Отряд свернул налево. Впереди шел ариф Альдерик, разговаривая с сержантом в черном. Аш изогнула шею и попыталась посмотреть назад, делая вид, что глазеет на купол, и краем глаза заметила еще одну толпу - у входа в собор: там были гофмейстеры, музыканты, оруженосцы и пажи. Все они были одеты по-зимнему, с расчетом на такие зимы, какие приходили на этот теплый сумеречный берег раньше, и теперь дрожали в тонких шерстяных мантиях. Те, кто побогаче, оделись по-северному: в венецианские тоги, в английские двойные камзолы или капюшоны на меховой подкладке и льняные шапочки.
   Ее сильно ударили кулаком между лопатками. Спотыкаясь, она пролетела вперед, из-под мокрого снега влетела в помещение и под прикрытие арки; почти потеряла равновесие, поскольку была не в состоянии его сохранить, вытянув связанные руки. Будь она в юбках, она бы растянулась на полу.
   - Входи, сука, - прорычал Тиудиберт.
   - Теперь для тебя "Капитан Сука".
   Кто-то фыркнул. Назир не успел заметить, кто именно. Аш сжала губы и сделала ничего не выражающее лицо. По-прежнему зажатая между солдат, она из-под арки прошла в зал. По периметру круглого зала под сводчатыми проходами толпились сотни придворных и воинов.
   В центре зала было пусто, только у трона стояла горстка людей.
   Плитки пола устилали зеленые растения. Уже совсем затоптанные, но тем не менее узнаваемые: зеленые стебли пшеницы. Вот в этом-то и есть богатство, а вовсе не в позолоченном камне над головой, поняла Аш.
   Она рассматривала зеленые стебли, насыпанные так густо, что пол был едва виден. Мозаичный пол был выпачкан зелеными пятнами, где стебли с листьями и колючие зеленые колосья были раздавлены сапогами. В воздухе витал острый кисловатый аромат. Незрелые колосья, доставленные из Иберии, как она догадалась, - и растраченные исключительно ради церемонии, рассыпанные по полу, как разбрасывают тростник, чтобы сохранить пол чистым.
   - Мадонна Аш, - услышала она знакомый голос, когда ее оттолкнули в сторону. Она, по-прежнему связанная, была вместе с войском Альдерика, числом в сорок человек; с ними рядом возник растрепанный молодой человек.
   - Мессир Вальзачи!
   Итальянский доктор снял свой бархатный берет и поклонился, насколько ему позволяла плотно стоящая толпа.
   - Как ваше колено?
   Аш рассеянно согнула и разогнула колено:
   - Болит в этом холоде.
   - Надо держать его в тепле. А голова?
   - Лучше, доктор. - Хотя я призналась бы, что все еще кружится, но не перед мужиками же, которыми я - возможно, дай Бог, - вскоре буду командовать.
   - Развязали бы меня, ариф, - обратилась она к Альдерику. - В конце концов, куда меня ведут?
   Командир визиготов кинул на нее смешливый взгляд и отвернулся к подчиненным.
   - Стоило попытаться... - пробормотала Аш.
   На полу перед ней, почти в центре, белело овальное пятно. Аш подняла глаза кверху. Над ней возвышался огромный внутренний свод купола, на котором золотом и слоновой костью были выполнены мозаичные изображения святых во всем их великолепии: Михаила и Гавэйна, Передура и Константина. Непонятная ей сложность изображений на иконах смутила ее, она не могла разобрать в свете факелов, быки или медведи нарисованы между святыми. Но то, что вначале показалось ей черным кругом на высоте семидесяти футов над головой, оказалось на самом деле отверстием. В самой макушке купола открывалось отверстие в небо, обложенное по периметру камнем.
   Над отверстием она различила в небе созвездие Козерога, как будто была ночь. Через это отверстие ветер вниз по диагонали задувал мелкую снежную крупу, которая сыпалась на пол, устланный зелеными стеблями.
