Джентл Мэри. Пропавшая рукопись (Аш - Тайная история - 1)

   Ягненок всем телом развернулся к ней.
   - О да, carissima. Я слыхал, что все твои беды пошли оттого, что ты позарилась на земли и титул. Что до меня... - Он вздохнул, почти умиротворенно. - Мои доходы за последние две кампании вложены в английскую торговлю сукном.
   - Вложены?.. - Аш выпучила глаза.
   - А еще я купил красильню в Брюгге. Очень утешительная мысль.
   Аш наконец заметила, что застыла с разинутым ртом, и аккуратно закрыла его.
   - Так что без земель можно обойтись, - заключил Агнец Божий.
   - Э-э... н-да. - Аш переключилась на визиготов. - Сколько ты уже у них, недели две? Ягненок, о чем тут речь пойдет?
   Кондотьер коснулся вышивки - ягненка - у себя на груди:
   - Спросите себя, мадонна, есть ли у вас выбор? А если нет, какая вам разница?
   - Дело она знает. - Аш смотрела на приближающуюся процессию факелов.
   Уже хорошо видна была передовая четверка: на мулах, в мантиях и под вуалями. Перед каждым в седле нечто вроде низкого восьмигранного бочонка. Что-то странное с их ростом... Карлики, решила было она, но почти сразу поняла, что красные с золотом бочонки - военные барабаны.
   Мальчики-барабанщики подняли палочки. При звуках раскатистой дроби Счастливчик повел ушами.
   Аш заторопилась:
   - В Генуе они напинали нам задницы. Ты веришь во всю эту болтовню о Медной Голове, которая решает за нее, что делать? Видел ее?
   - Нет. Ее люди говорят, эта голова, они еще зовут ее "каменный голем", не здесь, а в Карфагене.
   - Но сколько же приходится ждать ответа? Гонцы, почтовые лошади или голуби - все равно, к тому времени и бой давно кончится.
   - А ее люди говорят, получается. Говорят, она слышит ответ в тот же миг, как машина выдает его в Цитадели, в Карфагене. - Он помолчал. - Не знаю, мадонна. Говорят, она женщина, стало быть, без Голосов ни на что не годна.
   Это коварное замечание достигло цели. Аш моментально забыла о собеседнике, увлекшись мыслью, каково было бы иметь постоянную мгновенную связь с родным городом и с командованием армии, находящимися за тысячу миль от тебя.
   - Каменный голем, - задумчиво повторила она. - Ягненок, святые Господа Нашего - одно дело, но слышать машину...
   - Может, это просто слухи, - огрызнулся Ягненок. - Чего только они не рассказывают о чудесах в своей Северной Африке, и половина - вранье чистой воды или старинные предания, бабушкины сказки. Эта женщина - новичок - и сразу попала в командующие. Конечно, языки замололи. Иначе и быть не могло.
   Что-то в этом поспешном заверении заставило ее пристальней взглянуть на Агнца: Ягненку явно было не по себе. Она перехватила взгляды Роберта Ансельма, Герена аб Моргана, Анжелотти; все ее офицеры начеку, готовые и к торговле, и к засаде, и к долгому ожиданию, пока дело не прояснится. Аш поискала взглядом кобылку Годфри Максимиллиана: священник не отрывал взгляда от приближавшихся огней.
   - Молись за нас, - приказала Аш.
   Бородач стиснул в ладони крест, его губы зашевелились.
   Внизу расцвели огни новых факелов. Пехота. Аш услыхала суеверное богохульство Ансельма. Факельщики - человекоподобные фигуры из глины и меди. Горячая смола стекала на гладкую скорлупу цвета охры.
   - Ничего себе, - признала Аш. - На ее месте, будь в моем распоряжении что-нибудь столь же обескураживающее, я бы тоже этим воспользовалась.
