Джентл Мэри. Пропавшая рукопись (Аш - Тайная история - 1)

   - Вот, - Аш стащила с тюфяка полосатое шерстяное одеяло и накинула на плечи ребенка. И закрепила его аккуратным узлом под рукой. - Бери. Поняла? Это тебе.
   Девочка взглянула на крупную женщину. Подумав секунду, та кивнула. Насупленное выражение ее лица сменилось волнением, смущением.
   Аш подсунула пальцы под свой железный ошейник, приподняла его, давая шее отдохнуть от его тяжести, и сказала:
   - Я - такая же, как вы. Точно как вы. Со мной тоже могут сделать все, что хотят.
   - Рабыня? - быстро спросила женщина.
   - Да. - Аш пересекла комнату и подтянулась на руках, выглядывая через окно в каменной стене. На красном граните окна, на железных перекладинах сверкал иней. Ничего не было видно: ни крыш, ни моря, ни звезд - одна тьма.
   - Холодно, - сказала Аш. Она ухмыльнулась рабам, подчеркнуто стала хлопать себя руками по бокам, дула на пальцы. - Каждый раз, как господин Леофрик садится, его жопа мерзнет ровно так же, как у нас!
   Девочка засмеялась. Молодой человек с тонким лицом улыбнулся. На лице крупной женщины появился испуг, она покачала головой и подняла кверху большой палец, приказывая домашним рабам уходить. Парнишка с тонким лицом и девочка медлили.
   - Что там внизу? - Аш согнула руку и подняла ее кверху, потом опустила вниз, подчеркнутым жестом изображая движение из окна и под окно. - Что там?
   Он произнес слово, ей непонятное.
   - Что? - нахмурилась Аш.
   - Вода.
   - Как далеко? Как - далеко - внизу?
   Он пожал плечами, развел руками, печально улыбаясь:
   - Внизу вода. Далеко. Долго... А-а... - Он звуком изобразил отвращение, потом постучал пальцем себя по груди с таким видом, как будто он был уверен, что наконец-то его поймут: - Леовигильд.
   - Аш, - Аш прикоснулась к своей груди. Указала на девочку и вопросительно подняла брови.
   - Виоланта, - девочка подняла на нее глаза, оторвавшись от созерцания своего нового одеяния.
   - Отлично, - дружески улыбнулась Аш. Она уселась на тюфяк, подобрав мерзнущие ноги под полу ночной сорочки.
   От холода в воздухе клубился пар ее дыхания. - Ну, расскажите мне про этот дом.
   Когда принесли поесть, она разделила еду с Леовигильдом и Виолантой. У девочки заблестели глаза, лицо раскраснелось, она ела с жадностью и болтала, половина слов была непонятна; по мере возможности она переводила слова молодого человека.
   Аш росла в военном лагере и знала, что слуги бывают повсюду и знают все обо всех. И во время этих бесед в камере, холод в которой немного уменьшился, когда пришла крупная женщина и принесла с собой два изношенных шерстяных одеяла, Аш начала понемногу представлять себе домашний уклад дома амира; как протекает жизнь в Цитадели, изрытой многочисленными комнатами, где проживают рабы, свободнорожденные и амир.
   В те часы, когда ей полагалось спать, голод заставлял ее бодрствовать - на ее счастье. Она стояла под прорезанной в камне амбразурой и глядела вверх из окна. Когда ее глаза привыкли видеть в темноте, она заметила яркие точки: созвездия Козерога и Южной Рыбы со своим Фомальгаутом. Морозная пронизывающе холодная ночь - и летние созвездия.
   "И нет луны, - подумала она, - но сейчас должна быть тень луны; я дней не считала..."
   Она провела рукой по стене, нащупывая путь к тюфяку, и уселась, ощупью отыскав одеяла. Завернулась в них. Скрестила руки на животе. Дрожала всем телом. Но только от холода.
   Скажем, у меня три дня. Может быть, четыре или пять, но будем ориентироваться на три: если я не выберусь отсюда за три дня, я погибну.
