Автор неизвестен. Неожиданный гость

двенадцать дня. Отправив меня, ты тоже можешь двигаться.
-- Вы еще не сказали, куда именно я должен ехать?
-- Дивизия Эверса расквартирована в различных населенных пунктах. Она
охраняет военные объекты, а штаб ее разместился в Сен-Реми. Это небольшой
курортный городок на юге Франции. Но я должен предостеречь тебя. В последнее
время во Франции стало неспокойно. Можешь себе представить, тут тоже
появились партизаны, которые охотятся на немецких офицеров. Выстрелы из-за
угла стали обычным явлением. Итак, будь осторожен и еще раз осторожен.
-- Мне очень грустно, герр оберст, расставаться с вами, вы пришлете мне
весточку о себе, когда получите назначение?
-- Как можно скорее, я записал адрес штаба дивизии Эверса и немедленно
напишу тебе, когда все выяснится. А ты должен писать мне регулярно, сообщая
о всех делах. Надеюсь, ты целиком оправдаешь ту характеристику, которую я
дал генералу Эверсу.
-- Вам не придется краснеть за меня.
-- И не забывай писать фрау Эльзе, помни, что она относится к тебе, как
родная мать. Насколько я догадываюсь, Лорхен тоже ждет твоих писем. Ведь я
не ошибаюсь?
-- О, неужели вы думаете, что я забуду свою священную обязанность?
-- Теперь, кажется, все. Иди отдыхай. Я через полчаса начну сдавать
дела, чтобы завтра, перед отъездом, быть свободным.
На следующий день, в двенадцать дня, Бертгольд выехал в Берлин, а
Генрих прямо с вокзала на машине направился в Сен-Реми.

МОНИКА ИДЕТ НА УСТУПКУ

Автострада напоминала красивую аллею, и Генрих приказал Эрврну убавить
скорость, чтобы полюбоваться пейзажем. Он действительно был прекрасен.
Равнина осталась позади, и теперь вдоль дорога тянулись покрытые зеленью
холмы. Она становились все выше, нагромождались друг на друга, словно
огромные волны, бьющиеся о предгорья Альп.
Когда дорога начала петлять, Генрих предложил Эрвину сменить его у
руля. Он полагался на свой опыт неплохого водителя и все же часто вздрагивал
от неожиданности видя, как автострада упирается в громадную скалу или гору.
Но так казалось лишь издали. Подъехав ближе, Генрих замечал, что автострада
и железнодорожное полотно, которое бежало рядом, исчезают в туннеле, чтобы
мгно- _ венно вынырнуть по ту сторону скалы или горы. После одного из
поворотов дорога и железнодорожные рельсы побежали вдоль берега небольшой,
но бурной горной речки, вместе с ней и извиваясь по долине. С северо-запада
горы так близко подходили к берегу речки, что, казалось, вот-вот они
преградят ей путь, и, обходя их, речка делала крутые повороты. Она бежала,
словно живой движущийся путеводитель, и Генрих поворачивал руль вправо,
влево, а автострада ложилась и ложилась под шины, словно не было ей конца.
Местечко Сен-Реми открылось Генриху совершенно неожиданно за одним из
таких поворотов. Оно лежало в широком котловане, словно самой природой
предназначенном для того, чтобы здесь поселились люди... Невысокие отроги
гор, покрытые хвойными лесами, защищала равнину от ветра с северо-востока. С
юго-запада вздымалось огромное горное плато. От самого берега речки вверх
поднимались виноградники.
Автострада переходила в главную улицу города. По обеим ее сторонам были
расположены лучшие дома Сен-Реми и учреждения. Генриху недолго пришлось
разыскивать штаб. На первый вопрос ему ответили, что генерал Эверс живет в
лучшей вилле города, а штаб дивизии разместился в самой большой гостинице
"Европа".
Через пять минут Генрих уже стучал в дверь с табличкой "Адъютант
командира дивизии гауптман Лютц".
-- Войдите,-- откликнулся приятный баритон.
