Автор неизвестен. Неожиданный гость

"Значит, успел сообщить об исчезновении Лидии. Итак, ничего нельзя
скрывать. Надо принять бой. Ошеломить Бертгольда откровенностью..."
-- Почему ты молчишь, не расскажешь, как помог ей бежать? Снова
любовная история?
-- Любовной истории не было! А бежать я помог.
Насмешливая улыбка исчезла с лица генерал-майора, вид у него, как и
рассчитывал Генрих, был ошеломленный. Это сбило Бертгольда с позиции
стремительного нападения.
-- Ты говоришь мне об этом так, словно докладываешь обычную вещь. И
даже не стараешься оправдаться
-- Я отважился говорить с вами откровенно, -- ведь передо мной сейчас
сидит не генерал-майор, а мой названный отец и будущий тесть. Я надеюсь, что
с ним могу быть откровенен.
Бертгольд с удивлением и любопытством взглянул на Генриха. Тот спокойно
выдержал его взгляд.
-- Зачем ты это сделал?
-- Я проверял ее несколько раз и уверен: девушка ни в чем не виновата.
Я не хотел, чтобы Лемке замучил ее в гестапо, ведь я сам пригласил ее
работать переводчицей, она долго отказывалась. Я дал слово офицера, что
гарантирую девушке безопасность. А офицерское слово я привык держать. Вот
вам мой искренний и откровенный ответ.
-- Где твой друг Матини?
-- Вчера Лемке сообщил мне, что Матини работает врачом в партизанском
госпитале.
-- А твой второй приятель, Лютц? Где он?
-- Бежал в Швейцарию.
-- И ты им обоим помог?
-- Лютцу помог, я на него рассчитываю, ведь мы условились встретиться с
ним в Швейцарии. А что касается Матини, то я даже не знал о его намерениях.
У меня в ящике стола лежит письмо, которое он оставил удирая. Можете его
прочесть и вы увидите, что Матини... Сейчас я его найду...
Бертгольд прервал его раздраженным жестом.
-- Мне сейчас не до этого! Ты знаешь, что Лемке ставит вопрос о твоем
аресте и допросе?
-- Я ждал этого. Я уже говорил вам, как сложились между нами отношения.
Но я всегда надеялся, что без вашей санкции он не осмелится это сделать.
-- Ты что думаешь, что я буду покрывать твои глупости, даже
преступления? Я, Вильгельм Бертгольд?
-- Нет, я думаю, что вы человек более широкого кругозора, нежели этот
Лемке, который дальше своего носа ничего не видит, а на обобщения и вовсе не
способен.
-- Оставь в покое Лемке. Он отвечает за свои действия, а ты -- за свои.
А для философских размышлений у меня сейчас нет времени. Поговорим о более
конкретных вещах. Итак, ты знал, что Лемке собирается тебя арестовать, и,
надеясь на мое вмешательство, спокойно ждал.
-- Если б он посмел это сделать, я бы разрядил свой пистолет в него и в
тех, кто пришел с ним! Стрелять я умею, это вы знаете,-- на всякий случай
решил напомнить Генрих.
-- Что-о? Сопротивление властям?
-- Вы знаете, что никакой власти уже не существует, майн фатер! Есть
разрозненные группы вооруженных людей...
-- Мы снова уклоняемся от темы, единственной, которая меня сейчас
интересует. Зачем ты способствовал бегству переводчицы, Лютца, закрыл глаза
на подозрительное поведение Матини?-- В голосе Бертгольда зазвучали зловещие
нотки, которых Генрих раньше не слышал, но о существовании которых
догадывался.
-- Прежде чем ответигь, мне снова придется прибегнуть, как вы говорите,
к "философским размышлениям", против которых вы так возражаете. Возможно,
они и будут ответом на ваш вопрос. Вы разрешите?
-- Пожалуйста, покороче!
-- Мы с вами, майн фатер, как и все, патриоты фатерланда, должны сейчас
думать не о сегодняшнем дне, а о дне завтрашнем, о дне реванша за поражения,
которые наш народ дважды понес на протяжении этого проклятого двадцатого
века. Нам надо иметь друзей на будущее. Мы с вами натворили массу
преступлений в Европе, пусть хоть капля добра, убедит мир, что в Германии
еще есть порядочные люди... Что произойдет, если Лемке замучает или
расстреляет этих трех людей? Разве это остановят грохот советских "катюш" в
Берлине? Или снова отодвинет Восточная фронт к берегам Волги?
