Страница:
Восточной Европы как бы становились по ту сторону жизни. Безжалостная машина
фашизма хотела заставить их отрешиться от всего того, что в результате
тысячелетий развития стало неотъемлемой частью понятия человечности.
Смерть постоянно витала над ними, но по пути к смерти их заставляли
пройти через многие унизительные для человеческого достоинства мучительные
стадии, которые в совокупности и образуют то, что обвинительное заключение
называет преступлениями против человечности.
Их хотели заставить забыть свое имя, надевая на шею бирку с номером или
нашивая на рукав одежды условный знак. Их лишали права говорить и читать на
родном языке. У них отнимали дом и семью, их пытались лишить родины,
насильственно перемещая за многие сотни и тысячи километров. Их лишали права
иметь детей. Их повседневно третировали и унижали. Над их чувствами и
верованиями глумились и издевались. И, наконец, у них отнимали последнее -
жизнь.
Многочисленные акты расследований отмечали не только состояние крайнего
физического истощения жертв немецко-фашистских зверств. Они отмечали также
состояние тяжкой душевной депрессии у тех людей, которые в силу тех или иных
случайностей вырывались из фашистского ада.
Длительное время требовалось для того, чтобы люди, сделавшиеся жертвами
германского фашизма, вновь вернулись к привычному кругу понятий и действий,
к гуманным правилам человеческого общежития. Этот момент трудно выразить
юридическими формулами, но он, с моей точки зрения, имеет весьма
существенное значение для обвинения главных военных преступников.
Я прошу Суд обратиться к докладу польского правительства, уже
представленного Трибуналу под номером СССР-93.
На странице 70 русского текста доклада приведена цитата из показаний
Якова Верника - плотника из Варшавы, пробывшего год в лагере уничтожения
Треблинка-2. Официальные немецкие документы называют Треблинку-2
Треблинкой-В. Это - одно и то же. Это было одно из самых страшных мест
массового уничтожения людей, созданных германским фашизмом. В моем докладе я
представляю уважаемому Суду доказательства, связанные с существованием этого
лагеря.
Вот что говорил Верник, давая польскому правительству свои показания о
Треблинке, которые, как он подчеркнул во введении к ним, были единственной
целью, ради которой "он продолжает свою жалкую жизнь":
"Просыпаясь или во сне я вижу ужасные призраки тысяч людей, призывающих
к помощи, умоляющих оставить им жизнь и помиловать.
...Я лишился семьи, я сам вел их на смерть, я сам строил смертные
камеры, в которых их убили.
...Меня пугает все. Я опасаюсь, что виденное мною написано на моем
лице. Старая, сломанная жизнь - большая, тяжелая, но я должен нести это
бремя и жить, чтобы рассказать миру, какие немецкие преступления и
варварства я видел".
Люди, попадающие в Треблинку, становились по ту сторону жизни. Но эта
участь постигала не только их. Анализ доказательств, связанных с
преступлениями немецких фашистов, неопровержимо свидетельствует о том, что
эту же судьбу разделяли не только посланные в специальные лагеря
уничтожения, но и все те, которые во временно оккупированных немцами странах
Восточной Европы становились жертвами преступников...
Смерть могла прийти совершенно неожиданно вместе с появлением в данной
местности очередной зондеркоманды. Смертной казнью грозили за любые действия
в специальных актах, получивших у немецко-фашистских захватчиков
издевательское название "законов".
Мною и другими представителями советского обвинения уже приведены
многочисленные примеры этих террористических законов, распоряжений, приказов
немецко-фашистских властей. Я не хочу повторяться. Но все же я прошу у Суда
разрешение огласить один из таких документов, ибо он касается всех временно
захваченных немцами восточных областей.
Единственным основанием для издания подсудимым Альфредом Розенбергом
этого документа явилось то, что временно захваченные области населяли не
немцы. Этот документ характерен для доказательства преследования людей по
расовым, национальным и политическим мотивам. Я прошу Суд приобщить к
материалам дела представляемый мною под номером СССР-395 фотостат приказа,
изданного Альфредом Розенбергом 17 февраля 1942 г. в дополнение к уголовным
предписаниям, действовавшим в занятых восточных областях:
"#1. Смертной казнью, а в менее тяжких случаях - каторгой наказывается
тот, кто применит насилие против германской империи или против установленной
в занятых восточных областях верховной власти; кто применит насилие против
германского подданного или лица немецкой национальности за его
принадлежность к немецкой национальности; кто применит насилие против
служащего германской армии или вневойсковой организации, германской полиции,
включая ее вспомогательные силы, учреждений трудовой повинности германских
властей или учреждений и организаций НСДАП; кто призывает или побуждает к
неподчинению изданному немецкими властями приказу или распоряжению; кто
преднамеренно наносит вред мероприятиям германских властей и учреждений или
вещам, используемым в работе последних, и общественному благу; кто
содействует антинемецким стремлениям или организационно поддерживает
объединения, запрещенные германскими властями; кто участием во враждебной
или подстрекательской деятельности обнаруживает антинемецкие взгляды или
своим прочим поведением умаляет или наносит ущерб авторитету или благу
германского государства или немецкого народа; кто преднамеренно совершает
поджог и тем самым наносит ущерб общегерманским интересам или состоянию
германского подданного или лица немецкой национальности..."
Этот приказ Розенберга был лишь одним из звеньев в цепи преступлений
руководителей немецкого фашизма, преступлений, направленных на уничтожение
славянского народа.
Я перехожу к первому разделу моего доклада, озаглавленному "Уничтожение
славянских народов". В этом разделе я покажу, как претворялась в жизнь эта
преступная установка гитлеровцев об уничтожении славянских народов. Привожу
данные из доклада правительства Югославии:
"Наряду с тысячами югославов, павших в боях, оккупанты уничтожили еще
по меньшей мере 1,5-2 миллиона человек, главным образом детей, женщин и
стариков. Из 15 миллионов югославского населения до войны за сравнительно
короткий период в 4 года уничтожено почти 14 процентов населения".
