Джентл Мэри. Пропавшая рукопись (Аш - Тайная история - 1)

   - А я какого звания, по-твоему?
   Через час ее вполне безопасно подвергнуть умеренной пытке.
   Плоть так легко горит.
   - Второго, если амир - второй по званию после короля-калифа; то есть епископ, виконт или граф равны. - Голос у нее был спокойным. В голове неотвязно звучал вопрос: "Что делает Джон де Вир, жив ли граф Оксфорд?" Она настороженно следила за визиготским аристократом.
   - Значит, как ты должна обращаться ко мне? - спросил он своим озабоченным тенором.
   В ответ он ждет услышать "господин амир" или "милорд"; он желает какого-то проявления уважения. И ехидным тоном она предположила:
   - Отец?
   Леофрик отвернулся, отошел на несколько шагов, вернулся; свои бесцветные глаза, в окружении морщин, он не сводил с ее лица. Он щелкнул пальцами, давая знак рабу записывать:
   - Предварительные заметки: об уме и личностных свойствах.
   Аш толчком приняла сидячую позу на соломенном тюфяке; от боли скрежеща зубами. Глаза ее слезились. Она поплотнее запахнула теплый шерстяной плащ на своем голом теле. И открыла рот, собираясь прервать его. Лицо маленькой рабыни исказилось от страха.
   - Она... - Леофрик замолчал. Под его одеждами что-то заходило ходуном, выросла выпуклость возле его кожаного пояса тонкой работы. Из его рукава вынырнул серый нос и усы большой крысы-самца. Он рассеянно опустил руку на деревянную кровать. Крыса осторожно спустилась по руке и уселась на соломенный тюфяк рядом с Аш.
   - Уровень развития ума - на восемнадцать-двадцать лет, - диктовал визиготский амир. - Быстро приходит в себя после боли и увечий и других видов физических воздействий; за два часа оправилась от выкидыша почти девятинедельного эмбриона.
   От изумления Аш открыла рот. Она подумала: "Пришла в себя, как же!" и тут же испугалась, когда муха задела тыльную сторону ее ладони. Она замерла, вместо того чтобы отмахнуться от насекомого, и всем телом задрожала. И опустила глаза.
   Серая крыса снова тыкалась носом ей в ладонь.
   - По моим предварительным наблюдениям, с раннего возраста жила среди солдат, усвоила их манеру мыслить и освоила обе военные профессии: проститутки и солдата.
   Аш вытянула вперед пальцы, все в коричневых пятнах. Крыса начала лизать ее кожу. У крысы была пятнистая серо-белая спинка и живот, один глаз был черным, другой красным, ее короткая шерстка оказалась мягкой и бархатной на ощупь. Аш осторожно протянула руку и ласково почесала ее за теплым нежным ухом. Она попыталась воспроизвести чириканье, какое слышала от Леофрика: "Эй, Лизуха. Дружишь с колдуньями, признавайся, а?".
   Крыса подняла на нее свои блестящие разноцветные глаза.
   - Не способна концентрировать мысли, не способна планировать свои действия на перспективу, готова жить сиюминутными ощущениями. - Леофрик сделал знак писцу прекратить записывать. - Мое милое дитя, не думаешь ли ты, что мне зачем-либо может понадобиться женщина, которая добилась поста капитана наемников на варварском севере и объявляет, что ее военные умения опираются на помощь от Голосов святых? Невежественная крестьянка, обладающая только физическими умениями?
   - Нет. - У Аш похолодело в животе. Она продолжала поглаживать бархатную шкурку крысы. - Но ведь вы считаете меня не такой.
   - Ты пробыла достаточно долго у моей дочери, чтобы симулировать умение применять на практике каменного голема.
   - Вы повторяете слова короля-калифа. - Аш позволила себе сказать это циничным едким тоном.
