Страница:
здесь о двойнях). Вот почему он всегда засматривается на других женщин, она
же сильно привязывается к одному, ибо природа инстинктивно и без всякой
рефлексии побуждает ее заботиться о кормильце и защитнике будущего
потомства. И оттого супружеская верность имеет у мужчины характер
искусственный, а у женщины - естественный, и, таким образом, прелюбодеяние
женщины как в объективном отношении, по своим последствиям, так и в
субъективном отношении, по своей противоестественности, гораздо
непростительнее, чем прелюбодеяние мужчины.
Но чтобы не быть голословным и вполне убедиться в том, что
удовольствие, которое нам доставляет другой пол, как бы объективно оно ни
казалось, на самом деле не что иное, как замаскированный инстинкт, т.е. дух
рода, стремящегося к сохранению своего типа, для этого мы должны точно
исследовать даже те мотивы, которые руководят нами при выборе объектов этого
удовольствия, и войти здесь в некоторые специальные подробности, как ни
странно может показаться, что такие детали находят себе место в философском
произведении. Эти мотивы распадаются на следующие категории: одни из них
относятся к типу рода, т.е. к красоте, другие имеют своим предметом
психические свойства, наконец, третьи носят чисто относительный характер и
возникают из необходимости взаимных коррективов или нейтрализации
односторонностей и аномалий обоих любящих индивидуумов. Рассмотрим все эти
категории порознь.
Главное условие, определяющее наш выбор и нашу склонность, это -
возраст. В общем он удовлетворяет нас в этом отношении от того периода,
когда начинаются менструации, и до того, когда они прекращаются; но
особенное предпочтение отдаем мы поре от восемнадцати до двадцати восьми
лет. За этими пределами ни одна женщина не может быть для нас
привлекательной: старая женщина, т.е., уже не имеющая менструаций, вызывает
у нас отвращение. Молодость без красоты все еще привлекательна, красота без
молодости - никогда. Очевидно, соображение, которое здесь бессознательно
руководит нами, это - возможность деторождения вообще; оттого всякий
индивидуум теряет свою привлекательность для другого пола в той мере, в
какой он удаляется от периода наибольшей пригодности для производительной
функции или для зачатия. Второе условие, это - здоровье: острые болезни
являются в наших глазах только временной помехой; болезни же хронические или
худосочие совершенно отталкивают нас, потому что они переходят на ребенка.
Третье условие, с которым мы сообразуемся при выборе женщины, - это ее
сложение, потому что на нем зиждется тип рода. После старости и болезни
ничто так не отталкивает нас, как искривленная фигура: даже самое красивое
лицо не может нас вознаградить за нее; напротив, мы безусловно предпочитаем
самое безобразное лицо, если с ним соединяется стройная фигура. Далее,
всякая непропорциональность в телосложении действует на нас заметнее и
сильнее всего, например, кривобокая, скрюченная, коротконогая фигура и т.п.,
даже хромающая походка, если она не является результатом какой-нибудь
внешней случайности. Наоборот, поразительно красивый стан может возместить
всякие изъяны: он очаровывает нас. Сюда же относится и то, что все высоко
ценят маленькие ноги: последние - существенный признак рода, и ни у одного
животного тарсус и мета-тарсус, взятые вместе, не так малы, как у человека,
что находится в связи с его прямою походкой: человек - су-
щество прямостоящее. Вот почему и говорит Иисус Сирахов (26, 23, по
исправленному переводу Крауза): "женщина, которая стройна и у которой
красивые ноги, подобна золотой колонне на серебряной опоре". Важны для нас и
зубы, потому что они играют очень существенную роль в питании и особенно
передаются по наследству. Четвертое условие - это известная полнота тела,
т.е. преобладание растительной функции, пластичности: оно обещает плоду
обильное питание, и оттого сильная худоба сразу отталкивает нас. Полная
женская грудь имеет для мужчины необыкновенную привлекательность, потому
что, находясь в прямой связи с детородными функциями женщины, она сулит
новорожденному обильное питание. С другой стороны, чрезмерно жирные женщины
противны нам; дело в том, что это свойство указывает на атрофию матки, т.е.
на бесплодие; и знает об этом не голова, а инстинкт. Только последнюю роль в
нашем выборе играет красота лица. И здесь прежде всего принимаются в
соображение костные части: вот почему главное внимание мы обращаем на
красивый нос; короткий вздернутый нос портит все. Счастье целой жизни для
множества девушек решил маленький изгиб носа кверху или книзу; и это
справедливо, потому что дело здесь идет о родовом типе. Маленький рот,
обусловленный маленькими челюстями, играет очень важную роль, потому что он
составляет специфический признак человеческого лица в противоположность
пасти животных. Отставленный назад, как бы отрезанный подбородок в
особенности противен, потому что выдающийся вперед подбородок составляет
характерный признак исключительно нашего, человеческого вида. Наконец,
внимание наше привлекают красивые глаза и лоб: они связаны уже с
психическими свойствами, в особенности интеллектуальными, которые
наследуются от матери.
Те бессознательные побуждения, которым, с другой стороны, следуют в
своем выборе женщины, естественно, не могут быть нам известны с такою же
точностью. В общем можно утверждать следующее. Женщины предпочитают возраст
от 30 до 35 лет и отдают ему преимущество даже перед юношеским возрастом,
когда на самом деле челове-
ческая красота достигает высшего расцвета. Объясняется это тем, что
женщинами руководит не вкус, а инстинкт, который в мужественном возрасте
угадывает кульминационный пункт производительной силы. Вообще, они мало
обращают внимания на красоту, т.е., собственно, на красоту лица: точно они
берут всецело на себя дать ее ребенку. Главным образом побеждает их сила и
связанная с нею отвага мужчины, потому что это обещает им рождение здоровых
детей и в то же время мужественного защитника последних. Каждый физический
недостаток мужчины, каждое уклонение от типа женщина может в родившемся
дитяти парализовать, если она сама в тех же отношениях безукоризненна или
представляет уклонение в противоположную сторону. Отсюда необходимо
исключить только те свойства мужчины, которые специально присущи его полу и
которых поэтому мать не может передать своему ребенку: сюда относятся
мужское строение скелета, широкие плечи, узкие бедра, прямые ноги,
мускульная сила, мужество, борода и т.п. Вот почему женщины часто любят
безобразных мужчин; но никогда не полюбит женщина - мужчину немужественного,
потому что она не могла бы нейтрализовать его недостатков.
