Страница:
— Это точно, Настенька, не с простыми, — заверила теща.
«Отцепитесь, жабы, — подумал Мухин. — Может, мне еще орден дадут. Посмертно. И не здесь».
Вслух же он сказал:
— Хватит галдеть. Тут же микрофоны кругом.
— Ну и пусть! — повысила голос жена. — Лично мне срывать нечего. Я в тюрьме не сидела.
— Мы с Настенькой в тюрьме не сидели, — подтвердила теща. — У нас анкета чистенькая.
Прессинг длился с самого утра. Если б женщины добивались от Виктора чего-то конкретного, они бы давно дали это понять, но ничего конкретного им не было нужно. Просто они хотели сорвать на ком-то злость отомстить за свой страх и растерянность, а, кроме Мухина, под руку никто не подвернулся. Мстили ему.
Виктор бессмысленно подвигал переполненную пепельницу — ботаник за три часа выкурил целую пачку. В горле першило, а легкие сдавило так, что само их название казалось врачебной ошибкой. Сухой язык требовал пива. Пива в доме, разумеется, не было.
Мухин вскрыл новую пачку «Винстона» и вытащил сигарету.
— Покури, Витенька, покури, — ласково произнесла Светлана Николаевна. — В тюрьме у тебя таких не будет. Там, говорят, только без фильтра. А ты, Настенька, правила почитай.
— Какие еще правила, мама?
— Как передачи ему собирать. Будешь арестанту своему яблоки носить, печеньице... Носки вязать научишься. Таких на юга не отправляют... А ведь я предупреждала!
Виктору сделалось совсем муторно. Если б не сволочь Корзун, он бы сюда больше не сунулся. Ни-ни!.. Ни за какие блага. Даже ради третьего президентства. Но Корзун... Шибанов наседал покруче обеих дамочек, да и новую капсулу Немаляев выдал только под поимку шпиона. У Председателя ГБ что-то всерьез не ладилось по службе, и ему как воздух нужна была маленькая победа. И Мухин снова отправился туда, где об него вытирали ноги.
Ему было тяжело — гораздо тяжелей, чем Суке или Вику. У первого были хоть какие-то оправдания — стечение обстоятельств, приход Дури, обыкновенная невезуха. Второй, катаясь по заплеванному полу, верил, что неприятности у него временные.
У ботаника же не было ни того ни другого — ни оправдания, ни надежды. Он сам позволил двум недобрым женщинам устроиться у него на шее и прекрасно понимал, что стряхнуть их оттуда уже не удастся. Виктор удивлялся тому беспросветному кошмару, в котором жил этот ботаник. Пока не сообразил, что ботаник — это он сам и есть.
— Робу арестантскую новую хоть дадут или с покойника снимут? — поинтересовалась Светлана Николаевна.
— Мама, что ты говоришь! — всплеснула руками Настя. — Там все в спортивных костюмах ходят, я по телевизору видела. У Витюши есть хороший «Адидас», мы ему в прошлом году на Черкизовском рынке купили.
— Где «там»? — хмуро спросил Мухин.
— В тюрьме, Витенька, — охотно отозвалась теща.
— На зоне, — уточнила жена.
Бабы откровенно глумились, да так складно, будто все отрепетировали заранее. Виктор уже хотел вступиться — не за себя, за долбаного ботаника, но в этот момент зазвонил телефон. Аппарат на длинном шнуре перенесли в коридор, на колченогий пристенный столик, ламинированный под какие-то ценные породы. Обрадовавшись поводу, Мухин вскочил и рванулся вон из кухни.
— Витя? — сказали в трубке.
— Да, я.
— Здравствуй, Витя. Это Борис.
— Как... какой Борис? — растерялся Мухин. — Ты?! Как ты меня нашел?
— Ох, Настенька, опять у него что-то сомнительное, — подала голос теща. — Чует мое сердце, быть беде. Виктор демонстративно развернулся к ним спиной.
— Это проще, чем ты думаешь, — ответил Борис. — Сколько тебе здесь осталось?
Мухин взглянул на часы.
— Три с половиной. Я только пришел.
— Врет, врет... Ну врет же! — возмутилась Светлана Николаевна. — Только пришел он, посмотрите! Он же никуда и не ходил сегодня.
— Мама, застегните пасть! — рявкнул Виктор.
— Что, семейные проблемы? — догадался Борис.
— О-о-о... — печально протянул он.
— Выскочить не желаешь? Погуляем, воздухом подышим.
— Да у меня планы были... Я ведь сюда не от хорошей жизни влез.
— Понимаю. Сан Саныч умер, — неожиданно сказал Борис.
— Как?!
— А что ты переполошился? Он уж не мальчик, пора ему — кое-где, потихоньку... Погоди, ты что подумал-то? Он здесь умер, здесь. Там, у вас, пока вроде тьфу-тьфу... Там он бодренький.
Мухин с облегчением вздохнул:
— Когда это случилось?
— Сегодня похороны, Витя. Сходим, помянем старика. Поговорим заодно.
— Хорошо, Борис. Где и во сколько?
— Поняла? — вякнула теща. — Теперь и Борис какой-то завелся. Подведет нас под монастырь...
Виктор положил трубку и внимательно посмотрел на женщин. Отобрав из жаргонов порнушника и наркодилера слова наиболее проникновенные, он уже собрался выдать тираду, но, постояв с минуту, раздумал и пошел в спальню. Бисер перед свиньями пусть мечут сами свиньи.
Распахнув скрипучую дверцу гардероба, Мухин приподнял стопку твердых пододеяльников и достал из-под нее старое тертое портмоне.
— Куда?! Не тронь! — взвизгнула, влетая в комнату, супруга.
— Что, за деньгами полез? — угадала на кухне Светлана Николаевна. — Вот так, Настенька...
— Чего ты орешь? — сказал Виктор. — Я же не все возьму.
— Ничего не возьмешь! — заявила жена.
— Ты уверена?
— Оставь деньги, — прошипела Настя и отвратительно сузила глаза.
Видимо, на ботаника этот прием действовал. На ботаника, но не на Мухина.
— Я тебе запрещаю, — жестко сказала она.
— Что-о?! Ты — мне?.. Запрещаешь?..
— Повезло с зятьком... — не утерпела Светлана Николаевна. — А я предупреждала!
Виктор открыл портмоне и вытащил из обоих кармашков две пачки банкнот. Настя решительно шагнула вперед, но он выставил указательный палец, и она остановилась — даже не понимая почему. Наверное, что-то было в его взгляде — непривычное, незнакомое. Не от ботаника.
— Замри, тварь, хуже будет, — сказал он. — И ты тоже, слышь?
Отщипнув от пачки на глазок, Мухин сунул деньги в карман, остальное широко рассыпал по полу и пошел на кухню за сигаретами.
— Слышь, нет? — снова обратился он к теще. — Иди, Настя там бабки уронила. Собирайте, вам же нравится.
— Вот ты какой... — трагически произнесла теща. — С двойным дном человечек.
