Страница:
Аш закрыла глаза. По обе стороны от нее раздавались шаги; кто-то граф? - сильно тряс ее за плечи: она сбросила его руки. Она напряженно слушала - как тогда, во дворце короля-калифа; что-то, что вызывало у нее в голове одновременно и напряжение, и отключение от окружающего, и острое и неожиданное ощущение провала, пустоты, которую надо заполнить...
- Я ХОЧУ ЗНАТЬ!
В ухо ей прокричал голос Джона де Вира:
- Вставайте, мадам! Отдавайте людям приказы!
Она чуть приподнялась на одно колено, открыла глаза и увидела его лицо, кровь ручейком стекала у него изо рта к подбородку - стрела зацепила, - почти встала на ноги и проговорила:
- Да плевать мне, пусть хоть весь мир рушится, я хочу знать, что тут лезет мне в душу!
- Да ведь не сейчас, мадам! - раздраженный мужской вопль.
Мимо нее пронеслись двое к движущемуся фургону: Томас Рочестер и Саймон Тиддер, весь в бинтах; Каррачи на носилках, сделанных из двух древков алебард и чьего-то пропитанного кровью плаща. Аш поднялась на ноги, сжала кулаки, разрываемая между двумя неотложными делами.
- Это ничьи машины. Кто может владеть этими...
- Леофрик, король-калиф, какая разница!
- Нет. Они слишком... слишком велики.
Аш спокойно встретила встревоженный взгляд Джона де Вира. Этого человека просто сжигает потребность отдавать приказы, действовать, принимать срочные меры.
- Они знают о Фарис. Называют ее - "Та, которая слушает". Если она их... Но знает ли она о Диких Машинах? Она мне и слова не сказала о Диких Машинах! Никогда!
- Позже! - рявкнул граф. - Вся эта хренотень - потом! Мадам Аш, вы нужны людям!
Аш посмотрела через вздыбленную землетрясением пустыню назад - в темноту; в пяти милях от них черный город, где она оставила две смерти, еще до кровавой бойни: Годфри и ее нерожденное дитя.
Она больше не может позволить себе быть просто солдатом. А может быть, и никогда не могла.
- Милорд, вы их сюда привели, вы и выводите! - Она оскалила зубы и крепко схватила его за руку. Глаза ее под забралом сияли. Длинные сильные ноги, широко расставленные, стриженые волосы, широкие плечи женщина-воительница, Афина Паллада. - Выводите моих ребят! Я догоню вас.
- Мадам Аш...
- Хватит с меня Карфагена! Больше такого не повторится. Я хочу узнать до того, как унесу отсюда ноги...
За черным огромным пространством, под пустым небом древние пирамиды отливают серебром; и она в своем сознании делает все то, что ей случалось делать и раньше, но теперь куда усерднее: слушает, спрашивает, требует.
Каменная мостовая поднялась и ударила ее по лицу.
В этот момент - до того, как канал связи закрылся стеной молчания, потрясшей ее и приводящей в отчаяние, - она слышит уже не голоса, не рассказ, а идеи, целиком внедряемые ей в сознание...
Она услышала скрежет металла о металл - удар по забралу и шлему, тупую боль в ноге; и все стерлось из памяти; смутно послышался женский голос:
- Приступ - нашла время! И ответ - мужским:
- Уносим ее! Поспеши, лекарь! ... Дикие Машины как единое целое...
Мимо нее бежали ноги в доспехах, черные от грязи и крови.
... такой широкий охват времени...
- Алебардщики, отход! Лучники, прикрыть их!
... не Голоса, но, как если бы все голоса мира можно было спрессовать и уменьшить, как ангелов на острие булавки, или Небо в сердце розы И с мыслью Годфри - Годфри, если бы только ты был тут и помог мне! - она вдруг осознала их связь.
- Поднимайте ее, чтоб вас дьявол забрал! Да несите же, мать вашу, несите ее!
... и цветы розы, и булавочная головка становятся Небом, рассыпаются Ангелами - все это тут, в ее сознании; Дикие Машины целиком и полностью...
Все голоса стали единым голосом, спокойным, не громче, чем голос военной машины, который звучал в ее сознании большую часть ее жизни. Голос, природа которого заставила бы Годфри процитировать святого Марка:
"Имя мне легион; потому что нас много". [Евангелие от Марка 5:9.]
Аш услышала, что каменные демоны и дьяволы говорят с ней единым шепотом:
- Машины дикой природы, так он нас назвал, тот, который говорил с нами... Дикие Машины...
При этом шепоте у Аш закружилась голова, и ее затошнило. Краем сознания она понимала, что валится навзничь, что ее обмякшее тело подхватили несколько человек, бегущих рядом с ней, если бы она могла закричать, она бы попросила их положить ее на землю и бежать, но, под влиянием коварной заразительности этого голоса, она не могла вымолвить ни слова.
Ее подловили в один-единственный момент дурных предчувствий, как будто бы они оказались парализованы в этой пустыне около моря; хирург, господин граф: военный командир; информация налетела, как буря, как дождь, как лавина, в одну бесконечную секунду, и голоса говорят слишком быстро, так что их не понять человеческой душе. "Какой-то момент в сознании Господа Бога", - подумала она, и...
- "Дикие Машины" какие мы есть, мы не знаем о нашем происхождении, оно теряется в наших примитивных воспоминаниях, мы подозреваем, что оно было человеческим, от людей, создававших религиозные структуры десять тысяч лет назад, которые... расположили скалы в определенном порядке, сконструировали имеющие определенную форму упорядоченные сооружения из осадочных пород и камня - достаточно крупные структуры, способные абсорбировать из солнца духовную силу самой жизни...
В сознании Аш прозвучал голос Годфри: "ересь!". Аш поплакала бы от воспоминания о нем, но в этот момент ее заворожила возможность узнать все. Ее вопрос стал частью этой неостановимой лавины; раз уж задан - то задан. "КТО ВЫ?"
- Из этой первичной структуры и порядка появился спонтанный ум: первые примитивные искры силы, начавшей организовывать, десять тысяч лет назад. А пять тысяч лет назад эти примитивные умы получили осознание себя - стали нами самими - Дикими Машинами. Мы начали произвольно развиваться. Мы знаем о существовании животного мира и человечества, мы уловили присутствие в мире их слабых душонок. Но мы ничего не могли сделать, у нас не было голоса для сообщения с ними, пока первый из вас...
- Который назвал вас дикими машинами природы, - закончила за них Аш немыми губами. - Монах Бэкон!