   За стальной дверью что-то проговорил мужской голос, но слишком неразборчиво, слов не разобрать. Вдруг у Аш затряслись руки. Она запихнула лист бумаги и кусочек угля в лиф своей сорочки.
   В дверях повернулся ключ.
   Держа руку на плоской металлической двери, она почувствовала, как работает механизм, железные засовы перемещались между двумя стальными пластинами. Из предостережения она отступила в крошечную комнатку.
   - Вернусь через час, - прозвучал из коридора голос арифа Альдерика, но обращены эти слова были не к ней. В его голосе звучало сочувствие необыкновенное для этого человека. В глаза Аш ударил немигающий луч тусклого света из светильника над дверью. Аш заморгала, стараясь рассмотреть, кто это входит.
   Страх прежде всего действует на желудок. Аш, не раз воевавшая, знала это ощущение, когда начинают двигаться кишки внутри живота и мгновенно чувствуешь себя неуютно, и в итоге определила, что это страх.
   - О, простите, я думал... - произнес по-немецки густой мужской голос и тут же смолк.
   В дверях стоял человек в коричневом шерстяном плаще поверх зеленой рясы священника с рукавами в разрезах, с подкладкой из меха куницы. Возможно, из-за громоздкого плаща его тело казалось слишком крупным для такой маленькой головы. Аш сделала шаг вперед, думая: "Нет, у него лицо более худое", - и рассматривая, как глубокие морщины пролегают вниз от уголков рта; борода не скрывала их. Хрупкие веки плотно облегали глазные яблоки и подчеркивали впалость глазниц. Все лицо как бы опало, кожа обтягивала кости черепа. Священник выглядит старым.
   - Годфри!
   - Я вас не знаю!
   - Ты похудел, - нахмурилась она.
   - Я вас не знаю, - с удивлением повторил Годфри Максимиллиан.
   Стальная дверь захлопнулась. От шума задвигаемых засовов долгую минуту нельзя было произнести ни слова. Аш бессознательно разглаживала голубой шерстяной лиф и куртку, надетые поверх рубашки, и одну руку подняла к своим стриженым волосам.
   - Да это ведь я, - сказала она. - Мне не дали мужской одежды. Да мне плевать, что я смахиваю на женщину. Пусть они меня недооценивают. Это еще и лучше. Господи, надо же - Годфри!
   Она сделала шаг вперед, собираясь броситься ему на шею, и в последнюю минуту залилась краской и протянула руки и крепко схватила его за обе руки. Слезы выступили на глазах и покатились по лицу. Она все повторяла:
   - Годфри, Годфри!
   У него были теплые руки. Она чувствовала, как он дрожит.
   - Почему ты сбежал?
   - Я уехал из Дижона с визиготами. Я приехал сюда, я отчаянно хотел обследовать двор калифа и узнать правду про твой Голос. Я подумал, что теперь я могу сделать для тебя только это... - По мокрому лицу Годфри ручьем катились слезы. Он не вытирал лица, не выпускал ее рук. - Я только это и придумал - только это сделать для тебя!
   Он больно сжимал ее руки своими жесткими лапищами. Она покрепче ухватилась за него. Сильный ветер дул в открытое окно и вздувал подол вокруг ее голых щиколоток.
   - Ты замерзла, - осуждающе молвил Годфри Максимиллиан, - у тебя руки заледенели.
   Он засунул ее руки к себе под мышки, в тепло своей одежды, и впервые за все это время взглянул ей в глаза. Веки его увлажнились и покраснели. Она не представляла себе, какое перед ним зрелище: коротко стриженное существо в платье и стальном ошейнике, она не знала, насколько ее лицо заострилось от голода, от потери серебряного водопада волос, короткие волосы подчеркивали лоб, ухо, глаз и шрам - все с резкой отчетливостью.
   Ее холодные пальцы начали отходить в тепле, их закололо.
   - Что стало с нами? - потребовала она от него. - Что со Львом? Что?
   - Не знаю. Я уехал за два дня до битвы...
   Он высвободил одну руку, утер лицо, бороду.