   Снова запел хор мальчиков. Аш решила, что мальчики находятся где-то в дальнем конце. Ей они были не видны из-за голов окружающих ее мужчин. На поставленных ярусами дубовых скамьях между арками сидели дворяне с домочадцами, их солдаты выстроились вдоль проходов между рядами. В каждом пространстве между арками по одному дворянину, так догадалась она, обежав взглядом чужестранные геральдические вымпелы.
   Справа от нее кто-то держал знамя Леофрика. Там, где поднимались полированные резные дубовые скамьи, она узнала некоторых домочадцев Леофрика, но его самого было не видно.
   Перед ней в центре ротонды на большом восьмиугольном постаменте стоял трон визиготского императора. На нем кто-то был. С такого расстояния лица было не различить, но это должен быть король-калиф. Гелимер.
   Аннибале Вальзачи заметил:
   - Вам привилегия, мадонна.
   - Какая?
   - Здесь больше нет ни одной женщины. Я вообще сомневаюсь, вышла ли хоть одна карфагенская женщина сегодня на улицу. - Молодой человек тихонько фыркнул. - Как врач я могу поклясться, что вы принадлежите к женскому полу, хоть вы и не вполне женщина.
   Несмотря на пение хора и торжественность мероприятия, присутствующие переговаривались. Голос Вальзачи звучал тихо на фоне гудения трех-четырех тысяч голосов, но она безошибочно расслышала в нем злобу. Аш кинула на него быстрый взгляд, отметив его черную шерстяную мантию, довольно потрепанную, грязный свалявшийся беличий мех торчал из разрезов его висящих рукавов.
   - Вам что, здесь не платят, доктор?
   - Я же не наемный убийца, - подчеркнуто горько произнес Вальзачи. Теодорих умер, так что я уезжаю, не получив своих денег. Вы убиваете, поэтому вам они готовы платить. Скажите, мадонна, есть ли в этом христианская справедливость?
   "Вам готовы платить..." О Боже могущественный, Зеленый Христос, пусть это будет правдой, а не просто слухом... если я все же убедила Леофрика...
   - Давайте я уравняю баланс весов справедливости. Если они меня наймут, мне понадобится нанять и доктора. Вы говорили, что работали в лагере кондотьеров. - Ее пронзила дрожь, ей пришлось сжать руки под плащом, запястья ее по-прежнему связывала веревка. Фортуну надо обхаживать, а не приказывать ей. - Конечно, если меня привели сюда, чтобы казнить, я про вас слова не скажу.
   Доктор неуверенно посмеялся над этой худой широкоплечей женщиной в мужской одежде с коротко подстриженными блестящими серебряными волосами; слишком коротко даже для мужчины, так стригут только рабов.
   - Нет, - ответил он. - Я предпочитаю зарабатывать свои деньги исцеляя, хотя в последнее время мне платили не золотом, а медью. Я задам вам вопрос, мадонна, который задал однажды брату, Джанпаоло, в Милане. С раннего утра и до заката солнца вы занимаете свой ум, тело и всю душу поиском способов, какими станете сжигать дома, отравлять колодцы, резать скот, вырезать нерожденных младенцев из чрева их матерей и отсекать ноги, руки и головы ваших собратьев - людей на поле боя. Как же вам спится по ночам?
   - А как спится вашему брату?
   - Он напивается до бесчувствия. Впоследствии он обратился к Господу Богу и теперь говорит, что спит, благодаря Его милости. Но свою профессию не сменил. Убивает людей для того, чтобы жить, мадонна.
   Что-то в лице этого человека, наконец, привело в действие ее память:
   - Дерьмо! Ведь вы - брат Ягненка! Агнца Божьего. Да? Я никогда не знала, что его фамилия Вальзачи!
   - Вы с ним знакомы?
   - Много лет! - Почему-то это очень развеселило Аш, она усмехнулась и закачала головой.
   - Ну и как же вы можете спать по ночам после того, что делали днем? повторил свой вопрос Аннибале Вальзачи. - Пьете?
