Страница:
-- Вот тут ты ошибаешься, -- возразила ей волшебница -- Пояс обладает
волшебной силой только в таких странах, как Эв или Оз. Если, милая Дороти,
ты наденешь его и прикажешь перенести в Австралию, пояс выполнит твое
желание, потому что он сделан в волшебной стране. Но когда ты окажешься в
Австралии, то пояс исчезнет, как это произошло с серебряными башмачками, и
никто никогда больше его не увидит. Было бы обидно лишиться такой ценной
вещи, не так ли?
-- Тогда, -- сказала, чуть поразмыслив, Дороти, -- я оставлю пояс Озме,
чтобы она им пользовалась. А она может приказать поясу отправить меня в
Австралию к дяде Генри, правильно?
-- Правильно, -- согласилась Глинда.
Девочки отбыли назад в Изумрудный Город, и по пути они договорились,
что по субботам Озма будет вызывать изображение Дороти в своей волшебной
картине И если Дороти подаст условный знак, это будет означать, что она
снова захотела навестить Страну Оз Волшебный пояс Короля Гномов поможет Озме
выполнить желание своей подруги.
Затем наступил момент прощания. Тик-Ток попросился сопровождать Дороти
в Австралию, но она решила, что механический человек вряд ли сможет думать;
мыслить и действовать в цивилизованном мире: скорее всего, его завод там
сломается. Поэтому она оставила его у Озмы.
Биллина, напротив, сама предпочла остаться в Стране Оз, наотрез
отказавшись путешествовать дальше.
-- Таких вкусных жуков и муравьев, как здесь, мне не найти ни в какой
другой стране, -- объявила Желтая Курица. -- К тому же их здесь такая уйма!
Так что лучше я буду жить да поживать в Стране Оз и, уверяю тебя, Дороти,
будь я человеком, я бы ни за что не стала возвращаться в этот твой
"цивилизованный мир".
-- Я нужна дяде Генри, -- просто ответила Дороти, и все, кроме Желтой
Курицы, согласились, что она совершенно права.
Все друзья Дороти -- и старые, и новые -- собрались перед дворцом,
чтобы пожелать ей счастливого пути и долгих лет жизни. После объятий и
рукопожатий Дороти напоследок еще раз поцеловала Озму и передала ей
волшебный пояс Короля Гномов со словами:
-- А теперь, милая Озма, когда я махну платком, пожалуйста, вели поясу
отправить меня к дяде Генри. Мне страшно жалко расставаться с тобой, и со
Страшилой, и с Железным Дровосеком, и с Трусливым Львом, и с Тик-Током, и со
всеми остальными, но мне надо быть с дядей Генри. До свидания, мои дорогие!
Затем Дороти встала на один из гигантских изумрудов, что украшали
дворцовый сад, и, в последний раз посмотрев на своих друзей, махнула
платком.
-- Нет, нет, -- говорила Дороти. -- Я вовсе не утонула. Я приехала
ухаживать за тобой, дядя Генри, и ты должен пообещать, что постараешься как
можно быстрее поправиться.
Дядя Генри улыбнулся и крепко обнял свою племянницу.
-- Мне уже лучше, моя дорогая, -- сказал он.
Ночной из Фриско сильно запаздывал Обычно он прибывал в Хагсонский
тупик к полуночи, но на этот раз лишь в пять часов утра, когда небо на
востоке начало уже светлеть, маленький поезд медленно подполз к платформе,
служившей местным вокзалом. Заскрипели тормоза. Кондуктор громко выкрикнул:
-- Хагсонский тупик!
Юная пассажирка поднялась с места и заторопилась к выходу. В одной руке
у нее был плетеный саквояж, в другой -- прикрытая газетой птичья клетка, под
мышкой зажат зонтик. Кондуктор помог ей выйти из вагона, машинист снова
развел пары, состав застонал, запыхтел и потащился по рельсам дальше.
Запаздывал он потому, что накануне всю ночь напролет земля под рельсами
вздрагивала и сотрясалась. Машинист опасался, что рельсы того и гляди
разойдутся, и тогда пассажирам несдобровать. Поэтому он вел паровоз медленно
и осторожно.
Девочка постояла, провожая глазами поезд, пока он не скрылся за
поворотом, потом с любопытством огляделась.
Хагсонская станция выглядела не слишком гостеприимно, ибо была
совершенно пуста. Единственным ее украшением служила старая деревянная
скамья. Сквозь мутную пелену предрассветных сумерек нельзя было разглядеть
ни строений, ни людей. Спустя некоторое время девочка заметила неподалеку
под деревьями лошадь с коляской. Она подошла поближе и обнаружила, что
лошадь стоит привязанная к дереву, понуро свесив голову до самой земли.
Лошадь была рослая и костлявая, с длинными ногами и крупными копытами. Кожа
так туго обтягивала ее ребра, что пересчитать их ничего не стоило, а длинная
голова была явно великовата для туловища. Хвост у коня был короткий и куцый,
а упряжь во многих местах порвана, но заботливо починена с помощью бечевок и
кусков проволоки. Зато коляска была почти новая, с лакированным верхом и
занавесочками по бокам. Зайдя спереди и заглянув внутрь, девочка увидела на
сиденье паренька, который крепко спал, свернувшись калачиком.
Она поставила клетку на землю и ткнула в паренька зонтиком. Тот
моментально вскочил и принялся яростно тереть глаза.
-- Привет! -- сказал он, заметив девочку. -- Ты, что ли, Дороти Гейл?
-- Я, -- ответила та, внимательно разглядывая всклокоченную шевелюру и
мигающие спросонья серые глаза возницы. -- Ты, видно, меня поджидаешь, чтобы
отвезти на Хагсонскую ферму?
-- Ну да, -- кивнул тот. -- А что, поезд пришел?
-- Если не пришел, как бы я здесь оказалась? -- улыбнулась Дороти.
Ее собеседник рассмеялся весело и дружелюбно. Выпрыгнув из коляски, он
забросил саквояж Дороти на сиденье, а клетку пристроил в ногах на полу.
-- Канарейки? -- поинтересовался он.
-- Вот и нет, это мой котенок Эврика. Он у меня всегда так
путешествует.
Мальчик покачал головой.
-- Странное имя для кота -- Эврика, -- заметил он.
-- Я назвала его так потому, что он найденыш, -- объяснила Дороти. --
Дядя Генри говорит, что "эврика" значит "я нашел".
-- Ясно. Ну, залезай.
Девочка взобралась на сиденье, парнишка -- следом за ней. Он разобрал
вожжи, тряхнул ими и причмокнул:
-- Н-но!
Конь не шелохнулся, лишь едва повел обвислым ухом.
-- Н-но! -- снова прикрикнул мальчик.
Конь оставался недвижим.
-- Быть может, -- предположила девочка, -- надо отвязать его от дерева.
Паренек опять весело рассмеялся и соскочил на землю.
-- Похоже, я все еще сплю, -- сказал он, отвязывая лошадь. -- Зато Джим
хорошо знает свое дело, верно, Джим? -- и он похлопал коня по длинной морде.
