Страница:
А то, как в гостиной было светло.
Электрически-белый свет резал глаза, он становился все ярче и ярче, пока Хэри не начало казаться, что в зрачки ему забили по гвоздю. И с ним пришел жар: палящее дыхание, словно прожектор бьет в лицо.
Горела вся квартира.
Полыхал даже каменный пол: расползающиеся по нему кольца белого пламени сыпали искрами до самого потолка. В центре каждого колечка дымилась щепка: разбросанные повсюду взрывом горящие обломки столешницы. Шипящие круги искристого пламени расползались медленно, словно рябь по луже патоки, но камень внутри них сиял ало-белым, словно выходящий из домны шлак.
Долбаная пыль …
Кто-то нарочно разбрызгал ее повсюду. Термит – может, магниевый порошок, может, какая-то новая, невиданная смесь, неважно. Главное – унести отсюда ноги.
Закрывая нос и рот рукавом, Хэри подполз к Тан’элКоту. Великан валялся на полу без сознания, раскинув руки. От свитера остались черные лохмотья, нагрудная пластина аммодной упряжи походила на бампер машины после внезапной встречи с пилоном подвесного моста. Лицо было обожжено, брови сгорели напрочь, а волосы тлели, исходя неровным дымком.
Целую вечность – добрых пять секунд – Хэри пытался нащупать пульс между гортанью и стальными жилами на шее Тан’элКота. Он был не настолько сентиментален, чтобы поджариться живьем при попытке спасти труп.
Раз-два-три-четыре… пропади я пропадом, но сукин сын еще жив! Теперь Хэри оставалось только придумать, как немолодой инвалид весом 170 фунтов может выволочь отсюда гребаного левиафана почти втрое тяжелей себя. «Кажется, – мелькнуло в голове у Хэри, – нам будет жопа».
Ухватив великана за лодыжки, Хэри поволок его к двери, но стоило ему приподнять голову, как от дыма перехватило дыхание и заслезились глаза. Пришлось ползти на четвереньках, боком, а мягкие подошвы проскальзывали по каменному полу – получалось небыстро…
Сквозь рокочущий в ушах неумолчный гром начал прорываться пронзительный вой, и теперь Хэри признал этот звук: по Кунсткамере разносился звук сирены – но не натужный крик пожарной сирены.
А скрежещущий визг сирены полицейской .
– Хол-лера!
Хэри метнулся к дверям, чтобы через мгновение увидеть…
…как с лязгом одолевает последние дюймы и становится на место решетка.
Полицейская сирена все верещала, а пожарная так и не включилась – значит, помощи от противопожарной системы Кунсткамеры ожидать не приходится. От городских пожарных – тоже. Решетка была набрана из скрепленных звеньями полудюймовых прутьев закаленной стали. Без автогена или гидравлического домкрата через нее не пробиться. А окна второго этажа уже, наверное, заперты.
– Кажется, я ошибся, – пробормотал Хэри, давясь дымом и утирая льющиеся слезы. – Нам уже жопа.
Хотя огненные кольца на полу расширялись, готовясь слиться, дым не становился гуще – подняв голову, Хэри увидал, как клубы дыма понимаются вверх, струясь по ступеням, словно колодец винтовой лестницы служил дымоходом.
Ну да – там должны располагаться вентиляторы, изгоняющие пары растворителей и мраморную пыль. Выбраться через воздуховоды невозможно – с внешним миром Кунсткамеру соединяли отверстия не более фута в поперечнике, забранные плотной решеткой, это было как-то связано с поддержанием ПН-поля…
«Купол», – сообразил Хэри. Там нет решеток: бронестеклянный купол был вплавлен краями в каменные перекрытия. Пробить его голыми руками нельзя – но на третьем этаже Тан’элКот устроил мастерскую. Там должны быть инструменты.
Но туда надо было еще добираться по лестнице сквозь ядовитое дымное марево, а клятые ноги подкашивались.
Очередная порция дыма застряла в горле, и, откашлявшись, Хэри ощутил вкус крови. Тан’элКот говорил что-то про дыхательный аппарат. И Хэри решился.
Снова ухватив великана за лодыжки, он сделал глубокий вдох, оглянулся, чтобы сориентироваться, и, зажмурившись и задержав дыхание, потащил Тан’элКота к лестнице. Жара вышибала силы, словно дубинка. Он едва мог волочь четыреста фунтов бывшего императора по ровному полу – и как, во имя всего святого, прикажете втащить чертову гориллу на третий этаж?
Оставив Тан’элКота на первой ступеньке – головой на полу, где поменьше дыма, – Хэри бросился наверх.
Дым ел глаза, и Хэри половины первого пролета не одолел, когда от слез в глазах помутилось. Захлебываясь слизью и кровью, он привалился к перилам и, собравшись с силами, пополз дальше, подтягиваясь на руках и волоча непослушные ноги. На втором этаже он заполз в спальню Тан’элКота, где воздух был почище, там полежал, кое-как отдышался и снова поднялся на ноги.
Последний пролет он одолел, зажмурившись и задержав дыхание. Когда он ввалился в мастерскую, от гипоксии у него плыло в голове и подкашивались ноги. Увидев на лесах, сооруженных вокруг незаконченной работы скульптора, аппарат для дыхания, он схватил его и поспешно натянул.
Секунд десять он потратил на то, чтобы отдышаться. Воздух поступал сквозь вентиль короткими, резкими толчками и был чист, а оттого казался слаще вина. Запотевшее стекло маски вскоре очистилось, и Хэри смог оглядеться.
При первом же взгляде на ум пришла половина решения. Над лестничным колодцем покачивал в дыму шеей подъемный кран. С помощью ручной лебедки Тан’элКот поднимал с первого этажа на третий материалы – сталь, бронзу, мраморные глыбы.
Половина решения – потому что аппарат был только один. Покуда Хэри будет поднимать Тан’элКота сквозь завесу едкого дыма, тот задохнется напрочь. Если оставить великану аппарат, Хэри вряд ли сможет подняться еще раз по лестнице, чтобы встать к чертову вороту… а из колодца исходил уже такой жар, что Тан’элКот все равно может сгореть живьем. «Нам нужен темп, – повторял про себя Хэри. – Темп – решенье всех проблем…»
Немудреная фраза перекатывалась в голове, словно винни-пуховская мантра, пока не вылилась в решение. Эта здоровенная незаконченная статуя…
Идея явилась полностью завершенной и настолько дерзкой, что Хэри расхохотался: статуя покоилась на низенькой тележке с колесиками.