— Я не человечек, — выдавил Виктор, медленно склоняясь над Светланой Николаевной.
Его вторая мама была седенькой и худенькой, как воробушек, с маленьким сморщенным личиком и тонкой шейкой. Мухин мог бы переломить ее двумя пальцами, и сейчас ему этого хотелось. Кажется, теща уловила его колебания и сжалась так, что стала слишком мелкой даже для воробья.
— Мама, запомните: я не человечек. Я Витя Мухин.
— Что ты, что ты, Витя... — испуганно залебезила теща. — Я вообще в чужие дела не лезу... В ваши семейные... Пожалуйста! Ты мужчина, тебе и решать...
Он одобрительно кивнул и, дойдя до прихожей, объявил:
— Вернусь вечером. Чтоб никаких мне вопросов! Встретить радушно, на столе — праздничный обед: мясо, Два салата, водка.
—Да что за праздник, Витюша? — спросила жена.
— Сама придумаешь.
Покинув квартиру, он повернул ключ на два оборота и прислушался. Внутри тут же возобновился монолог:
— Предупреждала я тебя, дурища! Звони в милицию немедленно! Ты телефон его следователя не потеряла? Вот и звони. Звони и не спорь! Пусть этого бандита за решетку сажают, а то ишь, отпустили! Добренькие за наш счет! Нечего ему тут... Ведь в любую минуту удавить может, бандюга!
— Совершенно верно, Светлана Николаевна! — крикнул Виктор через дверь. — В любую минуту!
Не услышав в ответ ни звука, он щелкнул пальцами и, пританцовывая, направился к лифту.
Сан Саныча хоронили на Новодевичьем. Когда Борис сказал об этом по телефону, Мухин сразу не сообразил, что человека простого в центре Москвы не закопают. Потом ему и вовсе было не до того — мысли перескакивали то на тещу, то на Матвея Корзуна. И, лишь увидев на набережной длинную вереницу «Ауди», «БМВ» и «Мерседесов», Виктор осознал, куда он приехал.
Инспектор остановил встречное движение, и кортеж свернул в сторону кладбища. Первым шел огромный черный катафалк на базе «Линкольна». За ним Виктор насчитал двадцать два автомобиля, все — иномарки. Машины, как и подобает, еле тащились, но обгонять их он не посмел и скромно пристроился на своей «девятке» в самом хвосте. Проезжая перекресток последним, он обратил внимание, что на руке у инспектора надета черная повязка. Мухин невольно подумал, как бы он хотел быть преданным земле — с почестями или без. И неожиданно для себя понял, что ему на это наплевать.
У дороги ему кто-то помахал, и Виктор, заметив Бориса, прижался к тротуару.
— Вот и снова свиделись, — сказал тот, пристраиваясь на переднее сиденье. — Здравствуй, Витя. «Добрый день» здесь говорить не принято.
В этом слое Борис оказался лет на семь моложе. Он был крепок, коротко стрижен, и у него на подбородке откуда-то взялся давний белый рубец. В остальном он почти не изменился, и Мухин узнал его сразу.
— Привет, — ответил Виктор. — Припаркуюсь где-нибудь, и пойдем. Я из-за этих опоздал, — он показал нa процессию. — Мы успеваем?
— Без покойника не похоронят, — буркнул Борис, косясь на «Линкольн».
— Так это нашего Сан Саныча везут?! И-и... кто же он здесь? В смысле, был.
— Сейчас народ из тачек вылезет — сам увидишь. Кортеж заехал на территорию кладбища, и Виктор, поразмыслив, двинул следом.
— Не суйся, — сказал Борис. — Пешочком полезнее будет. Вон там остановись.
—Нельзя, знак висит.
—Знак — не человек. Тормози, я разрешаю.
—А, тогда другое дело, — язвительно ответил Мухин, но «девятку» все же поставил там, где велел Борис.
Дверцы многочисленных иномарок открылись почти синхронно. Из них показались шикарные эксклюзивные туфли — ни одной похожей пары, — затем брюки, пиджаки и головы. Задавать дополнительные вопросы было бессмысленно.
— Сан Саныч был вором старой закалки, — сказал Борис. — Вымирающий вид...
По мере того как люди выходили из машин, Виктор стал их различать. Среди приехавших проститься с Немоляевым были и молодые «быки», на которых костюм сидел, как седло на корове, и бригадиры — мужчины лет тридцати-сорока с лицами незлыми, но строгими; были и тихие благообразные дедки, одетые в определенном смысле скромно.
— Тут тебе и авангард, тут тебе и классика, — продолжал комментировать Борис. — Сан Саныча все уважали. Правильный он был. Умел презирать деньги, как и положено вору. Не сорить ими, не в кабаках от купюр прикуривать... Он умел их игнорировать.
— Деньги-то? Я их тоже игнорирую.
— Скорее, Витя, это они тебя игнорируют.
— Можно и так сказать, — равнодушно ответил Мухин. — Откуда ты все это знаешь? Про Немаляева. С неба увидел?
— С земли, — молвил Борис, показывая ему удостоверение.
Шрифт под фотографией был мелкий, единственное что сразу бросалось в глаза, — это тревожный заголовок: «Министерство внутренних дел Российской Федерации».
— Я у Петра тоже корочку видел, — сказал Виктор.
— И я видел... — с недоброй улыбкой произнес Борис. — Нет, у меня настоящая. Ладно, пойдем, а то правда, без нас зароют.
Народу на похоронах оказалось гораздо больше, чем Мухин мог представить, — видимо, некоторые ждали уже на месте. Могилу обступили плотным кольцом, по прилегающим дорожкам прохаживались блеклые типы вроде шибановских.
— Чего мы приперлись-то? — разочаровался Виктор. — В затылки им дышать?
— Ну, в затылки дышать нам не позволят. Иди за мной.
Борис обменялся взглядами с человеком из охраны, и его пропустили вперед. Мухин, комплексуя из-за своей белой ветровки, тащился сзади, но не отставал.
— Ты что, на самом деле мент? — шепнул он.
— Обычный мент сейчас и на километр не подойдет. Я, Витя, генерал-майор. А еще слово скажешь — можем туда же отправиться, прямо за Немаляевым.
Гроб у Сан Саныча был под стать ботинкам прощавшихся — сплошной «от кутюр». Цветом он напоминал пристенный столик в квартире Мухина, но здесь был, разумеется, не ламинат и не шпон. С каждого бока было прикручено по четыре массивные позолоченные ручки, впрочем, Мухин не исключал и того, что они целиком отлиты из золота. Сейчас, в его присутствии, в землю закопают целое состояние, как будто организаторам похорон вдруг стало обидно, что Сан Саныч был не жаден до роскоши при жизни, и на его смерти они решили протранжирить все те деньги, которые не успел растратить покойник.
Борис с Виктором вежливо протиснулись к гробу. Утопая в белоснежном шелке, там лежал тот самый старик, что показывал дорогу к несуществующей улице Возрождения. Мухин был к этому готов, он несколько раз повторил себе, что Немаляев — совсем другой человек, обитающий в другом мире, но все же, увидев его здесь, почувствовал комок в горле. Это был Сан Саныч — загримированный и оттого еще более мертвый.
