Страница:
документов их, наверное, сфотографировал. На грудь им вешалась бляха с
номером. Номера начинались с 3000 с чем-то. Был один номер, который
напоминал номер 11 (две синие черточки). Итак, номера начинались с 3000 и
кончались приблизительно около 7000. Фотографом в это время был
унтершарфюрер СС Герман Шинлауер. Он был родом из района севернее Берлина,
не помню названия местности. Ему было приказано проявить фотопленку и
сделать все остальное самому. Но, как все эсэсовцы из внутренних отделов
лагеря, этот человек ничего не умел делать. Таким людям всегда нужны были
заключенные, чтобы последние выполняли их работу. Поэтому я ему был нужен
для проявления фотопленки. Я увеличивал фотографии до формата 5 х 7. Их
передавали оберштурмфюреру Шульцу из Кельна, руководителю политотдела. Он
сказал мне, чтобы я никому ни о чем не говорил о том, что мы проявляли фото
сами, иначе с нами бы немедленно расправились. Но, не боясь последствий, я
обо всем рассказал товарищам для того, чтобы, если одному из нас удалось
выйти из лагеря, он бы рассказал об этом всем... Поэтому я знаю подробно,
что происходило в этом бараке. Это был как бы внутренний лагерь. Размеры
этого барака были, как размеры других - 7 метров в ширину и 50 - в длину. В
нем находилось 1800 человек, которые получали менее одной четвертой того
рациона пищи, который получали мы. У них не было ни ложек, ни тарелок. Из
котлов им выбрасывали испорченную пищу прямо на снег и выжидали, когда она
начинала леденеть. Тогда русским приказывали бросаться на пищу. Русские были
так голодны, что дрались, чтобы поесть, а эсэсовцы этим пользовались как
предлогом, чтобы избивать их резиновыми палками.
Председатель: Вы хотите сказать, что русских помещали в барак номер 20?
Буа: Русские не попадали непосредственно в лагерь. Тех, которых
немедленно не отправляли в газовую камеру, прямо отправляли в барак номер
20. Даже блокфюрер не мог туда входить. Несколько раз в неделю прибывали
транспорты по 50 - 60 чел. Из барака все время доносились крики.
В январе 1945 года, когда русские узнали, что Советская армия
приближается к Югославии, они испробовали последнюю возможность: они взяли
огнетушители, перебили солдат охранного поста, захватили ручные пулеметы и
все, что они могли использовать в качестве оружия. Из 700 человек только 62
смогли убежать в Югославию. В тот день Франц Цирайс, комендант лагеря, дал
по радио приказ всем гражданам, чтобы они помогли "ликвидировать русских
преступников", убежавших из концлагеря. Он объявил, что тот, кто докажет,
что он убил кого-нибудь из этих людей, получит крупную сумму в марках.
Поэтому все сочувствующие нацистам в Маутхаузене занялись этой поимкой и им
удалось убить более 600 убежавших, что было, между прочим, нетрудно, так как
некоторые из русских не могли проползти более десяти метров.
После освобождения один русский, выживший после этого случая, посетил
лагерь Маутхаузен, чтобы вспомнить, как все это было. Он рассказал нам
подробности своего трудного побега.
Председатель: Я не думаю, что Трибунал изъявит желание слушать
дальнейшие подробности того, что Вы не видели собственными глазами. Хочет ли
кто-нибудь из защитников задать какие-нибудь вопросы свидетелю в связи с
теми эпизодами, в которых он лично участвовал?
Бабель: Только один вопрос: Вы в течение своих показаний называли цифры
165, 180, 700. Вы были в состоянии сами сосчитать?
Буа: Почти всегда эти эшелоны прибывали в лагерь колоннами по 5
человек. Сосчитать было не трудно...
Бабель: У вас было так много времени, что вы могли наблюдать за всем
этим?
Буа: Эшелоны всегда прибывали вечером, после возвращения заключенных с
работы в лагерь. После этого было всегда два-три часа до вечернего колокола,
который подавал сигнал отбоя.
Председатель: Свидетель может уйти.
{IMT, vol. 5, p. 167-199.} <>
----------------------------
Стенограмма заседаний
Международного военного трибунала
от 11 и 14 января 1946 г.
Председатель: Свидетель, повторяйте за мной слова присяги...
(Свидетель повторяет слова присяги)
Додд: Ваша фамилия - Франц Блаха? Вы уроженец и гражданин Чехословакии?
Блаха: Да.
Додд: Вы знаете немецкий язык, поэтому по техническим причинам я
предлагаю вести допрос на немецком языке, хотя Вашим родным языком является
чешский. Верно это?
Блаха: Чтобы ускорить процесс, я согласен давать показания на немецком
языке по следующим причинам: в течение последних семи лет, о которых я буду
давать показания, я жил в немецком окружении и большое количество
специальных выражений, относящихся к жизни в концентрационных лагерях,
является чисто немецким изобретением, и для них не существует эквивалентов
на других языках.
Додд: Скажите, не являетесь ли Вы доктором медицины по Вашей профессии
и по Вашему образованию?
Блаха: Да.
Додд: В 7939 году Вы были главным врачем госпиталя в Чехословакии?
Блаха: Да.
Додд: Вы были арестованы немцами в 1939 году после оккупации ими
Чехословакии, не так ли?
Блаха: Да.
Додд: Вы были подвергнуты заключению в различных тюрьмах между 1939 и
1944 годами?
Блаха: Да.
Додд: С 1941 года по апрель 1945 года Вы были в заключении в
концентрационном лагере в Дахау?
Блаха: Да, до конца.
Додд: До того момента, когда этот лагерь был освобожден союзными
войсками?
Блаха: Да.
Додд: Вы дали письменное показание в Нюрнберге 9 января 1946 г. Не так
ли?
Блаха: Да.
Додд: Это письменное показание, господа судьи, является документом
ПС-3249. Я хочу представить его в качестве доказательства под номером
США-663. Ваша честь, я думаю, что допрос этого свидетеля можно сократить на
три четверти представлением данного им письменного показания. Я хотел бы
огласить это письменное показание, так как это займет намного меньше
времени, чем проведение допроса. Кроме того, в этом заявлении содержится
значительная часть того, что мы хотим услышать от этого свидетеля.
Председатель: Очень хорошо.