   Всадники визиготов проехали между рядами големов. Маленькие тонконогие кони - кровь пустыни. На холках и на крупе у каждой блестела позолоченная кожа тюков, каждое колечко сбруи, удила, стремена сверкают в свете факелов. Они принесли с собой острый запах конского навоза, так не похожий на запах толстошеих европейских боевых коней. Счастливчик шевельнулся под ней. Аш подобрала поводья. Наверняка там есть и кобылы, а Счастливчик, кажется, так и не усвоил, что его охолостили. Заметавшиеся тени встревожили лошадку Годфри. Аш жестом приказала одному из стрелков спешиться и взять ее под уздцы, чтобы священник продолжал спокойно молиться.
   Знаменосец визиготов вез огромное черное полотнище с орлом на вершине древка. Его лошадь скрывали стальные латы, что вызвало у Аш понимающую усмешку: ей не раз приходилось в бою носить знамя, и она успела догадаться, что имеют в виду ее Голоса под словами: "притягивать молнии". Рядом со знаменем ехал воин-поэт, напевая песенку, настолько просторечную, что ее знания языка не хватало, чтобы понимать ее. Впрочем, Аш хорошо помнила обычаи тунисцев и сообразила, что это такое: кантадоре, для поддержания морального духа.
   "Какой парад! Неужели они стараются произвести на нас впечатление?".
   Аш сидела в высоком седле, колени согнуты под прямым углом, центр тяжести прямо под бедрами - совсем не то, что стоять в доспехах на земле. Она чуть заметно шевельнулась, придерживая коня. Зазвенела сбруя визиготских коней: всадники останавливались. Копья и щиты, мечи и легкие арбалеты... Она разглядывала воинов в кольчужных накидках поверх пластинчатых доспехов, в белых плащах и шлемах без забрал. Они наклонялись в седлах, открыто переговариваясь друг с другом; кое-кто указывал пальцами на европейских рыцарей-ландскнехтов.
   - Нет, - доброжелательно отозвалась Аш, уловив одно из замечаний. Право, мы этим как-то не занимаемся. К тому же в здешних горах и козлов-то не водится. Ни козлов, ни коз...
   Ответом ей был взрыв хохота, проклятий и предостережений. Герен аб Морган хлопнул своего капитана по набедреннику. Визиготский всадник в самом дорогом вооружении под черным знаменем перекинулся несколькими словами с ехавшими рядом и послал вперед свою каштановую кобылу.
   Аш, не желавшая уступать инициативу, дала знак. Эвен Хью протрубил три звонких ноты на трубе, которую ему не без труда удалось всучить. Аш, в звоне - железа, выехала вперед. С ней - шестеро офицеров: Ансельм, Герен и Джоселин ван Мандер в полных латах миланской работы; Анжелотти в миланской кирасе и чеканных роскошных поножах; Годфри (все еще шептавший молитвы, прикрыв глаза) в своей лучшей рясе, и Флора дель Гиз, одолжившая у кого-то бригандин и выпросившая у стрелка салад, вовсе не похожая на женщину и, как ни печально, не слишком походившая на солдата.
   - Я - Аш, - звонко заговорила она в тишине, наступившей за звоном трубы. - Агнец Божий сообщил мне, что вы заинтересованы в заключении с нами контракта.
   Лица предводительницы визиготов не различить было под шлемом.
   На ней стальной шлем и наголенники, в стременах виднеются стальные ленты башмаков. Красный бархат, покрывающий корпусной доспех, особенно великолепен в свете факелов, крупные заклепки в форме цветочных головок поблескивают золотом. Из-под цельного корпусного доспеха на бедрах выглядывает кольчуга. На шее - латный воротник-ожерелье, да еще Аш приметила золоченую тройчатую рукоять меча, ножны меча и кинжала в золотой оковке, перевязь с тяжелыми золотыми накладками и синий в черно-белую клетку плащ, подбитый ваиром. [Мех со спинок и брюшков европейской белки.] Мгновенно прикинув стоимость всего наряда, Аш невольно позавидовала. А все же приятно было видеть женщину, так же командующую войском, тем более что она из такого далека, что о соперничестве речи не идет.
   - Вам придется сражаться с бургундцами, - женский голос отчетливо, хоть и с сильным карфагенским акцентом, выговаривал немецкие слова.