Народ вокруг хмурился, но ни одного плачущего Виктор не нашел. Не плакала даже племянница.
Заметив в первом ряду Людмилу, Мухин повернулся к Борису, но тот надавил ему на плечо и тихо сказал:
— Не дергайся. Это местная.
Виктор и сам уже понял. Люда стояла между двух дюжих парней, позади толклись еще три человека, занятые не столько панихидой, сколько безопасностью женщины.
Людмиле была к лицу всякая одежда, и даже засаленная телогрейка ее не портила, в черном же она выглядела просто сногсшибательно. Глаза она спрятала за зеркальными стеклами, но Мухин видел, что слез под очками нет.
Нарядный священник громко читал молитву, возле него быстро, но не суетливо ходили двое служек. Прощающиеся, изредка покашливая, смотрели в землю.
— Ну и все, пожалуй, — прошептал Борис. — Пойдем отсюда.
— Погоди...
— Горсть земли бросить желаешь?
— А кто он тебе был? Друг, родственник?.. Не надо на кладбище долго находиться. Ни к чему это.
Они так же аккуратно пробрались назад, и Борис, снова кому-то кивнув, повел Виктора к воротам.
Едва Мухин завел мотор, как на кладбище что-то ухнуло. «Девятку» ощутимо качнуло. После взрыва сразу же прозвучали еще два — не таких мощных, похожих на раскаты от первого. Плющ на кованой ограде сорвало, но увидеть, что случилось у могилы, Виктору все равно не удалось — Немаляева хоронили слева от главной аллеи за деревцами.
— Поехали, — спокойно сказал Борис.
— Там Людмила была!
— Это не она, во-первых... Во-вторых — была, — выразительно произнес Борис. — Рвануло грамм семьсот не меньше. Да еще небось с гайками. Поехали, Витя.
Развернувшись, Мухин направил машину к набережной. Проезжая мимо ворот кладбища, он притормозил и попытался разглядеть хоть что-то, но, кроме нескольких мечущихся фигур, ничего не увидел. Людмилы среди них не было.
— Там же еще батюшка стоял... и пацаны эти с ним... — выдавил Виктор.
—Да...
— Что «да»?!
— Не нужно, Витя, мне в глаза так смотреть. Не я их убил.
— Но ты... ты ведь догадывался, что будет взрыв?
— Я этого не исключал, — холодно ответил Борис.
— Все менты одинаковы...
— Что ты несешь? — возмутился Борис. — Если б не один добрый мент, ты бы сейчас в пресс-хате сидел. Петр же двоих лейтенантов убил. Там, на шоссе. Мы своих людей никому не прощаем.
— По машине Ренат стрелял, — возразил Мухин.
— Эх, длинный же у тебя язык...
— Что, действительно будешь его искать?
— Я — нет. А оболочка будет, для нее это важно. Bидишь, какой молодой, а уже генерал-майор.
— Слушай-ка!.. — спохватился Виктор. — Мне одного человека прощупать требуется. Человечка, вернее. Помоги, а?
— Тебе это очень нужно?
— Заказ Шибанова. Он меня там живьем жрет!
— Да где тебя только не жрут, Витя! Ладно, давай...
— Корзун Матвей Степанович... — Мухин перечислил все, что помнил. — Я даже телефон его знаю.
— Откуда?
— Из справочной.
— Гениальная простота! — хохотнул Борис. — Больше так не делай. Никогда, понял? Все справочные в оба конца работают. И если твой Корзун будет найден с пробитой головой, первым прихватят тебя. Что надо-то?
— В нашем слое этого Корзуна ЦРУ завербовало. Шибанов хотел брать, а тот на дно залег. Вот мне и велели прикинуть, что это за «дно», в каких оно краях.
— Задачка. Он же не тот...
— Да все понятно, Боря! — воскликнул Мухин. — у него здесь и семья другая, и работа, и даже размер обуви другой может быть. Но... ты попробуй, а?
Борис кому-то позвонил и, перечислив анкетные данные, добавил только одно слово: «связи».
— К вечеру будет тебе Корзун со всеми потрохами, — заверил он.
— К какому вечеру? Мне два часа осталось!
Застонав, Борис опять набрал номер.
— Это горит, — сказал он. — Через час доклад.
— Через час тоже поздновато... — произнес Виктор.
— Ты что, совсем охренел?
— Да не проживем мы с тобой этот час, — ответил Мухин и показал вперед.
Дорога под мостом была перекрыта двумя черными «Чероки». Между джипами, у гранитного парапета, за фермами моста — везде стояли люди со вскинутыми автоматами. Сзади, неумолимо сокращая дистанцию, приближалась «Газель» с хлопающими дверцами кузова — видимо, грузовичок угнали на скорую руку, прямо от магазина.
Слева за рекой движение было активным и даже чрезмерно: машины носились туда-сюда, скапливались У светофора и вновь срывались с места. Стреляй хоть из станкового пулемета — там никто не услышит. Здесь, в районе, отравленном фабрикой и старой ТЭЦ, не было ни души.
— Хорошее местечко, — оценил Борис. — Значит будем прощаться, Витя. Водитель ты неважный, так что я на тебя не надеюсь.
— Ага... — молвил Мухин, не снижая скорости. — Ну, прощай тогда...
В ту же секунду машина споткнулась о шквальный огонь. Лобовое стекло моментально потеряло прозрачность и тяжелой мокрой скатертью рухнуло в салон. «Девятку» завело вбок и понесло по дороге кувырком. Мухин почему-то вспомнил, что багажник на крыше он так и не снял.
«Что, придурок, перед смертью подумать не о чем? — взбеленился он. — Умирай достойно, кретин. Серьезно умирай, без всяких там багажников...»
«Девятку» перестало кидать, но тащило еще несколько метров, пока она не уткнулась ободранным крылом в заднее колесо «Чероки».
Мухин открыл глаза и с недоверием посмотрел в окно.
Окна как такового не было, от него осталась сплющенная треугольная амбразура, в которой небо почему-то лежало внизу, а земля висела сверху. Но гораздо сильней Виктора смущал запах бензина. Этого запаха было слишком много, и он был везде.
Мытый скат с выпуклым словом «Goodyeaр» зацепил «девятку» и откатился. До Мухина донеслось короткое шипение. Он не сразу сообразил, что это за звук. Потом все же припомнил.
С таким звуком зажигается спичка.
Глава 21
«Отцепитесь, жабы, — подумал Мухин. — Может, мне еще орден дадут. Посмертно. И не здесь».
Вслух же он сказал:
— Хватит галдеть. Тут же микрофоны кругом.
— Ну и пусть! — повысила голос жена. — Лично мне срывать нечего. Я в тюрьме не сидела.
— Мы с Настенькой в тюрьме не сидели, — подтвердила теща. — У нас анкета чистенькая.