Вторая категория мотивов, лежащих в основе половой любви, - это та,
которая относится к психическим свойствам. В этой области мы видим, что
женщину всегда привлекают в мужчине достоинства его сердца, или характера,
которые составляют отцовское наследие. В особенности пленяют женщину сила
воли, решительность и мужество, а также, пожалуй, благородство и доброе
сердце. Напротив того, интеллектуальные преимущества не имеют над нею
инстинктивной и непосредственной власти именно потому, что эти свойства
наследуются не от отца. Ограниченность не вредит успеху у женщин; скорее
помешают здесь выдающиеся умственные силы и даже гениальность, как явления
ненормальные. Вот почему некрасивый, глупый и грубый мужчина нередко
затмевает в глазах женщины человека образованного, даровитого и достойного.
Да и браки по любви иногда заключаются между людьми, которые в духовном
отношении совершенно разнородны: например, он - груб, крепок и ограничен,
она - нежна, чутка, с изящной мыслью, образованна, восприимчива к
прекрасному и т.д., или же он - гениален и учен, она - глупа:
Так нравится Венере; любит она ради
жестокой забавы склонять под железное ярмо
разные лица и души.
Объясняется это тем, что преобладающую роль играют здесь вовсе не
интеллектуальные, а совершенно другие побуждения, именно, побуждения
инстинкта. Брак заключается не ради остроумных собеседований, а для рождения
детей. Это - союз сердец, а не умов. Когда женщина утверждает, что она
влюбилась в ум мужчины, то это - суетная и смешная выдумка или же аномалия
выродившегося существа. Что же касается мужчин, то они в своей инстинктивной
любви к женщине руководятся не свойствами ее характера; вот почему столько
Сократов имело своих Ксантипп, например, Шекспир, Альбрехт Дюрер, Байрон и
др. Интеллектуальные же свойства, бесспорно, оказывают здесь влияние именно
потому, что они передаются по наследству от матери; но все же их влияние
легко перевешивается влиянием физической красоты, которая, затрагивая более
существенные пункты, производит на мужчину и более непосредственное
действие. И вот матери, чувствуя или зная по опыту, какую роль в глазах
мужчины играет ум девушки, обучают своих дочерей изящным искусствам, языкам
и т.п., для того чтобы сделать их привлекательными для мужчин;
искусственными средствами приходят они на помощь интеллекту, подобно тому
как в надлежащих случаях такие же средства употребляются по отношению к
бедрам и груди. Необходимо помнить, что я все время веду здесь речь о
совершенно непосредственном, инстинктивном влечении, из которого только и
возникает настоящая влюбленность. Тот факт, что умная и образованная девушка
ценит в мужчине ум и дарование, что рассудительный мужчина подвергает
внимательному испытанию характер своей невесты, - все это не имеет никакого
отношения к тому предмету, о котором я здесь толкую: всем этим руководится
человек при благоразумном выборе для брачного союза, но не при страстной
любви, которая только и служит здесь темой наших соображений.
До сих пор я рассматривал только абсолютные мотивы, т.е. такие, которые
имеют силу для всякого; теперь перехожу к мотивам относительным, которые
индивидуальны, потому что в них все рассчитано на то, чтобы восстановить
существующий уже с изъянами родовой тип, исправить те уклонения от него,
какие тяготеют на личности самого выбирающего, и таким образом дать типу его
чистое выражение. Здесь поэтому всякий любит то, чего недостает ему самому.
Выбор, основанный на таких относительных мотивах, исходя из индивидуальных
свойств и обращаясь на индивидуальные же свойства, имеет гораздо более
определенный, решительный и исключительный характер, чем тот, который
исходит из мотивов абсолютных; вот почему страстная любовь, в настоящем
смысле этого слова, по большей части ведет свое начало от этих относительных
мотивов, и только обыкновенная, более легкая склонность вытекает из мотивов
абсолютных. В связи с этим великую страсть обыкновенно зажигают в мужчине
вовсе не безукоризненные, идеальные красавицы. Для возникновения подобного,
действительно страстного влечения необходимо нечто такое, что можно выразить
только посредством химической метафоры: оба любовника должны нейтрализовать
друг друга, как нейтрализуются кислота и щелочь в среднюю соль. Необходимые
для этого условия в существенном таковы. Во-первых, всякая половая
определенность - односторонность. В одном индивидууме выражается она сильнее
и имеет более высокую степень, чем в другом; поэтому в каждом индивидууме
она может быть дополнена и нейтрализована предпочтительно теми, а не иными
свойствами другого пола, ведь индивидуум нуждается в такой односторонности,
которая была бы противоположна его собственной, для того, чтобы восполнить
тип человечества в новом, имеющем родиться индивидууме, к свойствам которого
все только и сводится. Физиологам известно, что половые признаки допускают
бесчисленное множество степеней, так что мужчина спускается до от-
вратительной формы гинандера и гипоспадея, а женщина возвышается до
грациозной андрогины; с обеих сторон дело может дойти до полного
гермафродитизма, на этой ступени находятся те индивидуумы, которые занимают
как раз средину между обоими полами, не могут быть причислены ни к тому, ни
к другому и, следовательно, неспособны к деторождению. Для той взаимной
нейтрализации двух индивидуальностей, о которой мы говорим, необходимо
поэтому, чтобы определенная степень его мужественности точно соответствовала
ее женственности; при таком условии обе односторонности взаимно сгладятся. И
оттого самый мужественный мужчина будет искать самой женственной женщины, и
наоборот, точно так же всякий индивидуум будет тяготеть к той степени
половой определенности, которая соответствует его личным свойствам.