Мальчик вновь уселся в коляску и взялся за вожжи. Лошадь попятилась
из-под деревьев, неторопливо развернулась и затрусила по песчаной дороге,
уже слегка различимой в предрассветном тумане.
-- Я думал, поезд вовсе не придет, -- заметил мальчик. -- Пять часов
прождал на станции.
-- Нас то и дело трясло, -- пояснила Дороти. -- А ты не чувствовал
разве подземных толчков?
-- Ну мы-то в Калифорнии к ним привыкли, -- отвечал ее собеседник. --
Уже и бояться перестали.
-- А кондуктор говорил, что на его памяти это самое сильное
землетрясение.
-- Да ну? Тогда, наверное, я его проспал, потому и не заметил, --
озадаченно сказал паренек.
Девочка помолчала немного. В тишине было слышно только мерное цоканье
лошадиных копыт. Потом поинтересовалась:
-- Как поживает дядя Генри?
-- Неплохо. Они с дядей Хагсоном друг другу были рады-радешеньки.
-- Мистер Хагсон -- твой дядя? -- спросила Дороти.
-- Да. Дядя Билл Хагсон женат на сестре твоего дяди Генри. Выходит, мы
с тобой -- троюродные брат и сестра, -- догадался мальчик и очень
обрадовался собственному открытию. -- Я работаю у дяди на ранчо за десять
долларов в месяц и харчи.
-- Не сказать, чтобы много, -- проговорила девочка с некоторым
сомнением.
-- Спросить дядю Хагсона -- скажет, что много, а меня -- так нет. Я
ведь золото, а не работник: работаю не хуже, чем сплю, -- добавил парнишка и
опять рассмеялся.
-- Как тебя зовут? -- спросила Дороти, подумав про себя, что ей
решительно по душе этот весельчак.
-- Зовут по-разному, -- почему-то смутился он. -- Полное имя --
Зебедия, но для своих просто Зеб. Ты, значит, была в Австралии?
-- Да, вместе с дядей Генри, -- ответила Дороти. -- Мы прибыли в
Сан-Франциско неделю назад, только дядя Генри отправился прямиком на
Хагсонскую ферму, а я на несколько дней задержалась в городе у знакомых.
-- А надолго вы к нам? -- спросил Зеб.
-- На один только день. Завтра мы с дядей Генри отправляемся обратно в
Канзас. Мы и так долго не были дома, и оба очень соскучились.
Мальчик вытянул свою костлявую лошадь кнутом и задумался. Он хотел еще
что-то сказать своей маленькой спутнице, но не успел открыть рот, как
коляска начала вдруг страшно раскачиваться из стороны в сторону, а земля
перед ней вздыбилась. В следующий миг раздался оглушительный грохот, и
Дороти увидела, как рядом с дорогой в земле разверзлась глубокая трещина, а
потом сомкнулась снова.
-- О Господи! -- закричала она, вцепившись в железные поручни. -- Что
же это такое?
-- Землетрясение, вот что! -- Лицо парнишки вмиг побелело. -- Мы с
тобой просто чудом спаслись, Дороти.
Но тут внезапно конь стал как вкопанный. Напрасно Зеб тряс вожжами,
понукал его -- ничто не помогало. Тогда мальчик принялся что было силы
хлестать животное по бокам кнутом. Джим протестующе заржал и медленно
потрусил по дороге.
Несколько минут и мальчик и девочка сидели молча. В воздухе пахло
нешуточной бедой. Каждые несколько минут земля вздрагивала и колебалась. Уши
Джима встали на голове торчком, все тело напряглось, как струна. Бежал он не
очень быстро, но на боках проступили пятна пота, и время от времени он
начинал дрожать как осиновый лист.
Небо вновь потемнело, над долиной со зловещим плачем-завыванием
пронесся ветер.
Внезапно раздался ужасающий треск, и прямо под лошадью в земле
открылась огромная трещина. Дико заржав от ужаса, животное рухнуло в
расщелину, увлекая за собой коляску вместе с пассажирами.
Дороти крепко уцепилась за верх коляски, мальчик сделал то же. Оба были
настолько потрясены, что не сразу поняли, что происходит.
Со всех сторон их окружал мрак, и во мраке они все летели вниз,
ежесекундно ожидая, что упадут и разобьются вдребезги об острые скалы или
что земля сомкнется над их головами и погребет навеки в своих недрах.
Жуткое ощущение падения в бездну, тьма, леденящие душу звуки -- не в
силах вынести всего этого, Дороти на несколько мгновений лишилась чувств.
Зеб -- он был все же мальчик -- в обморок не упал, но был тоже страшно
напуган и, плотно вжавшись в сиденье коляски, ожидал каждое мгновение, что
оно станет для него последним.
Когда Дороти очнулась, коляска все еще продолжала падать, но уже не так
стремительно. Благодаря тому что ее верх уподобился надуваемому ветром
парашюту или зонтику, они теперь опускались плавно, как бы парили в воздухе,
что было бы даже приятно, если бы пассажиры не думали о смерти, грозящей им
ежеминутно, и о том, что ждет их на дне огромной расщелины. Над головами у
них раздавались как бы раскаты грома -- это земля смыкалась на месте
образовавшихся было трещин. Мимо то и дело проносились камни и комья глины.
Дети не видели их, только слышали, как они барабанят по крыше коляски, да
еще как взвизгивает почти по-человечески Джим, когда его настигает очередной
булыжник. На самом деле камни не причиняли большого вреда животному, которое
ведь тоже падало, только чуть медленнее из-за коляски-парашюта. Коню было
скорее страшно, чем больно.
Долго ли, коротко ли продолжалось падение, Дороти не знала. От
удивления и испуга она потеряла счет времени. Постепенно, поборов страх, она
решилась заглянуть вниз, в черную бездну. Совсем рядом маячили смутные
очертания лошади: задранная кверху голова, стоящие торчком уши, длинные
ноги, растопыренные в разные стороны. Посмотрев вбок, Дороти обнаружила, что
мальчик, онемевший от страха, как и она сама, попрежнему сидит рядом.
Дороти вздохнула с некоторым облегчением. Худшего, кажется, удалось
избежать. Наоборот, начиналось новое приключение, обещающее оказаться не
менее странным и чудесным, чем те, что ей пришлось уже пережить.
При этой мысли девочка ободрилась и еще раз выглянула из коляски, чтобы
узнать, откуда исходит странное свечение, все более разгонявшее мутную мглу.
Далеко внизу она заметила шесть огромных сияющих шаров, как бы висевших в
воздухе. Средний, самый крупный, был белого цвета и похож на солнце. Вокруг
него располагались лучами звезды остальные пять: розовый, фиолетовый,
желтый, голубой и оранжевый. От этого роскошного семейства разноцветных
светил расходились во все стороны радужные лучи. По мере того как лошадь с
коляской, Дороти и Зебом опускалась все ниже, лучи становились все ярче. Они
переливались нежнейшими оттенками, заполняя все окружающее пространство
ослепительной, волшебной, красочной игрой света.
