Он умолкает с надеждой, и я не могу смотреть на него, чтобы только не увидеть, как эта надежда вытекает из его зрачков.
   – Она могла бы. – Я откусываю слово за словом, ломая зубы. – Если бы осталась жива.
   – Значит, это правда, – произносит он так тихо, словно голос его сочится из слезных канальцев.
   – Так обычно бывает со слухами. В них есть капля правды.
   – Ходил еще другой слух, – бормочет он. – О ней и о тебе, что вы оба были…
   – И это правда, – отвечаю я. – Одиннадцать лет. Чуть меньше.
   Жаркий медный привкус ее крови до сих пор стоит у меня во рту. В ноздрях – запах пара над вырванным из груди сердцем.
   В глазах Делианна я вижу безжалостное осознание.
   – Как ты это выносишь? – шепчет он.
   Я встряхиваюсь со всей силы. Не позволю ему уволочь меня обратно в темноту.
   – Не выношу вовсе, – бормочу я. – Через пару дней всем нам уже не придется терпеть.

3

   Возвращается т’Пассе. Орбек и его прихлебатели волочатся за ней, распихивая с дороги зэков и вообще изображая редких уродов. Кружок ребят, которых т’Пассе расставила сдерживать толпу, расступается, чтобы пропустить их.
   – Как ты просил. – Она кивает в сторону Орбека.
   – Класс. – Я обвожу рукой кольцо кейнистов. – Теперь прикажи своим шавкам не вмешиваться.
   – Кейн, – произносит она с преувеличенным терпением, – едва ли не каждого заключенного в Яме ожидает казнь по обвинению в кейнизме. Ложному, могу добавить, обвинению. Ты здесь, как можно догадаться, большой любовью не пользуешься. Мои, как ты выразился, шавки – все, что стоит между тобою и мучительной смертью.
   – Мучительная смерть ждет нас всех, – напоминаю я. – Теперь пошла на хрен. И шавок своих забери.
   Лицо ее каменеет. Она машет кейнистам, и те неохотно расступаются. Остальные зэки, наоборот, подступают ближе, слышится: «Передние – нагнитесь!» и все прочее, потому что задним рядам ничего не видно. Прихлебатели Орбека расчищают площадку, покуда он стоит передо мною, точно горилла, сложив длинные руки на бочкообразной груди.
   Очень скоро наступает тишина: все смотрят. Банда «змей» у родника взгромоздилась на каменный уступ, опоясывающий Яму, и с ухмылками наблюдает за нами.
   – Хотел мне что-то сказать? – рычит Орбек.
   В голосе его проскальзывает акцент жителей Бодекена – это объясняет его отношение ко мне. Может, он даже из Черных Ножей? Неужели мне настолько повезло?
   – Не, – отвечаю я. – Просто хотел посмотреть поближе. На тупую рожу ты вполне сойдешь за одного из Вялых Херов.
   Он делает два широких шага и встает надо мной, выставив над стиснутыми кулаками боевые когти.
   – Я Черный Нож. Отец мой был Черный Нож. Род мой был из Черных Ножей. С тех времен, когда земля любила Черных Ножей! – рычит он.
   Ну надо же! С днем рождения меня, любимого!
   Я ухмыляюсь в его оскаленную рожу.
   – Знаешь что я тебе скажу, боров: отнеси меня туда, где можно хлебнуть чистой воды, и я не стану тебя обижать.
   – Обижать меня, человечек? – Он подносит боевой коготь к одному из клыков, чтобы я мог оценить остроту обоих. – Ты?
   – Эй, Делианн, – говорю я громко, так что меня слышит вся Яма, – может, ты не знаешь: в говорах огриллонов Бодекена, нож и боевой коготь обозначаются одним словом – а последнее, в свою очередь, употребляется взамен слова «член». Клан Черных Ножей обитал в пустыне, покуда я не повеселился с ними несколько лет тому назад. К тому времени, когда я с ними покончил, остальные кланы прозвали их кланом Сломанных Ножей – Вялыми Херами, иначе сказать. Вот почему так много их покинуло Бодекен и подалось в города. Не стоит у них.
