Страница:
– Студенты, – бормочу я под нос. – Они оба студенты-тавматурги.
Точно. Связанный – это Ник Дворжак с курса прикладной магии. А второй – Грег Проховцев – из той же группы. Я прервал их занятие только позавчера, когда все закрутилось…
Это так важно? Почему у меня в голове мысли не сходятся? Почему мне все время кажется, будто я о чем-то забываю ?
Проховцев словно не слышит мольбы Дворжака. Закатив глаза, он под непрестанный вой заклинаний волочет несчастного к краю платформы. Я морщусь – даже для меня это чересчур.
– Человеческое жертвоприношение? – интересуюсь я.
Райте невозмутимо кивает.
– Ученики чародеев для этой цели подходят лучше всего: их Оболочки хорошо развиты и достаточно ярки, чтобы привлечь Силы внешние, но они еще не овладели достаточно магией, чтобы защититься.
– Кроме того, – добавляет Гаррет, – это очень зрелищно.
Проховцев не режет парня – просто сбрасывает пинком с платформы. Дворжак с воплем рушится в горящие угли. Там невысоко, футов десять – при падении он даже не потерял сознания. На несколько секунд у него перехватывает дыхание, но, едва набрав в грудь воздуха, он начинает выть, катаясь по углям, извиваясь и дергаясь, пытаясь выползти из ямы, но со связанными руками и ногами у него нет ни шанса. Он уже настолько обгорел, что все равно не жилец.
Вскоре силы его покидают, и парень только подергивается беспомощно. Плоть буреет и размягчается, лопается обугленная кожа, и вытекает кипящий жир, жидкость в брюшной полости доходит до кипения, и живот взрывается.
В этот момент Проховцев напрягается. На шее его проступают жилы, нижняя челюсть выдается вперед. Двигаясь медленно и дергано, как марионетка в неловких детских руках, он карабкается на верхнюю платформу, к нагому трупу Берна.
Я никак не перестану хмуриться – уже лоб болит от натуги. С того момента, как я проснулся в поезде, меня что-то тревожит, и я решаю наконец спросить прямо.
– Знаешь, – замечаю я как бы между прочим – мне это все кажется странным. Тебе никогда не снилось, будто ты делаешь что-то и сам не понимаешь, с какого рожна? Я пару раз приложился головой – не знаю, может, сотрясение заработал, – и теперь у меня что-то в мозгах не стыкуется. Не поможешь?
– Разумеется, – отвечает Райте. – Я для того и пришел, чтобы тебя успокоить.
– Ладно. Отлично. Тогда по порядку. Так, Пэллес сама сотворила здесь ВРИЧ, да?
– Верно.
– Чтобы опозорить… э-э… артан. Выставить их в дурном свете, чтобы они перестали перекапывать горы и все такое, верно?
– Именно так. – Он кивает.
– А вы здесь при чем?
– Я?
– Да. Монастыри. Каким образом посол Монастырей оказывается… – я проглатываю слово «прихлебатель» – не хочу ранить его чувства, – сотрудником компании «Поднебесье»?
Райте бросает короткий взгляд на склонившегося к нам хмурого Гаррета.
– Ваша компания обратилась к нам за помощью, – без запинки отвечает он. – Тебе известно, какой опыт общения с мятежными богами накопили Монастыри, – как ты должен помнить, сам Джаннто Основатель принимал участие в восстании брата своего Джерета Богоубийцы. Первоначально Монастыри были основаны чтобы противостоять вмешательству своевольных богов в дела людей, ибо это служит обычно умалению нашей расы в целом.
Он разводит руками в попытке изобразить добросердечного мудреца – непростая задача для юноши с лицом моджахеда-фанатика: выдубленная кожа и побелевшие на солнце глаза.
– Мы, подданные Монастырей, – просвещенные люди, Кейн. Предрассудки черни не трогают нас. В прошлом мы противостояли компании, поскольку та была тесно связана с актири – но вовсе не потому, что действительно почитали актири за бесов. Демоны, – он кивает в сторону кратера. Нагой Проховцев лежит на верхней платформе, обняв труп Берна, целует ледяные мертвые губы, – нечто совсем иное. А ныне Монастыри и компания нашли общую цель, общий интерес: спасение человечества – и всего мира – от опустошения, чинимого безумной богиней.
– Да-да, понял, – перебиваю его я. – Наверное, просто вылетело из головы, как тебе удалось меня на это подбить.
Гаррет смотрит на Райте широко открытыми глазами.
– Ты клялся , что никаким образом…
Мой лучший друг обрывает его, проводя ребром ладони по горлу, и улыбается мне:
– Я тебя не вполне понимаю, Кейн.
Пожимаю плечами.
– Даже неловко просить… но ты не повторишь для меня все по складам еще раз? Почему я решил помочь тебе убить мою жену?
– По складам? – недоуменно блеет Гаррет. – Каким складам? У тебя есть выбор?
– Ну знаешь, – отвечаю я, разводя руками. Мне правда неудобно повторять очевидное. – Выбор есть всегда…
Я делаю жест в сторону Гаррета. Райте больше не улыбается. Только смотрит на меня с холодным интересом, словно на необычную и, возможно, опасную козявку.
– Это единственный способ спасти мир, – произносит он.
– От чего?
– От Пэллес Рил. От ВРИЧ.
– Вот тут-то я и перестаю видеть смысл.
Глаза Райте западают глубоко-глубоко, голос становится осторожно нейтральным.
– Да?
– Ну, мне кажется вот что: если она угрожает целому миру, чтобы компания прекратила горные работы, – рассудительно замечаю я, – достаточно их прекратить, и она перестанет угрожать. Разве не логично?
– Прекратить работы? – Гаррет так потрясен, что едва может возмущаться. – Ты представляешь себе, сколько это будет стоить ?!
– Молчи, идиот! – скрежещет Райте, но уже поздно.
– Ты хочешь сказать, будто я решил, что ваши прибыли мне дороже жизни Шенны? Тебе не кажется, что это… – я пытаюсь подобрать достаточно мягкое слово, – маловероятно?
Несколько секунд тишину нарушают лишь стоны одинокого любовника с платформы над кратером и металлическое позвякивание со стороны артанских стражников – при одном взгляде на физиономию Гаррета те взялись проверять оружие.
– Э-э… – Гаррет с отчаянием смотрит на Райте.
– Нет-нет-нет, это далеко не все, – решительно вмешивается мой лучший друг. – Она безумна, Кейн. Останавливать работы бесполезно – она окончательно сошла с ума, помнишь?
– Ага. Но это же не повод ее сразу убивать.
На какой-то миг теряется и Райте; они с Гарретом переглядываются и молчат.