Генрих почувствовал, что зашел слишком далеко, но не мог уже
сдерживаться.
Бертгольд с непроницаемым видом смотрел на своего будущего зятя. С
каждым новым словом Генриха в нем эакипала бешеная злоба. Романтический
дурак, дерзкий мальчишка, который своей глупостью чуть не загубил все его
планы. О, если б не те два миллиона, что лежат в Швейцарском банке, он бы
показал этому слюнтяю! Но деньги положены на имя фон Гольдринга. И вместо
того, чтобы пустить ему пулю в лоб... надо думать о его спасении. Без этих
двух миллионов Бертгольду не обойтись, особенно теперь, когда ему не удалось
вырвать собственные сбережения из немецкого банка.
-- Когда ты собрался бежать? -- мрачно спросил Бертгольд, словно не
слыша всего сказанного Генрихом.
-- Сегодня ночью!
-- Куда именно?
-- Мы же с вами условились: в Швейцарию, к Лорхен.
-- Чековая книжка при тебе?
-- Я послал ее на хранение в Швейцарский банк. Вот квитанция.
-- А ты не боишься, что ею может воспользоваться ктолибо другой?
-- О нет! Ведь надо знать еще условные обозначения. Кроме того, в банке
хранятся оттиски пальцев каждого вкладчика. Об оригинале подписи я не говорю
-- подпись можно подделать...
Генрих внимательно взглянул на Бертгольда, проверяя, какое впечатление
произведут его слова.
-- Завтра на рассвете мы с тобой вместе выедем в Швейцарию!
-- Вместе? Вдвоем? -- на лице Генриха промелькнула такая неподдельная
радость, что у Бертгольда немного отлегло от сердца.
-- Дорога опасна, завтра предвидится капитуляция всего Лигурийского
фронта. Думаю, что нам с тобой на всякий случай надо обменяться завещаниями:
ты уполномочишь меня пользоваться своим текущим счетом в Швейцарском банке,
а я дам тебе доверенность на право распоряжаться моим состоянием. Понятно,
если произойдет несчастный случай, я лично передам все твои капиталы Лорхен,
как твоей невесте. Надеюсь, ты поступишь так же, ежели что-нибудь случится
со мной.
-- О, какие черные мысли вас одолевают! Пройдет всегодва дня и мы в
безопасном месте, на берегу горного озера. Будем сидеть с удочками в руках и
вспоминать о суровых, но полных своеобразной романтики днях.
-- Так ты не возражаешь против обмена такими доверенностями?-- прервал
патетические излияния своего будущего зятя практичный Бертгольд. Он решил,
что его отношения к Генриху будут зависеть от ответа последнего на
поставленный вопрос.
-- Как вы можете спрашивать об этом, майн фатер? Вы же знаете -- для
меня ваша воля -- закон!
-- Хорошо, что хоть в этом ты оправдал мои надежды,-- тяжело вздохнув,
проговорил Бертгольд.
-- Вы меня очень огорчили, майи фатер! Неужели то, что я помог двум
симпатичным мне людям... имеет такое решающее значение для вас?
-- Меня волнует, что ты дружишь с подозрительными людьми. Это
доказывает, что твои патриотические чувства...
-- Вы ошибаетесь, майн фатер! -- горячо запротестовал Генрих.--
Возможно, я не точно выразил свою мысль или вы невнимательно слушали меня.
Тогда я еще раз вернусь к тому, о чем говорил несколько минут назад. Я
считаю, что прямолинейность иногда пагубна. В наше время надо быть гибким
политиком, а не просто солдатом. Живя сегодняшним днем, мы забываем о дне
завтрашнем, о реванше, который обязаны взять. Это, по-моему, высший
патриотизм. Я был патриотом своей родины и останусь им до последнего вздоха.