Навстречу Генриху из-за письменного стола поднялся высокий худощавый
офицер в чине гауптмана, очевидно, сам Лютц. Вся его фигура и особенно
большие серые глаза говорили о том, что он крайне устал. Об утомлении, о
каком-то равнодушии к своей особ&е свидетельствовала и достаточно небрежная
прическа Лютца. Его густые темные волосы хоть и были зачесаны на пробор, все
время рассыпались и падали на лоб, стоило гауптману сделать малейшее
движение.
-- Лейтенант фон Гольдринг,-- представился Генрих.
Гауптман Лютц обошел стол и сделал несколько шагов навстречу Генриху.
-- Гауптман Лютц, адъютант командира дивизии. прошу садиться!
-- Я назначен в штаб вашей дивизии,-- начал было Генрих, но Лютц
прервал его.
-- О вашем назначении знаю, и именно сегодня мы ждали вас.
Лютц сел на свое место за столом, и Генрих протянул ему документы.
Молча проглядев их, тот взял лишь назначение, остальяое вернул Генриху.
-- Очень рад, что вы приехали, барон!-- приветливо произнес Лютц и,
засмеявшись, добавил:- Должен признаться, что рад из чисто эгоистических
соображений. Надеюсь, вы меня немножко разгрузите. Дел много, и все
приходится делать одному.
Держался гауптман просто и непринужденно.
-- Надеюсь стать хоромам помощником.
-- К сожалению, моим помощником вы не будете. Вы назначены офицером по
особым поручениям. Завтра будет приказ. Но поскольку я выполнял до сих пор и
ваши обязанности, помимо своих адъютантских, то ваш приезд для меня
действительао большое облегчение. Да и по работе нам с вами, герр лейтенант,
придется часто встречаться, и я надеюсь, что мы подружимся.
-- У меня нет никаках сомнений в этом, герр гауптман.
-- Вот и хорошо, а сейчас я покажу вам вашу квартиру. Я живу при штабе,
мы тут занимаем два этажа. Несколько комнат отведено под жилье для офицеров,
но сейчас свободных нет. На первом этаже расположился караул и находится
наше офицерское казино. Итак, вам придется жить в другой гостинице, она
напротив "Европы". Я даже думаю, что там вам будет лучше, гостиница вполне
приличная.
Комнаты, приготовленные для Генриха, находились на втором этаже
гостиницы "Темпль". В первой, маленькой, стоял умывальник, диван, круглый
столик и два стула. Вторая, большая, была меблирована значительно лучше.
Широкая деревянная кровать, письменный стол, кресла, шкаф, большое зеркало,
подставка для чемоданов. Генрих никак не ожидал такого комфорта и искренне
поблагодарил гауптмана за его хлопоты.
-- Отсюда вы можете полюбоваться городом.
Гауптман открыл дверь, и оба вышли на балкон.
-- Действительно чудесный вид,-- согласился Генрих.
-- И удобный пункт для наблюдения за красивыми девушками.
Лютц указал глазами на соскочившую с велосипеда девушку. Она стояла на
противоположной стороне улицы, ожидая, пока пройдут машины.
-- Действительно очень красивая. Кто она?
Лютц улыбнулся.
-- Ага, задело?! Это дочь хозяйки гостиницы, в которой вы живете.
Мадемуазель Моника.
-- Красивая девушка,-- задумчиво повторил Генрих.
-- Не только, вы так думаете, барон. Все наши офицеры пробовали
заигрывать с Моникой, и ни малейшего успеха! Она просто их не замечает. К
счастью, не все так суровы. Здесь есть несколько милых девочек, с которыми я
вас познакомлю.
-- Я не очень люблю "милых девочек" мне больше по вкусу... ну, скажем,
такие, как Моника. Впрочем, о здешних красавицах и их характерах мы
поговорим как-нибудь на свободе. А теперь пора устраиваться.
Генрих перегнулся через перила балкона, окликнул денщика, который
находился внизу у машины, и приказал ему вносить вещи.
-- Хорошо, что вспомнил! При вас останется этот денщик или вам нужен
другой?
-- Нет, он уедет обратно с машиной.