В докладе правительства Чехословакии приведены доказательства
составленного гитлеровскими преступниками плана насильственного переселения
всех чехов и заселения Чехословакии немецкими колонистами. В докладе
приведено извлечение из показаний Карла Германа Франка, признавшего наличие
этого плана и заявившего, что он, Франк, якобы составил меморандум, в
котором возражал против подобного плана. Я цитирую извлечения из показаний
Карла Германа Франка:
"Я считал этот план бессмысленным, так как, по моему мнению, пустое
пространство, созданное благодаря ему, будет серьезно нарушать жизненные
функции Чехии и Моравии по различным причинам: геополитическим,
транспортным, промышленным и другим, а немедленное заполнение этого пустого
пространства нашими немецкими колонистами невозможно".
В Польше режим уничтожения славянского населения осуществлялся
различными преступными способами, в числе которых видное место занимали
доведение людей до предельного изнурения непосильным трудом и последующее
умерщвление их голодом.
Преступники совершенно сознательно шли на умерщвление миллионов людей
голодом, о чем свидетельствуют, в частности, выдержки из дневника Ганса
Франка.
Вот отрывок из записи о совещании у "губернатора" 7 декабря 1942 г. в
Кракове:
"Если будет осуществлен новый продовольственный план, то это означает,
что только в Варшаве и ее окрестностях не будут больше получать
продовольствия 500 тысяч человек..."
Вот извлечение из записи о правительственном заседании от 24 августа
1942 г.:
"Доктор Франк: При всех тех затруднениях, которые возникают в связи с
заболеванием их рабочих или развалом их организаций, вы всегда должны
помнить о том, что лучше видеть поверженным поляка, а не немца. То, что мы
приговариваем к голодной смерти 1 - 2 миллиона евреев, само собой понятно.
Если евреи не умрут с голоду, то это, вероятно, вызовет ускорение и
активизацию мероприятий, направленных против них..."
Привожу третью короткую выдержку из записи от 14 декабря 1942 г. о
рабочем совещании политических руководителей трудового фронта
генерал-губернаторства:
"Это ставит перед нами следующую проблему: сможем ли мы, уже начиная со
2 февраля, лишить проживающих, в этой области 2 миллиона человек
негерманской национальности общего снабжения продовольствием".
Во вступительной речи Главный обвинитель от СССР, говоря о
преступлениях против человечности, сослался на заметки Мартина Бормана.
Заметки Мартина Бормана были уже предъявлены Суду под номером СССР-172.
В частности, Главный обвинитель от СССР процитировал следующее место:
"Резюмируя, фюрер установил еще раз:
1. Последний немецкий рабочий и последний немецкий крестьянин должен
всегда стоять в экономическом отношении выше любого поляка".
Как осуществлялись эти установки Гитлера, которые полностью разделял
подсудимый Франк, на территории Польши?
В числе других фашистских институтов, производивших всякого рода
лженаучные эксперименты, немецкие преступники создали специальный институт,
занимавшийся исследованием хозяйственной жизни. Этот институт издал
документ, озаглавленный "Значение польского вопроса для военной
промышленности Верхней Силезии".
Подобным "исследованием" фашистский "научный" институт решил заняться
для уяснения причин падения производительности труда польских рабочих.
О целях этого "исследования" лучше всего будут свидетельствовать
приводимые ниже два очень коротких извлечения из документа под номером
СССР-282:
"Исследованию чужда какая бы то ни было гуманная тенденция...
Мы поднимаем наш голос не для защиты поляков, а для того, чтобы
воспрепятствовать падению военной продукции, которая должна снабжать
вермахт".
Приведя две краткие цитаты, характеризующие цель и характер этого
"исследования", я цитирую далее отдельные извлечения, показывающие положение
поляков-рабочих и практическое осуществление подсудимым Франком приведенных
выше указаний Гитлера:
"Сообщения, касающиеся положения польского населения, и мнения о том,
какие меры в связи с этим надо считать наиболее целесообразными, расходятся
во многом. Однако все мнения согласны в одном пункте, который сводится к
краткой формуле: "Поляки голодают". Уже немногие, иногда беглые наблюдения
подтверждают эти выводы. Один из информаторов посетил военный завод во время
обеденного перерыва. Рабочие апатично стоят или сидят, греясь на солнышке,
некоторые курят папиросы. Наблюдатель насчитал 80 человек. Только один из
них имеет кусок хлеба на завтрак; у остальных нет с собой никакой еды, хотя
рабочий день продолжается 10 - 12 часов.
Наблюдения, сделанные на заводах, доказывают, что нормы продовольствия,
получаемые польскими рабочими, так ничтожны, что им недостает еды, чтобы
захватить с собой завтрак на работу. У рабочих нет с собой даже куска хлеба,
чтобы позавтракать во время полуденного перерыва на заводе. Если некоторые
приносят с собой завтрак, то он состоит из тощего кофе и одного или двух
кусков сухого хлеба или сырого картофеля, а в более трудные времена у них не
хватает даже этой скудной пищи, и они довольствуются сырой морковью, которую
во время работы подогревают на печке.
В связи с этим надо сказать, что при посещении рудников оказалось, что
почти у 10 процентов польских рабочих, отправляющихся на смены в копи, не
было с собой никакой пищи, а около 50 процентов из них отправлялись на
работу под землей, захватив с собой только сухой хлеб или разрезанный на
куски сырой картофель, который они подогревают потом на плите".
Институт занялся "научным" подсчетом числа калорий, получаемых поляками
в Верхней Силезии, и сопоставлением их с числом калорий, получаемых немецким
населением.
Я не буду приводить обширных извлечений из цитируемого документа и
ограничусь лишь короткими итоговыми данными:
"Сравнение числа калорий, получаемых поляками в Верхней Силезии, с
числом калорий, отводимых немецкому населению, доказывает, что поляки
получают на 24 процента меньше немецких потребителей.