   – Хэри… э-э, Кейн, – бормочет чародей и неуверенно поднимается на ноги, будто подумывая встать между мною и Орбеком. – Может, не стоит сейчас в это углубляться…
   – Что, из-за этого хероплета?
   – Э-э, ну…
   – Мой отец говорит о тебе, – негромко и с угрозой в голосе заводит Орбек.
   – В жопу твоего отца, – предлагаю я и тут же решаю извиниться: – Ой, блин, прости, забыл. Ты же не можешь, да?
   Огриллон хватает меня за грудки и одной лапищей отрывает от земли, так что бесполезные мои ходули болтаются в воздухе, а боевым когтем второй потрясает у меня под носом.
   – Не стоит, говоришь?
   Я поднимаю руку, чтобы перехватить коготь, которым Орбек столь нахально размахивает. Боевой коготь огриллона – нечто вроде исключительно могучего дополнительного пальца, сочлененного с предплечьем чуть ниже запястья, и, как большой палец руки, он едва может сопротивляться усилию, приложенному за границей области его движения. Я поворачиваю коготь вбок и вниз. Орбек ахает.
   – Это как волшебство, – объясняю я, скаля зубы. – Вот я сделал из Вялого Хера Тупую Жопу. Отнеси меня к источнику чистой воды, и я снова превращу тебя в огриллона – такого, у кого не оторван с мясом боевой коготь. Понял? Не дергайся, и у тебя останется шанс оттрахать своего папашу.
   Орбек, однако, не в настроении мириться; может, не стоило лишний раз поминать его отца? Он воет от ярости и боли, отпускает мою рубаху, намереваясь врезать мне освободившейся рукой. Вот только, когда пальцы его разжимаются, на весу меня удерживает только моя же хватка на его боевом когте; мой вес до последнего грамма приходится на единственный сустав, выворачивая его наружу и вбок. Связки рвутся с глухи влажным хрустом. Орбек давится изумленным бульканьем.
   Я креплюсь и удерживаюсь на вывернутом из сустава боевом когте добрых полсекунды – черт , крепок дуб! – н все же мой вес валит его с ног, и мы оба падаем на пол. Орбек сверху, но у меня достаточно места для маневра, чтобы вывернуть ему руку, точно крылышко цыпленка. Потом я протягиваю свободную руку, из-за плеча хватаюсь за его запястье и перехватываю собственное, так что предплечье мое упирается ему в локоть, отгибая плечо вверх и назад. Плечо образовавшегося рычага позволяет мне повалить Орбека на бок, так что он не может достать меня уцелевшим когтем. Потом я напрягаю руки – несильно, но огриллон хрюкает от боли, потому что мне не хватает десяти фунтов усилия, чтобы порвать ему на хрен все плечевые связки.
   Физиономия его тычется мне в левое плечо. Если бы у него хватило соображения подумать о том, как изувечить меня, вместо того чтобы думать, как я могу изувечить его, он легко вырвал бы мне бивнями полруки. Я запрокидываю голову, демонстрируя улыбку.
   – Ты подумай хорошенько, Орбек, – доброжелательно советую я. – Пока что я вывихнул тебе коготь. Заживет. Секунд через десять я выверну тебе плечо. После этого замах у тебя будет уже не тот. Останешься калекой на всю жизнь. Если и это не поможет, я тебя прикончу и начну заново на ком-то поумнее. Не хочешь поторговаться?
   Прихлебатели его уже подтянулись, расталкивая остальных, – двое сметают с дороги Делианна, но Орбек наверху, а спина у него широкая. Один заносит ногу для пинка, и я ухмыляюсь ему.
   – На что спорим, что я выдержу пинок, убью его, а потом убью тебя, прежде чем ты треснешь меня второй раз? Давай, раз такой крутой. Рискни.
   Огриллон решает подождать. Просто сердце радуется, сколько благ мне до сих пор приносит репутация.
   – Ну, Орбек, помощи тебе не дождаться… так что скажешь?
   От боли на лбу огриллона выступает пот. Несколько секунд Орбек невнятно рычит, потом наклоняет голову к самому моему уху и шепчет:
   – Сдаюсь, только перед корешами не позорь!