Я протягиваю руку, касаюсь плеча Райте:
– Расслабься, малыш. Я не хочу сказать, что ты был совсем не прав. Но это все слишком… поспешно, тебе не кажется? Может, мне лучше сначала поговорить с ней?
– Нет, Кейн, нет. Это слишком опасно, – твердо отвечает Райте. – Она слишком опасна. Ее следует уничтожить – сейчас, пока это еще в наших силах. Это единственный способ быть уверенным.
– В чем?
– В том, – отвечает он с едва скрываемым раздражением, словно устал разъяснять очевидное, но не желает меня обидеть, – что она никогда больше не станет угрожать Будущему Человечества.
От того, как он проговаривает последние слова, мне становится совсем грустно.
– Ладно, понял. Ты говоришь, что я согласился помочь вам убить ее, потому что это единственный способ спасти род людской. Верно?
– Ну… да, – отвечает он как-то неуверенно, но, видно, фраза ему нравится, потому что он повторяет и уже определенно всерьез: – Да. Будущее Человечества зависит от тебя, Кейн.
И на какой-то миг я чувствую это бремя: множество судеб, взваленных на мои плечи. Тяжесть грядущего ломает мне хребет, как трескается нижняя кромка ледника под весом миллионов тонн снега.
Вот только…
Я вздыхаю, качаю головой и расправляю плечи, невольно пожав ими чуть-чуть.
– Будущее Человечества, – извиняющимся тоном отвечаю я ему, – может идти в жопу .
И Райте с Гарретом хором недоуменно переспрашивают:
– Что?!
– Слишком оно абстрактное, – отвечаю я, разводя руками в поисках если не сочувствия, то понимания. – Оно… безличное, вот. Вся эта хрень про «не рожденные еще поколения» на меня не действует. Я должен убить собственную жену ради людей, которые мне бы даже не понравились?
– Но… но…
Я качаю пальцем перед носом вице-короля:
– Вот спасу я всю эту толпу, а они все окажутся вроде нашего Гаррета? – Меня передергивает. – Бр-р. Нет уж. Лучше всем сдохнуть.
– Ты не можешь… – бормочет Райте.
– Вот и я о том же: не могу. И не буду.
– Нет… нет, я имел в виду…
– А отказаться – могу. Почему нет?
– Потому что… потому что… – Он мучительно ищет слова, будто боится ляпнуть что-то неуместное. – Потому что ты обещал, – произносит он наконец. – Ты поклялся, Кейн.
– Извини, – говорю я вполне искренне. – Жаль тебя подводить, малыш. Но придется тебе как-то обойтись без меня.
– Вот и все твое хваленое колдовство, – фыркает Гаррет.
– Это невозможно. – Райте хмурится. Потом склоняется ко мне, пристально глядя в глаза, будто пытается загипнотизировать своими блеклыми очами. – Я прошу тебя, Кейн. Я, Райте. Сделай это для меня.
– Слушай, малыш, друг ты мне или не друг, но лучше на меня не дави.
Губы Райте беззвучно шевелятся. Потом он просто качает головой и вздыхает, признавая свое поражение, смешанное неким образом с невольным восхищением.
– Поразительно.
Глядя на него, я чувствую себя так, словно пробуждаюсь от сна – начинают болеть ожоги, и на память приходят смутные обрывки разговора на палатинском постоялом дворе.
Сердце мое жжет огонь, но я улыбаюсь.
Не стоит предупреждать их сверх возможного.
6
7
8
Точно. Связанный – это Ник Дворжак с курса прикладной магии. А второй – Грег Проховцев – из той же группы. Я прервал их занятие только позавчера, когда все закрутилось…
Это так важно? Почему у меня в голове мысли не сходятся? Почему мне все время кажется, будто я о чем-то забываю ?
Проховцев словно не слышит мольбы Дворжака. Закатив глаза, он под непрестанный вой заклинаний волочет несчастного к краю платформы. Я морщусь – даже для меня это чересчур.
– Человеческое жертвоприношение? – интересуюсь я.
Райте невозмутимо кивает.
– Ученики чародеев для этой цели подходят лучше всего: их Оболочки хорошо развиты и достаточно ярки, чтобы привлечь Силы внешние, но они еще не овладели достаточно магией, чтобы защититься.
– Кроме того, – добавляет Гаррет, – это очень зрелищно.
Проховцев не режет парня – просто сбрасывает пинком с платформы. Дворжак с воплем рушится в горящие угли. Там невысоко, футов десять – при падении он даже не потерял сознания. На несколько секунд у него перехватывает дыхание, но, едва набрав в грудь воздуха, он начинает выть, катаясь по углям, извиваясь и дергаясь, пытаясь выползти из ямы, но со связанными руками и ногами у него нет ни шанса. Он уже настолько обгорел, что все равно не жилец.
Вскоре силы его покидают, и парень только подергивается беспомощно. Плоть буреет и размягчается, лопается обугленная кожа, и вытекает кипящий жир, жидкость в брюшной полости доходит до кипения, и живот взрывается.
В этот момент Проховцев напрягается. На шее его проступают жилы, нижняя челюсть выдается вперед. Двигаясь медленно и дергано, как марионетка в неловких детских руках, он карабкается на верхнюю платформу, к нагому трупу Берна.
Я никак не перестану хмуриться – уже лоб болит от натуги. С того момента, как я проснулся в поезде, меня что-то тревожит, и я решаю наконец спросить прямо.
– Знаешь, – замечаю я как бы между прочим – мне это все кажется странным. Тебе никогда не снилось, будто ты делаешь что-то и сам не понимаешь, с какого рожна? Я пару раз приложился головой – не знаю, может, сотрясение заработал, – и теперь у меня что-то в мозгах не стыкуется. Не поможешь?
– Разумеется, – отвечает Райте. – Я для того и пришел, чтобы тебя успокоить.
– Ладно. Отлично. Тогда по порядку. Так, Пэллес сама сотворила здесь ВРИЧ, да?
– Верно.
– Чтобы опозорить… э-э… артан. Выставить их в дурном свете, чтобы они перестали перекапывать горы и все такое, верно?
– Именно так. – Он кивает.
– А вы здесь при чем?
– Я?
– Да. Монастыри. Каким образом посол Монастырей оказывается… – я проглатываю слово «прихлебатель» – не хочу ранить его чувства, – сотрудником компании «Поднебесье»?
Райте бросает короткий взгляд на склонившегося к нам хмурого Гаррета.
