Страница:
Тот факт, что такие условия были широко распространены, с несомненностью
свидетельствует о том, что они не были результатом единичных эксцессов со
стороны отдельных представителей лагерной администрации, а являлись
следствием политики, преднамеренно определявшейся свыше. Преступления,
совершавшиеся в этих лагерях, носили столь массовый характер, что конкретные
зверства теряют свое значение.
Мы приняли меры к тому, чтобы нам были переданы два вещественных
доказательства, и готовы показать их Трибуналу лишь по той причине, что эти
вещественные доказательства иллюстрируют, до какой глубины падения доходило
руководство этих лагерей - во всяком случае, таково было положение дел
незадолго до того, как лагеря были освобождены союзными армиями. Члены
Трибунала припомнят, что в ходе демонстрации кинофильмов имелись кадры, где
в одном из лагерей были показаны куски человеческой кожи, срезанной с
человеческих тел в концентрационном лагере Бухенвальд - эта кожа
выделывалась для использования в качестве украшения. Несчастные жертвы
отбирались для уничтожения только по той причине, что у них на коже имелась
татуировка. Данное вещественное доказательство, находящееся здесь перед
нами, имеет номер США-252. К вещественному доказательству прилагается
выдержка из отчета официального представителя армии США, в отчете
описываются обстоятельства, при которых было получено данное вещественное
доказательство. Эта выдержка представляет собой документ ПС-3420, который я
выборочно процитирую. Документ озаглавлен:
"Мобильное полевое подразделение номер 2 по допросу военнопленных.
Бюллетень разведывательных данных о военнопленных; 13. Концентрационный
лагерь Бухенвальд.
Преамбула. Показания даны Андреасом Пфаффенбергером, возраст 43 года,
малограмотен. По профессии мясник. Так как подробности его рассказа в
основном совпадают с данными Бюллетеня разведывательных данных о
военнопленных /Н/ LF/36, верность его показаний находит подтверждение.
Данный военнопленный не допрашивался по поводу заявлений, которые, в свете
ставших известными фактов, следует в определенных деталях считать
ошибочными, не предпринималась также попытка изменить субъективный характер
рассказа военнопленного, который он записал, не будучи осведомлен о том, что
разведке уже известно. Протоколы допросов лиц из Бухенвальда уже
опубликованы (Бюллетень разведывательных данных о военнопленных номер 2/12,
пункт 31).
В 1939 году всем заключенным, у которых на теле имелась татуировка,
приказали явиться в амбулаторный пункт".
Председатель: Это слова Пфаффенбергера?
Додд: Да, сэр.
"Никто не знал, зачем им приказали туда явиться. Но после того, как
татуированные заключенные прошли осмотр, тех из них, у кого была наиболее
интересная и художественно выполненная татуировка, оставили в амбулаторном
пункте, где их затем убили посредством инъекций, которые производил Карл
Бейгс, заключенный-уголовник. Вслед за тем трупы были переданы в
патолого-анатомическое отделение, где с трупов срезали понравившиеся куски
кожи с татуировкой, подвергавшиеся затем обработке. Готовые "изделия"
передавались жене штандартенфюрера СС Коха, которая приказывала изготовлять
из них абажуры для ламп и другие украшения для домашнего обихода. Я сам
видел такую татуированную кожу с различными рисунками и надписями, например,
надпись "Ганзель и Гретель", которая у одного из заключенных была
вытатуирована на колене, или изображения кораблей, которые были
вытатуированы на груди заключенных. Эта работа выполнялась заключенным по
фамилии Вернербах".
Я ссылаюсь также на документ ПС-3421, США-253.
"Я, Джордж С. Демас, лейтенант резерва венно-морских сил США, сотрудник
аппарата Главного обвинителя США в процессе против главных военных
преступников стран оси, настоящим свидетельствую, что прилагаемое
вещественное доказательство, представляющее собой пергамент, было передано
мне секцией военных преступлений военно-юридической службы 3-й армии США,
как вышеозначенному официальному лицу, с соблюдением соответствующих правил,
в качестве вещественного доказательства, обнаруженного в лагере Бухенвальд и
изъятого вооруженными силами под командованием верховного командующего
союзных экспедиционных сил".
В последнем абзаце документа ПС-3423, США-252, излагается вывод,
сформулированный в докладе армии США, цитирую:
"Основываясь на заключениях, сформулированных в абзаце 2, все три
предмета представляют собой татуированную человеческую кожу".
Данный документ также является приложением к вещественному
доказательству, представленному здесь на стенде. Мы не имеем намерения
подробно останавливаться на этой патологической фазе нацистской культуры.
Полагаем однако, что обязаны предъявить еще одно дополнительное вещественное
доказательство, которое представляем под номером США-254. Это вещественное
доказательство, находящееся здесь на столе, представляет собой человеческую
голову с удаленными черепными костями, уменьшившуюся в размере, набитую как
чучело и обработанную для сохранности. Нацисты обезглавили одну из своих
многочисленных жертв после того, как несчастный был повешен по всей
вероятности за то, что вступил в близкие отношения с немкой, и вот из его
головы было изготовлено это ужасное "украшение".
В последнем абзаце официального доклада армии США, который я только что
цитировал, говорится об обстоятельствах, при которых было получено это
вещественное доказательство. Текст таков:
"Там я видел также уменьшившиеся в размерах головы двух молодых
поляков, которых повесили за связь с девушками-немками. Головы были
величиной с кулак, на них сохранились волосы и следы от веревки на шее".
Еще одно свидетельство лейтенанта Демаса изложено в документе ПС-3422,
США-254. Это свидетельство сходно с тем, которое я зачитал несколько минут
тому назад и которое касалось человеческой кожи, с той лишь разницей, что
данное свидетельство относится ко второму вещественному доказательству. Мы
не располагаем точными расчетными данными о количестве людей, погибших в
концентрационных лагерях, и, по всей вероятности, такие данные вообще не
удастся получить. Однако, как это вытекает из доказательств, уже
представленных Трибуналу, нацистские заговорщики, как правило, тщательно
регистрировали и хранили информацию. Правда, та регистрация, которая велась
в отношении концентрационных лагерей, отнюдь не была полной. По-видимому,
такой неполный характер регистрации явился результатом безразличия, с
которым нацисты относились к жизни своих жертв. Порой, однако, мы
обнаруживаем книгу свидетельств о смерти или картотеку-указатель. Все же
следует иметь в виду, что чаще всего смерть жертв никак не регистрировалась.