   Я применяю к нему крайне мучительный на вид приемчик, и он вполне убедительно ревет от боли.
   – Подумай, – громко говорю я. – Десять секунд. Потом я тебя убью.
   Он снова наклоняется ко мне.
   – Что, попросить нельзя было?
   – Так лучше, – шепчу я в ответ. – Если меня убьют, твоя шкура вне опасности.
   Он рычит, извивается и бьется в конвульсиях, точно заправский рестлер.
   – Ну ладно, – шепчет он и цепляет меня бивнем под мышку – так, на секундочку. – Но помни. Ты победил? Помни, что я тебе мог навалять. Может, я бы сдох, но и тебе несладко бы пришлось. Так что имей уважение , блин.
   Точь-в-точь я в его годы…
   – Договорились.
   Я перехватываю его запястье так, что могу высвободить руку и взять его шею в захват дзюдо. Запястье мое пережимает ему дыхательное горло, голова Орбека запрокидывается, глаза вылезают на лоб, и он выжимает из себя «Ладно… ладно… не убивай…» так сдавленно и хрипло, словно я взаправду пытался его удавить.
   На пару нам удается изобразить все так, что я продолжаю удерживать великана, покуда мы оба поднимаемся с пола, и на пару же – убедить его оглоедов в том, вовсе не очевидном, факте, что я могу прикончить Орбека прежде, чем меня оттащат. В конце концов оказывается, что я свисаю с его плеча, одной рукой взяв в захват шею, а другой придерживая вывернутую руку в полузаломе за вывихнутый коготь.
   – Кейн… – снова бормочет Делианн, взглядом спрашивая, не присоединиться ли ему.
   – Оставайся тут, – жизнерадостно отвечаю я. – Я только водички глотнуть. Мы с осликом скоро вернемся.
   Орбек шагает в сторону кучки «змей», и я подмигиваю Делианну через плечо. Не уверен, что он замечает; чародей растирает виски, словно у него мигрень.
   Вода вытекает из трещины в стене и скапливается в небольшом круглом бассейне, от которого расходятся три извилистые канавки. Пол в Яме расположен слегка наклонно, источник – самое высокое место. Всем будет видно.
   Почти как в прямом эфире.

4

   Зэки расступаются на пути Орбека, оставляя перед ним узкую полоску голого пола.
   – Кто у них главный? – шепчу я ему на ухо.
   – Парень с зеленой тряпкой на башке, – сипит он сквозь гримасу чревовещателя. – Зовется Аспид.
   На дороге нашей встает одно из меньших светил в созвездии Змеи.
   – Эй, Орбек, ты в порядке? – интересуется он, верно, полагая, что это забавно. – Коготок не болит? Здорово он тебе ручки-то заломал, а?
   Я холодно гляжу на него поверх великанского плеча.
   – Хочешь попробовать?
   «Змей» хихикает.
   – А ты куда собрался, калека?
   – Пить хочу. К воде собрался.
   «Змей» тычет Орбеку под ноги.
   – Вот тебе и вода.
   – Шутишь? Воняет, как жопа твоей мамаши.
   Заключенные ржут, «змей» слегка алеет лицом.
   – Для калеки у тебя язык больно длинный, старина, – глумливо бросает он. – Интересно, если его намотать мне на хер, ты им сможешь болтать?
   – Эй, малыш, я всего лишь хочу выпить. Чистой воды. С этим тут сложности?
   Ну вот, дождались: в свару вступают Аспид с присными, вон – тащатся, лыбятся. Поверить не могут, что у меня дури хватило сунуться к ним в лапы.
   – Нет-нет, – великодушно замечает «змей». – Сложностей никаких. Но у нас тут правила такие, старина. На все своя цена. Вот сейчас у нас такой обменный курс: за глоток воды ты мне отсосать должен. Ничего личного. Закон такой, въезжаешь?
   – Решил на халяву потащиться? – Я разражаюсь хохотом. – Я тебе не педофил какой, малыш. Подрасти сначала.
   – Да у меня уже кое-что растет, – отвечает он, потирая пах.
   – Да хрен ли тебе, Динни, – хрипло цедит Орбек передавленным горлом. – Меня-то пусти, а? Он же меня грохнет.
