На грязной мантии Дамона проявилось пятно черного масла размером с кулак. Райте даже не успел удивиться тому, откуда оно взялось, как тело под одеждой начало дымиться. И через несколько мгновений загорелось. Дамон принялся срывать с себя одежду – масло попало на руки. Появившиеся волдыри лопались, не успевая набухнуть. Пальцы источали запах горелого мяса и оставляли в воздухе узкие струйки едкого дыма.
   Райте Косаллом вспорол одежду Дамона и, оторвав сухой лоскут, принялся стирать масло с груди и ладоней несчастного. В правой руке Райте крепко держал меч – расстаться с Косаллом он не смел.
   Дамон лежал на холодных плитах моста и, сжавшись в комочек, дрожал от боли. Из глаз его текли слезы. Райте молча смотрел на скомканную одежду и не верил тому, что видел. Ткань набухла от масла. На краях прорех выступали черные капли и одна за другой падали на камни. Райте поддал ногой грязный ком, и тот влажно шлепнулся поодаль. Райте поднес к глазам левую руку и стал разглядывать кисть. На глянцевой, влажно блестящей черной перчатке не осталось ни одного светлого пятнышка.
   Тогда он сжал кулак, и сквозь поры выступила густая вязкая жидкость – черное масло слепого бога.

4

   Добравшись до Десятой улицы Квартала менял, Райте подвел Дамона к подъезду дома, что как раз напротив Зала суда, и усадил на крыльцо. Тот со вздохом опустился на испачканную маслом ступень и свернулся клубком, закрывая обожженную маслом грудь. Взгляд его был обращен в никуда, как это бывает с ушедшими слишком глубоко в целительный транс. Райте прижал жужжащий Косалл к бедру и отошел.
   Десятая улица была запружена народом: мужчинами с мешками на спинах и с тюками в руках; старухами, толкавшими коляски, и стариками, тянувшими телеги; женщинами, которые несли на руках детей и тащили на привязи домашних животных; юношами, искавшими путь из города. Их покрасневшие лица были скорбны и угрюмы. Кто-то искал родных, выкрикивал имена, и призывы эти заглушались воплями, стонами и проклятиями.
   Шутовской мост и Воровской были охвачены огнем. Тысячи горожан, собравшие все, что могли унести, направлялись к западной части Старого города. Но и Рыцарский мост уже лизали языки пламени – дубовая роща, выросшая на одном из пролетов, загорелась через несколько секунд после того, как Райте увел оттуда Дамона. Теперь единственной дорогой с острова был Царский мост – длинная арка, подходы к которой охраняла рота пехотинцев в тяжелых доспехах. Их капитан не желал пропускать этот сброд потенциальных мародеров в богатые кварталы Южного берега.
   Пламя медленно ползло на запад по изогнутым улочкам и кровлям. Оно пересекало каналы по дощатым настилам и летело по ветру вместе с роем горящих искр. Весь город к востоку от улицы Мошенников пылал, и огонь сгонял в Квартал менял все больше и больше народа. Слабые гибли в давке – то здесь, то там толпа расступалась, обнаруживая тела горожан, затоптанных, сраженных дубиной или убитых в толкотне ножом. Когда масло, текущее с верховьев реки, вспыхнуло, стало казаться, будто Старый город обнимают гигантские огненные руки.
   Косалл жужжал в руке Райте, роняя крохотные капли черного масла. Тот задумчиво смотрел на эту непрерывную капель. Он вспоминал о боли, которую делил с богиней в тот момент, когда масло лишь начало появляться повсюду. Вся правая – чистая – сторона его тела была покрыта волдырями и ожогами, и в каждом пульсировала боль; мышцы вздулись и оцепенели, будто вареные. Другая половина не болела, и это ужасало его.