   - С бургундцами? Предпочла бы не связываться. Они крепкие ублюдки. Аш передернула плечами. - Я не стану без крайней нужды рисковать отрядом.
   - Ты "Аш". Джунд. [Араб.: наемник, солдат, сражающийся за деньги или за право владения земельным наделом.] - Прикрытая латами кобыла шагнула вперед, выдвинулась в свет факела, который горел перед Аш. Теперь стала видна стрелка, защищающая нос, и кольчужные платки, ниспадающие на шею. Черная шаль окутывала плечи и закрывала нижнюю часть лица. Оставались видны только глаза в рамке шлема, но этого было достаточно, чтобы Аш вздрогнула: "Она совсем молода! Господи, не старше меня!"
   Отчасти это объясняло нервозность Ягненка: небось, не мог дождаться, пока эти две оригиналки, какими он их несомненно считал, сойдутся лицом к лицу. Аш, из одного только чувства противоречия, теплее взглянула на визиготку.
   - Фарис, - сказала она. - Генерал. Сделайте предложение. Я, если есть возможность, предпочитаю сражаться на стороне Бургундии, но если придется, справимся и с бургундцами.
   - У вас здесь наш союзник.
   - Он мой муж. Думаю, я имею на него больше прав.
   - Осаду вам придется снять. Это входит в контракт.
   - Эй-эй. Не торопитесь так. Я всегда советуюсь со своими людьми. - Аш подняла руку. Что-то тревожащее чудилось ей в голосе визиготского командира. Ей хотелось подъехать поближе, но отсвет факела играл на наконечниках стрел, небрежно приложенных к тетиве или спокойно лежащих поперек колен визиготских всадников; да и у ее людей копья были в руках, а не в гнездах у седел. Оружие живет своей жизнью и владеет собственным голосом: Аш, не глядя, могла сказать, сколько стрелков посматривают на нее, рассчитывая дистанцию. Она чувствовала невидимые нити, протянувшиеся к ней.
   Больше ради того, чтоб протянуть время, она спросила:
   - Фарис, когда мы снова увидим солнце?
   - Когда мы позволим, - спокойно ответил молодой женский голос.
   Аш распознала ложь: ей и самой случалось в свое время лгать на публике. "Так стало быть, сама не знаешь? Калиф, там, в Карфагене, не обо всем, значит, уведомляет своего полководца?" Желтый свет факелов разросся, глиняные факельщики полукругом обступили командира. Замерцали тонкие колечки кольчужного плетения.
   - Так что вы предлагаете?
   - Шестьдесят тысяч дукатов. Контракт до окончания этой войны.
   - Шестьдесят ты...
   Так ясно, словно они прозвучали у нее в голове, Аш услышала мысли Роберта Ансельма: "Если у той сучки есть деньги, чтобы пускать их на ветер, не спорь с ней!"
   Аш дала себе пару секунд на размышление, отстегивая и снимая свой салад; заодно это было знаком для ее людей стоять смирно - или, по крайней мере, не совершать резких движений, пока со стороны визиготов нет явных признаков враждебности.
   Ягненок стянул перчатку и прикусил собственный палец.
   Аш откинула со щек серебристые локоны (вспотевшие в теплом подшлемнике) и взглянула на генерала визиготов. Девушка после долгой паузы тоже сняла свой шлем с кольчужными подвесками и отодвинула вуаль.
   Кто-то из визиготов яростно выругался. Его испуганный скакун оторвал от земли оба передних копыта и тяжело опустил их на соседа. Поднялся такой вопль, что Аш пришлось левой рукой натянуть поводья Счастливчика. Годфри Максимиллиан открыл глаза, и Аш увидела, что священник смотрит прямо перед собой.
   - Иисус Христос! - вырвалось у него.
   Молодая Фарис сидела на лошади в ярком свете факелов. Она движением закованного в сталь и одетого алым бархатом тела послала свою кобылу на шаг вперед и застыла. Блики пробегали в потоке ее серебряных волос.