Ознакомление с комплектом книг с записями о смерти сразу дает представление
о масштабах операций, проводившихся в концентрационных лагерях. Мы
представляем в качестве доказательства документ ПС-493, США-251. Это
подборка из семи книг, книг записей о смертях в концентрационном лагере
Маутхаузен. На переплете каждой из книг имеется надпись "Тотенбух" (книга
смерти) - Маутхаузен.
В этих книгах регистрировались фамилии некоторых из заключенных,
которые умерли или были убиты в этом лагере. Записи в книгах охватывают
период с января 1939 года по апрель 1945 г. Приводится фамилия, место
рождения, указывается причина смерти и время наступления смерти в отношении
каждого регистрируемого лица. Помимо этого, каждому умершему присваивался
серийный номер. Сложив все серийные номера за пятилетний период, получаем
общую цифру 35 318 погибших.
Исследование этих книг весьма много говорит о том, как повседневно
умирали люди в лагере. Хочу привлечь внимание Трибунала к страницам 568 -
582 книги "У", фотокопии которых переданы Трибуналу. На этих страницах
сделаны записи о случаях смерти, происшедших 19 марта 1945 года в период
между 1 часом 15 минутами утра до 2 часов пополудни. В течение этих 12 часов
45 минут, согласно записям, зафиксирована смерть 203 человек. Им были
присвоены номера с 8390 по 8593. Перечислены фамилии погибших. Достаточно
знаменательно, что для всех погибших зарегистрирована одна и та же причина
смерти - сердечная болезнь. Они умирали один за другим, через короткие
интервалы. Они умирали в алфавитном порядке. Первым умер человек по фамилии
Аккерман - его смерть наступила в 1.15 утра, последним умер человек по
фамилии Зингер - его смерть наступила в 2 часа дня.
В тот же день 19 марта 1945 года в 2.30, судя по записям, снова
началась вакханалия смерти, продолжавшаяся до 4 часов 30 минут. В течение
двух часов погибло еще 75 человек, и вновь все они умерли от болезни сердца,
снова смерть настигала их в алфавитном порядке. Записи об этом имеются в той
же книге, на страницах 582-586.
Имеется также другая книга с записями о смерти, обнаруженная в лагере
Маутхаузен. Это наш документ ПС-495, США-250. Это книга в одном томе, на
переплете имеются слова "Книга смерти - военнопленные".
Прошу Трибунал обратить особое внимание на страницы 234-246. Здесь
зарегистрированы фамилии 208 военнопленных, по всей вероятности, русских,
которые были казнены одновременно 10 мая 1942 года в пятнадцать минут
первого ночи. В книге указано, что казнь произведена по приказу начальника
полиции безопасности и СД, которым в указанное время являлся Гейдрих.
Только сегодня утром мне передали одну публикацию - это газета,
издаваемая в США, в Нью-Йорке. Это газета на немецком языке и называется
"Дер Ауфбау", данный выпуск датирован 23 ноября 1945 года. Более трех
страниц этой газеты заполнены объявлениями семей, родственников людей,
проживавших ранее в Германии или Европе, с просьбой сообщить, что известно о
судьбе этих людей. В большей части этих объявлений делаются ссылки на тот
или иной концентрационный лагерь. Я не намерен удлинять протоколы данного
процесса, зачитывая список этих людей
{IMT, vol. 6, p. 203-230} <>
----------------------------
Стенограмма заседания
Международного военного трибунала
от 28 января 1946 г
Дюбост: С разрешения Трибунала мы перейдем к той части французского
обвинения, которая является допросом свидетеля, находившегося в продолжение
более трех лет в концентрационных лагерях в Германии.
Председатель (обращаясь к свидетелю): Встаньте, пожалуйста. Скажите
Ваше имя?
Свидетель: Мари Клод Вайян-Кутюрье
Председатель: Повторяйте за мной присягу
(Свидетель повторяет слова присяги)
Дюбост: Вы вдова Вайян-Кутюрье?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы родились в Париже 3 ноября 1912 г.?
Вайян-Кутюрье: Да, я родилась в Париже 3 ноября 1912г.
Дюбост: Вы француженка?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы француженка по происхождению?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: И Ваши родители тоже французы по происхождению?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы депутат Учредительного собрания?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы награждены орденом Почетного легиона?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Орден был вам вручен в "Доме инвалидов" генералом Лежантийомом?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы были арестованы и депортированы?
Вайян-Кутюрье: Я была арестована 9 февраля 1942 г. французской полицией
Петэна, которая шесть недель спустя передала меня в руки германских властей.
Я была привезена 20 марта в тюрьму Сантэ, находившуюся в немецком
квартале. 9 июня 1942 г. я была подвергнута допросу. В конце допроса меня
хотели заставить подписать заявление, которое не соответствовало тому, что я
показала. Я отказалась подписать это заявление потому, что оно не
соответствовало тому, что я говорила. Когда я отказалась подписать, офицер,
который меня допрашивал, начал угрожать мне, и после того как я сказала, что
не боюсь смерти, не боюсь расстрела, он ответил: "В нашем распоряжении есть
средства, куда более ужасные, чем расстрел". Переводчик же добавил: "Вы не
представляете, что вы сказали. Вас отправят в концентрационный лагерь,
оттуда же никогда не возвращаются".
Дюбост: После этого Вас отправили в тюрьму?
Вайян-Кутюрье: Да, я была возвращена в тюрьму Сантэ и помещена в
одиночную камеру. Тем не менее я смогла переговариваться со своими соседями
по камерам через окно и перестукиваться по канализационной трубе...
Каждый раз, когда заключенные возвращались с допроса, через окна были
слышны их стоны, и они говорили, что не в состоянии передвигаться.
В продолжение пяти месяцев, которые я провела в тюрьме Сантэ, оттуда
неоднократно увозили на расстрел заложников.
После этого, 20 августа 1942 г. меня перевели в форт Роменвилль,
который был местом заключения для заложников. Дважды за время своего
пребывания там, 21 августа и 22 сентября, я присутствовала при взятии
заложников. Среди заложников, которые были увезены, находились мужья женщин,
которые были направлены вместе со мной в Освенцим, там погибла большая часть
из них. Эти женщины в большинстве случаев были арестованы лишь за
деятельность их мужей, сами же они ничего не совершали.
