Страница:
такие легенды являются более или менее испорченными и апокрифическими
версиями того единственного, достоверного и подлинного рассказа о великой
катастрофе, который изложен в книге Бытие. В настоящее время такой взгляд
должен быть отвергнут. Конечно, следует учесть все многочисленные искажения
и разнообразные видоизменения, которые неизбежно должно было претерпеть на
протяжении бесчисленных веков устное предание, переходя от поколения к
поколению и из одной страны в другую. Но все же в этих различных, зачастую
столь причудливых, ребяческих и забавных сказаниях о великом потопе трудно
усмотреть человеческие копии одного общего божественного оригинала. В
особенности это является невозможным в настоящее время, когда новейшими
исследованиями доказано, что библейский, так называемый божественный,
оригинал на самом деле вовсе не оригинал, а сравнительно поздняя копия
гораздо более древней вавилонской или, правильнее, шумерской легенды. Ни
один христианский апологет не станет, конечно, рассматривать вавилонское
предание с его ярко выраженной политической окраской как результат
божественного откровения. Но если теория божественного вдохновения
неприменима к оригиналу, то каким образом она может объяснить происхождение
копии?
Отвергая поэтому теорию божественного откровения или внушения, как
несовместимую с установленными фактами, мы должны рассмотреть, не является
ли вавилонская (или шумерская) легенда, несомненно самая древняя из легенд о
потопе, единственной, от которой произошли все остальные. На этот вопрос
едва ли можно дать положительный ответ, так как вообще в подобных случаях
доказательства невозможны, тот или иной взгляд вырабатывается лишь в
результате рассмотрения множества гипотез, которые различными людьми
неодинаково расцениваются. Можно, разумеется, разложить все предания на их
составные элементы, классифицировать эти последние, подсчитать в каждой
легенде число элементов, общих с другими версиями, и по их количеству судить
о том, в какой мере данная легенда является производной или оригинальной.
Такую работу фактически проделал один из моих предшественников в данной
области исследования, но я не собираюсь следовать его примеру: читатели с
математическим или статистическим складом ума могут либо обратиться к его
труду, либо сами произвести необходимые вычисления на основании данных,
приведенных мною на предыдущих страницах. Со своей стороны, я ограничусь
изложением общего вывода, к которому я пришел, предоставляя читателю принять
его целиком, отвергнуть или внести те или иные коррективы, пользуясь
собранным мной материалом. Итак, оставляя в стороне еврейскую легенду,
которая, несомненно, произошла от вавилонской, а также те новейшие версии,
которые носят явные следы позднейшего миссионерского или вообще
христианского влияния, я полагаю, что у нас нет никаких твердых оснований
выводить какую бы то ни было легенду о потопе от вавилонского оригинала.
Правда, некоторые авторитетные ученые утверждали, что и древнегреческая и
древнеиндийская легенды произошли от вавилонской. Может быть, они и правы,
но я все же думаю, что имеющиеся во всех этих трех легендах черты сходства
еще недостаточны для оправдания гипотезы об их тождественном происхождении.
Не подлежит сомнению, что в последние века до новой эры греки ознакомились
как с вавилонской, так и с еврейской версиями легенды о потопе, но их
собственные предания этого рода восходят к гораздо более раннему времени,
чем эпоха завоеваний Александра Македонского, которая впервые открыла
западным ученым сокровищницу знаний Востока. Эти же наиболее древние образцы
греческих преданий не носят никаких признаков заимствования из азиатских
источников. Например, в легенде о Девкалионе, наиболее близкой к
вавилонской, только сам Девкалион с женой спаслись от потопа, а когда потоп
прекратился, они оба были вынуждены вновь сотворить человечество чудесным
образом из камней, причем решительно ничего не говорится о возрождении
животного мира, который, надо думать, также погиб от наводнения. Совершенно
иначе обстоит дело в вавилонской и еврейской легендах, где авторы не
преминули позаботиться о естественном продолжении рода после потопа не
только в отношении людей, но и животных и указывают на принятие в ковчег
достаточного числа пассажиров из среды тех и других.
Подобным образом сравнение древнеиндийской версии с вавилонской
обнаруживает некоторые глубокие противоречия между ними. Чудесная рыба,
играющая столь выдающуюся роль во всех древнеиндийских версиях, не имеет
никакой очевидной аналогии с вавилонской. Некоторые ученые делают остроумную
догадку, что воплощенное в образе рыбы божество, предупреждающее Ману о
предстоящем потопе в индийской легенде, есть дубликат Эа - бога, который
делает такое же сообщение Утнапиштиму в вавилонской легенде, и что Эа был,
несомненно, морским божеством, которое, согласно представлениям вавилонян,
изображалось в виде получеловека, полурыбы. Если бы удалось доказать
существование подобной аналогии, то этим, конечно, было бы создано связующее
звено между обеими легендами. С другой стороны, в древнейшей индийской
версии сказания о потопе, содержащейся в Satapatha Brahmana, Ману является
единственным лицом, спасшимся от великого потопа, так что после катастрофы
понадобилось создать чудесным образом женщину из жертвоприношения Ману
(масла, кислого молока, сыворотки и творога), для того чтобы он мог
воссоздать человеческий род. Только в позднейших версиях этого сказания Ману
берет с собой в ковчег много животных и растений, но даже и здесь ни одним
словом не упоминается о том, что мудрец спас свою жену и детей, тогда как
его окружает в ковчеге толпа друзей, тоже мудрецов, которых он спас от
гибели. Такое упущение свидетельствует не только о недостатке семейных
привязанностей у Ману, но и о крайнем его легкомыслии, в противоположность
предусмотрительному герою вавилонской легенды, который при столь же
печальных обстоятельствах мог по крайней мере утешаться тем, что, плывя по
бурным волнам, находится в кругу родной семьи, и знал, что по прекращении
потопа они все вместе смогут естественным путем обеспечить продолжение
человеческого рода. Не сказывается ли в этом любопытном расхождении обеих
легенд контраст между трезвым благоразумием семитического ума и мечтательным
аскетизмом индийского?