-- Тогда я сейчас же пришлю вам солдата. Это временно, пока вы сами не
подыщете такого, который вам понравится. Я лично считаю, что денщика надо
выбирать самому.
-- Совершенно с вами согласен.
Вошел Эрвин и внес два больших чемодана.
-- Вы, Эрвин, свободны. На рассвете поезжайте. А сегодня погуляйте и
выпейте за мое здоровье.-- Генрих протянул Эрвину стофранковую купюру.
-- Если вы так будете бросаться деньгами, то избалуете вашего нового
денщика,-- заметил Лютц, когда Эрвин ушел.
-- Я это делаю из практических соображений, он сегодня выпьет в кабаре
и станет рассказывать солдатам о моей щедрости. После этого они будут
набиваться мне в денщики.
-- И вы возьмете самого настойчивого.
-- Совсем наоборот, но у меня будет большой выбор. Хочется, знаете,
иметь рядом с собой порядочного человека.
Лютц рассмеялся. Генрих тоже улыбнулся, но как-то вяло, уголками губ, и
Лютца поразило выражение то ли усталости, то ли печали, отразившееся на лице
лейтенанта.
Пожимая гауптману руку, Генрих на минуту задержал ее:
-- Где вы сегодня ужинаете, герр гауптман?
-- Обедаем мы все вместе, в казино. Этого требует генерал. А завтракаем
и ужинаем где придется.
-- Тогда разрешите пригласить вас поужинать сегодня со мной.
-- Очень признателен, охотно принимаю приглашение,-- поклонился Лютц.
-- Тогда ровно в девять я зайду за вами.
Оставшись один, Генрих начал устраиваться. Скоро все вещи были
разложены и развешаны в шкафу.
С дороги очень хотелось помыться. Денщик, присланный Лютцем, быстро все
устроил: согрел ванну, приготовил постель, и Генриху осталось лишь помыться
и лечь отдохнуть.
Отдав новому денщику несколько мелких распоряжений, в том числе
приказав обязательно купить два словаря -- французско-немецкий и
немецко-французский, Генрих неожиданно для самого себя быстро уснул.
Проснулся он лишь часов в восемь. Все его поручения были выполнены. Вещи
хорошо вычищены и отутюжены-белокурый, с большими ушами Фриц Зеллер оказался
исправным денщиком.
Хотелось еще немного понежиться в кровати или совсем не вставать до
утра. Генрих очень устал. Но воспоминание об ужине с Лютцем, о необходимости
еще до встречи с генералом ознакомиться с местной обстановкой заставляло
спешить.
Через четверть часа Генрих уже входил в небольшой, но уютный и хорошо
меблированный ресторан гостиницы "Темпль". Зал в это время был пуст. И
только возле огромного буфета, занимавшего чуть ли не половину левой стены,
спиной к выходу, стояла какая-то полная женщина. "Верно, хозяйка
гостиницы",-- промелькнуло в голове Генриха. Впрочем, его внимание привлекла
не она. Нарочно замедляя шаг, Генрих внимательно приглядывался к девушке,
которая о чем-то горячо с ней разговаривала. Это была та велосипедистка, па
которую обратил его внимание Лютц.
Тогда, на балконе, Генрих согласился с гауптманом, что Моника
действительно очень красива, но теперь это определение показалось ему
шаблонным и даже обидным для девушки. Что-то большее, нежели красота, было в
ее лице и всей стройной фигурке. Генрих сразу даже не понял, чем она так
поразила его. Лучистым ли взглядом огромных черных глаз, разлетом ли бровей
на высоком, словно вылепленном лбу. Или, может быть, этими волнистыми
черными волосами, которые так мягко обрамляли нежный овал лица. Нос у Моники
неправильной формы, но как гармонично он переходит в линию губ,
подбородка... Да, да, гармония, именно гармония всех черт, цвета глаз,,
волос, длинных, чуть загнутых ресниц придают лицу девушки нечто
неповторимое, чарующее.
Вежливо поклонившись обеим, Генрих обратился к старшей.
-- Мадам говорит по-немецки?