Прессинг длился с самого утра. Если б женщины добивались от Виктора чего-то конкретного, они бы давно дали это понять, но ничего конкретного им не было нужно. Просто они хотели сорвать на ком-то злость отомстить за свой страх и растерянность, а, кроме Мухина, под руку никто не подвернулся. Мстили ему.
Виктор бессмысленно подвигал переполненную пепельницу — ботаник за три часа выкурил целую пачку. В горле першило, а легкие сдавило так, что само их название казалось врачебной ошибкой. Сухой язык требовал пива. Пива в доме, разумеется, не было.
Мухин вскрыл новую пачку «Винстона» и вытащил сигарету.
— Покури, Витенька, покури, — ласково произнесла Светлана Николаевна. — В тюрьме у тебя таких не будет. Там, говорят, только без фильтра. А ты, Настенька, правила почитай.
— Какие еще правила, мама?
— Как передачи ему собирать. Будешь арестанту своему яблоки носить, печеньице... Носки вязать научишься. Таких на юга не отправляют... А ведь я предупреждала!
Виктору сделалось совсем муторно. Если б не сволочь Корзун, он бы сюда больше не сунулся. Ни-ни!.. Ни за какие блага. Даже ради третьего президентства. Но Корзун... Шибанов наседал покруче обеих дамочек, да и новую капсулу Немаляев выдал только под поимку шпиона. У Председателя ГБ что-то всерьез не ладилось по службе, и ему как воздух нужна была маленькая победа. И Мухин снова отправился туда, где об него вытирали ноги.
Ему было тяжело — гораздо тяжелей, чем Суке или Вику. У первого были хоть какие-то оправдания — стечение обстоятельств, приход Дури, обыкновенная невезуха. Второй, катаясь по заплеванному полу, верил, что неприятности у него временные.
У ботаника же не было ни того ни другого — ни оправдания, ни надежды. Он сам позволил двум недобрым женщинам устроиться у него на шее и прекрасно понимал, что стряхнуть их оттуда уже не удастся. Виктор удивлялся тому беспросветному кошмару, в котором жил этот ботаник. Пока не сообразил, что ботаник — это он сам и есть.
— Робу арестантскую новую хоть дадут или с покойника снимут? — поинтересовалась Светлана Николаевна.
— Мама, что ты говоришь! — всплеснула руками Настя. — Там все в спортивных костюмах ходят, я по телевизору видела. У Витюши есть хороший «Адидас», мы ему в прошлом году на Черкизовском рынке купили.
— Где «там»? — хмуро спросил Мухин.
— В тюрьме, Витенька, — охотно отозвалась теща.
— На зоне, — уточнила жена.
Бабы откровенно глумились, да так складно, будто все отрепетировали заранее. Виктор уже хотел вступиться — не за себя, за долбаного ботаника, но в этот момент зазвонил телефон. Аппарат на длинном шнуре перенесли в коридор, на колченогий пристенный столик, ламинированный под какие-то ценные породы. Обрадовавшись поводу, Мухин вскочил и рванулся вон из кухни.
— Витя? — сказали в трубке.
— Да, я.
— Здравствуй, Витя. Это Борис.
— Как... какой Борис? — растерялся Мухин. — Ты?! Как ты меня нашел?
— Ох, Настенька, опять у него что-то сомнительное, — подала голос теща. — Чует мое сердце, быть беде. Виктор демонстративно развернулся к ним спиной.
— Это проще, чем ты думаешь, — ответил Борис. — Сколько тебе здесь осталось?
Мухин взглянул на часы.
— Три с половиной. Я только пришел.
— Врет, врет... Ну врет же! — возмутилась Светлана Николаевна. — Только пришел он, посмотрите! Он же никуда и не ходил сегодня.
— Мама, застегните пасть! — рявкнул Виктор.
— Что, семейные проблемы? — догадался Борис.
— О-о-о... — печально протянул он.
— Выскочить не желаешь? Погуляем, воздухом подышим.
— Да у меня планы были... Я ведь сюда не от хорошей жизни влез.
— Понимаю. Сан Саныч умер, — неожиданно сказал Борис.
— Как?!
— А что ты переполошился? Он уж не мальчик, пора ему — кое-где, потихоньку... Погоди, ты что подумал-то? Он здесь умер, здесь. Там, у вас, пока вроде тьфу-тьфу... Там он бодренький.
Мухин с облегчением вздохнул:
— Когда это случилось?
— Сегодня похороны, Витя. Сходим, помянем старика. Поговорим заодно.
— Хорошо, Борис. Где и во сколько?
— Поняла? — вякнула теща. — Теперь и Борис какой-то завелся. Подведет нас под монастырь...
Виктор положил трубку и внимательно посмотрел на женщин. Отобрав из жаргонов порнушника и наркодилера слова наиболее проникновенные, он уже собрался выдать тираду, но, постояв с минуту, раздумал и пошел в спальню. Бисер перед свиньями пусть мечут сами свиньи.
Распахнув скрипучую дверцу гардероба, Мухин приподнял стопку твердых пододеяльников и достал из-под нее старое тертое портмоне.
— Куда?! Не тронь! — взвизгнула, влетая в комнату, супруга.
— Что, за деньгами полез? — угадала на кухне Светлана Николаевна. — Вот так, Настенька...
— Чего ты орешь? — сказал Виктор. — Я же не все возьму.
— Ничего не возьмешь! — заявила жена.
— Ты уверена?
— Оставь деньги, — прошипела Настя и отвратительно сузила глаза.
Видимо, на ботаника этот прием действовал. На ботаника, но не на Мухина.
— Я тебе запрещаю, — жестко сказала она.
— Что-о?! Ты — мне?.. Запрещаешь?..
— Повезло с зятьком... — не утерпела Светлана Николаевна. — А я предупреждала!
Виктор открыл портмоне и вытащил из обоих кармашков две пачки банкнот. Настя решительно шагнула вперед, но он выставил указательный палец, и она остановилась — даже не понимая почему. Наверное, что-то было в его взгляде — непривычное, незнакомое. Не от ботаника.
— Замри, тварь, хуже будет, — сказал он. — И ты тоже, слышь?
Отщипнув от пачки на глазок, Мухин сунул деньги в карман, остальное широко рассыпал по полу и пошел на кухню за сигаретами.
— Слышь, нет? — снова обратился он к теще. — Иди, Настя там бабки уронила. Собирайте, вам же нравится.
— Вот ты какой... — трагически произнесла теща. — С двойным дном человечек.
— Я не человечек, — выдавил Виктор, медленно склоняясь над Светланой Николаевной.
Его вторая мама была седенькой и худенькой, как воробушек, с маленьким сморщенным личиком и тонкой шейкой. Мухин мог бы переломить ее двумя пальцами, и сейчас ему этого хотелось. Кажется, теща уловила его колебания и сжалась так, что стала слишком мелкой даже для воробья.
— Мама, запомните: я не человечек. Я Витя Мухин.