Он развернул кран так, чтобы стрела его повисла над колодцем лестницы, и снял стопор с лебедки. Канат начал разматываться. Первый этаж сквозь дым разглядеть было невозможно, так что Хэри отпустил канат во всю длину, целиком – не хватает еще спуститься и обнаружить, что конец его висит где-то на верхотуре. Однако Тан’элКот – сама предусмотрительность – в нужном месте намотал на канат цветную липкую ленту; Хэри подождал еще немного и решил, что довольно.
Пневматический резец Тан’элКота лежал на стремянке; баллон находился под давлением. Хэри оторвал пылеотводный рукав и потащил тележку вместе со статуей к крану. Пару раз ударив резцом, Хэри обрезал несколько метров каната прямо на катушке. Свободный конец он подтащил к статуе и, намотав его пониже мраморных рук, завязал простым узлом. Еще раз обошел тележку, снимая стопоры с колес, и все было готово. Он отступил на шаг, чтобы окинуть свое сооружение последним взглядом и убедиться, что идея сработает… и застыл, разинув рот под маской аппарата.
Из мраморной глыбы рвался на свободу немолодой, невзрачный человечек. Что-то в фактуре мраморных волос намекало на раннюю седину, под челюстью намечались брыли. Но Хэри был заворожен выражением лица статуи: в глазах была такая мучительная тоска, что сродни отчаянию. Статуя изображала человека, который потерял восторги и возможности юности, и не нашел им замены – и смирился с этим. Человека, уютно устроившегося на месте проигравшего.
«Твою мать, – подумал Хэри. – Это же я».
На боку мраморного пьедестала черным восковым карандашом крупным беглым почерком Тан’элКота было написано: «Царь Давид».
«Не понимаю…»
Или это ошибка? Случайное сходство?
Но нет, на окружавших статую лесах были развешаны черно-белые распечатки – начиная с первых рекламных плакатов Кейна и кончая кадрами с камер наблюдения Студии, где Хэри был изображен во всех возможных позах и ракурсах.
«Какого черта тут творится?»
Очередной клуб дыма проплыл перед глазами, возвращая Хэри к реальности и напоминая о более срочных вопросах. Беспокоиться о чертовых скульптурах Тан’элКота он будет тогда, когда спасет ублюдку жизнь.
Он ринулся к лестнице, с бешеной скоростью съехал по перилам, одним махом перескочил площадку второго этажа и снова прыгнул на перила – пламя внизу уже подбиралось к беспокойно шевелящемуся в забытье Тан’элКоту. Бывший император даже не посмотрел на спасителя; он кашлял кровью и утирал слезы.
Канат висел точно посередине лестничного колодца; конец в несколько метров упал прямо в огненное кольцо и уже начал тлеть. Хэри перепрыгнул сыплющее искрами пламя и, подхватив канат, тотчас же отскочил назад.
И хотя все это произошло в считанные секунды, Хэри успел подпалить себе пятки. Он сбросил горящие туфли, но от искр уже занялись покрытые термитной пылью брюки, а секунду спустя и рубашка. Держа канат зубами и приглушенно матерясь, Хэри принялся срывать с себя горящие лохмотья. От него уже пахло, как от подгоревшей отбивной. «И ладно, думал он. – Главное – выбраться отсюда, пока сознание не потерял».
Разоблачившись донага, он набросил на Тан’элКота веревочную петлю. Бывший император попытался сесть, невнятно бормоча, что, мол, все это неправильно и должно быть иначе.
– Если мы начнем выяснять, что правильно, а что нет, – рявкнул Хэри из-под маски, заглушая звуки пожара, – то здесь оба сдохнем ! Держись!
– Твоя одежда… – тупо пробормотал Тан’элКот. – Ты голый.
– Теперь я знаю, почему тебя считают гением, – бросил Хэри. – Не дергайся.
Он торопливо пропустил конец каната у великана под мышками.
– Что… Ты что делаешь? Пожар… что? Больно…
Хэри зловеще ухмыльнулся, затягивая узел.
– Еще бы.
Бывший император закашлялся, брызгая слезами и кровавой слюной.
– Что ты делаешь?
– Спасаю твою шкуру. Слышал про такого парня, Бэтмена?
– Бэтмена? – Тан’элКот нахмурился, словно не мог сосредоточить взгляд на собеседнике. – Не понимаю…
– Сейчас поймешь, – пообещал Хэри и прыгнул.
И в прыжке, на нисходящей ветви траектории, повис на канате, поджав ноги.
Высоко-высоко наверху натяжение каната потянуло «Царя Давида» вместе с тележкой к краю лестничного колодца.
Статуя доползла до перил и накренилась. На какой-то жуткий миг Хэри показалось, что он неверно оценил расположение центра тяжести скульптуры, но та накренилась еще сильнее и еще, словно алкаш под порывами ветра, с полсекунды повисела на перилах… и перевалилась за край.
– Поехали! – крикнул Хэри.
Статуя рухнула, точно валун с обрыва.
Хэри и Тан’элКота понесло вверх.
Статуя падала, то и дело ударяясь о лестницу и грозя запутаться в канате. Хэри выругался про себя, сообразив, что каменная глыба несется прямо на него, словно исполинская мухобойка. «Ну ладно, недодумал, с кем не бывает…»
Он сделал уголок, словно прыгун с шестом, и в последний момент что было сил ударил край падающей тележки пятками – сердце его зашлось, когда его мраморный двойник пронесся мимо и исчез в клубах дыма.
Вознесшись таким манером в мастерскую, Хэри ухватился за стрелу крана, а статуя грохнулась о каменный пол и разлетелась на куски. Одной рукой Хэри цеплялся за стрелу крана, а другой мертвой хваткой держал канат, на конце которого болтался Тан’элКот. Великан был таким тяжелым, что канат вот-вот мог рассечь мышцы руки до кости. И, не дожидаясь, когда это случится, Хэри изловчился и принялся раскачиваться.
Вскоре усилия его увенчались успехом: в очередной раз крепко ударившись о перила, Тан’элКот сумел за них уцепиться. Убедившись, что великан держится крепко, Хэри слез со стрелы крана и поспешил ему на помощь.
– Ты … – яростно заревел спасенный Тан’элКот, судорожно кашляя и истекая слезами. Шевелюра его еще слегка дымилась. – Ты просто… не можешь… ничего… сделать… просто!
– Заткнись и тяни этот долбаный кабель! – рявкнул Хэри в ответ. – Мы еще не выбрались!
Он подтащил стремянку, на которой лежал пневматический резец, под край стеклянного купола, и установил так, что площадка едва не уперлась в потолок. Вскарабкавшись наверх, он схватил резец и, вогнав инструмент в то место, где бронестекло соединялось с краем купола, врубил мощность на полную. Резец загрохотал, как отбойный молоток.