   – Не моя проблема, – отвечает «змей», но Аспид из-за спины хлопает его по плечу.
   – Нет, пропусти, – говорит он, изображая благородного рыцаря. – Кейн у нас знаменитость, Динни. В его честь можно и нарушить немножко правила. – Он отвешивает мне насмешливый полупоклон и поводит рукой в сторону источника. – Добро пожаловать, Кейн. Будь гостем.
   – Спасибо. Ты очень любезен, – отвечаю я, пока Орбек тащится мимо. – Хочешь оказать мне еще большую услугу? Убери отсюда этого холощеного говноеда, когда я слезу.
   – Орбек подчиняется мне, – говорит Аспид, – и не побеспокоит тебя, если я ему велю. Правда, Орбек?
   – Как скажешь, Аспид, – сипит огриллон.
   – Ну вот, Кейн. Здесь ты в полной безопасности. Жаль только, что о твоем прибытии не известили заранее. Мы бы начистили столовое серебро.
   Черт, сплошные клоуны.
   – Ага, как же. На колено, козел!
   Приказ я подкрепляю мучительным на вид рывком за вывихнутый коготь, и Орбек со стоном опускается на колени. Я соскальзываю с его спины, и огриллон с рычанием вскакивает.
   – Ублюдок! – орет он. – Твоего отца в жопу!
   Он заносит для пинка здоровенную когтистую ступню, но Аспид останавливает его резким окриком. Интересно, что бы он сделал, если бы Аспид его не остановил? Должно быть, вышиб бы из меня дух.
   Теперь уже не узнаешь.
   Орбек отступает, бережно держа на весу раненую руку и бормоча под нос проклятья. Аспид наклоняется ко мне, опершись о колени, ровно настолько, чтобы я не мог до него дотянуться.
   – Ну, Кейн, ты же понимаешь, что я не могу совсем отменить правила? Ладно, я тебя впустил. Но заплатить-то тебе все равно придется. – Он торжествующе скалит зубы цвета дерьма. – Надеюсь, ты не против.
   – А я сопли не дам за то, что ты делаешь, если не получу воды.
   – Все по порядку, – замечает он, хватаясь за пояс.
   – Что, боишься в дураках остаться? Куда я денусь, по-твоему – убегу? – Я перекатываюсь к краю чаши, чтобы отхлебнуть воды. Вода вкусная: холодная, кристально чистая, насыщенная минеральными солями, профильтрованная сквозь сотню футов пористого известняка. Делаю глубокий, славный глоток.
   Тишина в Яме становится мертвой.
   – Знаешь, Кейн, – говорит Аспид, ухмыляясь, словно дружелюбный аллигатор, – отсосом дело не обойдется. Для тебя – вряд ли. Мне тебя придется по-иному упетушить. В задницу. Это, понимаешь, типа наценка. За кредит.
   – Да что с вами такое, ребята? – интересуюсь я. – Не понимаю я ваших пидорских игр. Ну то есть к мужеложцам-то у меня претензий нет – чем бы меч ни вострить, как говорится, въезжаешь? – но вот с какого рожна психи вроде тебя нормальных парней опускать повадились? Я же не пытаюсь трахать лесбиянок? Что вам с этого за радость?
   Аспид выпрямляется все с той же ухмылкой и начинает расшнуровывать штаны.
   – Может, это благоприобретенное? – отвечает он.
   – Берн был такой же, – неторопливо замечаю я. – Слыхал про Берна? Я так и не понял, отчего. Собирался его спросить, – я поднимаюсь на локти и одариваю его оскалом, – а он возьми да помри .
   Аспид смотрит на меня с тем же выражением на лице.
   – Тогда тебе повезло. Я, наверное, смогу удовлетворить твое любопытство.
   Некоторые совершенно не понимают намеков.
   – Ага. Ну ладно, я уже наслушался. – Я подтягиваюсь, чтобы взгромоздить себя на каменную скамью у основания стены, рядом с родником. Приходится изрядно поерзать, прежде чем мне удается сесть так, чтобы обозреть всю Яму.
