Что-то зашуршало. Что-то пискнуло.
   От тепла жаровни все ее лицо взмокло. Она открыла глаза, неуклюже подняла руки и скинула капюшон. От шерстяного плаща пошел пар. Каменный пол вокруг нее стал влажным. Аш потерла кулаки один о другой, прикусив губу от боли, и постепенно онемение рук прошло, и в них восстановилось кровообращение.
   Дверь хлопнула; топоча ногами, солдаты удалялись по коридору. Она подняла глаза и увидела, что осталась наедине с господином амиром Леофриком и несколькими рабами, кого-то из них она знала по имени.
   Стены комнаты были уставлены железными клетками с крысами. Из-за тонких металлических решеток за ней следили мириады глаз-бусинок.
   - Милорд, - обратилась Аш к Леофрику. - По-моему, нам надо поговорить.
   Неизвестно, чего он ждал от нее, но никак не речи. Он обернулся к ней, более обычного похожий на испуганную сову, его седые белые волосы и борода торчали в тех местах, где он пропускал через них пятерню. На нем была зеленая шерстяная тога длиной до пола, запачканная грязью и пометом его животных.
   - Твое будущее уже определено. Что ты можешь мне сказать?
   При этом скептически произнес слово ты, и это вызвало у нее раздражение. Аш вскочила на ноги, опустила тесные манжеты накидки, и перед ним предстала молодая женщина в европейской одежде, ее короткие волосы скрывала шапочка, тело было закутано в мокрый плащ с капюшом, который она не могла сбросить, иначе рабы сразу бы утащили его.
   Она подошла к скамье, где он стоял возле открытой клетки. Рядом с ним стояла Виоланта, держа кожаное ведро с водой.
   - Чем занимаетесь? - она нарочно задала отвлекающий вопрос, а сама в это время отчаянно обдумывала, что говорить.
   Леофрик опустил глаза на нее:
   - Пытаюсь добиться нужного свойства. Или, пожалуй, не так. Это моя пятая попытка. И она тоже не удалась. Девочка!
   В железном ящике, стоявшем перед амиром, было измельченное сено. Аш задумалась, подняв брови: как много должно это стоить здесь, где ничего не растет!
   В сене шевелились белые существа. Она присмотрелась, всплыли воспоминания детства: она, девчонка лет девяти-десяти, жила в фургоне с Большой Изабель; интендант платил ломоть хлеба за десять дохлых крыс или за выводок крысят. Она наклонилась над ящиком, глядя на их слепые головки крупные, как у щенков, маленькие тельца покрыты тонким белым мехом. Две были чисто-серыми.
   - Через пять дней можно увидеть окраску. Эти, как и прежний приплод, оказались бесполезными, - бросил через плечо господин амир Леофрик. Изо рта у него пахло пряностями. Пальцами с подрезанными ногтями он сгреб весь выводок и бросил в кожаное ведро.
   Они безропотно ушли под черную поверхность воды. Обостренным восприятием она различила быстрые крошечные сильные всплески пятнадцать-двадцать последовательно. Аш встретилась взглядом с Виолантой, держащей кожаное ведро. Глаза девочки были полны слез.
   - Самец номер четыре-шесть-восемь, - старик ничего не заметил и перешел к следующей клетке, - он не даст нужного потомства.
   Он быстро засунул руку в клетку. Аш услышала писк. Леофрик вытащил крысу-самца, держа его поперек туловища. Аш узнала крысу в пятнах темно-коричневых и белых, она пищала, билась, растопырив все лапы, хвост стоял торчком, потом в панике крыса заметалась из стороны в сторону. Леофрик поднял крысу вверх и изо всех сил размахнулся, чтобы ударить головой об острый край скамьи...
   Аш, не сознавая, что делает, кинулась вперед, схватила его за запястье, не дав ему двинуться, пока он не успел вышибить мозги из животного.
   - Не надо, - она поджала губы и покачала головой. - Нет, по-моему, этого не следует делать, папа.