Дюбост: Когда Вы были увезены в Освенцим?
Вайян-Кутюрье: В Освенцим меня отправили 23 января 1943 г., а прибыла я
туда 27 января.
Дюбост: Вы были отправлены туда с партией заключенных?
Вайян-Кутюрье: Я входила в партию из 230 француженок. Среди нас
находились Даниэль Казанова, которая погибла в Освенциме, Майя Политцер,
умершая в Освенциме, и Элен Соломон. Среди нас были женщины преклонного
возраста
Дюбост: Каково было их социальное положение?
Вайян-Кутюрье: Деятели науки, преподавательницы, люди самые различные
по своему социальному положению. Майя Политцер была врачом, она - жена Жоржа
Политцера. Элен Соломон была женой физика Соломона, это дочь профессора
Ланжевина. Даниэль Казанова была по специальности хирургом-дантистом. Это
она возглавила движение Сопротивления среди женщин, находившихся в
заключении.
Дюбост: Сколько из двухсот тридцати человек возвратилось?
Вайян-Кутюрье: 49. Среди заключенных, входивших в эту партию, были
пожилые женщины; я вспоминаю одну из них, 67 лет, арестованную за то, что
она хранила на кухне охотничье ружье в память о муже; она не сообщила о
ружье, так как его у нее отобрали бы. Спустя две недели после прибытия в
Освенцим она умерла.
Среди нас были калеки. Например, у одной певицы по профессии не было
ноги. В Освенциме ее отделили от других женщин и отравили газом. Среди нас
были две женщины, которых впоследствии оправдал германский военный трибунал.
Их звали Мари Алонзо и Мари-Терез Флери. Они умерли в Освенциме.
Переезд происходил в исключительно тяжелых условиях. В каждом вагоне
находились по 60 человек. В пути нам не давали ни еды, ни питья.
Солдаты-лотарингцы, которые были мобилизованы в германскую армию и охраняли
нас, говорили: "Если бы вы знали, куда вас везут, вы бы не торопились
приехать туда".
Мы прибыли в Освенцим рано утром. Наши вагоны были распломбированы, и
нас выгоняли наружу ударами прикладов, для того чтобы направить в лагерь
Биркенау, который входил в систему лагеря Освенцима. Лагерь Биркенау
находился на большой равнине; в январе там свирепствовал мороз. Мы совершили
этот переход в лагерь, неся свой багаж. После того как мы миновали ворота
лагеря, мы остро почувствовали, что мало надежды выйти отсюда живыми. Мы это
поняли, так как на пути нам встретилась колонна живых скелетов, колонна
людей, направляющихся на работу. Мы ощутили это столь остро, что, пройдя
ворота, запели "Марсельезу", чтобы придать себе мужество.
Нас направили в большой барак, затем - дезинфекционную камеру. Там нам
обрили головы и вытатуировали на левой руке порядковый номер. Затем нас
перевели в большое помещение, где держали под паром, после чего окатили
ледяной водой. Все это происходило в присутствии эсэсовцев - мужчин и
женщин, хотя мы, женщины, были раздеты. После этого нам выдали разорванную,
грязную одежду: платья из хлопчатобумажной ткани и такие же кофты. Поскольку
это заняло много времени, мы успели увидеть лагерь для мужчин через окно
помещения, в котором мы находились. Под вечер мы увидели, что снаружи
расположился оркестр. В это время шел снег, и мы спрашивали себя, почему
оркестр играет. В это время появились "командо" - партии заключенных,
которые возвращались с работы. Следом за каждой рабочей партией шли люди,
несшие трупы. Так как люди и без того еле передвигались, их поднимали ударом
сапога или приклада каждый раз, когда они падали от изнеможения.
Затем нас перевели в помещение, где мы должны были жить. Там не было
кроватей. Нары были размером 2x2 метра, и мы без подстилок спали по девяти
человек на каждых нарах; первую ночь мы провели без одеял. В таком помещении
мы оставались в течение многих месяцев. Всю ночь нельзя было спать, так как
каждый раз, когда один из девяти человек на нарах начинал двигаться, он
беспокоил остальных, и так было постоянно, потому что все были больны и один
человек беспокоил всех других, спавших на тех же нарах.
В половине четвертого раздавался грубый окрик охраны, которая нас
будила и поднимала с жалкого ложа ударами дубинок на перекличку. Ничто на
свете не могло освободить от переклички, даже умиравшие должны были ползком
выходить на нее. По пять человек в ряду мы должны были оставаться на
перекличке до того, как светало, то есть до 7 или 8 часов утра, а когда
стоял туман, то мы оставались там до полудня. После этого команды приходили
в движение и направлялись на работу.
Дюбост: Простите, Вы могли бы описать, как производилась перекличка?
Вайян-Кутюрье: Для переклички нас ставили по пять человек в ряд, и так
мы стояли до тех пор, пока совершенно не рассветало и надсмотрщицы, то есть
наша военная немецкая охрана, начинали нас считать. У них были дубинки, и
направо и налево щедро наносились удары.
В числе наших подруг находилась Жермен Рено - преподавательница из
Азей-ле-Ридо во Франции. На моих глазах ей во время переклички проломили
череп ударом дубинки.
Работа в лагере Освенцим состояла в разборке разрушенных зданий,
строительстве дорог и прежде всего в осушении болот. Осушение болот было
наиболее тяжелой работой, потому что в течение всего дня приходилось
работать стоя в воде и под постоянной угрозой того, что увязнешь в болоте.
Постоянно приходилось вытаскивать товарищей, которые иногда по пояс
погружались в болото. Во время работы нас охраняли эсэсовцы, мужчины и
женщины, которые наносили удары дубинкой и натравливали на нас собак. У
многих моих товарищей на ногах были следы от укусов собак. Мне пришлось
видеть, как одна женщина была разорвана собаками. Она умерла на моих глазах,
в то время как эсэсовец Таубер продолжал натравливать на нее свою собаку и
глумился при виде этого зрелища.