Эта разница возрастает до 26 процентов по продовольственным карточкам,
выдаваемым неработающим полякам. Для молодежи в возрасте от 14 до 20 лет эта
разница между долями, отводимыми немцам и полякам, достигает почти 33
процентов.
Недоедание польских детей в возрасте от 10 до 14 лет, в сравнении с
тем, что получают немецкие дети, проявляется в еще большей степени. Здесь
разница составляет не менее 65 процентов. Об этом свидетельствует уже
внешний вид этой молодежи, получающей недостаточное питание. Польские дети
моложе 10 лет получают питание на 60 процентов меньше немецких детей. Если
врачи сообщают, что продовольственные условия младенцев не так уж
неблагоприятны, то это только мнимое противоречие. Пока мать кормит младенца
грудью, он получает все нужное из этого источника. Последствия
недостаточного питания отражаются в этом периоде не на ребенке, а
исключительно на матери, у которой здоровье и работоспособность падают, как
это имело бы место при недостаточном питании...
Из всех категорий потребителей польское юношество по сравнению с
немецким находится в самом худшем положении. Разница в получаемых продуктах
достигает 60 процентов и даже больше".
Представляют также интерес приведенные в "исследовании" отрывки из
доклада представителя немецкого трудового фронта от 10 октября 1941 г. после
посещения им одной из угольных шахт в Польше.
"Было установлено, что ежедневно в различных селениях польские шахтеры
падают от изнеможения... Ввиду того, что рабочие постоянно жалуются на
желудочные боли, были запрошены врачи, которые ответили, что причиной этих
заболеваний является недостаточное питание".
Я завершаю это сделанное самими немецкими преступниками, и притом
"учеными" преступниками, описание физического состояния польских рабочих
короткой цитатой из этого же "исследования":
"Управления заводов постоянно подчеркивают, что нетрудоспособных,
недоедающих людей невозможно больше понуждать к работе только угрозой ссылки
в концентрационный лагерь. Все равно должен наступить день, когда ослабевшее
тело станет больше неспособным к труду".
В этом же документе содержится не оставляющая возможности для двоякого
истолкования характеристика правового положения польских рабочих в период
немецкой оккупации Польши. Эта характеристика тем более ценна, что, как уже
говорилось выше, авторы "исследования" подчеркивали, что ему "чужда какая бы
то ни была гуманная тенденция"...
"Закон не дает лицам, принадлежащим к польской национальности, права
требовать чего-нибудь в какой бы то ни было области. Все, что предоставлено
полякам, - это добровольный дар немецких господ. Самое яркое выражение
находит это юридическое положение в обездоленности поляков перед законом.
В юридическом отношении поляки не имеют собственных представителей
перед судом. Уголовное судопроизводство ведется в отношении их по принципу
произвола. Проведение в жизнь законных распоряжений является делом полиции,
которая решает дела по собственному усмотрению, а в некоторых случаях может
передавать их на рассмотрение суда".
Согласно указу от 26 августа 1942 г. польские рабочие обязаны были
наравне с немцами платить взносы на страхование от болезни, несчастных
случаев, инвалидности. Эти отчисления из зарплаты польских рабочих были
большими, чем отчисления из зарплаты немцев. Однако если рабочий немец
пользовался страховой помощью, то поляк фактически был лишен ее.
В подтверждение этого я приведу два коротких извлечения из того же
"исследования":
"Страхование от несчастных случаев, которым ведают профессиональные
союзы, очень ограничено по отношению к полякам. Признание инвалидности имеет
место в гораздо более узких границах, чем для немцев. При потере глаза немец
считается инвалидом на 30 процентов, поляк - только на 25 процентов. Для
выплаты помощи требуется, чтобы поляк потерял 33 процента
трудоспособности...
Самым суровым образом ограничены права семей польских рабочих, погибших
от несчастных случаев. Вдова только тогда получает пенсию и то в размере 50
процентов пенсии, предусмотренной для немцев, если она имеет на иждивении по
крайней мере четырех детей или сама является инвалидом. Ограничение в правах
поляков наглядно показывает пример: немецкая вдова, оставшаяся с тремя
детьми, получает 80 процентов годичного заработка своего погибшего мужа или
при заработке в 2000 марок пенсию в 1600 марок в год. Полячка в таком случае
не получила бы ни гроша".
Немецко-фашистские главные военные преступники направляли на территории
временно оккупированных ими восточных областей не только солдат и эсэсовцев;
следом за ними приезжали специально командированные фашистские "ученые",
"консультанты по экономическим вопросам" и всевозможные другие
"исследователи". Некоторые из них командировались по линии ведомства
Риббентропа, другие посылались Розенбергом.
Я предъявляю под номером СССР-218 донесения представителя министерства
иностранных дел при 17-й армии Пфлайдерера, адресованные сотруднику отдела
информации министерства иностранных дел фон Рантцау.
Документы были обнаружены частями Красной Армии в имении фон Дирксена
{Бывший посол Германии в Англии.}, в Верхней Силезии. На основании
знакомства с документами можно заключить, что Пфлайдерер в 1941-1942 гг.
совершил поездку по оккупированным областям по маршруту: Ярослав на Украине,
Львов, Тернополь, Проскуров, Винница, Умань, Кировоград, Александрия,
Кременчуг на Днепре.
Целью поездки, по-видимому, было изучение экономической и политической
обстановки в оккупированных областях Украины. О том, что автор этого
документа был совершенно "свободен от каких бы то ни было гуманистических
тенденций", свидетельствует следующее небольшое извлечение из его донесения,
датированного 28 октября 1941 г., где Пфлайдерер пишет:
"Существует крайняя необходимость выжать из страны все соки для
обеспечения снабжения Германии". Но даже при такого рода жестоких и
хищнических установках Пфлайдерер был, очевидно, смущен поведением
соотечественников и считал необходимым специально привлечь к этому внимание
руководства имперского министерства иностранных дел.