   Сказано это было исключительно для того, чтобы вывести его из себя. И это удалось. Старик уставился на нее, кожа собралась морщинками вокруг его склеротических синих глаз. Он резко вздрогнул, выругался и швырнул крысу прямо на нее, засовывая в рот окровавленный палец.
   - Ну и держи ее у себя, если она тебе нужна!
   Летящий предмет ударился прямо в грудь Аш. Она опустила руки, чтобы поймать его, мгновение удерживала в руках как бы связку вертящихся иголок, выругалась, перехватила крысу за мускулистое тельце и совершенно замерла, когда животное полезло вглубь, под ее объемистый плащ.
   - Какое у тебя возражение? - брюзгливо вопросил Леофрик.
   Аш была совершенно спокойна. В воздухе стояло зловоние крысиного помета. Где-то в складках плаща по ней перемещалось маленькое твердое тельце. Она сообразила: он уселся на сгибе локтя! Но не засунула руку под одежду.
   - Эй, лизун...
   Маленькое теплое тельце зашевелилось. Она чувствовала, как крыса переместилась к промежности. Она не могла не сжаться, почувствовав острые, как бритва, зубки-резцы.
   Но укуса не последовало.
   Дикие животные, как правило, не терпят прикосновения человека. Они впадают в панику, оказавшись в ограниченном пространстве. Аш подумала, что этого зверька кто-то трогал. Часто. Гораздо чаще, чем Леофрик, изображающий эксцентричного разводящего крыс амира...
   Стоя очень неподвижно, Аш перевела взгляд на Виоланту. Маленькая рабыня поставила на пол ведро с мертвым выводком крысят и стояла, прижав кулаки к губам, с мокрым лицом, в смятении и надежде глядя на Аш.
   Приручение - это побочное действие программы селекции, не так ли, ПАПА? Чушь, чепуха! Ничего ты не понимаешь, Леофрик. А я-то знаю, кто ласкает этих животных. И поклясться могу, что из рабов не она одна... или...
   - Согласна, я оставлю его у себя, - Аш обернулась к Леофрику. - Мне кажется, этого вы не поняли.
   - Чего я не понял?
   - Что я не крыса.
   - Что ты сказала?
   Аш старалась не шелохнуться. Маленькое теплое твердое тельце под плащом потянулось и уселось ей на предплечье. "Прямо на моем теле - под рукавом!" - подумала она, чувствуя, как животное пробирается шаг за шагом к плечу, подбирается к шее. На мгновение у нее внутри все вздрогнуло, когда к ее телу прикоснулась покрытая шерстью змееподобная головка и голый чешуйчатый хвост, потом она осознала, что ощущаемая ею теплая шерсть ничем не отличается от шерсти собачьего щенка, и у нее быстро забилось сердце.
   Аш взглянула прямо в лицо Леофрика и заговорила, выбирая слова:
   - Я не крыса, господин мой папочка. Меня вы не можете размножить. И я также не какая-нибудь ваша беззащитная рабыня. У меня за плечами целая жизнь. Я прожила восемнадцать, а может, и двадцать лет. У меня есть привязанности и ответственность за людей, многие от меня зависят.
   - И что из этого? - Леофрик поднял руку, и подошел раб, неся чашу, полотенце и мыло. Леофрик заговорил, как бы не замечая человека, совершающего его омовение.
   "Мне это делали пажи, - вдруг подумала Аш. - Но не так! Это совсем другое!".
   - Все это обретаешь, пока проживаешь свою жизнь, - добавила она.
   - Что ты хочешь мне сказать?
   - Если я и родом отсюда, все равно я не ваша собственность. Допустим, я родилась от одного из ваших рабов, ну и что? Я не ваша. Вы несете ответственность за то, чтобы отпустить меня, - сказала Аш. И тут у нее изменилось выражение лица. Она сказала совсем другим голосом: - Ой, он меня лижет!