   - В данном случае он прав. - Высокая костлявая фигура Леофрика опустилась на край кровати. Серая крыса легко и быстро пробежала по тюфяку и вскарабкалась по его бедру, встала, опираясь передними лапками О его грудь. Он добавил: - Господня Утроба оказался прав, знаешь ли: у нас, визиготов, нет выбора, мы можем быть только солдатами...
   - Господня Утроба? - эхом повторила его слова пораженная Аш.
   - Господен Кулак, - поправился Леофрик. В карфагенском готском языке это обозначалось одним словом - видимо, титул. - Аббат Мутари. Надо мне прекратить называть его так.
   Аш вспомнила жирного аббата, сопровождавшего короля-калифа. Сковавший ее лицо страх не позволил ей улыбнуться.
   Амир Леофрик продолжал:
   - У тебя достаточно причин попытаться убедить меня, что ты слышишь эту машину, поэтому я не могу поверить ни одному твоему слову. - Его выцветшие синие глаза переходили с ее лица на крысу. - Я не совсем лгал королю-калифу, но просто старался спасти тебя от грубой глупой расточительности Гелимера. Чтобы быть вполне уверенным, мне придется подвергнуть тебя кое-каким пыткам, правда, несильным.
   Аш провела рукой по лицу. Благодаря горячим углям, из воздуха комнаты уже ушла сырость, но Аш вся покрылась холодным потом:
   - А во время пыток как ты узнаешь, говорю ли я правду? Ты сам знаешь, я могу сказать, что мне угодно, как и любой другой! Я...
   - "Я сама причиняла людям боль", ты это собиралась сказать? - тихо сказал амир Леофрик после минуты молчания.
   - Я только присутствовала при этом. Я отдавала приказания. - Аш подавила чувства, обуревавшие ее. - Я столько видела и столько знаю, что, возможно, сама могу испугать себя посильнее, чем вы.
   В комнату вошел мальчик-раб, подошел к Леофрику и что-то тихо проговорил. Визигот поднял свои косматые брови.
   - Пожалуй, придется его принять.
   Жестом он отослал ребенка. Через пару минут вошли двое вооруженных воинов в кольчугах и шлемах. Среди них шел богато одетый амир визиготов с заплетенной темной бородой. Он был вчера вместе с королем-калифом, вспомнила Аш, и при взгляде на его глазки размером с сушеную виноградину вспомнила его имя: Гелимер. Амир Гелимер.
   - Прошу прощения, но его величество настаивает, чтобы я присутствовал при этом, - неискренним тоном сказал младший амир.
   - Амир Гелимер, я никогда не препятствовал ни одному приказу короля-калифа.
   Оба они отошли в сторонку. У Аш похолодело все внутри. Через несколько секунд амир Гелимер подал знак. В комнату вошли два хорошо сложенных мужчины, у одного была небольшая полевая наковальня, у второго - стальные молотки и железное кольцо.
   - Король-калиф просил меня сделать вот что, - амир Гелимер проговорил эти слова как бы извиняясь, но в то же время самодовольно. - Ведь она не свободнорожденная?
   Она дрожала, ее кровоточащее тело сводило судорогами; она позволила вытащить себя из кровати и сосредоточенно рассматривала мозаику на стене изысканно изображенный Медведь у Зеленого Древа, как живой, - а тем временем ей на шею надевали изогнутое железное кольцо и запаивали его. В голове у нее звенело от резких и точных ударов молотов, устанавливающих раскаленную заклепку на засове кольца. На нее плеснули холодной водой. Она не могла шевельнуть головой, один из рабочих прочно держал ее за стриженые волосы, но она плевалась, отфыркивалась и дрожала.
   В комнате пахло копотью. На шее она ощущала незнакомую холодную тяжесть стали. Аш злобно смотрела на Гелимера, надеясь, что он поймет, что ее оскорбили, но губы ее все больше теряли свое выражение.
   - Учитывая ее болезнь, я полагаю, что ошейника хватит, - пробормотал амир Леофрик.