   Между ними стояли слова, произнесенные им в Дижоне. Аш всей своей холодной кожей чувствовала тепло его тела. Она подняла голову, желая взглянуть ему в лицо. В лицо человека, слабости которого она знала почти все...
   Годфри Максимиллиан резко заговорил:
   - Когда я высадился здесь, со дня сражения уже прошло десять дней. Я могу сказать тебе только то, что знают все: герцог Карл ранен; цвет бургундского рыцарства пал на поле под Оксоном - но Дижон держится, по-моему; или где-то еще идут сражения. Никто не знает, да и не интересуется одним отрядом наемников. Лев Лазоревый пользуется дурной славой из-за того, что его командир - женщина; но не известно ничего, только незначительные слухи, никому в Карфагене не интересно, уничтожили ли нас всех поголовно, или мы поменяли сторону и сражаемся на стороне Фарис, или бежали; их только одно интересует - чтобы победа была на их стороне. Аш поймала себя на том, что кивает головой.
   - Я старался узнать, - горько добавил Годфри.
   Аш еще крепче ухватилась за него, пальцами сжав его ладони, еще теснее приникла к его колючему коричневому шерстяному одеянию. Нет. Если я буду держаться за него, обнимать его, это я для себя, не для него. Не ради него, хотя он хочет меня,
   - Ты всегда приходил мне на помощь. И в монастыре Святой Херлены, и в Милане. - У нее потекли горячие слезы. Она вздернула плечом, стирая слезу рукавом рубашки, и снова в изумлении смотрела на него: - Ты меня вовсе не хочешь. Ты просто думаешь, что хочешь. Ты это переживешь. А я подожду, Годфри, потому что не хочу тебя терять. Мы слишком давно знакомы и слишком любим друг друга.
   - Откуда тебе знать, чего я хочу, - грубо сказал он.
   Он отступил и выпустил ее руку. Ей сразу стало холодно. Аш спокойно следила за ним. Следила, как он вышагивает по крошечной камере; два шага в каждую сторону по мозаичным плиткам пола.
   - Я весь горю. Разве в Писании не говорится, что лучше жениться, чем сгорать? - Его ясные глаза, цвета коричневой воды лесных рек, остановились на ее лице. - А ты любишь того парня. Что тут еще говорить? Ты меня простишь, многие мужчины проходили через это в гораздо более молодом возрасте; это первый и единственный раз, когда я готов отдать свой сан священника и вернуться в мир. - Странный мурлыкающий звук вырвался из его груди, и Аш догадалась, что это смех. - Я узнал из исповедей - что мужчины, которые любят так долго втайне, не знают, что им делать, если эта любовь становится ответной. Думаю, что я оказался бы как все в этом отношении.
   "Да что угодно: пусть так думает, если ему так спокойнее. Я не должна держать его", - думала Аш; но не смогла удержаться. Она кинулась вперед, схватила его за руки, обхватила висящие рукава его одеяния и свела руки за его широкой спиной.
   - Что ты плетешь, Годфри! Ты не представляешь, что для меня значит увидеть тебя здесь! Не представляешь...
   Его руки сразу же сплелись за ее спиной. Оказавшись в его объятиях, она зарылась лицом в его теплую грудь, на долгую секунду нечувствительная ко всему, кроме его знакомой теплоты, его запаха, звука его голоса, всего того бесконечного прошлого, которое накрепко их связывало.
   Годфри снова отстранил ее. Выпуская из рук плечи Аш, он прикоснулся к стальному ошейнику:
   - Я не узнал ничего о твоем Голосе. Не вышло. И уплыли все деньги, какие у меня были. - В глазах его, глядящих на нее сверху вниз, блеснула усмешка, на губах играла полуулыбка. - Если я не смог купить информацию, дитя, кто сможет? Я подкупал всех, кого только мог. Я знаю все о том, что находится вне... - бородой он кивнул на стены дома Леофрика, - и ничего о том, что внутри него.
   - Про то, что внутри, я сама все знаю. И про мой Голос. Тебя обыскивали по пути сюда?
   - Ты знаешь о твоем Голосе?..