   Маленький горячий язычок продолжал скрести, как теркой, ее предплечье, с внутренней стороны локтя. Аш вздрогнула. Она с восторгом подняла голову и смотрела в лицо Леофрика. Леофрик рассматривал ее, сложив руки на животе, и она сказала ему:
   - Поговорим. Заключим сделку. Так поступают разумные люди, милорд папа. Видите ли, вы, может быть, жестоки, но вы не сумасшедший. Сумасшедший мог бы проводить этот эксперимент, но он не сумеет одновременно вести дом, заниматься придворной политикой и готовить вторжения... то есть, крестовые походы, - поправила она себя.
   Леофрик поднял руки, раб застегнул на нем пояс и собрал складками его длинную мантию.
   - И что? - негромко подсказал Леофрик.
   - Вы не должны отказываться от возможности заполучить пять сотен солдат, - спокойно продолжала Аш. - Если у меня больше нет моего отряда, дайте мне ваш. Вы знаете, что умеет делать Фарис. Ну - так я лучше! Дайте мне Альдерика и ваших людей, и я вам гарантирую, что Дом Леофрика не проиграет этих выборов. Позвольте мне послать вестников и вызвать моих капитанов, моих пушкарей и инженеров - и в Европе все пойдет по-вашему. Это я вам обеспечу. Что для меня значит Бургундия? В итоге все сводится к вооруженной силе.
   Она улыбалась, водя рукой возле локтя, боясь дотронуться до крысы через мокрую шерсть плаща.
   - Теперь, когда калиф Теодорих умер, обстоятельства изменились, продолжала она. - Я знаю, как это бывает, я много раз была свидетелем, когда наследники принимают пост умершего господина, и всегда возникают сомнения в порядке наследования. Подумайте, милорд отец. Сейчас - не то, что было три дня назад, сейчас - это сейчас. Я не крыса. Я не рабыня. Я опытный военный командир, и у меня большой опыт. - Аш пожала плечами. Секундная работа секиры, и все мозги вылетят из меня и распластаются по чьему-то нагруднику. Но пока этого еще не произошло, я знаю так много, что я нужна вам, милорд отец. По крайней мере, пока вас не избрали королем-калифом.
   Морщинистое в складках лицо Леофрика потеряло свое обычное неопределенное выражение. Он чесал пальцами свою незаплетенную бороду. Глаза его сверкнули, и взгляд сконцентрировался на Аш. Она подумала: "Вроде, разбудила его, достала".
   - Не верится, что я могу доверить тебе командование моими войсками и остаться в безопасности.
   - А подумайте сами, - она увидела, что до него вдруг дошло, что она не молит, не просит. - Выбор за вами. Никто из моих прежних нанимателей не знал, не вздумаю ли я перейти на другую сторону и сбежать. Я не упряма и не глупа. Если благодаря вам я останусь в живых и смогу узнать, что стало с моими ребятами под Оксоном, тогда я буду воевать за вас, и вы можете доверить мне отправиться туда и умереть за вас. Или не умереть, - добавила она, - что предпочтительнее.
   Она нарочно отвернулась, увидев по его лицу, что он впал в глубокую задумчивость.
   - Виоланта, у меня крыса под сорочкой.
   Следующие несколько минут она в смущении не смотрела на Леофрика, распустила свои шнурки, девочка запустила свои холодные руки в лиф ее платья, и тонкие, как иголки, коготочки крысы процарапали красные следы на ее плече, когда упирающееся пушистое тельце извлекали наружу. С острой покрытой шерстью мордочки на нее уставились два красных глаза. Крыса пискнула.
   - Присматривай за ним вместо меня, - попросила Аш, и Виоланта ласково прижала зверька к своему худенькому тельцу. - Ну, милорд отец?
   - Я, как ты сказала бы, жестокий человек, - визиготский дворянин говорил, не пытаясь оправдаться. - Жестокость - очень эффективный способ получить то, чего тебе надо, и от мира, и от других людей. Ты бы, например, страдала, если бы я приказал умертвить этого паразита, и эту девочку, или священника, который тебя посещал.