Даже сейчас, когда до конца войны остались считанные дни, а может, и часы,
я, не колеблясь, отдам жизнь, если буду знать, что жертва эта пойдет на
благо моего народа. Эти слова я сказал вам впервые в далекой Белоруссии,
когда темной осенней ночью меня привели в ваш кабинет. Эти же слова я
повторяю вам здесь, в Италии, накануне конца войны.
Бертгольд не мог не отметить, с каким внутренним волнением Генрих
произнес последние слова, и это до некоторой степени успокоило
генерал-майора.
-- Ты знаешь, зачем я прибыл сюда?-- спросил он после длинной паузы и,
не дожидаясь ответа Генриха, продолжал:- Не только за тем, чтобы помочь тебе
избежать плена и всего, что ждет офицера побежденной армии.
-- Я очень благодарен вам, майн фатер!
-- Я прибыл сюда за тем, чтобы ни завод, изготовляющий радицаппаратуру
для самолетов снарядов, ни секрет изготовления этой аппаратуры не попали в
руки наших врагов. Ты знаешь об этом заводе?
-- Да, Лерро говорил мне что то такое...
-- Ты хочешь сказать -- покойный Лерро?
-- Что?
-- Позвони к нему на квартиру. Возможно, Кубис уже успел...
Генрих бросился к телефону. Квартира Лерро долго не отвечала. Наконец
послышался голос Кубиса. Генрих назвал себя.
-- Что у вас нового, Пауль?
Разговор продолжался минуты две. Потом Генрих медленно положил трубку.
-- На память о покойном Лерро, только что умершем от паралича сердца,
Кубис предлагает мне забрать библиотеку по ихтиологии, собранную покойным.
Ведь мы с ним были друзья.
-- Человека, способного раскрыть секрет, уже нет. Остается завод и
люди, которые на нем работают...
-- Что вы хотите с ним сделать?
-- Сегодня ночью и завод, и люди перестанут существовать,-- с холодной
жестокостью проговорил Бертгольд -- Именно сегодня ночью, ибо завтра будет
поздно. Завтра капитулирует Лигурийский фронт... Твои части охраняют
гидроэлектростанцию и плотину?
-- Два взвода чернорубашечников.
-- Сегодня, после комендантского часа, смени охрану плотины. На ночь
оставь только немецкие части. Чисто немецкие, понимаешь?
-- Будет сделано!
-- Я сейчас умоюсь с дороги, немного отдохну, а на четырнадцать часов
вызови сюда Лемке, Штенгеля и Кубиса... Прикажи приготовить ванну!
-- Может, выпьете кофе?
-- Нет, рюмку хорошего коньяку, если он у тебя есть.
-- Сколько угодно! В подвалах старого Рамони его хватит до начала повой
войны!
-- Кстати, как себя чувствует граф? Мы с ним старые друзья!
-- О, он во многом нам помог, когда формировались отряды добровольцев
из солдат итальянской армии. Но после того как партизаны взяли его
заложником, граф парализован. Вот уже несколько месяцев Рамони лежит
неподвижно, никого не узнает! У него даже отнялся язык.
-- Жаль! Мне хотелось бы с ним поговорить. Но за эту войну я нагляделся
на мертвецов и не имею ни малейшего желания видеть живой труп Рамони.
Генрих вышел в комнату, где жил Курт. Тот стоял у окна, бледный,
взволнованный.
-- Что с тобой?-- удивился Генрих, подходя к нему.
-- Посмотрите,-- Курт указал на ворота замка.
Возле них стояли три здоровенных эсэсовца.
-- И с этой стороны, и с той,-- Курт бегал от окна к окну, показывая
все новые и новые патрули эсэсовцев-автоматчиков, окружившие замок!
-- Ну и что же? -- пожал плечами Генрих,-- ведь они здесь затем, чтобы
охранять Бертгольда!
-- Но они никого не выпускают из замка!
-- Если тебе надо будет выйти, это мы уладим. А сейчас приготовь
генералу ванну, а как освободишься -- при ходи в кабинет, мне надо с тобой
поговорить.
Генрих вернулся к себе, там, кроме генерала, была графиня Мария-Луиза.
Она стояла у окна в костюме амазонки, который надевала всегда, собираясь на
прогулку.