   - И за то спасибо, - хихикнул младший амир. - Наш господин ожидает результатов.
   - Скоро я смогу лучше проинформировать калифа. Просматривая отчеты, я обнаружил несколько приплодов, датированных примерно ее годом рождения; все они были выбракованы, за исключением моей дочери. Вполне похоже, что эта избежала выбраковки.
   Аш дрожала. От стука молотов в голове звенело. Она подсунула пальцы под кольцо и потянула за неподдающийся металл.
   Гелимер впервые взглянул ей прямо в лицо. И заговорил с интонациями, принятыми при разговорах с рабами и другими низшими существами:
   - Почему такая сердитая, а, женщина? В конце концов, ты не так уж много потеряла на данный момент.
   Перед ее мысленным взором мелькнуло зрелище, как пика копья какого-то визигота втыкается в бок Счастливчика: толстый нож на палке разрезает его серо-стальную шерсть и черную кожу на ребрах, проникает в грудь. В какую-то горькую секунду пришел конец шести годам дружбы и взаимовыручки. Она сжала кулаки под шерстяным плащом, служившим ей одеялом.
   Легче воображать себе Счастливчика, чем мертвые лица Генри Брандта, и Бланш, и остальной дюжины десятков мужчин и женщин, которые превращали их обоз попеременно то в отель, то в бардак, то в госпиталь, и все это с энтузиазмом, с каким несли службу у нее; и вечные усилия Дикона Стура превратить свой склад оружия из ремонтной точки в производственный цех. Легче, чем думать о мертвых лицах ее командиров копьеносцев и всех, кто шел за ними, лица пьяные или трезвые, надежные или бесполезные; пять сотен грязных, хорошо вооруженных крестьян, которые не соглашались копать поля своих господ; или распущенных парней, ищущих приключений; или преступников, не желавших ждать мелочной справедливости; но ради нее они были готовы драться. И вспоминать все это - палатки и тщательно сшитые вымпелы; каждого боевого коня или скакового; каждый меч со своей историей - где она его купила, или украла, или получила в подарок; каждого, кто сражался под ее флагом в погоду то слишком жаркую - то слишком холодную - то с лишком мокрую...
   - Да нет, что я потеряла? - горько сказала Аш. - Ничего.
   - Ничего из того, что могла бы потерять, - ответил Гелимер. - Леофрик! Господь послал тебе удачный день.
   Полуостывшей заклепкой ошейника ей обожгло кончики пальцев. Аш следила, как Гелимер уходил. Ее переехало всей тяжестью колесо местной сложной придворной политики - невозможно ее изучить ни за месяцы, ни, тем более, за минуты. Леофрик, может быть, попытался спасти мою жизнь.
   Почему? Потому что считает, что я - еще одна Фарис? Насколько это важно для него сейчас? Да и важно ли вообще? Мой единственный шанс - в том, насколько это важно еще для него...
   Свою изолированность она воспринимала как удар свежезаточенного меча.
   Пусть тебе ясна стала твоя незначительность, пусть тебе легко представить свою собственную смерть, но личность все же протестует: она пришла слишком быстро, слишком несправедливо... И почему она пришла ко мне?
   У Аш остыла кожа.
   - Что происходит? - спросила она. Леофрик повернулся к ней от орнаментированного арочного входа в комнату. И сказал снова по-французски:
   - Если хочешь жить, предлагаю тебе рассказать мне. Тон его был грубоватым, с амиром Гелимером он разговаривал совсем по-другому.
   - Что я могу рассказать вам?
   - Для начала: как ты разговариваешь с каменным големом? - тихо проговорил Леофрик.
   Она уселась на резной дубовой кровати (на такую она заработала бы себе только за пять лет); запахнулась поплотнее в пропитанные кровью шерсть и лен. Все тело болело. Она начала рассказывать:
   - Ну, я просто говорю.
   - Вслух?
   - Конечно, вслух! Как еще?