Итак, вообще говоря, мы имеем мало данных для доказательства того, что
индийская и греческая легенды о потопе произошли от вавилонской. Если мы
вспомним, что вавилоняне, насколько нам известно, не смогли распространить
свое предание среди египтян, с которыми они в течение ряда веков находились
в непосредственных сношениях, то надо ли удивляться тому, что предание это
не проникло в более далекие страны - Грецию и Индию, с которыми до появления
Александра Македонского вавилоняне мало сталкивались? В более позднюю эпоху
через посредство христианской литературы вавилонское сказание обошло весь
мир и встретило отголосок в легендах различных народов: под пальмами
коралловых островов, в индейских вигвамах и среди снегов полярных стран;
но само по себе, помимо христианского либо мусульманского влияния, оно
едва переступило границы своей собственной родины и смежных с ней
семитических стран.
Если мы обратимся к другим рассмотренным нами легендам о потопе и
станем здесь искать следы происхождения их от общего источника и, стало
быть, распространения из одного и того же центра, то нас должны немало
поразить очевидные признаки подобного родства в серии алгонкинских преданий
Северной Америки. Многочисленные легенды, записанные среди различных
индейских племен этой широко распространенной ветви, обнаруживают столь
близкое сходство, что их нельзя рассматривать иначе как различные варианты
одного и того же предания. Возникает только вопрос, как нужно отнестись в
первоначальной легенде к эпизоду с разными животными, ныряющими в воду,
чтобы достать землю: надо ли признать его туземным, или же он отражает
рассказ о выпущенных поем птицах в библейской легенде, занесенной белыми к
индейцам? Этот вопрос остается открытым.
Далее мы видим, что, по мнению Гумбольдта, могут быть прослежены общие
черты в легендах о потопе у индейцев, живущих по берегам реки Ориноко; по
мнению Вильяма Эллиса, такое же сходство свойственно полинезийским легендам.
Надо полагать, что и здесь и там предания распространялись из местных
центров, то есть, другими словами, представляют вариации одного общего
оригинала.
Тем не менее, допуская, что в ряде случаев имело место распространение
легенды из общего центра к периферии, следует признать, что есть легенды о
потопе вполне самобытные по своему происхождению.
Происхождение сказаний о великом потопе.
Мы еще не получили ответа на вопрос о причине возникновения преданий о
потопе. Каким образом у людей повсюду сложилась уверенность в том, что
некогда, в то или иное время, земля, или по крайней мере вся обитаемая ее
часть, была затоплена великим наводнением, от которого погиб почти весь
человеческий род? На этот вопрос раньше отвечали, что подобная катастрофа в
действительности имела место, что подробное и подлинное описание ее
содержится в книге Бытие и что множество столь распространенных среди людей
легенд о великом потопе представляет собой не что иное, как более или менее
несовершенное, смутное и искажающее факты воспоминание о том страшном
катаклизме. В доказательство такого мнения принято было ссылаться на морские
раковины и ископаемые, которые будто бы были отложены в пустынях и на горных
вершинах отступающими водами Ноева потопа. Еще Тертуллиан ссылался на
морские раковины, встречающиеся в горах, в подтверждение того, что земля
будто бы была когда-то залита водой, хотя он и не связывал этот факт именно
с библейским потопом. Во время строительных работ в 1517 г. в городе Вероне
было найдено множество странных окаменелостей; это послужило поводом к
различным догадкам, в которых далеко не последнее место отводилось, конечно,
Ною и его ковчегу. Тертуллиан Квинт Септимин Флоренс (около 160 - после 220)
- один из ранних христианских апологетов. Нашелся, однако, человек,
выступивший с критикой подобных мнений: итальянский натурфилософ Фракасторо
нашел в себе достаточно смелости, чтобы указать на несообразности популярной
гипотезы. Фракасторо Джироламо (1478-1553) - итальянский ученый, врач,
астроном и поэт. "То наводнение, - говорил он, - было слишком
кратковременным, и главной причиной его был разлив рек. Если бы оно унесло
раковины на далекое расстояние, то они остались бы на поверхности земли, а
не оказались бы зарытыми в горах на большой глубине". Здравые рассуждения
итальянца положили бы навсегда конец этому спору, если бы не выступили на
сцену человеческие страсти. К концу XVII в. проблемы геологии усердно
дебатировались целой армией богословов Италии, Германии, Франции и Англии
которые только запутали вопрос и внесли в умы еще большую сумятицу. "С этих
пор люди, не соглашавшиеся с тем положением, что все морские органические
остатки свидетельствуют о библейском потопе, навлекали не себя подозрение в
отрицании всего священного писания в целом. Со времени Фракасторо едва ли
был сделан хотя бы один шаг вперед в смысле разработки здравых теорий, так
как более ста лет было потеряно на опровержение теории, рассматривающей
ископаемые остатки организмов как некую "игру природы", а после того прошло
еще полтораста лет, прежде чем рухнула гипотеза о том, что все ископаемые
организмы были погребены в твердых пластах в результате Ноева потопа.
Никогда еще ни в какой научной дисциплине теоретическая ошибка так не
противоречила точным наблюдениям и систематической классификации фактов.
Быстрый прогресс геологии в новейшее время оказался возможным главным
образом благодаря тщательному определению последовательности залегания
минеральных масс путем изучения содержащихся в них различных органических
остатков и регулярности их наслоения. Старая теория потопа (дилювиализм) (от
лат. diluvium - "потоп") привела ее приверженцев к смешению всех без
различия пластов и относила все явления к одной и той же причине и к одному
и тому же короткому периоду времени, а не к совокупности различных причин,
действовавших на протяжении длинного ряда эпох. Они видели явления такими,
какими хотели их видеть, в одних случаях искажая факты, в других случаях
выводя ложные заключения из правильных данных. Короче говоря, история
геологии с конца XVII в. до конца XVIII в. есть история неустанной и
ожесточенной борьбы новейшей мысли против учений, санкционированных слепой
верой многих поколений, опиравшихся на авторитет священного писания".