Хэри наскоро наметил на бронестекле круг в человеческий рост – давление в баллоне падало стремительно. Тан’элКот, кашляя, заполз к нему, волоча за собой моток каната. Резец долбил все медленней, все слабей, пока не замер.
Хэри прислонился плечом к выбитому в бронестекле кругу и нажал. С таким же успехом он мог попытаться сдвинуть гору. Тогда за дело взялся Тан’элКот. Отодвинув Хэри в сторонку, он ухватил баллон из-под сжатого воздуха, размахнулся и ударил. Бронестекло покрылось паутиной мелких трещин, словно грозовая туча сеткой молний.
Тан’элКот ударил снова, потом еще раз и еще, стараясь держаться намеченного Хэри круга. Красное лицо его сделалось лиловым. Наконец он треснул баллоном в последний раз – в центр круга. Кусок бронестекла вылетел наружу с таким звуком, словно открылась консервная банка.
Первым на волю выбрался Тан’элКот, за ним полез Хэри, стараясь не порезаться об острые как бритва осколки бронестекла.
Очутившись на холодной темной крыше, Хэри первым делом сорвал маску и рухнул рядом с отхаркивающимся Тан’элКотом. Из-под стеклянного купола валил дым, поднимаясь к полной луне.
Руки Хэри тряслись. Маска дыхательного аппарата изнутри была забрызгана кровью.
– Черт, – пробормотал он себе под нос. – Черт, а ведь у меня получилось.
8
9
10
11
Электрически-белый свет резал глаза, он становился все ярче и ярче, пока Хэри не начало казаться, что в зрачки ему забили по гвоздю. И с ним пришел жар: палящее дыхание, словно прожектор бьет в лицо.
Горела вся квартира.
Полыхал даже каменный пол: расползающиеся по нему кольца белого пламени сыпали искрами до самого потолка. В центре каждого колечка дымилась щепка: разбросанные повсюду взрывом горящие обломки столешницы. Шипящие круги искристого пламени расползались медленно, словно рябь по луже патоки, но камень внутри них сиял ало-белым, словно выходящий из домны шлак.
Долбаная пыль …
Кто-то нарочно разбрызгал ее повсюду. Термит – может, магниевый порошок, может, какая-то новая, невиданная смесь, неважно. Главное – унести отсюда ноги.
Закрывая нос и рот рукавом, Хэри подполз к Тан’элКоту. Великан валялся на полу без сознания, раскинув руки. От свитера остались черные лохмотья, нагрудная пластина аммодной упряжи походила на бампер машины после внезапной встречи с пилоном подвесного моста. Лицо было обожжено, брови сгорели напрочь, а волосы тлели, исходя неровным дымком.
Целую вечность – добрых пять секунд – Хэри пытался нащупать пульс между гортанью и стальными жилами на шее Тан’элКота. Он был не настолько сентиментален, чтобы поджариться живьем при попытке спасти труп.
Раз-два-три-четыре… пропади я пропадом, но сукин сын еще жив! Теперь Хэри оставалось только придумать, как немолодой инвалид весом 170 фунтов может выволочь отсюда гребаного левиафана почти втрое тяжелей себя. «Кажется, – мелькнуло в голове у Хэри, – нам будет жопа».
Ухватив великана за лодыжки, Хэри поволок его к двери, но стоило ему приподнять голову, как от дыма перехватило дыхание и заслезились глаза. Пришлось ползти на четвереньках, боком, а мягкие подошвы проскальзывали по каменному полу – получалось небыстро…
Сквозь рокочущий в ушах неумолчный гром начал прорываться пронзительный вой, и теперь Хэри признал этот звук: по Кунсткамере разносился звук сирены – но не натужный крик пожарной сирены.
А скрежещущий визг сирены полицейской .
– Хол-лера!
Хэри метнулся к дверям, чтобы через мгновение увидеть…
…как с лязгом одолевает последние дюймы и становится на место решетка.
Полицейская сирена все верещала, а пожарная так и не включилась – значит, помощи от противопожарной системы Кунсткамеры ожидать не приходится. От городских пожарных – тоже. Решетка была набрана из скрепленных звеньями полудюймовых прутьев закаленной стали. Без автогена или гидравлического домкрата через нее не пробиться. А окна второго этажа уже, наверное, заперты.
– Кажется, я ошибся, – пробормотал Хэри, давясь дымом и утирая льющиеся слезы. – Нам уже жопа.
Хотя огненные кольца на полу расширялись, готовясь слиться, дым не становился гуще – подняв голову, Хэри увидал, как клубы дыма понимаются вверх, струясь по ступеням, словно колодец винтовой лестницы служил дымоходом.
Ну да – там должны располагаться вентиляторы, изгоняющие пары растворителей и мраморную пыль. Выбраться через воздуховоды невозможно – с внешним миром Кунсткамеру соединяли отверстия не более фута в поперечнике, забранные плотной решеткой, это было как-то связано с поддержанием ПН-поля…
«Купол», – сообразил Хэри. Там нет решеток: бронестеклянный купол был вплавлен краями в каменные перекрытия. Пробить его голыми руками нельзя – но на третьем этаже Тан’элКот устроил мастерскую. Там должны быть инструменты.
Но туда надо было еще добираться по лестнице сквозь ядовитое дымное марево, а клятые ноги подкашивались.
Очередная порция дыма застряла в горле, и, откашлявшись, Хэри ощутил вкус крови. Тан’элКот говорил что-то про дыхательный аппарат. И Хэри решился.
Снова ухватив великана за лодыжки, он сделал глубокий вдох, оглянулся, чтобы сориентироваться, и, зажмурившись и задержав дыхание, потащил Тан’элКота к лестнице. Жара вышибала силы, словно дубинка. Он едва мог волочь четыреста фунтов бывшего императора по ровному полу – и как, во имя всего святого, прикажете втащить чертову гориллу на третий этаж?
Оставив Тан’элКота на первой ступеньке – головой на полу, где поменьше дыма, – Хэри бросился наверх.
Дым ел глаза, и Хэри половины первого пролета не одолел, когда от слез в глазах помутилось. Захлебываясь слизью и кровью, он привалился к перилам и, собравшись с силами, пополз дальше, подтягиваясь на руках и волоча непослушные ноги. На втором этаже он заполз в спальню Тан’элКота, где воздух был почище, там полежал, кое-как отдышался и снова поднялся на ноги.