   Леофрика, казалось, почему-то рассмешило ее негодование:
   - Ты, например, не говоришь с внутренним Голосом, как бывает при чтении про себя?
   - Я не умею читать про себя.
   Амир посмотрел на нее взглядом, откровенно говорящим, что он сомневается, умеет ли она вообще читать.
   - Я узнала кое-какую тактику вашей машины, - объяснила Аш, - потому что я о такой читала у Вегеция в "Извлечениях из военного искусства".
   Кожа вокруг блеклых глаз Леофрика мгновенно собралась морщинками. Аш поняла, что именно его так развеселило. Она была уже на грани между страхом и облегчением, но все еще была напряжена.
   - Я подумал, может, тебе ее читал твой писарь, - доброжелательно заметил Леофрик.
   Напряжение разрядилось, на глазах Аш сразу навернулись слезы.
   "Если я не буду бдительна, то не сумею ему понравиться, сообразила Аш. - Ты этого и добиваешься, отец? О черт, что же мне делать?"
   - Мне Роберт Ансельм отдал своего Вегеция в английском переводе. [Иначе, "Военное искусство", издание 1408 года, издано по заказу лорда Томаса Беркли.] Я его вожу... возила с собой все время.
   - И каким образом ты слышишь каменного голема? - спросил Леофрик.
   Аш открыла рот для ответа и тут же захлопнула его.
   Интересно, почему я сама никогда не задавала себе этого вопроса?
   Наконец, она дотронулась до виска:
   - Вот в этом месте слышится. Здесь. Леофрик медленно кивал:
   - Моя дочь тоже не умеет лучше объяснить. В некоторых отношениях она меня разочаровала. Я надеялся, что когда, наконец, создан человек, способный говорить на расстоянии с каменным големом, я могу надеяться, что мне, по крайней мере, объяснят, каким образом это делается, - но увы. Только "я его слышу" - как будто это объяснение!
   Ну, кого он мне теперь напоминает? Кто просто забывает все и злится, садится на своего конька?
   Анжелотти. И Дикона Стура. Вот кого.
   - Вы - пушкарь! - захлебываясь, возбужденно заговорила Аш и тут же обеими руками зажала себе рот, наблюдая блестящими глазами его полное непонимание. - Или оружейник! Вы уверены, что у вас никогда не было желания изготовить кольчужную рубаху, милорд амир? Все эти тысячи крошечных-крошечных колечек, каждое с заклепкой...
   Леофрик смущенно неохотно засмеялся. Совершенно сбитый с толку, старик покачал головой:
   - Никогда не ковал оружия и не изготавливал кольчуги. Что ты хочешь мне сказать?
   Она настойчиво спрашивала себя: "Почему? Почему я никогда не задумывалась, каким образом я слышу? Как оно получается?"
   - Господин Леофрик, я и раньше попадала в плен, и били меня раньше; ничего для меня нового. Я не рассчитываю дожить до Пришествия Господня. Все смертны.
   - Но кто-то острее чувствует боль, чем другие.
   - Если вы считаете, что меня это испугало, значит, просто вы никогда не видели поле после битвы. Знаете, какой это риск, каждый раз, когда идешь в бой? Война - опасное дело, господин Леофрик, - блестя глазами, говорила Аш.
   - Но ты сейчас тут, не там, - сказал амир - такой старый и бледный.
   Полное спокойствие Леофрика как-то остудило ее пыл. Она раньше считала, что пушкари тоже всегда думают о выстреле, прицеле, вертикальной наводке, силе огня; и только потом уже о последствиях - что, в сущности, они попадают в людей. Вооруженные рыцари после боя в разговорах делятся своими впечатлениями, ощущением реального ужаса от того, что вот-де ты убил человека; но эти дискуссии никому не помешали искать более совершенный меч, более тяжелое копье, шлем более эффективной конструкции. А ведь он по своей сути пушкарь, оружейник, то есть убийца.
   Такой же, как и я.