Заблуждение, заклейменное Ч. Лайелем в таких выражениях, умирало
медленно. Лайель Чарлз (1797-1875) - знаменитый английский геолог; в
1830-1833 гг.
выпустил в свет свой капитальный труд "Основные начала геологии или
новейшие изменения Земли и ее обитателей", давший науке новое направление.
Еще менее ста лет тому назад В. Буклэнд, назначенный профессором геологии в
Оксфорде, в своей вступительной речи уверял своих слушателей, что "великий
факт всемирного потопа в не столь отдаленную от нас эпоху доказан такими
вескими и неопровержимыми аргументами, что если бы мы даже ничего не знали о
нем из священного писания или другого источника, то сама геология вынуждена
была бы призвать на помощь подобную катастрофу для объяснения дилювиальных
явлений". Уже в наше время другой выдающийся геолог писал следующее: "Я уже
давно пришел к заключению, что для того, чтобы понять рассказ, содержащийся
в 7-й и 8-й главах книги Бытие, необходимо предположить, что он взят автором
этой книги из какого-нибудь современного ему дневника или записок очевидца.
Даты подъема и спада воды, упоминание об измерениях глубины воды над горными
вершинами при достижении ею максимального уровня и некоторые другие детали,
а также вообще весь тон рассказа, на мой взгляд, вызывают именно такое
предположение; такое предположение в то же время устраняет все трудности
толкования, которые приходится постоянно ощущать". Но если библейское
предание о потопе есть записки современника-очевидца, то как в таком случае
объяснить содержащиеся в нем разительные противоречия по вопросу о
продолжительности потопа и числе принятых в ковчег животных. Такой взгляд не
только не разрешает всех этих противоречий рассказа, но, напротив, делает их
совершенно необъяснимыми вне предположения - обидного и незаслуженного - о
лживости рассказчика или об отсутствии у него всякого здравого смысла.
Мы не будем долго останавливаться на другом объяснении преданий о
потопе, которое в последние годы пользовалось немалым успехом в Германии. По
этой теории, предание о потопе в действительности не имеет никакого
отношения ни к воде, ни к ковчегу, а представляет собою миф, в котором
выступает солнце, луна, звезды либо все вместе; ученые, сделавшие это
удивительное открытие, согласны между собою лишь постольку, поскольку все
они отвергают общепринятое "земное" толкование; но они совершенно расходятся
друг с другом по всем отдельным пунктам своей "небесной" теории. Одни
утверждают, что ковчег - это солнце; другие говорят, что он есть луна, что
смола, которой он был обмазан, - символическое обозначение лунного затмения,
а под тремя ярусами ковчега нужно подразумевать фазы луны. В новейшее время
нашелся один приверженец лунной теории, который старается примирить все
противоречия, отправляя всех людей пассажирами на луну, а животных размещая
на звездах. Обсуждать серьезно все эти ученые нелепости - значит оказывать
им слишком много чести. Я привел эти забавные теории с единственной целью
несколько оживить длинный и скучный разбор различных мнений по настоящему
серьезному вопросу.
Но если мы отбросим в сторону подобные досужие фантазии, для нас все же
останется нерешенным вопрос о происхождении дилювиальных преданий. Содержат
ли они в себе правду или вымысел? Имел ли место в действительности потоп,
как об этом упорно говорят легенды, или его вовсе не было?
На этот вопрос мы можем с достаточной уверенностью ответить, что,
поскольку в них говорится о потопе, который залил весь мир, затопил даже
высочайшие горы и погубил почти всех людей и животных, рассказы эти
вымышлены. Ибо, если верить авторитетам новейшей геологии, земля не испытала
ни одного такого катаклизма с тех пор, как на ней живут люди. Совершенно
другой вопрос - существовал ли некогда, как думают некоторые ученые,
сплошной океан, покрывавший всю поверхность нашей планеты задолго до
появления на ней человека. Лейбниц, например, представлял себе землю в ее
первоначальном виде "как раскаленную светящуюся массу, которая с самого
начала ее образования постоянно подвергалась охлаждению. Когда наружная кора
настолько охладилась, что пары стали сгущаться, они опустились и образовался
сплошной океан, покрывший высочайшие горы и окруживший весь земной шар".
Подобная теория образования сплошного первичного океана вследствие
конденсации водяного пара по мере постепенного охлаждения расплавленной
массы нашей планеты вытекает почти неизбежно из известной "небулярной
гипотезы" о происхождении звездного мира, которая первоначально была
выдвинута Кантом, а потом развита Лапласом. Ламарк также "был глубоко
проникнут убеждением, господствовавшим среди старых естествоиспытателей, что
первичный океан покрывал весь земной шар долгое время после того, как
появились живые существа". Но все такие умозрения, даже если допустить, что
они могли прийти в голову первобытному человеку, не следует смешивать с
преданиями о потопе, уничтожившем большинство человеческого рода; эти
предания предполагают существование человека на земле и не могут, стало
быть, относиться к эпохе, предшествующей плейстоценовому периоду.
Но хотя сказания о подобных страшных катаклизмах почти несомненно
являются легендарными, все же вполне возможно и даже вероятно, что многие из
них под мифической оболочкой содержат зерно истины. Возможно, что они
скрывают в себе воспоминания о наводнениях, которые действительно произошли
в отдельных местах, но, передаваемые народной памятью из поколения в
поколение, приняли со временем грандиозные размеры мировых катастроф.