Последний пролет он одолел, зажмурившись и задержав дыхание. Когда он ввалился в мастерскую, от гипоксии у него плыло в голове и подкашивались ноги. Увидев на лесах, сооруженных вокруг незаконченной работы скульптора, аппарат для дыхания, он схватил его и поспешно натянул.
Секунд десять он потратил на то, чтобы отдышаться. Воздух поступал сквозь вентиль короткими, резкими толчками и был чист, а оттого казался слаще вина. Запотевшее стекло маски вскоре очистилось, и Хэри смог оглядеться.
При первом же взгляде на ум пришла половина решения. Над лестничным колодцем покачивал в дыму шеей подъемный кран. С помощью ручной лебедки Тан’элКот поднимал с первого этажа на третий материалы – сталь, бронзу, мраморные глыбы.
Половина решения – потому что аппарат был только один. Покуда Хэри будет поднимать Тан’элКота сквозь завесу едкого дыма, тот задохнется напрочь. Если оставить великану аппарат, Хэри вряд ли сможет подняться еще раз по лестнице, чтобы встать к чертову вороту… а из колодца исходил уже такой жар, что Тан’элКот все равно может сгореть живьем. «Нам нужен темп, – повторял про себя Хэри. – Темп – решенье всех проблем…»
Немудреная фраза перекатывалась в голове, словно винни-пуховская мантра, пока не вылилась в решение. Эта здоровенная незаконченная статуя…
Идея явилась полностью завершенной и настолько дерзкой, что Хэри расхохотался: статуя покоилась на низенькой тележке с колесиками.
Он развернул кран так, чтобы стрела его повисла над колодцем лестницы, и снял стопор с лебедки. Канат начал разматываться. Первый этаж сквозь дым разглядеть было невозможно, так что Хэри отпустил канат во всю длину, целиком – не хватает еще спуститься и обнаружить, что конец его висит где-то на верхотуре. Однако Тан’элКот – сама предусмотрительность – в нужном месте намотал на канат цветную липкую ленту; Хэри подождал еще немного и решил, что довольно.
Пневматический резец Тан’элКота лежал на стремянке; баллон находился под давлением. Хэри оторвал пылеотводный рукав и потащил тележку вместе со статуей к крану. Пару раз ударив резцом, Хэри обрезал несколько метров каната прямо на катушке. Свободный конец он подтащил к статуе и, намотав его пониже мраморных рук, завязал простым узлом. Еще раз обошел тележку, снимая стопоры с колес, и все было готово. Он отступил на шаг, чтобы окинуть свое сооружение последним взглядом и убедиться, что идея сработает… и застыл, разинув рот под маской аппарата.
Из мраморной глыбы рвался на свободу немолодой, невзрачный человечек. Что-то в фактуре мраморных волос намекало на раннюю седину, под челюстью намечались брыли. Но Хэри был заворожен выражением лица статуи: в глазах была такая мучительная тоска, что сродни отчаянию. Статуя изображала человека, который потерял восторги и возможности юности, и не нашел им замены – и смирился с этим. Человека, уютно устроившегося на месте проигравшего.
«Твою мать, – подумал Хэри. – Это же я».
На боку мраморного пьедестала черным восковым карандашом крупным беглым почерком Тан’элКота было написано: «Царь Давид».
«Не понимаю…»
Или это ошибка? Случайное сходство?
Но нет, на окружавших статую лесах были развешаны черно-белые распечатки – начиная с первых рекламных плакатов Кейна и кончая кадрами с камер наблюдения Студии, где Хэри был изображен во всех возможных позах и ракурсах.
«Какого черта тут творится?»
Очередной клуб дыма проплыл перед глазами, возвращая Хэри к реальности и напоминая о более срочных вопросах. Беспокоиться о чертовых скульптурах Тан’элКота он будет тогда, когда спасет ублюдку жизнь.
Он ринулся к лестнице, с бешеной скоростью съехал по перилам, одним махом перескочил площадку второго этажа и снова прыгнул на перила – пламя внизу уже подбиралось к беспокойно шевелящемуся в забытье Тан’элКоту. Бывший император даже не посмотрел на спасителя; он кашлял кровью и утирал слезы.
Канат висел точно посередине лестничного колодца; конец в несколько метров упал прямо в огненное кольцо и уже начал тлеть. Хэри перепрыгнул сыплющее искрами пламя и, подхватив канат, тотчас же отскочил назад.
И хотя все это произошло в считанные секунды, Хэри успел подпалить себе пятки. Он сбросил горящие туфли, но от искр уже занялись покрытые термитной пылью брюки, а секунду спустя и рубашка. Держа канат зубами и приглушенно матерясь, Хэри принялся срывать с себя горящие лохмотья. От него уже пахло, как от подгоревшей отбивной. «И ладно, думал он. – Главное – выбраться отсюда, пока сознание не потерял».
Разоблачившись донага, он набросил на Тан’элКота веревочную петлю. Бывший император попытался сесть, невнятно бормоча, что, мол, все это неправильно и должно быть иначе.
– Если мы начнем выяснять, что правильно, а что нет, – рявкнул Хэри из-под маски, заглушая звуки пожара, – то здесь оба сдохнем ! Держись!
– Твоя одежда… – тупо пробормотал Тан’элКот. – Ты голый.
– Теперь я знаю, почему тебя считают гением, – бросил Хэри. – Не дергайся.
Он торопливо пропустил конец каната у великана под мышками.
– Что… Ты что делаешь? Пожар… что? Больно…
Хэри зловеще ухмыльнулся, затягивая узел.
– Еще бы.
Бывший император закашлялся, брызгая слезами и кровавой слюной.
– Что ты делаешь?
– Спасаю твою шкуру. Слышал про такого парня, Бэтмена?
– Бэтмена? – Тан’элКот нахмурился, словно не мог сосредоточить взгляд на собеседнике. – Не понимаю…
– Сейчас поймешь, – пообещал Хэри и прыгнул.
И в прыжке, на нисходящей ветви траектории, повис на канате, поджав ноги.
Высоко-высоко наверху натяжение каната потянуло «Царя Давида» вместе с тележкой к краю лестничного колодца.
Статуя доползла до перил и накренилась. На какой-то жуткий миг Хэри показалось, что он неверно оценил расположение центра тяжести скульптуры, но та накренилась еще сильнее и еще, словно алкаш под порывами ветра, с полсекунды повисела на перилах… и перевалилась за край.
– Поехали! – крикнул Хэри.
Статуя рухнула, точно валун с обрыва.
Хэри и Тан’элКота понесло вверх.