   - Большинство тех, кто работает у меня, пьют. - Ясные, холодные темные глаза Аш встретились с его взглядом. - Я не пью. Мне это не надо, доктор. Меня не волнует то, что я делаю днем. И никогда не волновало.
   С другого конца кордона солдат, организованного назиром, послышался знакомый голос. Аш не уловила слов, но поднялась на цыпочки, чтобы постараться увидеть говорившего. К ее удивлению, назир Тиудиберт буркнул:
   - Пропустите его! Сначала обыщите. Это всего-навсего бродячий Христосик. [Термин, относящийся к кельтским странствующим монахам, не имеющим своего аббатства; "странник за Христа".]
   Мальчишка-солдат Гейзерих вдруг сказал ей на ухо:
   - Старик Тиу охренел от страха, мадам! Он рассчитывает потом попасть к вам в фавор, если он сейчас пропустит к вам священника.
   Годфри Максимиллиан сердечно схватил ее за обе руки:
   - Дитя! Слава Господу, ты жива!
   Под прикрытием звучного благословения на латыни и рукавов его зеленой рясы Аш чувствовала, как Годфри быстро ощупывает ее запястья, развязывая узлы веревки. На его бородатом лице было совсем невинное выражение, как будто пальцы действовали помимо него. Она засунула освобожденные руки назад, в плащ, обмотанный вокруг нее, так просто и быстро, как будто они, как участники пантомимы, только и делали, что тренировались в этом. Ее затылок взмок и вздрагивал от старания не смотреть, наблюдает ли кто за ними.
   - Ты помогаешь им в проведении восьми обрядов, а, Годфри?
   - Я для них слишком еретичен. Я могу помолиться, чтобы эта церемония когда-нибудь закончилась. - У Годфри Максимиллиана блестел лоб. Он обращался теперь не к ней, а к Аннибале Вальзачи: - Вон тот, который там сидит, - он уже калиф или еще нет?
   Медик повел плечами типично по-итальянски:
   - Да, уже с утра. Остальное - просто процедуры освящения.
   Аш посмотрела вдаль, через усыпанный колосьями пол. Возле трона шла какая-то суета, требовавшая участия священнослужителей: люди с проседью в волосах, в зеленых рясах совершали вокруг господина амира Гелимера какие-то священнодействия. Аш напрягла зрение, стараясь увидеть его лицо в фокусе, по-детски убежденная в душе, что человек внешне меняется после того, как его уснастят благовониями, после того, как он перестал быть человеком и стал королем.
   Неужели у меня вышло? Неужели я рискнула и выиграла?
   Тысячи свечей согрели воздух, так что ей уже стало почти слишком тепло в плаще; в их мягком свете стены отсвечивали золотом. Она подняла голову, взглянула на огромный Лик Христа, изображенный над святыми, и на голубовато-зеленую листву Древа, вырастающую из Его уст.
   Его уста охватывали круглое отверстие вверху, над ротондой, как будто Он раскрыл их в усеянный звездами мрак.
   - Христос Управитель, - прошептала Аш. У нее заболела шея от долгого смотрения вверх. Внутри все сжималось не столько от голода, сколько от страха и предчувствий.
   - Уста Господа. Да. Здесь, в Карфагене, Его предпочитают воспринимать, каким Он был, когда правил римлянами, - пробормотал Годфри Максимиллиан, обхватывая ее за плечи, она ощутила рядом с собой тепло и уют его тела. Слухи правдивы?
   - Какие слухи? - улыбнулась Аш.
   Она решила, что сумела придать лицу должное выражение: что-то между почтением и самодовольством. Естественно, Аннибале Вальзачи взглянул на нее с презрением. Флориан-то сразу бы увидел ее насквозь, подумала она. Искоса взглянув на Годфри, она убедилась, что он будет молчать. Соучастник.
   Леофрик не притащил бы меня сюда, если бы не имел каких-то видов на меня. Но каких именно? Имеет ли для него какое-то значение, что он считает себя отцом - ее отцом - моим?