– Ваша компания обратилась к нам за помощью, – без запинки отвечает он. – Тебе известно, какой опыт общения с мятежными богами накопили Монастыри, – как ты должен помнить, сам Джаннто Основатель принимал участие в восстании брата своего Джерета Богоубийцы. Первоначально Монастыри были основаны чтобы противостоять вмешательству своевольных богов в дела людей, ибо это служит обычно умалению нашей расы в целом.
Он разводит руками в попытке изобразить добросердечного мудреца – непростая задача для юноши с лицом моджахеда-фанатика: выдубленная кожа и побелевшие на солнце глаза.
– Мы, подданные Монастырей, – просвещенные люди, Кейн. Предрассудки черни не трогают нас. В прошлом мы противостояли компании, поскольку та была тесно связана с актири – но вовсе не потому, что действительно почитали актири за бесов. Демоны, – он кивает в сторону кратера. Нагой Проховцев лежит на верхней платформе, обняв труп Берна, целует ледяные мертвые губы, – нечто совсем иное. А ныне Монастыри и компания нашли общую цель, общий интерес: спасение человечества – и всего мира – от опустошения, чинимого безумной богиней.
– Да-да, понял, – перебиваю его я. – Наверное, просто вылетело из головы, как тебе удалось меня на это подбить.
Гаррет смотрит на Райте широко открытыми глазами.
– Ты клялся , что никаким образом…
Мой лучший друг обрывает его, проводя ребром ладони по горлу, и улыбается мне:
– Я тебя не вполне понимаю, Кейн.
Пожимаю плечами.
– Даже неловко просить… но ты не повторишь для меня все по складам еще раз? Почему я решил помочь тебе убить мою жену?
– По складам? – недоуменно блеет Гаррет. – Каким складам? У тебя есть выбор?
– Ну знаешь, – отвечаю я, разводя руками. Мне правда неудобно повторять очевидное. – Выбор есть всегда…
Я делаю жест в сторону Гаррета. Райте больше не улыбается. Только смотрит на меня с холодным интересом, словно на необычную и, возможно, опасную козявку.
– Это единственный способ спасти мир, – произносит он.
– От чего?
– От Пэллес Рил. От ВРИЧ.
– Вот тут-то я и перестаю видеть смысл.
Глаза Райте западают глубоко-глубоко, голос становится осторожно нейтральным.
– Да?
– Ну, мне кажется вот что: если она угрожает целому миру, чтобы компания прекратила горные работы, – рассудительно замечаю я, – достаточно их прекратить, и она перестанет угрожать. Разве не логично?
– Прекратить работы? – Гаррет так потрясен, что едва может возмущаться. – Ты представляешь себе, сколько это будет стоить ?!
– Молчи, идиот! – скрежещет Райте, но уже поздно.
– Ты хочешь сказать, будто я решил, что ваши прибыли мне дороже жизни Шенны? Тебе не кажется, что это… – я пытаюсь подобрать достаточно мягкое слово, – маловероятно?
Несколько секунд тишину нарушают лишь стоны одинокого любовника с платформы над кратером и металлическое позвякивание со стороны артанских стражников – при одном взгляде на физиономию Гаррета те взялись проверять оружие.
– Э-э… – Гаррет с отчаянием смотрит на Райте.
– Нет-нет-нет, это далеко не все, – решительно вмешивается мой лучший друг. – Она безумна, Кейн. Останавливать работы бесполезно – она окончательно сошла с ума, помнишь?
– Ага. Но это же не повод ее сразу убивать.
На какой-то миг теряется и Райте; они с Гарретом переглядываются и молчат.
Я протягиваю руку, касаюсь плеча Райте:
– Расслабься, малыш. Я не хочу сказать, что ты был совсем не прав. Но это все слишком… поспешно, тебе не кажется? Может, мне лучше сначала поговорить с ней?
– Нет, Кейн, нет. Это слишком опасно, – твердо отвечает Райте. – Она слишком опасна. Ее следует уничтожить – сейчас, пока это еще в наших силах. Это единственный способ быть уверенным.
– В чем?
– В том, – отвечает он с едва скрываемым раздражением, словно устал разъяснять очевидное, но не желает меня обидеть, – что она никогда больше не станет угрожать Будущему Человечества.
От того, как он проговаривает последние слова, мне становится совсем грустно.
– Ладно, понял. Ты говоришь, что я согласился помочь вам убить ее, потому что это единственный способ спасти род людской. Верно?
– Ну… да, – отвечает он как-то неуверенно, но, видно, фраза ему нравится, потому что он повторяет и уже определенно всерьез: – Да. Будущее Человечества зависит от тебя, Кейн.
И на какой-то миг я чувствую это бремя: множество судеб, взваленных на мои плечи. Тяжесть грядущего ломает мне хребет, как трескается нижняя кромка ледника под весом миллионов тонн снега.
Вот только…
Я вздыхаю, качаю головой и расправляю плечи, невольно пожав ими чуть-чуть.
– Будущее Человечества, – извиняющимся тоном отвечаю я ему, – может идти в жопу .
И Райте с Гарретом хором недоуменно переспрашивают:
– Что?!
– Слишком оно абстрактное, – отвечаю я, разводя руками в поисках если не сочувствия, то понимания. – Оно… безличное, вот. Вся эта хрень про «не рожденные еще поколения» на меня не действует. Я должен убить собственную жену ради людей, которые мне бы даже не понравились?
– Но… но…
Я качаю пальцем перед носом вице-короля:
– Вот спасу я всю эту толпу, а они все окажутся вроде нашего Гаррета? – Меня передергивает. – Бр-р. Нет уж. Лучше всем сдохнуть.
– Ты не можешь… – бормочет Райте.
– Вот и я о том же: не могу. И не буду.
– Нет… нет, я имел в виду…
– А отказаться – могу. Почему нет?
– Потому что… потому что… – Он мучительно ищет слова, будто боится ляпнуть что-то неуместное. – Потому что ты обещал, – произносит он наконец. – Ты поклялся, Кейн.
– Извини, – говорю я вполне искренне. – Жаль тебя подводить, малыш. Но придется тебе как-то обойтись без меня.
– Вот и все твое хваленое колдовство, – фыркает Гаррет.
– Это невозможно. – Райте хмурится. Потом склоняется ко мне, пристально глядя в глаза, будто пытается загипнотизировать своими блеклыми очами. – Я прошу тебя, Кейн. Я, Райте. Сделай это для меня.
– Слушай, малыш, друг ты мне или не друг, но лучше на меня не дави.
Губы Райте беззвучно шевелятся. Потом он просто качает головой и вздыхает, признавая свое поражение, смешанное неким образом с невольным восхищением.
– Поразительно.
Глядя на него, я чувствую себя так, словно пробуждаюсь от сна – начинают болеть ожоги, и на память приходят смутные обрывки разговора на палатинском постоялом дворе.