-- Немного. Вы, верно, барон Гольдринг, мсье Лютц предупредил о вашем
приезде. И я рада, что именно в моей гостинице остановился такой постоялец.
На лице хозяйки гостиницы появилась стандартная, любезная улыбка --
неотъемлемое свойство людей, которым в силу своей профессии приходится
прислуживать другим.
Моника глядела куда-то мимо Генриха. Ее лицо, такое оживленное за
минуту перед тем, стало замкнутым, неприветливым.
-- Я хотел бы, мадам, заказать ужин на две персоны к девяти часам.
-- О, пожалуйста!-- проговорила хозяйка.-- Что бы вы хотели заказать?
-- Форель, курицу по-французски с картофельным гарниром и салат.
-- Сейчас очень трудно с продуктами, но для своих постояльцев... Ужин
приготовить в отдельном кабинете?
-- Да, а сейчас я попросил бы вас прислать мне в комнату бутылку бордо,
коньяка, две бутылки фруктового ликера и бутылку шоколадного.
Генрих положил на стойку деньги.
-- Сдачи не надо! -- бросил он небрежно и, взяв прейскурант, написанный
по-немецки, начал его просматривать.
-- Ведь Лютц сказал, что этот барон очень богат,-- долетела до него
фраза, сказанная вполголоса по-французски.
-- Успел награбить!-- сердито бросила Моника.
-- Придержи язык, Моника!
-- Он все равно стоит как чурбан, ничего не понимает.
-- Отнеси ему заказанное,-- приказала мадам.
Генрих, пряча улыбку, положил на стойку прейскурант и пошел к себе. Не
прошло и пяти минут, как в дверь постучали и в номер вошла Моника, неся на
подносе бутылки с вином. Поставив их на стол, онл молча направилась к двери.
-- Одну минуту, мадемуазель!
Моника остановилась у самой двери и ждала.
-- Вы говорите по-немецки?-- спросил Генрих.
-- Говорю, но очень редко, потому что не люблю ни языка, ни...--
Девушка замолчала.
-- ... ни самих немцев,-- закончил за нее Генрих.
Моника молчала.
-- А вы храбрая! И все же я не советую говорить такие вещи немецким
офицерам.
-- Каждый свободен в своих вкусах. Мне, например, больше нравится
русский язык. Он такой мелодичный!
-- Я имел возможность его слышать -- ведь я прибыл с Восточного фронта.
-- С Восточного фронта?-- В глазах Моники Генрих увидел нескрываемое
любопытство.
-- И могу вас уверить, что русские женщины не говорят немецким офицерам
таких вещей, как вы.
-- Они молча терпят оскорбления?
-- Нет, они стреляют. Стреляют в тех, кого считают своими врагами,--
по-французски ответил Генрих.
Глаза Моники широко раскрылись. С минуту она оторопело смотрела на
Генриха, шевеля губами, словно хотела что-то ответить, но вошел денщик, и
девушка ушла.

Ровно в девять Генрих был в кабинете Лютца. Тот еще работал.
-- Герр гауптман, неужели так много дел? Ведь уже девять! А вы все
работаете.
-- Я поджидал вас и, чтобы не сидеть сложа руки, коечто подготовил на
завтра,-- пояснил Лютц, закрывая папку с бумагами.-- А как вы устроились,
барон?
-- Неплохо. Уже познакомился с хозяйкой и ее дочкой.
-- И Моника успела вам надерзить?
-- Было немного, но мне кажется, что в конце концов мы с нею поймем
друг друга.
-- Вон как!-- искренне удивился Лютц.-- Ну, когда вам посчастливится
наладить отношения с Моникой, вам будут завидовать все офицеры и сочтут
великим дипломатом.
Вскоре оба сидели в уютном кабинете и ужинали. Хозяйка ресторана, мадам
Тарваль, прислала к столу по-настоящему хорошее вино, да и ужин был
приготовлен отлично, гауптман ел с большим аппетитом. Когда подали жареную
форель, Лютц, пораженный, воскликнул:
-- О, я вижу, что вы завоевали если не симпатию Моники, то симпатию
мадам Тарваль. С первого дня знакомства она уже начала угощать вас такими
блюдами.