Додд: Ваша честь, я не стал бы зачитывать этого показания, если бы мы
имели французский и русский переводы. Но, к сожалению, мы не успели
обеспечить перевод за такой короткий срок, поэтому я читаю:
"Я, Франц Блаха, будучи должным образом приведенным к присяге, заявляю
следующее.
Я изучал медицину в Праге, в Вене, в Страсбурге и Париже и получил
диплом в 1920 году. С 1920 года по 1926 год я был ассистентом в клинике. В
1926 году я стал главным врачом госпиталя в Моравии, в Чехословакии. Я
занимал этот пост до 1939 года, до вступления немцев на территорию
Чехословакии, когда был захвачен в качестве заложника. Я был подвергнут
заключению по обвинению в сотрудничестве с чехословацким правительством. В
апреле 1941 года я был направлен в концентрационный лагерь Дахау и оставался
там до освобождения этого лагеря в апреле 1945 года. До июля 1941 года я
работал в штрафной роте. После этого я был направлен в госпиталь, и меня
сделали объектом различных экспериментов по заболеванию брюшным тифом,
которые проводились доктором Мюрмельштадтом. После того меня хотели
подвергнуть различным экспериментальным операциям, но я сумел избежать
этого, признавшись, что я был врачом. Если бы они узнали об этом раньше, то
я жестоко пострадал бы, потому что с лицами умственного труда в штрафных
ротах всегда очень сурово обращались. В октябре 1941 года я был направлен на
работу на плантацию лечебных трав, и позднее работал в лаборатории
лекарственных трав. В июне 1942 года я был направлен в госпиталь в качестве
хирурга. Вскоре после этого мне приказали провести операцию желудка у
двадцати вполне здоровых заключенных. Так как я отказался это сделать, меня
поместили в отдел по вскрытию трупов, где я и оставался до апреля 1945 года.
Там я произвел более семи тысяч вскрытий. Всего под моим руководством было
произведено двенадцать тысяч вскрытий.
С середины 1941 года до конца 1942 года было произведено около 500
операций над здоровыми заключенными. Они производились для обучения
студентов-медиков СС, врачей СС и включали в себя операцию желудка, горла и
желчного пузыря. Они производились врачами и студентами второго года
обучения, хотя операции были весьма опасными и трудными. Обычно эти операции
может делать только хирург, который имеет по крайней мере четыре года
хирургической практики. Многие заключенные умирали на операционном столе или
после этого от всякого рода осложнений. Я вскрывал тела всех умерших. Среди
врачей, которые руководили этими операциями, были доктора: Ланг,
Мюрмельштадт, Вольтер, Рамзауэр и Кар. Штандартенфюрер доктор Лоллинг часто
присутствовал на этих операциях.
Во время моего пребывания в Дахау мне стало известно о многочисленных
медицинских экспериментах над людьми. Эти лица никогда не соглашались на это
добровольно, но их принуждали. Более 1200 заключенных были подвергнуты
опытам с малярией доктором Клаусом Шиллингом в период с 1941 года по 1945
год. Доктор Шиллинг получил персональный приказ Гиммлера проводить эти
эксперименты. Жертвы подвергались укусам комаров или им делали вливания
споровиков малярии, взятых у москитов.
Применялись различные методы лечения: хинином, пирифером,
неосальварсаном, антипирином, пирамидоном, а также особым медикаментом,
который назывался "2516-Беринг". Я вскрывал тела людей, погибших от этих
экспериментов. От 30 до 40 человек погибли непосредственно от малярии, 300 -
400 человек умерли от смертельных болезней, которые были вызваны физическим
состоянием после припадков малярии. Люди умирали также от принятия сильных
доз неосальварсана и пирамидона. Доктор Шиллинг присутствовал при вскрытии
тел своих пациентов, которые производились мною.
В 1942 - 1943 гг. эксперименты над людьми производились доктором
Сигизмундом Рашером, который устанавливал действие, оказываемое изменением
воздушного давления. Около 25 человек одновременно помещались в специально
построенную камеру, в которой можно было повышать давление или уменьшать его
в зависимости от надобности. Цель заключалась в том, чтобы установить
действие высоты и быстрого спуска на парашюте на состояние людей.
Я видел через окно людей, которые лежали на полу этого сооружения.
Большинство из заключенных погибали от этих экспериментов в результате
внутреннего кровоизлияния в мозг, в легкие. Многие харкали кровью, когда их
вынимали из камеры. Я должен был извлекать тела из камеры и посылать
внутренние органы погибших для исследования в Мюнхен. От 400 до 500
заключенных были подвергнуты этим экспериментам. Те, которые не погибали,
были переведены в отделение для инвалидов и впоследствии уничтожены. Лишь
немногим удалось этого избежать.
Рашер проводил также эксперименты, заключавшиеся в действии холодной
воды на людей. Это делалось для того, чтобы установить способ оживления
летчиков, потерпевших аварию и упавших в море. Подвергавшийся эксперименту
человек помещался в ледяную воду и оставался там до тех пор, пока не терял
сознание. Затем у него брали кровь из шеи и проверяли всякий раз, когда
температура его тела падала на один градус. Она измерялась через прямую
кишку при помощи специального ректального термометра. Периодически
подвергалась исследованиям и моча. Некоторые люди выдерживали такой опыт в
течение 24 - 36 часов. Самая низкая температура тела достигала 19 по
Цельсию. Большинство людей погибали при 25 - 26 по Цельсию. Людей затем
вынимали из ледяной воды, и делалась попытка отогревания с помощью
искусственного солнца, горячей воды, электротерапии или теплом живого
организма. В последнем случае использовали проституток. Тело потерявшего
сознание мужчины клали между телами двух женщин. Гиммлер сам присутствовал
при одном таком эксперименте. Я видел его из окна со стороны улицы возле
этого барака. Я лично присутствовал на нескольких таких экспериментах с
холодной водой, когда отсутствовал Рашер. Я видел заметки, диаграммы,
касавшиеся этих опытов, в лаборатории Рашера. Примерно 300 заключенных были
использованы для этих экспериментов. Большинство из них погибло. Те, которые
остались в живых, в большинстве случаев сходили с ума. Оставшиеся в живых
направлялись в отделение для инвалидов, где их позднее убивали, так же как и
жертв опытов повышенного воздушного давления. Я знаю только двух человек -
югослава и поляка, которые выжили, но оба сошли с ума.