   - А ты что думаешь, другие лорды, которые нанимают наемников, не пытались это сделать?
   - И что тогда делала ты? - заинтересовался Леофрик.
   - Вообще-то у меня есть отряд - две-три сотни человек, обученных пользоваться мечами, луками и топорами. И это многих приводит в чувство. Аш встряхнула рукавами. После метели она наконец-то отогрелась в этой прохладной комнате, пропитанной звериным запахом. - Всегда находится кто-то сильнее тебя. Это - первое, чему обучаешься. По зрелом размышлении они понимают, что ты скорее полезна для них, чем наоборот, но это не всегда срабатывает; вот не получилось с моим прежним отрядом, Золотым Грифоном. Они сделали ошибку - сдали гарнизон; местный лорд утопил половину из них там в озере, а остальных повесил на своих собственных деревьях - грецких орехах. Рано или поздно каждому приходит свой срок. - Она намеренно встретилась глазами с Леофриком и грубо сказала: - В итоге все мы умираем и истлеваем. Важно только то, что мы делаем сейчас.
   Ей показалось, что он принял к сведению ее слова, но никогда нельзя быть уверенной. Он отвернулся в сторону и позволил рабам надеть на него новую тогу, пояс, кошелек и мясной нож, и бархатную шапку, отороченную мехом. Она рассматривала его спину и видела, что она уже согнулась от старости.
   Самый обычный господин, не более, чем другие...
   Но и не менее, чем другие, конечно. В любую минуту может приказать убить меня.
   - Интересно, - заскрипел голос Леофрика, - вела бы себя моя дочь так же хорошо, окажись она в плену, причем в самом центре вражеской цитадели?
   Аш улыбнулась:
   - Если бы я оказалась не таким плохим военным командиром, у вас бы не было возможности сравнивать нас.
   Он обернулся, продолжая оценивающе рассматривать ее. Аш подумала: "Ведь ему ничего не стоит причинять боль людям. Он настолько амбициозен, что пытается взять власть в свои руки, и между нами одна разница - у него есть деньги и люди, а у меня нет.
   ...И, кроме того, у него сорок с лишним лет опыта, которых у меня нет. С таким человеком не следует воевать. С ним стоит заключить соглашение".
   - Один из моих арифов, Альдерик, считает тебя солдатом.
   - Я и есть солдат.
   - Но ты не просто солдат, а кое-что побольше, как и моя дочь.
   В комнату вошел пожилой раб в тоге, неся в руках свитки рукописей. Господин амир перевел взгляд на него, тот быстро поклонился и тут же что-то зашептал на ухо Леофрику напряженным шепотом. Аш поняла, что это сообщения, требующие от Леофрика согласия, подтверждения или временного отказа. И сразу представила себе, как шестью этажами выше гудит каменный мир Цитадели и многие ищут союзников в борьбе за власть.
   - Обещаю обдумать твои слова, - прервал ее мысли голос Леофрика.
   - О, милорд отец, - признательно отозвалась Аш. Лучше, чем я рассчитывала.
   Крысы шуршали и бегали в своих клетках, обрамляющих стены комнаты. Влажный подол платья волочился за ней по пятам, до дрожи болели ссадины от оков на щиколотках и от стального ошейника.
   Он не изменил своего намерения. Может, он и думает изменить его, но это когда еще. Что еще можно добавить как решающий фактор?
   - Я могу не только это, - сказала она. - Может, вам пригодится командир - тут, в Карфагене, - который может обратиться к каменному голему за советом по тактике?
   - К которому в какой-то момент он обратится в случае мятежа своего отряда? - насмешливо парировал господин амир, уже готовый идти за рабом к выходу. - Ты ведь не непогрешима, дочь. Дай мне подумать.
   Аш замерла, не дослушав его последних слов.
   В случае мятежа...
   "Последний раз в Дижоне я говорила с каменным го ie-мом во время мятежа, когда они чуть не убили Флориана."