От изумления Дороти потеряла дар речи и молча смотрела, как одно ухо у
Джима становится фиолетовым, а другое розовым, хвост окрашивается в желтый
цвет, а туловище -- в голубые и оранжевые полоски, не хуже, чем у зебры. Она
оглянулась на Зеба, чье лицо стало голубым, а волосы розовыми, и растерянно
хихикнула:
-- Вот смехота!..
Мальчик и сам смотрел на нее во все глаза. Через лицо Дороти пролегла
зеленая полоса, потом одна половинка оказалась голубой, другая -- желтой.
Тут, пожалуй, испугаешься.
-- Н-не в-в-вижу н-ничего смешного! -- заикаясь, пробормотал Зеб.
В этот момент коляска качнулась и вместе с лошадью плавно перевернулась
набок. Они, однако, продолжали падать, так что дети не ощутили особой
разницы, оставшись сидеть в коляске на своих местах. Затем они опрокинулись
вверх дном и продолжали медленно кувыркаться, пока не вернулись наконец в
первоначальное положение. В течение всего этого времени Джим отчаянно дрыгал
и молотил в воздухе ногами, а когда они оказались опять ниже головы,
выдохнул с облегчением:
-- Ну, так-то лучше!
Дороти и Зеб удивленно переглянулись.
-- Твой конь умеет разговаривать? -- спросила Дороти.
-- Раньше я за ним такого не замечал, -- отозвался мальчик.
-- Это первые слова в моей жизни, -- проговорил конь, -- а откуда они у
меня взялись -- не могу вам объяснить, и не просите. В хорошенькую передрягу
вы меня втянули, нечего сказать.
-- Мы ведь и сами в нее попали, -- примирительно произнесла Дороти. --
Не волнуйся, очень скоро это чем-нибудь да закончится.
-- Еще бы, -- проворчал конь, -- боюсь только, конец будет не из
веселых.
Зеба била дрожь. Все происходящее было ужасно, фантастично и решительно
не укладывалось в голове -- легко ли тут не пасть духом!
Вскоре они приблизились почти вплотную к пылающим цветным светилам и
проплыли мимо них. Свет стал такой яркий и так резал глаза, что дети закрыли
лица руками, чтобы не ослепнуть.
Жара, однако, совсем не ощущалось, и, когда верх коляски укрыл их от
пронзительных лучей, мальчик и девочка снова смогли открыть глаза.
-- Должны же мы когда-то добраться до дна, -- сказал Зеб с глубоким
вздохом. -- Не можем мы падать вечно.
-- Конечно, нет, -- согласилась Дороти. -- Думаю, мы теперь примерно
посередине Земли и не иначе как вот-вот выпадем с противоположной стороны.
Ничего себе дыра, а?
-- Здорово глубокая, -- поддакнул мальчик.
-- Там внизу что-то виднеется, -- объявил вдруг конь. При этих словах
оба пассажира выглянули из коляски и посмотрели вниз. И точно, под ними, уже
не особенно далеко, лежала земля. Но падали они теперь очень медленно -- так
медленно, что это едва ли можно было назвать падением, -- и поэтому у них
было предостаточно времени, чтобы успокоиться и оглядеться вокруг.
Под ними лежали равнины и горы, озера и реки, очень похожие на те, что
встречаются на поверхности Земли, однако вся панорама была чудно окрашена
пестрыми лучами шести светил. Тут и там виднелись группы домов, сооруженных,
похоже, из чистого стекла -- уж очень ярко они блестели.
-- Я уверена, что бояться нам пока нечего, -- бодро сказала Дороти. --
Мы спускаемся так медленно, что не можем разбиться при приземлении, а
местность премиленькая.
-- Но мы же никогда не вернемся домой, -- простонал Зеб.
-- А ты не загадывай, -- возразила девочка, -- да и стоит ли об этом
беспокоиться теперь, Зеб? Сделать мы все равно пока ничего не можем, а ведь
нет ничего глупее, чем горевать понапрасну.
Мальчик замолчал, вполне убежденный столь разумными словами, и вскоре
оба, забыв обо всем, уже разглядывали странные картины, развертывающиеся
перед ними. Они падали прямо в центр большого города, в котором было много
высоких зданий со стеклянными башнями и остроконечными шпилями. Шпили
напоминали наконечники огромных копий, и упасть на один из них было бы куда
как несладко.
Джим тоже тревожно поглядывал вниз, от страха прядая ушами. Дороти и
Зеб затаили дыхание в ожидании неминуемой развязки. Но ничего страшного не
произошло: они плавно опустились на широкую плоскую крышу, и на том полет
завершился.
Когда Джим ступил наконец на твердую поверхность, ноги у бедняги едва
не подкосились. Но Зеб тотчас выпрыгнул из коляски, правда, так поспешно и
неловко, что задел ногой клетку Дороти -- та выпала и покатилась по крыше.
Дно у нее отвалилось, и из перевернутой клетки вылез розовый котенок. Он
уселся на стеклянной крыше, сладко зевнул и замигал круглыми глазами.
-- А вот и Эврика, -- обрадовалась Дороти.
-- Впервые в жизни вижу розового котенка, -- заявил Зеб.
-- Эврика не розовый, а белый. Он только кажется розовым в этом чудном
свете.
-- Где мое молоко? -- осведомился котик, заглядывая снизу вверх в лицо
Дороти. -- Я умираю от голода.
-- Ах, Эврика, неужели и ты умеешь разговаривать?
-- Разговаривать? А я разве разговариваю? Боже милостивый, и впрямь! Ну
не смешно ли?
-- Все здесь какое-то невсамделишное, -- степенно рассудил Зеб. --
Животным не положено разговаривать. А вот поди ж ты, старина Джим и тот
вдруг заговорил.
-- Не вижу тут ничего невсамделишного, -- грубовато отозвался Джим. --
Во всяком случае, это не менее всамделишное, чем все, что нас здесь
окружает. Но что с нами будет дальше?
-- Понятия не имею, -- ответил мальчик, с любопытством осматриваясь.
Дома в городе были целиком из стекла, такого чистого и прозрачного, что
сквозь стены можно было смотреть, как сквозь окна. Под крышей, на которую
они приземлились, Дороти видела комнаты и в них по углам кучи каких-то
странных предметов.
За спиной у детей в крыше была пробита огромная дыра. Вокруг валялись
груды осколков. Ближайший к ним шпиль лишился наконечника. Стены других
зданий были рассечены трещинами, кое-где отколоты углы, но даже и это не
могло их совсем лишить былого великолепия. Радужные лучи шести солнц мягко
освещали стеклянный город, окрашивая его строения в нежные и мягкие,
радующие глаз цвета.
С момента высадки путешественников ни один звук не нарушил тишины,
кроме их собственных голосов. Они начали уже гадать, куда подевались
обитатели прекрасного подземного города, как вдруг через дыру в соседней
крыше вылез человек. Он был невысок ростом, хорошо сложен, лицо имел
спокойное и безмятежное, как будто нарисованное. Одежда ловко сидела на нем;
пошитая из красивой ярко-зеленой ткани, она переливалась всеми цветами
радуги, то ли на солнце, то ли еще и сама по себе.