Статуя падала, то и дело ударяясь о лестницу и грозя запутаться в канате. Хэри выругался про себя, сообразив, что каменная глыба несется прямо на него, словно исполинская мухобойка. «Ну ладно, недодумал, с кем не бывает…»
Он сделал уголок, словно прыгун с шестом, и в последний момент что было сил ударил край падающей тележки пятками – сердце его зашлось, когда его мраморный двойник пронесся мимо и исчез в клубах дыма.
Вознесшись таким манером в мастерскую, Хэри ухватился за стрелу крана, а статуя грохнулась о каменный пол и разлетелась на куски. Одной рукой Хэри цеплялся за стрелу крана, а другой мертвой хваткой держал канат, на конце которого болтался Тан’элКот. Великан был таким тяжелым, что канат вот-вот мог рассечь мышцы руки до кости. И, не дожидаясь, когда это случится, Хэри изловчился и принялся раскачиваться.
Вскоре усилия его увенчались успехом: в очередной раз крепко ударившись о перила, Тан’элКот сумел за них уцепиться. Убедившись, что великан держится крепко, Хэри слез со стрелы крана и поспешил ему на помощь.
– Ты … – яростно заревел спасенный Тан’элКот, судорожно кашляя и истекая слезами. Шевелюра его еще слегка дымилась. – Ты просто… не можешь… ничего… сделать… просто!
– Заткнись и тяни этот долбаный кабель! – рявкнул Хэри в ответ. – Мы еще не выбрались!
Он подтащил стремянку, на которой лежал пневматический резец, под край стеклянного купола, и установил так, что площадка едва не уперлась в потолок. Вскарабкавшись наверх, он схватил резец и, вогнав инструмент в то место, где бронестекло соединялось с краем купола, врубил мощность на полную. Резец загрохотал, как отбойный молоток.
Хэри наскоро наметил на бронестекле круг в человеческий рост – давление в баллоне падало стремительно. Тан’элКот, кашляя, заполз к нему, волоча за собой моток каната. Резец долбил все медленней, все слабей, пока не замер.
Хэри прислонился плечом к выбитому в бронестекле кругу и нажал. С таким же успехом он мог попытаться сдвинуть гору. Тогда за дело взялся Тан’элКот. Отодвинув Хэри в сторонку, он ухватил баллон из-под сжатого воздуха, размахнулся и ударил. Бронестекло покрылось паутиной мелких трещин, словно грозовая туча сеткой молний.
Тан’элКот ударил снова, потом еще раз и еще, стараясь держаться намеченного Хэри круга. Красное лицо его сделалось лиловым. Наконец он треснул баллоном в последний раз – в центр круга. Кусок бронестекла вылетел наружу с таким звуком, словно открылась консервная банка.
Первым на волю выбрался Тан’элКот, за ним полез Хэри, стараясь не порезаться об острые как бритва осколки бронестекла.
Очутившись на холодной темной крыше, Хэри первым делом сорвал маску и рухнул рядом с отхаркивающимся Тан’элКотом. Из-под стеклянного купола валил дым, поднимаясь к полной луне.
Руки Хэри тряслись. Маска дыхательного аппарата изнутри была забрызгана кровью.
– Черт, – пробормотал он себе под нос. – Черт, а ведь у меня получилось.
8
Он лежал рядом с Тан’элКотом, чувствуя, как поверхность крыши холодит обожженное тело. Боль только начиналась, но Хэри чувствовал – будет плохо. И все же сейчас он был доволен собой. Можно было лежать под звездами и радоваться, что еще живой.
– Почему? – хриплым голосом произнес Тан’элКот. – Почему? Я твой враг. Почему ты это сделал?
– Не знаю, – ответил Хэри. – Мне это показалось хорошей идеей. – Он улыбнулся великану окровавленными губами. – Может, хотел услышать от тебя спасибо.
Тан’элКот отвернулся.
– Мой Давид, – пробормотал он. – О, мой Давид…
– Ты что, статую свою долбаную жалеешь? – Хэри с трудом принял сидячее положение. – Твоя жизнь или твоя статуя. Что ты предпочел бы спасти?
Тан’элКот закрыл лицо ладонями.
– Не приведи бог художнику делать такой выбор.
– А ты и не делал, – напомнил Хэри. – Никто тебя не спрашивал.
– Я не просил тебя о помощи, – горько вымолвил бывший император. – И не стану благодарить.
Хэри сидел, глядел на своего вечного противника и думал, что благодарность ему, собственно, и не нужна.
Старый, усталый, пожеванный жизнью, полуногий…
«Я еще могу».
Хэри оскалился на луну.
«Я еще, блин, все могу».
Это чувство стоило всех заработанных им ожогов.
– Давай шевелись, – бросил он резко. – Привяжи к чему-нибудь свой долбаный канат, чтобы мы могли слезть с крыши.
Покуда Тан’элКот привязывал канат к декоративному зубцу на фасаде Кунсткамеры и спускался по нему на землю, Хэри Майклсон оценивал понесенные потери.
Дункану уже не помочь; социальная полиция вцепилась в него бульдожьей хваткой и не отпустит, не выжав кровь до капли. Вера продержится – как ей ни тяжело, одиноко и страшно среди незнакомых людей, непосредственной опасности для нее нет. Шенкс не из тех, кто может запытать и убить беспомощного ребенка ради собственного удовольствия – она пытала и убивала беспомощных детей только ради собственной выгоды. Тан’элКот в помощи больше не нуждается; зная, какая опасность ему грозит, он может обратиться за помощью к приятелям-инвесторам.
А сам Хэри…
Чтобы спастись, он должен принести в жертву нечто большее, чем жизнь.
– Я спустился! – крикнул Тан’элКот с тротуара.
Вместо ответа Хэри отошел от наполненного дымом прозрачного купола к соседнему и прислонился к гладкому бронестеклу, сквозь дуговое сияние куклы Пэллес Рил вглядываясь туда, где восковой Кейн нанизывал себя на меч воскового Берна. Он столько раз переживал этот миг за последние семь лет, что теперь не мог сказать с уверенностью, сохранились у него собственные воспоминания о нем или он помнит только пережитое в записи. Просмотреть запись из вторых рук, чтобы проверить свою память, у него всегда не хватало духу.
Но одно он знал наверняка: умирая в тот день на той арене, он был счастлив, как никогда в жизни.
«Ну ладно, – подумал он, глядя на воскового Кейна. – Ладно. Теперь я понял».
Потому что Кейн действительно умер тем жарким осенним днем на стадионе Победы. Семь долгих лет Хэри Майклсон был гниющим трупом Кейна.
«Ну и… в жопу. Ничего особенного в смерти нет. Умереть всякий может».
– Я спустился! – повторил снизу Тан’элКот. – Ты идешь?