Насколько между двумя особями существует в этом смысле необходимое
соотношение, это они чувствуют инстинктивно, и это, наряду с другими
относительными мотивами, лежит в основании высших степеней влюбленности. И
потому, когда влюбленные патетически говорят о гармонии своих душ, то в
большинстве случаев это сводится к соответствию, которое существует между
ними по отношению к их будущему дитяти и его совершенствам, что, очевидно,
гораздо важнее, нежели гармония их душ, которая часто, вскоре после свадьбы,
разрешается в самый вопиющий диссонанс. К этому примыкают и дальнейшие
относительные мотивы, и все они основываются на том, что каждый индивидуум
стремится подавить свои слабости, недостатки и уклонения от нормального
человеческого типа в соединении с другою особью для того, чтобы они не
повторились в их будущем дитяти или не разрослись до полной уродливости. Чем
слабее мужчина в мускульном отношении, тем больше станет он искать сильных
женщин; то же с своей стороны делают женщины. Но так как у женщин по самой
их природе мускулатура обыкновенно слабее, то они обыкновенно и предпочитают
мужчин посильнее.
Далее, важную роль в половой любви играет рост. Мужчины малого роста
имеют решительную склонность к высоким женщинам, и наоборот. При этом любовь
маленького мужчины к большим женщинам будет особенно страстна, если он сам
родился от высокого отца и только благодаря влиянию матери остался
невысоким: это потому, что от отца унаследовал он такую систему сосудов и
такую энергию ее, которые могли бы снабжать кровью большое тело. Если же его
отец и дед сами уже были малого роста, то эта склонность будет менее
заметна. Если большие женщины не любят больших мужчин, то это объясняется
тем, что природа стремится не допускать слишком зрелого поколения в тех
случаях, когда при силах данной женщины оно оказалось бы слишком слабо для
того, чтобы быть долговечным. И если такая женщина все же выберет себе
великорослого супруга, хотя бы для большей представительности в обществе, то
за эту глупость должно будет расплачиваться потомство.
Очень важна далее и окраска волос. Белокурые непременно тяготеют к
черноволосым или шатенкам; наоборот же бывает редко. Объясняется это тем,
что белокурые волосы и голубые глаза составляют уже некоторую игру природы,
почти аномалию, нечто вроде белых мышей или, по крайней мере, белой лошади.
Они не встречаются ни в какой другой части света, кроме Европы; их нет даже
вблизи полюсов, и вышли они, очевидно, из Скандинавии. Кстати, выскажу здесь
свое мнение, что белый цвет кожи не естествен для людей, а природная кожа их
- черная или коричневая, как у наших родоначальников-индусов; первоначально
из недр природы не выходил ни один белый человек, и, следовательно, белой
расы вовсе и не существует, несмотря на все толки о ней: каждый белый
человек - это человек вылинявший. Оттесненный на чуждый для него север, где
он чувствует себя каким-то экзотическим растением и подобно ему зимою
нуждается в теплице, человек на протяжении тысячелетий сделался белым.
Цыгане, это индийское племя, которое переселилось к нам не более четырех
столетий назад, являют нам переход от индусской окраски тела к нашей*. Вот
почему в половой любви природа стремится обратно к черным волосам и темным
глазам, т.е. к своему прототипу. Что же касается белого цвета кожи, то он
стал нашей второй природой, хотя и не настолько, чтобы нас отталкивал
коричневый цвет индусов.
* Подробнее об этом можно найти в моих "Парергах", т. П, § 92, перв.
изд.
Наконец, и в отдельных органах каждый ищет корректива для своих
недостатков и аномалий, и тем усерднее, чем важнее самый орган. Вот почему
курносые индивидуумы несказанно любят носы ястребиные, физиономии
попугаеподобные. То же замечается и относительно других органов. Люди
чрезмерно стройные, с раздавшимся в длину телом, могут даже находить
привлекательность в приземистых и сутуловатых личностях.
Аналогичное действие имеют особенности темперамента: всякий
предпочитает темперамент, противоположный собственному, но лишь в той мере,
в какой последний отличается полной определенностью. Кто сам в каком-либо
отношении вполне совершенен, тот, если и не тяготеет в другой особи к
соответственным недостаткам, во всяком случае легче других примиряется с
ними, потому что сам он обеспечивает своих будущих детей от больших
недостатков в данном отношении. Кто, например, обладает очень белым цветом
кожи, того не оттолкнет в другой особи желтоватый цвет лица, а кто сам
отличается желтизною, тот в ослепительной белизне будет видеть нечто
божественно прекрасное. Редкий случай, чтобы мужчина влюбился в чрезвычайно
безобразную женщину, бывает тогда, когда при упомянутой выше точной гармонии
в степени половой характерности все аномалии этой женщины как раз
противоположны его собственным, т.е. составляют по отношению к ним
корректив.