Сердце мое жжет огонь, но я улыбаюсь.
Не стоит предупреждать их сверх возможного.
6
– Бесполезно, Райте, – говорит Гаррет. – Теперь сделаем по-моему.
– По-твоему? – вмешиваюсь я.
– Твое сотрудничество, – сдавленно произносит он, – было бы крайне желательно, но можно обойтись и без него. Мы просто свяжем тебя и бросим в родник. Уверен, твоя жена прибудет вовремя, чтобы спасти тебя.
Райте мрачнеет.
– Возможно, не прямо в воду, а на берег. Если он утонет, богиня может не явиться вовсе. Ценность его как наживки прямо связана с жизнью. Мертвый он бесполезен.
– Тогда на берег. – Гаррет в очередной раз поправляет перевязь Косалла и нетерпеливо заглядывает в кратер: – Что они там копаются? Эта перевязь меня удавит.
Значит, мертвый я бесполезен?
Решение приходит ко мне почти сразу. Я не против смерти. Я привыкал к этой перспективе очень давно. План составляется еще быстрей.
Очень просто заставить кого-нибудь тебя грохнуть.
Я умильно улыбаюсь Гаррету.
– Винс, ты никогда не следил за моей актерской карьерой? – интересуюсь я дружелюбно.
– Я… знаком с твоими работами, – отвечает Гаррет, глядя на меня с подозрением. – Поклонником не был – насилие меня не привлекает.
– Возможно, на вопрос викторины ты все же сумеешь ответить. Или нет? Простенькая викторина на тему деяний Кейна, чтобы скоротать время в ожидании демона.
– Едва ли…
– Сколько в среднем, – спрашиваю я, по-учительски воздев палец, – проживет урод, который хочет покуситься на Пэллес Рил?
– Ты мне угрожаешь? – Гаррет делает шаг ко мне. – Ты? Калека? Или ты обезумел? Ты даже встать не можешь!
– Да, вопрос был с подвохом, – признаюсь я, наклоняюсь вправо и, развернувшись в кресле, хватаю его за запястье левой рукой. Он не успевает еще осознать, в какую переделку попал, а я уже заламываю ему руку и бросаю его лицом себе на колени, потом перехватываю левой перевязь Косалла, одновременно ломая запястьем гортань, в то время как локоть правой втыкается ему между лопатками. – Но после тебя среднее значение определенно понизится.
Артанские стражники верещат что-то: чтобы я перестал, и отпустил его, и все такое, – и я слышу щелканье затворов, когда на меня наводят автоматы. На миг напрягаюсь, ожидая, что мир растворится в пламени дульных вспышек и ударах пуль.
Вместо этого я слышу вопль Райте:
– Стоять! Не стрелять!
Гаррет царапает мои ноги скрюченными пальцами, но ниже пояса я и так ничего не чувствую. Он пытается вырваться из моего захвата; шея наливается дурной кровью, тело начинает подергиваться, а уроды все не стреляют…
– Или вы не видите, что это обман? – спокойно замечает Райте. – Хитроумный способ покончить с собой: он хочет, чтобы вы его пристрелили. – Он поджимает губы, точно расстроенный учитель. – Живой Кейн нам нужен больше, чем живой Гаррет. – Со вздохом пожимает плечами. – Извини, Винс.
Ну, блин…
С другой стороны, живой Гаррет мне тоже не нужен.
Послушник за моей спиной бормочет что-то невнятное.
– Безусловно, – отвечает Райте. – Но Кейн не должен погибнуть. Увечить его дозволяю без предела.
Крепкая рука ложится мне на плечо. Я нагибаю голову и прижимаю локти к бокам, чтобы меня самого не зафиксировали, как я – Гаррета. Предплечье монаха упирается мне в скулу вполне профессиональным приемом – больно при этом охренительно, – угрожая сломать шейные позвонки.
– Отпусти его, – рычит монах мне на ухо на западном наречии, усиливая захват постепенно. Дает время поразмыслить, какая веселая жизнь меня ждет, если руки станут такими, как сейчас ноги.
– Мгм, – мычу я, преодолевая боль, – щас, дождались.
Резким рывком я ломаю Гаррету гортань и тут же отпускаю. Он отшатывается, захлебываясь собственной кровью, и, пока он пытается встать, я хватаю обеими руками торчащий за его плечом эфес Косалла.
Зачарованный клинок просыпается к всеразрушительной жизни.
Он рассекает ножны, точно мягкий сыр, и глубоко врезается в плечо Гаррета. Тот отступает на шаг, держась за горло и глухо булькая: кхк… кхк… кхк… Монах за моей спиной успевает коротко выругаться, когда звенящий клинок устремляется к его лицу, и, должно быть, падает навзничь, потому что, размахивая мечом за спиной, я не встречаю сопротивления.
Гаррет смотрит на меня застывшими от ужаса глазами. Из зияющей раны хлещет кровь, из перебитой гортани не выходит ни слова. Я пожимаю плечами.
– Ничего личного, Винс.
Пат длится секунду. Никто не движется; артанские стражники держат винтовки наизготовку, но пристрелить меня случайно не хотят, а подходить на длину клинка Косалла не осмеливаются.
А я уж точно никуда не денусь.
Гаррет мелкими шажками отступает к венцу кратера. Он еще держится на ногах, но ноги его уже подкашиваются, дрожат – жить ему недолго. Никто, кроме меня, не глядит в его сторону.
– Кейн, брось меч, – приказывает Райте и, верно, пытается подкрепить слова иными силами: невидимые пальцы направляют мою волю. – Опусти его. – И рука моя слабеет. В глазах монаха искрятся звезды. Он делает шаг. – Вот так. Брось меч.
– Еще шаг… – хриплю я, вскидывая Косалл. По клинку бегут незнакомые узоры начертанных серебром рун. – …И я брошу его в твою лживую глотку!
Руны на клинке выпивают серебро из его глаз, и Райте отступает.
Ну и какого хера мне теперь делать?
Прежде чем я успеваю дать ответ…
Словно червь, выползающий из губ мертвеца, из-за края чаши поднимается чучело Берна.
– По-твоему? – вмешиваюсь я.
– Твое сотрудничество, – сдавленно произносит он, – было бы крайне желательно, но можно обойтись и без него. Мы просто свяжем тебя и бросим в родник. Уверен, твоя жена прибудет вовремя, чтобы спасти тебя.
Райте мрачнеет.
– Возможно, не прямо в воду, а на берег. Если он утонет, богиня может не явиться вовсе. Ценность его как наживки прямо связана с жизнью. Мертвый он бесполезен.