   Она наклонила голову, пока господин амир Леофрик не вышел из комнаты, чтобы он не увидел выражения ее лица.
   Кровь Христова, а ведь я была права! Он может узнавать от каменного голема, какие ему задавали вопросы - Фарис или я. Он может точно узнать, какие у меня были тактические задачи.
   Или будут. Если я еще могу пользоваться Голосом. Если на мои вопросы ответом не будет молчание, как сегодня в пирамидах...
   Она погрузилась в размышления, даже не замечая, что войско солдат эскортирует ее назад, в ее камеру. Со щиколоток сняли оковы, но ошейник оставили. Она сидела в дневной тьме, одна, в пустой комнате, где был только тюфяк и ночной горшок, зажав голову руками, напрягая мысль в поисках идеи, чего угодно.
   Нет. Все, о чем я его спрошу, станет известно Леофрику. Выходит, я сама буду рассказывать ему о своих намерениях!
   С улицы донесся гулкий металлический звук - объявление о заходе солнца.
   Аш подняла голову. Падающий снег усыпал подоконник каменной амбразуры окна, но вглубь не долетал. Она была укутана в плащ и платье. От голода у нее все кишки съежились. Единственный источник света, расположенный недостижимо высоко, освещал барельефы на стенах, истертую мозаику пола и черную плоскость железной двери.
   Она засунула пальцы под ошейник, стараясь отодвинуть металл от натертых мест на шее.
   За дверью что-то поскреблось.
   Через щель между дверной петлей и косяком, где большие стальные задвижки входили в стену, ясно донесся детский голосок.
   - Аш? Аш!
   - Виоланта?
   - Уже все, - прошептал голос. И более настойчиво: - Аш, все уже закончилось!
   Аш, встав коленями на юбку, подползла к двери:
   - Что все? Что закончилось?
   - Калиф. Уже у нас есть калиф.
   Дерьмо! Выборы закончились скорее, чем я ждала.
   - Кто? - Аш думала, что имя будет незнакомым. Из разговоров с Леовигильдом и другими рабами она была в курсе оскорбительных слухов о привычках господ амиров двора короля-калифа, мимолетно знакома с некоторыми политическими карьерами, знала о таких сексуальных связях, которых свидетелями были рабы, и слышала довольно много сплетен о смертях от естественных причин. Если бы у нее было еще часов сорок восемь уговорить солдат поболтать, у нее были бы лучшие основания судить о военной мощи страны. Часто упоминали имя Леофрика, получение им трона было вполне возможно, но сомнительно.
   В случае выигрыша у него будет слишком много новых обязанностей и некогда подумать о... вивисекции. Если же он проиграет...
   Мне требовалось еще хотя бы сорок восемь часов! Я слишком мало знаю!
   - Кто? - снова спросила она.
   Голосок Виоланты через тонкую, как лезвие ножа, щель проговорил:
   - Гелимер. Аш, теперь стал калифом амир Гелимер.
   4
   Перед ее камерой, в комнате для стражи, ярко вспыхнул свет - загорелся второй ряд светильников с греческим огнем. Наступил еще один черный день.
   Свет просачивался сквозь каменную решетку над дверью. Аш сидела и смотрела на амбразуру окна и на не излучающее света небо.
   - Фарис, - мужской голос заглушил протестующий визг стальных засовов, задвигаемых в стенные пазы.
   - Леовигильд?
   В камеру вошел безбородый раб с узлом в руках, за дверью остались два вооруженных стражника.
   - Вот!
   Он свалил узел на тюфяк, узел рассыпался на отдельные предметы одежды. Аш опустилась на колени и быстро перебрала все вещи.
   Там была льняная рубашка из тонкой ткани. Рейтузы, еще пришнурованные к камзолу; цвета в темноте не разобрать. Короткий плащ из толстой шерсти с рукавами, застежкой сверху донизу на серебряные пуговицы. Пояс, кошелек пустой, как с огорчением определила она на ощупь, - а вот обуви никакой, только пара подметок с длинными кожаными ремешками. Аш ошарашенно подняла глаза.