   Далеко-далеко, у границ внутреннего взора, – слабо, но настойчиво, словно навязчивый фрагмент мелодии, застрявший в мозгу, – тлели образы существ, находившиеся в бассейне реки, тех, кто еще остался в живых. Самыми четкими были образы мужчин и женщин, толпившихся на улицах неподалеку. А еще Райте чувствовал мужчин – очевидно, солдат – в Зале суда. И невнятно ощущал растерянных монахов, которые заперлись в посольстве – среди них вспыхнула ссора, перешедшая в стычку, и в нескольких комнатах лежали трупы тех, кого убили обезумевшие жертвы вируса.
   Райте чувствовал присутствие других людей. То были напуганные призраки, что прятались за запертыми ставнями, и безумцы с улыбкой на окровавленных губах. Еще он увидел нескольких счастливых в своем неведении горожан, которые мирно храпели в своих кроватях, видели сны и ничего не знали о неистовстве и пожарищах, охвативших город.
   Он ощущал призраков в подземных лабиринтах. Нелюди, напуганные и свирепые, ревущей лавиной текли по темным подземным коридорами. Он слышал эхо приказов их безумной королевы, отзывавшееся в сердцах огров и троллей, перворожденных и древолазов. Райте видел, как выглядит их цель, и чувствовал переполнявшую их жажду крови. Он знал, что, если промедлит, у Кейна не останется крови для спасения мира.
   Другим жутким фрагментом этих видений была картина, которую он видел на другой стороне улицы: у открытых дверей величественного здания Зала суда, на верхней площадке широкой лестницы стояли два вооруженных Глаза Божьих. Фасад здания озаряли оранжевые сполохи огня. Плющ, некогда украшавший его стены, превратился в гниющее месиво, из которого сочилось масло и растекалось сиропными волнами по широкой обнесенной перилами веранде. Стражники в ужасе отступали к дверям, стараясь держаться подальше от черной вязкой жидкости, и с завистью смотрели на прохожих, словно только страх чего-то худшего, чем огонь, держал их на посту.
   Еще Райте боялся того, что пугало охрану. Потому что он знал, чего они боятся. Чувствовал.
   Тем же чутьем, которым Райте отслеживал приближение артанской гвардии по реке к окраинам города, он улавливал присутствие в Зале суда некоего огромного, темного и неистового зверя – раненого существа, которое жадно лизало свои язвы. Охранники, стоявшие у двери, боялись этого чудовища, не понимая, что сами являются частями его лап. Райте тоже боялся безумного зверя – потому что знал, кто это был.
   Через меч ему в душу лился поток темной Силы, и Райте потянулся к его струям. «Мне все равно, какая это сила, – думал он. – Я должен взять все, что смогу забрать».
   Он почувствовал врата, которые богиня закрыла в его сознании, – врата, приоткрывшиеся после его прикосновения к мечу. Сосредоточившись, он разбил их на части, чтобы никто и никогда не захлопнул этот портал. Ему пришлось вытерпеть сильную боль – будто полчища крыс глодали его внутренности, будто открылись стигматы, источающие черное масло. Вполне сносная кара за его огромные грехи.
   Райте приподнял Косалл за петлю на рукоятке. Таинственное жужжание меча утихло. Однако пальца левой руки по-прежнему послушно сжимались в кулак, а левая нога без труда держала вес тела. Стараясь не касаться лезвия, он медленно и осторожно сунул клинок за пояс.
   – Дамон!
   Райте поднял обессилевшего беднягу на ноги и грубо встряхнул.
   – Дамон, пошли. Быстрее! Это приказ.
   Взгляд несчастного прояснился.
   – Да, слышу, – послышался тихий шепот.
   Лицо его исказилось от вернувшейся боли. Он обнял себя за плечи, словно замерз и пытался защитить от холода нагую обожженную грудь. На нем были только штаны и башмаки.
   – Кто вы? – жалобно спросил Дамон. – Вы Райте? Что случилось? Что… Мне больно. Отпустите меня. Я пойду в посольство. Братья-монахи помогут мне и позаботятся о моих ранах.