-- Барон! Объясните, пожалуйста, почему меня не выпускают из
собственного замка?-- в голосе Марии-Луизы слышались нетерпение и обида.
Генрих вопросительно взглянул на Бертгольда
-- Это я приказал никого не выпускать из замка,-- бросил генерал-майор.
-- Но по какому праву?-- возмутилась Мария-Луиза, продолжая обращаться
к Генриху.
-- Простите! Прошу познакомиться -- мой тесть, генерал-майор Бертгольд,
графиня Мария-Луиза Рамони.
Бертгольд поднялся и поклонился Марии-Луизе, едва кивнув головой.
-- Может быть, генерал-майор объяснит -- почему меня не выпускают?
-- Я могу разрешить вам выйти с одним условием: вы должны вернуться до
двух, то есть до четырнадцати часов, как говорят военные.
-- А если позднее? Меня не пустят?
-- Повторяю, разрешаю вам выехать из замка, но вернуться вы должны до
четырнадцати часов.
Мария-Луиза покраснели, потом побледнела от обиды и вышла, не сказав
никому ни слова.
-- Надменная племянница у старого Рамони! Узнаю его характер!--
улыбнулся Бертгольд раздеваясь.
-- Она невеста барона Штенгеля.
-- Штенгеля? -- почему-то с удивлением переспросив генерал.
На миг он задумался.
-- Пустое! Найдет другую! Где у тебя ванна?
Генрих не отважился спросить, почему Штенгелю надо искать другую
невесту. Ему не хотелось излишним любопытством настораживать Бертгольда. Он
хорошо видел перемену, происшедшую в отношении Бертгольда к нему, и ничего
хорошего это не предвещало. Завтра они вместе выедут отсюда, но предложение
генерала обменяться завещаниями не понравилось Генриху. Несчастный случай в
дороге, от которого Бертгольд хотел застраховать себя на два миллиона марок,
принадлежавших Генриху фон Гольдрингу, мог произойти не только по вине
партизан, а и с помощью самого Бертгольда, если у него в кармане будет
лежать доверенность на Швейцарский банк. Но что он хочет сделать с плотиной?
Почему не выпускает людей из замка? Неужели в последнюю ночь произойдут
какие-то события? А все-таки жаль старого Лерро. Кубис инсценировал паралич
сердца, хотя знал, что смерть Альфредо бессмысленна. Ведь копии чертежей
лежат у Кубиса в кармане.
-- Саперные части ведут какие-то работы вокруг замка,-- шепотом сообщил
Курт, входя в кабинет.
Генрих бросился к окну, выходившему во двор.
-- Не там, не там! В парке!
Действительно солдаты саперной части сверлили скалу в парке.
Генрих побледнел. Теперь он понял, почему Бертгольд приказал никого не
выпускать из замка.
-- Курт,-- подозвал он денщика,-- где сейчас Лидия?
-- Не знаю!
-- Говори правду! Мне известно, что ты связан с ней и помогаешь ей! Это
ты, узнав от меня об отправке итальянских солдат, передал ей, а она
партизанам. Это ты, услышав об угрозах Лемке, сообщил обо всем Лидии. Я все
знаю Курт... и... хвалю тебя за это! Сейчас у нас считанные минуты! Ты
можешь связаться с Лидией?
-- Да!-- решительно ответил Курт и вытянулся.
-- Необходимо передать ей, что сегодня вечером плотина и
электростанция, очевидно, будут взорваны.
-- Боже мой! А городок?
-- Ничего больше сказать не могу, сам еще не знаю! Передай также, что
тотчас после наступления комендантского часа я буду сменять охрану на
плотине. Ты сможешь это сделать, Курт?
-- Смогу!
-- Когда?
-- Немедленно. Здесь есть ход, о котором эсэсовцы пока не знают.
-- Тогда поспеши! Но помни: если вечером я выйду по каким-либо делам из
замка, а тебе придется задержаться -- немедленно беги. Понимаешь?
-- Яволь!
-- Ну, иди... Нет, погоди!
Генрих снял золотые часы.
-- Возьми их, Курт, на память. Может, нам уже не придется поговорить с
глазу на глаз.