   Все до единого стоят на ногах, едва дышат в ожидании – должно быть, такого развлечения, как собравшийся меня насиловать Аспид, здесь не было неделями. Даже стражники выстраиваются на мостках, ухмыляясь и подталкивая друг друга. Иные, надо полагать, не забыли еще, как я побывал здесь в последний раз, и любят меня едва ли больше «змей». Вижу я и Делианна, совсем недалеко, за обступившей нас толпой «змей». Видно, как он встревожен, но чародей держится и не вякает. За ним стоит т’Пассе и ее банда приживалов.
   – Ладно, задницы! – ору я, набрав в грудь воздуха побольше. – Заткнитесь и слушайте!
   Можно подумать, что на меня не все смотрели…
   – Мне тут объясняли, как у вас дела обстоят – правила вот толкуют. – Я поворачиваюсь к Аспиду, предлагая ему посмеяться вместе со мной: – Знаешь что? Говно ваши правила.
   Он открывает было рот, но я поднимаю руку и продолжаю говорить.
   – У меня для вас новые правила. Мои.
   Я показываю всем один палец.
   – Правило номер раз: наедешь на меня – умрешь. Без предупреждения. Без вопросов.
   В толпе заключенных возникает изумленный гул. Аспид пялится на меня, словно я свихнулся на его глазах.
   Я разгибаю еще один палец.
   – Правило номер два: мое слово – закон. Я сказал – делай. Нарушил закон – отвечай. Нарушил дважды – сдохни.
   Аспид презрительно фыркает.
   – Не закончил? Еще что-нибудь?
   – Еще одно, – отвечаю я, пожав плечами. – Правило номер три: наедешь на моих друзей – значит, наедешь на меня. Затем смотри правило номер раз. Так что… – Я поднимаю руку и машу собравшимся. – Кто хочет быть моим другом?
   Аспид фыркает снова. Соплями мается, что ли?
   – Ну, не стесняйтесь, – кричу я. – Поднимайте руки!
   «Змеи» удерживают толпу взглядами. Им даже не надо пугать и угрожать: напряжение мышц, холод в глазах чертовски внятно объясняют, что случится с придурком, вставшим на мою сторону.
   Посреди Ямы вскидывается в воздух одинокая рука.
   Заключенные расступаются враз.
   – Ты покойник, козел, – говорит Аспид. – Ты понял?
   На голом пятачке стоит, подняв руку, Делианн.
   – Я хочу быть твоим другом, Кейн. Надеюсь, мы уже друзья.
   М-да.
   Кажется, его холодной отваге сносу нет.
   – Опусти руку, покойник! – кричит Аспид.
   – Язык придержи, олух.
   – Что? – Аспид опускает взгляд. – Ты мне что сказал?
   Т’Пассе выходит на пятачок рядом с Делианном и молча поднимает руку. К ним присоединяется один из ее последователей и еще один, и еще.
   – Мне показалось, – говорит Аспид, – мне показалось, ты сказал «Аспид, прикажи ребятам вставить перо этим петухам безмозглым». Вот что мне показалось.
   Я грустно качаю головой.
   – Я бы на твоем месте серьезно подумал о том, чтобы быстренько оттащить туда свою пидорскую задницу и поднять руку.
   – И с какой же это стати?
   – А иначе, – отвечаю я, – хреново тебе будет.
   Аспид поводит плечами, разминаясь, словно боксер между раундами.
   – Смелые слова. Для старого калеки.
   – Ты подумай, Аспид. Это очень унизительно. Вот, Орбека спроси.
   – Хуже, чем сто херов в зад?
   Я оборачиваюсь и смотрю на него с убийственным презрением.
   – Драться собрался, козел? Тогда вперед.
   Он щурится.
   – Напрашиваешься?..
   – Умоляю, блин! Ну, сдрейфил, что ли? Вот говнюк.
   – Да пошел ты!.. – шепчет он и бросается на меня.
   Аспид тянется к моей рубашке и останавливается – он видел, что случилось с Орбеком, и не настолько глуп – и готов удовлетвориться сильным пинком в свисающую со скамьи голень.