   - Об этом поговорим после. Все не так просто. Это голем. Думаю, что Леофрик хочет, чтобы я... - Она не знала, что на ее лице появилось болезненное выражение и что Годфри это отметил и замолчал, задумавшись. Так тебя обыскивали? - повторила она свой вопрос.
   - Нет.
   - Но тебя могут обыскать на выходе. Однако сердце твое не обыщут. Годфри, посмотри сюда. - Она начала разматывать веревку, опоясывавшую ее платье, заколебалась, отвернулась к стене, вытащила из лифа лист бумаги и уголь, потом повернулась к нему. - Вот. Это все, что я смогла - догадки о планировке дома.
   Годфри Максимиллиан опустился на тюфяк, по которому она похлопала, приглашая его сесть. Указал на лист бумаги и палочку древесного угля:
   - Это откуда?
   - Оттуда же, откуда и остальная информация. Виоланта. Девочка-рабыня. - Аш закутала колени подолом и подвернула подол под ступни, пытаясь согреться. - Я делюсь с ней едой. Она для меня ворует.
   - А ты знаешь, что ей грозит, если поймают?
   - Засекут кнутом, - сказала Аш, - здесь ведь сумасшедший дом. Годфри, все продумано. Я знаю, что делаю, потому что от этого зависит моя жизнь. Она перевернула измятый лист обратной стороной. - Ну, покажи мне, что тут где снаружи Дома.
   Он ничего не сказал, и она снова посмотрела ему в лицо.
   Годфри Максимиллиан тихо признался:
   - Меня впустили, только чтобы позволить тебе последнее покаяние. Я знаю, что тебя приговорили к уничтожению. Но я не знаю, почему. И не знаю, что я могу сделать.
   Она задохнулась, кивнула и провела по глазам тыльной стороной ладони:
   - Было бы время, рассказала бы. Ладно. Показывай же, что находится вне этого здания.
   В его широких умелых руках палочка угля казалась совсем крошечной. Осторожными движениями он изобразил удлиненную расчерченную на квадраты U-образную фигуру.
   - Ты в середине мыса, который выдается в гавань. Здесь и здесь причалы, - он нарисовал крестики по обе стороны U, - и улицы, идущие вверх по холму к Цитадели.
   - Каков масштаб?
   - Около полумили до материковой части. Высота обрыва - три? Или четыре фарлонга? - он как бы спрашивал сам себя. Затем изобразил еще одну фигуру, прямоугольник внутри U, в дальнем его конце. - Это Цитадель, где мы сейчас находимся. Она обнесена стеной.
   - Помню. Они меня привели сюда вот этим путем. - Грязным кончиком пальца она провела линию от крестика на стороне причала до прямоугольника, венчающего U. - Эта Цитадель окружена стеной со всех сторон?
   - И стена, и стража. С этой стороны стены Цитадели поднимаются прямо из воды. Есть городские улицы, идущие назад, на материк и город Карфаген и тут, и здесь, - рисунок теперь имел вид ладони с тремя пальцами, и Аш сообразила, что это гавань и еще два мыса; город, как указал Годфри, весь на одной стороне. - Вот тут - рынок. Отсюда дорога идет на Александрию.
   - Где тут север?
   - Вот, - нацарапал. - Где море. [География визиготского Карфагена, какой она описана в рукописи "Фраксинус", не сильно противоречит известным археологическим фактам. Немного смещены показания компаса, но в археологии такое встречается чаще, чем несовпадение между местом раскопок и хрониками.
   Позади перешейка есть две закрытые гавани: торговая и доки для больших судов. Закрытая Цитадель располагалась на вершине холма внутри самого города. Улицы были ступенчатыми и спускались уступами по склонам.
   Вблизи этого первоначального участка римский Карфаген имел цистерны для хранения воды, акведуки, бани, амфитеатр; существовали и другие приметы цивилизованной жизни.]
   Она вглядывалась в рисунок в свете греческого огня, шипевшего в своей стеклянной клетке над дверью, запоминая, пока все линии не врезались ей в память.