   Райте сплел пальцы в сложный узел, который настраивал сознание на особый вид действий. Масло с левой руки попало на правую, и в том месте кожа с шипением задымилась, но он держал себя в руках. Эта боль принесла ему облегчение – он понял, что может принять таким же образом и собственный страх. Страх и боль превратились в обычные факты жизни.
   – Оставайся здесь и жди солдат из посольства, – сказал он Дамону. – Будешь у них за главного. Охраняйте Зал суда. Удерживайте его во что бы то ни стало. Не позволяйте никому входить, пока не получите иного приказа от меня или от того, кого пошлет Совет Братьев. Понял?
   – Но…
   – Ты понял?
   – Да. Да, господин. Но…
   Райте повернулся и, оставив Дамона на крыльце, зашагал вдоль по Десятой улице. Большинство людей в толпе расступалось перед ним. Тех же, кто-то этого не делал, Райте слегка касался левой рукой. Вопль боли и вид дымящегося ожога действовали на других упрямцев лучше всяких слов.
   – Но господин! – закричал ему вслед Дамон. – Ваш приказ… Это же объявление войны!
   – Война уже идет! – тихо ответил Райте, обращаясь больше к себе, чем к Дамону. – Пора действовать.
   Он поднялся по ступеням и направился к Глазам Божьим, охранявшим Зал суда.

5

   – Вам сюда нельзя, – произнес один из охранников, завидев человека, поднимающегося по лестнице.
   Райте пересек залитую маслом веранду и остановился в пяти шагах от двери.
   – Почему? – вежливо осведомился он.
   – Вернись на улицу, приятель, – ответил второй страж и указал мечом на толпу людей. – Никому не позволено подходить к дверям.
   – Но я хочу войти.
   – Вали отсюда! – Шагнув к Райте, охранник угрожающе поднял меч. – Зал суда закрыт на ночь. Приходи утром.
   – Почему же дверь открыта?
   – Не твое дело!
   Райте вновь сплел пальцы, не обращая внимания на то, как вновь зашипела обожженная кожа.
   – Скажи, почему дверь открыта, – настойчиво повторил он.
   – Потому что в здании находится патриарх, – покорно ответил стражник. – А он не любит находиться в закрытом помещении…
   – Дорри! – сердито зашипел его напарник. – Ты что, с ума сошел?
   Первый Глаз Божий изумленно оглянулся.
   – А?
   – Патриарх? – спросил Райте.
   – Дорри, заткнись, – сказал второй охранник.
   Обойдя напарника, он нацелил меч в живот Райте.
   – Мотай отсюда. И ты ничего не слышал, понял? Патриарха здесь нет, а если ты расскажешь кому-нибудь о нашем разговоре, я найду тебя и убью, как собаку.
   Но тут голос его дрогнул – он увидел, как с левой руки Райте капает масло.
   – Ты… это… – пробормотал он в замешательстве. – Поди-ка вымой руки. Я это к чему говорю… разве ты не знаешь, что эта дрянь опасна?
   «Да уж не дрянней тебя», – подумал Райте и снова сплел пальцы.
   – Я посол Райте, из Монастырей. Патриарх направил ко мне гонца и попросил прийти. Пропустите меня к нему немедленно.
   – Я… я… это… – заблеял стражник. – Ваше превосходительство, видели бы вы свою одежду! Я…
   – Немедленно, – повторил Райте. И, не дожидаясь ответа, быстро прошел мимо охранников под темные своды здания.
   – Идите в часовню, – крикнул страж за его спиной. – Он в часовне. Мы… это… мы должны оставаться на посту.
   – Я сам его найду, – ответил Райте и двинулся по темному проходу.