Человек сделал один или два шага по стеклянной крыше и тут, заметив
чужеземцев, резко остановился. На его спокойном лице не отразилось ни
страха, ни удивления, хотя он был, наверное, и поражен и напуган. Когда же
взгляд его упал на нескладную фигуру лошади, он повернулся кругом и
торопливо зашагал к дальнему краю крыши, не отрывая, однако, глаз от
невиданного животного.
-- Берегись! -- крикнула Дороти, заметив, что красавец совершенно не
смотрит себе под ноги. -- Осторожнее, свалишься вниз!
Но тот не обратил на ее крик ни малейшего внимания. Дойдя до края
высокой крыши, он шагнул через него и пошел себе дальше.
Потрясенная девочка подбежала к краю и увидела, что человек быстро
спускается вниз по воздуху, как по лестнице. Вскоре он был уже на мостовой и
исчез за дверьми одного из стеклянных строений.
-- Как странно! -- воскликнула девочка, с трудом переводя дух.
-- Может, и странно, зато ужасно забавно, -- пропищал тоненький голосок
котенка, и Дороти, оглянувшись, обнаружила, что ее любимец тоже гуляет по
воздуху примерно в полуметре от края крыши.
-- Назад, Эврика! -- закричала она в ужасе. -- Убьешься!
-- У меня девять жизней, -- промурлыкал котенок, делая круг по воздуху
и возвращаясь назад, на крышу, -- но я ни одну из них не подвергаю
опасности, потому что не могу упасть, даже если захочу.
-- Тебя держит воздух? -- удивилась девочка.
-- Ты разве сама не видишь? -- котенок снова прогулялся по воздуху.
-- Чудеса! -- обрадовалась Дороти.
-- Пусть Эврика спустится на улицу и позовет кого-нибудь к нам на
помощь, -- предложил Зеб, который был не менее ее поражен этими странными
явлениями.
-- А вдруг мы тоже можем ходить по воздуху? -- предположила девочка.
Зеб вздрогнул и отшатнулся.
-- Я бы не отважился, -- сказал он.
-- Может быть, Джим попробует? -- предложила Дороти, оглянувшись на
коня.
-- Может, да, а может, и нет, -- отвечал Джим. -- Я достаточно
накувыркался в воздухе, мне и на крыше хорошо.
-- Мы ведь не упали на крышу, -- размышляла девочка, -- мы парили в
воздухе, и я почти уверена, что могли бы опуститься плавно до самой мостовой
без всяких ссадин и ушибов. Вон Эврика, смотрите, отлично ходит по воздуху.
-- Эврика весит всего полфунта, -- презрительно фыркнул Джим, -- а я --
не меньше полутонны.
-- Ты весишь не так много, как хотелось бы, Джим, -- покачала головой
девочка, окинув лошадь взглядом, -- ты ведь ужасно худой.
-- Что делать, я стар, -- вздохнул конь, понурив голову. -- Я мало
хорошего видел в жизни, к тому же в былые годы мне пришлось потаскать конку
по улицам Чикаго, а на этой работенке не разжиреешь.
-- Зато теперь он ест за троих, будто решил наверстать упущенное, --
вставил мальчик.
-- Я ем? Что-то я не припомню, чтобы я ел хоть что-нибудь сегодня на
завтрак, -- проворчал Джим, которого слова Зеба задели за живое.
-- Никто из нас не завтракал, -- сказал мальчик, -- и вообще, не время
болтать о еде сейчас, в минуту грозной опасности.
-- Нет опасности более грозной, чем голод, -- снова фыркнул конь,
пропустив мимо ушей упрек своего юного хозяина. -- Хотел бы я знать, растет
ли в этом странном месте овес, а если растет, то стеклянный он или нет?
-- Конечно, нет! -- воскликнула Дороти. -- Мне отсюда видны окраины
города, сады и поля -- нам бы только добраться до земли!
-- Так что же вы не сойдете вниз? -- удивился Эврика. -- Я голодный,
как лошадь, и очень хочу молока.
-- А ну, рискни, Зеб, -- предложила девочка, повернувшись к своему
товарищу.
Зеб колебался. Он был все еще бледен и не в себе, необычайное
приключение совсем выбило его из колеи. Однако он не хотел, чтобы Дороти
сочла его за труса, и медленно двинулся к краю крыши.
Держась за руку Дороти, Зеб оторвал от крыши ногу и ступил в пустоту.
Как ни странно, он почувствовал под ногой твердую опору. Набравшись
мужества, он сделал шаг и второй ногой. Не выпуская его руки, Дороти
последовала за ним, и вскоре оба уже гуляли по воздуху рядом с весело
резвящимся котенком.
-- Давай, Джим, -- позвал мальчик, -- бояться нечего! Джим нехотя
осторожно приблизился к краю крыши. Будучи благоразумной и многоопытной
лошадью, он не мог не признать, что ничто не мешает ему последовать за
остальными. С фырканьем и ржанием, помахивая коротким хвостом, он потрусил с
крыши вниз к улице. Из-за своего большого веса он спускался быстрей, чем
дети, и обогнал их на полпути. Но на стеклянную мостовую он приземлился так
мягко, что даже не успел испугаться.
-- Ну и ну! -- сказала Дороти, переводя дух. -- Что за удивительное
место!
Из стеклянных дверей начали выходить люди, чтобы поглазеть на
пришельцев, и вскоре собралась целая толпа. В ней были мужчины и женщины, но
совсем не было детей. Местные жители были стройны и хорошо одеты, имели
правильные и приятные черты лица. В толпе не было ни одного безобразного
человека, но и красивым Дороти не показался ни один: слишком бесстрастными
были эти кукольные физиономии. Они не улыбались, не хмурились, не выражали
ни испуга, ни удивления, ни любопытства, ни дружелюбия. Они просто глазели
на чужестранцев, основное внимание уделяя Джиму и Эврике, поскольку раньше
никогда не видели ни лошадей, ни котов, а детей приняли за себе подобных.
Вскоре к собравшимся подошел незнакомец, в темных волосах которого
прямо надо лбом сверкала звезда. Похоже, это был уважаемый здесь человек,
ибо прочие расступились, чтобы дать ему дорогу. Обведя безмятежным взором
сначала животных, потом детей, он обратился к Зебу, который ростом был чуть
повыше Дороти. руки и вскочила в коляску. Мальчик занял свое место рядом с
ней и скомандовал:
-- Н-но, Джим!
Лошадь тронулась. Жители Стеклянного Города расступились перед
коляской, а затем всей толпой двинулись следом. Они медленно шагали то по
одной улице, то по другой, пока не оказались на широкой площади, в центре
которой высился стеклянный дворец с башней посредине и четырьмя высокими
шпилями по углам.
Вход во дворец был достаточно широк, коляска въехала внутрь без труда,
и дети очутились в великолепном зале с очень высоким потолком. Толпа
ввалилась следом и расположилась вдоль стен, оставив в середине круга только
коня, коляску и человека со звездой.