– Тогда на берег. – Гаррет в очередной раз поправляет перевязь Косалла и нетерпеливо заглядывает в кратер: – Что они там копаются? Эта перевязь меня удавит.
Значит, мертвый я бесполезен?
Решение приходит ко мне почти сразу. Я не против смерти. Я привыкал к этой перспективе очень давно. План составляется еще быстрей.
Очень просто заставить кого-нибудь тебя грохнуть.
Я умильно улыбаюсь Гаррету.
– Винс, ты никогда не следил за моей актерской карьерой? – интересуюсь я дружелюбно.
– Я… знаком с твоими работами, – отвечает Гаррет, глядя на меня с подозрением. – Поклонником не был – насилие меня не привлекает.
– Возможно, на вопрос викторины ты все же сумеешь ответить. Или нет? Простенькая викторина на тему деяний Кейна, чтобы скоротать время в ожидании демона.
– Едва ли…
– Сколько в среднем, – спрашиваю я, по-учительски воздев палец, – проживет урод, который хочет покуситься на Пэллес Рил?
– Ты мне угрожаешь? – Гаррет делает шаг ко мне. – Ты? Калека? Или ты обезумел? Ты даже встать не можешь!
– Да, вопрос был с подвохом, – признаюсь я, наклоняюсь вправо и, развернувшись в кресле, хватаю его за запястье левой рукой. Он не успевает еще осознать, в какую переделку попал, а я уже заламываю ему руку и бросаю его лицом себе на колени, потом перехватываю левой перевязь Косалла, одновременно ломая запястьем гортань, в то время как локоть правой втыкается ему между лопатками. – Но после тебя среднее значение определенно понизится.
Артанские стражники верещат что-то: чтобы я перестал, и отпустил его, и все такое, – и я слышу щелканье затворов, когда на меня наводят автоматы. На миг напрягаюсь, ожидая, что мир растворится в пламени дульных вспышек и ударах пуль.
Вместо этого я слышу вопль Райте:
– Стоять! Не стрелять!
Гаррет царапает мои ноги скрюченными пальцами, но ниже пояса я и так ничего не чувствую. Он пытается вырваться из моего захвата; шея наливается дурной кровью, тело начинает подергиваться, а уроды все не стреляют…
– Или вы не видите, что это обман? – спокойно замечает Райте. – Хитроумный способ покончить с собой: он хочет, чтобы вы его пристрелили. – Он поджимает губы, точно расстроенный учитель. – Живой Кейн нам нужен больше, чем живой Гаррет. – Со вздохом пожимает плечами. – Извини, Винс.
Ну, блин…
С другой стороны, живой Гаррет мне тоже не нужен.
Послушник за моей спиной бормочет что-то невнятное.
– Безусловно, – отвечает Райте. – Но Кейн не должен погибнуть. Увечить его дозволяю без предела.
Крепкая рука ложится мне на плечо. Я нагибаю голову и прижимаю локти к бокам, чтобы меня самого не зафиксировали, как я – Гаррета. Предплечье монаха упирается мне в скулу вполне профессиональным приемом – больно при этом охренительно, – угрожая сломать шейные позвонки.
– Отпусти его, – рычит монах мне на ухо на западном наречии, усиливая захват постепенно. Дает время поразмыслить, какая веселая жизнь меня ждет, если руки станут такими, как сейчас ноги.
– Мгм, – мычу я, преодолевая боль, – щас, дождались.
Резким рывком я ломаю Гаррету гортань и тут же отпускаю. Он отшатывается, захлебываясь собственной кровью, и, пока он пытается встать, я хватаю обеими руками торчащий за его плечом эфес Косалла.
Зачарованный клинок просыпается к всеразрушительной жизни.
Он рассекает ножны, точно мягкий сыр, и глубоко врезается в плечо Гаррета. Тот отступает на шаг, держась за горло и глухо булькая: кхк… кхк… кхк… Монах за моей спиной успевает коротко выругаться, когда звенящий клинок устремляется к его лицу, и, должно быть, падает навзничь, потому что, размахивая мечом за спиной, я не встречаю сопротивления.
Гаррет смотрит на меня застывшими от ужаса глазами. Из зияющей раны хлещет кровь, из перебитой гортани не выходит ни слова. Я пожимаю плечами.
– Ничего личного, Винс.
Пат длится секунду. Никто не движется; артанские стражники держат винтовки наизготовку, но пристрелить меня случайно не хотят, а подходить на длину клинка Косалла не осмеливаются.
А я уж точно никуда не денусь.
Гаррет мелкими шажками отступает к венцу кратера. Он еще держится на ногах, но ноги его уже подкашиваются, дрожат – жить ему недолго. Никто, кроме меня, не глядит в его сторону.
– Кейн, брось меч, – приказывает Райте и, верно, пытается подкрепить слова иными силами: невидимые пальцы направляют мою волю. – Опусти его. – И рука моя слабеет. В глазах монаха искрятся звезды. Он делает шаг. – Вот так. Брось меч.
– Еще шаг… – хриплю я, вскидывая Косалл. По клинку бегут незнакомые узоры начертанных серебром рун. – …И я брошу его в твою лживую глотку!
Руны на клинке выпивают серебро из его глаз, и Райте отступает.
Ну и какого хера мне теперь делать?
Прежде чем я успеваю дать ответ…
Словно червь, выползающий из губ мертвеца, из-за края чаши поднимается чучело Берна.
7
Труп встает, медленно распрямляется, как подсолнух, тянущийся к солнцу. По обнаженной коже змеятся кельтские узоры, сверкая золотом в лунном свете. Швы, что стянули вспоротый моим ножом живот, кажутся стальной застежкой-молнией; парик, венчавший чучело в его хрустальном гробу, потерялся, и между алюминиевыми скобками, прибившими к черепу остатки кожи, виднеется голая кость. На самой макушке зияет иззубренными краями дыра, пробитая вторым ножом, – кто бы стал ее заклеивать мертвецу? – и сквозь нее проглядывает что-то черное и блестящее, будто газ-антисептик превратил остатки Берновых мозгов в обсидиан. Тварь поднимает голову, и бессмысленно оглядывает нас мертвыми глазами, не в силах сосредоточить взгляд, с неясной тупой угрозой кусачей черепахи, поводящей раззявленным клювом в непроглядно мутной воде.
Зрелище это парализует нас всех, даже охранников. Внизу на платформе недвижно валяется Проховцев – без сознания или мертвый, отсюда не разобрать. Мертвый Берн расправляет плечи. Пальцы его шевелятся, словно щупальца актиний, нашаривая мнимую добычу.