Хэри подошел к краю крыши. Из машинного улья между Студией и Кунсткамерой выезжали с ревом машины службы безопасности и где-то далеко завывали сирены пожарных.
– Ты меня не видел! – крикнул он Тан’элКоту, наматывая канат на руку. – Меня здесь не было. Ты выбрался сам. Слышишь?
– О чем это ты?
– Времени нет объяснять. Иду спасать мир.
Он вытянул канат до конца и снял петлю с каменного зубца.
– Кейн! – крикнул снизу Тан’элКот.
Он едва не огрызнулся машинально: «Меня зовут Хэри, черт бы тебя побрал!» – но передумал. Замер на секунду, наслаждаясь этим чувством.
– Да? – отозвался он в конце концов, перегнувшись через парапет. – Что?
– Это и мой мир, Кейн, – промолвил Тан’элКот. – Удачи.
– Спасибо. – Он коснулся ладонью виска, словно отдавая честь. – Тебе того же.
Потом развернулся и побежал в сторону тоннеля, соединявшего Студию с Кунсткамерой.
– Почему? – хриплым голосом произнес Тан’элКот. – Почему? Я твой враг. Почему ты это сделал?
– Не знаю, – ответил Хэри. – Мне это показалось хорошей идеей. – Он улыбнулся великану окровавленными губами. – Может, хотел услышать от тебя спасибо.
Тан’элКот отвернулся.
– Мой Давид, – пробормотал он. – О, мой Давид…
– Ты что, статую свою долбаную жалеешь? – Хэри с трудом принял сидячее положение. – Твоя жизнь или твоя статуя. Что ты предпочел бы спасти?
Тан’элКот закрыл лицо ладонями.
– Не приведи бог художнику делать такой выбор.
– А ты и не делал, – напомнил Хэри. – Никто тебя не спрашивал.
– Я не просил тебя о помощи, – горько вымолвил бывший император. – И не стану благодарить.
Хэри сидел, глядел на своего вечного противника и думал, что благодарность ему, собственно, и не нужна.
Старый, усталый, пожеванный жизнью, полуногий…
«Я еще могу».
Хэри оскалился на луну.
«Я еще, блин, все могу».
Это чувство стоило всех заработанных им ожогов.
– Давай шевелись, – бросил он резко. – Привяжи к чему-нибудь свой долбаный канат, чтобы мы могли слезть с крыши.
Покуда Тан’элКот привязывал канат к декоративному зубцу на фасаде Кунсткамеры и спускался по нему на землю, Хэри Майклсон оценивал понесенные потери.
Дункану уже не помочь; социальная полиция вцепилась в него бульдожьей хваткой и не отпустит, не выжав кровь до капли. Вера продержится – как ей ни тяжело, одиноко и страшно среди незнакомых людей, непосредственной опасности для нее нет. Шенкс не из тех, кто может запытать и убить беспомощного ребенка ради собственного удовольствия – она пытала и убивала беспомощных детей только ради собственной выгоды. Тан’элКот в помощи больше не нуждается; зная, какая опасность ему грозит, он может обратиться за помощью к приятелям-инвесторам.
А сам Хэри…
Чтобы спастись, он должен принести в жертву нечто большее, чем жизнь.
– Я спустился! – крикнул Тан’элКот с тротуара.
Вместо ответа Хэри отошел от наполненного дымом прозрачного купола к соседнему и прислонился к гладкому бронестеклу, сквозь дуговое сияние куклы Пэллес Рил вглядываясь туда, где восковой Кейн нанизывал себя на меч воскового Берна. Он столько раз переживал этот миг за последние семь лет, что теперь не мог сказать с уверенностью, сохранились у него собственные воспоминания о нем или он помнит только пережитое в записи. Просмотреть запись из вторых рук, чтобы проверить свою память, у него всегда не хватало духу.
Но одно он знал наверняка: умирая в тот день на той арене, он был счастлив, как никогда в жизни.
«Ну ладно, – подумал он, глядя на воскового Кейна. – Ладно. Теперь я понял».
Потому что Кейн действительно умер тем жарким осенним днем на стадионе Победы. Семь долгих лет Хэри Майклсон был гниющим трупом Кейна.
«Ну и… в жопу. Ничего особенного в смерти нет. Умереть всякий может».
– Я спустился! – повторил снизу Тан’элКот. – Ты идешь?
Хэри подошел к краю крыши. Из машинного улья между Студией и Кунсткамерой выезжали с ревом машины службы безопасности и где-то далеко завывали сирены пожарных.
– Ты меня не видел! – крикнул он Тан’элКоту, наматывая канат на руку. – Меня здесь не было. Ты выбрался сам. Слышишь?
– О чем это ты?
– Времени нет объяснять. Иду спасать мир.
Он вытянул канат до конца и снял петлю с каменного зубца.
– Кейн! – крикнул снизу Тан’элКот.
Он едва не огрызнулся машинально: «Меня зовут Хэри, черт бы тебя побрал!» – но передумал. Замер на секунду, наслаждаясь этим чувством.
– Да? – отозвался он в конце концов, перегнувшись через парапет. – Что?
– Это и мой мир, Кейн, – промолвил Тан’элКот. – Удачи.
– Спасибо. – Он коснулся ладонью виска, словно отдавая честь. – Тебе того же.
Потом развернулся и побежал в сторону тоннеля, соединявшего Студию с Кунсткамерой.
9
Фельдшер-спасатель выпрыгнул из машины «скорой помощи» раньше, чем турбины сбавили обороты. Воздушная волна едва не сбила его с ног.
– Вы ранены, сэр? – крикнул он Тан’элКоту, стараясь переорать рев глохнущих моторов. – Вам нужна медицинская помощь?
– Да, – сурово вымолвил великан. – Но больше мне нужен твой наладонник.
– Что?!
Тан’элКот стиснул плечо фельдшера могучей ладонью так неожиданно и крепко, что воля бедолаги враз была парализована вместе с рукой. Он даже не пытался дернуться, когда бывший император сорвал компьютер с его пояса. Потом Тан’элКот оттолкнул фельдшера и так на него посмотрел, что было ясно без слов: от этого типа лучше держаться подальше.
– Видеосвязь, – плюнул он в микрофон. – Студия два-пять-рентген-зулу-четыре. Ввод.
Миг спустя на крошечном экране появилась испитая ухмыляющаяся физиономия Коллберга.
– Ну?
– Плохо, – прорычал Тан’элКот. – Какому глупцу поручили вы эту часть операции? Я чуть не погиб вместе с ним – смертельная угроза для нас обоих не входила в план.