   - Это окно выходит на север, - задумчиво сказала она, - насколько я поняла по положению звезд. Значит, ничто не стоит между мной и морем, так? Я на самом краю. Дерьмо! И недоступно. - Она отбросила листок. - Я говорила с людьми. Вот, по-моему, что нам предстоит. - Она указала на свой небрежно нарисованный пустой квадрат. - Где они вводят тебя в Дом, здесь идет первый этаж по периметру всего двора: тут амир и его семья, его прихлебатели.
   - Смотри ты, какой большой! - заметил Годфри.
   Аш поставила черные точки по углам каждого квадрата.
   - Это четыре лестницы. Они идут вниз, в подземные помещения. Там живут рабы, там кухни, склады. На первом этаже есть конюшни и извозчичий двор, все остальное - ниже. Виоланта рассказала, что в скале выдолблено десять этажей. Я думаю, что я на пятом от верха. На каждой лестнице есть четыре набора залов и выходящих в них комнат, на каждом уровне. И лестницы не связаны друг с другом. - Она закончила, поставив крестик в каждом углу. Это северо-запад, а это я. Леофрик здесь, в северо-восточном наборе комнат.
   Записка, приложенная к рисунку на отдельном листке, вложенном в часть седьмую экземпляра Британской библиотеки книги "Аш: Пропавшая история Бургундии".
   Анна, вот мой приблизительный набросок с самолета: это руины современного Карфагена и предполагаемая география визиготского Карфагена XV века.
   Я включил вероятную визиготскую гавань (которая, как и римская и карфагенская гавани, в настоящее время покрыта илом).
   Участок Цитадели, как я предположил на основании свидетельства "Фраксинус", размещался здесь.
   Пирс.
   Она отбросила уголь и села, опираясь о стену.
   - Дерьмо, я бы не хотела брать это здание силой! Взглянув в сторону и увидев замкнутое выражение лица Годфри Максимиллиана, она спокойно улыбнулась:
   - Да не спятила я. Просто старая профессиональная привычка.
   - Не спятила, - согласился он, - просто ты другая. Аш ничего не ответила. В эту минуту ей было нечего сказать. Сразу заболела грудь, ее стеснял лиф.
   - Все дело в этом? - Годфри снова прикоснулся к стальному ошейнику.
   - В этом? Нет, - Аш подняла голову. - Это мой пропуск отсюда.
   - Не понял.
   - Подарок от господина амира, - Аш обхватила пальцами кольцо, ощущая, как закругленные стальные края врезаются в кожу. Она не знала, как она выглядит в глазах Годфри, на нее напала ее обычная беспечная возбужденность, чувство балансирования на краю. - Если бы не это, я была бы пленницей, гостьей, чем угодно - заметной персоной. С этим же... Альдерик привел тебя сюда вниз...
   - Альдерик?
   - Солдат. - Аш заговорила быстрее. - Он вел тебя вниз. Ты должен был сам заметить, Годфри. В этом доме полным-полно светловолосых рабов. Если я выберусь из этой комнаты, я стану одной из них. Меня никто не увидит. Никто меня не найдет. Я просто одна из безликих женщин в ошейнике.
   - Ну если это не главное беспокойство, то что тогда? - добивался Годфри. Он быстро качал головой. - Deus vous garde. ["Бог защитит тебя".] Нет. Ничего не говори, если не хочешь.
   - Да нет же, хочу.
   - В этом доме слишком много солдат.
   - Знаю. Чтобы убежать, мне надо выйти из комнаты. Всего на пару минут, нужен шанс. - Она криво улыбнулась. - Я знаю, как мал шанс, Годфри. Я просто не могу не попытаться, вот и все. Я должна вернуться. Я должна выбраться. - Она сдерживала напряжение в голосе; пальцы ее ощупывали тюфяк, неровности пола. - Это очень старое здание...
   Немигающий свет греческого огня освещал каждый уголок крошечной камеры: плитки, уложенные розово-черным геометрическим узором, закругленные края ниши окна, нечеткий истертый барельеф на стенах: гранаты, и пальмы, и люди с головами животных. Кто-то нацарапал имя "АРГЕНТИУС" близко к полу чем-то острым; но, подумала она, никак не резной деревянной ложкой, которую она получала вместе с деревянной чашей и редко приносимой едой.