- Не монах, - прошептал голос. - Не Бэкон. Задолго до него родилась более сильная душа, первая душа, с которой мы могли говорить, прервав немоту десяти тысяч лет, - мы говорили с ним, с Гундобадом, называвшим себя "Провозвестник". Он не хотел контакта с нами, называл нас демонами, дьяволами, злобными духами земли. Не хотел говорить! И так сильна была его душа, что он сотворил чудо: деформировал саму ткань мира, организовал тут вокруг нас пустыню, где есть великая река и осадочные поля; сам освободился от нас, ушел туда, где мы не могли его достать.
- В Рим... предсказатель Гундобад уехал в Рим и умер...
- Четыре сотни раз обернулось солнце вокруг земли. К нам подошла близко маленькая-маленькая душа, делавшая свои машины из меди. Слабая, но все же другая душа, которая могла создавать чудеса, обладавшая способностями выше тех, что даны природой человеку. Мы с ним говорили, через его бронзовые головы, нашими голосами обращались к его чувствам.
- Он сжег ее... - Перед глазами Аш замерли черное небо и черная каменная кладка. - Монах - разбил Бронзовую Голову - сжег свои книги.
- И пока предки Леофрика не привели к ним Рабби, мы не могли говорить снова. Эта душа - создатель чудес, мы это поняли, когда он пришел близко к нам. И он дал нам понять, что существует Ильдихо - дочь из рода Гундобада, которая родилась через пятнадцать поколений после него. Сильные души, сильные души, способные творить чудеса... Рабби построил своего голема. Это был наш новый канал, по которому мы могли сообщаться с человечеством. Но теперь мы стали мудрее и спрятались за голосом первого голема, передавая через него наши соображения. И Рабби, создатель чудес, такой же, каким был тот, первый человек, изготовил второго каменного голема из тела Ильдихо и Гундобада...
То, что она слышала, было версией рассказа военной машины, когда Аш беседовала с големом, чтобы доказать Леофрику свою полезность. Теперь она узнала больше, чем знала машина Леофрика, - значительно больше; теперь она постигла значение огромных каменных сооружений - неподвижных, не имеющих рук, чтобы манипулировать миром, только способных мыслить, и Голосом...
- Это были вы. Не визиготы! Это вас проклял Рабби!
- Маленькая душа, маленькая душа... - зашептали обрадованные голоса в ее сознании, но теперь их было много:
- Это не проклятие, мы манипулируем нашим собственным развитием, манипулируя энергиями духовного мира. Для этого мы берем нашу силу из ближайшего и самого большого источника на небе - от солнца.
Над ее головой - черное сверкающее дневное небо.
- Мы это делаем с тех пор, как обрели сознание, пять тысяч лет назад. Тогда для голема, созданного Рабби, потребовалось больше энергии. И вот солнце над Карфагеном кажется вам уничтоженным. Спрятана только та его часть, которую вы наблюдаете глазами, - "свет", при котором вы воспринимаете мир. Тепло понемногу еще просачивается. Поэтому не растет хлеб, но все же на земле не образуется льда. Две сотни лет назад эта страна стала страной Сумрака; ночные звезды видны в течение всех дневных часов, солнце невидимо. Проклятие Рабби!
Раздались непонятные звуки - Дикие Машины смеялись. Наверное, так смеется сам дьявол.
В сознании Аш возникли их зрительные черные образы - они надвигались и теснили ее. Несколько крошечных искорок в бесконечной тьме, как искры от лагерного костра. Вокруг - тишина, только слышны машинные души, говорящие одновременно. А затем заговорил новый голос из темноты...
Шепот продолжался:
- Мы не думали о вас - маленьких душах... Вокруг нас выросла человеческая культура, настроенная на войну. Они принимали тьму за должное. Здесь не могло быть земледелия, и они отправляли армии в плодородные, освещенные солнцем страны... Так полезно для нас, для наших далеко идущих целей!
Но все же было недостаточно прятать наши голоса в тактических данных военной машины, управлять людьми с ее помощью, и мы заставили предков Леофрика начать программу селекции.
С Илъдихо не вышло, но мы продолжали работу с ее детьми. Мы ждали две сотни оборотов солнца, чтобы вырастить создателя чудес, с которым мы бы могли говорить, разговаривать, командовать...
- Фарис! - договорила за них Аш.
- Потомок Гундобада, хоть и отдаленный. Гундобад, которого вы зовете визиготским "святым"; мы воспользовались его реликвиями.
- Он не святой для вас. Так? Не святой.
- Не столько святой, сколько творец чудес. - Голосов было много, они опять были веселыми. - Один из этих очень, очень редких душ, как этот ваш Зеленый Христос, который в силах индивидуально менять реальность и таким образом создавать "чудеса".
- Богохульство! - произнесла Аш и чуть не схватилась за меч, чтобы сражаться за Господа на Древе, если бы только могла пошевелиться, освободиться от власти этого бесконечного момента, этой секунды, растянутой на всю вечность.
- Необходимость. Мы не можем физически ничего совершать, ничего не можем изменить. Мы только голоса в ночи, отнимающие тепло от ваших маленьких душ. Голоса, которые могут убедить, развратить, воодушевить, обмануть, соблазнить... в течение веков... до настоящего момента...
А в настоящий момент - и это весеннее солнцестояние, когда солнце потемнело по всей земле, когда мы заполучили для себя больше сил, чем у нас было за десять тысяч лет!
- Вторжение!
- Наша вина, маленькая душа, но это было редкое везенье. А для наших недогадливых исполнителей - только случайно удачный нечаянный выбор момента времени. Мы, через Леофрика, при помощи военной машины, начали эту войну; но люди должны вести ее для нас. Под нашим руководством ты должна опустошить все между нами и севером. Темное солнце - мы испытали нашу способность извлечь из светила больше энергии, чем получали раньше. И нам удалось.
В памяти Аш отчетливо всплыли воспоминания: страх; солнце заходит, и мир окутывает черное пустое кладбищенское небо. Она говорит - или сказала уже - или скажет:
- Это плохая война... Это... Боль, воспоминания; ее осеняет:
- Это Последние Дни.
- Да. Для тебя - да.
- Скажите, почему!
- Мы вырастили еще одного творца чудес. Изменяющего реальность. Такого, которым можем управлять. И у нас она есть! Наш полководец, наша Фарис, наш творец чудес!
- Почему?
- Мы используем ее. Не играет роли, хочет она того или нет. Мы давно уже лишили ее способности выбора. Когда ее подготовят, когда это произойдет, потребуется такая же сила, которая уничтожила солнце, чтобы включить изменение реальности по-нашему.
Торжествуя, закричал многоголосый хор неприятных ожесточенных голосов:
- Мы вывели Фарис, как породистое животное, чтобы она совершила темное чудо - какое совершил Гундобад, когда стер все тут с земли и оставил нам пустыню. Мы воспользуемся ею, нашим полководцем, нашей Фарис, нашим создателем чудес - сделать Бургундию такой, как будто ее никогда не было!