Летописи минувших веков изобилуют описаниями великих потопов,
распространявших ужас повсюду. Было бы, конечно, странно, если бы
воспоминание о таких событиях, пережитых тем или иным поколением, не
сохранялось надолго у его потомков. Чтобы не искать далеко примеров таких
опустошительных наводнений, укажем хотя бы на соседнюю Голландию, которая
подвергалась им неоднократно. В XIII в. "низменности вдоль острова Фли
(Vlie), часто находившиеся под угрозой наводнения, были наконец поглощены
волнами. Немецкое море прорвалось во внутреннее озеро Флево, обратив его в
бурный залив Зюдерзее, причем оказались окруженными водой тысячи
фрисландских деревень со всем их населением. Родственные связи оказались
нарушенными. Из-за этого страшного наводнения страна перестала представлять
собой политическое и географическое целое. Голландцы были отрезаны от
родственного им населения на востоке таким же опасным морем, какое отделяет
их от англо-саксонских братьев в Британии". В начале XVI в. северный шторм
погнал морские волны на низменный берег нидерландской провинции Зеландии
быстрее, чем они могли найти себе выход через Па-де-Кале. Плотины Южного
Бевеланда были прорваны, и море затопило страну. Сотни деревень были
уничтожены, и полоса земли, оторванная от провинции, была погребена под
волнами. Южный Бевеланд превратился в остров, и пролив, отделяющий его от
материка, получил с тех пор название "потонувшей земли".
В этих, как и в других, случаях наводнения, размывшие значительные
пространства Голландии, были вызваны не проливными дождями, а повышением
уровня морской воды. Следует принять во внимание, что и во многих преданиях
потоп также объясняется как результат вторжения моря, а не выпадения дождя.
На такую именно причину происхождения потопа указывают туземцы островов
Ниас, Энгано, Роти, Формоза, Таити, Гавайи, Ракаханга и группы Палау, а
также индейские племена по всему западному берегу Америки, от Огненной Земли
на юге до Аляски на севере, и, наконец, эскимосы на побережье Ледовитого
океана. Широкое распространение дилювиальных преданий по берегам и островам
Тихого океана весьма показательно, так как в этом океане время от времени
происходят землетрясения, в результате которых часто затоплялись те самые
побережья и острова, где зародились сказания о великом потопе, причиненном
повышением уровня моря. Поэтому мы не только имеем право, но даже обязаны
объяснить происхождение по крайней мере некоторых из этих сказаний
фактически происходившими наводнениями. По всей вероятности, в данном случае
мы имеем дело не со случайной, а с причинной связью между обоими явлениями.
Вполне естественно, что в тех приморских странах, где землетрясения
обыкновенно сопровождаются либо завершаются разливом моря, туземцы при
первом сотрясении почвы ищут убежище на высотах, где им не будут угрожать
яростные волны. Мы уже видели, что арауканские индейцы в Чили, имеющие свое
предание о великом потопе и боящиеся повторения этого бедствия, бегут в горы
при первом сильном толчке во время землетрясения. Мы, кроме того, видели,
что обитатели островов Фиджи, у которых также существует подобное предание,
имели обычай держать наготове лодки на случай нового наводнения. Принимая во
внимание все факты этого рода, мы легко согласимся с тем объяснением,
которое известный американский этнолог Горацио Хейл (Hale) дает фиджийской
легенде о потопе. Комментируя полученное им сообщение о только что
упомянутом обычае фиджийцев, он говорит следующее: "Сообщение это,
подтверждаемое рассказами других лиц в тех же выражениях, побудило меня
расследовать, не представляет ли прошлая жизнь этих островов каких-либо
фактов, которые могли бы послужить основанием для возникновения этого
предания и описанного обычая. 7 ноября 1837 г. по всему Тихому океану с
востока на запад прокатилась огромная волна, которая, начавшись одновременно
с сотрясением почвы в Чили, достигла далеких Бониновых островов. На
Сандвичевых островах, по словам Джарвиса (см. его "Историю", с. 21), вода
поднялась на восточном берегу на 20 футов выше максимума прилива, затопила
низменности, смела несколько деревень и погубила много людей. Подобные
наводнения острова испытывали неоднократно. Если допустить (а в этом нет
ничего невероятного), что когда-то за последние три или четыре тысячелетия
какая-нибудь волна, вдвое более высокая, пронеслась через океан и обрушилась
на острова Фиджи, то она должна была затопить всю наносную равнину на
восточном берегу Вити-Леву, самого населенного из всей этой группы островов.
При этом, без сомнения, должно было погибнуть множество людей; часть жителей
могла спастись на лодках, и так как гористый остров Мбенга находится по
соседству с этой местностью, то естественно, что именно здесь многие могли
найти себе убежище".
Очевидно, что такое же объяснение можно применить и к другим легендам о
потопе, записанным на островах Тихого океана, потому что все эти острова,
по-видимому, подобным же образом страдали от действия огромных морских волн
в связи с землетрясениями. При настоящем состоянии наших знаний следует пока
предпочесть взгляд выдающегося американского этнолога теории известного
немецкого этнолога, рассматривающего все такие полинезийские предания как
солнечные, лунные и звездные мифы.
Если некоторые предания о потопе, вызванном повышением уровня воды в
море, могут иметь под собой историческую почву, то почему нельзя
предположить, что и другие предания о потопе, вызванном проливным дождем,
точно так же не лишены фактического основания? Здесь, в Англии, живя в
равнинной части страны, мы были свидетелями местных наводнении,
обусловленных именно такой причиной. Всего лишь несколько лет тому назад,
например, обширное пространство графства Норфолк вместе с городом Норвич
оказалось залитым водой вследствие сильного ливня. По той же причине
произошло недавно наводнение в низменных кварталах Парижа, вызвавшее тревогу
и смятение не только среди жителей, но и всех вообще друзей этой
прекраснейшей в мире столицы. Нетрудно понять, как среди невежественного и
неграмотного населения с крайне ограниченным кругозором воспоминание о
подобной катастрофе, переходя в виде устного предания от поколения к
поколению, в конце концов разрастается в легенду о всеобщем потопе, от
которого удалось так или иначе спасти свою жизнь лишь небольшой горстке
счастливцев. Да и европейский поселенец или путешественник, ознакомившись,
со слов дикарей, с преданием о чисто местном наводнении с большим числом
человеческих жертв, способен невольно преувеличить событие до необычайных
версиями того единственного, достоверного и подлинного рассказа о великой
катастрофе, который изложен в книге Бытие. В настоящее время такой взгляд
должен быть отвергнут. Конечно, следует учесть все многочисленные искажения
и разнообразные видоизменения, которые неизбежно должно было претерпеть на
протяжении бесчисленных веков устное предание, переходя от поколения к
поколению и из одной страны в другую. Но все же в этих различных, зачастую
столь причудливых, ребяческих и забавных сказаниях о великом потопе трудно
усмотреть человеческие копии одного общего божественного оригинала. В
особенности это является невозможным в настоящее время, когда новейшими
исследованиями доказано, что библейский, так называемый божественный,
оригинал на самом деле вовсе не оригинал, а сравнительно поздняя копия
гораздо более древней вавилонской или, правильнее, шумерской легенды. Ни
один христианский апологет не станет, конечно, рассматривать вавилонское
предание с его ярко выраженной политической окраской как результат
божественного откровения. Но если теория божественного вдохновения
неприменима к оригиналу, то каким образом она может объяснить происхождение
копии?