Та глубокая серьезность, с которой мы испытующе рассматриваем каждую
часть женского тела и с которой женщины в свою очередь рассматривают мужчин;
та критическая разборчивость, с которой мы оглядываем женщину, начинающую
нам нравиться; то напряженное внимание, с которым жених наблюдает свою
невесту; его осмотрительность и опасение, как бы не обмануться ни в одном ее
органе; то высокое значение, которое он приписывает всякому плюсу или минусу
в наиболее существенных органах
ее, - все это вполне отвечает серьезности самой цели отношений,
возникающих между данной четою. Ибо над их ребенком в течение всей его жизни
будут тяготеть изъяны материнского органа; если, например, женщина хоть
несколько кривобока, то она легко может взвалить на плечи своего сына горб,
так это обстоит и по отношению ко всем остальным органам. Конечно, весь этот
трудный выбор женщины производится нами не сознательно, наоборот, всякий
воображает, будто он действует исключительно ради собственного наслаждения
(которое, в сущности, может здесь и не играть никакой роли). Однако,
несмотря на эту бессознательность, всякий делает именно такой выбор, какой,
при наличности его собственной структуры, соответствует интересам рода:
сохранить тип этого рода в возможной чистоте - вот что является здесь тайною
задачей. Индивидуум действует здесь бессознательно для самого себя, по
поручению некоторого высшего начала - рода: отсюда та важность, какую он
придает вещам, к которым он, в качестве индивидуума, мог бы и даже должен
был бы относиться равнодушно. Есть нечто совершенно своеобразное в той
глубокой, бессознательной серьезности, с какою два молодых человека разного
пола рассматривают друг друга при первой встрече, в тех испытующих и
проницательных взглядах, которыми они обмениваются, в том внимательном
осмотре, которому они оба подвергают все черты и органы друг друга. Это
изучение и испытание - не что иное, как размышление гения рода о том
индивидууме, который может родиться от данной четы, и о комбинациях его
свойств. От результатов этого размышления зависит степень того, насколько
молодые люди понравятся друг другу и насколько сильно будет их взаимное
влечение. Последнее, достигнув уже значительной степени, может внезапно
опять угаснуть, если откроется что-нибудь такое, что раньше оставалось
незамеченным.
Таким образом, во всех людях, способных к деторождению, гений рода
размышляет о грядущем поколении. Созидание последнего - вот та великая
работа, которой неустанно занимается Купидон в своих делах, в своих мечтах и
мыслях. Сравнительно с важностью его великого дела,
которое касается рода и всех грядущих поколений, дела индивидуумов в их
эфемерной совокупности очень мелки, и поэтому Купидон всегда готов без
дальней думы принести эти индивидуумы в жертву. Ибо он относится к ним, как
бессмертный к смертным, и его интересы относятся к их интересам, как
бесконечное к конечному. Итак, Купидон в сознании того, что он ведает заботы
гораздо высшего порядка, нежели те, которые касаются только индивидуального
благополучия и горя, отдается им с возвышенной невозмутимостью - в шуме
войны, в сутолоке практической жизни или в разгаре чумы, и они влекут его
даже в уединенные кельи монастыря.
Выше мы видели, что интенсивность влюбленности возрастает с ее
индивидуализацией: мы указали, что физические свойства обоих индивидуумов
должны быть таковы, чтобы в целях возможно лучшего восстановления родового
типа один индивидуум служил вполне специфическим и совершенным восполнением
другого и поэтому чувствовал вожделение исключительно к нему. В этом случае
возникает уже серьезная страсть, которая именно потому, что она обращена на
единственный объект и только на него один, т.е. действует как бы по
специальному поручению рода, непосредственно и получает более возвышенный и
благородный характер. Наоборот, обыкновенное половое влечение пошло, так
как, чуждое индивидуализации, оно направлено на всех и стремится к
сохранению рода только в количественном отношении, без достаточного внимания
к его качеству. Индивидуализация же, а с нею и интенсиввость влюбленности,
может иногда достигнуть такой высокой степени, что если ей не дают
удовлетворения, то все блага мира и даже самая жизнь теряют для нас всякую
цену. Она превращается тогда в желание, которое возрастает до совершенно
необычайной напряженности, ради которого мы готовы на всякие жертвы и
которое, если нам бесповоротно отказывают в его осуществлении, способно
довести до сумасшествия или до самоубийства. В основе такой чрезмерной
страсти, вероятно, лежат какие-то другие бессознательные побуждения, помимо
указанных выше, для нас не столь очевидные. Мы должны поэтому допус-
тить, что здесь не только телесные организации, но и воля мужчины и
интеллект женщины находятся между собою в каком-то специальном соответствии,
в результате чего только они именно, этот мужчина и эта женщина, и могут
породить вполне определенную особь, существование которой задумал гений рода
по соображениям, коренящимся во внутренней сущности вещей и потому для нас
недоступным. Или, говоря точнее: воля к жизни хочет здесь объективироваться
в совершенно определенном индивидууме, который может произойти только от
этого отца и от этой матери. Это метафизическое вожделение воли, как
таковой, не имеет непосредственно другой сферы действия в ряду живых
существ, кроме как сердца будущих родителей, которые поэтому и охватываются
любовным порывом и мнят, будто они только ради самих себя желают того, что
на самом деле пока имеет еще цель только чисто метафизическую, т.е. лежащую
вне сферы реально наличных вещей. Таким образом, вытекающее из
первоисточника всех существ стремление будущего индивидуума, который здесь
выступает только как возможный, стремление этого индивидуума войти в бытие -
вот что в явлении представляется нам как высокая, всем другим пренебрегающая
страсть будущих родителей друг к другу; а на самом деле это - беспримерная
иллюзия, в силу которой влюбленный готов отдать все блага мира за то, чтобы
совокупиться именно с этой женщиной, между тем как в действительности она не
даст ему ничего больше, чем всякая другая. А что все дело здесь именно в
совокуплении, вытекает из того, что даже эта высокая страсть, как и всякая
другая, гаснет в наслаждении, к великому изумлению ее участников. Она гаснет
и тогда, когда возможная бесплодность женщины (по Гуфеланду, это бывает в
силу девятнадцати случайных недостатков телосложения) разрушает истинную
метафизическую цель полового общения, как рушится последняя и ежедневно в
миллионах растаптываемых зародышей, в которых стремится к бытию то же
метафизическое жизненное начало; в этой потере нет другого утешения, кроме
того, что воле к жизни открыта бесконечность пространства, времени, материи,
а следовательно - и неисчерпаемая возможность вернуться в бытие.