   Атрий здания походил на огромный склеп, исчерченный танцующими оранжевыми крестами, – приближающееся пламя вырисовывало на стенах контуры крестообразных окон. Райте шел, прислушиваясь к звукам собственных шагов. В тишине, царившей здесь, они казались слишком громкими. Он бывал в этом здании тысячу раз, когда в отрочестве служил мальчиком на побегушках в «Имперском вестнике», помогал отцу оплачивать свою учебу в монастырской школе. Однако сейчас, когда видишь пляшущие, клочковатые тени и чувствуешь приторный затхлый запах…
   Зал суда всегда имел свой специфический запах: ароматы пудры и цветочного масла благородных судей смешивались с миазмами страха и пота избитых и напуганных обвиняемых. Эта смесь годами впитывалась в стены – смесь роскоши и вины, ставшая для Райте запахом юриспруденции. Но теперь здесь пахло прелой листвой и горючим маслом.
   Часовня некогда служила святилищем Проритуна – бога небес, который был хранителем людских клятв и защитником законов Анханы. В этом зале судьи молились и очищали свои помыслы перед судебными заседаниями. Им помогал жрец небесного бога, который благословлял ревнителей закона и освобождал их от возможных чар принуждающей и убеждающей магии. Несмотря на то что Проритун больше не почитался в судах Анханы, часовня осталась. И с некоторых пор стала святилищем Ма’элКота.
   Ее открытые двери охраняли Глаза Божьи.
   – Эй ты, – угрожающе прошептал один из них, словно боялся, что его услышит патриарх. – Не знаю, как тебе удалось попасть сюда, но тебе здесь не место. Пошел прочь!
   Райте остановился у колонны, которая была наполовину алой от отблесков пожара, а наполовину скрывалась в черной тени. Он сплел пальцы.
   – Я посол…
   – А мне плевать, кто ты такой, приятель.
   Стражник двинулся к непрошеному гостю, и на одежде его заиграли отблески пожара.
   – Дуй отсюда, а иначе мой меч окажется в твоих кишках. Считаю до трех. Раз!
   Райте нахмурился. Неужели сказывалось влияние Проритуна? Он снова сплел пальцы и приказал:
   – Опусти меч.
   – Два!
   – Действительно, шел бы ты отсюда, – посоветовал второй охранник. – А то ведь он и впрямь убьет тебя.
   Райте сосредоточил внимание на собственном теле. Сделав глубокий вздох, он перенес всю его тяжесть на пальцы левой ноги. Его правая рука легла на рукоятку Косалла.
   – Я не хочу кровопролития.
   – Не волнуйся, это наша забота.
   Глаз Божий подошел еще ближе. Теперь он стоял в шаге от Райте.
   – Три!
   Однако стражник не стал нападать. Возможно, он увидел собственную смерть в печальных блеклых глазах визитера.
   – Ваше сияние! – громко крикнул Райте. – Ваше сияние, это я. Посол Райте.
   – Допустим, что так, – отозвался второй стражник.
   – Ваше сияние, я должен поговорить с вами о важном деле.
   Через открытую дверь из часовни донесся замогильный голос, наполнивший пустое помещение гулким эхом:
   – Уходи.
   – Ты слышал, парень? – спросил первый стражник.
   Приблизившись на полшага, он поднял меч, словно ребенок, решивший отогнать палкой незнакомую собаку.
   – Ваше сияние, я насчет Кейна, – крикнул Райте. – Я должен поговорить с вами о Кейне.
   Некоторое время никто не двигался.
   – Пропустите его.
   Стражник отступил на шаг и указал мечом на дверь. Пройдя мимо него, Райте затылком почувствовал, как этот голодный хищник изготовился к нападению.
   – Не делай этого, – посоветовал он и остановился.
   Черное масло стекало с его левой ладони и густыми каплями падало на пол. Охранник за его спиной неохотно и медленно опустил занесенный было меч.
   – Ты меня не испугаешь.
   – Да, – не оборачиваясь, согласился Райте. – Но я могу убить тебя, хотя мне не нужна твоя смерть.
   Он снова почувствовал движение голодного зверя – на сей раз тот медленно отступил. Райте кивнул и двинулся дальше.