   Темные, изогнутые, тонко прочерченные брови; темное сияние глаз; но главное - губы. "Я видела эти губы в зеркале каждый раз, когда мне в руки попадали зеркала", - подумала Аш. А еще та же длина рук и ног, твердые маленькие бедра, сильные плечи и даже - хотя этого ей не видно - та же посадка в седле.
   Она снова перевела взгляд на лицо визиготки.
   Шрамов нет.
   Окажись там шрамы, она бы упала с коня и поползла по земле, взывая к Христу с молитвой защитить ее от демонов и безумия, от всех порождений преисподней. Но щеки девушки были чисты и гладки.
   Лицо полководца визиготов застыло холодной бесстрастной маской.
   В ту самую секунду, когда европейцы и визиготы сгрудились вместе, толкая друг друга конями и коленями, Аш подумала: "Так вот, как я выглядела бы без шрамов.
   Шрамов нет.
   А в остальном - мы двойники".
   3
   Фарис подняла руку и отдала короткое приказание. Слов Аш не разобрала - слишком быстро.
   - Я пришлю к вам своего квахида с контрактом, - добавила визиготка в сторону Аш и коротким движением корпуса развернула на месте лошадь, дала шенкеля и ускакала галопом к лагерю. Остальные немедленно последовали за ней. Барабанщики, орлы, поэты и солдаты с грохотом унеслись вниз по склону.
   - Назад в город, - услышала Аш в тишине свой хриплый и отрывистый приказ. Подумала: "Видели не все - только несколько человек, что стояли рядом - за тридцать секунд в темноте не очень-то разглядишь лицо, - но скоро кто-нибудь проговорится, пойдут слухи..." - Назад, в город!
   В течение следующих пяти суток ей ни разу не случилось говорить меньше, чем с двумя собеседниками зараз, а бывало и по трое.
   Годфри принес ей копию контракта на подпись, заранее выверив латинский текст, в котором, кажется, была предусмотрена каждая мелочь. Она подписала, не прервав выговора Густаву и его латникам за самовольную вылазку к замку Гизбурга, в то же время просматривая с Генри Брандтом сводки расхода овса и обсуждая, где бы раздобыть ремонтных лошадей, выслушивая жалобу стрелков на недостачу пороха и доклад Флориана - Флоры! - о состоянии раненых. Согласие отряда на контракт она получила уже к середине первой ночи, обойдя все копья на их квартирах.
   - Ночные переходы, - объявила Аш. Отчасти потому, что ночью было хоть немного светлей - убывающая луна давала больше света, чем дневные звезды, отчасти, чтобы не заставлять людей лишний раз смотреть на черное дневное небо - уж лучше пусть едут ночью, а днем отсыпаются. Передвигать лагерь восьмидесяти копий вместе с обозом, разбивать его после перехода и сворачивать снова перед маршем - дело хлопотливое, что днем, что в темноте.
   Она ни разу, ни на миг не оставалась одна.
   Она отгородилась непроницаемой завесой властности. Никто не смел задавать вопросов. Никто и не задавал. Самой себе она казалась спящей, в лучшем случае, двигающейся, как лунатик.
   Она пришла в себя на шестой день, как ни странно, от страшной усталости.
   Аш очнулась от дремоты и обнаружила, что лежит щекой на шее своей кобылы. Обнаружила, что ее рука, вцепившаяся в гриву лошади, все еще движется, описывая небольшие круги. Кажется, она что-то говорила - вот только что?
   Она подняла голову и покосилась на Рикарда. Вид у парня совсем замотанный.
   Леди подтолкнула ее плюшевым носом, фыркнула. Аш выпрямилась, погладила теплый шелковистый бок, растянутый скрывавшимся внутри жеребенком. Кобыла тихонько заржала и толкнула Аш золотистым плечом. Осока под копытами приятно пахла конскими яблоками.
   Аш опустила взгляд. На ногах высокие скаковые сапоги, с голенищами, привязанными к полам камзола, чтоб не сползали. До колена вымазаны грязью и навозом.