После ужина Генрих заказал еще бутылку коньяка и коробку сигар.
-- Так, говорите, работы будет много?-- спросил он, пригубив рюмку.
-- Раньше было легче,-- вздохнул Лютц.-- Когда дивизия стояла
компактно, штаб размещался в Экслебенце, и работы было куда меньше.
-- А чем вызвана смена расположения дивизий?-- поинтересовался Генрих.
-- Видите ли, вначале французы вели себя тихо, спокойно. Но после
нашего поражения под Москвой они подняли голову. Появились так называемые
маки, стреляют они в большинстве случаев из-за угла и преимущественно в
офицеров. Случается, что взрывают железнодорожные линии, мосты, а то и
военные объекты. Части СС и полиция одни уже не в силах справиться с ними.
Поэтому охрана военных объектов поручена нашей дивизии. Вот и вышло, что
нашу дивизию пришлось разбросать в разных пунктах на протяжении девяноста
километров от Сен-Мишеля до самого Шамбери.
-- А маки после этого притихли?
-- Наоборот. Они еще больше активизировались. Дело усложняется тем, что
им помогает население. Две недели назад отряд маки совершил нападение на
лагерь русских пленных. Маки перебили охрану, которая, к слову сказать, вела
себя чересчур беспечно, и несколько сот русских ушли с ними в горы. Погоня
не дала никаких результатов. И вот за несколько дней до вашего приезда маки,
уже вместе с русскими совершили нападение на автоколонну с боеприпасами.
Теперь они чудесно вооружены нашим же оружием.
-- Я надеялся, что отдохну здесь после Восточного фронта, а выходит,
как говорят русские, попал из огня да в полымя.
Гауптман начал подробно рассказывать о недавней операции карательного
отряда против партизан. Генрих внимательно слушал, не забывая следить, чтобы
рюмка Лютца не оставалась пустой. Вскоре гауптман был изрядно навеселе.
А пока Гольдринг и Лютц ужинали в уютном номере ресторана "Темпль",
Моника мчалась на велосипеде к небольшому селу Понтемафре, вблизи которого
стояла электростанция, снабжавшая энергией расположенные вокруг населенные
пункты. Четыре километра по асфальтированной дороге Моника проехала за
какие-нибудь четверть часа.
-- Мне "надо видеть Франсуа, я привезла ему. ужин,-- обратилась она к
знакомому слесарю.
-- Для вас, мадемуазель Моника, достану его из-под земли, эх,
счастливый этот Франсуа! -- прибавил тот с откровенной завистью.-- Такая
красавица сама приезжает к нему на свидание.
И этот слесарь, и все на электростанции были уверены, что Моника
невеста Франсуа, чего ни он, ни девушка не опровергали.
Наоборот, чтобы подчеркнуть близость с молодым рабочим, Моника нарочно
при всех протянула Франсуа маленький узелок с ужином. Франсуа отвел девушку
в глубь двора и, присев на доски, развязал узелок. Издали они действительно
напоминали влюбленных. Но если бы кто-нибудь подслушал их разговор, он был
бы очень удивлен: то, о чем говорили эта красивая девушка и высокий, худой,
очень подвижный человек с коротко остриженными волосами, никак не напоминало
тех милых глупостей, которыми обычно забавляются влюбленные.
-- Что случилось, Моника?-- встревоженно спросил Франсуа, принимаясь за
ужин.
Моника рассказала о своей сегодняшней встрече с Гольдрингом и слово в
слово передала разговор.
Франсуа задумался.
-- Очевидно, это провокация,-- тихо бросил он,-- и достаточно
неудачная. По молодости этот барон, верно, еще не научился держать язык за
зубами. Но по всему видно, что он будет играть значительную роль в штабе,
иначе ему загодя не готовили бы квартиру. Итак, Моника, придется тебе...
Увидев, как омрачилось лицо девушки, Франсуа тихо рассмеялся.