6

   Высокие своды часовни озарял слабый свет пламени. Блики просачивались через цветные стекла вентиляционных шахт и плясали на рядах подставок для колен, обитых мягким плюшем. Танец мерцающих отсветов придавал подобие жизни лику каменного Ма’элКота. Его изваяние высотой с два человеческих роста возвышалось за алтарем, а впереди на полу лежала груда грязного тряпья, пропитанного маслом и дымом.
   Взглянув на бога, Райте замер.
   Из его правого глаза выкатилась слеза и, скользнув по складке у рта, сорвалась с подбородка. Медленно, почувствовав себя вдруг слабым и старым, Райте опустился на одно колено и склонил голову. Потом он ударил себя кулаком в грудь повыше сердца и, разжав пальцы, протянул ладонь к образу бога. «Отче, прости меня, – безмолвно взмолился он. – У меня не было выбора».
   Слезы брызнули у него из глаз.
   «Прости меня».
   Но где-то в глубине сердца горело тайное пламя. Даже слезы, катящиеся по щекам, казались неискренними – лицедейскими .
   «Во что я превратился?!»
   – Райте…
   Голос доносился со стороны большой статуи. Райте поднял голову и увидел, что груда тряпья у подножия алтаря зашевелилась. Из нее выглянуло грязное и изможденное лицо. Потом эта куча встряхнулась и двинулась в сторону Райте, странно подрагивая, словно под ней скрывалось какое-то студенистое морское существо, похожее на густой кисель.
   – Ваше сияние, – произнес Райте. – Спасибо, что приняли меня.
   Куча медленно поднялась вверх и стала ростом с человека.
   – Я знаю, почему ты здесь.
   «Сомневаюсь», – подумал Райте и, не поднимаясь с колен, сказал:
   – Я пришел, чтобы спасти Империю и город.
   – Не лги мне, Райте.
   Тряпичная куча вновь потащилась к нему.
   – Все мне лгут. Я не могу понять, почему люди решили, что мне неизвестна конечная истина.
   Из тряпок высунулась длань, похожая на раздувшуюся руку трупа, и грозно указала на Райте пальцем:
   – Ты пришел за Кейном. Ты был с ним с самого начала.
   – Ваше сияние, я могу помочь вам. У меня есть лекарство. Я могу вернуть вам здоровье.
   – Не лги мне!
   Рука замахнулась на него, словно хотела ударить.
   – Ты явился ко мне с этой идеей… Тебе захотелось привести его сюда. Ты пришел вместе с ним. Навязал его мне и городу! Все это… – Рука сделала жест, очевидно, подразумевающий бескрайние просторы разоренной империи. – Все это дело рук твоих. Ты обрек нас на это бедствие, Райте!
   В воздухе мелькнуло белое пятнышко плевка.
   – Ты! Ты! Ты!
   С каждым вскриком взмах десницы карающей становился все ближе и ближе. Райте опустил глаза и изумился: край патриаршего одеяния, прикрывавший изрезанные, окровавленные ноги, был испачкан черным маслом.
   – Ваша сияние, – начал он, – пожалуйста…
   Услышав крики патриарха, Глаза Божьи поспешили на помощь. Позади Райте послышался топот – топот множества ног.
   – Ваша сияние, есть лекарство! Вас можно спасти. Империю можно спасти…
   Скрюченный палец указал на Райте:
   – Арестуйте этого человека! Возьмите его и убейте!
   – Мы можем спасти род людской… – тихо докончил Райте.
   Вокруг коленопреклоненного монаха вырос лес кольчужных наголенников поверх кожаных башмаков.
   – А мы за тобой, приятель. Отдай нам меч.
   Райте поднялся с колен.
   Пятеро Глаз Божьих стояли с мечами наготове. Еще трое ожидали сзади. Зверь пытался взять его в кольцо.
   – Меч, придурок! Ты не справишься с нами.
   Райте поднял блестящую черную руку и поднес правую ладонь к эфесу Косалла.
   – Нет, справлюсь.
   – Ты покойник!