Бургундия, всегда Бургундия, ничего другого, одна только чертова Бургундия...
- ПОЧЕМУ? - выкрикнула Аш, не только мысленно; вслух - тоже. - Почему Бургундия? Месть? Но Гундобад был не из Бургундии! И почему не сделать это сейчас? Зачем вам нужно вторжение? Если вы можете изменять мир, вам не нужно вести войны! Я-то думала, что Леофрик - ну, ладно, вы - выводили кого-то, кто смог бы выиграть войну, получая на расстоянии советы военной машины...
Их ответ был мгновенным, откровенным, неосторожным:
- Но мы создали и для этого, для разговора с голосом голема...
И - голоса смолкли, как будто у нее из души что-то вынули. Отобрали. Почти физически она ощутила это "стоять!".
- Что она у нас вытянула?
- Как может она добиться?
- ...вытянуть знание...
- ...вытянуть у нас, помимо нашей воли...
"Они думали, что я не смогу!" - ликующе мелькнуло у Аш, и вдруг в ее голове оглушительно прозвучало: "Это только тогда могло произойти, если они сами допустили!"
Послышался кислый голос Флоры:
- А мне плевать, можете запихнуть эту глупую суку хоть в ассенизационную повозку! Ей вообще не следовало позволять командовать, в ее-то состоянии! Суньте ее в какой-нибудь фургон! Быстро!
На голову Аш опрокинулось черное небо. В бедра ей врезались зазубренные края сплетенных из ивы носилок.
- Кто ее ударил?
- Да никто, Эвен; она сама рухнула, как заминированная стена!
Где-то там толпа людей, они хватаются руками за стенки раскачивающегося фургона; слышен сильный грохот от столкновений мечей и алебард, удары о доспехи, о человеческие тела.
Под ней громыхал фургон, рядом в темноте храпели лошади. Аш протянула руки, дотронулась пальцами в кольчужных рукавицах до стенок. Ощутила вибрацию, дрожание воздуха; и голос в сознании окончательно отвлек ее от всех внешних ощущений:
- Ты придешь к нам.
- Ты придешь.
- Да идите на хрен, - отчетливо и громко сказала Аш. - Сейчас у меня нет на это времени!
Она с усилием выпрямилась, края наколенных чашечек врезались ей в ляжки, а наспинный доспех давил на шею и позвоночник. Томас Морган, рысью поспевавший за движущейся телегой со знаменем Льва в руках, протянул ей руку и помог встать.
Эвен Хью поравнялся с ними:
- Командир, Герен спрашивает, не зажечь ли факелы? - Нет!
- Командир говорит - ни хрена подобного! - заорал вперед Эвен, и, пока он кричал, Флора протолкалась мимо валлийца, взгляд ее был беспокойным, но голос - вполне деловым:
- Тебе надо ехать верхом!
Аш развернулась - непроизвольно - и пошла пешком.
На юг.
Ничего в этом не было добровольного. На минуту ее ошарашило, как это ее тело само идет, без ее желания: мышцы и сухожилия сокращаются, плоть и кровь движутся прямо на юг, к высящимся плоским бокам пирамид, к серебряному свету Диких Машин.
- Ты придешь.
- Мы тебя обследуем.
- Откроем тебя.
- Что ты. такое есть...
Никакими силами Аш не могла раскрыть рта, разжать горла; голос ей отказал. Ноги непроизвольно несли ее вперед; и она содрогнулась, подчиняясь телу, ее охватило такое состояние, какое бывает, когда затошнит: тело само знает, что ему делать...
- Приходи.
Не призыв, а приказ; и в ее сознании, помимо ее воли, забилась паника; вся в синяках, все у нее болит, но она упорно идет во тьму. И ее не остановить.
- Командир! - окликнул ее Эвен Хью. - Морган, хватай ее!
Пара рук схватила тело Аш, гладкое в доспехах. Это Флора дель Гиз. Тело Аш само знает, что эти руки надо сбросить; напрягшись, оно бьет кольчужной рукавицей Флору по глазам.
- Назад!
Это прозвучал голос валлийца, и по доспеху, по спине, ей нанесли два сильных удара, свалили на землю, древками двух алебард пришпилили к разбитой карфагенской мостовой; так, что она не может воспользоваться своим доспехом как оружием, не может достать рукой меч, вообще не может шевельнуться.
- Ты с ней поосторожней, лекарь, - голос Эвена Хью. - Учти, она привыкла убивать. - И бросил через плечо, всем телом оперевшись на древко алебарды: - Такое бывает в битве. Истерика. И я раньше такого насмотрелся. Все будет в порядке с ней. Может, придется отнести ее на суда. Томас, не можешь ли подвинуть свою жопу, чтобы мне было ее видно? - Эвен Хью смотрит на нее сверху вниз своими блестящими черными глазами. - Ну как, командир? В порядке?
Голос ей не повинуется. Теперь она закашлялась, почти не в состоянии дышать, как будто тело забыло, как это делается. Она чувствует, что ноги ее шевелятся, так лягается умирающее животное; ноги стараются поднять ее и повести на юг, туда, где земля дрожит у подножия великих пирамид; где Дикие Машины упиваются под черным небом тем, что сделали с людьми.
- Несите ее, - резко говорит Флора дель Гиз. - И отнимите у нее этот чертов меч!
Ничего, больше ничего, только смущение; пока они ее поднимают, она сопротивляется практически помимо своей воли. Она бьется в руках несущих ее людей, они устремляются через пустыню, ориентируясь по созвездиям.
Голова повисла, стальной шлем бьется о выступающие на поверхности камни и твердые комья земли, от ударов она дуреет и прикусывает язык, ощущая во рту слабый привкус крови. В поле зрения запрокинутой головы прыгают силуэты Диких Машин, топают солдатские ноги. Доспехи; тьма.
Малая толика сознания еще остается у нее в собственном распоряжении, не подчиняется вторжению чужого разума.
Аш могла бы нанести убийственные удары, но не стала этого делать. Она могла бы воспользоваться своими умениями, режущим ударом кольчужной рукавицы поразить уязвимые суставы коленей и локтей. Но - неподвижна.
"Они не знают, как, - догадывается ее подсознание, - и они не смогут меня заставить.
Но они могут заставить меня уйти от своего отряда, заставить меня прийти к ним..."
Она напрягается - пленник своего тела. Голова ее горит как в огне. Сильная воля - воля свободного человека - не желает покоряться, и плевать, что там порываются сделать ноги, которые вышли из подчинения.
И вдруг она снова ощущает себя в камере в доме Леофрика, кровь струится по ее бедрам, она в полной изоляции, одна, она умирает...