Умирающий Гаррет отшатывается от твари. Кровь из рассекшей плечо раны брызжет во все стороны, заливая лицо чучела, и темный мясистый язык выхлестывает наружу, чтобы слизнуть капли. От знакомого привкуса глаза демона вспыхивают.
Я не успеваю заметить, как движется его рука, – как-то разом она мертвой хваткой вцепляется в здоровое плечо администратора. Когда тварь стискивает его в любовных объятьях, хрип Гаррета переходит в долгое хрусткое «ккккккк…» – должно быть, он пытается кричать. Одержимый демоном труп впивается, распахнув челюсти, в губы артанского вице-короля: реанимация в исполнении насильника.
Демоны питаются чистой Силой, но по душе им лишь одна ее разновидность – Сила, настроенная Оболочкой живого существа на вибрации боли, ужаса и отчаяния. Обычно эти твари таятся развоплощенными рядом с нами, словно стервятники, ожидая, пока кому-нибудь не станет плохо, не способные на большее, чем подтолкнуть в нужном направлении чью-то темнеющую Оболочку. Шанс лично причинить смертельную боль – доступный им только в телесной оболочке – они, должно быть, ценят весьма высоко.
Вселившийся в Берна демон, судя по всему, оттягивается по полной программе: вставший хер этого чучела похож на сырую сардельку в полруки.
Гаррет исходит визгом в распахнутую пасть трупа.
Свободная рука твари разрывает одежду еще живого Гаррета прямо на теле и продолжает рвать – выдирая клочья мяса, впиваясь пальцами в живот, выдергивая полными горстями кровавое месиво. Кишки администратора не выдерживают, заливая дерьмом сплетенные ноги обоих, но мертвец даже не замечает этого. Она запускает руку в продранное брюхо вице-короля, кровь стекает до самого локтя по мере того, как внутрь входят сначала пальцы, потом предплечье, словно исполинский член, дотягиваясь до самого сердца.
И я откуда-то знаю, что эта рука делает. Точно знаю.
Прямой массаж.
Тварь заставляет сердце Гаррета качать кровь, чтобы продолжал жить мозг, чтобы исходил сладостными вибрациями муки, и страха, и отчаяния. Представить не могу, что чувствует Гаррет при этой чудовищной, зверской пытке – и не дай бог мне это узнать!
В конце концов Гаррет перестает отбиваться и только подергивается спазматически, и тогда демон одной рукой отшвыривает тело в кратер, точно ребенок палочку от леденца. Потом чучело сонно потягивается по-кошачьи, и безадресно-злобный взгляд его упирается в меня.
Из разверстой пасти раздается костяной перестук, словно сыплется галька, потом глохнет на секунду, пока тварь набирает воздух в мертвую грудь – она не дышит и забыла вдохнуть, прежде чем заговорить. Потом перестук раздается снова, все скорей и скорей, покуда щелканье не рассыпается на звуки сухого, нечеловечески бесстрастного голоса.
– У тттебббяа мой меччшш .
Это не Берн. Это не его душа вернулась в тело – сколько угодно могу повторять себе, но выражение его глаз, звук голоса вытягивают из меня силы сильней, чем все чары Райте. Я даже не могу удержать Косалл, и, когда Райте делает шаг ко мне, выдергивая у меня эфес одной рукой, а другой ловко расклинивая мои запястья очень эффективным приемом айкидо, я не пытаюсь сопротивляться.
Демон оборачивается к Райте:
– Онно умирррало . – Должно быть, это он про Гаррета. – Я ггголодддаю. Нне пппроступоккк?
Райте пожимает плечами и бормочет себе под нос что-то вроде местной версии «не подмажешь – не поедешь». Без страха подойдя к демону, он протягивает чучелу рукоять Косалла.
– Задача тебе ясна?
Идиот, долбаный дебил, кретин сраный !…
Я же мог себя зарезать клятым мечом. Мог себе башку снести!..
Но не сообразил.
Чучело хватает эфес Косалла – и клинок молчит, потому что чары его пробуждает к жизни лишь прикосновение человеческой руки. Демон поднимает оружие, изучая блестящее под луной лезвие, жидкий блеск усеявших клинок от острия до самой гарды рун.
– Пэлллессс Риллл , – стрекочет демон, и бледный отсвет отгоревшей похоти в его глазах заставляет меня подумать, что в нем осталось все же нечто от прежнего Берна.
А потом каким-то образом тварь оказывается прямо передо мной . Зенки ее блестят, как стеклянные – наверное, так и есть, из глотки рвется долгий, басовитый стон, словно у старого усталого любовника на грани оргазма, переходящего в инфаркт.
– Ппприветттт, Кейнннн , – скрипит она.
Дежа вю скребет глотку и крутит кишки, выжимая блевотину.
Этого не может быть. Это все дурной сон.
– Ппочемму ты не бежишшшшь? Тттты всссегдддда хххорошшшо ббббегал , – говорит тварь, воздев клинок Косалла под тем же углом, что напряженный член. Она наклоняется ко мне так близко, что я ощущаю запах крови Гаррета и газа-антисептика: – В чччем дддело? Нннноги ппподводятттт?
Я пытаюсь вжаться поглубже в кресло, слабо булькая горлом.
Райте берет тварь за плечо.
– Пэллес Рил, – твердо напоминает он.
– Голодддд. Онна должнна… умереттть быссстттро?
– Да, – твердо отвечает Райте. – Быстро. Мгновенно. И точно так, как тебе наказано; иначе она без труда уничтожит тебя.
– Нннннн… Голодддд…
Голос твари переходит в механический рык, словно при работе турбины на холостом ходу.
– Да, пожалуй, – задумчиво замечает Райте, а потом бесцветные его глаза останавливаются на мне, и губы растягиваются в гримасе, которую он, должно быть, считает улыбкой. – И у меня найдется для тебя самая подходящая закуска.
Зрелище это парализует нас всех, даже охранников. Внизу на платформе недвижно валяется Проховцев – без сознания или мертвый, отсюда не разобрать. Мертвый Берн расправляет плечи. Пальцы его шевелятся, словно щупальца актиний, нашаривая мнимую добычу.
Умирающий Гаррет отшатывается от твари. Кровь из рассекшей плечо раны брызжет во все стороны, заливая лицо чучела, и темный мясистый язык выхлестывает наружу, чтобы слизнуть капли. От знакомого привкуса глаза демона вспыхивают.
Я не успеваю заметить, как движется его рука, – как-то разом она мертвой хваткой вцепляется в здоровое плечо администратора. Когда тварь стискивает его в любовных объятьях, хрип Гаррета переходит в долгое хрусткое «ккккккк…» – должно быть, он пытается кричать. Одержимый демоном труп впивается, распахнув челюсти, в губы артанского вице-короля: реанимация в исполнении насильника.