— Что ты, что ты, Витя... — испуганно залебезила теща. — Я вообще в чужие дела не лезу... В ваши семейные... Пожалуйста! Ты мужчина, тебе и решать...
Он одобрительно кивнул и, дойдя до прихожей, объявил:
— Вернусь вечером. Чтоб никаких мне вопросов! Встретить радушно, на столе — праздничный обед: мясо, Два салата, водка.
—Да что за праздник, Витюша? — спросила жена.
— Сама придумаешь.
Покинув квартиру, он повернул ключ на два оборота и прислушался. Внутри тут же возобновился монолог:
— Предупреждала я тебя, дурища! Звони в милицию немедленно! Ты телефон его следователя не потеряла? Вот и звони. Звони и не спорь! Пусть этого бандита за решетку сажают, а то ишь, отпустили! Добренькие за наш счет! Нечего ему тут... Ведь в любую минуту удавить может, бандюга!
— Совершенно верно, Светлана Николаевна! — крикнул Виктор через дверь. — В любую минуту!
Не услышав в ответ ни звука, он щелкнул пальцами и, пританцовывая, направился к лифту.
Сан Саныча хоронили на Новодевичьем. Когда Борис сказал об этом по телефону, Мухин сразу не сообразил, что человека простого в центре Москвы не закопают. Потом ему и вовсе было не до того — мысли перескакивали то на тещу, то на Матвея Корзуна. И, лишь увидев на набережной длинную вереницу «Ауди», «БМВ» и «Мерседесов», Виктор осознал, куда он приехал.
Инспектор остановил встречное движение, и кортеж свернул в сторону кладбища. Первым шел огромный черный катафалк на базе «Линкольна». За ним Виктор насчитал двадцать два автомобиля, все — иномарки. Машины, как и подобает, еле тащились, но обгонять их он не посмел и скромно пристроился на своей «девятке» в самом хвосте. Проезжая перекресток последним, он обратил внимание, что на руке у инспектора надета черная повязка. Мухин невольно подумал, как бы он хотел быть преданным земле — с почестями или без. И неожиданно для себя понял, что ему на это наплевать.
У дороги ему кто-то помахал, и Виктор, заметив Бориса, прижался к тротуару.
— Вот и снова свиделись, — сказал тот, пристраиваясь на переднее сиденье. — Здравствуй, Витя. «Добрый день» здесь говорить не принято.
В этом слое Борис оказался лет на семь моложе. Он был крепок, коротко стрижен, и у него на подбородке откуда-то взялся давний белый рубец. В остальном он почти не изменился, и Мухин узнал его сразу.
— Привет, — ответил Виктор. — Припаркуюсь где-нибудь, и пойдем. Я из-за этих опоздал, — он показал нa процессию. — Мы успеваем?
— Без покойника не похоронят, — буркнул Борис, косясь на «Линкольн».
— Так это нашего Сан Саныча везут?! И-и... кто же он здесь? В смысле, был.
— Сейчас народ из тачек вылезет — сам увидишь. Кортеж заехал на территорию кладбища, и Виктор, поразмыслив, двинул следом.
— Не суйся, — сказал Борис. — Пешочком полезнее будет. Вон там остановись.
—Нельзя, знак висит.
—Знак — не человек. Тормози, я разрешаю.
—А, тогда другое дело, — язвительно ответил Мухин, но «девятку» все же поставил там, где велел Борис.
Дверцы многочисленных иномарок открылись почти синхронно. Из них показались шикарные эксклюзивные туфли — ни одной похожей пары, — затем брюки, пиджаки и головы. Задавать дополнительные вопросы было бессмысленно.
— Сан Саныч был вором старой закалки, — сказал Борис. — Вымирающий вид...
По мере того как люди выходили из машин, Виктор стал их различать. Среди приехавших проститься с Немоляевым были и молодые «быки», на которых костюм сидел, как седло на корове, и бригадиры — мужчины лет тридцати-сорока с лицами незлыми, но строгими; были и тихие благообразные дедки, одетые в определенном смысле скромно.
— Тут тебе и авангард, тут тебе и классика, — продолжал комментировать Борис. — Сан Саныча все уважали. Правильный он был. Умел презирать деньги, как и положено вору. Не сорить ими, не в кабаках от купюр прикуривать... Он умел их игнорировать.
— Деньги-то? Я их тоже игнорирую.
— Скорее, Витя, это они тебя игнорируют.
— Можно и так сказать, — равнодушно ответил Мухин. — Откуда ты все это знаешь? Про Немаляева. С неба увидел?
— С земли, — молвил Борис, показывая ему удостоверение.
Шрифт под фотографией был мелкий, единственное что сразу бросалось в глаза, — это тревожный заголовок: «Министерство внутренних дел Российской Федерации».
— Я у Петра тоже корочку видел, — сказал Виктор.
— И я видел... — с недоброй улыбкой произнес Борис. — Нет, у меня настоящая. Ладно, пойдем, а то правда, без нас зароют.
Народу на похоронах оказалось гораздо больше, чем Мухин мог представить, — видимо, некоторые ждали уже на месте. Могилу обступили плотным кольцом, по прилегающим дорожкам прохаживались блеклые типы вроде шибановских.
— Чего мы приперлись-то? — разочаровался Виктор. — В затылки им дышать?
— Ну, в затылки дышать нам не позволят. Иди за мной.
Борис обменялся взглядами с человеком из охраны, и его пропустили вперед. Мухин, комплексуя из-за своей белой ветровки, тащился сзади, но не отставал.
— Ты что, на самом деле мент? — шепнул он.
— Обычный мент сейчас и на километр не подойдет. Я, Витя, генерал-майор. А еще слово скажешь — можем туда же отправиться, прямо за Немаляевым.
Гроб у Сан Саныча был под стать ботинкам прощавшихся — сплошной «от кутюр». Цветом он напоминал пристенный столик в квартире Мухина, но здесь был, разумеется, не ламинат и не шпон. С каждого бока было прикручено по четыре массивные позолоченные ручки, впрочем, Мухин не исключал и того, что они целиком отлиты из золота. Сейчас, в его присутствии, в землю закопают целое состояние, как будто организаторам похорон вдруг стало обидно, что Сан Саныч был не жаден до роскоши при жизни, и на его смерти они решили протранжирить все те деньги, которые не успел растратить покойник.
Борис с Виктором вежливо протиснулись к гробу. Утопая в белоснежном шелке, там лежал тот самый старик, что показывал дорогу к несуществующей улице Возрождения. Мухин был к этому готов, он несколько раз повторил себе, что Немаляев — совсем другой человек, обитающий в другом мире, но все же, увидев его здесь, почувствовал комок в горле. Это был Сан Саныч — загримированный и оттого еще более мертвый.
Народ вокруг хмурился, но ни одного плачущего Виктор не нашел. Не плакала даже племянница.
Заметив в первом ряду Людмилу, Мухин повернулся к Борису, но тот надавил ему на плечо и тихо сказал:
— Не дергайся. Это местная.