Проводились также опыты с пункцией печени. Их проводил доктор Брахтль
даже над здоровыми людьми, а также над теми, которые страдали болезнью
желудка и желчного пузыря. С этой целью в печень вводилась игла, с помощью
которой доставали небольшой кусок печени, причем при этом не применялись
никакие наркотические средства. Это был очень болезненный опыт, который
приводил часто к серьезным осложнениям, так как имели место повреждения
желудка и артерий, терялось большое количество крови. Много людей погибли от
этих опытов. Среди них были поляки, русские, чехи и немецкие заключенные. В
общей сложности от этого погибли около 175 человек.
Проводились также опыты по заражению флегмоной докторами Шютцем,
Бабором, Кизельветтером и профессором Лауэром. Для этого около сорока
здоровых людей использовались одновременно, двадцати из них производилась
инъекция гноя внутримышечно, другим двадцати - внутривенно. Гной брался у
больных людей. В течение трех дней больным не оказывалась никакая
медицинская помощь, что приводило к серьезным воспалительным процессам, и
нередко наступало заражение крови. Затем каждая группа делилась на группы в
десять человек: половина подвергалась химическому лечению при помощи
различных жидкостей и пилюль через каждые десять минут в течение 24 часов,
остальных лечили сульфамидами и хирургическим путем. В некоторых случаях
ампутировали все конечности.
Произведенное мною вскрытие показало, что химическое лечение было
весьма вредным и часто вызывало прободение желудка. Для этих опытов брали
обычно голландских, польских и чешских священнослужителей. Эти опыты были
очень болезненны. Большинство из этих 600 или 800 человек погибли, а
остальные стали инвалидами.
Осенью 1944 года 60 - 80 человек были подвергнуты опытам с соленой
водой. Их заперли в комнату и в течение пяти дней не давали ничего, кроме
соленой воды. В течение этого времени исследовали их кровь, мочу и
экскременты. Никто из этих заключенных не погиб, возможно, потому, что они
тайком получали пищу от других заключенных. Для этих экспериментов
использовались венгры и цыгане.
Широко практиковалось снятие кожи с трупов заключенных. Мне
неоднократно приказывали это делать. Доктор Рашер и доктор Вольтер особенно
требовали снимать человеческую кожу с груди и спины. Ее подвергали
химической обработке и затем высушивали на солнце. Эту кожу резали на куски
различной величины и использовали для изготовления седел, брюк для верховой
езды, перчаток, домашних туфель и дамских сумок. В особенности ценили
эсэсовцы татуированную кожу. Для этих целей использовали русских, поляков и
других заключенных. Но было запрещено использовать и кроить кожу немцев.
Кожу брали только со здоровых заключенных, и она не должна была иметь
какие-либо дефекты. Иногда, когда не хватало такой кожи, Рашер говорил: "Вы
получите такие тела". На следующий день мы получали тела 20 - 30 молодых
людей. Их расстреливали обычно в шею или били по голове таким образом, чтобы
не повредить кожу.
Часто мы получали запросы о скелетах и черепах заключенных. В этих
случаях мы вываривали тела или черепа, а затем мягкие части устранялись,
кости высушивались и затем вновь составлялись вместе. Нам нужны были черепа
с хорошими зубами. Когда нас запрашивали о черепах из Ораниенбурга, эсэсовцы
говорили: "Хорошо, мы достанем вам черепа с хорошими зубами". Таким образом,
было опасно иметь хорошую кожу или зубы.
Из Штутгофа, Бельзена, Освенцима, Маутхаузена и других лагерей в Дахау
часто приходили эшелоны. Многие заключенные находились в пути от 14 до 20
дней без воды и без пищи. Так, в эшелоне, прибывшем в ноябре 1942 года, я
обнаружил следы людоедства. Заключенные, оставшиеся в живых, ели тела
мертвецов. Другой эшелон прибыл из Компьена, Франция.
Профессор Лимузен из Клермон-Феррана, который позднее был моим
помощником, рассказывал, что в этом эшелоне было около двух тысяч
заключенных, когда он отправился в путь. Пища имелась, но совершенно не было
воды. 800 человек погибли по дороге, и их выбрасывали на ходу. Через
двенадцать дней по прибытии эшелона было обнаружено еще 500 человек мертвых.
Вскоре после прибытия погибло большинство из оставшихся. Я обследовал этот
эшелон, так как со стороны Международного Красного Креста был заявлен
протест. Эсэсовцы хотели составить отчет, согласно которому люди якобы были
убиты в пути при попытке организовать мятеж. Я вскрыл целый ряд тел и
установил, что люди погибли от удушения и от недостатка воды. Стояло самое
жаркое время года, а в вагонах было битком набито людей, по 120 человек в
каждом.
В 1941 - 1942 гг. мы имели в лагере так называемые эшелоны с
инвалидами. В них находились люди, которые были больны или не способны
работать. Мы называли их командами "вознесения на небо". 100 - 120 человек
из них каждую неделю направлялись в так называемые душевые. Там четыре
человека делали им инъекцию фенола, эвипана или бензина, что вызывало
быструю смерть. После 1943 года этих инвалидов направляли для истребления в
другие лагеря. Я знаю, что их там убивали, так как я видел протоколы и
статистику. На отчетах имелась пометка в виде креста и дата, когда они
уехали. Так обычно регистрировали в случае смерти. Об этом также указывалось
в картотеке в лагере Дахау. Каждые три месяца таким путем отправлялось от
тысячи до двух тысяч человек. Таким образом, в течение 1943 года
приблизительно 5 тысяч человек были обречены на гибель. То же самое
относится и к 1944 году. В апреле 1945 года в Дахау был составлен эшелон из
евреев. Его оставили стоять на путях, так как вокзал очень сильно пострадал
после бомбардировки и эшелон не мог отправиться в путь. Их просто бросили
там на верную смерть. Им не разрешали выходить. К тому времени, когда лагерь
был освобожден, все они были мертвы.
В самом лагере происходили многочисленные казни путем применения газов,
расстрелов или впрыскиваний. Строительство газовой камеры было закончено в
1944 году, и я был вызван доктором Рашером для обследования первых жертв. Из
восьми или девяти лиц, которые помещались в камере, трое были еще в живых,
остальные были, по-видимому, мертвы. Их глаза были красны и лица опухли.
Многие заключенные позднее погибли таким же образом. Затем их перевозили в
крематорий, где я должен был осматривать зубы. Золотые зубы извлекались.
Многие больные заключенные умирали от впрыскиваний в госпитале. Многие
заключенные, умершие в госпитале, поступали для вскрытия без фамилии или
номера на особом ярлыке, который обычно привязывался к большому пальцу ноги.