   Но я-то не Фарис.
   И калифом теперь стал Гелимер...
   Аш зашевелилась, и двое из назиров Альдерика посмотрели на нее. Они поняли, что она хочет увидеть их господина амира за толпой его домочадцев, и ни один не схватился за эфес меча.
   Наконец Аш увидела Леофрика - в верхнем ряду скамей слева от арки. Он опирался локтем о ручку своего резного кресла, изготовленного из древесины грецкого ореха, и разговаривал с каким-то богато одетым молодым человеком, - сын? брат? - но напряженно смотрел вперед, на трон короля-калифа, на Гелимера. Аш стала сверлить глазами Леофрика, желая поймать его взгляд.
   Сидевшие вокруг него наклонились вперед и тихо заговорили и спинами заслонили Леофрика от нее. Мужчины в мантиях, мужчины в кольчугах; домашние священники в своих головных уборах, высоких спереди.
   - Красиво, верно? - прошептал ей в ухо гортанный голос по-готски. Это опять был Гейзерих.
   Ант с удивлением внимательно посмотрела в лицо мальчику, и тут воины сплотились под знаменем с изображением черного зазубренного колеса. Дворяне в наскоро сметанных шерстяных тогах и плащах с капюшоном, более старые в бархатных широких плащах, на которые идет девять ярдов ткани; рыцари в полном кольчужном облачении. Мечи, кинжалы, гравированные кожаные кошельки, сапоги для верховой езды; она знает, что стоит заказать мастеру изготовить все это и почем все это можно продать.
   Она знает, что такое быть разутым, иметь одну смену шерстяного белья и есть не каждый день.
   По Гейзериху видно, что он из маленькой деревни или с фермы, где в доме земляной пол, где одна комната для людей, а другая - для скота; родом из свободнорожденных; на его лице нет ранних морщин от недоедания. Мальчик из благополучного сельского мира...
   - Ну, так что король? - шепотом спросила Аш.
   Лицо юноши озарилось обожанием, какое вызывают только священники, раздающие у алтаря плоть и кровь Христову.
   - Там - ни одного старика. Он не запретит нам вести войну.
   Девять десятых цивилизованного мира - это лес, чересполосица земельных участков, домики из дранки и штукатурки, голод и холод; ранняя смерть от болезней или несчастных случаев, и никогда тело твое не узнает ощущения ткани мягче, чем шерсть, спряденная у зимнего очага. Стоило ради этого увешивать себя металлом и без страха стоять лицом к лицу с твердым лезвием топора и наносить удары острой стальной стрелой? Да, стоило - для Гейзериха. Стоило сейчас оказаться в городе с населением шестьдесят тысяч человек, когда твоего короля коронуют именем Господа.
   "А для меня? - подумала Аш. - Стоило ли всю жизнь существовать не по колено в грязи родимой пашни? Даже если в итоге я оказалась тут, не догадываясь, что со мной будет дальше, зная, что моя участь решится только в ближайшие несколько минут? Стоило ли?.. О да. Да".
   Годфри Максимиллиан взял ее за руку. Звуки горнов нарушили пение хора мальчиков, расколов огромный купол воздуха над их головами. Задрожало пламя восковых свечей; толстых, сладко пахнущих свечей толщиной с мужское бедро. Она почувствовала выброс адреналина в кровь, руки сами потянулись к поясу. Им не хватало ощущения эфеса меча и кинжала, так же как телу не хватало ощущения тяжести защитных доспехов.
   Из всех углов зала народ двинулся к центру.
   На короткий миг ей удалось увидеть лица этих людей, первого ряда толпы. Бледные бородатые лица; молодые и старые, но исключительно мужчины. Они шли вперед из-под каждой арки, оставляя за собой пустые проходы между рядами скамей; так что между верхними рядами, где сидели господа амиры, и троном короля-калифа оказались большие пустые пространства. В промежутках плечом к плечу в своих лучших одеждах стояли люди в штатском - это могли быть торговцы, судовладельцы, поставщики специй, зерна и шелков.