Отвергая поэтому теорию божественного откровения или внушения, как
несовместимую с установленными фактами, мы должны рассмотреть, не является
ли вавилонская (или шумерская) легенда, несомненно самая древняя из легенд о
потопе, единственной, от которой произошли все остальные. На этот вопрос
едва ли можно дать положительный ответ, так как вообще в подобных случаях
доказательства невозможны, тот или иной взгляд вырабатывается лишь в
результате рассмотрения множества гипотез, которые различными людьми
неодинаково расцениваются. Можно, разумеется, разложить все предания на их
составные элементы, классифицировать эти последние, подсчитать в каждой
легенде число элементов, общих с другими версиями, и по их количеству судить
о том, в какой мере данная легенда является производной или оригинальной.
Такую работу фактически проделал один из моих предшественников в данной
области исследования, но я не собираюсь следовать его примеру: читатели с
математическим или статистическим складом ума могут либо обратиться к его
труду, либо сами произвести необходимые вычисления на основании данных,
приведенных мною на предыдущих страницах. Со своей стороны, я ограничусь
изложением общего вывода, к которому я пришел, предоставляя читателю принять
его целиком, отвергнуть или внести те или иные коррективы, пользуясь
собранным мной материалом. Итак, оставляя в стороне еврейскую легенду,
которая, несомненно, произошла от вавилонской, а также те новейшие версии,
которые носят явные следы позднейшего миссионерского или вообще
христианского влияния, я полагаю, что у нас нет никаких твердых оснований
выводить какую бы то ни было легенду о потопе от вавилонского оригинала.
Правда, некоторые авторитетные ученые утверждали, что и древнегреческая и
древнеиндийская легенды произошли от вавилонской. Может быть, они и правы,
но я все же думаю, что имеющиеся во всех этих трех легендах черты сходства
еще недостаточны для оправдания гипотезы об их тождественном происхождении.
Не подлежит сомнению, что в последние века до новой эры греки ознакомились
как с вавилонской, так и с еврейской версиями легенды о потопе, но их
собственные предания этого рода восходят к гораздо более раннему времени,
чем эпоха завоеваний Александра Македонского, которая впервые открыла
западным ученым сокровищницу знаний Востока. Эти же наиболее древние образцы
греческих преданий не носят никаких признаков заимствования из азиатских
источников. Например, в легенде о Девкалионе, наиболее близкой к
вавилонской, только сам Девкалион с женой спаслись от потопа, а когда потоп
прекратился, они оба были вынуждены вновь сотворить человечество чудесным
образом из камней, причем решительно ничего не говорится о возрождении
животного мира, который, надо думать, также погиб от наводнения. Совершенно
иначе обстоит дело в вавилонской и еврейской легендах, где авторы не
преминули позаботиться о естественном продолжении рода после потопа не
только в отношении людей, но и животных и указывают на принятие в ковчег
достаточного числа пассажиров из среды тех и других.
Подобным образом сравнение древнеиндийской версии с вавилонской
обнаруживает некоторые глубокие противоречия между ними. Чудесная рыба,
играющая столь выдающуюся роль во всех древнеиндийских версиях, не имеет
никакой очевидной аналогии с вавилонской. Некоторые ученые делают остроумную
догадку, что воплощенное в образе рыбы божество, предупреждающее Ману о
предстоящем потопе в индийской легенде, есть дубликат Эа - бога, который
делает такое же сообщение Утнапиштиму в вавилонской легенде, и что Эа был,
несомненно, морским божеством, которое, согласно представлениям вавилонян,
изображалось в виде получеловека, полурыбы. Если бы удалось доказать
существование подобной аналогии, то этим, конечно, было бы создано связующее
звено между обеими легендами. С другой стороны, в древнейшей индийской
версии сказания о потопе, содержащейся в Satapatha Brahmana, Ману является
единственным лицом, спасшимся от великого потопа, так что после катастрофы
понадобилось создать чудесным образом женщину из жертвоприношения Ману
(масла, кислого молока, сыворотки и творога), для того чтобы он мог
воссоздать человеческий род. Только в позднейших версиях этого сказания Ману
берет с собой в ковчег много животных и растений, но даже и здесь ни одним
словом не упоминается о том, что мудрец спас свою жену и детей, тогда как
его окружает в ковчеге толпа друзей, тоже мудрецов, которых он спас от
гибели. Такое упущение свидетельствует не только о недостатке семейных
привязанностей у Ману, но и о крайнем его легкомыслии, в противоположность
предусмотрительному герою вавилонской легенды, который при столь же
печальных обстоятельствах мог по крайней мере утешаться тем, что, плывя по
бурным волнам, находится в кругу родной семьи, и знал, что по прекращении
потопа они все вместе смогут естественным путем обеспечить продолжение
человеческого рода. Не сказывается ли в этом любопытном расхождении обеих
легенд контраст между трезвым благоразумием семитического ума и мечтательным
аскетизмом индийского?