А теперь она еще где-то, но не знает, где; ее удерживают; ее тело бессильно; ее разрывают на части, а она не может ничего сделать, не может двигаться, не может предотвратить...
Она теряет ощущение времени.
Гром в голове становится слабее.
Аш поднимает голову.
Ее несут двое мужчин, лиц не узнать под стальными шлемами; звезды переместились по куполу неба, уже, наверное, позже, чем заутреня, почти канун обедни.
Все ее тело бьет крупная дрожь, руки и ноги дергаются спазматически.
- Опускайте ее!
Двое кладут ее на круглую гальку и камни. Аш слышит какой-то звук шум волн. Холодный ветер дует ей в лицо. Море.
- Эй, командир, - Эвен Хью протягивает руку и осторожно трясет ее за плечо. - Ты тут немного вырубилась.
- Командир, еще меня стукнешь? - грустно спрашивает Томас Морган.
- Я тебя не трогала. Если бы я тебя действительно ударила, ты бы это ой как заметил!
Морган ухмыляется, вскидывает на плечо потрепанное древко знамени и, подняв кверху руки, снимает свой шлем с открытым забралом. От пота его длинные рыжие волосы прилипли к голове, ушам и шее. Он снимает рукавицу и вытирает щеки.
- Все дерьмо, командир! Мы выбрались!
Где-то там, среди двух сотен человек, Ричард Фаверхэм громко и немузыкально горланит мессу обедни и молится о спасении. Если бы не Вечный Сумрак, сейчас было бы время перед полуднем. Горят несколько фонарей, по одному-два на копье, догадывается Аш; и, опираясь на локти, старается приподняться - вся в синяках, опустошенная, измученная. Ломит все тело.
- Мы ждем тех галер, о которых мне говорил Анжелотти?
Эвен Хью показал большим пальцем на розовое свечение дальше по берегу:
- Сигнальный огонь, командир. Им лучше вернуться поскорее, этим хреновым гондольерам; иначе мои ребята разрежут их кишки на ленточки.
Возможно что угодно: шторма, течения, корабли противника. Аш уселась.
- Прибудут. А если нет, ну... ну, мы просто вернемся и очень любезно спросим у короля-калифа, нельзя ли нам одолжить у него хоть один. Верно, ребята?
Оба валлийца ржут.
- Покушать, - прошепелявил неподалеку чей-то голос.
- Уот! - Аш поднялась на ноги, ощущая боль. Кто-то снял с нее доспех; возможно владелец, и ей стало полегче, и в то же время она ощутила себя беззащитной. - Уот Родвэй! Здесь!
- Мясо, - немногословно произнес повар, протягивая дымящийся кусок.
- Ты так считаешь? - Аш взяла у него из рук кусок, пожевала - желудок стонал от голода, но все же следующие два куска Аш передала Хью и Моргану. Она небрежно облизала пальцы и воскликнула: - Ах, Уот, так вот куда подевались мои старые сапоги!
- Лучшая говядина! - удрученно прошепелявил Родвэй.
- Была - пока не попала к тебе в руки, - проговорил, не прекращая чавкать, Эвен Хью.
- Где Оксфорд? - все еще смеясь, спросила Аш.
- Я здесь, мадам.
На нем все еще был полный доспех, казалось, он не снимал его после отбытия из Карфагена. Морщины вокруг глаз отчетливо виднелись из-за въевшейся в них грязи.
- Как вы?
- Кое-что должна вам сказать. - Она увидела своих офицеров позади него и сделала им знак подойти; к ним присоединилась Флора - возникла из тьмы, неся лампу, освещавшую ее грязное, свирепо ухмыляющееся лицо, с побелевшими глазами.
- Ты в своем уме? - без всяких предисловий осведомилась Флора.
Аш привычным жестом отправила Анжелотти и Герена к себе за спину, и они присели на корточки; им были хорошо видны лица друг друга в круге света, который отбрасывала лампа на размытый волнами берег.
Голоса опять звучали у нее в голове. Как зимой солнечный свет бывает не менее светел, чем летом, но как-то жиже, слабее, без летнего сильного жара и тепла. Так и шепоты в голове ворчали на нее, но не могли принудить ее тело действовать помимо ее воли.
- Слишком многое я должна рассказать вам... но не все сразу. Прежде всего, я получила приказы и предложение, - сказала Аш. - Сейчас я намерена отправиться назад в Дижон. К Роберту Ансельму и к остальному отряду. Большинство моих ребят пойдет со мной, милорд Оксфорд, - хотя бы потому, что они погибнут, если останутся в Северной Африке. Дома, на севере, кто-то, может, захочет дезертировать, но я думаю, что большинство дойдут со мной до Дижона.
Она помолчала, прищурившись, как будто глядела на свет:
- В Бургундии еще светит солнце. Боже мой, как хочется увидеть дневной свет!
- А что потом? - спросил де Вир. - Что вы нас заставите делать, мадам?
- Вам я не приказываю. Хотя я бы не возражала, - Аш чуть-чуть улыбнулась, заметив, какое выражение появилось на лице английского графа. Милорд, у нас есть враг, который прячется за нашим врагом.
Де Вир опустился на колени, серьезно слушая ее. Она продолжала:
- Нам противостоит сила, которой все равно, что произойдет, при условии, что будет взята Бургундия. По-моему, их вообще не волнует империя визиготов.
Граф Оксфорд выслушивал ее терпеливо и сдержанно.
- Вы носите древний титул, - продолжала Аш, - и, будь вы в изгнании или нет, вы остаетесь одним из крупнейших воинов этого века. Милорд Оксфорд, я возвращаюсь в Дижон, но вам там делать нечего. Вам следует направиться в другое место.
- Объясните, мадам, - Голос Джона де Вира заглушил раздавшиеся протесты.
- Наш враг - это демоническая сила... - Он перекрестился, и тогда Аш наклонилась вперед и договорила: - Если вы прислушаетесь к моим словам, я вам посоветую вот что. Сейчас речь идет о христианском мире. Империя визиготов победила почти все страны, кроме Бургундии - и Англии, но Англия не подвергается такой опасности.
- Вы так считаете?
Аш вдохнула побольше воздуха:
- За нашим врагом стоит другой враг... Каменный голем решает военные проблемы, он предлагает готовые решения Леофрику и через него королю-калифу. В последние двадцать лет они получали от него указания нападать на христианский мир. Но тем силам, которые вещают устами каменного голема, - им наплевать на христианский мир. Их интересует только Бургундия.
- Враг за нашим врагом... - повторил Джон де Вир.
- Им нужна Бургундия. Не Англия. Только Бургундия. Визиготы возьмут сначала все другие города, потом Дижон, и Фарис опустошит страну. Не знаю, почему Дикие Машины ненавидят Бургундию, но это так. - У нее дрожь пробежала по спине от шепота их голосов. - Это так...