Вместо номерка у них имелась записка: "Вскрытию не подлежит".
Я вскрыл несколько таких трупов и установил, что они были абсолютно
здоровы и погибли исключительно от впрыскиваний. Некоторых заключенных
убивали только потому, что они болели дизентерией или их тошнило, в
результате чего они причиняли медперсоналу много забот. Душевнобольных
уничтожали. Им делали в газовой камере впрыскивания или расстреливали.
Обычным методом казни был расстрел. Расстрел заключенных мог производиться
перед крематорием. Затем трупы вносили в крематорий. Я видел, как люди
вталкивались в печь тогда, когда они были еще живыми, кричали, дышали и
сопротивлялись. Если они слишком шумели, их оглушали ударом по голове.
Основные казни, о которых я знал из произведенных мною обследований
жертв, были следующими.
В 1942 году от пяти до шести тысяч русских находились в лагере Дахау на
отгороженной территории. Их выводили группами в 500 - 600 человек за
территорию лагеря и у края окопа, находящегося поблизости, расстреливали.
Эти группы выводились из лагеря три раза в неделю. Вечером мы отправлялись
на это место, чтобы доставить в лагерь их тела и обследовать их. В феврале
1944 года примерно 40 русских студентов прибыли из Мосбурга. Я видел многих
в госпитале. Я вскрыл их тела после того, как они были расстреляны у стен
крематория. В сентябре 1944 года группа из 94 русских, занимавших высокие
военные посты, была расстреляна, включая двух военных врачей, которые
работали со мной в госпитале. Я вскрывал эти тела. В апреле 1945 года 84
человека, занимавших видные посты, были расстреляны, в том числе были
расстреляны два французских генерала, имена которых не могу вспомнить. Но я
их узнал по мундирам. Я их обследовал после того, как они были расстреляны.
В 1944-1945 гг. много женщин было повешено, расстреляно и погибло от
впрыскиваний. Я обследовал их тела и нашел в некоторых случаях, что они были
беременны. В 1945 году, накануне освобождения лагеря, были казнены все
заключенные, на которых распространялся приказ "Мрак и туман". Этим
заключенным запрещалось поддерживать всякий контакт с внешним миром. Их
держали в строгой изоляции, и им не разрешалась никакая переписка. Их было
30 или 40 человек. Некоторые из них были больные. Для казни их приносили в
крематорий на носилках. Я обследовал их тела и нашел, что они были убиты
выстрелом в шею.
Начиная с 1941 года лагерь все более и более переполнялся. В 1943 году
госпиталь для заключенных был забит до отказа. В 1944-1945 гг. было
невозможно поддерживать нормальное санитарное состояние. Помещения, которые
в 1942 году вмещали 300 - 400 человек, в 1943 году вмещали 1000 человек, в
первом квартале 1945 года - уже 2000 человек и более.
Невозможно было производить какую-либо уборку помещений, так как они
были забиты людьми и нечем было производить уборку. Люди могли мыться только
один раз в месяц. Не хватало уборных. Медикаментов почти не было. После
освобождения лагеря я обнаружил, что в госпитале для эсэсовцев было
достаточно медикаментов для всего лагеря, но их не предоставляли в наше
распоряжение.
Вновь прибывшие в лагерь должны были часами ждать на открытом воздухе.
Иногда стояли с утра до ночи, независимо от того, было это зимой или летом.
Так было в 1943-1944 гг., в первой четверти 1945 года. Я видел этих вновь
прибывших заключенных из окна моей комнаты, где производилось вскрытие.
Многие из этих людей, которые стояли на холоде, заболевали воспалением
легких и погибали. У меня было много знакомых среди людей, которые погибли
таким образом в 1944-1945 гг.
В октябре 1944 года прибыл эшелон с венграми, который занес сыпной тиф
в лагерь, и разразилась эпидемия. Я обследовал многие тела из этого эшелона,
после чего попытался объявить в лагере карантин, чтобы заключенным не нужно
было работать на военных предприятиях. Но доктор Хинтермейер под угрозой
смертной казни запретил говорить о том, что такая эпидемия была занесена в
лагерь. Он сказал, что это будет рассматриваться как саботаж.
Никаких мер предосторожности принято не было. Вновь прибывшие лица
размещались в бараках, где уже распространилась эпидемия. В этих же бараках
размещались уже зараженные люди. Так, 30-й барак трижды вымирал от эпидемии.
Только на рождество, когда эпидемия перекинулась в лагерь СС, был наложен
карантин. Тем не менее эшелоны продолжали прибывать. В день мы имели от 200
до 300 заболеваний тифом и примерно 100 человек погибали. Всего было около
28 тысяч заболеваний тифом и из них 15 тысяч смертных случаев. В дополнение
к этому количеству многие погибли, как показали мои вскрытия, исключительно
от недостаточного питания. Такие смертные случаи имели место в течение всего
времени, то есть с 1941 года по 1945 год. В большинстве случаев это были
итальянцы, русские и французы. Эти лица умерли буквально голодной смертью.
Когда они погибали, они весили 50 или 60 фунтов. Вскрытие показало, что их
внутренние органы сократились до одной трети нормального размера. Указанные
выше факты являются истинными, я написал о них добровольно, без принуждения.
Я прочитал это заявление и подписал его 9 января, в Нюрнберге, Германия.
Доктор Франц Блажа
Подписано и подтверждено под присягой в моем присутствии 9 января 1946
года в Нюрнберге, Германия.
Лейтенант Даниэль Ф. Марголис".
Доктор Блаха, скажите, лагерь Дахау во время Вашего пребывания
посещался кем-нибудь?
Блаха: В нашем лагере бывало очень много посетителей, заключенным
иногда казалось, что мы вообще находимся не в лагере, а на какой-нибудь
выставке или в зоопарке. Иногда имели место посещения или экскурсии военных
представителей, были экскурсии из школ, из различных медицинских и других
учреждений. Кроме того, лагерь посещали представители полиции, СС,
вооруженных сил и, кроме того, лагерь посещали некоторые государственные
деятели. Обычно инспекция проходила из месяца в месяц. Такие инспекции
проводили генерал-инспектор концентрационных лагерей обергруппенфюрер Поль,
затем инспектор экспериментальных отделений рейхсфюрер СС профессор Границ,
штандартенфюрер доктор Лоллинг и другие лица.