   - Скажите, что мне надо сделать, чтобы остаться в живых? - спросила она. И, говоря это, она вдруг подумала: "Вот так, наверное, чувствует себя Фернандо?" и закончила: - Неважно, сколько мне останется жить, просто скажите мне, как этого добиться.
   Леофрик пожал плечами.
   В прохладной комнате среди чаш с раскаленными углями, зажженными от греческого огня, Аш сидела на кровати и не спускала глаз с амира. Плечи она закутала в шерстяной плащ, уже покрывшийся пятнами крови, и он складками ниспадал с нее.
   Я никогда не задавала себе этого вопроса, потому что мне это было ни к чему.
   Теперь она стала осознавать: каким-то образом она получала предписания от Голоса. Он направлял ее внимание на что-то - конкретное.
   - Как давно, - спросила она, - у вас этот каменный голем?
   Леофрик стал что-то говорить, она не слушала его слов, потом она вдруг услышала:
   - Двести двадцать три года и тридцать семь дней. Аш вслух повторила услышанное:
   - Двести двадцать три года и тридцать семь дней. Леофрик перестал бормотать и уставился на нее:
   - Да? Да, вполне возможно. Седьмой день девятого месяца... Да!
   - И где находится каменный голем? - снова спросила она.
   - Шестой этаж северо-восточного сектора Дома Леофрика, в городе Карфагене, на побережье Северной Африки.
   Она сосредоточила все свое внимание. Теперь, задумавшись об этом, она осознала, что факт выслушивания - это тоже работа: не совсем пассивное действие, как бывает, когда слушаешь человека или исполняемую музыкантом музыку; не простое ожидание ответа. Что я делаю? Я делаю что-то.
   - На пять или шесть этажей вниз, под нами, - повторила Аш, не сводя глаз с Леофрика. - Вот где он. Там, значит, ваш механический тактик...
   Амир сказал, как бы в заключение разговора:
   - Все эти сведения ты могла подслушать из болтовни слуг.
   - Могла. Но не подслушала.
   Он теперь смотрел на нее проницательно:
   - А мне откуда это знать? Разве я могу быть уверен...
   - Можете-можете! - Аш села на дубовой кровати. - Если вы скажете мне, как остаться в живых, - я расскажу вам. Задавайте мне вопросы, господин Леофрик. Вы узнаете правду. Узнаете, вру ли я о своем Голосе!
   - Есть ответы, которые знать опасно.
   - Мудрец предпочитает не знать слишком много о делах власть имущих. Аш вскочила с кровати и медленно, преодолевая боль, направилась к оконному ставню. Леофрик не мешал ей откручивать болты и выглядывать наружу.
   Центральный железный пруток был глубоко утоплен в каменный переплет окна и был настолько толст, что не позволил бы женщине выброситься из окна.
   От пронизывающего ветра замерзли щеки, покраснел нос. Она на минуту вспомнила тех, кто сейчас там, на мокром, холодном севере, в палатках; ощутила братское сочувствие к их страданиям и дискомфорту и в то же время острое желание быть там, с ними.
   Там, за каменным подоконником, на большом дворе фонари с греческим огнем шипели и трещали, их поспешно закрывали ярким полосатым навесом, не соответствующим обстановке. Аш видела под собой в основном светлые головы. - Рабы - мужчины и женщины - прилаживали вощеную ткань на место, ругаясь, бранясь; в тонких руках, вытянутых вверх над головой, держали ткань или веревку и криками поторапливали друг друга. Во дворе не было ни одного свободнорожденного, за исключением стражников, и она почувствовала накопившуюся в них взаимную недоброжелательность.