   - Я покажу, носи, - Леовигильд огорченно качал головой. В отраженном свете ей было видно, как смягчились черты его лица. - Виоланта говорит, не придет. - Гибкий молодой человек быстрым жестом сложил ладони лодочкой и как будто крепко прижал что-то к щеке. - Носи, Фарис.
   Аш, стоя коленями на тюфяке, смотрела на него снизу вверх. В руках у нее была шляпа дуэньи на подкладке, с висящим хвостом.
   Горн с гидроприводом уже шесть раз оповестил город о времени, и только тогда снова открылась дверь ее камеры.
   Голод грыз ее и, наконец, утих. Она знала, что приступы голода еще вернутся, причем будут сильнее. Уголком губ она безотчетно улыбнулась; ощущение было узнаваемое. Не впервые она сталкивалась с голодом.
   Значит, они считают, что ее еще стоит поуговаривать.
   Из гавани, расположенной под окном ее камеры, доносились звуки, эхом отражающиеся от каменных стен и бойниц: громкое пение, пронзительный визг флейт, непрерывные крики и один раз - быстрый звон клинков. Она не могла проползти по туннелю окна достаточно далеко и выглянуть из окна вниз, но, прижавшись к железным прутьям, глядя в темноту, ухитрилась увидеть шутихи над соседней, восточной гаванью и крошечные силуэты фигурок в неистовой пляске по случаю празднества. К запаху моря примешивался запах древесного дыма.
   Рейтузы оказались тесноваты, камзол великоват, но все искупало забытое ощущение тонкой льняной рубашки на теле. Она непроизвольно насвистывала, зашнуровывая синими от холода пальцами странную обувь, принесенную Леовигильдом, - до высоты голени, поверх рейтуз.
   Только меча не хватает.
   Она повязала завязки плаща вокруг шеи, накинула шерстяной капюшон и запихнула его по возможности поглубже под стальной ошейник вокруг всей шеи. Ну и пусть все увидят это свидетельство ее рабского статуса, зато ошейник не станет так натирать шею. Потом откинула капюшон назад и нацепила шляпу. Постепенно она согревалась, несмотря на то что ветер с воем врывался в окно и наносил мокрый снег на гранитный край окна.
   - Назир, - приветствовала она вошедшего Тиудиберта. Его лицо выражало неодобрение и одновременно страх получить выговор за вопрос начальству о причине ее нового обличья, и при виде этого она чуть не засмеялась, но воздержалась - она еще не забыла его недавнего нападения.
   - Вперед! - он указал ей большим пальцем на дверь. Мне надо узнать, кто прислал эти одежды. Если Леофрик в качестве дара - это может означать одно. А если Виоланта или Леовигильд их украли - совсем другое. Если я спрошу, и это окажется воровством, их ждет смерть. Лучше помолчать.
   Значит, промолчу. Просто это еще одна загадка для меня. Обойдусь без ответа.
   Один из людей Тиудиберта что-то сказал ему, указывая на ее щиколотки. "Предлагает снова заковать, - догадалась Аш. - И руки, что ли?"
   Назир что-то рявкнул в ответ и ударил спросившего.
   "Приказ не заковывать? Или просто не было приказа?"
   От напряжения у нее свело живот, как бывало по утрам на поле боя перед сражением. Аш сдвинула вперед тяжелый шерстяной плащ, укутывая им плечи, спрятала под ним голые руки и улыбнулась Гейзериху и Барбасу, выходя из камеры.