   Райте встряхнул левой рукой, и капли черного масла брызнули на лицо охранника, сказавшего последнюю фразу. В тот же миг Райте сжал рукоятку Косалла и повернул пробудившееся лезвие. Первый Глаз Божий упал и завыл: горючее масло попало ему в глаза. Второй стражник ошеломленно смотрел на обрубок своего меча – Косалл рассек рукоятку чуть ниже его пальцев.
   Когда первые двое отступили, вперед вышли остальные.
   – На моей совести смерть многих людей, – промолвил Райте. – Я без труда убью вас всех. Но если вы хотите пожить еще немного, то лучше уходите отсюда.
   Из тряпичной кучи раздался голос зверя:
   – Тот, кто покинет часовню, пока предатель жив, почувствует на себе всю тяжесть имперского правосудия.
   – Имперского правосудия больше нет, – сообщил офицерам Райте. – А этот человек скоро умрет и не успеет наказать вас. Уходите.
   В ответ они с заговорщическим видом переглянулись друг с другом.
   Фехтовальщиком Райте был в лучшем случае посредственным, но Косалл прощал своем владелцю любые ошибки. Его неодолимый клинок не принимал в расчет щиты и парирующие удары. Броня от него почти не защищала. Кольчуги лопались, как кожа. Чувствуя движения зверя, Райте начал атаку прежде, чем Глаза Божьи набросились на него: за несколько секунд проход был устлан обломками мечей и разбитыми щитами. Стражники по правую его сторону были окровавлены, по левую – обожжены горючим маслом.
   Однако Райте сражался один против шестерых и тоже пострадал: ему рассекли ногу и ткнули мечом под ребра. Но, несмотря на свои угрозы, Райте никого не убил. Это были люди, которых он пытался спасти – а еще он не знал, что случится с населяющей клинок богиней, если Косалл возьмет еще одну жизнь.
   Глаза Божьи побросали сломанные мечи и выхватили из-за поясов ножи. Но они уже не верили в победу. Нападать с ножом на человека, вооруженного мечом, было, с их точки зрения, глупостью, а попытка одолеть обладателя Косалла – и вовсе самоубийством.
   Прошла минута, потом еще одна и еще.
   – Трусы, – прошипел зверь.
   Тряпичная куча растолкала стражников.
   – Трусы! Предатели! Негодяи! Вот как мы поступаем с предателями!
   Из грязных рукавов появились два блестящих ножа, и, взмахнув ими, патриарх бросился на противника.
   Но годы, проведенные в школе аббатства, – часы на учебной арене, дни в гимнасии, миллионы ударов по кожаным мешкам с песком, – отточили реакцию Райте до совершенства. Перебросив Косалл из правой руки в левую, он сделал полшага вперед, мягко перенося вес на левую ногу, выставив перед собой правый кулак, невидимой стеной преградив путь подбородку его святости. Лицо патриарха налетело на стену, кость ударилась о кость…
   Тоа-Сителл рухнул наземь.
   «Я оглоушил патриарха», – равнодушно подумал Райте.
   Глаза Божьи с изумлением смотрели на него и ничего не понимали. Они не могли поверить, что Райте совершил такое святотатство. Он молча повторил: «Я оглоушил патриарха», как будто эти три слова делали его поступок более реальным.
   «Во что я превратился?»
   Он поднял голову и посмотрел на охранников:
   – Бегите!
   И они убежали.

7

   Взглянув на патриарха, который, съежившись, лежал на полу без сознания, Райте удивился, как хорошо себя чувствует. Нет, не счастливым – никогда ему уже не стать счастливым, – но совершенно спокойным. Собранным. В ладу с самим собой.
   Под контролем.
   Понимание пришло как ошеломляющий удар, перевернувший все внутренности – казалось, что он сам налетел подбородком на ту стену, которая сбила с ног Тоа-Сителла. Оставшись в полном одиночестве среди огненных бликов, танцевавших на мозаичных стеклах, Райте снова вернулся к молитве. Он не преклонил колена, не опустил голову и не потупил очи долу, как его учили. Он твердо стоял на ногах и смотрел в глаза каменной статуе. Райте ударил себя кулаком в грудь и, разжав пальцы, протянул вперед ладонь. Но это была левая рука – с нее стекал черный яд слепого бога.