   – Ага, дико больно – если б я не был калекой, козел. Я ног-то не чую. – Мне удается разразиться еще более мерзким смехом, чем в первый раз. – Как такой дебил вообще выбился в люди?
   – Щас почуешь, – рычит он и хватает меня за лодыжку, сдергивая со скамьи.
   Я звонко прикладываюсь об пол всем телом – больно. Аспид переворачивает меня на живот, и я вскидываю руки, открывая ребра для удара. Придурок, конечно, ловится. Башмак его врезается мне в ребра, но я принимаю удар, зашипев, как в муай-тай, и обхватываю его ногу, так что носок тычется мне под мышку, а свободной рукой отталкиваюсь от пола. Аспид изумленно вскрикивает, когда законы физики швыряют его на пол.
   На то, чтобы осознать собственное падение, у него уходит куда больше времени, чем у меня на то, чтобы перехватить ногу; Аспид не успевает дернуться, как я беру его лодыжку в болевой захват на манер джиу-джитсу.
   – Твоя взяла! – воет он. – Твоя взяла!
   – Еще как взяла. – Я усиливаю нажим, покуда кость не дробится под моими руками с таким звуком, словно наступили на кучу мокрого стекла. – Моя всегда берет.
   Аспид визжит: кролик в зубах у волка. Я подтягиваюсь по его ноге и бью по яйцам.
   Вопль пресекается. Задыхаясь, Аспид пытается подняться, и я правой беру его шею в захват, а левой упираюсь в плечо и цепляю запястье правой: «четверка». Аспид молотит меня по ребрам, по ногам, но замахнуться не может, и удары получаются слабыми. Единственное место, куда он мог бы треснуть меня больно, – пах, но я мошонки не чувствую.
   Самое классное в захвате «четверкой» – что в нем усилия обоих трицепсов, две трети мышечной массы плеча и немалая доля грудных и трапециевидных мышц преодолевают сопротивление мышц шеи, да и то с одной стороны. С точки зрения жертвы, вариант заведомо проигрышный. Хотя из-за химической пневмонии, или что меня там пробрало, я слабее котенка, у Аспида нет ни шанса. Я надавливаю чуть сильнее, и он пищит, чувствуя, как расползаются межпозвоночные связки.
   – Ну, уймись, – советую я мягко. – Драка закончена, кореш. Тебе хана. – Остальные «змеи» неуверенно смыкаются вокруг нас, прикидывая, как бы меня прижать. – Скажи своим козлам, чтобы отошли, Аспид. Прежде, чем я сверну тебе шею.
   Чуть ослабляю захват, и он сипит сквозь сжатые зубы:
   – Отойдите… отойдите! Делайте, что сказано!
   Те чуть расступаются.
   – Еще, – требую я. – Расходитесь. Еще немного, вот так, давайте.
   Я разгоняю их, пока перед нами не образуется изрядное свободное пространство – чтобы всем было видно.
   Переходим к катехизису.
   – Ладно, Аспид, – говорю я. – Так кто тут главный?
   – С-су.. – начинает он, но я пережимаю ему глотку.
   – Попробуем еще раз. Кто тут главный?
   – Ты, – рычит он.
   – Отлично. Кто в Яме устанавливает правила?
   – Ты.
   – О, два из двух! – ободряюще говорю я. – Молодец. Вот теперь сложный вопрос. Надеюсь, ты слушал внимательно. Правило номер раз.
   – Э… – начинает он, и я его убиваю.
   Умирая, он еще пытается говорить, но выдавить может только булькающие хрипы – «кх… кх… кх…» напоминает о Гаррете, – потому что одним движением руки я сломал ему шею, и края позвонков ножницами рассекли спинной мозг, и он лежит, словно марионетка с оборванными нитями, а свет меркнет в его глазах.
   Я отталкиваю труп и на руках подтягиваюсь обратно, на каменную скамью. Обвожу взглядом молчаливую толпу зэков.
   – Еще вопросы?
   И вот тут пара сотен собравшихся вокруг меня «змей» соображают постепенно, что они заперты в каменном мешке вместе с доброй тысячей человек, вскинувших в воздух руки и не испытывающих к ним ни малейшей приязни, и я смотрю, как все и каждый из них решают – учитывая правило номер три – что тоже, наверное, хотят быть моими друзьями.