- И вы считаете, что один отряд наемников, воссоединившись в Дижоне, сможет это предотвратить? - с живостью спросил Оксфорд.
- Я ХОЧУ ЗНАТЬ!
В ухо ей прокричал голос Джона де Вира:
- Вставайте, мадам! Отдавайте людям приказы!
Она чуть приподнялась на одно колено, открыла глаза и увидела его лицо, кровь ручейком стекала у него изо рта к подбородку - стрела зацепила, - почти встала на ноги и проговорила:
- Да плевать мне, пусть хоть весь мир рушится, я хочу знать, что тут лезет мне в душу!
- Да ведь не сейчас, мадам! - раздраженный мужской вопль.
Мимо нее пронеслись двое к движущемуся фургону: Томас Рочестер и Саймон Тиддер, весь в бинтах; Каррачи на носилках, сделанных из двух древков алебард и чьего-то пропитанного кровью плаща. Аш поднялась на ноги, сжала кулаки, разрываемая между двумя неотложными делами.
- Это ничьи машины. Кто может владеть этими...
- Леофрик, король-калиф, какая разница!
- Нет. Они слишком... слишком велики.
Аш спокойно встретила встревоженный взгляд Джона де Вира. Этого человека просто сжигает потребность отдавать приказы, действовать, принимать срочные меры.
- Они знают о Фарис. Называют ее - "Та, которая слушает". Если она их... Но знает ли она о Диких Машинах? Она мне и слова не сказала о Диких Машинах! Никогда!
- Позже! - рявкнул граф. - Вся эта хренотень - потом! Мадам Аш, вы нужны людям!
Аш посмотрела через вздыбленную землетрясением пустыню назад - в темноту; в пяти милях от них черный город, где она оставила две смерти, еще до кровавой бойни: Годфри и ее нерожденное дитя.
Она больше не может позволить себе быть просто солдатом. А может быть, и никогда не могла.
- Милорд, вы их сюда привели, вы и выводите! - Она оскалила зубы и крепко схватила его за руку. Глаза ее под забралом сияли. Длинные сильные ноги, широко расставленные, стриженые волосы, широкие плечи женщина-воительница, Афина Паллада. - Выводите моих ребят! Я догоню вас.
- Мадам Аш...
- Хватит с меня Карфагена! Больше такого не повторится. Я хочу узнать до того, как унесу отсюда ноги...
За черным огромным пространством, под пустым небом древние пирамиды отливают серебром; и она в своем сознании делает все то, что ей случалось делать и раньше, но теперь куда усерднее: слушает, спрашивает, требует.
Каменная мостовая поднялась и ударила ее по лицу.
В этот момент - до того, как канал связи закрылся стеной молчания, потрясшей ее и приводящей в отчаяние, - она слышит уже не голоса, не рассказ, а идеи, целиком внедряемые ей в сознание...
Она услышала скрежет металла о металл - удар по забралу и шлему, тупую боль в ноге; и все стерлось из памяти; смутно послышался женский голос:
- Приступ - нашла время! И ответ - мужским:
- Уносим ее! Поспеши, лекарь! ... Дикие Машины как единое целое...
Мимо нее бежали ноги в доспехах, черные от грязи и крови.
... такой широкий охват времени...
- Алебардщики, отход! Лучники, прикрыть их!
... не Голоса, но, как если бы все голоса мира можно было спрессовать и уменьшить, как ангелов на острие булавки, или Небо в сердце розы И с мыслью Годфри - Годфри, если бы только ты был тут и помог мне! - она вдруг осознала их связь.
- Поднимайте ее, чтоб вас дьявол забрал! Да несите же, мать вашу, несите ее!
... и цветы розы, и булавочная головка становятся Небом, рассыпаются Ангелами - все это тут, в ее сознании; Дикие Машины целиком и полностью...
Все голоса стали единым голосом, спокойным, не громче, чем голос военной машины, который звучал в ее сознании большую часть ее жизни. Голос, природа которого заставила бы Годфри процитировать святого Марка:
"Имя мне легион; потому что нас много". [Евангелие от Марка 5:9.]
Аш услышала, что каменные демоны и дьяволы говорят с ней единым шепотом:
- Машины дикой природы, так он нас назвал, тот, который говорил с нами... Дикие Машины...
При этом шепоте у Аш закружилась голова, и ее затошнило. Краем сознания она понимала, что валится навзничь, что ее обмякшее тело подхватили несколько человек, бегущих рядом с ней, если бы она могла закричать, она бы попросила их положить ее на землю и бежать, но, под влиянием коварной заразительности этого голоса, она не могла вымолвить ни слова.
Ее подловили в один-единственный момент дурных предчувствий, как будто бы они оказались парализованы в этой пустыне около моря; хирург, господин граф: военный командир; информация налетела, как буря, как дождь, как лавина, в одну бесконечную секунду, и голоса говорят слишком быстро, так что их не понять человеческой душе. "Какой-то момент в сознании Господа Бога", - подумала она, и...
- "Дикие Машины" какие мы есть, мы не знаем о нашем происхождении, оно теряется в наших примитивных воспоминаниях, мы подозреваем, что оно было человеческим, от людей, создававших религиозные структуры десять тысяч лет назад, которые... расположили скалы в определенном порядке, сконструировали имеющие определенную форму упорядоченные сооружения из осадочных пород и камня - достаточно крупные структуры, способные абсорбировать из солнца духовную силу самой жизни...
В сознании Аш прозвучал голос Годфри: "ересь!". Аш поплакала бы от воспоминания о нем, но в этот момент ее заворожила возможность узнать все. Ее вопрос стал частью этой неостановимой лавины; раз уж задан - то задан. "КТО ВЫ?"
- Из этой первичной структуры и порядка появился спонтанный ум: первые примитивные искры силы, начавшей организовывать, десять тысяч лет назад. А пять тысяч лет назад эти примитивные умы получили осознание себя - стали нами самими - Дикими Машинами. Мы начали произвольно развиваться. Мы знаем о существовании животного мира и человечества, мы уловили присутствие в мире их слабых душонок. Но мы ничего не могли сделать, у нас не было голоса для сообщения с ними, пока первый из вас...
- Который назвал вас дикими машинами природы, - закончила за них Аш немыми губами. - Монах Бэкон!
- Не монах, - прошептал голос. - Не Бэкон. Задолго до него родилась более сильная душа, первая душа, с которой мы могли говорить, прервав немоту десяти тысяч лет, - мы говорили с ним, с Гундобадом, называвшим себя "Провозвестник". Он не хотел контакта с нами, называл нас демонами, дьяволами, злобными духами земли. Не хотел говорить! И так сильна была его душа, что он сотворил чудо: деформировал саму ткань мира, организовал тут вокруг нас пустыню, где есть великая река и осадочные поля; сам освободился от нас, ушел туда, где мы не могли его достать.