– Смертельная угроза делает происходящее убедительным, – отозвался Коллберг. – Не пытайся учить меня основам увеселительного мастерства.
– Это не развлечение…
– Почему же?
– По вашей некомпетентности едва не был уничтожен…
– Сработало? – жадно перебил его Коллберг.
– Вы меня слушаете или нет?
– Только трусы и слабаки жалуются на то, что едва не случилось, – провозгласил Коллберг. – Он идет?
От ярости у Тан’элКота набрякли веки. В прежние времена он сам не раз заявлял нечто подобное и теперь обнаружил, что выслушивать это значительно менее приятно.
– Да, – промолвил он не спеша. – Кейн грядет.
– Вы ранены, сэр? – крикнул он Тан’элКоту, стараясь переорать рев глохнущих моторов. – Вам нужна медицинская помощь?
– Да, – сурово вымолвил великан. – Но больше мне нужен твой наладонник.
– Что?!
Тан’элКот стиснул плечо фельдшера могучей ладонью так неожиданно и крепко, что воля бедолаги враз была парализована вместе с рукой. Он даже не пытался дернуться, когда бывший император сорвал компьютер с его пояса. Потом Тан’элКот оттолкнул фельдшера и так на него посмотрел, что было ясно без слов: от этого типа лучше держаться подальше.
– Видеосвязь, – плюнул он в микрофон. – Студия два-пять-рентген-зулу-четыре. Ввод.
Миг спустя на крошечном экране появилась испитая ухмыляющаяся физиономия Коллберга.
– Ну?
– Плохо, – прорычал Тан’элКот. – Какому глупцу поручили вы эту часть операции? Я чуть не погиб вместе с ним – смертельная угроза для нас обоих не входила в план.
– Смертельная угроза делает происходящее убедительным, – отозвался Коллберг. – Не пытайся учить меня основам увеселительного мастерства.
– Это не развлечение…
– Почему же?
– По вашей некомпетентности едва не был уничтожен…
– Сработало? – жадно перебил его Коллберг.
– Вы меня слушаете или нет?
– Только трусы и слабаки жалуются на то, что едва не случилось, – провозгласил Коллберг. – Он идет?
От ярости у Тан’элКота набрякли веки. В прежние времена он сам не раз заявлял нечто подобное и теперь обнаружил, что выслушивать это значительно менее приятно.
– Да, – промолвил он не спеша. – Кейн грядет.
10
В Студии Хэри обнаружил, что его приоритетные пароли все еще действуют. Вскрыв с их помощью замок, он забрался в пустующий медпункт и обильно смазал ожоги обезболивающей мазью, а внутрь принял пару таблеток анальгетика. Подумав, он прихватил с собой полную упаковку тех же таблеток, пару тюбиков мази и вдобавок банку антибиотиков широкого спектра действия.
«Они думают, что взяли меня, – думал он. – Решили, что я в ловушке».
Барахло он бросил на сиденье инвалидной коляски и поспешно выкатил ее в коридор к лифту. По пути он торопливо набил лекарствами карманы под подлокотниками, потому что коляска ему самому должна была понадобиться через пару минут.
Следующая остановка – ПН-сейф Студии.
Бронированная дверь сейфа отворилась под еле слышное урчание гидравлики. Прежде чем въехать внутрь, Хэри поудобнее устроился в кресле. Когда граничный эффект подавил действие спинального шунта, он даже не заметил судорог в ногах: внимание его было занято более серьезными вещами.
Он выбрал прочную кожаную куртку и такие же штаны, пару башмаков не совсем по размеру, но это неважно – если не можешь встать, мозоли тебе не грозят. Нашел оставленный мечником по имени Мазрик заплечный мешок, набитый галетами, сушеным мясом и сухофруктами, заодно стащил и флягу. В кошельке, подшитом изнутри к широкому поясу с двумя ножами в ножнах, обнаружилось пять ройялов. Перешарив остальную одежду, Хэри обнаружил еще три ройяла, семнадцать серебряных ноблей и две горсти медяков.
«А я богат», – мелькнуло в голове.
Он сгреб монеты, вспомнив невесело, как гордился когда-то Кейн тем, что был убийцей, но никогда – вором. «Люди меняются с годами».
Выкатив инвалидную коляску из сейфа, он запер за собой дверь и отправился в уборную перезапустить шунт. Покуда Ровер оставался в Лос-Анджелесе, сделать это было непросто – пришлось через наладонник связаться по сети с контрольным блоком Ровера и перенаправить рекурсивные команды через поддиректорию – и все же он уложился в три минуты, прежде чем выйти из уборной и переодеться в украденное. Лекарства он сложил в мешок вместе с наполненной флягой и монетами, что не влезли в потайной кошель.
Натягивая башмаки, он замер на миг, вспомнив про кандалы на ноге. Прочный браслет лишь потемнел слегка за время пожара. Подмигивал красным глазом диод, напоминая обо всем, что Хэри оставил в залог.
Обо всем, что готов был выбросить.
Миг : вот пост, за который пришлось отдать ноги и самоуважение, директор Майклсон. Миг : вот каста, в которую ты рвался, прокладывая дорогу зубами и когтями, администратор Майклсон. Миг : вот все до последней марки, что заработал для тебя Кейн, – кровью, и мукой, и потом, и отвагой, и гневом, и радостью, и победой, и поражением. Миг : вот Эбби, построенная в прекрасном месте, идеальный символ всего, чего ты достиг в жизни, единственный дом, знакомый твоей дочери.
Хэри обдумывал эту мысль почти секунду. Потом пожал плечами.
«Счастья я ведь так и не заработал».
Он выдернул ножи из ножен, оглядел их, обратив внимание на блестящие лезвия – остро заточены и чисты, повертел в пальцах обтянутые кожей холодные мягкие рукоятки. Проверил баланс, решил, что метать можно, если придется. Повел плечами, разминая мышцы, – и вдруг принялся выделывать приемы и финты, да так ловко, что за движением клинков нельзя было бы уследить. Потом убрал ножи, нагретые теплом ладоней, и, держась за рукояти, позволил себе почти-улыбнуться в память о лучших временах: память сладкая и горькая, как случайная встреча со старым другом.
Перед мысленным взором его появился Тан’элКотов «Царь Давид». Снова и снова представали перед ним наеденные с годами брыли, набрякшие тоской глаза, аура уютного поражения. «А ты, – бросил он вставшему перед ним образу – двойнику администратора Хэри Майклсона, директора Студии Сан-Франциско, – пошел на хрен ».
Уверенный и сильный, он ступил за порог. Но в коридоре его уже ждали.