Я цитирую донесение Пфлайдерера, озаглавленное: "Предпосылки,
обеспечивающие снабжение и конфискацию наибольшего количества продовольствия
на Украине. Настроение и положение населения в конце октября 1941 года".
"...Настроение населения в большинстве случаев сразу же после оккупации
территории нашими войсками значительно ухудшилось. В чем причина этого? Мы
выражаем внутреннюю неприязнь, даже ненависть по отношению к этой стране и
высокомерие по отношению к ее народу. Третий год войны и необходимость
перезимовать в неприветливой стране вызывают ряд затруднений. Но их
необходимо преодолевать со стойкостью и самодисциплиной. Мы не должны
срывать на населении свое недовольство этой страной... Часто бывали случаи,
когда мы поступали не логично и, вследствие ошибок, которых легко можно было
избежать, теряли у населения всякую симпатию. Мы расстреливаем в деревнях и
населенных пунктах выбившихся из сил пленных и оставляем их трупы на дороге,
а эти факты не может понять население... Так как войскам даны широкие
полномочия по самоснабжению, то вблизи больших магистралей и городов колхозы
в большинстве случаев уже не имеют племенного скота, семян и посевного
картофеля (Полтава). Снабжение собственных войск, безусловно, стоит на
первом месте. Однако самый характер снабжения нам небезразличен. Реквизиция
последней курицы с психологической стороны столь же неразумна, как и
неразумно с хозяйственной точки зрения убийство опоросшей свиньи и последних
телят...
Население оказалось без руководства. Оно стоит в стороне. Оно
чувствует, что мы смотрим на него сверху вниз, что мы видим саботаж в его
темпе работы и методах, что мы совершенно не делаем никаких попыток, чтобы
найти путь к нему".
Документ, предъявляемый мною Суду под номером СССР-439, представляет
собой политический отчет немецкого профессора доктора Пауля Томсона,
написанный им на бланках государственного университета в Познани и
снабженный самим автором грифом "не подлежит оглашению".
Этот документ также вводит нас в обстановку полного бесправия и
произвола по отношению к местному населению временно оккупированных районов
Советского Союза, которую наблюдал профессор на протяжении всей своей
поездки по временно оккупированным областям Советского Союза от Минска до
Крыма.
Об отсутствии у автора гуманистических тенденций свидетельствует само
содержание оглашаемых мною цитат, и если, тем не менее, Пауль Томсон вынес
из поездки, как он говорит, "самое тяжелое впечатление", это является лишним
доказательством того, насколько бесчеловечен и жесток был режим, насажденный
немецкими фашистами... Я продолжаю цитирование политического отчета
профессора Пауля Томсона:
"Хотя здесь, на Востоке, на меня возложены чисто научные задачи, я
чувствую себя обязанным присоединить к моему деловому докладу общий
политический отчет. Я должен откровенно и честно заявить, что возвращаюсь на
родину с самыми тяжелыми впечатлениями.
В этот час, когда решается судьба нашего народа, каждая ошибка может
иметь роковые последствия.
С польскими или чешскими вопросами мы можем разделаться, на это хватит
биологических сил нашего народа. Такие маленькие национальности, как
эстонцы, латыши и литовцы, должны либо приспособиться к нам, либо погибнуть.
Совершенно иначе обстоят дела на колоссальном русском пространстве,
которое крайне важно для нас как сырьевая база...
Об экономических мероприятиях, например о закрытии свободного рынка в
Киеве, воспринятом населением как тяжелый удар, я не берусь судить, так как
не знаю общей ситуации. Но "унтерофицерский" тон, избиения и окрики на
улице, бессмысленное уничтожение научных учреждений, что все еще имеет место
в Днепропетровске, следует прекратить и виновных наказать.
Киев, 19 октября 1942 г.
Профессор, доктор Пауль Томсон".
Уже хорошо известная Суду теория немецких фашистов о "германизации"
гласила, что германизируются не народы, а территории.
Я приведу Суду доказательство подобного рода преступлений гитлеровцев,
которые они намеревались совершить в Югославии. Эти преступления не могли
быть осуществлены в связи с вспыхнувшим по всей Югославии освободительным
движением. Я привожу коротко извлечение из доклада правительства Югославии:
"Немедленно по вступлении германских войск в Словению немцы приступили
к осуществлению своего давно задуманного плана германизации
"аннексированных" районов Словении. Руководящим нацистским кругам было
совершенно ясно, что нельзя успешно провести германизацию в Словении, если
предварительно не убрать из нее большую часть национально и социально
сознательных элементов; а для того чтобы ослабить сопротивление народных
масс, которое они оказывают нацистским властям при проведении германизации,
необходимо их численно уменьшить и экономически уничтожить. Германский план
предусматривал полное "очищение" отдельных районов Словении от словенцев и
заселение их немцами...
Несколько дней спустя после захвата Словении были созданы центральные
органы по переселению. Штаб находился в Мариборе (Марбург на Драве) и в
Бледе (Вельдес). Одновременно 22 апреля 1941 г. был опубликован закон об
укреплении германского народного духа. Первой целью этого закона была
конфискация имущества всех лиц и учреждений, "враждебно настроенных по
отношению к Германии". К таковым, естественно, причислялись все те, кого по
плану должны были изгнать из Словении.
Гитлеровцы приступили к практическому осуществлению этого плана. Они
арестовали большое количество лиц, которых намечалось выслать в Сербию и
Хорватию. Обращение с арестованными было исключительно жестоким. Все
имущество арестованных конфисковывалось в пользу рейха. Было организовано
много сборных пунктов, превращенных фактически в концлагеря, в Мариборе,
Целье и других местностях".
По поводу обращения с арестованными в этих пунктах в докладе
правительства Югославии сказано следующее:
"Интернированных оставляли без пищи, в антисанитарных условиях;
обслуживающий персонал лагерей подвергал их телесным и духовным пыткам. Весь
персонал лагерей и коменданты были членами СС. Среди них было много немцев
из Каринтии и Штирии, которые ненавидели все словенское и вообще
югославское".