   Спиральная лестница дома Леофрика была забита свободнорожденными в их лучших нарядах. Отряд Тиудиберта без излишнего шума вел ее через толпу; они поднялись по лестнице и вышли в большой двор, усыпанный мокрым снегом, по которому рабы с непокрытыми головами скользили взад и вперед, разнося выпивку, знамена, лютни, жареную рыбу, шутихи и нагрудные патронташи шутовских колокольчиков. Аш прикусила губу, ее заносило на мокром снегу, усыпавшему выложенные в шахматном порядке плиты двора. С обеих сторон солдаты плотно отгородили ее от толпы и торопливо подгоняли к выходу из длинного арочного туннеля на темную улицу или переулок.
   По этой дороге меня привели в дом Леофрика. Четыре дня назад? Неужели всего четыре?
   Гейзерих остановился перед ней как вкопанный. Она наткнулась на его спину и недовольно буркнула. Поверх доспехов на нем была длинная верхняя одежда свободного покроя, цвета Дома Леофрика и изображение зазубренного колеса, контрастно черного на белом фоне. Вполне можно дотянуться до эфеса его меча. И как только Аш сообразила это, назир отдал приказ, ее схватили за руки и обмотали запястья короткой веревкой.
   Гейзерих шагнул вперед.
   В свете высоко поднятых факелов впереди были видны только спины других солдат.
   Вместе с толпой они очень медленно продвигались вперед по узким голым улицам Цитадели.
   Аш спотыкалась о разбросанный по земле мусор: сгоревшие факелы, чей-то башмак, ленты, брошенное деревянное блюдо. Связанные руки мешали ей сохранять равновесие, и она смотрела под ноги, стараясь в зыбком желтом свете видеть, куда ступает. Вдали дважды пробили городские часы, она иногда шла, но чаще стояла неподвижно, зажатая телами солдат из отделения Тиудиберта.
   Никто из молодых людей не дотрагивался до нее.
   Поскольку она шла, глядя под ноги, то место назначения увидела, только когда они подошли близко. Мелкая холодная снежная крупа - не совсем снег падала с черного неба на обращенные вверх лица. Здесь, в свете множества факелов, которые держали рабы, стоявшие с непокрытыми головами на низкой стенке по периметру открытой площади, ей было все видно на расстоянии полета стрелы.
   В желтом свете виднелись головы плотно стоящей толпы и стены здания поодаль, очевидно, это был центр Цитадели. Позолоченные высокие изогнутые стены здания переходили наверху в большой купол. Перед зданием стоял еще более плотный кордон воинов в одежде личных цветов калифа: в сущности, ей было видно только пустое пространство между толпой и кордоном.
   Справа в толпе произошло движение. Все головы повернулись в ту сторону. Назир что-то пробормотал без восторга.
   - Не сюда, назир! - резко произнес низкий голос. Аш увидела арифа Альдерика, он пробирался к ним, расталкивая толпу людей в гражданском. Через задний вход.
   Отряд выстроился вокруг Альдерика. Аш обратила внимание, что бородатый визиготский солдат весь взмок от пота, несмотря на холод. Сейчас она не могла бы проглотить ни кусочка, но желудок ее сжался, как у лошади при коликах.
   - Я слышал, что вы, может, станете нашим капитаном, - пробормотал ариф Альдерик, напряженно всматриваясь вперед.
   "Нельзя сохранить ничего в тайне в доме, полном рабов. Или солдат, подумала Аш. - Правда ли это или только слух? Ради Господа, пусть это окажется правдой!"
   - Это моя работа. Сражаться за того, кто мне платит
   - Значит, предадите прежнего нанимателя.
   - Я предпочитаю называть это передислокацией лояльности.
   Солдаты Альдерика протолкались через толпу и обогнули стену массивного здания, там народу было отнюдь не меньше. Оказавшись ближе к стенам, Аш увидела, что они испещрены арками; сквозь эти арки наружу падал свет и доносилось пение хора мальчиков: очевидно, празднества по поводу инаугурации еще не завершены, хотя начались уже восемь часов назад. Над ней в вышине сверкал купол. Плитки, покрывавшие его изогнутый свод, казались позолоченными, и Аш заморгала: ее ослепил блеск отражавшегося от позолоты света факелов и зримое воплощение огромного богатства.