Демоны питаются чистой Силой, но по душе им лишь одна ее разновидность – Сила, настроенная Оболочкой живого существа на вибрации боли, ужаса и отчаяния. Обычно эти твари таятся развоплощенными рядом с нами, словно стервятники, ожидая, пока кому-нибудь не станет плохо, не способные на большее, чем подтолкнуть в нужном направлении чью-то темнеющую Оболочку. Шанс лично причинить смертельную боль – доступный им только в телесной оболочке – они, должно быть, ценят весьма высоко.
Вселившийся в Берна демон, судя по всему, оттягивается по полной программе: вставший хер этого чучела похож на сырую сардельку в полруки.
Гаррет исходит визгом в распахнутую пасть трупа.
Свободная рука твари разрывает одежду еще живого Гаррета прямо на теле и продолжает рвать – выдирая клочья мяса, впиваясь пальцами в живот, выдергивая полными горстями кровавое месиво. Кишки администратора не выдерживают, заливая дерьмом сплетенные ноги обоих, но мертвец даже не замечает этого. Она запускает руку в продранное брюхо вице-короля, кровь стекает до самого локтя по мере того, как внутрь входят сначала пальцы, потом предплечье, словно исполинский член, дотягиваясь до самого сердца.
И я откуда-то знаю, что эта рука делает. Точно знаю.
Прямой массаж.
Тварь заставляет сердце Гаррета качать кровь, чтобы продолжал жить мозг, чтобы исходил сладостными вибрациями муки, и страха, и отчаяния. Представить не могу, что чувствует Гаррет при этой чудовищной, зверской пытке – и не дай бог мне это узнать!
В конце концов Гаррет перестает отбиваться и только подергивается спазматически, и тогда демон одной рукой отшвыривает тело в кратер, точно ребенок палочку от леденца. Потом чучело сонно потягивается по-кошачьи, и безадресно-злобный взгляд его упирается в меня.
Из разверстой пасти раздается костяной перестук, словно сыплется галька, потом глохнет на секунду, пока тварь набирает воздух в мертвую грудь – она не дышит и забыла вдохнуть, прежде чем заговорить. Потом перестук раздается снова, все скорей и скорей, покуда щелканье не рассыпается на звуки сухого, нечеловечески бесстрастного голоса.
– У тттебббяа мой меччшш .
Это не Берн. Это не его душа вернулась в тело – сколько угодно могу повторять себе, но выражение его глаз, звук голоса вытягивают из меня силы сильней, чем все чары Райте. Я даже не могу удержать Косалл, и, когда Райте делает шаг ко мне, выдергивая у меня эфес одной рукой, а другой ловко расклинивая мои запястья очень эффективным приемом айкидо, я не пытаюсь сопротивляться.
Демон оборачивается к Райте:
– Онно умирррало . – Должно быть, это он про Гаррета. – Я ггголодддаю. Нне пппроступоккк?
Райте пожимает плечами и бормочет себе под нос что-то вроде местной версии «не подмажешь – не поедешь». Без страха подойдя к демону, он протягивает чучелу рукоять Косалла.
– Задача тебе ясна?
Идиот, долбаный дебил, кретин сраный !…
Я же мог себя зарезать клятым мечом. Мог себе башку снести!..
Но не сообразил.
Чучело хватает эфес Косалла – и клинок молчит, потому что чары его пробуждает к жизни лишь прикосновение человеческой руки. Демон поднимает оружие, изучая блестящее под луной лезвие, жидкий блеск усеявших клинок от острия до самой гарды рун.
– Пэлллессс Риллл , – стрекочет демон, и бледный отсвет отгоревшей похоти в его глазах заставляет меня подумать, что в нем осталось все же нечто от прежнего Берна.
А потом каким-то образом тварь оказывается прямо передо мной . Зенки ее блестят, как стеклянные – наверное, так и есть, из глотки рвется долгий, басовитый стон, словно у старого усталого любовника на грани оргазма, переходящего в инфаркт.
– Ппприветттт, Кейнннн , – скрипит она.
Дежа вю скребет глотку и крутит кишки, выжимая блевотину.
Этого не может быть. Это все дурной сон.
– Ппочемму ты не бежишшшшь? Тттты всссегдддда хххорошшшо ббббегал , – говорит тварь, воздев клинок Косалла под тем же углом, что напряженный член. Она наклоняется ко мне так близко, что я ощущаю запах крови Гаррета и газа-антисептика: – В чччем дддело? Нннноги ппподводятттт?
Я пытаюсь вжаться поглубже в кресло, слабо булькая горлом.
Райте берет тварь за плечо.
– Пэллес Рил, – твердо напоминает он.
– Голодддд. Онна должнна… умереттть быссстттро?
– Да, – твердо отвечает Райте. – Быстро. Мгновенно. И точно так, как тебе наказано; иначе она без труда уничтожит тебя.
– Нннннн… Голодддд…
Голос твари переходит в механический рык, словно при работе турбины на холостом ходу.
– Да, пожалуй, – задумчиво замечает Райте, а потом бесцветные его глаза останавливаются на мне, и губы растягиваются в гримасе, которую он, должно быть, считает улыбкой. – И у меня найдется для тебя самая подходящая закуска.
8
Не знаю, как долго демон затаскивал меня на гору. Должно быть, несколько часов – бесконечный кошмар. Я болтаюсь лицом вниз на каменно-твердом плече, то приходя в себя, то вновь выключаясь от боли, изнеможения, невообразимой мигрени: из-за того, что приходится висеть вниз головой, в черепе словно шершни роятся. Все, что было в желудке, я выблевал давным-давно; теперь стоит мне очнуться, как меня начинают терзать сухие позывы, покуда в глазах не поплывет. Кашляю кровью.
И чертов меч все пытается выбить мне глаз. Где-то нашлись другие ножны для Косалла, и меч вместе с ними пристроили на спине демона. Я выкручиваю запястья под тонкой прочной лентой наручников, стянувших мне руки за спиной, но та режет плоть, и кровь стекает по локтям, по спине и шее и каплями падает с подбородка.
Если мне только удастся высвободить руку и дотянуться до рукояти Косалла…
Демон мерным шагом движется вверх. Его мертвые мышцы, питаемые вовсе не химическими реакциями, не знают усталости. Тварь не ищет легких путей – она обходит перевал стороной, взбираясь по крутому склону горы Резец, нечеловечески ловко, даже босиком и с одной лишь свободной рукой, пробираясь среди утесов.