На глазах Курта выступили слезы.
-- Данке!
Генрих обнял Курта, и они крепко поцеловались.
-- Действуй!
Когда за Куртом закрылась дверь, у Генриха похолодело внутри.
"Один, совсем один,-- подумал он,-- ни одного близкого человека, на
помощь которого я могу рассчитывать!"
Вспомнив о поручении Бертгольда, Генрих позвонил Лемке.
-- Генерал приказал прибыть ровно в четырнадцать ноль-ноль,-- сухо
сообщил он, нарочно не называя ни фамилии, ни звания Лемке.
-- Яволь,-- ответил начальник службы СС,-- как себя чувствуете, барон?
-- Вопреки вашим надеждам -- неплохо!
Штенгелю пришлось звонить чуть ли не четверть часа Телефон не отвечал.
Наконец после долгих усилий удалось связаться с кабинетом Штенгеля.
-- Что нужно?-- спросили на плохом немецком языке.
-- Немедленно позовите майора Штенгеля!-- приказал Генрих.
В ответ послышалась крутая русская брань с украинским акцентом.
Для Генриха она прозвучала, как музыка.
-- Кто говорит? Кто говорит?-- кричал он в трубку. Но телефон молчал.
Зуммер не был слышен.
В это время прозвучали далекие выстрелы.
-- Генрих, Генрих!-- позвал Бертгольд, высунув голову из ванной комнаты
-- Узнай, почему и где стреляют?
Генрих вышел в коридор и столкнулся со Штенгелем. Рука у майора была
наспех перевязана, сквозь бинт просачивалась кровь.
-- Где генерал?-- истерическим голосом завопил Штенгель и вбежал в
кабинет.
-- Что случилось?-- полуодетый Бертгольд вышел из ванной, вытирая
полотенцем покрытое потом лицо.
-- На заводе бунт! Внутренняя охрана обезоружена! Идет бой с частью
внешней охраны! -- почти кричал Штенгель.
-- Спокойно! Спокойно, майор! -- остановил его Бертгольд и повернулся к
Генриху -- Какие силы есть в твоем распоряжении?
-- Рота егерей, два взвода парашютистов, один взвод чернорубашечников.
-- Немедленно на помощь внешней охране!
Генерал подошел к телефону и позвонил Лемке
-- Оставьте при себе несколько солдат. Остальных на помощь внешней
охране завода. Быстро!
Отдав эти распоряжения, Бертгольд спокойно повернулся к Штенгелю.
-- Завод окружить. Прикажите Кубису от моего имени руководить
операцией. Сами возвращайтесь сюда!-- лаконично приказал он Штенгелю,
продолжая одеваться.-- И вы, начальник охраны, позволили, чтобы эти люди
взбунтовались и обезоружили ваших солдат?
Штенгель молчал, морщась от боли. Генрих неумело перевязывал ему
раненую руку.
-- Разрешите выполнять приказ?-- спросил Штенгель, когда повязка была
наложена.
-- Поскорее! И возвращайтесь сюда.
Генрих позвонил по телефону в комендатуру и отдал необходимые
распоряжения.
-- Эх, нет людей! Нет надежных людей!-- жаловался, тяжело вздыхая,
Бертгольд.-- Только теперь понятно, почему мы снова проиграли войну.
Хотя Бертгольд внешне был спокоен, но Генрих по себе знал, как дорого
стоит спокойствие в такие тяжелые, критические минуты. Интересно, надолго ли
хватит его у генерала?
-- Дай рюмку коньяку!
Генрих принес бутылку, поставил на стол.
-- А ты не хочешь?
-- Завтра в Швейцарии. Я решил впервые за все годы войны напиться. А
сейчас разве только рюмочку!
-- Да, завтра мы отпразднуем свое спасение. Ведь по дороге сюда я
несколько раз смотрел смерти в глаза.
-- Обстреливали партизаны?
-- Нет! Я облетел несколько лагерей для пленных -- надо было
ликвидировать ненужных свидетелей минувших событий.
Широкое лицо Бертгольда, красное после ванны, покрытое крупными каплями
пота, показалось Генриху отвратительным, как никогда.
"Сколько людей он убил только за последние дни!" -- подумал Генрих.