   - Славная жизнь ландскнехта! Если кто хочет ходить по колено в дерьме, ему ни к чему покидать крестьянский двор. По крайней мере, крестьянину не приходится с каждыми петухами перетаскивать все хозяйство еще на пятнадцать миль. Где это я так вымазалась? Рикард, почему я по жопу в дерьме?
   - Не знаю, командир. - Риторическое замечание, которое можно принять за приглашение к шутливой перебранке, однако, похоже, Рикарду не до шуток. Но вроде бы он обрадовался. Перемене темы? О чем же она говорила до того?
   А Рикард, ободрившись, решил завязать разговор:
   - Через пятнадцать дней она опорожнится.
   Все тело ломит и ноет от усталости. Ажурный железный фонарь освещает полотняные стены передвижного стойла и клочки сена, торчащие из кормушки Леди. Приятно и спокойно, как всегда поутру.
   Только, если выйдешь на улицу, рассвета не увидишь. Одна чернота.
   Снаружи слышались голоса солдат и поскуливали собаки; стало быть, через лагерь она шла под охраной. Не настолько уж я рассеянна! Но в памяти полный провал - будто только что вернулась из долгого путешествия.
   - Пятнадцать дней, - повторила Аш. Красавчик-мальчишка не сводил с нее глаз. Рубашка у него выбилась в разорванную пройму рукава, лицо осунулось, потеряло ребячью пухлость, стало взрослей.
   Аш ободряюще улыбнулась ему:
   - Вот и хорошо. Слушай, Рикард, вот обучишь Бертрана на пажа и кравчего, я тогда попрошу Роберта взять тебя оруженосцем. Хватит тебе учиться.
   Он ничего не ответил, но лицо у него заиграло красками, как разрисованная страница рукописи.
   Тело после физической работы расслабляется. Аш почувствовала, как отпускает боль в мышцах; тепло разошлось по телу, укрытому полукафтаньем поверх легкого бригандина; еще сильней захотелось спать. Вспыхнула вдруг память тела: голый бок Фернандо дель Гиза, горячая кожа под ее пальцами, пробегающими от плеча к бедру, и напор его вздыбившегося члена.
   - Вот дерьмо!
   Опешивший Рикард нерешительно напомнил:
   - С вами хотел поговорить мастер Анжелотти.
   Рука Аш машинально огладила шею ласкавшейся кобылы. От прикосновения к мягкой шерсти ей полегчало.
   - Где он?
   - Ждет снаружи.
   - Хорошо, да, я поговорю с ним. Скажи всем, что в ближайший час буду занята.
   Пять ночных переходов среди голых скалистых склонов, с пятнами снега, блестящего под луной. Она не замечала дороги. Холодные заросли высокогорных трав и кустарников, стук стекающих на дорогу камушков осыпи. Лунные дорожки на глади озер, изгибы вьющейся тропы далеко под ними. Сейчас, если бы взошло солнце, впереди внизу виднелись бы широкие зеленые луга и маленькие замки на холмах.
   Тонкий месяц, висевший над головой, когда она брела к конюшням, мало что позволял разглядеть. Из лагеря и вообще ничего не видно.
   - Капитан. - Антонио Анжелотти прервал разговор с охраной и обернулся к ней. На нем, поверх бригандина и поножей, был широкий плащ из красной шерстяной ткани - вовсе не подходящая одежда для августа месяца. Под его сапогами поскрипывала не галька - заиндевевшая трава.
   И внешний, и внутренний круг повозок, расставленных вокруг лагеря, щетинились пушками. В центральном лагере, у костра, спали на дорожных постелях солдаты. Костры горели и по периметру: Аш хотелось видеть, что происходит за тележной стеной, и в то же время не позволить прохожему стрелку выцеливать из темноты ярко освещенные фигуры. Всего в миле от них светились костры огромного лагеря визиготов: оттуда слышалась песня - то ли пьяная, то ли полная боевого задора.
   - Идем.
   Они с Антонио прошли до пушечного редута, где у костра сидели пушкари, перекидываясь незначительными замечаниям о мелких организационных неурядицах. Когда этот невероятный красавец остановился, чтобы пропустить ее вперед, у входа в маленькую палатку, Аш поняла, что молчание должно окончиться.