Виктор и сам уже понял. Люда стояла между двух дюжих парней, позади толклись еще три человека, занятые не столько панихидой, сколько безопасностью женщины.
Людмиле была к лицу всякая одежда, и даже засаленная телогрейка ее не портила, в черном же она выглядела просто сногсшибательно. Глаза она спрятала за зеркальными стеклами, но Мухин видел, что слез под очками нет.
Нарядный священник громко читал молитву, возле него быстро, но не суетливо ходили двое служек. Прощающиеся, изредка покашливая, смотрели в землю.
— Ну и все, пожалуй, — прошептал Борис. — Пойдем отсюда.
— Погоди...
— Горсть земли бросить желаешь?
— А кто он тебе был? Друг, родственник?.. Не надо на кладбище долго находиться. Ни к чему это.
Они так же аккуратно пробрались назад, и Борис, снова кому-то кивнув, повел Виктора к воротам.
Едва Мухин завел мотор, как на кладбище что-то ухнуло. «Девятку» ощутимо качнуло. После взрыва сразу же прозвучали еще два — не таких мощных, похожих на раскаты от первого. Плющ на кованой ограде сорвало, но увидеть, что случилось у могилы, Виктору все равно не удалось — Немаляева хоронили слева от главной аллеи за деревцами.
— Поехали, — спокойно сказал Борис.
— Там Людмила была!
— Это не она, во-первых... Во-вторых — была, — выразительно произнес Борис. — Рвануло грамм семьсот не меньше. Да еще небось с гайками. Поехали, Витя.
Развернувшись, Мухин направил машину к набережной. Проезжая мимо ворот кладбища, он притормозил и попытался разглядеть хоть что-то, но, кроме нескольких мечущихся фигур, ничего не увидел. Людмилы среди них не было.
— Там же еще батюшка стоял... и пацаны эти с ним... — выдавил Виктор.
—Да...
— Что «да»?!
— Не нужно, Витя, мне в глаза так смотреть. Не я их убил.
— Но ты... ты ведь догадывался, что будет взрыв?
— Я этого не исключал, — холодно ответил Борис.
— Все менты одинаковы...
— Что ты несешь? — возмутился Борис. — Если б не один добрый мент, ты бы сейчас в пресс-хате сидел. Петр же двоих лейтенантов убил. Там, на шоссе. Мы своих людей никому не прощаем.
— По машине Ренат стрелял, — возразил Мухин.
— Эх, длинный же у тебя язык...
— Что, действительно будешь его искать?
— Я — нет. А оболочка будет, для нее это важно. Bидишь, какой молодой, а уже генерал-майор.
— Слушай-ка!.. — спохватился Виктор. — Мне одного человека прощупать требуется. Человечка, вернее. Помоги, а?
— Тебе это очень нужно?
— Заказ Шибанова. Он меня там живьем жрет!
— Да где тебя только не жрут, Витя! Ладно, давай...
— Корзун Матвей Степанович... — Мухин перечислил все, что помнил. — Я даже телефон его знаю.
— Откуда?
— Из справочной.
— Гениальная простота! — хохотнул Борис. — Больше так не делай. Никогда, понял? Все справочные в оба конца работают. И если твой Корзун будет найден с пробитой головой, первым прихватят тебя. Что надо-то?
— В нашем слое этого Корзуна ЦРУ завербовало. Шибанов хотел брать, а тот на дно залег. Вот мне и велели прикинуть, что это за «дно», в каких оно краях.
— Задачка. Он же не тот...
— Да все понятно, Боря! — воскликнул Мухин. — у него здесь и семья другая, и работа, и даже размер обуви другой может быть. Но... ты попробуй, а?
Борис кому-то позвонил и, перечислив анкетные данные, добавил только одно слово: «связи».
— К вечеру будет тебе Корзун со всеми потрохами, — заверил он.
— К какому вечеру? Мне два часа осталось!
Застонав, Борис опять набрал номер.
— Это горит, — сказал он. — Через час доклад.
— Через час тоже поздновато... — произнес Виктор.
— Ты что, совсем охренел?
— Да не проживем мы с тобой этот час, — ответил Мухин и показал вперед.
Дорога под мостом была перекрыта двумя черными «Чероки». Между джипами, у гранитного парапета, за фермами моста — везде стояли люди со вскинутыми автоматами. Сзади, неумолимо сокращая дистанцию, приближалась «Газель» с хлопающими дверцами кузова — видимо, грузовичок угнали на скорую руку, прямо от магазина.
Слева за рекой движение было активным и даже чрезмерно: машины носились туда-сюда, скапливались У светофора и вновь срывались с места. Стреляй хоть из станкового пулемета — там никто не услышит. Здесь, в районе, отравленном фабрикой и старой ТЭЦ, не было ни души.
— Хорошее местечко, — оценил Борис. — Значит будем прощаться, Витя. Водитель ты неважный, так что я на тебя не надеюсь.
— Ага... — молвил Мухин, не снижая скорости. — Ну, прощай тогда...
В ту же секунду машина споткнулась о шквальный огонь. Лобовое стекло моментально потеряло прозрачность и тяжелой мокрой скатертью рухнуло в салон. «Девятку» завело вбок и понесло по дороге кувырком. Мухин почему-то вспомнил, что багажник на крыше он так и не снял.
«Что, придурок, перед смертью подумать не о чем? — взбеленился он. — Умирай достойно, кретин. Серьезно умирай, без всяких там багажников...»
«Девятку» перестало кидать, но тащило еще несколько метров, пока она не уткнулась ободранным крылом в заднее колесо «Чероки».
Мухин открыл глаза и с недоверием посмотрел в окно.
Окна как такового не было, от него осталась сплющенная треугольная амбразура, в которой небо почему-то лежало внизу, а земля висела сверху. Но гораздо сильней Виктора смущал запах бензина. Этого запаха было слишком много, и он был везде.
Мытый скат с выпуклым словом «Goodyeaр» зацепил «девятку» и откатился. До Мухина донеслось короткое шипение. Он не сразу сообразил, что это за звук. Потом все же припомнил.
С таким звуком зажигается спичка.
Глава 21
—Живые они там, нет?..
— Мы старались не зацепить...
— Учти, Медведь: если померли — искусственное дыхание делать.
— Это рот в рот, что ли?
— По-всякому.
Спичка обожгла кому-то пальцы, и некто, чертыхнувшись, зажег новую.
— Не, я с мужиком целоваться не буду, — заявил невидимый Медведь. — Тем более с мусором, — добавил он, подумав.
— Я, что ли, буду?! — возмущенно спросили где-то совсем близко, и Мухин наконец понял, что это говорит женщина. Голос у нее был хрипловат, словно у простуженной. — Давайте, ребята, выковыривайте их. Если что — роняй.
Последнее, вероятно, относилось к спичке, и Виктору страшно захотелось знать, что это такое — «если что» и как его избежать.
— Не рыпайся... — простонал справа Борис.
— Ты мне на кладбище уже советовал, — мстительно произнес Мухин, сплевывая кровь и какие-то мелкие крошки.