-- Явись нам, о Гвиг! -- громко воззвал тот.
волшебной силой только в таких странах, как Эв или Оз. Если, милая Дороти,
ты наденешь его и прикажешь перенести в Австралию, пояс выполнит твое
желание, потому что он сделан в волшебной стране. Но когда ты окажешься в
Австралии, то пояс исчезнет, как это произошло с серебряными башмачками, и
никто никогда больше его не увидит. Было бы обидно лишиться такой ценной
вещи, не так ли?
-- Тогда, -- сказала, чуть поразмыслив, Дороти, -- я оставлю пояс Озме,
чтобы она им пользовалась. А она может приказать поясу отправить меня в
Австралию к дяде Генри, правильно?
-- Правильно, -- согласилась Глинда.
Девочки отбыли назад в Изумрудный Город, и по пути они договорились,
что по субботам Озма будет вызывать изображение Дороти в своей волшебной
картине И если Дороти подаст условный знак, это будет означать, что она
снова захотела навестить Страну Оз Волшебный пояс Короля Гномов поможет Озме
выполнить желание своей подруги.
Затем наступил момент прощания. Тик-Ток попросился сопровождать Дороти
в Австралию, но она решила, что механический человек вряд ли сможет думать;
мыслить и действовать в цивилизованном мире: скорее всего, его завод там
сломается. Поэтому она оставила его у Озмы.
Биллина, напротив, сама предпочла остаться в Стране Оз, наотрез
отказавшись путешествовать дальше.
-- Таких вкусных жуков и муравьев, как здесь, мне не найти ни в какой
другой стране, -- объявила Желтая Курица. -- К тому же их здесь такая уйма!
Так что лучше я буду жить да поживать в Стране Оз и, уверяю тебя, Дороти,
будь я человеком, я бы ни за что не стала возвращаться в этот твой
"цивилизованный мир".
-- Я нужна дяде Генри, -- просто ответила Дороти, и все, кроме Желтой
Курицы, согласились, что она совершенно права.
Все друзья Дороти -- и старые, и новые -- собрались перед дворцом,
чтобы пожелать ей счастливого пути и долгих лет жизни. После объятий и
рукопожатий Дороти напоследок еще раз поцеловала Озму и передала ей
волшебный пояс Короля Гномов со словами:
-- А теперь, милая Озма, когда я махну платком, пожалуйста, вели поясу
отправить меня к дяде Генри. Мне страшно жалко расставаться с тобой, и со
Страшилой, и с Железным Дровосеком, и с Трусливым Львом, и с Тик-Током, и со
всеми остальными, но мне надо быть с дядей Генри. До свидания, мои дорогие!
Затем Дороти встала на один из гигантских изумрудов, что украшали
дворцовый сад, и, в последний раз посмотрев на своих друзей, махнула
платком.
-- Нет, нет, -- говорила Дороти. -- Я вовсе не утонула. Я приехала
ухаживать за тобой, дядя Генри, и ты должен пообещать, что постараешься как
можно быстрее поправиться.
Дядя Генри улыбнулся и крепко обнял свою племянницу.
-- Мне уже лучше, моя дорогая, -- сказал он.
Ночной из Фриско сильно запаздывал Обычно он прибывал в Хагсонский
тупик к полуночи, но на этот раз лишь в пять часов утра, когда небо на
востоке начало уже светлеть, маленький поезд медленно подполз к платформе,
служившей местным вокзалом. Заскрипели тормоза. Кондуктор громко выкрикнул:
-- Хагсонский тупик!
Юная пассажирка поднялась с места и заторопилась к выходу. В одной руке
у нее был плетеный саквояж, в другой -- прикрытая газетой птичья клетка, под
мышкой зажат зонтик. Кондуктор помог ей выйти из вагона, машинист снова
развел пары, состав застонал, запыхтел и потащился по рельсам дальше.
Запаздывал он потому, что накануне всю ночь напролет земля под рельсами
вздрагивала и сотрясалась. Машинист опасался, что рельсы того и гляди
разойдутся, и тогда пассажирам несдобровать. Поэтому он вел паровоз медленно
и осторожно.
Девочка постояла, провожая глазами поезд, пока он не скрылся за
поворотом, потом с любопытством огляделась.
Хагсонская станция выглядела не слишком гостеприимно, ибо была
совершенно пуста. Единственным ее украшением служила старая деревянная
скамья. Сквозь мутную пелену предрассветных сумерек нельзя было разглядеть
ни строений, ни людей. Спустя некоторое время девочка заметила неподалеку
под деревьями лошадь с коляской. Она подошла поближе и обнаружила, что
лошадь стоит привязанная к дереву, понуро свесив голову до самой земли.
Лошадь была рослая и костлявая, с длинными ногами и крупными копытами. Кожа
так туго обтягивала ее ребра, что пересчитать их ничего не стоило, а длинная
голова была явно великовата для туловища. Хвост у коня был короткий и куцый,
а упряжь во многих местах порвана, но заботливо починена с помощью бечевок и
кусков проволоки. Зато коляска была почти новая, с лакированным верхом и
занавесочками по бокам. Зайдя спереди и заглянув внутрь, девочка увидела на
сиденье паренька, который крепко спал, свернувшись калачиком.
Она поставила клетку на землю и ткнула в паренька зонтиком. Тот
моментально вскочил и принялся яростно тереть глаза.
-- Привет! -- сказал он, заметив девочку. -- Ты, что ли, Дороти Гейл?
-- Я, -- ответила та, внимательно разглядывая всклокоченную шевелюру и
мигающие спросонья серые глаза возницы. -- Ты, видно, меня поджидаешь, чтобы
отвезти на Хагсонскую ферму?
-- Ну да, -- кивнул тот. -- А что, поезд пришел?
-- Если не пришел, как бы я здесь оказалась? -- улыбнулась Дороти.
Ее собеседник рассмеялся весело и дружелюбно. Выпрыгнув из коляски, он
забросил саквояж Дороти на сиденье, а клетку пристроил в ногах на полу.
-- Канарейки? -- поинтересовался он.
-- Вот и нет, это мой котенок Эврика. Он у меня всегда так
путешествует.
Мальчик покачал головой.
-- Странное имя для кота -- Эврика, -- заметил он.
-- Я назвала его так потому, что он найденыш, -- объяснила Дороти. --
Дядя Генри говорит, что "эврика" значит "я нашел".
-- Ясно. Ну, залезай.
Девочка взобралась на сиденье, парнишка -- следом за ней. Он разобрал
вожжи, тряхнул ими и причмокнул:
-- Н-но!
Конь не шелохнулся, лишь едва повел обвислым ухом.
-- Н-но! -- снова прикрикнул мальчик.
Конь оставался недвижим.
-- Быть может, -- предположила девочка, -- надо отвязать его от дерева.
Паренек опять весело рассмеялся и соскочил на землю.
-- Похоже, я все еще сплю, -- сказал он, отвязывая лошадь. -- Зато Джим
хорошо знает свое дело, верно, Джим? -- и он похлопал коня по длинной морде.