   - Рикард, попробуй найти отца Годфри и Флориана. Пришли их ко мне, сюда. - Она нырнула под низкий полог. Глаза уже привыкли к полумраку. Аш уселась на обвязанный ремнями и окованный железом сундук. Если порох рванет, лететь ей вместе с канониром до самой Бездны. - О чем же ты хотел потолковать с глазу на глаз?
   Анжелотти удобно расположился, опершись на край разборного стола, стараясь ничего не защемить краем верхних чашек набедренника. Листок, покрытый столбцами вычислений, порхнул на устланный тростником пол. Изящество, с усмешкой подумала Аш, он сохраняет в любом положении, но вот смотри-ка, оказывается, умеет смущаться!
   - Ну так вот, я ублюдок родом из северной Африки, а не из Фландрии, Англии или Бургундии, - мягко начала она. - Какая тебе разница?
   Антонио слегка шевельнул плечом:
   - Все дело в том, из очень ли благородной семьи происходит наша Фарис и насколько их может раздражать твое существование. Мне-то все равно. Во всяком случае, ты - ублюдок рода, которым можно гордиться. А что?
   Аш присвистнула. В груди у нее горело. Она сползла с сундука на пол, шлепнулась, растопырив ноги, на тростник и хохотала, пока не задохнулась. Пластины бригандина скрипели на ее ходивших ходуном ребрах.
   - Ну, Ангелок! Нет, ничего. "Гордиться!" Ну и комплимент! Ты... ничего, ничего...
   Она утерла глаза, одним движением, разогнув колени, вернулась на сундук.
   - Мастер канонир, много же ты знаешь о визиготах!
   - Я обучался математике именно в Северной Африке, - Анжелотти явно изучал ее лицо, кажется даже не замечая этого.
   - И сколько ты там провел?
   Овальные веки опустились на глаза. Анжелотти досталось лицо с византийской иконы. Оно сияло в свете и тенях свечей, и юность покрывала его, как белая пленка покрывает бутон.
   - Мне было двенадцать, когда нас захватили. - Длинные ресницы поднялись: Анжелотти посмотрел ей в лицо. - Турки сняли меня с галеры, захваченной под Неаполем. Их военный корабль, в свою очередь, захватили визиготы. Я провел в Карфагене три года.
   У Аш не хватило духа расспрашивать - слишком явно было его нежелание говорить о том времени. Он и так заговорил об этом впервые за четыре года. Ей пришло в голову, не случилось ли ему дорого расплатиться за свою красоту.
   - Я учился в постели, - невозмутимо продолжал Анжелотти, ироническим движением губ показывая, что ход ее мыслей вполне очевиден. - С одним из их амиров ["Амир", или "эмир": араб, "владыка". Я не нашел доказательств лингвистической связи с персидским словом "маги" - "святой человек" или "волшебник" в тексте Анжелотти, как и со значением "ученый" - несомненно, вписанным в текст позднее и другой рукой.] - ученых-магов. Лорд-амир Хильдерих. Он и научил меня вычислять траекторию ядра, а также навигации и астрологии.
   Аш привыкла видеть Анжелотти всегда чистым и подтянутым - настоящее чудо в грязи и пыли лагеря - и, прежде всего, замкнутым. "Насколько же важным кажется ему пробиться ко мне в душу, что он пошел на такие откровения?" - подумала она и поспешно заговорила:
   - Роберт, может, и прав, возможно, это их Сумрак... распространяется. Годфри назвал бы это "распространением заразы преисподней".
   - Не назвал бы. Он питает к их амирам не меньшее уважение, чем я.
   - Что ты хотел мне сказать?
   Анжелотти распустил веревочные завязки плаща. Красная шерстяная ткань соскользнула на стол и осталась там лежать пышной грудой.
   - Мои канониры на грани бунта. Им не нравится, что ты приказала снять осаду Гизбурга. Говорят, это из-за того, что дель Гиз тебе муж. Говорят, ты больше не "улыбка Фортуны".