Итак, вообще говоря, мы имеем мало данных для доказательства того, что
индийская и греческая легенды о потопе произошли от вавилонской. Если мы
вспомним, что вавилоняне, насколько нам известно, не смогли распространить
свое предание среди египтян, с которыми они в течение ряда веков находились
в непосредственных сношениях, то надо ли удивляться тому, что предание это
не проникло в более далекие страны - Грецию и Индию, с которыми до появления
Александра Македонского вавилоняне мало сталкивались? В более позднюю эпоху
через посредство христианской литературы вавилонское сказание обошло весь
мир и встретило отголосок в легендах различных народов: под пальмами
коралловых островов, в индейских вигвамах и среди снегов полярных стран;
но само по себе, помимо христианского либо мусульманского влияния, оно
едва переступило границы своей собственной родины и смежных с ней
семитических стран.
Если мы обратимся к другим рассмотренным нами легендам о потопе и
станем здесь искать следы происхождения их от общего источника и, стало
быть, распространения из одного и того же центра, то нас должны немало
поразить очевидные признаки подобного родства в серии алгонкинских преданий
Северной Америки. Многочисленные легенды, записанные среди различных
индейских племен этой широко распространенной ветви, обнаруживают столь
близкое сходство, что их нельзя рассматривать иначе как различные варианты
одного и того же предания. Возникает только вопрос, как нужно отнестись в
первоначальной легенде к эпизоду с разными животными, ныряющими в воду,
чтобы достать землю: надо ли признать его туземным, или же он отражает
рассказ о выпущенных поем птицах в библейской легенде, занесенной белыми к
индейцам? Этот вопрос остается открытым.
Далее мы видим, что, по мнению Гумбольдта, могут быть прослежены общие
черты в легендах о потопе у индейцев, живущих по берегам реки Ориноко; по
мнению Вильяма Эллиса, такое же сходство свойственно полинезийским легендам.
Надо полагать, что и здесь и там предания распространялись из местных
центров, то есть, другими словами, представляют вариации одного общего
оригинала.
Тем не менее, допуская, что в ряде случаев имело место распространение
легенды из общего центра к периферии, следует признать, что есть легенды о
потопе вполне самобытные по своему происхождению.
Происхождение сказаний о великом потопе.
Мы еще не получили ответа на вопрос о причине возникновения преданий о
потопе. Каким образом у людей повсюду сложилась уверенность в том, что
некогда, в то или иное время, земля, или по крайней мере вся обитаемая ее
часть, была затоплена великим наводнением, от которого погиб почти весь
человеческий род? На этот вопрос раньше отвечали, что подобная катастрофа в
действительности имела место, что подробное и подлинное описание ее
содержится в книге Бытие и что множество столь распространенных среди людей
легенд о великом потопе представляет собой не что иное, как более или менее
несовершенное, смутное и искажающее факты воспоминание о том страшном
катаклизме. В доказательство такого мнения принято было ссылаться на морские
раковины и ископаемые, которые будто бы были отложены в пустынях и на горных
вершинах отступающими водами Ноева потопа. Еще Тертуллиан ссылался на
морские раковины, встречающиеся в горах, в подтверждение того, что земля
будто бы была когда-то залита водой, хотя он и не связывал этот факт именно
с библейским потопом. Во время строительных работ в 1517 г. в городе Вероне
было найдено множество странных окаменелостей; это послужило поводом к
различным догадкам, в которых далеко не последнее место отводилось, конечно,
Ною и его ковчегу. Тертуллиан Квинт Септимин Флоренс (около 160 - после 220)
- один из ранних христианских апологетов. Нашелся, однако, человек,
выступивший с критикой подобных мнений: итальянский натурфилософ Фракасторо
нашел в себе достаточно смелости, чтобы указать на несообразности популярной
гипотезы. Фракасторо Джироламо (1478-1553) - итальянский ученый, врач,
астроном и поэт. "То наводнение, - говорил он, - было слишком
кратковременным, и главной причиной его был разлив рек. Если бы оно унесло
раковины на далекое расстояние, то они остались бы на поверхности земли, а
не оказались бы зарытыми в горах на большой глубине". Здравые рассуждения
итальянца положили бы навсегда конец этому спору, если бы не выступили на
сцену человеческие страсти. К концу XVII в. проблемы геологии усердно
дебатировались целой армией богословов Италии, Германии, Франции и Англии
которые только запутали вопрос и внесли в умы еще большую сумятицу. "С этих
пор люди, не соглашавшиеся с тем положением, что все морские органические
остатки свидетельствуют о библейском потопе, навлекали не себя подозрение в
отрицании всего священного писания в целом. Со времени Фракасторо едва ли
был сделан хотя бы один шаг вперед в смысле разработки здравых теорий, так
как более ста лет было потеряно на опровержение теории, рассматривающей
ископаемые остатки организмов как некую "игру природы", а после того прошло
еще полтораста лет, прежде чем рухнула гипотеза о том, что все ископаемые
организмы были погребены в твердых пластах в результате Ноева потопа.
Никогда еще ни в какой научной дисциплине теоретическая ошибка так не
противоречила точным наблюдениям и систематической классификации фактов.
Быстрый прогресс геологии в новейшее время оказался возможным главным
образом благодаря тщательному определению последовательности залегания
минеральных масс путем изучения содержащихся в них различных органических
остатков и регулярности их наслоения. Старая теория потопа (дилювиализм) (от
лат. diluvium - "потоп") привела ее приверженцев к смешению всех без
различия пластов и относила все явления к одной и той же причине и к одному
и тому же короткому периоду времени, а не к совокупности различных причин,
действовавших на протяжении длинного ряда эпох. Они видели явления такими,
какими хотели их видеть, в одних случаях искажая факты, в других случаях
выводя ложные заключения из правильных данных. Короче говоря, история
геологии с конца XVII в. до конца XVIII в. есть история неустанной и
ожесточенной борьбы новейшей мысли против учений, санкционированных слепой
верой многих поколений, опиравшихся на авторитет священного писания".