Характерна следующая фраза: "Особенной жестокостью отличались члены
фашизма хотела заставить их отрешиться от всего того, что в результате
тысячелетий развития стало неотъемлемой частью понятия человечности.
Смерть постоянно витала над ними, но по пути к смерти их заставляли
пройти через многие унизительные для человеческого достоинства мучительные
стадии, которые в совокупности и образуют то, что обвинительное заключение
называет преступлениями против человечности.
Их хотели заставить забыть свое имя, надевая на шею бирку с номером или
нашивая на рукав одежды условный знак. Их лишали права говорить и читать на
родном языке. У них отнимали дом и семью, их пытались лишить родины,
насильственно перемещая за многие сотни и тысячи километров. Их лишали права
иметь детей. Их повседневно третировали и унижали. Над их чувствами и
верованиями глумились и издевались. И, наконец, у них отнимали последнее -
жизнь.
Многочисленные акты расследований отмечали не только состояние крайнего
физического истощения жертв немецко-фашистских зверств. Они отмечали также
состояние тяжкой душевной депрессии у тех людей, которые в силу тех или иных
случайностей вырывались из фашистского ада.
Длительное время требовалось для того, чтобы люди, сделавшиеся жертвами
германского фашизма, вновь вернулись к привычному кругу понятий и действий,
к гуманным правилам человеческого общежития. Этот момент трудно выразить
юридическими формулами, но он, с моей точки зрения, имеет весьма
существенное значение для обвинения главных военных преступников.
Я прошу Суд обратиться к докладу польского правительства, уже
представленного Трибуналу под номером СССР-93.
На странице 70 русского текста доклада приведена цитата из показаний
Якова Верника - плотника из Варшавы, пробывшего год в лагере уничтожения
Треблинка-2. Официальные немецкие документы называют Треблинку-2
Треблинкой-В. Это - одно и то же. Это было одно из самых страшных мест
массового уничтожения людей, созданных германским фашизмом. В моем докладе я
представляю уважаемому Суду доказательства, связанные с существованием этого
лагеря.
Вот что говорил Верник, давая польскому правительству свои показания о
Треблинке, которые, как он подчеркнул во введении к ним, были единственной
целью, ради которой "он продолжает свою жалкую жизнь":
"Просыпаясь или во сне я вижу ужасные призраки тысяч людей, призывающих
к помощи, умоляющих оставить им жизнь и помиловать.
...Я лишился семьи, я сам вел их на смерть, я сам строил смертные
камеры, в которых их убили.
...Меня пугает все. Я опасаюсь, что виденное мною написано на моем
лице. Старая, сломанная жизнь - большая, тяжелая, но я должен нести это
бремя и жить, чтобы рассказать миру, какие немецкие преступления и
варварства я видел".
Люди, попадающие в Треблинку, становились по ту сторону жизни. Но эта
участь постигала не только их. Анализ доказательств, связанных с
преступлениями немецких фашистов, неопровержимо свидетельствует о том, что
эту же судьбу разделяли не только посланные в специальные лагеря
уничтожения, но и все те, которые во временно оккупированных немцами странах
Восточной Европы становились жертвами преступников...
Смерть могла прийти совершенно неожиданно вместе с появлением в данной
местности очередной зондеркоманды. Смертной казнью грозили за любые действия
в специальных актах, получивших у немецко-фашистских захватчиков
издевательское название "законов".
Мною и другими представителями советского обвинения уже приведены
многочисленные примеры этих террористических законов, распоряжений, приказов
немецко-фашистских властей. Я не хочу повторяться. Но все же я прошу у Суда
разрешение огласить один из таких документов, ибо он касается всех временно
захваченных немцами восточных областей.
Единственным основанием для издания подсудимым Альфредом Розенбергом
этого документа явилось то, что временно захваченные области населяли не
немцы. Этот документ характерен для доказательства преследования людей по
расовым, национальным и политическим мотивам. Я прошу Суд приобщить к
материалам дела представляемый мною под номером СССР-395 фотостат приказа,
изданного Альфредом Розенбергом 17 февраля 1942 г. в дополнение к уголовным
предписаниям, действовавшим в занятых восточных областях:
"#1. Смертной казнью, а в менее тяжких случаях - каторгой наказывается
тот, кто применит насилие против германской империи или против установленной
в занятых восточных областях верховной власти; кто применит насилие против
германского подданного или лица немецкой национальности за его
принадлежность к немецкой национальности; кто применит насилие против
служащего германской армии или вневойсковой организации, германской полиции,
включая ее вспомогательные силы, учреждений трудовой повинности германских
властей или учреждений и организаций НСДАП; кто призывает или побуждает к
неподчинению изданному немецкими властями приказу или распоряжению; кто
преднамеренно наносит вред мероприятиям германских властей и учреждений или
вещам, используемым в работе последних, и общественному благу; кто
содействует антинемецким стремлениям или организационно поддерживает
объединения, запрещенные германскими властями; кто участием во враждебной
или подстрекательской деятельности обнаруживает антинемецкие взгляды или
своим прочим поведением умаляет или наносит ущерб авторитету или благу
германского государства или немецкого народа; кто преднамеренно совершает
поджог и тем самым наносит ущерб общегерманским интересам или состоянию
германского подданного или лица немецкой национальности..."
Этот приказ Розенберга был лишь одним из звеньев в цепи преступлений
руководителей немецкого фашизма, преступлений, направленных на уничтожение
славянского народа.
Я перехожу к первому разделу моего доклада, озаглавленному "Уничтожение
славянских народов". В этом разделе я покажу, как претворялась в жизнь эта
преступная установка гитлеровцев об уничтожении славянских народов. Привожу
данные из доклада правительства Югославии:
"Наряду с тысячами югославов, павших в боях, оккупанты уничтожили еще
по меньшей мере 1,5-2 миллиона человек, главным образом детей, женщин и
стариков. Из 15 миллионов югославского населения до войны за сравнительно
короткий период в 4 года уничтожено почти 14 процентов населения".