"Ненужные свидетели". Он говорит об их ликвидации так, словно выполняет
обычную работу.
Неужели ему удастся сбежать в уютный уголок, пересидеть там некоторое
время, чтобы потом снова вылезти на свет и снова насиловать, пытать,
убивать!
Зазвонил телефон.
Штенгель докладывал, что имеющимися в наличии силами завод окружен.
Идет перестрелка между восставшими, засевшими за крепкими стенами завода, и
войсками.
-- Прикажи ему немедленно прибыть сюда!-- бросил генерал, когда Генрих
передал ему содержание рапорта майора.
Штенгель прибыл не один, а в сопровождении Лемке.
-- Ну, как там? -- спросил Бертгольд, ни к кому в отдельности не
адресуя вопроса.
-- Чтобы совершить вылазку, у них мало оружия. Но позиция у бунтовщиков
выгодная. Мы не можем атаковать завод, так как у них имеется несколько
станковых пулеметов.
-- Хватит! -- поморщившись, бросил генерал-майор -- "Атаковать". А на
кой черт их атаковать, если через несколько часов мы их потопим, как крыс!
Бертгольд вытащил из кармана пальто большую, в несколько раз сложенную
карту района Кастель ла Фонте и расстелил на столе.
Генрих, Лемке и Штенгель склонились над ней, внимательно присматриваясь
к каким-то значкам.
Бертгольд с рюмкой в руке тоже несколько секунд рассматривал карту,
словно хотел еще раз проверить заранее продуманный план.
-- Так вот,-- начал он спокойно,-- в трех километрах от Кастель Ла
Фонте находится плотина тридцатидвухметровой высоты. За нею большое
искусственное озеро. По мнению специалистов, этого совершенно достаточно,
чтобы воды, прорвавшиеся через взорванную плотину, в течение полутора часов
затопила всю долину. По сделанным подсчетам, вода поднимается на уровень
пяти метров. Этого хватит, чтобы затопить завод и всех, кто там находится.--
Генерал сделал паузу, налил еще рюмку и отпил маленький глоток.
-- Но нам надо замедлить течение вод из долины по руслу реки. Как
видите, вблизи замка оно самое узкое. Если взорвать скалу, на которой стоит
замок, то развалины перекроют речку. Конечно, это не остановит напора воды,
но значительно замедлит ее спад. А нам необходимо, чтобы высокий уровень
воды продержался в долине несколько часов.
Генерал замолчал.
Генрих взглянул на Штенгеля. Тот кончиком языка облизывал пересохшие
губы, тупым взглядом следил за карандашом в руках генерала, которым тот
водил по карте.
-- Сколько взрывчатки заложено под плотину?-- спросил генерал,
обращаясь к Лемке.
-- Шестнадцать тонн аммонала уже в туннеле!
"Меня даже не предупредили",-- подумал Генрих.
-- Все подготовлено к взрыву?
-- Помощник коменданта по вашему распоряжению лично наблюдает за всем.
Звонок от Кубиса прервал разговор. Побаиваясь вылазки бунтовщиков,
значительно усиливших огонь, Кубис требовал помощи.
-- Снять с плотины взвод чернорубашечников и послать этому паникеру!--
приказал генерал.
Генрих передал распоряжение.
-- Плотину взрываем в двадцать часов тридцать минут. За десять минут до
этого скала и замок должны преградить путь воде. Слышите, Лемке, вы за это
отвечаете! Охрану плотины до взрыва ты возьмешь на себя, Генрих! А вы,
Штенгель, примете от Кубиса командование подразделениями, окружившими завод.
Ваше задание не допустить, чтобы с завода спасся хоть один человек. Тех, кто
выплывет на поверхность, надо расстреливать. Возьмите с собой достаточное
количество ракет. Вечером надо обеспечить максимальную видимость. Все
понятно? Вопросы будут?
Присутствующие молчали, ошеломленные планом Бертгольда.
-- Сколько человек работало на заводе?-- спросил генерал Штенгеля.
-- Две тысячи триста восемьдесят пленных и сто сорок два немецких
служащих -- инженеры и надсмотрщики.
-- Где сейчас служащие?