   Когда светильники оказались закрытыми, стали видны квадратные приземистые здания, окружающие двор, - по ее оценке, домочадцев и челяди было порядка двух тысяч человек. Из-за тьмы дальше было ничего не видно, и не понять, есть ли в этом внутреннем районе города Карфагена хозяйства других амиров, такие же богатые и хорошо укрепленные. И никак не увидеть она поднялась на цыпочки на холодном кафельном полу, - обращено ли. это здание фасадом к гавани или к чему-то другому; насколько далеко отсюда идти через город до причала; где может быть расположен великий и знаменитый рынок и где находится пустыня.
   Ее испугал гулкий рев. Она настороженно подняла голову и сообразила, что это эхо отдаленного звука, отражаемого крышами и стенами двора.
   - Солнце зашло, - сказал Леофрик за ее спиной. Она обернулась к нему. Ее глаза оказались на уровне его заросшего белой бородой подбородка.
   Этот металлический звук снова отдался эхом во всем городе. Аш напрягла зрение, стараясь увидеть первые звезды, луну, что угодно, чтобы разобраться, где какая сторона света.
   Прямо перед ее лицом осторожно закрылся деревянный ставень.
   Она повернулась лицом к комнате. В сияющем тепле, создаваемом железными чашами с углем, она почувствовала, как за эти несколько минут у нее остыло лицо.
   - А вы как говорите с ним? - вызывающе спросила она.
   - Как и с тобой, голосом, - сухо ответил Леофрик. - Но для этого я должен находиться в одной с ним комнате! Аш не могла сдержать улыбки:
   - А он как вам отвечает?
   - Механическим голосом, который я слышу ушами. И повторяю: я нахожусь в той же комнате. Дочери не надо быть с ним в одной комнате, в том же доме, на том же континенте; этот ее поход подтвердил мою уверенность, что она на самом большом удалении от него все равно будет слышать его голос.
   - Знает ли он что-то, кроме ответов на вопросы о боевых действиях?
   - Он ничего не знает. Это голем. Он говорит только о том, чему его научили я и другие. Он решает проблемы, возникающие на боле боя, вот и все.
   Вдруг на нее навалилась усталость, она зашаталась. Визиготский амир крепко взял ее за руку над локтем, обернутым шерстяным плащом в пятнах крови.
   - Иди-ка, приляг.
   Аш позволила ему отвести себя и чуть не рухнула на тюфяк. Комната вокруг нее поплыла. Она закрыла глаза и долгое время видела только тьму, пока не прошло головокружение; а когда открыла, в глаза ударил сильный белый свет из настенных светильников и послышалось мягкое поскрипывание пера мальчика-раба по навощенной дощечке.
   По жесту Леофрика мальчик прекратил писать.
   Она услышала рядом спокойный голос Леофрика:
   - Кто первый построил голема?
   Вопрос и ответ. Она заговорила вслух: вопрос пришлось повторить, услышанное в ответ имя было ей незнакомым. Она неуверенно отозвалась:
   - ..."Рабби"?.. Из Праги...
   - И для кого он его создал?
   Еще вопрос, еще ответ. Аш закрыла глаза от сильного света, напряглась, чтобы слышать внутри себя Голос.
   - Радоник... мне кажется. Да, Радоник.
   - Кто первый построил каменного голема и почему?
   - Рабби из Праги, под руководством вашего предка Радоника, двести лет назад, построил первого каменного голема, чтобы играть с ним в чесс... в шахматы, - поправилась Аш..
   - Кто первый построил машины в Карфагене и почему?
   - Монах Роджер Бэкон. Один из наших, - сказала Аш. Она вслух повторяла слова, звучавшие у нее в голове: - "Говорят, монах Бэкон изготовил в своей квартире, в порту Карфагене, медную голову, из металла, какой смог найти в окрестностях. Тем не менее когда он услышал, что ему говорит эта голова, то сжег свои устройства, свои чертежи и квартиру и бежал в Европу, на север, чтобы никогда не возвращаться сюда. Впоследствии этого ученого обвиняли в том, что в Карфагене снова завелось много демонов. Писал сие Гералъдус".