Мальчик вновь уселся в коляску и взялся за вожжи. Лошадь попятилась
из-под деревьев, неторопливо развернулась и затрусила по песчаной дороге,
уже слегка различимой в предрассветном тумане.
-- Я думал, поезд вовсе не придет, -- заметил мальчик. -- Пять часов
прождал на станции.
-- Нас то и дело трясло, -- пояснила Дороти. -- А ты не чувствовал
разве подземных толчков?
-- Ну мы-то в Калифорнии к ним привыкли, -- отвечал ее собеседник. --
Уже и бояться перестали.
-- А кондуктор говорил, что на его памяти это самое сильное
землетрясение.
-- Да ну? Тогда, наверное, я его проспал, потому и не заметил, --
озадаченно сказал паренек.
Девочка помолчала немного. В тишине было слышно только мерное цоканье
лошадиных копыт. Потом поинтересовалась:
-- Как поживает дядя Генри?
-- Неплохо. Они с дядей Хагсоном друг другу были рады-радешеньки.
-- Мистер Хагсон -- твой дядя? -- спросила Дороти.
-- Да. Дядя Билл Хагсон женат на сестре твоего дяди Генри. Выходит, мы
с тобой -- троюродные брат и сестра, -- догадался мальчик и очень
обрадовался собственному открытию. -- Я работаю у дяди на ранчо за десять
долларов в месяц и харчи.
-- Не сказать, чтобы много, -- проговорила девочка с некоторым
сомнением.
-- Спросить дядю Хагсона -- скажет, что много, а меня -- так нет. Я
ведь золото, а не работник: работаю не хуже, чем сплю, -- добавил парнишка и
опять рассмеялся.
-- Как тебя зовут? -- спросила Дороти, подумав про себя, что ей
решительно по душе этот весельчак.
-- Зовут по-разному, -- почему-то смутился он. -- Полное имя --
Зебедия, но для своих просто Зеб. Ты, значит, была в Австралии?
-- Да, вместе с дядей Генри, -- ответила Дороти. -- Мы прибыли в
Сан-Франциско неделю назад, только дядя Генри отправился прямиком на
Хагсонскую ферму, а я на несколько дней задержалась в городе у знакомых.
-- А надолго вы к нам? -- спросил Зеб.
-- На один только день. Завтра мы с дядей Генри отправляемся обратно в
Канзас. Мы и так долго не были дома, и оба очень соскучились.
Мальчик вытянул свою костлявую лошадь кнутом и задумался. Он хотел еще
что-то сказать своей маленькой спутнице, но не успел открыть рот, как
коляска начала вдруг страшно раскачиваться из стороны в сторону, а земля
перед ней вздыбилась. В следующий миг раздался оглушительный грохот, и
Дороти увидела, как рядом с дорогой в земле разверзлась глубокая трещина, а
потом сомкнулась снова.
-- О Господи! -- закричала она, вцепившись в железные поручни. -- Что
же это такое?
-- Землетрясение, вот что! -- Лицо парнишки вмиг побелело. -- Мы с
тобой просто чудом спаслись, Дороти.
Но тут внезапно конь стал как вкопанный. Напрасно Зеб тряс вожжами,
понукал его -- ничто не помогало. Тогда мальчик принялся что было силы
хлестать животное по бокам кнутом. Джим протестующе заржал и медленно
потрусил по дороге.
Несколько минут и мальчик и девочка сидели молча. В воздухе пахло
нешуточной бедой. Каждые несколько минут земля вздрагивала и колебалась. Уши
Джима встали на голове торчком, все тело напряглось, как струна. Бежал он не
очень быстро, но на боках проступили пятна пота, и время от времени он
начинал дрожать как осиновый лист.
Небо вновь потемнело, над долиной со зловещим плачем-завыванием
пронесся ветер.
Внезапно раздался ужасающий треск, и прямо под лошадью в земле
открылась огромная трещина. Дико заржав от ужаса, животное рухнуло в
расщелину, увлекая за собой коляску вместе с пассажирами.
Дороти крепко уцепилась за верх коляски, мальчик сделал то же. Оба были
настолько потрясены, что не сразу поняли, что происходит.
Со всех сторон их окружал мрак, и во мраке они все летели вниз,
ежесекундно ожидая, что упадут и разобьются вдребезги об острые скалы или
что земля сомкнется над их головами и погребет навеки в своих недрах.
Жуткое ощущение падения в бездну, тьма, леденящие душу звуки -- не в
силах вынести всего этого, Дороти на несколько мгновений лишилась чувств.
Зеб -- он был все же мальчик -- в обморок не упал, но был тоже страшно
напуган и, плотно вжавшись в сиденье коляски, ожидал каждое мгновение, что
оно станет для него последним.
Когда Дороти очнулась, коляска все еще продолжала падать, но уже не так
стремительно. Благодаря тому что ее верх уподобился надуваемому ветром
парашюту или зонтику, они теперь опускались плавно, как бы парили в воздухе,
что было бы даже приятно, если бы пассажиры не думали о смерти, грозящей им
ежеминутно, и о том, что ждет их на дне огромной расщелины. Над головами у
них раздавались как бы раскаты грома -- это земля смыкалась на месте
образовавшихся было трещин. Мимо то и дело проносились камни и комья глины.
Дети не видели их, только слышали, как они барабанят по крыше коляски, да
еще как взвизгивает почти по-человечески Джим, когда его настигает очередной
булыжник. На самом деле камни не причиняли большого вреда животному, которое
ведь тоже падало, только чуть медленнее из-за коляски-парашюта. Коню было
скорее страшно, чем больно.
Долго ли, коротко ли продолжалось падение, Дороти не знала. От
удивления и испуга она потеряла счет времени. Постепенно, поборов страх, она
решилась заглянуть вниз, в черную бездну. Совсем рядом маячили смутные
очертания лошади: задранная кверху голова, стоящие торчком уши, длинные
ноги, растопыренные в разные стороны. Посмотрев вбок, Дороти обнаружила, что
мальчик, онемевший от страха, как и она сама, попрежнему сидит рядом.
Дороти вздохнула с некоторым облегчением. Худшего, кажется, удалось
избежать. Наоборот, начиналось новое приключение, обещающее оказаться не
менее странным и чудесным, чем те, что ей пришлось уже пережить.
При этой мысли девочка ободрилась и еще раз выглянула из коляски, чтобы
узнать, откуда исходит странное свечение, все более разгонявшее мутную мглу.
Далеко внизу она заметила шесть огромных сияющих шаров, как бы висевших в
воздухе. Средний, самый крупный, был белого цвета и похож на солнце. Вокруг
него располагались лучами звезды остальные пять: розовый, фиолетовый,
желтый, голубой и оранжевый. От этого роскошного семейства разноцветных
светил расходились во все стороны радужные лучи. По мере того как лошадь с
коляской, Дороти и Зебом опускалась все ниже, лучи становились все ярче. Они
переливались нежнейшими оттенками, заполняя все окружающее пространство
ослепительной, волшебной, красочной игрой света.