Причины смертности были весьма различны. Прежде всего она была вызвана
полным отсутствием элементарных гигиенических условий. Когда мы приехали в
Освенцим, на 12 тысяч заключенных был лишь один кран с водой, непригодной
для питья, и эта вода не всегда бывала. Так как этот кран находился в
немецкой умывальне, немцы разрешали подходить к нему лишь мимо охраны из
немецких заключенных-уголовников, которые при этом нас жестоко избивали.
Таким образом, было почти невозможно вымыться или выстирать свое белье. В
течение более трех месяцев мы не меняли белья. Когда шел снег, мы
растапливали его для того, чтобы умыться. Позже, весной, идя на работу, мы
поочередно мыли руки в лужах, которые образовывались по обочинам дороги от
растаявшего снега. Мы умирали от жажды, потому что только два раза в день
нам выдавали четверть литра похлебки.
Дюбост: Уточните, пожалуйста, в чем состояла перекличка в начале
февраля?
Вайян-Кутюрье: 5 февраля было то, что называли общей перекличкой.
Дюбост: 5 февраля какого года?
Вайян-Кутюрье: В 1943 году. В половине четвертого весь лагерь...
Дюбост: В половине четвертого утра?
Вайян-Кутюрье: В половине четвертого утра. Весь лагерь был разбужен и
выведен на перекличку на равнину, тогда как обычно перекличка производилась
в половине четвертого внутри лагеря. Мы оставались на этой равнине перед
лагерем до пяти вечера, не получая пищи, стоя на снегу. После того как была
отдана команда, мы должны были пройти через дверь, поочередно один за
другим, и каждому заключенному наносили удар в спину дубинкой для того,
чтобы заставить его бежать. Те, которые не могли бежать, потому что были
слишком стары или больны, были схвачены и помещены в 25-й блок, в котором
ожидали отравления газом. Десять француженок из нашей партии, прибывших в
лагерь, были схвачены и помещены в тот же день в 25-й блок. После этого все
заключенные были приведены обратно в лагерь, была сформирована колонна
заключенных, в которую входила и я. Эта колонна направилась на равнину,
которая напоминала поле сражения, так как ее покрывали горы трупов. Мы
перенесли во двор 25-го блока как мертвых, так и умирающих, которые
находились там в обстановке большой скученности.
Блок 25, если можно так выразиться, был преддверием к смерти, он был
мне хорошо известен, так как мы к тому времени были переведены в блок 26 и
наши окна выходили во двор 25-го блока. Во дворе можно было видеть горы
трупов, и время от времени голова или рука одного из сваленных в кучу тел
приходила в движение: это была умирающая, которая стремилась выбраться из
горы трупов, чтобы спастись.
Смертность в этом блоке была еще более высокой, чем в других, так как
обреченным на смерть давали пить и есть лишь в тех случаях, когда оставались
остатки пищи в кухонных котлах, то есть часто в течение многих дней они
оставались без капли воды.
Однажды одна их моих подруг - Аннет Эпо, красивая, молодая женщина 30
лет, проходила мимо блока. Ей стало жаль этих женщин, которые кричали с утра
до вечера на всех языках: "Пить, пить, пить, воды". Она возвратилась в наш
блок, чтобы принести им немного похлебки, но в тот момент, когда она
протягивала ее через решетку окна, надсмотрщица заметила это и, схватив
Аннет Эпо за ворот, швырнула ее в 25-й блок.
Никогда в жизни я не забуду Аннет Эпо. Два дня спустя я видела ее в
грузовике, который отправлялся к месту, где находилась газовая камера. Она
поддерживала старуху-француженку Лин Поршэ и, когда грузовик тронулся,
закричала нам: "Если вы возвратитесь во Францию, не забудьте о моем
маленьком мальчике". Потом они начали петь "Марсельезу".
Можно было видеть, как по двору 25-го блока бегали громадные крысы,
которые объедали трупы и даже набрасывались на умиравших, у которых не было
сил с ними справиться.
Другой причиной смертности или эпидемий было то, что нам давали есть в
больших красных котелках, которые каждый раз прополаскивали только холодной
водой. Так как все женщины были больны и не могли выйти ночью к месту,
которое не поддается описанию, - к канаве, где они могли отправить свои
естественные потребности, - они использовали эти котелки не по назначению.
На следующий день котелки собирали, выливали их содержимое в помойную яму, и
днем их пускала в употребление следующая группа людей.
Другая причина смертности - положение с обувью. Кожаная обувь приходила
в полную негодность через одну, две недели, так как ее носили здесь по грязи
и снегу. В связи с этим ноги отмораживали, на них образовывались раны. Из
страха, что обувь украдут, приходилось спать в грязных башмаках. Почти
каждую ночь, в тот момент, когда нужно было выходить на перекличку,
раздавался жалобный крик: "У меня украли туфли". Тогда приходилось ждать,
пока все выйдут из помещения, чтобы найти что-нибудь под нарами. Иногда это
были два ботинка на одну ногу или же башмак и сабо. Это могло позволить
выйти на перекличку, но для работы это была дополнительная пытка, так как от
этой обуви на ногах образовывались раны, которые быстро растравлялись из-за
отсутствия ухода. Многие из моих подруг, у которых были раны на ногах,
ложились в лазарет и более оттуда не возвращались.
Дюбост: Что делали с заключенными, которые выходили на перекличку без
обуви?
Вайян-Кутюрье: Евреек, выходивших на перекличку без обуви, немедленно
отправляли в 25-й блок.
Дюбост: Следовательно, их уничтожали с помощью газа?
Вайян-Кутюрье: Их уничтожали с помощью газа за что бы то ни было.
Вообще их положение было совершенно ужасно. Нас собирали по 800 человек в
блоке, и скученность была такой, что мы с трудом могли двигаться по
помещению. Их же было в блоке такого же размера 1500 человек, то есть
значительная часть из них не могла ни спать, ни даже улечься на ночь.
Дюбост: Не могли бы Вы дать показания относительно лазарета?
Вайян-Кутюрье: Чтобы попасть в лазарет, нужно было сперва просить об
этом, каково бы ни было состояние...
Дюбост: Могли бы Вы уточнить, что за лазарет был в лагере?
Вайян-Кутюрье: Лазаретом был блок, в который помещали больных. В
действительности это место не может быть названо лечебным заведением потому,
что оно не соответствует тому, что принято подразумевать под этим словом.