   - О, Фортуна! - ухмыльнулась Аш. - Стала обычной бабой, так, что ли, они считают? Ладно, я с ними поговорю. Увеличу жалованье. Я знаю, отчего они бесятся. Успели подвести подкоп под самые ворота замка. Понятно, им хотелось посмотреть, как рванет!
   - Так что они чувствуют себя обманутыми, - с облегчением подхватил Анжелотти. - Значит, ты с ними поговоришь... хорошо.
   - Что еще?
   - Твои Голоса - такие же, как у нее?
   Глиняный горшок может разбиться от легчайшего удара, если место выбрано верно. От этого вопроса Аш почувствовала, как разлетается вдребезги ее здравый смысл. Она вскочила на ноги, покачнув тесную палатку.
   - Хочешь сказать, мои святые - пустое место? И Лев - пустое? Со мной, значит, демоны говорят? Я, значит, слышу голос машины, как она? Не знаю. Тяжело дыша, Аш замолчала, заметила, что сжимает рукоять меча побелевшими пальцами. - На самом ли деле она способна делать то, что рассказывают? Слышать голос какой-то... какого-то механизма, чуть не через все Срединное море? Ты там побывал, вот ты мне и скажи.
   - Это могли быть просто слухи. Простое вранье.
   - Я не знаю! - Аш медленно разжала пальцы.
   В каком бы настроении ни были канониры - их пение громко раздавалось в палатке. Празднуют день одного из своих таинственных святых. [Из внутренних свидетельств текста делаю вывод, что дело происходит 9 августа - день короля Осварда Нортумбсрийского (род. в 605 году, умер в 642, в Масафетс). Св. Освард молился за души тех, кто пал вместе с ним в битве. Среди солдат его почитали и в южной Германии, и в Италии.] Кто-то громко и хрипло распевал про о быка, что пошел к коровке. Аш вспомнила: быка в песне звали Фернандо. Темная бровь сама собой вздернулась вверх. Может, и правда до бунта не так далеко.
   - Люди Фарис строят кирпичные наблюдательные вышки вдоль всей дороги. - Анжелотти говорил громко, стараясь заглушить бесстыдные слова песенки.
   - Пришпиливают здешние земли, как бабочку. - На мгновенье Аш захлестнул панический страх при мысли: "А что за земли-то?". Страх растаял, когда память услужливо развернула перед ней маршрут последних дней пути. Уж не хотят ли они короновать своего визиготского "вице-короля" в Аахене? [В этом городе со времен Отто Великого короновались императоры Святой Римской империи.]
   - Погода не из лучших. Ты была права, мадонна, когда говорила, что скоро им придется осесть где-нибудь надолго.
   В короткой паузе Аш услышала лай собак и приветливые восклицания стражи; вошел, снимая овчинные рукавицы, Годфри Максимиллиан, за ним Флора. Она указала пажу Бертрану, где поставить жаровню. Мальчик расчистил место, подсыпал свежих углей, повинуясь кивку Анжелотти, налил всем легкого пива, роздал куски черствого хлеба с маслом и вышел.
   - Терпеть не могу дурных проповедей. - Годфри уселся на свободный сундук. - Я вот только что выдал им такую, на главу десятую "Исхода", стих двадцать два - там, где Моисей накликает непроглядный мрак на небо Египта. Кто поумней, обязательно задастся вопросом: почему та мгла длилась три дня, а наша - уже три недели?
   Священник выпил и утер бороду. Аш осторожно прикидывала расстояние от сундуков и бутылей с порохом до раскаленной жаровни. Может и обойдется. Разумной предусмотрительности Анжелотти в обращении с порохом она не слишком доверяла.
   Флора грела руки над жаровней.
   - Роберт уже идет.
   Совещания назначено не дожидаясь моих распоряжений, сообразила Аш. И, бьюсь об заклад, они пятеро суток только и ждали случая. Она задумчиво откусила кусок, прожевала.
   За стеной палатки что-то рявкнул густой бас. Ансельм торопливо пролез под полог.