— На кладбище я сказал «не дергайся». А тут — «не рыпайся». Разница...
— Что, сейчас хуже?
— Намного. Глянем, что за братва нас подстрелила. Может, договоримся. Я все-таки фигура...
— Эй! — раздалось снаружи. — Да они там бакланят! Увлеклись, понимаешь, беседой и не заметили, как колесо спустило.
Говорил, похоже, записной бригадный юморист. Отовсюду послышался хохот — конечно, шутка удалась на славу.
Виктор с Борисом хмуро переглянулись. Народу вокруг стояло много — человек пятнадцать, а то и больше, и шансов как-нибудь невзначай расстрелять их одной обоймой не было даже у генерал-майора.
Машину раскачали и перевернули. С потолка посыпались осколки, и Мухин втянул голову в плечи. Левая рука была зажата покореженной дверью, правая не двигалась сама по себе.
— Гляди на них, Люся! Да они живее меня!
«Люся»?..
Виктор пригнулся и в сплющенном окне увидел Людмилу. Она была в той же черной двойке — классические брюки и строгая закрытая блузка. Стильные очки куда-то пропали, а на правом виске алела, заметно опухая, крупная ссадина. И еще у нее было туго забинтовано горло. Потому и голос звучал сдавленно.
— Ну, это точно каюк, — уверенно проронил Борис.
— Так Людмила же... — не понял Мухин.
— Потому и каюк. Она в этом слое... как бы помягче выразиться...
— Вы, бубны голимые!.. — процедила Люда. — Еще слово, и языки друг у друга съедите, вам ясно?
— Тебе ясно?.. — беззвучно спросил Борис. — Можем и съесть, она такая...
— Но Людмила!.. — воскликнул Виктор.
— Да никакая это не Людмила! — зашипел на него Борис. — Это Люся Немоляева по кличке Игла. Четыре судимости, пять побегов. И нам с тобой пришел пиз...
— Хорош базлать, мусорки! — прикрикнул все тот же шутник. — Вопросы здесь задаем мы!
— Медведь, доставай перо, — сказала Люся. — Будем операцию делать, а то от них очень много текста. Упо-ловиним.
— Застрели меня, Боря, — попросил Мухин. — Раз уж такие дела... Лучше быстро.
— Я сегодня без оружия, — виновато ответил Борис.
— Тоже мне мент... Когда у тебя время кончается?
— Когда я сам захочу.
— А чего ты здесь торчишь-то?
— Не могу же я тебя одного бросить!
— Спасибо, Боря...
— Ты смотри! — удивился кто-то. — Они там сели, будто в кафе у фонтана, и на нас ноль внимания! Совсем не уважают пацанов. Может, это мусора из Америки? Так мы их тоже жизни научим!
Те, что были покрепче, взялись за передние двери «девятки». Левая, водительская, вырвалась с корнем, правую заклинило сильнее. Пока кто-то бегал за домчратами, Мухина извлекли из машины и пару раз весьма ощутимо треснули по уху. Самочувствие, и без того никудышное, расстроилось совершенно. Виктор повис на чьем-то плече и немедленно получил по почкам, в челюсть и куда-то еще.
Вскоре из «девятки» выволокли Бориса. У него оказалась прострелена нога, и стоять он не мог изначально. Это мало кого трогало. Ему позволили упасть и принялись затаптывать.
Игла отошла в сторонку и закурила тонкую сигарету. При ней убивали двух человек, и ей это нравилось.
— Борис!.. — крикнул Мухин, не надеясь, что тот еще в сознании. — Боря! Людмилу!.. Ее надо сюда!.. Иди за ней, приведи ее! Как ты нас...
Его ударили под дых, и следующее слово он смог выговорить лишь через минуту:
— ...как ты нас тогда в детей загнал! Веди ее сюда!
— Витя, у тебя голова!.. Голова работает! — надрывно кашляя, отозвался Борис.
— О чем это они? — поинтересовался Медведь.
— Но это получится... — мучительно продолжал Виктор, — если только Людмила в трансе. Ты понимаешь? Только если она вне основной оболочки!..
— Да они по ходу ширнулись, — предположил кто-то.
— Да косят они! — осенило Медведя. — Люся, ты когда-нибудь видела, чтоб мусора косили? Братва, у нас камера есть с собой? Заснимем, это же кино века! Генерал Черных косит под шизу!
— Игла! — раздалось из-под колес. — Какого хрена, Игла?! Подняли меня, живо! Вы чего, отморозки?!
Перемена в голосе Бориса была столь заметной, что это дошло даже до Мухина, хотя его уже почти ничто не интересовало. Братки слегка озадачились и сделали в избиении паузу.
— Поднимите его, — велела Люда.
— Вы что творите, волчье племя? — спросил Борис, Улыбаясь. — Я же вас всех достану, всех на дыбу!.. Авторитетов ваших в петушатник загоню!
— Пора, — сказала Людмила тихо и умиротворенно. От джипов подошли еще трое с автоматами.
— Витя! — проскрежетал Борис. — Сейчас...
— Ты уже вернулся?
— Сейчас ее перекинет.
— Во, глянь... — проронил Медведь. — Опять их глючит. Генерал опять закосил... Люся, давай послушаем, а? Так прикольно...
— Некогда, — сказала она. — Чего ждете? Кончайте их.
Братки оставили Бориса и Мухина у «девятки» и разошлись широким полукругом.
— В театре, что ли? — бросила Люда. — Стреляйте! тормозы! Скоро здесь вся мусорня будет!
Трое мужчин с автоматами вышли чуть вперед.
Виктор с отчаянием смотрел на Людмилу. Еще одна смерть ему ничего бы не добавила и не убавила, но такие трезвые мысли приходят, лишь когда костлявая далеко. Когда же смерть рядом, когда она почти уже завладела тобой, ты внезапно понимаешь, что все эти рассуждения ничего не стоят. Просто хочется жить.
Люда широко раскрыла глаза и дернула подбородком, словно увидела что-то ужасное и отшатнулась — но не телом, а душой. Мухин знал, что это еще не все. Ей понадобится еще одно мгновение, чтобы впитать новый опыт и элементарно разобраться в ситуации.
Мужчины нестройно щелкнули предохранителями. Виктор надеялся, что какое-то время, пусть ничтожный миг, у них займет передергивание затворов, но вспомнил, что из автоматов уже стреляли. Значит, они заряжены. Значит...
— Ну быстрее же, Люда! — крикнул Борис.
— Витя? — спросила она недоуменно.
—Да!
— Боря... Ты?
— Мы старались не зацепить...
— Учти, Медведь: если померли — искусственное дыхание делать.
— Это рот в рот, что ли?
— По-всякому.
Спичка обожгла кому-то пальцы, и некто, чертыхнувшись, зажег новую.
— Не, я с мужиком целоваться не буду, — заявил невидимый Медведь. — Тем более с мусором, — добавил он, подумав.