Чтобы туда попасть, надо было получить разрешение начальника блока, а это
было чрезвычайно трудно. Наконец, надо было выстоять в очереди перед
свидетельствует о том, что они не были результатом единичных эксцессов со
стороны отдельных представителей лагерной администрации, а являлись
следствием политики, преднамеренно определявшейся свыше. Преступления,
совершавшиеся в этих лагерях, носили столь массовый характер, что конкретные
зверства теряют свое значение.
Мы приняли меры к тому, чтобы нам были переданы два вещественных
доказательства, и готовы показать их Трибуналу лишь по той причине, что эти
вещественные доказательства иллюстрируют, до какой глубины падения доходило
руководство этих лагерей - во всяком случае, таково было положение дел
незадолго до того, как лагеря были освобождены союзными армиями. Члены
Трибунала припомнят, что в ходе демонстрации кинофильмов имелись кадры, где
в одном из лагерей были показаны куски человеческой кожи, срезанной с
человеческих тел в концентрационном лагере Бухенвальд - эта кожа
выделывалась для использования в качестве украшения. Несчастные жертвы
отбирались для уничтожения только по той причине, что у них на коже имелась
татуировка. Данное вещественное доказательство, находящееся здесь перед
нами, имеет номер США-252. К вещественному доказательству прилагается
выдержка из отчета официального представителя армии США, в отчете
описываются обстоятельства, при которых было получено данное вещественное
доказательство. Эта выдержка представляет собой документ ПС-3420, который я
выборочно процитирую. Документ озаглавлен:
"Мобильное полевое подразделение номер 2 по допросу военнопленных.
Бюллетень разведывательных данных о военнопленных; 13. Концентрационный
лагерь Бухенвальд.
Преамбула. Показания даны Андреасом Пфаффенбергером, возраст 43 года,
малограмотен. По профессии мясник. Так как подробности его рассказа в
основном совпадают с данными Бюллетеня разведывательных данных о
военнопленных /Н/ LF/36, верность его показаний находит подтверждение.
Данный военнопленный не допрашивался по поводу заявлений, которые, в свете
ставших известными фактов, следует в определенных деталях считать
ошибочными, не предпринималась также попытка изменить субъективный характер
рассказа военнопленного, который он записал, не будучи осведомлен о том, что
разведке уже известно. Протоколы допросов лиц из Бухенвальда уже
опубликованы (Бюллетень разведывательных данных о военнопленных номер 2/12,
пункт 31).
В 1939 году всем заключенным, у которых на теле имелась татуировка,
приказали явиться в амбулаторный пункт".
Председатель: Это слова Пфаффенбергера?
Додд: Да, сэр.
"Никто не знал, зачем им приказали туда явиться. Но после того, как
татуированные заключенные прошли осмотр, тех из них, у кого была наиболее
интересная и художественно выполненная татуировка, оставили в амбулаторном
пункте, где их затем убили посредством инъекций, которые производил Карл
Бейгс, заключенный-уголовник. Вслед за тем трупы были переданы в
патолого-анатомическое отделение, где с трупов срезали понравившиеся куски
кожи с татуировкой, подвергавшиеся затем обработке. Готовые "изделия"
передавались жене штандартенфюрера СС Коха, которая приказывала изготовлять
из них абажуры для ламп и другие украшения для домашнего обихода. Я сам
видел такую татуированную кожу с различными рисунками и надписями, например,
надпись "Ганзель и Гретель", которая у одного из заключенных была
вытатуирована на колене, или изображения кораблей, которые были
вытатуированы на груди заключенных. Эта работа выполнялась заключенным по
фамилии Вернербах".
Я ссылаюсь также на документ ПС-3421, США-253.
"Я, Джордж С. Демас, лейтенант резерва венно-морских сил США, сотрудник
аппарата Главного обвинителя США в процессе против главных военных
преступников стран оси, настоящим свидетельствую, что прилагаемое
вещественное доказательство, представляющее собой пергамент, было передано
мне секцией военных преступлений военно-юридической службы 3-й армии США,
как вышеозначенному официальному лицу, с соблюдением соответствующих правил,
в качестве вещественного доказательства, обнаруженного в лагере Бухенвальд и
изъятого вооруженными силами под командованием верховного командующего
союзных экспедиционных сил".
В последнем абзаце документа ПС-3423, США-252, излагается вывод,
сформулированный в докладе армии США, цитирую:
"Основываясь на заключениях, сформулированных в абзаце 2, все три
предмета представляют собой татуированную человеческую кожу".
Данный документ также является приложением к вещественному
доказательству, представленному здесь на стенде. Мы не имеем намерения
подробно останавливаться на этой патологической фазе нацистской культуры.
Полагаем однако, что обязаны предъявить еще одно дополнительное вещественное
доказательство, которое представляем под номером США-254. Это вещественное
доказательство, находящееся здесь на столе, представляет собой человеческую
голову с удаленными черепными костями, уменьшившуюся в размере, набитую как
чучело и обработанную для сохранности. Нацисты обезглавили одну из своих
многочисленных жертв после того, как несчастный был повешен по всей
вероятности за то, что вступил в близкие отношения с немкой, и вот из его
головы было изготовлено это ужасное "украшение".
В последнем абзаце официального доклада армии США, который я только что
цитировал, говорится об обстоятельствах, при которых было получено это
вещественное доказательство. Текст таков:
"Там я видел также уменьшившиеся в размерах головы двух молодых
поляков, которых повесили за связь с девушками-немками. Головы были
величиной с кулак, на них сохранились волосы и следы от веревки на шее".
Еще одно свидетельство лейтенанта Демаса изложено в документе ПС-3422,
США-254. Это свидетельство сходно с тем, которое я зачитал несколько минут
тому назад и которое касалось человеческой кожи, с той лишь разницей, что
данное свидетельство относится ко второму вещественному доказательству. Мы
не располагаем точными расчетными данными о количестве людей, погибших в
концентрационных лагерях, и, по всей вероятности, такие данные вообще не
удастся получить. Однако, как это вытекает из доказательств, уже
представленных Трибуналу, нацистские заговорщики, как правило, тщательно
регистрировали и хранили информацию. Правда, та регистрация, которая велась
в отношении концентрационных лагерей, отнюдь не была полной. По-видимому,
такой неполный характер регистрации явился результатом безразличия, с
которым нацисты относились к жизни своих жертв. Порой, однако, мы
обнаруживаем книгу свидетельств о смерти или картотеку-указатель. Все же
следует иметь в виду, что чаще всего смерть жертв никак не регистрировалась.