По-видимому, Теофраст Парацельз, который не обсуждал этой темы и был
очень далек от всего строя моих воззрений, все-таки напал, хотя и мимолетно,
на изложенную здесь мысль: дело в том, что в совершенно другом контексте и в
своей обычной беспорядочной манере он сделал однажды следующее интересное
же сильно привязывается к одному, ибо природа инстинктивно и без всякой
рефлексии побуждает ее заботиться о кормильце и защитнике будущего
потомства. И оттого супружеская верность имеет у мужчины характер
искусственный, а у женщины - естественный, и, таким образом, прелюбодеяние
женщины как в объективном отношении, по своим последствиям, так и в
субъективном отношении, по своей противоестественности, гораздо
непростительнее, чем прелюбодеяние мужчины.
Но чтобы не быть голословным и вполне убедиться в том, что
удовольствие, которое нам доставляет другой пол, как бы объективно оно ни
казалось, на самом деле не что иное, как замаскированный инстинкт, т.е. дух
рода, стремящегося к сохранению своего типа, для этого мы должны точно
исследовать даже те мотивы, которые руководят нами при выборе объектов этого
удовольствия, и войти здесь в некоторые специальные подробности, как ни
странно может показаться, что такие детали находят себе место в философском
произведении. Эти мотивы распадаются на следующие категории: одни из них
относятся к типу рода, т.е. к красоте, другие имеют своим предметом
психические свойства, наконец, третьи носят чисто относительный характер и
возникают из необходимости взаимных коррективов или нейтрализации
односторонностей и аномалий обоих любящих индивидуумов. Рассмотрим все эти
категории порознь.
Главное условие, определяющее наш выбор и нашу склонность, это -
возраст. В общем он удовлетворяет нас в этом отношении от того периода,
когда начинаются менструации, и до того, когда они прекращаются; но
особенное предпочтение отдаем мы поре от восемнадцати до двадцати восьми
лет. За этими пределами ни одна женщина не может быть для нас
привлекательной: старая женщина, т.е., уже не имеющая менструаций, вызывает
у нас отвращение. Молодость без красоты все еще привлекательна, красота без
молодости - никогда. Очевидно, соображение, которое здесь бессознательно
руководит нами, это - возможность деторождения вообще; оттого всякий
индивидуум теряет свою привлекательность для другого пола в той мере, в
какой он удаляется от периода наибольшей пригодности для производительной
функции или для зачатия. Второе условие, это - здоровье: острые болезни
являются в наших глазах только временной помехой; болезни же хронические или
худосочие совершенно отталкивают нас, потому что они переходят на ребенка.
Третье условие, с которым мы сообразуемся при выборе женщины, - это ее
сложение, потому что на нем зиждется тип рода. После старости и болезни
ничто так не отталкивает нас, как искривленная фигура: даже самое красивое
лицо не может нас вознаградить за нее; напротив, мы безусловно предпочитаем
самое безобразное лицо, если с ним соединяется стройная фигура. Далее,
всякая непропорциональность в телосложении действует на нас заметнее и
сильнее всего, например, кривобокая, скрюченная, коротконогая фигура и т.п.,
даже хромающая походка, если она не является результатом какой-нибудь
внешней случайности. Наоборот, поразительно красивый стан может возместить
всякие изъяны: он очаровывает нас. Сюда же относится и то, что все высоко
ценят маленькие ноги: последние - существенный признак рода, и ни у одного
животного тарсус и мета-тарсус, взятые вместе, не так малы, как у человека,
что находится в связи с его прямою походкой: человек - су-
щество прямостоящее. Вот почему и говорит Иисус Сирахов (26, 23, по
исправленному переводу Крауза): "женщина, которая стройна и у которой
красивые ноги, подобна золотой колонне на серебряной опоре". Важны для нас и
зубы, потому что они играют очень существенную роль в питании и особенно
передаются по наследству. Четвертое условие - это известная полнота тела,
т.е. преобладание растительной функции, пластичности: оно обещает плоду
обильное питание, и оттого сильная худоба сразу отталкивает нас. Полная
женская грудь имеет для мужчины необыкновенную привлекательность, потому
что, находясь в прямой связи с детородными функциями женщины, она сулит
новорожденному обильное питание. С другой стороны, чрезмерно жирные женщины
противны нам; дело в том, что это свойство указывает на атрофию матки, т.е.
на бесплодие; и знает об этом не голова, а инстинкт. Только последнюю роль в
нашем выборе играет красота лица. И здесь прежде всего принимаются в
соображение костные части: вот почему главное внимание мы обращаем на
красивый нос; короткий вздернутый нос портит все. Счастье целой жизни для
множества девушек решил маленький изгиб носа кверху или книзу; и это
справедливо, потому что дело здесь идет о родовом типе. Маленький рот,
обусловленный маленькими челюстями, играет очень важную роль, потому что он
составляет специфический признак человеческого лица в противоположность
пасти животных. Отставленный назад, как бы отрезанный подбородок в
особенности противен, потому что выдающийся вперед подбородок составляет
характерный признак исключительно нашего, человеческого вида. Наконец,
внимание наше привлекают красивые глаза и лоб: они связаны уже с
психическими свойствами, в особенности интеллектуальными, которые
наследуются от матери.
Те бессознательные побуждения, которым, с другой стороны, следуют в
своем выборе женщины, естественно, не могут быть нам известны с такою же
точностью. В общем можно утверждать следующее. Женщины предпочитают возраст
от 30 до 35 лет и отдают ему преимущество даже перед юношеским возрастом,
когда на самом деле челове-
ческая красота достигает высшего расцвета. Объясняется это тем, что
женщинами руководит не вкус, а инстинкт, который в мужественном возрасте
угадывает кульминационный пункт производительной силы. Вообще, они мало
обращают внимания на красоту, т.е., собственно, на красоту лица: точно они
берут всецело на себя дать ее ребенку. Главным образом побеждает их сила и
связанная с нею отвага мужчины, потому что это обещает им рождение здоровых
детей и в то же время мужественного защитника последних. Каждый физический
недостаток мужчины, каждое уклонение от типа женщина может в родившемся
дитяти парализовать, если она сама в тех же отношениях безукоризненна или
представляет уклонение в противоположную сторону. Отсюда необходимо
исключить только те свойства мужчины, которые специально присущи его полу и
которых поэтому мать не может передать своему ребенку: сюда относятся
мужское строение скелета, широкие плечи, узкие бедра, прямые ноги,
мускульная сила, мужество, борода и т.п. Вот почему женщины часто любят
безобразных мужчин; но никогда не полюбит женщина - мужчину немужественного,
потому что она не могла бы нейтрализовать его недостатков.