- В Рим... предсказатель Гундобад уехал в Рим и умер...
- Четыре сотни раз обернулось солнце вокруг земли. К нам подошла близко маленькая-маленькая душа, делавшая свои машины из меди. Слабая, но все же другая душа, которая могла создавать чудеса, обладавшая способностями выше тех, что даны природой человеку. Мы с ним говорили, через его бронзовые головы, нашими голосами обращались к его чувствам.
- Он сжег ее... - Перед глазами Аш замерли черное небо и черная каменная кладка. - Монах - разбил Бронзовую Голову - сжег свои книги.
- И пока предки Леофрика не привели к ним Рабби, мы не могли говорить снова. Эта душа - создатель чудес, мы это поняли, когда он пришел близко к нам. И он дал нам понять, что существует Ильдихо - дочь из рода Гундобада, которая родилась через пятнадцать поколений после него. Сильные души, сильные души, способные творить чудеса... Рабби построил своего голема. Это был наш новый канал, по которому мы могли сообщаться с человечеством. Но теперь мы стали мудрее и спрятались за голосом первого голема, передавая через него наши соображения. И Рабби, создатель чудес, такой же, каким был тот, первый человек, изготовил второго каменного голема из тела Ильдихо и Гундобада...
То, что она слышала, было версией рассказа военной машины, когда Аш беседовала с големом, чтобы доказать Леофрику свою полезность. Теперь она узнала больше, чем знала машина Леофрика, - значительно больше; теперь она постигла значение огромных каменных сооружений - неподвижных, не имеющих рук, чтобы манипулировать миром, только способных мыслить, и Голосом...
- Это были вы. Не визиготы! Это вас проклял Рабби!
- Маленькая душа, маленькая душа... - зашептали обрадованные голоса в ее сознании, но теперь их было много:
- Это не проклятие, мы манипулируем нашим собственным развитием, манипулируя энергиями духовного мира. Для этого мы берем нашу силу из ближайшего и самого большого источника на небе - от солнца.
Над ее головой - черное сверкающее дневное небо.
- Мы это делаем с тех пор, как обрели сознание, пять тысяч лет назад. Тогда для голема, созданного Рабби, потребовалось больше энергии. И вот солнце над Карфагеном кажется вам уничтоженным. Спрятана только та его часть, которую вы наблюдаете глазами, - "свет", при котором вы воспринимаете мир. Тепло понемногу еще просачивается. Поэтому не растет хлеб, но все же на земле не образуется льда. Две сотни лет назад эта страна стала страной Сумрака; ночные звезды видны в течение всех дневных часов, солнце невидимо. Проклятие Рабби!
Раздались непонятные звуки - Дикие Машины смеялись. Наверное, так смеется сам дьявол.
В сознании Аш возникли их зрительные черные образы - они надвигались и теснили ее. Несколько крошечных искорок в бесконечной тьме, как искры от лагерного костра. Вокруг - тишина, только слышны машинные души, говорящие одновременно. А затем заговорил новый голос из темноты...
Шепот продолжался:
- Мы не думали о вас - маленьких душах... Вокруг нас выросла человеческая культура, настроенная на войну. Они принимали тьму за должное. Здесь не могло быть земледелия, и они отправляли армии в плодородные, освещенные солнцем страны... Так полезно для нас, для наших далеко идущих целей!
Но все же было недостаточно прятать наши голоса в тактических данных военной машины, управлять людьми с ее помощью, и мы заставили предков Леофрика начать программу селекции.
С Илъдихо не вышло, но мы продолжали работу с ее детьми. Мы ждали две сотни оборотов солнца, чтобы вырастить создателя чудес, с которым мы бы могли говорить, разговаривать, командовать...
- Фарис! - договорила за них Аш.
- Потомок Гундобада, хоть и отдаленный. Гундобад, которого вы зовете визиготским "святым"; мы воспользовались его реликвиями.
- Он не святой для вас. Так? Не святой.
- Не столько святой, сколько творец чудес. - Голосов было много, они опять были веселыми. - Один из этих очень, очень редких душ, как этот ваш Зеленый Христос, который в силах индивидуально менять реальность и таким образом создавать "чудеса".
- Богохульство! - произнесла Аш и чуть не схватилась за меч, чтобы сражаться за Господа на Древе, если бы только могла пошевелиться, освободиться от власти этого бесконечного момента, этой секунды, растянутой на всю вечность.
- Необходимость. Мы не можем физически ничего совершать, ничего не можем изменить. Мы только голоса в ночи, отнимающие тепло от ваших маленьких душ. Голоса, которые могут убедить, развратить, воодушевить, обмануть, соблазнить... в течение веков... до настоящего момента...
А в настоящий момент - и это весеннее солнцестояние, когда солнце потемнело по всей земле, когда мы заполучили для себя больше сил, чем у нас было за десять тысяч лет!
- Вторжение!
- Наша вина, маленькая душа, но это было редкое везенье. А для наших недогадливых исполнителей - только случайно удачный нечаянный выбор момента времени. Мы, через Леофрика, при помощи военной машины, начали эту войну; но люди должны вести ее для нас. Под нашим руководством ты должна опустошить все между нами и севером. Темное солнце - мы испытали нашу способность извлечь из светила больше энергии, чем получали раньше. И нам удалось.
В памяти Аш отчетливо всплыли воспоминания: страх; солнце заходит, и мир окутывает черное пустое кладбищенское небо. Она говорит - или сказала уже - или скажет:
- Это плохая война... Это... Боль, воспоминания; ее осеняет:
- Это Последние Дни.
- Да. Для тебя - да.
- Скажите, почему!
- Мы вырастили еще одного творца чудес. Изменяющего реальность. Такого, которым можем управлять. И у нас она есть! Наш полководец, наша Фарис, наш творец чудес!
- Почему?
- Мы используем ее. Не играет роли, хочет она того или нет. Мы давно уже лишили ее способности выбора. Когда ее подготовят, когда это произойдет, потребуется такая же сила, которая уничтожила солнце, чтобы включить изменение реальности по-нашему.
Торжествуя, закричал многоголосый хор неприятных ожесточенных голосов:
- Мы вывели Фарис, как породистое животное, чтобы она совершила темное чудо - какое совершил Гундобад, когда стер все тут с земли и оставил нам пустыню. Мы воспользуемся ею, нашим полководцем, нашей Фарис, нашим создателем чудес - сделать Бургундию такой, как будто ее никогда не было!
Бургундия, всегда Бургундия, ничего другого, одна только чертова Бургундия...