Ознакомление с комплектом книг с записями о смерти сразу дает представление
о масштабах операций, проводившихся в концентрационных лагерях. Мы
представляем в качестве доказательства документ ПС-493, США-251. Это
подборка из семи книг, книг записей о смертях в концентрационном лагере
Маутхаузен. На переплете каждой из книг имеется надпись "Тотенбух" (книга
смерти) - Маутхаузен.
В этих книгах регистрировались фамилии некоторых из заключенных,
которые умерли или были убиты в этом лагере. Записи в книгах охватывают
период с января 1939 года по апрель 1945 г. Приводится фамилия, место
рождения, указывается причина смерти и время наступления смерти в отношении
каждого регистрируемого лица. Помимо этого, каждому умершему присваивался
серийный номер. Сложив все серийные номера за пятилетний период, получаем
общую цифру 35 318 погибших.
Исследование этих книг весьма много говорит о том, как повседневно
умирали люди в лагере. Хочу привлечь внимание Трибунала к страницам 568 -
582 книги "У", фотокопии которых переданы Трибуналу. На этих страницах
сделаны записи о случаях смерти, происшедших 19 марта 1945 года в период
между 1 часом 15 минутами утра до 2 часов пополудни. В течение этих 12 часов
45 минут, согласно записям, зафиксирована смерть 203 человек. Им были
присвоены номера с 8390 по 8593. Перечислены фамилии погибших. Достаточно
знаменательно, что для всех погибших зарегистрирована одна и та же причина
смерти - сердечная болезнь. Они умирали один за другим, через короткие
интервалы. Они умирали в алфавитном порядке. Первым умер человек по фамилии
Аккерман - его смерть наступила в 1.15 утра, последним умер человек по
фамилии Зингер - его смерть наступила в 2 часа дня.
В тот же день 19 марта 1945 года в 2.30, судя по записям, снова
началась вакханалия смерти, продолжавшаяся до 4 часов 30 минут. В течение
двух часов погибло еще 75 человек, и вновь все они умерли от болезни сердца,
снова смерть настигала их в алфавитном порядке. Записи об этом имеются в той
же книге, на страницах 582-586.
Имеется также другая книга с записями о смерти, обнаруженная в лагере
Маутхаузен. Это наш документ ПС-495, США-250. Это книга в одном томе, на
переплете имеются слова "Книга смерти - военнопленные".
Прошу Трибунал обратить особое внимание на страницы 234-246. Здесь
зарегистрированы фамилии 208 военнопленных, по всей вероятности, русских,
которые были казнены одновременно 10 мая 1942 года в пятнадцать минут
первого ночи. В книге указано, что казнь произведена по приказу начальника
полиции безопасности и СД, которым в указанное время являлся Гейдрих.
Только сегодня утром мне передали одну публикацию - это газета,
издаваемая в США, в Нью-Йорке. Это газета на немецком языке и называется
"Дер Ауфбау", данный выпуск датирован 23 ноября 1945 года. Более трех
страниц этой газеты заполнены объявлениями семей, родственников людей,
проживавших ранее в Германии или Европе, с просьбой сообщить, что известно о
судьбе этих людей. В большей части этих объявлений делаются ссылки на тот
или иной концентрационный лагерь. Я не намерен удлинять протоколы данного
процесса, зачитывая список этих людей
{IMT, vol. 6, p. 203-230} <>
----------------------------
Стенограмма заседания
Международного военного трибунала
от 28 января 1946 г
Дюбост: С разрешения Трибунала мы перейдем к той части французского
обвинения, которая является допросом свидетеля, находившегося в продолжение
более трех лет в концентрационных лагерях в Германии.
Председатель (обращаясь к свидетелю): Встаньте, пожалуйста. Скажите
Ваше имя?
Свидетель: Мари Клод Вайян-Кутюрье
Председатель: Повторяйте за мной присягу
(Свидетель повторяет слова присяги)
Дюбост: Вы вдова Вайян-Кутюрье?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы родились в Париже 3 ноября 1912 г.?
Вайян-Кутюрье: Да, я родилась в Париже 3 ноября 1912г.
Дюбост: Вы француженка?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы француженка по происхождению?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: И Ваши родители тоже французы по происхождению?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы депутат Учредительного собрания?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы награждены орденом Почетного легиона?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Орден был вам вручен в "Доме инвалидов" генералом Лежантийомом?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы были арестованы и депортированы?
Вайян-Кутюрье: Я была арестована 9 февраля 1942 г. французской полицией
Петэна, которая шесть недель спустя передала меня в руки германских властей.
Я была привезена 20 марта в тюрьму Сантэ, находившуюся в немецком
квартале. 9 июня 1942 г. я была подвергнута допросу. В конце допроса меня
хотели заставить подписать заявление, которое не соответствовало тому, что я
показала. Я отказалась подписать это заявление потому, что оно не
соответствовало тому, что я говорила. Когда я отказалась подписать, офицер,
который меня допрашивал, начал угрожать мне, и после того как я сказала, что
не боюсь смерти, не боюсь расстрела, он ответил: "В нашем распоряжении есть
средства, куда более ужасные, чем расстрел". Переводчик же добавил: "Вы не
представляете, что вы сказали. Вас отправят в концентрационный лагерь,
оттуда же никогда не возвращаются".
Дюбост: После этого Вас отправили в тюрьму?
Вайян-Кутюрье: Да, я была возвращена в тюрьму Сантэ и помещена в
одиночную камеру. Тем не менее я смогла переговариваться со своими соседями
по камерам через окно и перестукиваться по канализационной трубе...
Каждый раз, когда заключенные возвращались с допроса, через окна были
слышны их стоны, и они говорили, что не в состоянии передвигаться.
В продолжение пяти месяцев, которые я провела в тюрьме Сантэ, оттуда
неоднократно увозили на расстрел заложников.
После этого, 20 августа 1942 г. меня перевели в форт Роменвилль,
который был местом заключения для заложников. Дважды за время своего
пребывания там, 21 августа и 22 сентября, я присутствовала при взятии
заложников. Среди заложников, которые были увезены, находились мужья женщин,
которые были направлены вместе со мной в Освенцим, там погибла большая часть
из них. Эти женщины в большинстве случаев были арестованы лишь за
деятельность их мужей, сами же они ничего не совершали.