Заблуждение, заклейменное Ч. Лайелем в таких выражениях, умирало
медленно. Лайель Чарлз (1797-1875) - знаменитый английский геолог; в
1830-1833 гг.
выпустил в свет свой капитальный труд "Основные начала геологии или
новейшие изменения Земли и ее обитателей", давший науке новое направление.
Еще менее ста лет тому назад В. Буклэнд, назначенный профессором геологии в
Оксфорде, в своей вступительной речи уверял своих слушателей, что "великий
факт всемирного потопа в не столь отдаленную от нас эпоху доказан такими
вескими и неопровержимыми аргументами, что если бы мы даже ничего не знали о
нем из священного писания или другого источника, то сама геология вынуждена
была бы призвать на помощь подобную катастрофу для объяснения дилювиальных
явлений". Уже в наше время другой выдающийся геолог писал следующее: "Я уже
давно пришел к заключению, что для того, чтобы понять рассказ, содержащийся
в 7-й и 8-й главах книги Бытие, необходимо предположить, что он взят автором
этой книги из какого-нибудь современного ему дневника или записок очевидца.
Даты подъема и спада воды, упоминание об измерениях глубины воды над горными
вершинами при достижении ею максимального уровня и некоторые другие детали,
а также вообще весь тон рассказа, на мой взгляд, вызывают именно такое
предположение; такое предположение в то же время устраняет все трудности
толкования, которые приходится постоянно ощущать". Но если библейское
предание о потопе есть записки современника-очевидца, то как в таком случае
объяснить содержащиеся в нем разительные противоречия по вопросу о
продолжительности потопа и числе принятых в ковчег животных. Такой взгляд не
только не разрешает всех этих противоречий рассказа, но, напротив, делает их
совершенно необъяснимыми вне предположения - обидного и незаслуженного - о
лживости рассказчика или об отсутствии у него всякого здравого смысла.
Мы не будем долго останавливаться на другом объяснении преданий о
потопе, которое в последние годы пользовалось немалым успехом в Германии. По
этой теории, предание о потопе в действительности не имеет никакого
отношения ни к воде, ни к ковчегу, а представляет собою миф, в котором
выступает солнце, луна, звезды либо все вместе; ученые, сделавшие это
удивительное открытие, согласны между собою лишь постольку, поскольку все
они отвергают общепринятое "земное" толкование; но они совершенно расходятся
друг с другом по всем отдельным пунктам своей "небесной" теории. Одни
утверждают, что ковчег - это солнце; другие говорят, что он есть луна, что
смола, которой он был обмазан, - символическое обозначение лунного затмения,
а под тремя ярусами ковчега нужно подразумевать фазы луны. В новейшее время
нашелся один приверженец лунной теории, который старается примирить все
противоречия, отправляя всех людей пассажирами на луну, а животных размещая
на звездах. Обсуждать серьезно все эти ученые нелепости - значит оказывать
им слишком много чести. Я привел эти забавные теории с единственной целью
несколько оживить длинный и скучный разбор различных мнений по настоящему
серьезному вопросу.
Но если мы отбросим в сторону подобные досужие фантазии, для нас все же
останется нерешенным вопрос о происхождении дилювиальных преданий. Содержат
ли они в себе правду или вымысел? Имел ли место в действительности потоп,
как об этом упорно говорят легенды, или его вовсе не было?
На этот вопрос мы можем с достаточной уверенностью ответить, что,
поскольку в них говорится о потопе, который залил весь мир, затопил даже
высочайшие горы и погубил почти всех людей и животных, рассказы эти
вымышлены. Ибо, если верить авторитетам новейшей геологии, земля не испытала
ни одного такого катаклизма с тех пор, как на ней живут люди. Совершенно
другой вопрос - существовал ли некогда, как думают некоторые ученые,
сплошной океан, покрывавший всю поверхность нашей планеты задолго до
появления на ней человека. Лейбниц, например, представлял себе землю в ее
первоначальном виде "как раскаленную светящуюся массу, которая с самого
начала ее образования постоянно подвергалась охлаждению. Когда наружная кора
настолько охладилась, что пары стали сгущаться, они опустились и образовался
сплошной океан, покрывший высочайшие горы и окруживший весь земной шар".
Подобная теория образования сплошного первичного океана вследствие
конденсации водяного пара по мере постепенного охлаждения расплавленной
массы нашей планеты вытекает почти неизбежно из известной "небулярной
гипотезы" о происхождении звездного мира, которая первоначально была
выдвинута Кантом, а потом развита Лапласом. Ламарк также "был глубоко
проникнут убеждением, господствовавшим среди старых естествоиспытателей, что
первичный океан покрывал весь земной шар долгое время после того, как
появились живые существа". Но все такие умозрения, даже если допустить, что
они могли прийти в голову первобытному человеку, не следует смешивать с
преданиями о потопе, уничтожившем большинство человеческого рода; эти
предания предполагают существование человека на земле и не могут, стало
быть, относиться к эпохе, предшествующей плейстоценовому периоду.
Но хотя сказания о подобных страшных катаклизмах почти несомненно
являются легендарными, все же вполне возможно и даже вероятно, что многие из
них под мифической оболочкой содержат зерно истины. Возможно, что они
скрывают в себе воспоминания о наводнениях, которые действительно произошли
в отдельных местах, но, передаваемые народной памятью из поколения в
поколение, приняли со временем грандиозные размеры мировых катастроф.