В докладе правительства Чехословакии приведены доказательства
составленного гитлеровскими преступниками плана насильственного переселения
всех чехов и заселения Чехословакии немецкими колонистами. В докладе
приведено извлечение из показаний Карла Германа Франка, признавшего наличие
этого плана и заявившего, что он, Франк, якобы составил меморандум, в
котором возражал против подобного плана. Я цитирую извлечения из показаний
Карла Германа Франка:
"Я считал этот план бессмысленным, так как, по моему мнению, пустое
пространство, созданное благодаря ему, будет серьезно нарушать жизненные
функции Чехии и Моравии по различным причинам: геополитическим,
транспортным, промышленным и другим, а немедленное заполнение этого пустого
пространства нашими немецкими колонистами невозможно".
В Польше режим уничтожения славянского населения осуществлялся
различными преступными способами, в числе которых видное место занимали
доведение людей до предельного изнурения непосильным трудом и последующее
умерщвление их голодом.
Преступники совершенно сознательно шли на умерщвление миллионов людей
голодом, о чем свидетельствуют, в частности, выдержки из дневника Ганса
Франка.
Вот отрывок из записи о совещании у "губернатора" 7 декабря 1942 г. в
Кракове:
"Если будет осуществлен новый продовольственный план, то это означает,
что только в Варшаве и ее окрестностях не будут больше получать
продовольствия 500 тысяч человек..."
Вот извлечение из записи о правительственном заседании от 24 августа
1942 г.:
"Доктор Франк: При всех тех затруднениях, которые возникают в связи с
заболеванием их рабочих или развалом их организаций, вы всегда должны
помнить о том, что лучше видеть поверженным поляка, а не немца. То, что мы
приговариваем к голодной смерти 1 - 2 миллиона евреев, само собой понятно.
Если евреи не умрут с голоду, то это, вероятно, вызовет ускорение и
активизацию мероприятий, направленных против них..."
Привожу третью короткую выдержку из записи от 14 декабря 1942 г. о
рабочем совещании политических руководителей трудового фронта
генерал-губернаторства:
"Это ставит перед нами следующую проблему: сможем ли мы, уже начиная со
2 февраля, лишить проживающих, в этой области 2 миллиона человек
негерманской национальности общего снабжения продовольствием".
Во вступительной речи Главный обвинитель от СССР, говоря о
преступлениях против человечности, сослался на заметки Мартина Бормана.
Заметки Мартина Бормана были уже предъявлены Суду под номером СССР-172.
В частности, Главный обвинитель от СССР процитировал следующее место:
"Резюмируя, фюрер установил еще раз:
1. Последний немецкий рабочий и последний немецкий крестьянин должен
всегда стоять в экономическом отношении выше любого поляка".
Как осуществлялись эти установки Гитлера, которые полностью разделял
подсудимый Франк, на территории Польши?
В числе других фашистских институтов, производивших всякого рода
лженаучные эксперименты, немецкие преступники создали специальный институт,
занимавшийся исследованием хозяйственной жизни. Этот институт издал
документ, озаглавленный "Значение польского вопроса для военной
промышленности Верхней Силезии".
Подобным "исследованием" фашистский "научный" институт решил заняться
для уяснения причин падения производительности труда польских рабочих.
О целях этого "исследования" лучше всего будут свидетельствовать
приводимые ниже два очень коротких извлечения из документа под номером
СССР-282:
"Исследованию чужда какая бы то ни было гуманная тенденция...
Мы поднимаем наш голос не для защиты поляков, а для того, чтобы
воспрепятствовать падению военной продукции, которая должна снабжать
вермахт".
Приведя две краткие цитаты, характеризующие цель и характер этого
"исследования", я цитирую далее отдельные извлечения, показывающие положение
поляков-рабочих и практическое осуществление подсудимым Франком приведенных
выше указаний Гитлера:
"Сообщения, касающиеся положения польского населения, и мнения о том,
какие меры в связи с этим надо считать наиболее целесообразными, расходятся
во многом. Однако все мнения согласны в одном пункте, который сводится к
краткой формуле: "Поляки голодают". Уже немногие, иногда беглые наблюдения
подтверждают эти выводы. Один из информаторов посетил военный завод во время
обеденного перерыва. Рабочие апатично стоят или сидят, греясь на солнышке,
некоторые курят папиросы. Наблюдатель насчитал 80 человек. Только один из
них имеет кусок хлеба на завтрак; у остальных нет с собой никакой еды, хотя
рабочий день продолжается 10 - 12 часов.
Наблюдения, сделанные на заводах, доказывают, что нормы продовольствия,
получаемые польскими рабочими, так ничтожны, что им недостает еды, чтобы
захватить с собой завтрак на работу. У рабочих нет с собой даже куска хлеба,
чтобы позавтракать во время полуденного перерыва на заводе. Если некоторые
приносят с собой завтрак, то он состоит из тощего кофе и одного или двух
кусков сухого хлеба или сырого картофеля, а в более трудные времена у них не
хватает даже этой скудной пищи, и они довольствуются сырой морковью, которую
во время работы подогревают на печке.
В связи с этим надо сказать, что при посещении рудников оказалось, что
почти у 10 процентов польских рабочих, отправляющихся на смены в копи, не
было с собой никакой пищи, а около 50 процентов из них отправлялись на
работу под землей, захватив с собой только сухой хлеб или разрезанный на
куски сырой картофель, который они подогревают потом на плите".
Институт занялся "научным" подсчетом числа калорий, получаемых поляками
в Верхней Силезии, и сопоставлением их с числом калорий, получаемых немецким
населением.
Я не буду приводить обширных извлечений из цитируемого документа и
ограничусь лишь короткими итоговыми данными:
"Сравнение числа калорий, получаемых поляками в Верхней Силезии, с
числом калорий, отводимых немецкому населению, доказывает, что поляки
получают на 24 процента меньше немецких потребителей.