5

   Некоторое время Делианн предавался раздумьям.
   Он не мог бы сказать, как долго это длилось: волны лихорадки, прокатывавшиеся по его телу, непредсказуемым образом то сжимали, то растягивали время. Он мог размышлять часами и обнаружить, что прошли секунды, и наоборот, часами мог исходить потом в ознобе, покуда рассудок его пребывал в кошмарном бреду.
   Как только стражники уволокли тело Аспида и сходни поднялись за ними, Делианн протолкался к незнакомцу, который был когда-то его другом.
   – Я хочу помочь тебе.
   Хэри окинул его долгим, недобрым, оценивающим взглядом.
   – Ты прежде был излишне щепетилен. Тут пару дней будет жарко.
   – Щепетильным и остался. Но это меня не остановит.
   Хэри кивнул, вспоминая.
   – Да и раньше не останавливало.
   – Верно, – согласился Делианн. В груди его поселилась стылая, колючая не-боль, словно под ребра ему воткнули тонюсенький острый стилет. – Так и было.
   Хэри не потребовалось помощи, чтобы навести порядок в яме: зажатым между «змеями» с одной стороны и кейнистами т’Пассе – с другой остальным заключенным оставалось лишь покориться. «Лучше пусть тебя боятся, нежели любят», – рассеянно заметил он как-то в разговоре с Делианном, – ибо любят подданные по своей воле, а страшатся – по твоей».
   Было это вскоре после смерти Аспида. Делианн склонился над лодыжками Хэри, комком мешковины стирая омертвевшую плоть с язв. Если суровая эта процедура и причиняла Хэри хоть малейшее неудобство, он этого не выказывал.
   – Я читал «Государя», – ответил Делианн так же тихо и бесстрастно. – Сколько мне помнится, затем Макиавелли заключает, что лучше всего – когда тебя боятся и любят.
   Хэри сверкнул мрачной усмешкой.
   – Да, тот еще фокус. Здорово… если получится. – Он пожал плечами, будто отгоняя мысль. – Лучше буду держаться того, что умею.
   – Вызывать любовь не так сложно, Хэри.
   Ухмылка поблекла, глаза прищурились.
   – Тебе – может быть.
   – Это связь, вот и все. Осознание уже существующей связи. – Делианн помотал головой. От жара ему не удавалось изъясняться ясно. – Покажи, что они связаны с тобою. А ты – с ними.
   – Ага, Конфуций, – ощерился Хэри. – Намекнул бы лучше.
   Делианн многозначительно глянул на Орбека. Тот угрюмо сидел на скамье в четверти окружности Ямы от родника.
   – Весь день его шпыняют тем, как ты скрутил его. Одно слово, и Орбек – а с ним вся группировка огриллонов – окажется на твоей стороне.
   Хэри задумчиво кивнул.
   – Попробовать стоит.
   Когда Делианн закончил перевязывать раны той же мешковиной, Хэри кликнул двоих «змей», чтобы те отнесли его в центр Ямы, и подозвел к себе Орбека.
   – Я сказал дурные слова о твоем отце и твоем клане, – серьезно проговорил он. – Мне не следовало так поступать. Я прошу у тебя прощения.
   От изумления огриллон не нашелся, что ответить.
   – Ты был готов биться и умереть за отцовскую честь, – продолжал Хэри. – Я уважаю твою готовность и уважаю тебя. Ты истинный сын Черных Ножей, Орбек. Твой клан должен гордиться тобой.
   Он повысил голос, чтобы было слышно всей Яме.
   – Никто из вас не заметил, что, покуда мы дрались, Орбек мог порвать мне бивнями горло. И не сделал этого лишь потому, что мы договорились. Я не победил его, а подкупил. – Он протянул руку. – Орбек, я бы хотел назвать тебя другом.
   – Третье правило, да? – ухмыльнулся огриллон сквозь клыки, но руку принял, и видно было, как не хочется ему отпускать ее. – Тебе… э-э… – пробормотал огриллон, – наверное, нужен парень на подхвате? Такой, на кого положиться можно?