От изумления Дороти потеряла дар речи и молча смотрела, как одно ухо у
Джима становится фиолетовым, а другое розовым, хвост окрашивается в желтый
цвет, а туловище -- в голубые и оранжевые полоски, не хуже, чем у зебры. Она
оглянулась на Зеба, чье лицо стало голубым, а волосы розовыми, и растерянно
хихикнула:
-- Вот смехота!..
Мальчик и сам смотрел на нее во все глаза. Через лицо Дороти пролегла
зеленая полоса, потом одна половинка оказалась голубой, другая -- желтой.
Тут, пожалуй, испугаешься.
-- Н-не в-в-вижу н-ничего смешного! -- заикаясь, пробормотал Зеб.
В этот момент коляска качнулась и вместе с лошадью плавно перевернулась
набок. Они, однако, продолжали падать, так что дети не ощутили особой
разницы, оставшись сидеть в коляске на своих местах. Затем они опрокинулись
вверх дном и продолжали медленно кувыркаться, пока не вернулись наконец в
первоначальное положение. В течение всего этого времени Джим отчаянно дрыгал
и молотил в воздухе ногами, а когда они оказались опять ниже головы,
выдохнул с облегчением:
-- Ну, так-то лучше!
Дороти и Зеб удивленно переглянулись.
-- Твой конь умеет разговаривать? -- спросила Дороти.
-- Раньше я за ним такого не замечал, -- отозвался мальчик.
-- Это первые слова в моей жизни, -- проговорил конь, -- а откуда они у
меня взялись -- не могу вам объяснить, и не просите. В хорошенькую передрягу
вы меня втянули, нечего сказать.
-- Мы ведь и сами в нее попали, -- примирительно произнесла Дороти. --
Не волнуйся, очень скоро это чем-нибудь да закончится.
-- Еще бы, -- проворчал конь, -- боюсь только, конец будет не из
веселых.
Зеба била дрожь. Все происходящее было ужасно, фантастично и решительно
не укладывалось в голове -- легко ли тут не пасть духом!
Вскоре они приблизились почти вплотную к пылающим цветным светилам и
проплыли мимо них. Свет стал такой яркий и так резал глаза, что дети закрыли
лица руками, чтобы не ослепнуть.
Жара, однако, совсем не ощущалось, и, когда верх коляски укрыл их от
пронзительных лучей, мальчик и девочка снова смогли открыть глаза.
-- Должны же мы когда-то добраться до дна, -- сказал Зеб с глубоким
вздохом. -- Не можем мы падать вечно.
-- Конечно, нет, -- согласилась Дороти. -- Думаю, мы теперь примерно
посередине Земли и не иначе как вот-вот выпадем с противоположной стороны.
Ничего себе дыра, а?
-- Здорово глубокая, -- поддакнул мальчик.
-- Там внизу что-то виднеется, -- объявил вдруг конь. При этих словах
оба пассажира выглянули из коляски и посмотрели вниз. И точно, под ними, уже
не особенно далеко, лежала земля. Но падали они теперь очень медленно -- так
медленно, что это едва ли можно было назвать падением, -- и поэтому у них
было предостаточно времени, чтобы успокоиться и оглядеться вокруг.
Под ними лежали равнины и горы, озера и реки, очень похожие на те, что
встречаются на поверхности Земли, однако вся панорама была чудно окрашена
пестрыми лучами шести светил. Тут и там виднелись группы домов, сооруженных,
похоже, из чистого стекла -- уж очень ярко они блестели.
-- Я уверена, что бояться нам пока нечего, -- бодро сказала Дороти. --
Мы спускаемся так медленно, что не можем разбиться при приземлении, а
местность премиленькая.
-- Но мы же никогда не вернемся домой, -- простонал Зеб.
-- А ты не загадывай, -- возразила девочка, -- да и стоит ли об этом
беспокоиться теперь, Зеб? Сделать мы все равно пока ничего не можем, а ведь
нет ничего глупее, чем горевать понапрасну.
Мальчик замолчал, вполне убежденный столь разумными словами, и вскоре
оба, забыв обо всем, уже разглядывали странные картины, развертывающиеся
перед ними. Они падали прямо в центр большого города, в котором было много
высоких зданий со стеклянными башнями и остроконечными шпилями. Шпили
напоминали наконечники огромных копий, и упасть на один из них было бы куда
как несладко.
Джим тоже тревожно поглядывал вниз, от страха прядая ушами. Дороти и
Зеб затаили дыхание в ожидании неминуемой развязки. Но ничего страшного не
произошло: они плавно опустились на широкую плоскую крышу, и на том полет
завершился.
Когда Джим ступил наконец на твердую поверхность, ноги у бедняги едва
не подкосились. Но Зеб тотчас выпрыгнул из коляски, правда, так поспешно и
неловко, что задел ногой клетку Дороти -- та выпала и покатилась по крыше.
Дно у нее отвалилось, и из перевернутой клетки вылез розовый котенок. Он
уселся на стеклянной крыше, сладко зевнул и замигал круглыми глазами.
-- А вот и Эврика, -- обрадовалась Дороти.
-- Впервые в жизни вижу розового котенка, -- заявил Зеб.
-- Эврика не розовый, а белый. Он только кажется розовым в этом чудном
свете.
-- Где мое молоко? -- осведомился котик, заглядывая снизу вверх в лицо
Дороти. -- Я умираю от голода.
-- Ах, Эврика, неужели и ты умеешь разговаривать?
-- Разговаривать? А я разве разговариваю? Боже милостивый, и впрямь! Ну
не смешно ли?
-- Все здесь какое-то невсамделишное, -- степенно рассудил Зеб. --
Животным не положено разговаривать. А вот поди ж ты, старина Джим и тот
вдруг заговорил.
-- Не вижу тут ничего невсамделишного, -- грубовато отозвался Джим. --
Во всяком случае, это не менее всамделишное, чем все, что нас здесь
окружает. Но что с нами будет дальше?
-- Понятия не имею, -- ответил мальчик, с любопытством осматриваясь.
Дома в городе были целиком из стекла, такого чистого и прозрачного, что
сквозь стены можно было смотреть, как сквозь окна. Под крышей, на которую
они приземлились, Дороти видела комнаты и в них по углам кучи каких-то
странных предметов.
За спиной у детей в крыше была пробита огромная дыра. Вокруг валялись
груды осколков. Ближайший к ним шпиль лишился наконечника. Стены других
зданий были рассечены трещинами, кое-где отколоты углы, но даже и это не
могло их совсем лишить былого великолепия. Радужные лучи шести солнц мягко
освещали стеклянный город, окрашивая его строения в нежные и мягкие,
радующие глаз цвета.
С момента высадки путешественников ни один звук не нарушил тишины,
кроме их собственных голосов. Они начали уже гадать, куда подевались
обитатели прекрасного подземного города, как вдруг через дыру в соседней
крыше вылез человек. Он был невысок ростом, хорошо сложен, лицо имел
спокойное и безмятежное, как будто нарисованное. Одежда ловко сидела на нем;
пошитая из красивой ярко-зеленой ткани, она переливалась всеми цветами
радуги, то ли на солнце, то ли еще и сама по себе.