Эта разница возрастает до 26 процентов по продовольственным карточкам,
выдаваемым неработающим полякам. Для молодежи в возрасте от 14 до 20 лет эта
разница между долями, отводимыми немцам и полякам, достигает почти 33
процентов.
Недоедание польских детей в возрасте от 10 до 14 лет, в сравнении с
тем, что получают немецкие дети, проявляется в еще большей степени. Здесь
разница составляет не менее 65 процентов. Об этом свидетельствует уже
внешний вид этой молодежи, получающей недостаточное питание. Польские дети
моложе 10 лет получают питание на 60 процентов меньше немецких детей. Если
врачи сообщают, что продовольственные условия младенцев не так уж
неблагоприятны, то это только мнимое противоречие. Пока мать кормит младенца
грудью, он получает все нужное из этого источника. Последствия
недостаточного питания отражаются в этом периоде не на ребенке, а
исключительно на матери, у которой здоровье и работоспособность падают, как
это имело бы место при недостаточном питании...
Из всех категорий потребителей польское юношество по сравнению с
немецким находится в самом худшем положении. Разница в получаемых продуктах
достигает 60 процентов и даже больше".
Представляют также интерес приведенные в "исследовании" отрывки из
доклада представителя немецкого трудового фронта от 10 октября 1941 г. после
посещения им одной из угольных шахт в Польше.
"Было установлено, что ежедневно в различных селениях польские шахтеры
падают от изнеможения... Ввиду того, что рабочие постоянно жалуются на
желудочные боли, были запрошены врачи, которые ответили, что причиной этих
заболеваний является недостаточное питание".
Я завершаю это сделанное самими немецкими преступниками, и притом
"учеными" преступниками, описание физического состояния польских рабочих
короткой цитатой из этого же "исследования":
"Управления заводов постоянно подчеркивают, что нетрудоспособных,
недоедающих людей невозможно больше понуждать к работе только угрозой ссылки
в концентрационный лагерь. Все равно должен наступить день, когда ослабевшее
тело станет больше неспособным к труду".
В этом же документе содержится не оставляющая возможности для двоякого
истолкования характеристика правового положения польских рабочих в период
немецкой оккупации Польши. Эта характеристика тем более ценна, что, как уже
говорилось выше, авторы "исследования" подчеркивали, что ему "чужда какая бы
то ни была гуманная тенденция"...
"Закон не дает лицам, принадлежащим к польской национальности, права
требовать чего-нибудь в какой бы то ни было области. Все, что предоставлено
полякам, - это добровольный дар немецких господ. Самое яркое выражение
находит это юридическое положение в обездоленности поляков перед законом.
В юридическом отношении поляки не имеют собственных представителей
перед судом. Уголовное судопроизводство ведется в отношении их по принципу
произвола. Проведение в жизнь законных распоряжений является делом полиции,
которая решает дела по собственному усмотрению, а в некоторых случаях может
передавать их на рассмотрение суда".
Согласно указу от 26 августа 1942 г. польские рабочие обязаны были
наравне с немцами платить взносы на страхование от болезни, несчастных
случаев, инвалидности. Эти отчисления из зарплаты польских рабочих были
большими, чем отчисления из зарплаты немцев. Однако если рабочий немец
пользовался страховой помощью, то поляк фактически был лишен ее.
В подтверждение этого я приведу два коротких извлечения из того же
"исследования":
"Страхование от несчастных случаев, которым ведают профессиональные
союзы, очень ограничено по отношению к полякам. Признание инвалидности имеет
место в гораздо более узких границах, чем для немцев. При потере глаза немец
считается инвалидом на 30 процентов, поляк - только на 25 процентов. Для
выплаты помощи требуется, чтобы поляк потерял 33 процента
трудоспособности...
Самым суровым образом ограничены права семей польских рабочих, погибших
от несчастных случаев. Вдова только тогда получает пенсию и то в размере 50
процентов пенсии, предусмотренной для немцев, если она имеет на иждивении по
крайней мере четырех детей или сама является инвалидом. Ограничение в правах
поляков наглядно показывает пример: немецкая вдова, оставшаяся с тремя
детьми, получает 80 процентов годичного заработка своего погибшего мужа или
при заработке в 2000 марок пенсию в 1600 марок в год. Полячка в таком случае
не получила бы ни гроша".
Немецко-фашистские главные военные преступники направляли на территории
временно оккупированных ими восточных областей не только солдат и эсэсовцев;
следом за ними приезжали специально командированные фашистские "ученые",
"консультанты по экономическим вопросам" и всевозможные другие
"исследователи". Некоторые из них командировались по линии ведомства
Риббентропа, другие посылались Розенбергом.
Я предъявляю под номером СССР-218 донесения представителя министерства
иностранных дел при 17-й армии Пфлайдерера, адресованные сотруднику отдела
информации министерства иностранных дел фон Рантцау.
Документы были обнаружены частями Красной Армии в имении фон Дирксена
{Бывший посол Германии в Англии.}, в Верхней Силезии. На основании
знакомства с документами можно заключить, что Пфлайдерер в 1941-1942 гг.
совершил поездку по оккупированным областям по маршруту: Ярослав на Украине,
Львов, Тернополь, Проскуров, Винница, Умань, Кировоград, Александрия,
Кременчуг на Днепре.
Целью поездки, по-видимому, было изучение экономической и политической
обстановки в оккупированных областях Украины. О том, что автор этого
документа был совершенно "свободен от каких бы то ни было гуманистических
тенденций", свидетельствует следующее небольшое извлечение из его донесения,
датированного 28 октября 1941 г., где Пфлайдерер пишет:
"Существует крайняя необходимость выжать из страны все соки для
обеспечения снабжения Германии". Но даже при такого рода жестоких и
хищнических установках Пфлайдерер был, очевидно, смущен поведением
соотечественников и считал необходимым специально привлечь к этому внимание
руководства имперского министерства иностранных дел.
Я цитирую донесение Пфлайдерера, озаглавленное: "Предпосылки,
обеспечивающие снабжение и конфискацию наибольшего количества продовольствия
на Украине. Настроение и положение населения в конце октября 1941 года".