-- Ну, ну, веселее, я еще ничего не сказал, а ты уже нахмурилась. Да не
сердись ты! От этого появляются морщинки, и ты преждевременно состаришься.
Ну, ну, не злись, а то возьму и поцелую -- ведь я твой жених.
-- Ой, Франсуа, ты просто невозможен, и подумать только -- тебе
поручено такое серьезное дело.
-- А быть серьезным отнюдь не означает ходить с похоронным видом, моя
крошка. Там, где шутка, там и хорошее настроение. А ты понимаешь, что значит
хорошее настроение даже при плохой игре? А у нас с тобой игра очень плохая,
потому что мы не знаем, что замышляют эти зеленые жабы. Вот зачем тебе и
надо этого болтливого барончика...
-- Франсуа...
-- Вот опять рассердилась. Поверь мне, я ничего зазорного не советую.
Просто надо тебе завязать с ним знакомство, какая же ты женщина, если не
обведешь его вокруг пальца? Ты подумай, какой удобный случай. Офицер живет в
гостинице твоей матери -- раз, безусловно, будет работать в штабе -- два, не
очень умеет держать язык за зубами -- три, ежедневно встречается с красивой
девушйой -- четыре И что требуется от этой девушки? Иногда улыбнуться, вот
так опустить ресницы, поменьше болтать самой, побольше слушать, и мы будем
знать все, что делается в штабе. А ты понимаешь, что это для нас значит?
-- Но он какой-то... Ну, не такой, как они все. Не пристает, не сует в
руки подарков, даже ни одного комплимента не сказал, глядит совершенно
равнодушно...
-- Но это уже зависит от тебя.
-- А если он пригласит меня поужинать или пойти в кино?
-- Конечно, иди. Подвыпив, мы все, грешные, становимся болтливы.
-- Ага! А потом меня остригут, как маки стригут всех девушек, которые
водятся с гитлеровцами.
-- Пусть это тебя не тревожит. До тех пор, пока сама не отрежешь
кому-либо на память локон, ни один волосок не упадет с твоей головы. Итак,
договорились? Повторяю, это очень важно. И чтоб никто, даже родная мать, не
знал об этом поручении и о том, что тебе удастся выудить у барона.
Моника вздохнула.
-- Если это нужно...
-- Очень нужно,-- уже совершенно серьезно сказал Франсуа.-- Этим ты
поможешь всем нам, в том числе твоему брату. Кстати, ты, возможно, скоро
увидишь Жана.
-- Когда?-- обрадовалась Моника.
-- Я извещу тебя об этом. Вероятно, тут, на электростанции. К счастью,
немцы не интересуются нами, поскольку они не пользуются энергией этой
станции. Но без особой нужды все же сюда не приезжай. Хотя все думают, что
ты моя невеста, но осторожность не помешает. Да и не нужно, чтобы немцы
часто видели тебя на этой дороге.
Моника и Франсуа поднялись и пошли к выходу.
К Франсуа снова вернулось его обычное шутливое настроение.
-- Ну, бросься же мне на шею, чтобы все видели, что тебе тяжело
разлучаться с женихом,-- дразнил он девушку,-- или хоть платочком вытри
глаза!
Моника рассмеялась, лукавые огоньки блеснули в ее глазах. Неожиданно
прижавшись к Франсуа, она чмокнула его в щеку. Тот покраснел и растерянно
потер затылок.
-- Я вижу, мое учение пошло тебе на пользу? -- чуть смущенно произнес
он.
-- А я вижу, ты совсем не такой опытный и храбрый с девушками, как на
словах!-- смеясь крикнула ему Моника уже от ворот.
Когда Генрих выводил из ресторана совсем опьяневшего Лютца, Моника была
дома и, лежа в постели, думала о только что полученном неприятном задании.

На следующее утро ровно в девять Генрих пришел в штаб. Вид у Лютца был
такой, словно он первый день поднялся после тяжелой болезни.
-- Верно, я перехватил вчера? Голова тяжелая, не держится,--
пожаловался гауптман и растрепал свои и без того не очень аккуратно
зачесанные волосы.