   «Я твое возлюбленное дитя, – мысленно сказал он. – Я всегда почитал тебя. И теперь, и вовеки веков мои любовь и упование – тебе. Мое служение.
   Но не подчинение.
   Я всегда буду твоим возлюбленным чадом. Но больше я не дитя.
   Здесь и так слишком много детей – постаревших, но не повзрослевших. Я был бы не против остаться в их числе. Однако это не моя судьба. Не мое предназначение. – Он горько усмехнулся. – Отче, прости меня, ибо я наконец знаю, что мне делать».

8

   Выйдя из часовни в просторный холл, он услышал шум, доносящийся из караульного помещения: угрозы и слезные мольбы, яростные вопли и стоны боли. В замкнутом пространстве они казались невероятно громкими. Сжимая в одной руке Косалл, а в другой – поводок, Райте поднялся по лестнице.
   Шестеро военных в кольчугах со знаками различия Глаз Божьих расхаживали взад и вперед по небольшому коридору. Источник шума находился за дверной решеткой караульного помещения, в котором толпились смертельно перепуганные охранники Донжона. Они отталкивали друг друга от двери, дрались и молили о спасении. Десятки рук цеплялись за прутья решетки и тянулись к офицерам, охранявшим коридор.
   Оценив ситуацию, Райте молча кивнул и поднес Косалл к краю ступени. Меч с душераздирающим скрежетом вошел в каменную плиту. Люди в коридоре разом вздрогнули от неожиданности и судорожно закрыли руками уши. Райте медленно повернул лезвие и отсек часть ступени – будто кусок сыра отрезал. Обломок покатился по ступеням к двери караульного помещения. Когда грохот затих, наступила тишина. Райте указал мечом на Глаза Божьи:
   – Вы свободны.
   Те с ужасом уставились на одежду, перепачканную черным маслом и кровью. Наконец один из стражников собрался с духом и шагнул вперед.
   – Нам приказано держать эту дверь закрытой…
   – А мне плевать на все ваши приказы. Уходите.
   – Но сам Тоа-Сителл…
   Райте дернул за поводок, который держал в другой руке. Из-за угла с веревкой на шее, со связанными руками и кляпом во рту, сделанным из куска его же одеяния, появился его сияние Тоа-Сителл, сенешаль Империи и патриарх церкви Возлюбленных Детей Ма’элКота.
   Его остекленевшие глаза смотрели в никуда. Похоже, от страха он ничего не видел. Когда Райте спустился в коридор, патриарх споткнулся на последних ступенях и рухнул на четвереньки. Да так и замер. Сквозь кляп послышался тихий животный вой. Из широко раскрытых глаз катились слезы.
   В тихое «Ах!» перепуганных стражников вклинилось жужжание Косалла.
   – Уходите, – повторил Райте.
   Глаза Божьи, обменявшись взглядами, медленно и осторожно обошли патриарха и направились к лестнице.
   – Эй! – крикнул один из охранников подземной тюрьмы. – А что будет с нами? Не оставляйте нас здесь! Вы даже не знаете, что делается там, внизу!
   – И что же там делается?
   В хоре голосов, перебивавших друг друга, Райте по кускам собрал первое впечатление о бунте в Яме. «Кейн», – подумал он. Ему вспомнилось неистовство призраков в подземных пещерах, ведущих через Шахту к Донжону. Он шагнул к двери и поднял Косалл над головой. Люди за решеткой попятились. Высекая искры, клинок разрезал замок, и дверь открылась. Райте отошел в сторону и, дернув за поводок, подтянул к себе Тоа-Сителла, словно тот был непослушным псом. Он молча смотрел вслед охранникам, которые побежали вверх по лестнице к выходу из здания.