...
   — Слышь, деятель, ты не боишься, что я тебе башку разнесу? — проревел Петр.
   — А, тебя забыл? Петя Еремин... Мужик. Без семьи, без работы и даже без волос. Мужик в скинхедовских ботинках. Такие, Петя, никого не убивают. Вот ведь парадокс!.. Н-да, а сидеть все равно придется. Полагаю, пожизненно. Неприятность...
   Макаров откровенно потешался. Неизвестно, сколько раз он проиграл в голове эту беседу — с тех пор, как Шибанов дал ему знать, что полет на Курилы отменяется. Он знал наперед все вопросы и ответы и считал, что теперь имеет право вот так попивать чаек, развалясь в кресле и закинув ноги на стол.
   — Дело в том, господа, — продолжал он вальяжно, — что приличных слоев в нашем золотом мире осталось мало. Боря... ведь правда?..
   — Мало.
   — Но все же какой-то ассортимент... Есть из чего выбрать. В большинстве слоев наши оболочки либо сгинули, либо находятся в таком непотребном виде, что перекидываться в них, прямо скажем, неохота...
   — Скоро будет еще меньше.
   — Если выключить Установку, не будет вообще ничего, — резко произнес Макаров. — Останется один слой. Для вас это не самый удачный выбор.
   — А что, есть варианты? — спросил Костя.
   — Вариант у нас у всех один. Шоу маст гоу он.
   — Не понял...
   — Это Изделие... или Установка... Ну да, ее же кто-то сделал и установил... В общем, эта хреновина... Вы действительно верите, что она могла изменить Вселенную? Вам от этой мысли не тошно? Вон то убогое сооружение образца пятидесятого года развалило мир?.. А?!
   — Ты хочешь сказать, что Установка ни при чем, — догадался Мухин. — И чтобы поделиться с нами этим счастливым открытием, ты торчишь тут всю ночь... Кстати!..
   — Как я здесь оказался? — угадал Макаров. — Да случайно, так же как вы. Здесь и еще запасные выходы есть, после покажу. А Установка... что значит «ни при чем»? Если б не она, ты бы сейчас не знал ничего, кроме ботаники. Пардон, биологии... Но та хреновина в конце коридора... — Он вытряхнул на пол остатки чая и, нарочито медленно закрутив крышку, с томлением посмотрел на Виктора. — Это ведь только половина Установки, причем менее значимая. Это всего лишь портал. Вы путаете вагон с паровозом, господа хорошие... Оно, конечно, простительно — паровоза-то вы никогда не видели, думали, вагон сам по себе едет... Нет, не едет. Так что и насчет первичности... или «нулевости»?.. — хохотнул Макаров, — этого слоя вы немножко того... Это не прототип. Это шаблон, снятый с прототипа и размноженный. Слой-тамбур, если уж развивать железнодорожную аналогию.
   — И в других слоях... — нерешительно начала Людмила.
   — Отражения портала, — кивнул Макаров. — Как личности, или как сути, мы все существуем в единственном числе. Так же и он, портал...
   — И когда ты сказал, что после выключения останется один слой, ты имел в виду...
   — Один — это для вас, — поддержал Макаров. — Вы просто запрете тамбур и до самого конца будете ехать в одном вагоне. Без права пересадки.
   — Вообще-то все люди так и живут, — заметил Мухин.
   — Ты же не все, Витя. Как все, ты уже не сможешь, ты привык выбирать... Вот и сейчас... Собственно, выбор у вас небогатый, господа. Вы можете остаться здесь, тогда... — Макаров потряс в воздухе Уголовным кодексом. — А можете присоединиться к избранным. С вашими-то способностями... — Он выразительно глянул на Мухина, потом на Бориса. — Перемещение по слоям без драйвера, без потери оболочки... Весьма ценное качество, оно вам еще пригодится, планы-то ведь у нас большие... Ну и остальных возьмем. На моих условиях, — подчеркнул он.
   — Значит, способности — наши, условия — ваши, — произнес Виктор.
   — Примерно так. Согласись, для ультиматума это довольно мягко.
   В коридоре вдруг что-то заскрежетало, и Мухин, выйдя из комнаты, обнаружил ползущие по потолку трещины. Штукатурка отваливалась параллельными дорожками, и вскоре по краям одной из плит проявились узкие щели. Плита вздрогнула и медленно пошла вверх. По бокам сыпался мелкий мусор, но совсем немного — видимо, сверху перекрытия старательно расчистили.