Летописи минувших веков изобилуют описаниями великих потопов,
распространявших ужас повсюду. Было бы, конечно, странно, если бы
воспоминание о таких событиях, пережитых тем или иным поколением, не
сохранялось надолго у его потомков. Чтобы не искать далеко примеров таких
опустошительных наводнений, укажем хотя бы на соседнюю Голландию, которая
подвергалась им неоднократно. В XIII в. "низменности вдоль острова Фли
(Vlie), часто находившиеся под угрозой наводнения, были наконец поглощены
волнами. Немецкое море прорвалось во внутреннее озеро Флево, обратив его в
бурный залив Зюдерзее, причем оказались окруженными водой тысячи
фрисландских деревень со всем их населением. Родственные связи оказались
нарушенными. Из-за этого страшного наводнения страна перестала представлять
собой политическое и географическое целое. Голландцы были отрезаны от
родственного им населения на востоке таким же опасным морем, какое отделяет
их от англо-саксонских братьев в Британии". В начале XVI в. северный шторм
погнал морские волны на низменный берег нидерландской провинции Зеландии
быстрее, чем они могли найти себе выход через Па-де-Кале. Плотины Южного
Бевеланда были прорваны, и море затопило страну. Сотни деревень были
уничтожены, и полоса земли, оторванная от провинции, была погребена под
волнами. Южный Бевеланд превратился в остров, и пролив, отделяющий его от
материка, получил с тех пор название "потонувшей земли".
В этих, как и в других, случаях наводнения, размывшие значительные
пространства Голландии, были вызваны не проливными дождями, а повышением
уровня морской воды. Следует принять во внимание, что и во многих преданиях
потоп также объясняется как результат вторжения моря, а не выпадения дождя.
На такую именно причину происхождения потопа указывают туземцы островов
Ниас, Энгано, Роти, Формоза, Таити, Гавайи, Ракаханга и группы Палау, а
также индейские племена по всему западному берегу Америки, от Огненной Земли
на юге до Аляски на севере, и, наконец, эскимосы на побережье Ледовитого
океана. Широкое распространение дилювиальных преданий по берегам и островам
Тихого океана весьма показательно, так как в этом океане время от времени
происходят землетрясения, в результате которых часто затоплялись те самые
побережья и острова, где зародились сказания о великом потопе, причиненном
повышением уровня моря. Поэтому мы не только имеем право, но даже обязаны
объяснить происхождение по крайней мере некоторых из этих сказаний
фактически происходившими наводнениями. По всей вероятности, в данном случае
мы имеем дело не со случайной, а с причинной связью между обоими явлениями.
Вполне естественно, что в тех приморских странах, где землетрясения
обыкновенно сопровождаются либо завершаются разливом моря, туземцы при
первом сотрясении почвы ищут убежище на высотах, где им не будут угрожать
яростные волны. Мы уже видели, что арауканские индейцы в Чили, имеющие свое
предание о великом потопе и боящиеся повторения этого бедствия, бегут в горы
при первом сильном толчке во время землетрясения. Мы, кроме того, видели,
что обитатели островов Фиджи, у которых также существует подобное предание,
имели обычай держать наготове лодки на случай нового наводнения. Принимая во
внимание все факты этого рода, мы легко согласимся с тем объяснением,
которое известный американский этнолог Горацио Хейл (Hale) дает фиджийской
легенде о потопе. Комментируя полученное им сообщение о только что
упомянутом обычае фиджийцев, он говорит следующее: "Сообщение это,
подтверждаемое рассказами других лиц в тех же выражениях, побудило меня
расследовать, не представляет ли прошлая жизнь этих островов каких-либо
фактов, которые могли бы послужить основанием для возникновения этого
предания и описанного обычая. 7 ноября 1837 г. по всему Тихому океану с
востока на запад прокатилась огромная волна, которая, начавшись одновременно
с сотрясением почвы в Чили, достигла далеких Бониновых островов. На
Сандвичевых островах, по словам Джарвиса (см. его "Историю", с. 21), вода
поднялась на восточном берегу на 20 футов выше максимума прилива, затопила
низменности, смела несколько деревень и погубила много людей. Подобные
наводнения острова испытывали неоднократно. Если допустить (а в этом нет
ничего невероятного), что когда-то за последние три или четыре тысячелетия
какая-нибудь волна, вдвое более высокая, пронеслась через океан и обрушилась
на острова Фиджи, то она должна была затопить всю наносную равнину на
восточном берегу Вити-Леву, самого населенного из всей этой группы островов.
При этом, без сомнения, должно было погибнуть множество людей; часть жителей
могла спастись на лодках, и так как гористый остров Мбенга находится по
соседству с этой местностью, то естественно, что именно здесь многие могли
найти себе убежище".
Очевидно, что такое же объяснение можно применить и к другим легендам о
потопе, записанным на островах Тихого океана, потому что все эти острова,
по-видимому, подобным же образом страдали от действия огромных морских волн
в связи с землетрясениями. При настоящем состоянии наших знаний следует пока
предпочесть взгляд выдающегося американского этнолога теории известного
немецкого этнолога, рассматривающего все такие полинезийские предания как
солнечные, лунные и звездные мифы.
Если некоторые предания о потопе, вызванном повышением уровня воды в
море, могут иметь под собой историческую почву, то почему нельзя
предположить, что и другие предания о потопе, вызванном проливным дождем,
точно так же не лишены фактического основания? Здесь, в Англии, живя в
равнинной части страны, мы были свидетелями местных наводнении,
обусловленных именно такой причиной. Всего лишь несколько лет тому назад,
например, обширное пространство графства Норфолк вместе с городом Норвич
оказалось залитым водой вследствие сильного ливня. По той же причине
произошло недавно наводнение в низменных кварталах Парижа, вызвавшее тревогу
и смятение не только среди жителей, но и всех вообще друзей этой
прекраснейшей в мире столицы. Нетрудно понять, как среди невежественного и
неграмотного населения с крайне ограниченным кругозором воспоминание о
подобной катастрофе, переходя в виде устного предания от поколения к
поколению, в конце концов разрастается в легенду о всеобщем потопе, от
которого удалось так или иначе спасти свою жизнь лишь небольшой горстке
счастливцев. Да и европейский поселенец или путешественник, ознакомившись,
со слов дикарей, с преданием о чисто местном наводнении с большим числом
человеческих жертв, способен невольно преувеличить событие до необычайных