Вторая категория мотивов, лежащих в основе половой любви, - это та,
которая относится к психическим свойствам. В этой области мы видим, что
женщину всегда привлекают в мужчине достоинства его сердца, или характера,
которые составляют отцовское наследие. В особенности пленяют женщину сила
воли, решительность и мужество, а также, пожалуй, благородство и доброе
сердце. Напротив того, интеллектуальные преимущества не имеют над нею
инстинктивной и непосредственной власти именно потому, что эти свойства
наследуются не от отца. Ограниченность не вредит успеху у женщин; скорее
помешают здесь выдающиеся умственные силы и даже гениальность, как явления
ненормальные. Вот почему некрасивый, глупый и грубый мужчина нередко
затмевает в глазах женщины человека образованного, даровитого и достойного.
Да и браки по любви иногда заключаются между людьми, которые в духовном
отношении совершенно разнородны: например, он - груб, крепок и ограничен,
она - нежна, чутка, с изящной мыслью, образованна, восприимчива к
прекрасному и т.д., или же он - гениален и учен, она - глупа:
Так нравится Венере; любит она ради
жестокой забавы склонять под железное ярмо
разные лица и души.
Объясняется это тем, что преобладающую роль играют здесь вовсе не
интеллектуальные, а совершенно другие побуждения, именно, побуждения
инстинкта. Брак заключается не ради остроумных собеседований, а для рождения
детей. Это - союз сердец, а не умов. Когда женщина утверждает, что она
влюбилась в ум мужчины, то это - суетная и смешная выдумка или же аномалия
выродившегося существа. Что же касается мужчин, то они в своей инстинктивной
любви к женщине руководятся не свойствами ее характера; вот почему столько
Сократов имело своих Ксантипп, например, Шекспир, Альбрехт Дюрер, Байрон и
др. Интеллектуальные же свойства, бесспорно, оказывают здесь влияние именно
потому, что они передаются по наследству от матери; но все же их влияние
легко перевешивается влиянием физической красоты, которая, затрагивая более
существенные пункты, производит на мужчину и более непосредственное
действие. И вот матери, чувствуя или зная по опыту, какую роль в глазах
мужчины играет ум девушки, обучают своих дочерей изящным искусствам, языкам
и т.п., для того чтобы сделать их привлекательными для мужчин;
искусственными средствами приходят они на помощь интеллекту, подобно тому
как в надлежащих случаях такие же средства употребляются по отношению к
бедрам и груди. Необходимо помнить, что я все время веду здесь речь о
совершенно непосредственном, инстинктивном влечении, из которого только и
возникает настоящая влюбленность. Тот факт, что умная и образованная девушка
ценит в мужчине ум и дарование, что рассудительный мужчина подвергает
внимательному испытанию характер своей невесты, - все это не имеет никакого
отношения к тому предмету, о котором я здесь толкую: всем этим руководится
человек при благоразумном выборе для брачного союза, но не при страстной
любви, которая только и служит здесь темой наших соображений.
До сих пор я рассматривал только абсолютные мотивы, т.е. такие, которые
имеют силу для всякого; теперь перехожу к мотивам относительным, которые
индивидуальны, потому что в них все рассчитано на то, чтобы восстановить
существующий уже с изъянами родовой тип, исправить те уклонения от него,
какие тяготеют на личности самого выбирающего, и таким образом дать типу его
чистое выражение. Здесь поэтому всякий любит то, чего недостает ему самому.
Выбор, основанный на таких относительных мотивах, исходя из индивидуальных
свойств и обращаясь на индивидуальные же свойства, имеет гораздо более
определенный, решительный и исключительный характер, чем тот, который
исходит из мотивов абсолютных; вот почему страстная любовь, в настоящем
смысле этого слова, по большей части ведет свое начало от этих относительных
мотивов, и только обыкновенная, более легкая склонность вытекает из мотивов
абсолютных. В связи с этим великую страсть обыкновенно зажигают в мужчине
вовсе не безукоризненные, идеальные красавицы. Для возникновения подобного,
действительно страстного влечения необходимо нечто такое, что можно выразить
только посредством химической метафоры: оба любовника должны нейтрализовать
друг друга, как нейтрализуются кислота и щелочь в среднюю соль. Необходимые
для этого условия в существенном таковы. Во-первых, всякая половая
определенность - односторонность. В одном индивидууме выражается она сильнее
и имеет более высокую степень, чем в другом; поэтому в каждом индивидууме
она может быть дополнена и нейтрализована предпочтительно теми, а не иными
свойствами другого пола, ведь индивидуум нуждается в такой односторонности,
которая была бы противоположна его собственной, для того, чтобы восполнить
тип человечества в новом, имеющем родиться индивидууме, к свойствам которого
все только и сводится. Физиологам известно, что половые признаки допускают
бесчисленное множество степеней, так что мужчина спускается до от-
вратительной формы гинандера и гипоспадея, а женщина возвышается до
грациозной андрогины; с обеих сторон дело может дойти до полного
гермафродитизма, на этой ступени находятся те индивидуумы, которые занимают
как раз средину между обоими полами, не могут быть причислены ни к тому, ни
к другому и, следовательно, неспособны к деторождению. Для той взаимной
нейтрализации двух индивидуальностей, о которой мы говорим, необходимо
поэтому, чтобы определенная степень его мужественности точно соответствовала
ее женственности; при таком условии обе односторонности взаимно сгладятся. И
оттого самый мужественный мужчина будет искать самой женственной женщины, и
наоборот, точно так же всякий индивидуум будет тяготеть к той степени
половой определенности, которая соответствует его личным свойствам.