   Звуки горнов становились все громче и разрывали барабанную перепонку. Аш почувствовала, что ей на глаза навернулись слезы, почему - сама не знала. В отдалении встал король-калиф, закутанный в свои одежды из золотой ткани, и поднял руку.
   Наступила тишина.
   Бородатый визиготский воин заговорил торжественно - слов она не поняла. В самом дальнем углу храма, где сидели разряженные домочадцы какого-то многолюдного рода, началось движение - мужчины вставали на ноги, поднимали над головой знамена, извлекали из ножен мечи, издавали общий крик. Потом они двинулись вперед, вниз по ступеням на усыпанные зелеными стеблями мозаичные плиты, устремились к трону, и каждый упал ниц, когда господин амир и его домашние в унисон присягали на верность правителю визиготской империи.
   Подобным же образом зашевелилось, готовясь, и войско Альдерика. Аш бросила взгляд в ту часть ротонды, которую занимали домочадцы господина амира Леофрика. Там подняли знамена, развевавшиеся на заостренных и раскрашенных шестах. Назир Тиудиберт поднял вымпел. Альдерик что-то быстро проговорил - какое-то профессиональное замечание другому арифу Леофрика, тот ухмыльнулся. Громко шурша одеждами, все рыцари и воины передвинулись вперед на свои заранее оговоренные места; и Аш стащила шляпу, обнажив голову, как и остальные домочадцы Леофрика. Она бессознательно расправила плечи, подняла голову.
   - Ты похожа на боевых коней моего брата! - с отвращением проговорил Аннибале Вальзачи.
   У Аш наступил редкий момент полного понимания. Сейчас ей было ясно ВСЕ. Она встряхнула головой. Да, медик прав!
   Годфри Максимиллиан быстро поднял руку и погладил ее по стриженой голове. И вымученно проговорил:
   - Я здесь. Что бы ни случилось. Ты не одна.
   Окружающие ее воины стали двигаться вперед. Горны разорвали воздух под куполом. Двигаясь и спотыкаясь рядом с Годфри, Аш сказала, не глядя на него:
   - Ты - не боевой конь. Как ты можешь постоянно находиться на поле боя, Годфри? Как ты терпишь убийства?
   - Ради тебя, - торопливо проговорил Годфри, и его лица она не видела, так напирала толпа. - Ради тебя, девочка.
   Какого черта мне делать с Годфри?
   Вокруг нее теперь стояло больше людей плечом к плечу. Через головы Аш удалось увидеть, что Леофрик привел с собой, очевидно, шесть-семь сотен человек.
   Знаю, чего тут не хватает!
   Она оглядела зал, пересмотрела все знамена, но не увидела белых вымпелов с красным полумесяцем.
   Здесь нет турок, они не пришли на коронацию.
   Но в Оксане - или мне только показалось? - они должны были быть союзниками визиготов. Моя ошибка?
   Зато она разглядела в толпе перед собой знакомое знамя - зеленое с белым, цвета Фернандо дель Гиза. А потом вокруг нее все начали падать на колени, и она с ними, на кисло пахнущие, растоптанные зеленые колосья, а сверху из Уст Господа ей в шею дул холодный ветер и летел, бесконечно летел мокрый снег.
   Один раз Аш запрокинула голову - посмотреть, есть ли звезды на черном небе - и опять увидела большие, спирально завивающиеся зеленые побеги, выходящие из уст Господа и сползающие вниз, по изгибу купола, обвивая изображения одетых в доспехи святых и капители квадратных колонн, покрытых желобками, как папирус. В глаза ей задувал холодный ветер.