«Они думают, что взяли меня, – думал он. – Решили, что я в ловушке».
Барахло он бросил на сиденье инвалидной коляски и поспешно выкатил ее в коридор к лифту. По пути он торопливо набил лекарствами карманы под подлокотниками, потому что коляска ему самому должна была понадобиться через пару минут.
Следующая остановка – ПН-сейф Студии.
Бронированная дверь сейфа отворилась под еле слышное урчание гидравлики. Прежде чем въехать внутрь, Хэри поудобнее устроился в кресле. Когда граничный эффект подавил действие спинального шунта, он даже не заметил судорог в ногах: внимание его было занято более серьезными вещами.
Он выбрал прочную кожаную куртку и такие же штаны, пару башмаков не совсем по размеру, но это неважно – если не можешь встать, мозоли тебе не грозят. Нашел оставленный мечником по имени Мазрик заплечный мешок, набитый галетами, сушеным мясом и сухофруктами, заодно стащил и флягу. В кошельке, подшитом изнутри к широкому поясу с двумя ножами в ножнах, обнаружилось пять ройялов. Перешарив остальную одежду, Хэри обнаружил еще три ройяла, семнадцать серебряных ноблей и две горсти медяков.
«А я богат», – мелькнуло в голове.
Он сгреб монеты, вспомнив невесело, как гордился когда-то Кейн тем, что был убийцей, но никогда – вором. «Люди меняются с годами».
Выкатив инвалидную коляску из сейфа, он запер за собой дверь и отправился в уборную перезапустить шунт. Покуда Ровер оставался в Лос-Анджелесе, сделать это было непросто – пришлось через наладонник связаться по сети с контрольным блоком Ровера и перенаправить рекурсивные команды через поддиректорию – и все же он уложился в три минуты, прежде чем выйти из уборной и переодеться в украденное. Лекарства он сложил в мешок вместе с наполненной флягой и монетами, что не влезли в потайной кошель.
Натягивая башмаки, он замер на миг, вспомнив про кандалы на ноге. Прочный браслет лишь потемнел слегка за время пожара. Подмигивал красным глазом диод, напоминая обо всем, что Хэри оставил в залог.
Обо всем, что готов был выбросить.
Миг : вот пост, за который пришлось отдать ноги и самоуважение, директор Майклсон. Миг : вот каста, в которую ты рвался, прокладывая дорогу зубами и когтями, администратор Майклсон. Миг : вот все до последней марки, что заработал для тебя Кейн, – кровью, и мукой, и потом, и отвагой, и гневом, и радостью, и победой, и поражением. Миг : вот Эбби, построенная в прекрасном месте, идеальный символ всего, чего ты достиг в жизни, единственный дом, знакомый твоей дочери.
Хэри обдумывал эту мысль почти секунду. Потом пожал плечами.
«Счастья я ведь так и не заработал».
Он выдернул ножи из ножен, оглядел их, обратив внимание на блестящие лезвия – остро заточены и чисты, повертел в пальцах обтянутые кожей холодные мягкие рукоятки. Проверил баланс, решил, что метать можно, если придется. Повел плечами, разминая мышцы, – и вдруг принялся выделывать приемы и финты, да так ловко, что за движением клинков нельзя было бы уследить. Потом убрал ножи, нагретые теплом ладоней, и, держась за рукояти, позволил себе почти-улыбнуться в память о лучших временах: память сладкая и горькая, как случайная встреча со старым другом.
Перед мысленным взором его появился Тан’элКотов «Царь Давид». Снова и снова представали перед ним наеденные с годами брыли, набрякшие тоской глаза, аура уютного поражения. «А ты, – бросил он вставшему перед ним образу – двойнику администратора Хэри Майклсона, директора Студии Сан-Франциско, – пошел на хрен ».
Уверенный и сильный, он ступил за порог. Но в коридоре его уже ждали.
11
В тот момент, когда шоковая дубинка нависла над ним, Хэри уже проиграл. У него с самого начала не было шанса, но это его не остановило. Даже не задержало.
Дубинка со свистом обрушилась на него, едва Хэри пересек порог. Рефлекс, наработанный на протяжении всей жизни, оказался быстрей мысли: рука сама собой перехватила чужую закованную в наручень руку так, что конец дубинки, не коснувшись бедра, разрядился о дверную ручку. Хэри крепко стиснул запястье противника, другой рукой ударил врага по локтю и рванул запястье на себя. Сустав с хрустом переломился, из-под зеркального шлема послышался хрип.
Только тут Хэри сообразил, что сломал руку офицеру социальной полиции. Еще пятеро загородили ему дорогу. Нападение на социального полицейского считалось тягчайшим преступлением.
«Если бы мне уже не пришла хана, – подумал он, – я бы заволновался».
Он метнулся назад, к двери, где на него мог броситься только один человек, но социк с перебитой рукой повис на нем всем телом. И пока Хэри пытался отодрать его, чья-то дубинка ткнулась ему в поясницу.
В его шунт.
Ноги подкосились разом, Хэри рухнул, как мешок с живой рыбой – извиваясь и подергиваясь. Немного слушалась только левая рука. Заревев, точно росомаха, он выхватил нож из пояса, но стоявший над ним социк коснулся оружия все той же дубинкой. Сквозь рукоятку его тряхануло так, что нож выпал из сведенной судорогой руки.
Дубинка со свистом обрушилась на него, едва Хэри пересек порог. Рефлекс, наработанный на протяжении всей жизни, оказался быстрей мысли: рука сама собой перехватила чужую закованную в наручень руку так, что конец дубинки, не коснувшись бедра, разрядился о дверную ручку. Хэри крепко стиснул запястье противника, другой рукой ударил врага по локтю и рванул запястье на себя. Сустав с хрустом переломился, из-под зеркального шлема послышался хрип.
Только тут Хэри сообразил, что сломал руку офицеру социальной полиции. Еще пятеро загородили ему дорогу. Нападение на социального полицейского считалось тягчайшим преступлением.
«Если бы мне уже не пришла хана, – подумал он, – я бы заволновался».
Он метнулся назад, к двери, где на него мог броситься только один человек, но социк с перебитой рукой повис на нем всем телом. И пока Хэри пытался отодрать его, чья-то дубинка ткнулась ему в поясницу.
В его шунт.
Ноги подкосились разом, Хэри рухнул, как мешок с живой рыбой – извиваясь и подергиваясь. Немного слушалась только левая рука. Заревев, точно росомаха, он выхватил нож из пояса, но стоявший над ним социк коснулся оружия все той же дубинкой. Сквозь рукоятку его тряхануло так, что нож выпал из сведенной судорогой руки.