Насколько между двумя особями существует в этом смысле необходимое
соотношение, это они чувствуют инстинктивно, и это, наряду с другими
относительными мотивами, лежит в основании высших степеней влюбленности. И
потому, когда влюбленные патетически говорят о гармонии своих душ, то в
большинстве случаев это сводится к соответствию, которое существует между
ними по отношению к их будущему дитяти и его совершенствам, что, очевидно,
гораздо важнее, нежели гармония их душ, которая часто, вскоре после свадьбы,
разрешается в самый вопиющий диссонанс. К этому примыкают и дальнейшие
относительные мотивы, и все они основываются на том, что каждый индивидуум
стремится подавить свои слабости, недостатки и уклонения от нормального
человеческого типа в соединении с другою особью для того, чтобы они не
повторились в их будущем дитяти или не разрослись до полной уродливости. Чем
слабее мужчина в мускульном отношении, тем больше станет он искать сильных
женщин; то же с своей стороны делают женщины. Но так как у женщин по самой
их природе мускулатура обыкновенно слабее, то они обыкновенно и предпочитают
мужчин посильнее.
Далее, важную роль в половой любви играет рост. Мужчины малого роста
имеют решительную склонность к высоким женщинам, и наоборот. При этом любовь
маленького мужчины к большим женщинам будет особенно страстна, если он сам
родился от высокого отца и только благодаря влиянию матери остался
невысоким: это потому, что от отца унаследовал он такую систему сосудов и
такую энергию ее, которые могли бы снабжать кровью большое тело. Если же его
отец и дед сами уже были малого роста, то эта склонность будет менее
заметна. Если большие женщины не любят больших мужчин, то это объясняется
тем, что природа стремится не допускать слишком зрелого поколения в тех
случаях, когда при силах данной женщины оно оказалось бы слишком слабо для
того, чтобы быть долговечным. И если такая женщина все же выберет себе
великорослого супруга, хотя бы для большей представительности в обществе, то
за эту глупость должно будет расплачиваться потомство.
Очень важна далее и окраска волос. Белокурые непременно тяготеют к
черноволосым или шатенкам; наоборот же бывает редко. Объясняется это тем,
что белокурые волосы и голубые глаза составляют уже некоторую игру природы,
почти аномалию, нечто вроде белых мышей или, по крайней мере, белой лошади.
Они не встречаются ни в какой другой части света, кроме Европы; их нет даже
вблизи полюсов, и вышли они, очевидно, из Скандинавии. Кстати, выскажу здесь
свое мнение, что белый цвет кожи не естествен для людей, а природная кожа их
- черная или коричневая, как у наших родоначальников-индусов; первоначально
из недр природы не выходил ни один белый человек, и, следовательно, белой
расы вовсе и не существует, несмотря на все толки о ней: каждый белый
человек - это человек вылинявший. Оттесненный на чуждый для него север, где
он чувствует себя каким-то экзотическим растением и подобно ему зимою
нуждается в теплице, человек на протяжении тысячелетий сделался белым.
Цыгане, это индийское племя, которое переселилось к нам не более четырех
столетий назад, являют нам переход от индусской окраски тела к нашей*. Вот
почему в половой любви природа стремится обратно к черным волосам и темным
глазам, т.е. к своему прототипу. Что же касается белого цвета кожи, то он
стал нашей второй природой, хотя и не настолько, чтобы нас отталкивал
коричневый цвет индусов.
* Подробнее об этом можно найти в моих "Парергах", т. П, § 92, перв.
изд.
Наконец, и в отдельных органах каждый ищет корректива для своих
недостатков и аномалий, и тем усерднее, чем важнее самый орган. Вот почему
курносые индивидуумы несказанно любят носы ястребиные, физиономии
попугаеподобные. То же замечается и относительно других органов. Люди
чрезмерно стройные, с раздавшимся в длину телом, могут даже находить
привлекательность в приземистых и сутуловатых личностях.
Аналогичное действие имеют особенности темперамента: всякий
предпочитает темперамент, противоположный собственному, но лишь в той мере,
в какой последний отличается полной определенностью. Кто сам в каком-либо
отношении вполне совершенен, тот, если и не тяготеет в другой особи к
соответственным недостаткам, во всяком случае легче других примиряется с
ними, потому что сам он обеспечивает своих будущих детей от больших
недостатков в данном отношении. Кто, например, обладает очень белым цветом
кожи, того не оттолкнет в другой особи желтоватый цвет лица, а кто сам
отличается желтизною, тот в ослепительной белизне будет видеть нечто
божественно прекрасное. Редкий случай, чтобы мужчина влюбился в чрезвычайно
безобразную женщину, бывает тогда, когда при упомянутой выше точной гармонии
в степени половой характерности все аномалии этой женщины как раз
противоположны его собственным, т.е. составляют по отношению к ним
корректив.