Дюбост: Когда Вы были увезены в Освенцим?
Вайян-Кутюрье: В Освенцим меня отправили 23 января 1943 г., а прибыла я
туда 27 января.
Дюбост: Вы были отправлены туда с партией заключенных?
Вайян-Кутюрье: Я входила в партию из 230 француженок. Среди нас
находились Даниэль Казанова, которая погибла в Освенциме, Майя Политцер,
умершая в Освенциме, и Элен Соломон. Среди нас были женщины преклонного
возраста
Дюбост: Каково было их социальное положение?
Вайян-Кутюрье: Деятели науки, преподавательницы, люди самые различные
по своему социальному положению. Майя Политцер была врачом, она - жена Жоржа
Политцера. Элен Соломон была женой физика Соломона, это дочь профессора
Ланжевина. Даниэль Казанова была по специальности хирургом-дантистом. Это
она возглавила движение Сопротивления среди женщин, находившихся в
заключении.
Дюбост: Сколько из двухсот тридцати человек возвратилось?
Вайян-Кутюрье: 49. Среди заключенных, входивших в эту партию, были
пожилые женщины; я вспоминаю одну из них, 67 лет, арестованную за то, что
она хранила на кухне охотничье ружье в память о муже; она не сообщила о
ружье, так как его у нее отобрали бы. Спустя две недели после прибытия в
Освенцим она умерла.
Среди нас были калеки. Например, у одной певицы по профессии не было
ноги. В Освенциме ее отделили от других женщин и отравили газом. Среди нас
были две женщины, которых впоследствии оправдал германский военный трибунал.
Их звали Мари Алонзо и Мари-Терез Флери. Они умерли в Освенциме.
Переезд происходил в исключительно тяжелых условиях. В каждом вагоне
находились по 60 человек. В пути нам не давали ни еды, ни питья.
Солдаты-лотарингцы, которые были мобилизованы в германскую армию и охраняли
нас, говорили: "Если бы вы знали, куда вас везут, вы бы не торопились
приехать туда".
Мы прибыли в Освенцим рано утром. Наши вагоны были распломбированы, и
нас выгоняли наружу ударами прикладов, для того чтобы направить в лагерь
Биркенау, который входил в систему лагеря Освенцима. Лагерь Биркенау
находился на большой равнине; в январе там свирепствовал мороз. Мы совершили
этот переход в лагерь, неся свой багаж. После того как мы миновали ворота
лагеря, мы остро почувствовали, что мало надежды выйти отсюда живыми. Мы это
поняли, так как на пути нам встретилась колонна живых скелетов, колонна
людей, направляющихся на работу. Мы ощутили это столь остро, что, пройдя
ворота, запели "Марсельезу", чтобы придать себе мужество.
Нас направили в большой барак, затем - дезинфекционную камеру. Там нам
обрили головы и вытатуировали на левой руке порядковый номер. Затем нас
перевели в большое помещение, где держали под паром, после чего окатили
ледяной водой. Все это происходило в присутствии эсэсовцев - мужчин и
женщин, хотя мы, женщины, были раздеты. После этого нам выдали разорванную,
грязную одежду: платья из хлопчатобумажной ткани и такие же кофты. Поскольку
это заняло много времени, мы успели увидеть лагерь для мужчин через окно
помещения, в котором мы находились. Под вечер мы увидели, что снаружи
расположился оркестр. В это время шел снег, и мы спрашивали себя, почему
оркестр играет. В это время появились "командо" - партии заключенных,
которые возвращались с работы. Следом за каждой рабочей партией шли люди,
несшие трупы. Так как люди и без того еле передвигались, их поднимали ударом
сапога или приклада каждый раз, когда они падали от изнеможения.
Затем нас перевели в помещение, где мы должны были жить. Там не было
кроватей. Нары были размером 2x2 метра, и мы без подстилок спали по девяти
человек на каждых нарах; первую ночь мы провели без одеял. В таком помещении
мы оставались в течение многих месяцев. Всю ночь нельзя было спать, так как
каждый раз, когда один из девяти человек на нарах начинал двигаться, он
беспокоил остальных, и так было постоянно, потому что все были больны и один
человек беспокоил всех других, спавших на тех же нарах.
В половине четвертого раздавался грубый окрик охраны, которая нас
будила и поднимала с жалкого ложа ударами дубинок на перекличку. Ничто на
свете не могло освободить от переклички, даже умиравшие должны были ползком
выходить на нее. По пять человек в ряду мы должны были оставаться на
перекличке до того, как светало, то есть до 7 или 8 часов утра, а когда
стоял туман, то мы оставались там до полудня. После этого команды приходили
в движение и направлялись на работу.
Дюбост: Простите, Вы могли бы описать, как производилась перекличка?
Вайян-Кутюрье: Для переклички нас ставили по пять человек в ряд, и так
мы стояли до тех пор, пока совершенно не рассветало и надсмотрщицы, то есть
наша военная немецкая охрана, начинали нас считать. У них были дубинки, и
направо и налево щедро наносились удары.
В числе наших подруг находилась Жермен Рено - преподавательница из
Азей-ле-Ридо во Франции. На моих глазах ей во время переклички проломили
череп ударом дубинки.
Работа в лагере Освенцим состояла в разборке разрушенных зданий,
строительстве дорог и прежде всего в осушении болот. Осушение болот было
наиболее тяжелой работой, потому что в течение всего дня приходилось
работать стоя в воде и под постоянной угрозой того, что увязнешь в болоте.
Постоянно приходилось вытаскивать товарищей, которые иногда по пояс
погружались в болото. Во время работы нас охраняли эсэсовцы, мужчины и
женщины, которые наносили удары дубинкой и натравливали на нас собак. У
многих моих товарищей на ногах были следы от укусов собак. Мне пришлось
видеть, как одна женщина была разорвана собаками. Она умерла на моих глазах,
в то время как эсэсовец Таубер продолжал натравливать на нее свою собаку и
глумился при виде этого зрелища.
Причины смертности были весьма различны. Прежде всего она была вызвана
полным отсутствием элементарных гигиенических условий. Когда мы приехали в
Освенцим, на 12 тысяч заключенных был лишь один кран с водой, непригодной
для питья, и эта вода не всегда бывала. Так как этот кран находился в
немецкой умывальне, немцы разрешали подходить к нему лишь мимо охраны из
немецких заключенных-уголовников, которые при этом нас жестоко избивали.