- ПОЧЕМУ? - выкрикнула Аш, не только мысленно; вслух - тоже. - Почему Бургундия? Месть? Но Гундобад был не из Бургундии! И почему не сделать это сейчас? Зачем вам нужно вторжение? Если вы можете изменять мир, вам не нужно вести войны! Я-то думала, что Леофрик - ну, ладно, вы - выводили кого-то, кто смог бы выиграть войну, получая на расстоянии советы военной машины...
Их ответ был мгновенным, откровенным, неосторожным:
- Но мы создали и для этого, для разговора с голосом голема...
И - голоса смолкли, как будто у нее из души что-то вынули. Отобрали. Почти физически она ощутила это "стоять!".
- Что она у нас вытянула?
- Как может она добиться?
- ...вытянуть знание...
- ...вытянуть у нас, помимо нашей воли...
"Они думали, что я не смогу!" - ликующе мелькнуло у Аш, и вдруг в ее голове оглушительно прозвучало: "Это только тогда могло произойти, если они сами допустили!"
Послышался кислый голос Флоры:
- А мне плевать, можете запихнуть эту глупую суку хоть в ассенизационную повозку! Ей вообще не следовало позволять командовать, в ее-то состоянии! Суньте ее в какой-нибудь фургон! Быстро!
На голову Аш опрокинулось черное небо. В бедра ей врезались зазубренные края сплетенных из ивы носилок.
- Кто ее ударил?
- Да никто, Эвен; она сама рухнула, как заминированная стена!
Где-то там толпа людей, они хватаются руками за стенки раскачивающегося фургона; слышен сильный грохот от столкновений мечей и алебард, удары о доспехи, о человеческие тела.
Под ней громыхал фургон, рядом в темноте храпели лошади. Аш протянула руки, дотронулась пальцами в кольчужных рукавицах до стенок. Ощутила вибрацию, дрожание воздуха; и голос в сознании окончательно отвлек ее от всех внешних ощущений:
- Ты придешь к нам.
- Ты придешь.
- Да идите на хрен, - отчетливо и громко сказала Аш. - Сейчас у меня нет на это времени!
Она с усилием выпрямилась, края наколенных чашечек врезались ей в ляжки, а наспинный доспех давил на шею и позвоночник. Томас Морган, рысью поспевавший за движущейся телегой со знаменем Льва в руках, протянул ей руку и помог встать.
Эвен Хью поравнялся с ними:
- Командир, Герен спрашивает, не зажечь ли факелы? - Нет!
- Командир говорит - ни хрена подобного! - заорал вперед Эвен, и, пока он кричал, Флора протолкалась мимо валлийца, взгляд ее был беспокойным, но голос - вполне деловым:
- Тебе надо ехать верхом!
Аш развернулась - непроизвольно - и пошла пешком.
На юг.
Ничего в этом не было добровольного. На минуту ее ошарашило, как это ее тело само идет, без ее желания: мышцы и сухожилия сокращаются, плоть и кровь движутся прямо на юг, к высящимся плоским бокам пирамид, к серебряному свету Диких Машин.
- Ты придешь.
- Мы тебя обследуем.
- Откроем тебя.
- Что ты. такое есть...
Никакими силами Аш не могла раскрыть рта, разжать горла; голос ей отказал. Ноги непроизвольно несли ее вперед; и она содрогнулась, подчиняясь телу, ее охватило такое состояние, какое бывает, когда затошнит: тело само знает, что ему делать...
- Приходи.
Не призыв, а приказ; и в ее сознании, помимо ее воли, забилась паника; вся в синяках, все у нее болит, но она упорно идет во тьму. И ее не остановить.
- Командир! - окликнул ее Эвен Хью. - Морган, хватай ее!
Пара рук схватила тело Аш, гладкое в доспехах. Это Флора дель Гиз. Тело Аш само знает, что эти руки надо сбросить; напрягшись, оно бьет кольчужной рукавицей Флору по глазам.
- Назад!
Это прозвучал голос валлийца, и по доспеху, по спине, ей нанесли два сильных удара, свалили на землю, древками двух алебард пришпилили к разбитой карфагенской мостовой; так, что она не может воспользоваться своим доспехом как оружием, не может достать рукой меч, вообще не может шевельнуться.
- Ты с ней поосторожней, лекарь, - голос Эвена Хью. - Учти, она привыкла убивать. - И бросил через плечо, всем телом оперевшись на древко алебарды: - Такое бывает в битве. Истерика. И я раньше такого насмотрелся. Все будет в порядке с ней. Может, придется отнести ее на суда. Томас, не можешь ли подвинуть свою жопу, чтобы мне было ее видно? - Эвен Хью смотрит на нее сверху вниз своими блестящими черными глазами. - Ну как, командир? В порядке?
Голос ей не повинуется. Теперь она закашлялась, почти не в состоянии дышать, как будто тело забыло, как это делается. Она чувствует, что ноги ее шевелятся, так лягается умирающее животное; ноги стараются поднять ее и повести на юг, туда, где земля дрожит у подножия великих пирамид; где Дикие Машины упиваются под черным небом тем, что сделали с людьми.
- Несите ее, - резко говорит Флора дель Гиз. - И отнимите у нее этот чертов меч!
Ничего, больше ничего, только смущение; пока они ее поднимают, она сопротивляется практически помимо своей воли. Она бьется в руках несущих ее людей, они устремляются через пустыню, ориентируясь по созвездиям.
Голова повисла, стальной шлем бьется о выступающие на поверхности камни и твердые комья земли, от ударов она дуреет и прикусывает язык, ощущая во рту слабый привкус крови. В поле зрения запрокинутой головы прыгают силуэты Диких Машин, топают солдатские ноги. Доспехи; тьма.
Малая толика сознания еще остается у нее в собственном распоряжении, не подчиняется вторжению чужого разума.
Аш могла бы нанести убийственные удары, но не стала этого делать. Она могла бы воспользоваться своими умениями, режущим ударом кольчужной рукавицы поразить уязвимые суставы коленей и локтей. Но - неподвижна.
"Они не знают, как, - догадывается ее подсознание, - и они не смогут меня заставить.
Но они могут заставить меня уйти от своего отряда, заставить меня прийти к ним..."
Она напрягается - пленник своего тела. Голова ее горит как в огне. Сильная воля - воля свободного человека - не желает покоряться, и плевать, что там порываются сделать ноги, которые вышли из подчинения.
И вдруг она снова ощущает себя в камере в доме Леофрика, кровь струится по ее бедрам, она в полной изоляции, одна, она умирает...
А теперь она еще где-то, но не знает, где; ее удерживают; ее тело бессильно; ее разрывают на части, а она не может ничего сделать, не может двигаться, не может предотвратить...
Она теряет ощущение времени.
Гром в голове становится слабее.