Та глубокая серьезность, с которой мы испытующе рассматриваем каждую
часть женского тела и с которой женщины в свою очередь рассматривают мужчин;
та критическая разборчивость, с которой мы оглядываем женщину, начинающую
нам нравиться; то напряженное внимание, с которым жених наблюдает свою
невесту; его осмотрительность и опасение, как бы не обмануться ни в одном ее
органе; то высокое значение, которое он приписывает всякому плюсу или минусу
в наиболее существенных органах
ее, - все это вполне отвечает серьезности самой цели отношений,
возникающих между данной четою. Ибо над их ребенком в течение всей его жизни
будут тяготеть изъяны материнского органа; если, например, женщина хоть
несколько кривобока, то она легко может взвалить на плечи своего сына горб,
так это обстоит и по отношению ко всем остальным органам. Конечно, весь этот
трудный выбор женщины производится нами не сознательно, наоборот, всякий
воображает, будто он действует исключительно ради собственного наслаждения
(которое, в сущности, может здесь и не играть никакой роли). Однако,
несмотря на эту бессознательность, всякий делает именно такой выбор, какой,
при наличности его собственной структуры, соответствует интересам рода:
сохранить тип этого рода в возможной чистоте - вот что является здесь тайною
задачей. Индивидуум действует здесь бессознательно для самого себя, по
поручению некоторого высшего начала - рода: отсюда та важность, какую он
придает вещам, к которым он, в качестве индивидуума, мог бы и даже должен
был бы относиться равнодушно. Есть нечто совершенно своеобразное в той
глубокой, бессознательной серьезности, с какою два молодых человека разного
пола рассматривают друг друга при первой встрече, в тех испытующих и
проницательных взглядах, которыми они обмениваются, в том внимательном
осмотре, которому они оба подвергают все черты и органы друг друга. Это
изучение и испытание - не что иное, как размышление гения рода о том
индивидууме, который может родиться от данной четы, и о комбинациях его
свойств. От результатов этого размышления зависит степень того, насколько
молодые люди понравятся друг другу и насколько сильно будет их взаимное
влечение. Последнее, достигнув уже значительной степени, может внезапно
опять угаснуть, если откроется что-нибудь такое, что раньше оставалось
незамеченным.
Таким образом, во всех людях, способных к деторождению, гений рода
размышляет о грядущем поколении. Созидание последнего - вот та великая
работа, которой неустанно занимается Купидон в своих делах, в своих мечтах и
мыслях. Сравнительно с важностью его великого дела,
которое касается рода и всех грядущих поколений, дела индивидуумов в их
эфемерной совокупности очень мелки, и поэтому Купидон всегда готов без
дальней думы принести эти индивидуумы в жертву. Ибо он относится к ним, как
бессмертный к смертным, и его интересы относятся к их интересам, как
бесконечное к конечному. Итак, Купидон в сознании того, что он ведает заботы
гораздо высшего порядка, нежели те, которые касаются только индивидуального
благополучия и горя, отдается им с возвышенной невозмутимостью - в шуме
войны, в сутолоке практической жизни или в разгаре чумы, и они влекут его
даже в уединенные кельи монастыря.
Выше мы видели, что интенсивность влюбленности возрастает с ее
индивидуализацией: мы указали, что физические свойства обоих индивидуумов
должны быть таковы, чтобы в целях возможно лучшего восстановления родового
типа один индивидуум служил вполне специфическим и совершенным восполнением
другого и поэтому чувствовал вожделение исключительно к нему. В этом случае
возникает уже серьезная страсть, которая именно потому, что она обращена на
единственный объект и только на него один, т.е. действует как бы по
специальному поручению рода, непосредственно и получает более возвышенный и
благородный характер. Наоборот, обыкновенное половое влечение пошло, так
как, чуждое индивидуализации, оно направлено на всех и стремится к
сохранению рода только в количественном отношении, без достаточного внимания
к его качеству. Индивидуализация же, а с нею и интенсиввость влюбленности,
может иногда достигнуть такой высокой степени, что если ей не дают
удовлетворения, то все блага мира и даже самая жизнь теряют для нас всякую
цену. Она превращается тогда в желание, которое возрастает до совершенно
необычайной напряженности, ради которого мы готовы на всякие жертвы и
которое, если нам бесповоротно отказывают в его осуществлении, способно
довести до сумасшествия или до самоубийства. В основе такой чрезмерной
страсти, вероятно, лежат какие-то другие бессознательные побуждения, помимо
указанных выше, для нас не столь очевидные. Мы должны поэтому допус-
тить, что здесь не только телесные организации, но и воля мужчины и
интеллект женщины находятся между собою в каком-то специальном соответствии,
в результате чего только они именно, этот мужчина и эта женщина, и могут
породить вполне определенную особь, существование которой задумал гений рода
по соображениям, коренящимся во внутренней сущности вещей и потому для нас
недоступным. Или, говоря точнее: воля к жизни хочет здесь объективироваться
в совершенно определенном индивидууме, который может произойти только от
этого отца и от этой матери. Это метафизическое вожделение воли, как
таковой, не имеет непосредственно другой сферы действия в ряду живых
существ, кроме как сердца будущих родителей, которые поэтому и охватываются
любовным порывом и мнят, будто они только ради самих себя желают того, что
на самом деле пока имеет еще цель только чисто метафизическую, т.е. лежащую
вне сферы реально наличных вещей. Таким образом, вытекающее из
первоисточника всех существ стремление будущего индивидуума, который здесь
выступает только как возможный, стремление этого индивидуума войти в бытие -
вот что в явлении представляется нам как высокая, всем другим пренебрегающая
страсть будущих родителей друг к другу; а на самом деле это - беспримерная
иллюзия, в силу которой влюбленный готов отдать все блага мира за то, чтобы
совокупиться именно с этой женщиной, между тем как в действительности она не
даст ему ничего больше, чем всякая другая. А что все дело здесь именно в
совокуплении, вытекает из того, что даже эта высокая страсть, как и всякая
другая, гаснет в наслаждении, к великому изумлению ее участников. Она гаснет
и тогда, когда возможная бесплодность женщины (по Гуфеланду, это бывает в
силу девятнадцати случайных недостатков телосложения) разрушает истинную
метафизическую цель полового общения, как рушится последняя и ежедневно в
миллионах растаптываемых зародышей, в которых стремится к бытию то же
метафизическое жизненное начало; в этой потере нет другого утешения, кроме
того, что воле к жизни открыта бесконечность пространства, времени, материи,
а следовательно - и неисчерпаемая возможность вернуться в бытие.
По-видимому, Теофраст Парацельз, который не обсуждал этой темы и был
очень далек от всего строя моих воззрений, все-таки напал, хотя и мимолетно,
на изложенную здесь мысль: дело в том, что в совершенно другом контексте и в
своей обычной беспорядочной манере он сделал однажды следующее интересное