   Она рассеянно пожаловалась:
   - Даже ножа не дают во время еды.
   - Меня это не удивляет, - сухо заметил Годфри Максимиллиан. - Они знают тебя. Аш расхохоталась.
   - Такая другая, и такая прежняя, - Годфри потрогал отрезанные кончики ее серебряных волос. Потом поднес руку к кресту на груди. - Если бы этот капитан тебя не знал, я бы дал тебе свою одежду и капюшон, и ты бы попробовала выйти отсюда. Известно, что такое удавалось.
   - Но не ценой оставления человека вместо себя, - едко сказала она и удивилась, когда он в свою очередь захохотал. - Что? Что, Годфри?
   - Да ничего, - он откровенно веселился. - Неудивительно, что я при тебе с твоих одиннадцати лет.
   - Меня убьют, - Аш наблюдала, как у него меняется лицо. - В сущности, у меня есть сорок восемь часов. Я не знаю, что у них там делается, пока они выбирают своего нового короля-калифа...
   - Сплошной хаос. В городе настоящий карнавал, - Годфри пожал плечами, - порядок сохраняется только усилиями городской стражи. Насколько я узнал, пока старался купить информацию, амиры разбежались по своим домам, вверх по холму, со своими домочадцами и всеми своими войсками.
   Аш ударила кулаком одной руки по ладони другой:
   - Надо это делать сейчас! Нет ли у тебя возможности вывести меня отсюда законно? Просто на улицу, только на минуту?
   - Ты будешь под стражей.
   - Я теперь не могу сдаться.
   От какой-то промелькнувшей мысли заострились его черты лица, кожа еще больше обтянула череп; но она не могла понять хода его мысли. Он смотрел вниз на свои лопатообразные пальцы. Когда он после минутного молчания заговорил, в голосе его звучал сарказм:
   - Ты никогда не сдаешься, Аш. Ты сидишь тут и рассчитываешь, что у тебя есть еще два дня - но, может, у тебя и двух часов нет; этот визиготский бандит может постучать в твою дверь в любую минуту, даже сегодня. - Он мельком взглянул на туннель в стене, служивший окном. Из-за яркости горящего в камере греческого огня никак было не присмотреться к ночной тьме за окном, на месте окна был только черный квадрат. Напряженным голосом он продолжал: - Аш, ты не знаешь, что ты можешь умереть? Тебя ничто не научило? Ничто не заставляет тебя страдать?
   "Старается достать меня", - подумала Аш, внешне никак не проявляя гнева.
   - Я себя не обманываю. Да, вероятно, я умру, - дрожа от холода, она обернула руки складками шерстяной юбки. Где-то в коридоре за дверью послышались шаги и смолкли, шум заглушала стальная дверь.
   Годфри сказал:
   - Я всего лишь необразованный бродячий проповедник. Ты это знаешь. Я буду молиться нашей Богоматери и всем святым, я сдвину небо и землю, чтобы освободить тебя, ты знаешь. Но я во всем тебя подведу, если не попробую тебе объяснить... если ты не осознаешь, что можешь погибнуть до того, как успеешь привести в порядок свою душу. Когда ты последний раз была на исповеди? До битвы при Оксоне?
   Аш открыла рот и снова закрыла. И наконец, проговорила:
   - Не помню. Правда, не помню. Это имеет значение? Годфри тихонько усмехнулся и провел рукой по лицу.
   - Чего ради я хлопочу? Ты полная язычница, дитя, и мы оба это знаем.
   - Прошу прощения, - сказала Аш с искренним раскаянием. - Прости, что не могу быть для тебя хорошей христианкой.