Человек сделал один или два шага по стеклянной крыше и тут, заметив
чужеземцев, резко остановился. На его спокойном лице не отразилось ни
страха, ни удивления, хотя он был, наверное, и поражен и напуган. Когда же
взгляд его упал на нескладную фигуру лошади, он повернулся кругом и
торопливо зашагал к дальнему краю крыши, не отрывая, однако, глаз от
невиданного животного.
-- Берегись! -- крикнула Дороти, заметив, что красавец совершенно не
смотрит себе под ноги. -- Осторожнее, свалишься вниз!
Но тот не обратил на ее крик ни малейшего внимания. Дойдя до края
высокой крыши, он шагнул через него и пошел себе дальше.
Потрясенная девочка подбежала к краю и увидела, что человек быстро
спускается вниз по воздуху, как по лестнице. Вскоре он был уже на мостовой и
исчез за дверьми одного из стеклянных строений.
-- Как странно! -- воскликнула девочка, с трудом переводя дух.
-- Может, и странно, зато ужасно забавно, -- пропищал тоненький голосок
котенка, и Дороти, оглянувшись, обнаружила, что ее любимец тоже гуляет по
воздуху примерно в полуметре от края крыши.
-- Назад, Эврика! -- закричала она в ужасе. -- Убьешься!
-- У меня девять жизней, -- промурлыкал котенок, делая круг по воздуху
и возвращаясь назад, на крышу, -- но я ни одну из них не подвергаю
опасности, потому что не могу упасть, даже если захочу.
-- Тебя держит воздух? -- удивилась девочка.
-- Ты разве сама не видишь? -- котенок снова прогулялся по воздуху.
-- Чудеса! -- обрадовалась Дороти.
-- Пусть Эврика спустится на улицу и позовет кого-нибудь к нам на
помощь, -- предложил Зеб, который был не менее ее поражен этими странными
явлениями.
-- А вдруг мы тоже можем ходить по воздуху? -- предположила девочка.
Зеб вздрогнул и отшатнулся.
-- Я бы не отважился, -- сказал он.
-- Может быть, Джим попробует? -- предложила Дороти, оглянувшись на
коня.
-- Может, да, а может, и нет, -- отвечал Джим. -- Я достаточно
накувыркался в воздухе, мне и на крыше хорошо.
-- Мы ведь не упали на крышу, -- размышляла девочка, -- мы парили в
воздухе, и я почти уверена, что могли бы опуститься плавно до самой мостовой
без всяких ссадин и ушибов. Вон Эврика, смотрите, отлично ходит по воздуху.
-- Эврика весит всего полфунта, -- презрительно фыркнул Джим, -- а я --
не меньше полутонны.
-- Ты весишь не так много, как хотелось бы, Джим, -- покачала головой
девочка, окинув лошадь взглядом, -- ты ведь ужасно худой.
-- Что делать, я стар, -- вздохнул конь, понурив голову. -- Я мало
хорошего видел в жизни, к тому же в былые годы мне пришлось потаскать конку
по улицам Чикаго, а на этой работенке не разжиреешь.
-- Зато теперь он ест за троих, будто решил наверстать упущенное, --
вставил мальчик.
-- Я ем? Что-то я не припомню, чтобы я ел хоть что-нибудь сегодня на
завтрак, -- проворчал Джим, которого слова Зеба задели за живое.
-- Никто из нас не завтракал, -- сказал мальчик, -- и вообще, не время
болтать о еде сейчас, в минуту грозной опасности.
-- Нет опасности более грозной, чем голод, -- снова фыркнул конь,
пропустив мимо ушей упрек своего юного хозяина. -- Хотел бы я знать, растет
ли в этом странном месте овес, а если растет, то стеклянный он или нет?
-- Конечно, нет! -- воскликнула Дороти. -- Мне отсюда видны окраины
города, сады и поля -- нам бы только добраться до земли!
-- Так что же вы не сойдете вниз? -- удивился Эврика. -- Я голодный,
как лошадь, и очень хочу молока.
-- А ну, рискни, Зеб, -- предложила девочка, повернувшись к своему
товарищу.
Зеб колебался. Он был все еще бледен и не в себе, необычайное
приключение совсем выбило его из колеи. Однако он не хотел, чтобы Дороти
сочла его за труса, и медленно двинулся к краю крыши.
Держась за руку Дороти, Зеб оторвал от крыши ногу и ступил в пустоту.
Как ни странно, он почувствовал под ногой твердую опору. Набравшись
мужества, он сделал шаг и второй ногой. Не выпуская его руки, Дороти
последовала за ним, и вскоре оба уже гуляли по воздуху рядом с весело
резвящимся котенком.
-- Давай, Джим, -- позвал мальчик, -- бояться нечего! Джим нехотя
осторожно приблизился к краю крыши. Будучи благоразумной и многоопытной
лошадью, он не мог не признать, что ничто не мешает ему последовать за
остальными. С фырканьем и ржанием, помахивая коротким хвостом, он потрусил с
крыши вниз к улице. Из-за своего большого веса он спускался быстрей, чем
дети, и обогнал их на полпути. Но на стеклянную мостовую он приземлился так
мягко, что даже не успел испугаться.
-- Ну и ну! -- сказала Дороти, переводя дух. -- Что за удивительное
место!
Из стеклянных дверей начали выходить люди, чтобы поглазеть на
пришельцев, и вскоре собралась целая толпа. В ней были мужчины и женщины, но
совсем не было детей. Местные жители были стройны и хорошо одеты, имели
правильные и приятные черты лица. В толпе не было ни одного безобразного
человека, но и красивым Дороти не показался ни один: слишком бесстрастными
были эти кукольные физиономии. Они не улыбались, не хмурились, не выражали
ни испуга, ни удивления, ни любопытства, ни дружелюбия. Они просто глазели
на чужестранцев, основное внимание уделяя Джиму и Эврике, поскольку раньше
никогда не видели ни лошадей, ни котов, а детей приняли за себе подобных.
Вскоре к собравшимся подошел незнакомец, в темных волосах которого
прямо надо лбом сверкала звезда. Похоже, это был уважаемый здесь человек,
ибо прочие расступились, чтобы дать ему дорогу. Обведя безмятежным взором
сначала животных, потом детей, он обратился к Зебу, который ростом был чуть
повыше Дороти. руки и вскочила в коляску. Мальчик занял свое место рядом с
ней и скомандовал:
-- Н-но, Джим!
Лошадь тронулась. Жители Стеклянного Города расступились перед
коляской, а затем всей толпой двинулись следом. Они медленно шагали то по
одной улице, то по другой, пока не оказались на широкой площади, в центре
которой высился стеклянный дворец с башней посредине и четырьмя высокими
шпилями по углам.
Вход во дворец был достаточно широк, коляска въехала внутрь без труда,
и дети очутились в великолепном зале с очень высоким потолком. Толпа
ввалилась следом и расположилась вдоль стен, оставив в середине круга только
коня, коляску и человека со звездой.
-- Явись нам, о Гвиг! -- громко воззвал тот.