Аш поднимает голову.
Ее несут двое мужчин, лиц не узнать под стальными шлемами; звезды переместились по куполу неба, уже, наверное, позже, чем заутреня, почти канун обедни.
Все ее тело бьет крупная дрожь, руки и ноги дергаются спазматически.
- Опускайте ее!
Двое кладут ее на круглую гальку и камни. Аш слышит какой-то звук шум волн. Холодный ветер дует ей в лицо. Море.
- Эй, командир, - Эвен Хью протягивает руку и осторожно трясет ее за плечо. - Ты тут немного вырубилась.
- Командир, еще меня стукнешь? - грустно спрашивает Томас Морган.
- Я тебя не трогала. Если бы я тебя действительно ударила, ты бы это ой как заметил!
Морган ухмыляется, вскидывает на плечо потрепанное древко знамени и, подняв кверху руки, снимает свой шлем с открытым забралом. От пота его длинные рыжие волосы прилипли к голове, ушам и шее. Он снимает рукавицу и вытирает щеки.
- Все дерьмо, командир! Мы выбрались!
Где-то там, среди двух сотен человек, Ричард Фаверхэм громко и немузыкально горланит мессу обедни и молится о спасении. Если бы не Вечный Сумрак, сейчас было бы время перед полуднем. Горят несколько фонарей, по одному-два на копье, догадывается Аш; и, опираясь на локти, старается приподняться - вся в синяках, опустошенная, измученная. Ломит все тело.
- Мы ждем тех галер, о которых мне говорил Анжелотти?
Эвен Хью показал большим пальцем на розовое свечение дальше по берегу:
- Сигнальный огонь, командир. Им лучше вернуться поскорее, этим хреновым гондольерам; иначе мои ребята разрежут их кишки на ленточки.
Возможно что угодно: шторма, течения, корабли противника. Аш уселась.
- Прибудут. А если нет, ну... ну, мы просто вернемся и очень любезно спросим у короля-калифа, нельзя ли нам одолжить у него хоть один. Верно, ребята?
Оба валлийца ржут.
- Покушать, - прошепелявил неподалеку чей-то голос.
- Уот! - Аш поднялась на ноги, ощущая боль. Кто-то снял с нее доспех; возможно владелец, и ей стало полегче, и в то же время она ощутила себя беззащитной. - Уот Родвэй! Здесь!
- Мясо, - немногословно произнес повар, протягивая дымящийся кусок.
- Ты так считаешь? - Аш взяла у него из рук кусок, пожевала - желудок стонал от голода, но все же следующие два куска Аш передала Хью и Моргану. Она небрежно облизала пальцы и воскликнула: - Ах, Уот, так вот куда подевались мои старые сапоги!
- Лучшая говядина! - удрученно прошепелявил Родвэй.
- Была - пока не попала к тебе в руки, - проговорил, не прекращая чавкать, Эвен Хью.
- Где Оксфорд? - все еще смеясь, спросила Аш.
- Я здесь, мадам.
На нем все еще был полный доспех, казалось, он не снимал его после отбытия из Карфагена. Морщины вокруг глаз отчетливо виднелись из-за въевшейся в них грязи.
- Как вы?
- Кое-что должна вам сказать. - Она увидела своих офицеров позади него и сделала им знак подойти; к ним присоединилась Флора - возникла из тьмы, неся лампу, освещавшую ее грязное, свирепо ухмыляющееся лицо, с побелевшими глазами.
- Ты в своем уме? - без всяких предисловий осведомилась Флора.
Аш привычным жестом отправила Анжелотти и Герена к себе за спину, и они присели на корточки; им были хорошо видны лица друг друга в круге света, который отбрасывала лампа на размытый волнами берег.
Голоса опять звучали у нее в голове. Как зимой солнечный свет бывает не менее светел, чем летом, но как-то жиже, слабее, без летнего сильного жара и тепла. Так и шепоты в голове ворчали на нее, но не могли принудить ее тело действовать помимо ее воли.
- Слишком многое я должна рассказать вам... но не все сразу. Прежде всего, я получила приказы и предложение, - сказала Аш. - Сейчас я намерена отправиться назад в Дижон. К Роберту Ансельму и к остальному отряду. Большинство моих ребят пойдет со мной, милорд Оксфорд, - хотя бы потому, что они погибнут, если останутся в Северной Африке. Дома, на севере, кто-то, может, захочет дезертировать, но я думаю, что большинство дойдут со мной до Дижона.
Она помолчала, прищурившись, как будто глядела на свет:
- В Бургундии еще светит солнце. Боже мой, как хочется увидеть дневной свет!
- А что потом? - спросил де Вир. - Что вы нас заставите делать, мадам?
- Вам я не приказываю. Хотя я бы не возражала, - Аш чуть-чуть улыбнулась, заметив, какое выражение появилось на лице английского графа. Милорд, у нас есть враг, который прячется за нашим врагом.
Де Вир опустился на колени, серьезно слушая ее. Она продолжала:
- Нам противостоит сила, которой все равно, что произойдет, при условии, что будет взята Бургундия. По-моему, их вообще не волнует империя визиготов.
Граф Оксфорд выслушивал ее терпеливо и сдержанно.
- Вы носите древний титул, - продолжала Аш, - и, будь вы в изгнании или нет, вы остаетесь одним из крупнейших воинов этого века. Милорд Оксфорд, я возвращаюсь в Дижон, но вам там делать нечего. Вам следует направиться в другое место.
- Объясните, мадам, - Голос Джона де Вира заглушил раздавшиеся протесты.
- Наш враг - это демоническая сила... - Он перекрестился, и тогда Аш наклонилась вперед и договорила: - Если вы прислушаетесь к моим словам, я вам посоветую вот что. Сейчас речь идет о христианском мире. Империя визиготов победила почти все страны, кроме Бургундии - и Англии, но Англия не подвергается такой опасности.
- Вы так считаете?
Аш вдохнула побольше воздуха:
- За нашим врагом стоит другой враг... Каменный голем решает военные проблемы, он предлагает готовые решения Леофрику и через него королю-калифу. В последние двадцать лет они получали от него указания нападать на христианский мир. Но тем силам, которые вещают устами каменного голема, - им наплевать на христианский мир. Их интересует только Бургундия.
- Враг за нашим врагом... - повторил Джон де Вир.
- Им нужна Бургундия. Не Англия. Только Бургундия. Визиготы возьмут сначала все другие города, потом Дижон, и Фарис опустошит страну. Не знаю, почему Дикие Машины ненавидят Бургундию, но это так. - У нее дрожь пробежала по спине от шепота их голосов. - Это так...
- И вы считаете, что один отряд наемников, воссоединившись в Дижоне, сможет это предотвратить? - с живостью спросил Оксфорд.