   С удивлением она услышала слова Леофрика:
   - Гелимер, отныне ты мой сеньор и суверен, - его скрипучий тихий голос был слышен, несмотря на шорох дыхания тысяч присутствующих. - Настоящим присягаю, как присягали мои отцы, честью и верностью королю-калифу; я говорю это от моего лица и от лица моих наследников - и да будет так до дня Пришествия Христа, когда решатся все споры и все правители передадут Ему свои владения. До того же дня я и мои домочадцы будут сражаться по любому твоему приказу, король Гелимер; клянусь заключать мир по твоему желанию, клянусь стремиться всегда к твоему благу. В этом присягаю я, Леофрик.
   - Так и я, Гелимер, принимаю твою верность и постоянство.
   Король-калиф встал. Аш чуть приподняла голову, исподлобья наблюдая, как Леофрик осторожно проходит вперед и обнимает Гелимера. Теперь, оказавшись близко к передним рядам, она видела ступени восьмиугольного помоста, поднимающиеся к древнему черному трону, с его резными деревянными флеронами и барельефными изображениями солнца. И лица людей.
   Она подумала, что узкое лицо Гелимера ничуть не улучшилось от того, что на нем позолоченный широкий плащ, отделанный горностаем, а в бороду сколько ни вплетай золотой проволоки, он не станет более привлекательным. Ей, как ни странно, эта мысль была приятна. Гелимер стоял перед ней, обнимая Леофрика, целуя его в обе щеки, и выглядел при этом какой-то куклой-жрецом. Но в какой-то момент не только люди его Дома, но и Альдерик, и Тиудиберт, и все остальные возьмут мечи и будут сражаться по его слову.
   - Пока он пробудет у власти... - Аш поджала губы. - Годфри, как ты думаешь? Это будет "несчастный случай при верховой езде"? Или "естественные причины"?
   Таким же едва слышным шепотом Годфри Максимиллиан ответил:
   - Любой король лучше, чем никакого. Лучше, чем анархия. Ты же не была в городе в эти последние дни. Произошло убийство.
   Раздался звучный обмен репликами, и под шумок она успела быстро проговорить:
   - Убийство и тут может состояться через минуту - только это будет называться приведением в исполнение.
   - И ты ничего не можешь сделать?
   - Если я проиграла? Попробую убежа ъ. Я спокойно не дамся. - Она схватила его за руку под плащом и держала ее, повернув к нему лицо с блестящими глазам ;i: - Устрой припадок. Устрой публичную проповедь Священного писания. Отвлеки их. Будь к этому готов.
   - Я думал... но... он же нанимает тебя? Он должен! Аш, вся в напряжении, судорожно пожала плечами:
   - Годфри, может, ничего и не случится. Может, мы все развернемся и промаршируем прочь отсюда. Здесь собрались важные господа, цвет королевства, кому дело до одного кондотьера?
   Леофрик отступил на шаг от короля-калифа, он медленно пятился вниз по низким ступеням, ведущим к трону. Золотой обруч, опоясывающий его седые волосы, ярко блестел в свете свечей. Позолоченная головка эфеса и сам эфес меча тоже отражали свет; а на рукавицах сверкали великолепные изумруды и сапфиры с выпуклой огранкой.
   У подножия ступеней он остановился, сделал неглубокий поклон и начал разворачиваться.
   - Господин Леофрик, - наклонился вперед со своего трона король-калиф Гелимер. - Я принял твою верность и твою честь. Тогда почему ты привел эту мерзость в Дом Господа? Почему здесь женщина среди твоих домочадцев?
   У Аш все внутри сжалось. Вот и официальный повод для приведения приговора в исполнение, если Леофрик не скажет ни слова в ее защиту.
   Леофрик ответил внешне спокойно:
   - Это не женщина, мой король. Это рабыня - мой дар тебе. Ты ее уже видел. Это Аш, еще один полководец, она слышит Голос каменного голема и может сражаться за тебя, мой король, она может повести войска и принять участие в священной войне, которая сейчас заканчивается на севере.
   Аш отметила слова "сейчас заканчивается" - и на секунду ее поглотила мысль: "Кончилась ли война в Бургундии? Или это он просто льстит Гелимеру?" Она не сразу расслышала слова Гелимера.