Додд: Можете ли Вы сказать, какова в среднем была продолжительность
номером. Номера начинались с 3000 с чем-то. Был один номер, который
напоминал номер 11 (две синие черточки). Итак, номера начинались с 3000 и
кончались приблизительно около 7000. Фотографом в это время был
унтершарфюрер СС Герман Шинлауер. Он был родом из района севернее Берлина,
не помню названия местности. Ему было приказано проявить фотопленку и
сделать все остальное самому. Но, как все эсэсовцы из внутренних отделов
лагеря, этот человек ничего не умел делать. Таким людям всегда нужны были
заключенные, чтобы последние выполняли их работу. Поэтому я ему был нужен
для проявления фотопленки. Я увеличивал фотографии до формата 5 х 7. Их
передавали оберштурмфюреру Шульцу из Кельна, руководителю политотдела. Он
сказал мне, чтобы я никому ни о чем не говорил о том, что мы проявляли фото
сами, иначе с нами бы немедленно расправились. Но, не боясь последствий, я
обо всем рассказал товарищам для того, чтобы, если одному из нас удалось
выйти из лагеря, он бы рассказал об этом всем... Поэтому я знаю подробно,
что происходило в этом бараке. Это был как бы внутренний лагерь. Размеры
этого барака были, как размеры других - 7 метров в ширину и 50 - в длину. В
нем находилось 1800 человек, которые получали менее одной четвертой того
рациона пищи, который получали мы. У них не было ни ложек, ни тарелок. Из
котлов им выбрасывали испорченную пищу прямо на снег и выжидали, когда она
начинала леденеть. Тогда русским приказывали бросаться на пищу. Русские были
так голодны, что дрались, чтобы поесть, а эсэсовцы этим пользовались как
предлогом, чтобы избивать их резиновыми палками.
Председатель: Вы хотите сказать, что русских помещали в барак номер 20?
Буа: Русские не попадали непосредственно в лагерь. Тех, которых
немедленно не отправляли в газовую камеру, прямо отправляли в барак номер
20. Даже блокфюрер не мог туда входить. Несколько раз в неделю прибывали
транспорты по 50 - 60 чел. Из барака все время доносились крики.
В январе 1945 года, когда русские узнали, что Советская армия
приближается к Югославии, они испробовали последнюю возможность: они взяли
огнетушители, перебили солдат охранного поста, захватили ручные пулеметы и
все, что они могли использовать в качестве оружия. Из 700 человек только 62
смогли убежать в Югославию. В тот день Франц Цирайс, комендант лагеря, дал
по радио приказ всем гражданам, чтобы они помогли "ликвидировать русских
преступников", убежавших из концлагеря. Он объявил, что тот, кто докажет,
что он убил кого-нибудь из этих людей, получит крупную сумму в марках.
Поэтому все сочувствующие нацистам в Маутхаузене занялись этой поимкой и им
удалось убить более 600 убежавших, что было, между прочим, нетрудно, так как
некоторые из русских не могли проползти более десяти метров.
После освобождения один русский, выживший после этого случая, посетил
лагерь Маутхаузен, чтобы вспомнить, как все это было. Он рассказал нам
подробности своего трудного побега.
Председатель: Я не думаю, что Трибунал изъявит желание слушать
дальнейшие подробности того, что Вы не видели собственными глазами. Хочет ли
кто-нибудь из защитников задать какие-нибудь вопросы свидетелю в связи с
теми эпизодами, в которых он лично участвовал?
Бабель: Только один вопрос: Вы в течение своих показаний называли цифры
165, 180, 700. Вы были в состоянии сами сосчитать?
Буа: Почти всегда эти эшелоны прибывали в лагерь колоннами по 5
человек. Сосчитать было не трудно...
Бабель: У вас было так много времени, что вы могли наблюдать за всем
этим?
Буа: Эшелоны всегда прибывали вечером, после возвращения заключенных с
работы в лагерь. После этого было всегда два-три часа до вечернего колокола,
который подавал сигнал отбоя.
Председатель: Свидетель может уйти.
{IMT, vol. 5, p. 167-199.} <>
----------------------------
Стенограмма заседаний
Международного военного трибунала
от 11 и 14 января 1946 г.
Председатель: Свидетель, повторяйте за мной слова присяги...
(Свидетель повторяет слова присяги)
Додд: Ваша фамилия - Франц Блаха? Вы уроженец и гражданин Чехословакии?
Блаха: Да.
Додд: Вы знаете немецкий язык, поэтому по техническим причинам я
предлагаю вести допрос на немецком языке, хотя Вашим родным языком является
чешский. Верно это?
Блаха: Чтобы ускорить процесс, я согласен давать показания на немецком
языке по следующим причинам: в течение последних семи лет, о которых я буду
давать показания, я жил в немецком окружении и большое количество
специальных выражений, относящихся к жизни в концентрационных лагерях,
является чисто немецким изобретением, и для них не существует эквивалентов
на других языках.
Додд: Скажите, не являетесь ли Вы доктором медицины по Вашей профессии
и по Вашему образованию?
Блаха: Да.
Додд: В 7939 году Вы были главным врачем госпиталя в Чехословакии?
Блаха: Да.
Додд: Вы были арестованы немцами в 1939 году после оккупации ими
Чехословакии, не так ли?
Блаха: Да.
Додд: Вы были подвергнуты заключению в различных тюрьмах между 1939 и
1944 годами?
Блаха: Да.
Додд: С 1941 года по апрель 1945 года Вы были в заключении в
концентрационном лагере в Дахау?
Блаха: Да, до конца.
Додд: До того момента, когда этот лагерь был освобожден союзными
войсками?
Блаха: Да.
Додд: Вы дали письменное показание в Нюрнберге 9 января 1946 г. Не так
ли?
Блаха: Да.
Додд: Это письменное показание, господа судьи, является документом
ПС-3249. Я хочу представить его в качестве доказательства под номером
США-663. Ваша честь, я думаю, что допрос этого свидетеля можно сократить на
три четверти представлением данного им письменного показания. Я хотел бы
огласить это письменное показание, так как это займет намного меньше
времени, чем проведение допроса. Кроме того, в этом заявлении содержится
значительная часть того, что мы хотим услышать от этого свидетеля.
Председатель: Очень хорошо.
Додд: Ваша честь, я не стал бы зачитывать этого показания, если бы мы
имели французский и русский переводы. Но, к сожалению, мы не успели
обеспечить перевод за такой короткий срок, поэтому я читаю:
"Я, Франц Блаха, будучи должным образом приведенным к присяге, заявляю
следующее.