Болтаясь на плече чучела, я вижу под собой почти все Кхрилово Седло. Гребень перевала превратился в крысиное гнездо железнодорожных веток, заплетающих голые костяки полуотстроенного депо; таможня отмечает номинальную границу между Забожьем и империей Анханы. Всюду шатры – от маленьких двухместных палаток до огромных: столовая, ангар из листового железа, настолько здоровый, что в нем можно было бы разобрать пару локомотивов, не перепутав детали, отхожие места, лавка компании и один бог ведает что еще.
Базовый лагерь компании «Поднебесье»: они прокладывают железнодорожную ветку по западному склону Седла. В Империю. Чертова железная дорога похожа на язык, пробующий Анхану на вкус.
Из-за холмов на востоке показывается краешек солнца, золотом обливая ресницы. Пожалуй, надеяться, что демон от первых лучей дневного свет вспыхнет огнем или еще что-нибудь в этом духе, слишком оптимистично.
Высоко на западном склоне горы Резец, чуть ниже нас, должен быть виден родник, но я вижу только низкую кирпичную башенку, откуда выползает длинная извилистая водопроводная труба, такая новая, что подтекающие стыки еще не начали ржаветь. Труба утыкается в просмоленную бочку на ходулях, а уже из нее в сторону растущего скелета вагонного депо ползут другие трубы, поменьше.
Внизу, среди перепутанных рельсов, строятся в длинную неровную очередь рабочие – слишком усталые и невыспавшиеся после ночи на такой высоте, чтобы поднять голову и увидеть нас. Сейчас, на рассвете, строители выползают, спотыкаясь и почесываясь, из палаток и бредут за водой к проточному желобу, и вскоре там, где он подтекает, земля превращается грязное месиво.
Из этой грязной лужи теперь вытекает Великий Шамбайген.
Райте остался по другую сторону перевала вместе со своими охранниками – фальшивыми охранниками, как я теперь понимаю. Это явно социальные полицейские в штатском, потому что ни один охранник на свете – тем более четверо разом – не остался бы спокойным во время сцены в кратере. А у социков нервы железные; покажи социку сраный апокалипсис, тот глазом не моргнет.
Им пришлось остаться по ту сторону гребня, потому что Шенна ощутит их недобрые намерения, стоит им вступить в пределы ее водосбора. Но далеко они не уйдут. Не знаю, что такого я сделал этому Райте и почему он меня так ненавидит, но настоящую, сердечную ненависть я узнал и знаю. Он будет подглядывать.
Демон тащит меня на северо-запад параллельно сточной канаве, содержимое которой вытекает из лотка и смешивается с сочащейся из бочки водой. Несколько минут – и мы оказываемся в четверти мили от лагеря, там, где грязная вода возвращается в первоначальное русло: неглубокую промоину над крошечным водопадом, льющимся футов с пятнадцати в пруд с каменистым дном. Демон осторожно несет меня через валуны, подальше от лагеря, через промоину над прудом. Вода в пруду стоячая, покрыта радужной пленкой и пахнет мочой и серой.
И чертов меч все пытается выбить мне глаз. Где-то нашлись другие ножны для Косалла, и меч вместе с ними пристроили на спине демона. Я выкручиваю запястья под тонкой прочной лентой наручников, стянувших мне руки за спиной, но та режет плоть, и кровь стекает по локтям, по спине и шее и каплями падает с подбородка.
Если мне только удастся высвободить руку и дотянуться до рукояти Косалла…
Демон мерным шагом движется вверх. Его мертвые мышцы, питаемые вовсе не химическими реакциями, не знают усталости. Тварь не ищет легких путей – она обходит перевал стороной, взбираясь по крутому склону горы Резец, нечеловечески ловко, даже босиком и с одной лишь свободной рукой, пробираясь среди утесов.
Болтаясь на плече чучела, я вижу под собой почти все Кхрилово Седло. Гребень перевала превратился в крысиное гнездо железнодорожных веток, заплетающих голые костяки полуотстроенного депо; таможня отмечает номинальную границу между Забожьем и империей Анханы. Всюду шатры – от маленьких двухместных палаток до огромных: столовая, ангар из листового железа, настолько здоровый, что в нем можно было бы разобрать пару локомотивов, не перепутав детали, отхожие места, лавка компании и один бог ведает что еще.
Базовый лагерь компании «Поднебесье»: они прокладывают железнодорожную ветку по западному склону Седла. В Империю. Чертова железная дорога похожа на язык, пробующий Анхану на вкус.
Из-за холмов на востоке показывается краешек солнца, золотом обливая ресницы. Пожалуй, надеяться, что демон от первых лучей дневного свет вспыхнет огнем или еще что-нибудь в этом духе, слишком оптимистично.
Высоко на западном склоне горы Резец, чуть ниже нас, должен быть виден родник, но я вижу только низкую кирпичную башенку, откуда выползает длинная извилистая водопроводная труба, такая новая, что подтекающие стыки еще не начали ржаветь. Труба утыкается в просмоленную бочку на ходулях, а уже из нее в сторону растущего скелета вагонного депо ползут другие трубы, поменьше.
Внизу, среди перепутанных рельсов, строятся в длинную неровную очередь рабочие – слишком усталые и невыспавшиеся после ночи на такой высоте, чтобы поднять голову и увидеть нас. Сейчас, на рассвете, строители выползают, спотыкаясь и почесываясь, из палаток и бредут за водой к проточному желобу, и вскоре там, где он подтекает, земля превращается грязное месиво.
Из этой грязной лужи теперь вытекает Великий Шамбайген.
Райте остался по другую сторону перевала вместе со своими охранниками – фальшивыми охранниками, как я теперь понимаю. Это явно социальные полицейские в штатском, потому что ни один охранник на свете – тем более четверо разом – не остался бы спокойным во время сцены в кратере. А у социков нервы железные; покажи социку сраный апокалипсис, тот глазом не моргнет.
Им пришлось остаться по ту сторону гребня, потому что Шенна ощутит их недобрые намерения, стоит им вступить в пределы ее водосбора. Но далеко они не уйдут. Не знаю, что такого я сделал этому Райте и почему он меня так ненавидит, но настоящую, сердечную ненависть я узнал и знаю. Он будет подглядывать.
Демон тащит меня на северо-запад параллельно сточной канаве, содержимое которой вытекает из лотка и смешивается с сочащейся из бочки водой. Несколько минут – и мы оказываемся в четверти мили от лагеря, там, где грязная вода возвращается в первоначальное русло: неглубокую промоину над крошечным водопадом, льющимся футов с пятнадцати в пруд с каменистым дном. Демон осторожно несет меня через валуны, подальше от лагеря, через промоину над прудом. Вода в пруду стоячая, покрыта радужной пленкой и пахнет мочой и серой.