   - Мы продолжим нашу священную войну. Нам осталось взять несколько еретических городов - Брюгге, Дижон. - На узком лице Гелимера изобразилась улыбка. - Нам вполне достаточно и одного полководца, Леофрик. Мы и так вынуждены подвергать себя опасности, имея эту дьявольскую Фарис, которая слышит боевые приказы каменного голема. Твою первую дочь мы не отзовем, поскольку она оказалась нам полезной, но завести еще одну - нет. А если мы будем полагаться на нее, а она окажется неудачной?
   - Но ведь ее сестра не оказалась, - Леофрик наклонил голову. - Это та самая капитан Аш, которая захватила штандарт ланкастерцев при Туксбери, когда ей не было и тринадцати. Она привела копейщиков из леса на Кровавый Луг. [Битва при Туксбери (в субботу 4 мая 1471 года) решила исход второй войны между Йорками и Ланкастерами в пользу Йорков. Аш тогда была в возрасте тринадцати или четырнадцати лет. Эдуард Йоркский, впоследствии ставший королем, как известно, спрятал двести членов своего "братства" в лесу, откуда они выскочили, обошли с флангов и разбили наголову войска герцога Сомерсета. Ланкастсрцы были окружены и уничтожены в "дьявольских траншеях и узких тропках", покрывающих ноле боя. В отчетах современников не упоминается об участии наемников в этой битве, но известно, что наемники сражались в битве при Барнете, непосредственно перед битвой при Туксбери.] С тех пор она прошла испытание многими битвами. Если я дам ей отряд моих людей, господин мой король, она окажется нам полезной.
   Гелимер медленно качал головой:
   - Если она - такое чудо... Великие полководцы становятся опасными для королей. Такие полководцы ослабляют королевство, они заставляют народ усомниться, кто же по праву правитель. Вы вырастили опасное животное. По этой и многим другим причинам мы решили, что ваша вторая дочь не должна оставаться в живых.
   Теперь мокрый снег падал медленнее из Уст Господа; белые хлопья плавали в воздухе.
   - Я подумал, что вы можете использовать ее как кондотьера, мой король. Мы такими уже пользовались.
   - Вы же собирались провести исследование тела этой женщины. Сделайте то, что хотели. Тогда вам легче станет решить судьбу другой вашей... "дочери". Возможно, тогда ей будет позволено уйти в отставку живой после окончания войны.
   Аш услышала оттенок рассчитанной злобы в голосе короля-калифа Гелимера. И подумала: "Это не личное. Слишком злобно для простого оскорбления. Да еще в день его коронации. Слишком мелко. И направлено это совсем не против меня. Цель его злобы - Леофрик, и я думаю, что это конец долгой кампании".
   Она почувствовала, что Гейзерих и Тиудиберт отодвинулись чуть назад, оставив ее в одиночестве в первом ряду домочадцев Леофрика. Годфри Максимиллиан всей своей тяжестью привалился к ее плечу; загораживал подходы к ней сзади.
   Господин амир Леофрик поднес руки к пряжке пояса, на которой висел длинный кожаный язык, украшенный золотыми кнопками в форме зазубренного колеса. Ей был виден только его профиль - недостаточно, чтобы догадаться, поколеблено ли его внешнее видимое спокойствие.
   - Мой король, два столетия потребовались, чтобы создать двух женщин, которые способны на такое.
   - И одной хватит. Наша реконкиста в Иберии закончена, скоро мы завершим священную войну на севере; нам, - нарочито неторопливо сказал король-калиф Гелимер, - не требуются ваши полководцы или этот... дар.
   Не верю я ему.
   В ней разгорелось недоверие, слишком хорошо знакомое ей; такое же недоверие она не раз видывала в глазах мужчин, которым нанесла окончательный смертельный удар: они смотрят на разрез на своем теле, выпадающие кишки, обнажившуюся белую кость и отказываются поверить глазам: "Со мной такого не может быть!".