Я изучал медицину в Праге, в Вене, в Страсбурге и Париже и получил
диплом в 1920 году. С 1920 года по 1926 год я был ассистентом в клинике. В
1926 году я стал главным врачом госпиталя в Моравии, в Чехословакии. Я
занимал этот пост до 1939 года, до вступления немцев на территорию
Чехословакии, когда был захвачен в качестве заложника. Я был подвергнут
заключению по обвинению в сотрудничестве с чехословацким правительством. В
апреле 1941 года я был направлен в концентрационный лагерь Дахау и оставался
там до освобождения этого лагеря в апреле 1945 года. До июля 1941 года я
работал в штрафной роте. После этого я был направлен в госпиталь, и меня
сделали объектом различных экспериментов по заболеванию брюшным тифом,
которые проводились доктором Мюрмельштадтом. После того меня хотели
подвергнуть различным экспериментальным операциям, но я сумел избежать
этого, признавшись, что я был врачом. Если бы они узнали об этом раньше, то
я жестоко пострадал бы, потому что с лицами умственного труда в штрафных
ротах всегда очень сурово обращались. В октябре 1941 года я был направлен на
работу на плантацию лечебных трав, и позднее работал в лаборатории
лекарственных трав. В июне 1942 года я был направлен в госпиталь в качестве
хирурга. Вскоре после этого мне приказали провести операцию желудка у
двадцати вполне здоровых заключенных. Так как я отказался это сделать, меня
поместили в отдел по вскрытию трупов, где я и оставался до апреля 1945 года.
Там я произвел более семи тысяч вскрытий. Всего под моим руководством было
произведено двенадцать тысяч вскрытий.
С середины 1941 года до конца 1942 года было произведено около 500
операций над здоровыми заключенными. Они производились для обучения
студентов-медиков СС, врачей СС и включали в себя операцию желудка, горла и
желчного пузыря. Они производились врачами и студентами второго года
обучения, хотя операции были весьма опасными и трудными. Обычно эти операции
может делать только хирург, который имеет по крайней мере четыре года
хирургической практики. Многие заключенные умирали на операционном столе или
после этого от всякого рода осложнений. Я вскрывал тела всех умерших. Среди
врачей, которые руководили этими операциями, были доктора: Ланг,
Мюрмельштадт, Вольтер, Рамзауэр и Кар. Штандартенфюрер доктор Лоллинг часто
присутствовал на этих операциях.
Во время моего пребывания в Дахау мне стало известно о многочисленных
медицинских экспериментах над людьми. Эти лица никогда не соглашались на это
добровольно, но их принуждали. Более 1200 заключенных были подвергнуты
опытам с малярией доктором Клаусом Шиллингом в период с 1941 года по 1945
год. Доктор Шиллинг получил персональный приказ Гиммлера проводить эти
эксперименты. Жертвы подвергались укусам комаров или им делали вливания
споровиков малярии, взятых у москитов.
Применялись различные методы лечения: хинином, пирифером,
неосальварсаном, антипирином, пирамидоном, а также особым медикаментом,
который назывался "2516-Беринг". Я вскрывал тела людей, погибших от этих
экспериментов. От 30 до 40 человек погибли непосредственно от малярии, 300 -
400 человек умерли от смертельных болезней, которые были вызваны физическим
состоянием после припадков малярии. Люди умирали также от принятия сильных
доз неосальварсана и пирамидона. Доктор Шиллинг присутствовал при вскрытии
тел своих пациентов, которые производились мною.
В 1942 - 1943 гг. эксперименты над людьми производились доктором
Сигизмундом Рашером, который устанавливал действие, оказываемое изменением
воздушного давления. Около 25 человек одновременно помещались в специально
построенную камеру, в которой можно было повышать давление или уменьшать его
в зависимости от надобности. Цель заключалась в том, чтобы установить
действие высоты и быстрого спуска на парашюте на состояние людей.
Я видел через окно людей, которые лежали на полу этого сооружения.
Большинство из заключенных погибали от этих экспериментов в результате
внутреннего кровоизлияния в мозг, в легкие. Многие харкали кровью, когда их
вынимали из камеры. Я должен был извлекать тела из камеры и посылать
внутренние органы погибших для исследования в Мюнхен. От 400 до 500
заключенных были подвергнуты этим экспериментам. Те, которые не погибали,
были переведены в отделение для инвалидов и впоследствии уничтожены. Лишь
немногим удалось этого избежать.
Рашер проводил также эксперименты, заключавшиеся в действии холодной
воды на людей. Это делалось для того, чтобы установить способ оживления
летчиков, потерпевших аварию и упавших в море. Подвергавшийся эксперименту
человек помещался в ледяную воду и оставался там до тех пор, пока не терял
сознание. Затем у него брали кровь из шеи и проверяли всякий раз, когда
температура его тела падала на один градус. Она измерялась через прямую
кишку при помощи специального ректального термометра. Периодически
подвергалась исследованиям и моча. Некоторые люди выдерживали такой опыт в
течение 24 - 36 часов. Самая низкая температура тела достигала 19 по
Цельсию. Большинство людей погибали при 25 - 26 по Цельсию. Людей затем
вынимали из ледяной воды, и делалась попытка отогревания с помощью
искусственного солнца, горячей воды, электротерапии или теплом живого
организма. В последнем случае использовали проституток. Тело потерявшего
сознание мужчины клали между телами двух женщин. Гиммлер сам присутствовал
при одном таком эксперименте. Я видел его из окна со стороны улицы возле
этого барака. Я лично присутствовал на нескольких таких экспериментах с
холодной водой, когда отсутствовал Рашер. Я видел заметки, диаграммы,
касавшиеся этих опытов, в лаборатории Рашера. Примерно 300 заключенных были
использованы для этих экспериментов. Большинство из них погибло. Те, которые
остались в живых, в большинстве случаев сходили с ума. Оставшиеся в живых
направлялись в отделение для инвалидов, где их позднее убивали, так же как и
жертв опытов повышенного воздушного давления. Я знаю только двух человек -
югослава и поляка, которые выжили, но оба сошли с ума.