До прихода командира дивизии Лютц успел ознакомить нового коллегу с
делами.
По дороге в свой кабинет генерал Эверс остановился в комнате адъютанта.
Несмотря на преклонный возраст, это был еще стройный человек с выхоленным
продолговатым лицом. Тяжелые веки и набрякшие под серыми глазами мешки
придавали ему значительно более суровый вид, чем это было на самом деле.
-- Что нового, Лютц?-- обратился он к адъютанту.
-- Нового? Новый офицер по особым поручениям,-- попробовал пошутить
Лютц.
Генерал Эверс повернулся к Генриху.
-- Лейтенант фон Гольдринг!
-- А-а, мне вас рекомендовал оберст Бертгольд, мой давний друг. Прошу в
кабинет!
В кабинете генерала на маленьком столике, придвинутом к письменному,
стояло несколько бутылок с минеральной водой. Генерал налил один бокал и
поставил его перед собой.
-- Вас не угощаю этой горько-соленой гадостью. Но я вынужден пить --
печень! Впрочем, вас, молодых, такие вещи не интересуют... Ну, как там
оберст? Еще не известно. какое назначение он получил?
-- Он думает, что останется в Берлине.
-- О, тогда Бертгольда можно поздравить! При под держке Гиммлера он
далеко пойдет. Вам повезло, лейтенант! Ведь не каждый имеет такого
покровителя, как Бертгольд. Он даже сказал мне, что считает вас своим
сыном...
-- Герр Бертгольд был очень ласков со мной. Он дружил с моим отцом и
действительно встретил меня, как сына.
-- Да, да, Бертгольд рассказал мне вашу историю. Очень романтично! Я,
кстати, тоже знал Зигфрида фон Гольдринга и был с ним в приятельских
отношениях. Меня очень огорчила его преждевременная смерть, но вы можете
гордиться ею. Это была смерть на посту, настоящая смерть солдата!
-- А как вы думаете использовать меня, герр генерал?
-- Вы будете работать у меня как офицер по особым поручениям. Придется
много ездить, но вы, как. человек молодой, вероятно, любите путешествия.
-- Лишь тогда, когда они не мешают как можно лучше выполнить данное мне
поручение. О собственных желаниях во время войны приходится забывать.
-- Очень разумный взгляд на вещи!-- генерал отпил глоток воды и,
перейдя с интимного тона разговора на деловой, прибавил: -- Задания будете
получать непосредственно от меня или через Лютца. Надеюсь, вы уже
познакомились с ним?
-- Так точно, герр генерал, и он произвел на меня впечатление
прекрасного офицера.
-- Я рад, что у вас сложилось такое мнение. Ведь вам часто придется
работать вместе... Ну, лейтенант, мы еще встретимся с вами во время обеда в
казино, и потому я не прощаюсь.
-- Как принял вас генерал?-- спросил Лютц, когда Генрих вышел из
кабинета Эверса.
-- Довольно приветливо. Предупредил, что нам с вами часто придется
работать вместе, и остался доволен тем, что вы произвели на меня прекрасное
впечатление,
-- Очень благодарен, барон.
-- Генерал говорил, что заданиям я буду получать непосредственно от
него или через вас. Что именно я должен делать сегодня?
-- Пока отдохнуть и осмотреть город. Я сегодня сам не в форме, а если
возникнет что-либо срочное, я вам сообщу. нужно, чтобы денщик знал, где вас
искать. И не опаздывайте к обеду -- генерал этого не любит. Обедаем в казино
ровно в час.
-- А ужинаем вдвоем, там, где и вчера,-- прибавил Генрих.
-- Боюсь, что это слишком дорого,-- заколебался Лютц.
-- Не беспокойтесь о таких мелочах, герр гауптман!-- небрежно бросил
Генрих и вышел.
Знакомство с городом не заняло много времени. Генрих не ошибся вчера,
когда отметил про себя, что главная улица Сен-Реми проходит по
автомагистрали. Здесь были сосредоточены гостиницы, виллы, кинотеатр,
магазины, мэрия. Все остальные улочки, отходившие от этой главной артерии,