"...Настроение населения в большинстве случаев сразу же после оккупации
территории нашими войсками значительно ухудшилось. В чем причина этого? Мы
выражаем внутреннюю неприязнь, даже ненависть по отношению к этой стране и
высокомерие по отношению к ее народу. Третий год войны и необходимость
перезимовать в неприветливой стране вызывают ряд затруднений. Но их
необходимо преодолевать со стойкостью и самодисциплиной. Мы не должны
срывать на населении свое недовольство этой страной... Часто бывали случаи,
когда мы поступали не логично и, вследствие ошибок, которых легко можно было
избежать, теряли у населения всякую симпатию. Мы расстреливаем в деревнях и
населенных пунктах выбившихся из сил пленных и оставляем их трупы на дороге,
а эти факты не может понять население... Так как войскам даны широкие
полномочия по самоснабжению, то вблизи больших магистралей и городов колхозы
в большинстве случаев уже не имеют племенного скота, семян и посевного
картофеля (Полтава). Снабжение собственных войск, безусловно, стоит на
первом месте. Однако самый характер снабжения нам небезразличен. Реквизиция
последней курицы с психологической стороны столь же неразумна, как и
неразумно с хозяйственной точки зрения убийство опоросшей свиньи и последних
телят...
Население оказалось без руководства. Оно стоит в стороне. Оно
чувствует, что мы смотрим на него сверху вниз, что мы видим саботаж в его
темпе работы и методах, что мы совершенно не делаем никаких попыток, чтобы
найти путь к нему".
Документ, предъявляемый мною Суду под номером СССР-439, представляет
собой политический отчет немецкого профессора доктора Пауля Томсона,
написанный им на бланках государственного университета в Познани и
снабженный самим автором грифом "не подлежит оглашению".
Этот документ также вводит нас в обстановку полного бесправия и
произвола по отношению к местному населению временно оккупированных районов
Советского Союза, которую наблюдал профессор на протяжении всей своей
поездки по временно оккупированным областям Советского Союза от Минска до
Крыма.
Об отсутствии у автора гуманистических тенденций свидетельствует само
содержание оглашаемых мною цитат, и если, тем не менее, Пауль Томсон вынес
из поездки, как он говорит, "самое тяжелое впечатление", это является лишним
доказательством того, насколько бесчеловечен и жесток был режим, насажденный
немецкими фашистами... Я продолжаю цитирование политического отчета
профессора Пауля Томсона:
"Хотя здесь, на Востоке, на меня возложены чисто научные задачи, я
чувствую себя обязанным присоединить к моему деловому докладу общий
политический отчет. Я должен откровенно и честно заявить, что возвращаюсь на
родину с самыми тяжелыми впечатлениями.
В этот час, когда решается судьба нашего народа, каждая ошибка может
иметь роковые последствия.
С польскими или чешскими вопросами мы можем разделаться, на это хватит
биологических сил нашего народа. Такие маленькие национальности, как
эстонцы, латыши и литовцы, должны либо приспособиться к нам, либо погибнуть.
Совершенно иначе обстоят дела на колоссальном русском пространстве,
которое крайне важно для нас как сырьевая база...
Об экономических мероприятиях, например о закрытии свободного рынка в
Киеве, воспринятом населением как тяжелый удар, я не берусь судить, так как
не знаю общей ситуации. Но "унтерофицерский" тон, избиения и окрики на
улице, бессмысленное уничтожение научных учреждений, что все еще имеет место
в Днепропетровске, следует прекратить и виновных наказать.
Киев, 19 октября 1942 г.
Профессор, доктор Пауль Томсон".
Уже хорошо известная Суду теория немецких фашистов о "германизации"
гласила, что германизируются не народы, а территории.
Я приведу Суду доказательство подобного рода преступлений гитлеровцев,
которые они намеревались совершить в Югославии. Эти преступления не могли
быть осуществлены в связи с вспыхнувшим по всей Югославии освободительным
движением. Я привожу коротко извлечение из доклада правительства Югославии:
"Немедленно по вступлении германских войск в Словению немцы приступили
к осуществлению своего давно задуманного плана германизации
"аннексированных" районов Словении. Руководящим нацистским кругам было
совершенно ясно, что нельзя успешно провести германизацию в Словении, если
предварительно не убрать из нее большую часть национально и социально
сознательных элементов; а для того чтобы ослабить сопротивление народных
масс, которое они оказывают нацистским властям при проведении германизации,
необходимо их численно уменьшить и экономически уничтожить. Германский план
предусматривал полное "очищение" отдельных районов Словении от словенцев и
заселение их немцами...
Несколько дней спустя после захвата Словении были созданы центральные
органы по переселению. Штаб находился в Мариборе (Марбург на Драве) и в
Бледе (Вельдес). Одновременно 22 апреля 1941 г. был опубликован закон об
укреплении германского народного духа. Первой целью этого закона была
конфискация имущества всех лиц и учреждений, "враждебно настроенных по
отношению к Германии". К таковым, естественно, причислялись все те, кого по
плану должны были изгнать из Словении.
Гитлеровцы приступили к практическому осуществлению этого плана. Они
арестовали большое количество лиц, которых намечалось выслать в Сербию и
Хорватию. Обращение с арестованными было исключительно жестоким. Все
имущество арестованных конфисковывалось в пользу рейха. Было организовано
много сборных пунктов, превращенных фактически в концлагеря, в Мариборе,
Целье и других местностях".
По поводу обращения с арестованными в этих пунктах в докладе
правительства Югославии сказано следующее:
"Интернированных оставляли без пищи, в антисанитарных условиях;
обслуживающий персонал лагерей подвергал их телесным и духовным пыткам. Весь
персонал лагерей и коменданты были членами СС. Среди них было много немцев
из Каринтии и Штирии, которые ненавидели все словенское и вообще
югославское".
Характерна следующая фраза: "Особенной жестокостью отличались члены