Проводились также опыты с пункцией печени. Их проводил доктор Брахтль
даже над здоровыми людьми, а также над теми, которые страдали болезнью
желудка и желчного пузыря. С этой целью в печень вводилась игла, с помощью
которой доставали небольшой кусок печени, причем при этом не применялись
никакие наркотические средства. Это был очень болезненный опыт, который
приводил часто к серьезным осложнениям, так как имели место повреждения
желудка и артерий, терялось большое количество крови. Много людей погибли от
этих опытов. Среди них были поляки, русские, чехи и немецкие заключенные. В
общей сложности от этого погибли около 175 человек.
Проводились также опыты по заражению флегмоной докторами Шютцем,
Бабором, Кизельветтером и профессором Лауэром. Для этого около сорока
здоровых людей использовались одновременно, двадцати из них производилась
инъекция гноя внутримышечно, другим двадцати - внутривенно. Гной брался у
больных людей. В течение трех дней больным не оказывалась никакая
медицинская помощь, что приводило к серьезным воспалительным процессам, и
нередко наступало заражение крови. Затем каждая группа делилась на группы в
десять человек: половина подвергалась химическому лечению при помощи
различных жидкостей и пилюль через каждые десять минут в течение 24 часов,
остальных лечили сульфамидами и хирургическим путем. В некоторых случаях
ампутировали все конечности.
Произведенное мною вскрытие показало, что химическое лечение было
весьма вредным и часто вызывало прободение желудка. Для этих опытов брали
обычно голландских, польских и чешских священнослужителей. Эти опыты были
очень болезненны. Большинство из этих 600 или 800 человек погибли, а
остальные стали инвалидами.
Осенью 1944 года 60 - 80 человек были подвергнуты опытам с соленой
водой. Их заперли в комнату и в течение пяти дней не давали ничего, кроме
соленой воды. В течение этого времени исследовали их кровь, мочу и
экскременты. Никто из этих заключенных не погиб, возможно, потому, что они
тайком получали пищу от других заключенных. Для этих экспериментов
использовались венгры и цыгане.
Широко практиковалось снятие кожи с трупов заключенных. Мне
неоднократно приказывали это делать. Доктор Рашер и доктор Вольтер особенно
требовали снимать человеческую кожу с груди и спины. Ее подвергали
химической обработке и затем высушивали на солнце. Эту кожу резали на куски
различной величины и использовали для изготовления седел, брюк для верховой
езды, перчаток, домашних туфель и дамских сумок. В особенности ценили
эсэсовцы татуированную кожу. Для этих целей использовали русских, поляков и
других заключенных. Но было запрещено использовать и кроить кожу немцев.
Кожу брали только со здоровых заключенных, и она не должна была иметь
какие-либо дефекты. Иногда, когда не хватало такой кожи, Рашер говорил: "Вы
получите такие тела". На следующий день мы получали тела 20 - 30 молодых
людей. Их расстреливали обычно в шею или били по голове таким образом, чтобы
не повредить кожу.
Часто мы получали запросы о скелетах и черепах заключенных. В этих
случаях мы вываривали тела или черепа, а затем мягкие части устранялись,
кости высушивались и затем вновь составлялись вместе. Нам нужны были черепа
с хорошими зубами. Когда нас запрашивали о черепах из Ораниенбурга, эсэсовцы
говорили: "Хорошо, мы достанем вам черепа с хорошими зубами". Таким образом,
было опасно иметь хорошую кожу или зубы.
Из Штутгофа, Бельзена, Освенцима, Маутхаузена и других лагерей в Дахау
часто приходили эшелоны. Многие заключенные находились в пути от 14 до 20
дней без воды и без пищи. Так, в эшелоне, прибывшем в ноябре 1942 года, я
обнаружил следы людоедства. Заключенные, оставшиеся в живых, ели тела
мертвецов. Другой эшелон прибыл из Компьена, Франция.
Профессор Лимузен из Клермон-Феррана, который позднее был моим
помощником, рассказывал, что в этом эшелоне было около двух тысяч
заключенных, когда он отправился в путь. Пища имелась, но совершенно не было
воды. 800 человек погибли по дороге, и их выбрасывали на ходу. Через
двенадцать дней по прибытии эшелона было обнаружено еще 500 человек мертвых.
Вскоре после прибытия погибло большинство из оставшихся. Я обследовал этот
эшелон, так как со стороны Международного Красного Креста был заявлен
протест. Эсэсовцы хотели составить отчет, согласно которому люди якобы были
убиты в пути при попытке организовать мятеж. Я вскрыл целый ряд тел и
установил, что люди погибли от удушения и от недостатка воды. Стояло самое
жаркое время года, а в вагонах было битком набито людей, по 120 человек в
каждом.
В 1941 - 1942 гг. мы имели в лагере так называемые эшелоны с
инвалидами. В них находились люди, которые были больны или не способны
работать. Мы называли их командами "вознесения на небо". 100 - 120 человек
из них каждую неделю направлялись в так называемые душевые. Там четыре
человека делали им инъекцию фенола, эвипана или бензина, что вызывало
быструю смерть. После 1943 года этих инвалидов направляли для истребления в
другие лагеря. Я знаю, что их там убивали, так как я видел протоколы и
статистику. На отчетах имелась пометка в виде креста и дата, когда они
уехали. Так обычно регистрировали в случае смерти. Об этом также указывалось
в картотеке в лагере Дахау. Каждые три месяца таким путем отправлялось от
тысячи до двух тысяч человек. Таким образом, в течение 1943 года
приблизительно 5 тысяч человек были обречены на гибель. То же самое
относится и к 1944 году. В апреле 1945 года в Дахау был составлен эшелон из
евреев. Его оставили стоять на путях, так как вокзал очень сильно пострадал
после бомбардировки и эшелон не мог отправиться в путь. Их просто бросили
там на верную смерть. Им не разрешали выходить. К тому времени, когда лагерь
был освобожден, все они были мертвы.
В самом лагере происходили многочисленные казни путем применения газов,
расстрелов или впрыскиваний. Строительство газовой камеры было закончено в
1944 году, и я был вызван доктором Рашером для обследования первых жертв. Из
восьми или девяти лиц, которые помещались в камере, трое были еще в живых,
остальные были, по-видимому, мертвы. Их глаза были красны и лица опухли.
Многие заключенные позднее погибли таким же образом. Затем их перевозили в
крематорий, где я должен был осматривать зубы. Золотые зубы извлекались.
Многие больные заключенные умирали от впрыскиваний в госпитале. Многие
заключенные, умершие в госпитале, поступали для вскрытия без фамилии или
номера на особом ярлыке, который обычно привязывался к большому пальцу ноги.