-- Почти все остались на заводе. Их заперли в складе готовой продукции
в самом начале бунта. Как с ними быть?
-- В темноте вы не разберетесь, где свой, где чужой,-- расстреливайте
всех!
Бертгольд снова налил рюмку.
-- Если все понятно -- идите готовьтесь.
-- Герр генерал, разрешите обратиться?-- Штенгель хрипел, как
простуженный.
-- Есть какие нибудь замечания?
-- Замок принадлежит графине Рамони, моей невесте, и...
-- Знаю, но я не могу из-за этого срывать такую важную операцию.
-- В замке собраны драгоценные коллекции. Это приданое... Я прошу...
-- Лес рубят -- щепки летят, майор! Сейчас надо думать не о невесте!
Берите пример с меня! В замке мой друг, старый граф Рамони. А я даже не
предупреждаю его. Идите!
Деревянной походкой Штенгель направился к двери. Его мечта о богатстве,
с которой он не расставался всю войну, ради которой был готов на все,
развеялась, как дым, и именно тогда, когда он был ближе всего к ее
осуществлению.
-- А теперь, Генрих, давай отдохнем, ведь сегодня ночью спать не
придется,-- предложил Бертгольд, сладко потягиваясь.
-- Когда мы с вами выедем?-- спросил Генрих.
-- Немедленно после взрыва! Немедленно! Пусть Лемке и Штенгель
заканчивают остальное! Наше дело будет сделано, и мы с тобой через какой
нибудь час домчимся до швейцарской границы. Мой "хорх" умеет развивать
скорость... А там отдых, спокойная жизнь! Хорошо все-таки, что мы с тобой
остались живы. Давай выпьем за наше будущее!
Генрих налил рюмку и заметил, что руки у него дрожат. Не ускользнуло
это и от Бертгольда.
-- У тебя дрожат руки?
-- Если б война продлилась еще год -- два, я был бы спокоен, как и до
сих пор, но сейчас, когда осталось ждать несколько часов...
Бертгольд рассмеялся.
-- Должен признаться, что точно то же происходит и со мной. Только я
умею лучше собой владеть...
Вдруг распахнулась дверь и в комнату вбежала МарияЛуиза.
-- Синьор генерал! Прошу вас! Умоляю! Не делайте этого! Это все, что у
меня есть!
Мария-Луиза в исступлении упала на колени перед Бертгольдом.
На пороге появился, словно в воду опущенный, Штенгель.
-- Что это значит? В чем дело?-- нетерпеливо и раздраженно воскликнул
Бертгольд.
Генрих подхватил Марию-Луизу под руки и насильно усадил в кресло.
Графиня продолжала умолять:
-- Заклинаю вас, генерал! Не разрушайте замок!
-- Это вы сказали? -- тихо спросил Бертгольд Штенгеля.
Тот не ответил.
Мария-Луиза разрыдалась. Генрих бросился к графину с водой. И в тот же
миг за его спиной прозвучали два выстрела.
Мария-Луиза полулежала в кресле, широко раскинув руки. Штенгель упал
как подкошенный.
В комнату вбежали два эсэсовца.
-- Заберите их!-- брезгливо поморщившись, приказал генерал -- Пойдем в
другую комнату,-- спокойно предложил он Генриху.
Генерал вышел первым, он даже не забыл прихватить в спальню бутылку
недопитого коньяка.
-- Вы здесь, в Италии, все как-то очень уж мягкотелы! Неужели и ты стал
таким, Генрих?
-- Нет! У меня твердости хватит на двоих!
Лишь теперь Генрих выпил рюмку, налитую ему Бертгольдом. На этот раз
рука его не дрожала.
-- План придется изменить. Позвони Лемке и сообщи, что обязанности
Штенгеля после взрыва плотины я возлагаю на него. Замок беру на себя. После
того как операция будет проведена, немедленно еду на плотину и встречаюсь с
тобой.

В семь часов вечера Генрих собрался на плотину. Согласно приказанию
Бертгольда он должен был принять насебя обязанности командира по ее охране.
-- Ты едешь один?-- равнодушным тоном спросил Бертгольд.
-- Да, денщик приготовляет все в дорогу.