Таким образом, было почти невозможно вымыться или выстирать свое белье. В
течение более трех месяцев мы не меняли белья. Когда шел снег, мы
растапливали его для того, чтобы умыться. Позже, весной, идя на работу, мы
поочередно мыли руки в лужах, которые образовывались по обочинам дороги от
растаявшего снега. Мы умирали от жажды, потому что только два раза в день
нам выдавали четверть литра похлебки.
Дюбост: Уточните, пожалуйста, в чем состояла перекличка в начале
февраля?
Вайян-Кутюрье: 5 февраля было то, что называли общей перекличкой.
Дюбост: 5 февраля какого года?
Вайян-Кутюрье: В 1943 году. В половине четвертого весь лагерь...
Дюбост: В половине четвертого утра?
Вайян-Кутюрье: В половине четвертого утра. Весь лагерь был разбужен и
выведен на перекличку на равнину, тогда как обычно перекличка производилась
в половине четвертого внутри лагеря. Мы оставались на этой равнине перед
лагерем до пяти вечера, не получая пищи, стоя на снегу. После того как была
отдана команда, мы должны были пройти через дверь, поочередно один за
другим, и каждому заключенному наносили удар в спину дубинкой для того,
чтобы заставить его бежать. Те, которые не могли бежать, потому что были
слишком стары или больны, были схвачены и помещены в 25-й блок, в котором
ожидали отравления газом. Десять француженок из нашей партии, прибывших в
лагерь, были схвачены и помещены в тот же день в 25-й блок. После этого все
заключенные были приведены обратно в лагерь, была сформирована колонна
заключенных, в которую входила и я. Эта колонна направилась на равнину,
которая напоминала поле сражения, так как ее покрывали горы трупов. Мы
перенесли во двор 25-го блока как мертвых, так и умирающих, которые
находились там в обстановке большой скученности.
Блок 25, если можно так выразиться, был преддверием к смерти, он был
мне хорошо известен, так как мы к тому времени были переведены в блок 26 и
наши окна выходили во двор 25-го блока. Во дворе можно было видеть горы
трупов, и время от времени голова или рука одного из сваленных в кучу тел
приходила в движение: это была умирающая, которая стремилась выбраться из
горы трупов, чтобы спастись.
Смертность в этом блоке была еще более высокой, чем в других, так как
обреченным на смерть давали пить и есть лишь в тех случаях, когда оставались
остатки пищи в кухонных котлах, то есть часто в течение многих дней они
оставались без капли воды.
Однажды одна их моих подруг - Аннет Эпо, красивая, молодая женщина 30
лет, проходила мимо блока. Ей стало жаль этих женщин, которые кричали с утра
до вечера на всех языках: "Пить, пить, пить, воды". Она возвратилась в наш
блок, чтобы принести им немного похлебки, но в тот момент, когда она
протягивала ее через решетку окна, надсмотрщица заметила это и, схватив
Аннет Эпо за ворот, швырнула ее в 25-й блок.
Никогда в жизни я не забуду Аннет Эпо. Два дня спустя я видела ее в
грузовике, который отправлялся к месту, где находилась газовая камера. Она
поддерживала старуху-француженку Лин Поршэ и, когда грузовик тронулся,
закричала нам: "Если вы возвратитесь во Францию, не забудьте о моем
маленьком мальчике". Потом они начали петь "Марсельезу".
Можно было видеть, как по двору 25-го блока бегали громадные крысы,
которые объедали трупы и даже набрасывались на умиравших, у которых не было
сил с ними справиться.
Другой причиной смертности или эпидемий было то, что нам давали есть в
больших красных котелках, которые каждый раз прополаскивали только холодной
водой. Так как все женщины были больны и не могли выйти ночью к месту,
которое не поддается описанию, - к канаве, где они могли отправить свои
естественные потребности, - они использовали эти котелки не по назначению.
На следующий день котелки собирали, выливали их содержимое в помойную яму, и
днем их пускала в употребление следующая группа людей.
Другая причина смертности - положение с обувью. Кожаная обувь приходила
в полную негодность через одну, две недели, так как ее носили здесь по грязи
и снегу. В связи с этим ноги отмораживали, на них образовывались раны. Из
страха, что обувь украдут, приходилось спать в грязных башмаках. Почти
каждую ночь, в тот момент, когда нужно было выходить на перекличку,
раздавался жалобный крик: "У меня украли туфли". Тогда приходилось ждать,
пока все выйдут из помещения, чтобы найти что-нибудь под нарами. Иногда это
были два ботинка на одну ногу или же башмак и сабо. Это могло позволить
выйти на перекличку, но для работы это была дополнительная пытка, так как от
этой обуви на ногах образовывались раны, которые быстро растравлялись из-за
отсутствия ухода. Многие из моих подруг, у которых были раны на ногах,
ложились в лазарет и более оттуда не возвращались.
Дюбост: Что делали с заключенными, которые выходили на перекличку без
обуви?
Вайян-Кутюрье: Евреек, выходивших на перекличку без обуви, немедленно
отправляли в 25-й блок.
Дюбост: Следовательно, их уничтожали с помощью газа?
Вайян-Кутюрье: Их уничтожали с помощью газа за что бы то ни было.
Вообще их положение было совершенно ужасно. Нас собирали по 800 человек в
блоке, и скученность была такой, что мы с трудом могли двигаться по
помещению. Их же было в блоке такого же размера 1500 человек, то есть
значительная часть из них не могла ни спать, ни даже улечься на ночь.
Дюбост: Не могли бы Вы дать показания относительно лазарета?
Вайян-Кутюрье: Чтобы попасть в лазарет, нужно было сперва просить об
этом, каково бы ни было состояние...
Дюбост: Могли бы Вы уточнить, что за лазарет был в лагере?
Вайян-Кутюрье: Лазаретом был блок, в который помещали больных. В
действительности это место не может быть названо лечебным заведением потому,
что оно не соответствует тому, что принято подразумевать под этим словом.
Чтобы туда попасть, надо было получить разрешение начальника блока, а это
было чрезвычайно трудно. Наконец, надо было выстоять в очереди перед