— Я, что ли, буду?! — возмущенно спросили где-то совсем близко, и Мухин наконец понял, что это говорит женщина. Голос у нее был хрипловат, словно у простуженной. — Давайте, ребята, выковыривайте их. Если что — роняй.
Последнее, вероятно, относилось к спичке, и Виктору страшно захотелось знать, что это такое — «если что» и как его избежать.
— Не рыпайся... — простонал справа Борис.
— Ты мне на кладбище уже советовал, — мстительно произнес Мухин, сплевывая кровь и какие-то мелкие крошки.
— На кладбище я сказал «не дергайся». А тут — «не рыпайся». Разница...
— Что, сейчас хуже?
— Намного. Глянем, что за братва нас подстрелила. Может, договоримся. Я все-таки фигура...
— Эй! — раздалось снаружи. — Да они там бакланят! Увлеклись, понимаешь, беседой и не заметили, как колесо спустило.
Говорил, похоже, записной бригадный юморист. Отовсюду послышался хохот — конечно, шутка удалась на славу.
Виктор с Борисом хмуро переглянулись. Народу вокруг стояло много — человек пятнадцать, а то и больше, и шансов как-нибудь невзначай расстрелять их одной обоймой не было даже у генерал-майора.
Машину раскачали и перевернули. С потолка посыпались осколки, и Мухин втянул голову в плечи. Левая рука была зажата покореженной дверью, правая не двигалась сама по себе.
— Гляди на них, Люся! Да они живее меня!
«Люся»?..
Виктор пригнулся и в сплющенном окне увидел Людмилу. Она была в той же черной двойке — классические брюки и строгая закрытая блузка. Стильные очки куда-то пропали, а на правом виске алела, заметно опухая, крупная ссадина. И еще у нее было туго забинтовано горло. Потому и голос звучал сдавленно.
— Ну, это точно каюк, — уверенно проронил Борис.
— Так Людмила же... — не понял Мухин.
— Потому и каюк. Она в этом слое... как бы помягче выразиться...
— Вы, бубны голимые!.. — процедила Люда. — Еще слово, и языки друг у друга съедите, вам ясно?
— Тебе ясно?.. — беззвучно спросил Борис. — Можем и съесть, она такая...
— Но Людмила!.. — воскликнул Виктор.
— Да никакая это не Людмила! — зашипел на него Борис. — Это Люся Немоляева по кличке Игла. Четыре судимости, пять побегов. И нам с тобой пришел пиз...
— Хорош базлать, мусорки! — прикрикнул все тот же шутник. — Вопросы здесь задаем мы!
— Медведь, доставай перо, — сказала Люся. — Будем операцию делать, а то от них очень много текста. Упо-ловиним.
— Застрели меня, Боря, — попросил Мухин. — Раз уж такие дела... Лучше быстро.
— Я сегодня без оружия, — виновато ответил Борис.
— Тоже мне мент... Когда у тебя время кончается?
— Когда я сам захочу.
— А чего ты здесь торчишь-то?
— Не могу же я тебя одного бросить!
— Спасибо, Боря...
— Ты смотри! — удивился кто-то. — Они там сели, будто в кафе у фонтана, и на нас ноль внимания! Совсем не уважают пацанов. Может, это мусора из Америки? Так мы их тоже жизни научим!
Те, что были покрепче, взялись за передние двери «девятки». Левая, водительская, вырвалась с корнем, правую заклинило сильнее. Пока кто-то бегал за домчратами, Мухина извлекли из машины и пару раз весьма ощутимо треснули по уху. Самочувствие, и без того никудышное, расстроилось совершенно. Виктор повис на чьем-то плече и немедленно получил по почкам, в челюсть и куда-то еще.
Вскоре из «девятки» выволокли Бориса. У него оказалась прострелена нога, и стоять он не мог изначально. Это мало кого трогало. Ему позволили упасть и принялись затаптывать.
Игла отошла в сторонку и закурила тонкую сигарету. При ней убивали двух человек, и ей это нравилось.
— Борис!.. — крикнул Мухин, не надеясь, что тот еще в сознании. — Боря! Людмилу!.. Ее надо сюда!.. Иди за ней, приведи ее! Как ты нас...
Его ударили под дых, и следующее слово он смог выговорить лишь через минуту:
— ...как ты нас тогда в детей загнал! Веди ее сюда!
— Витя, у тебя голова!.. Голова работает! — надрывно кашляя, отозвался Борис.
— О чем это они? — поинтересовался Медведь.
— Но это получится... — мучительно продолжал Виктор, — если только Людмила в трансе. Ты понимаешь? Только если она вне основной оболочки!..
— Да они по ходу ширнулись, — предположил кто-то.
— Да косят они! — осенило Медведя. — Люся, ты когда-нибудь видела, чтоб мусора косили? Братва, у нас камера есть с собой? Заснимем, это же кино века! Генерал Черных косит под шизу!
— Игла! — раздалось из-под колес. — Какого хрена, Игла?! Подняли меня, живо! Вы чего, отморозки?!
Перемена в голосе Бориса была столь заметной, что это дошло даже до Мухина, хотя его уже почти ничто не интересовало. Братки слегка озадачились и сделали в избиении паузу.
— Поднимите его, — велела Люда.
— Вы что творите, волчье племя? — спросил Борис, Улыбаясь. — Я же вас всех достану, всех на дыбу!.. Авторитетов ваших в петушатник загоню!
— Пора, — сказала Людмила тихо и умиротворенно. От джипов подошли еще трое с автоматами.
— Витя! — проскрежетал Борис. — Сейчас...
— Ты уже вернулся?
— Сейчас ее перекинет.
— Во, глянь... — проронил Медведь. — Опять их глючит. Генерал опять закосил... Люся, давай послушаем, а? Так прикольно...
— Некогда, — сказала она. — Чего ждете? Кончайте их.
Братки оставили Бориса и Мухина у «девятки» и разошлись широким полукругом.
— В театре, что ли? — бросила Люда. — Стреляйте! тормозы! Скоро здесь вся мусорня будет!
Трое мужчин с автоматами вышли чуть вперед.
Виктор с отчаянием смотрел на Людмилу. Еще одна смерть ему ничего бы не добавила и не убавила, но такие трезвые мысли приходят, лишь когда костлявая далеко. Когда же смерть рядом, когда она почти уже завладела тобой, ты внезапно понимаешь, что все эти рассуждения ничего не стоят. Просто хочется жить.
Люда широко раскрыла глаза и дернула подбородком, словно увидела что-то ужасное и отшатнулась — но не телом, а душой. Мухин знал, что это еще не все. Ей понадобится еще одно мгновение, чтобы впитать новый опыт и элементарно разобраться в ситуации.
Мужчины нестройно щелкнули предохранителями. Виктор надеялся, что какое-то время, пусть ничтожный миг, у них займет передергивание затворов, но вспомнил, что из автоматов уже стреляли. Значит, они заряжены. Значит...
— Ну быстрее же, Люда! — крикнул Борис.
— Витя? — спросила она недоуменно.
—Да!
— Боря... Ты?