   Успокаивающе прозвучал голос Леофрика:
   - За двести лет каменный голем наслушался много всякого, что ему читали. Попробуй снова, доченька. Кто изготовил первого каменного голема и почему?
   - "Амир Радоник, побежденный в шахматы этим бессловесным демоном, устал от него и был сильно недоволен Рабби". Вот они, ваши аристократы, добавила Аш. Она чувствовала себя на грани истерики. Голова ее болела от обезвоживания организма, наступила слабость от потери крови; уже это объясняло ее состояние.
   Голос в голове все бубнил:
   - "Радоник, утомившись, велел отставить каменного человека. Как добрый христианин, он сомневался, что евреи получили свои ограниченные способности от Зеленого Христа, и начал задумываться, не применял ли он демонов в своем домашнем хозяйстве".
   - Дальше.
   - "Рабби сделал этого голема человеком во всех отношениях, воспользовавшись своим семенем и красной глиной Карфагена, и придал ему приятный внешний облик. Рабыня в его доме, некая Ильдихо, сильно влюбилась в голема, который, несмотря на его каменные конечности и металлические сочленения, был очень похож на человека, и зачала от него дитя. Дитя, по ее словам, было зарождено по ходатайству Творца Чудес, великого предсказателя Гундобада, явившегося к ней во сне и просившего ее носить на себе его священную реликвию, которая сохранялась в семье этой рабыни со времен, когда Гундобад был жив".
   Аш почувствовала легкое прикосновение. Она открыла глаза. Леофрик пальцами гладил ее по лбу, прикасаясь кончиками пальцев к коже, совершенно равнодушный к засохшей крови и грязи. Она отпрянула:
   - Гундобад - это ваш предсказатель, да? Он проклял Папу, и из-за него появился Пустой Трон.
   - Ваш Папа не должен был его казнить, - мрачно сказал Леофрик и убрал руку, - но я не стану спорить с тобой, дитя. Шесть веков истории пролетели над нами, и кто сейчас скажет, кем был Творец Чудес? Ильдихо верила в него, конечно.
   - Чтобы женщина зачала ребенка от каменной статуи! - Аш не старалась скрыть презрения в голосе. - Господин Леофрик, если бы мне пришлось обучать машину истории, я бы не рассказывала ей этой чепухи!
   - А Зеленый Христос, рожденный Девой и выкормленный медведицей; это что, не "чепуха"?
   - Да, насколько я знаю! - она пожала плечами и устроилась на кровати по возможности поудобнее. Ноги у нее были ледяными. По нахмуренному лицу Леофрика она поняла, что перешла на французско-швейцарский диалект своей молодости, и вернулась к карфагенской латыни. - Я повидала не меньше мелких чудес, чем любая женщина, но все это могло быть случайностью, совпадением: просто повезло... Фортуна царит...
   С некоторым нажимом визигот поинтересовался:
   - Кто создал второго каменного голема и почему?
   Аш повторила его фразу. В голове у нее, неизвестно в каком месте мозга, звучал тот же голос, который и раньше отвечал ей на вопросы об идеальном тактическом решении в заданных условиях, - такая-то почва, такие-то типы войск и погодные условия.
   - "Некоторые пишут, что рабыня Ильдихо не только хранила реликвию предсказателя Гундобада, но была прямым его потомком по нисходящей линии, через ряд поколений с восемьсот шестнадцатого года после того, как Наш Господь был передан Древу, до сего года, двенадцать сот пятьдесят третьего".
   Леофрик повторил свой вопрос:
   - Кто изготовил второго голема и почему?
   - "Старший сын Радоника, некто Сарус, был убит в сражении с турками. Тогда Радоник приказал вырезать из дерева набор шахматных фигур в полном воинском снаряжении и вооружении, напоминающем турецких воинов и воинов его сына Саруса. Потом он вспомнил голема и начал играть с ним в шахматы, и однажды в том году голем наконец сыграл так, что войска Саруса выстроились в другом боевом порядке и победили турок.