Вместо номерка у них имелась записка: "Вскрытию не подлежит".
Я вскрыл несколько таких трупов и установил, что они были абсолютно
здоровы и погибли исключительно от впрыскиваний. Некоторых заключенных
убивали только потому, что они болели дизентерией или их тошнило, в
результате чего они причиняли медперсоналу много забот. Душевнобольных
уничтожали. Им делали в газовой камере впрыскивания или расстреливали.
Обычным методом казни был расстрел. Расстрел заключенных мог производиться
перед крематорием. Затем трупы вносили в крематорий. Я видел, как люди
вталкивались в печь тогда, когда они были еще живыми, кричали, дышали и
сопротивлялись. Если они слишком шумели, их оглушали ударом по голове.
Основные казни, о которых я знал из произведенных мною обследований
жертв, были следующими.
В 1942 году от пяти до шести тысяч русских находились в лагере Дахау на
отгороженной территории. Их выводили группами в 500 - 600 человек за
территорию лагеря и у края окопа, находящегося поблизости, расстреливали.
Эти группы выводились из лагеря три раза в неделю. Вечером мы отправлялись
на это место, чтобы доставить в лагерь их тела и обследовать их. В феврале
1944 года примерно 40 русских студентов прибыли из Мосбурга. Я видел многих
в госпитале. Я вскрыл их тела после того, как они были расстреляны у стен
крематория. В сентябре 1944 года группа из 94 русских, занимавших высокие
военные посты, была расстреляна, включая двух военных врачей, которые
работали со мной в госпитале. Я вскрывал эти тела. В апреле 1945 года 84
человека, занимавших видные посты, были расстреляны, в том числе были
расстреляны два французских генерала, имена которых не могу вспомнить. Но я
их узнал по мундирам. Я их обследовал после того, как они были расстреляны.
В 1944-1945 гг. много женщин было повешено, расстреляно и погибло от
впрыскиваний. Я обследовал их тела и нашел в некоторых случаях, что они были
беременны. В 1945 году, накануне освобождения лагеря, были казнены все
заключенные, на которых распространялся приказ "Мрак и туман". Этим
заключенным запрещалось поддерживать всякий контакт с внешним миром. Их
держали в строгой изоляции, и им не разрешалась никакая переписка. Их было
30 или 40 человек. Некоторые из них были больные. Для казни их приносили в
крематорий на носилках. Я обследовал их тела и нашел, что они были убиты
выстрелом в шею.
Начиная с 1941 года лагерь все более и более переполнялся. В 1943 году
госпиталь для заключенных был забит до отказа. В 1944-1945 гг. было
невозможно поддерживать нормальное санитарное состояние. Помещения, которые
в 1942 году вмещали 300 - 400 человек, в 1943 году вмещали 1000 человек, в
первом квартале 1945 года - уже 2000 человек и более.
Невозможно было производить какую-либо уборку помещений, так как они
были забиты людьми и нечем было производить уборку. Люди могли мыться только
один раз в месяц. Не хватало уборных. Медикаментов почти не было. После
освобождения лагеря я обнаружил, что в госпитале для эсэсовцев было
достаточно медикаментов для всего лагеря, но их не предоставляли в наше
распоряжение.
Вновь прибывшие в лагерь должны были часами ждать на открытом воздухе.
Иногда стояли с утра до ночи, независимо от того, было это зимой или летом.
Так было в 1943-1944 гг., в первой четверти 1945 года. Я видел этих вновь
прибывших заключенных из окна моей комнаты, где производилось вскрытие.
Многие из этих людей, которые стояли на холоде, заболевали воспалением
легких и погибали. У меня было много знакомых среди людей, которые погибли
таким образом в 1944-1945 гг.
В октябре 1944 года прибыл эшелон с венграми, который занес сыпной тиф
в лагерь, и разразилась эпидемия. Я обследовал многие тела из этого эшелона,
после чего попытался объявить в лагере карантин, чтобы заключенным не нужно
было работать на военных предприятиях. Но доктор Хинтермейер под угрозой
смертной казни запретил говорить о том, что такая эпидемия была занесена в
лагерь. Он сказал, что это будет рассматриваться как саботаж.
Никаких мер предосторожности принято не было. Вновь прибывшие лица
размещались в бараках, где уже распространилась эпидемия. В этих же бараках
размещались уже зараженные люди. Так, 30-й барак трижды вымирал от эпидемии.
Только на рождество, когда эпидемия перекинулась в лагерь СС, был наложен
карантин. Тем не менее эшелоны продолжали прибывать. В день мы имели от 200
до 300 заболеваний тифом и примерно 100 человек погибали. Всего было около
28 тысяч заболеваний тифом и из них 15 тысяч смертных случаев. В дополнение
к этому количеству многие погибли, как показали мои вскрытия, исключительно
от недостаточного питания. Такие смертные случаи имели место в течение всего
времени, то есть с 1941 года по 1945 год. В большинстве случаев это были
итальянцы, русские и французы. Эти лица умерли буквально голодной смертью.
Когда они погибали, они весили 50 или 60 фунтов. Вскрытие показало, что их
внутренние органы сократились до одной трети нормального размера. Указанные
выше факты являются истинными, я написал о них добровольно, без принуждения.
Я прочитал это заявление и подписал его 9 января, в Нюрнберге, Германия.
Доктор Франц Блажа
Подписано и подтверждено под присягой в моем присутствии 9 января 1946
года в Нюрнберге, Германия.
Лейтенант Даниэль Ф. Марголис".
Доктор Блаха, скажите, лагерь Дахау во время Вашего пребывания
посещался кем-нибудь?
Блаха: В нашем лагере бывало очень много посетителей, заключенным
иногда казалось, что мы вообще находимся не в лагере, а на какой-нибудь
выставке или в зоопарке. Иногда имели место посещения или экскурсии военных
представителей, были экскурсии из школ, из различных медицинских и других
учреждений. Кроме того, лагерь посещали представители полиции, СС,
вооруженных сил и, кроме того, лагерь посещали некоторые государственные
деятели. Обычно инспекция проходила из месяца в месяц. Такие инспекции
проводили генерал-инспектор концентрационных лагерей обергруппенфюрер Поль,
затем инспектор экспериментальных отделений рейхсфюрер СС профессор Границ,
штандартенфюрер доктор Лоллинг и другие лица.
Додд: Можете ли Вы сказать, какова в среднем была продолжительность