   - Представители Господа на земле не очень-то добры. - Годфри Максимиллиан склонил голову набок, прислушиваясь, потом снова расслабился. - Ты молода. У тебя нет родных и близких, ни дома, ни имения, ни хозяина, ни хозяйки. Я наблюдал за тобой, дитя; я знаю по крайней мере еще одну причину, кроме похоти, по которой ты вышла замуж за Фернандо дель Гиза. Все человеческие связи твои связаны с деньгами; и с концом контракта они распадаются. Такое свойство никогда не приведет тебя к союзу с нашим Господом. Я молился, чтобы ты нашла время повзрослеть и обдумать все это. В каменных стенах камеры раздалось эхо долгого хриплого мужского крика. Прошло несколько секунд, прежде чем Аш сообразила, что это не рядом кричат, а далеко - внизу, и достаточно долго, так что эхо успело долететь из гавани и перекричать крики чаек.
   - А там карнавал, да?
   - Да, вульгарный карнавал.
   Аш задумчиво вытерла свой уголек несколько раз о листок бумаги, стирая тонкие линии. Она с хрустом измяла листок, поднялась с колен и выбросила его из окна. Угольную палочку спрятала под край тюфяка.
   - Годфри... В каком возрасте у зародыша появляется душа?
   - Некоторые авторитеты говорят - в сорок дней. Другие - что он обретает душу, когда начинает быстро двигаться, и мать чувствует ребенка в утробе. Святая Магдалена, - ровным голосом произнес он, - значит, вот в чем дело?
   - Сюда я прибыла с ребенком. Меня били, и я выкинула. Вчера. - Аш поймала себя на том, что опять быстро взглядывает на черное окно, в котором никогда не видела солнца, в которое никогда не видела подтверждения, что на свете бывает день. - Нет, позавчера.
   Он накрыл ее руку своей. Она опустила глаза.
   - Дети от кровосмешения - грешники? Годфри крепче взял ее за руку:
   - Кровосмешение? О каком кровосмешении можно говорить, если ты зачала от мужа?
   - Нет, я не о Фернандо. Это я. Плод кровосмешения. - Аш смотрела на противоположную стену. Не глядя на Годфри Максимиллиана, она развернула свою руку так, что ее ладонь скользнула в его ладонь, и так они и сидели, прислонившись спинами к стене, их разделяла сверхпрочная холодная ткань тюфяка.
   - У меня ведь есть семья, - сказала она. - Ты их видел, Годфри. Фарис и все эти тутошние рабы. Амир Леофрик выводил их... нас... как скот. Он случает сына с матерью, дочь с отцом, его семья занимается этим с незапамятных времен. Если бы я родила ребенка, он был бы плодом инцеста более ста раз. - Теперь она повернула голову так, чтобы видеть лицо Годфри. - Мой ребенок мог быть уродом. Чудовищем. Я и сама могу оказаться самым настоящим чудовищем. Тут даже не в моем Голосе дело. Не всякое уродство проявляется внешним образом.
   Он старался избежать ее взгляда, веки его дрожали. Она подумала, что никогда раньше не замечала, какие длинные и красивые у него ресницы. Ее руке стало больно, она посмотрела - и увидела, что у него побелели костяшки, так сильно он сжимал ее руку.
   - Как... - Годфри закашлялся. - Откуда ты узнала, что это так? Кто тебе сказал?
   - Амир Леофрик, - объяснила Аш. И ждала, пока Годфри глянет снова ей в лицо. - И еще я спрашивала каменного голема.
   - Ты спрашивала...
   - Амир желал узнать, фальшивка я или нет. И я ему рассказала. Если я и вправду могу слышать Голос, тогда я должна была услышать Голос его военной машины. - Другой рукой Аш стала отдирать пальцы Годфри от своих. В том месте, за которое он ее держал, ее кожа стала бескровно белой.
   - Он вывел, наконец, себе полководца, который слышит эту машину, продолжала Аш, - но сейчас... ему второй не нужен.
   - Iesu Christus Viridianus? Christus Imperator, [Зеленый Христос, Христос Вседержитель.] - проговорил Годфри потрясенно. Он смотрел на свои руки, не видя их. Худой, изголодавшийся: бедный священник, проживающий в какой-то карфагенской квартирке, зависящий от пожертвований таких врачей, как Аннибале Вальзачи, живущий ради получения информации. А бесплатно информации не получишь.