Страница:
слышал слова господа, обращенные к Израилю. В таком понимании эти камни или
столб посредине их были чем-то вроде двуликого Януса, обращенного своими
лицами в противоположные стороны, дабы зорко следить за точным выполнением
договора его обоими участниками. С другой стороны, если я не ошибаюсь,
совместная еда на камнях лучше всего объясняется желанием установить между
договаривающимися симпатическую связь через их участие в общей трапезе,
причем камни, на которых они сидели, укрепляли эти узы, передавая участникам
договора свою силу и крепость.
Если какой-нибудь читатель, имеющий несчастье обладать скептическим
складом ума, все еще сомневается в том, что вещество, находящееся под ногами
у человека, может влиять на моральную силу его клятвы, то я напомню ему один
эпизод, переданный Прокопием, который устранит все его сомнения. Этот
правдивый историк рассказывает, как одному персидскому царю удалось узнать
истину из уст упрямого лжеца, имевшего все основания ложно клясться. Когда
Пакурий властвовал над Персией, он стал подозревать, что его вассал Аршак,
царь Армении, замышляет против него восстание. Он послал за ним и бросил ему
в лицо упрек в неверности. Тот с негодованием отверг это обвинение, клянясь
всеми богами, что ему никогда в голову не приходила подобная мысль. Тогда
персидский царь, следуя указаниям своих магов, принял меры, чтобы
разоблачить изменника. Он велел разбросать по полу царского павильона навоз,
причем на одной половине пола навоз был из Персии, а на другой из Армении.
Расхаживая взад и вперед по этому полу со своим вассалом, Пакурий упрекал
его в предательских намерениях. Возражения обвиняемого отличались
необычайной противоречивостью. Покуда он ступал по персидскому навозу, он
давал самые страшные клятвы в том, что он был верным рабом персидского царя;
но стоило ему вступить на навоз Армении, как он менял свой тон, яростно
накидывался на своего сюзерена, угрожая ему местью за все перенесенные
оскорбления и хвастливо перечисляя все, что он сделает после того, как
вернет себе свободу. Когда же ноги его снова касались персидского навоза, он
тут же принимался опять льстить и раболепствовать, как прежде, самым жалким
образом вымаливая милость своего господина. Хитрость удалась вполне; измена
была очевидна и сам изменник изобличил себя. Но предать его казни нельзя
было, потому что преступник был царской крови: он был одним из Аршакидов, и
с ним поступили так, как обычно поступали с заблудшими принцами. Он был
пожизненно заключен в "замок забвения", называвшийся так потому, что, как
только узник прошел через его мрачные ворота и за ним захлопнулась дверь,
проскрипев на своих ржавых петлях, имя его под страхом смерти больше никогда
не упоминалось. Здесь гноили изменников, и здесь окончил свои дни вероломный
царь Армении.
Обычай собирать камни в кучи в качестве свидетелей, по-видимому, не
исчез до сих пор в Сирии. Одним из самых прославленных святилищ этой страны
считается храм Аарона на горе Ор. Могила пророка на вершине горы служит
местом паломничества богомольцев, которые просят здесь святого
ходатайствовать об исцелении своих близких; паломники складывают здесь кучи
из камней для того, чтобы они были свидетелями (meshhad) обетов, даваемых
ими за больных.
Глава 7.
Простившись с Лаваном у камней, Иаков со своими женами и детьми, со
всем крупным и мелким скотом продолжал свой путь к югу. С прохладных
лесистых высот Галаадских гор он спустился на несколько тысяч футов вниз, в
глубокую долину реки Иавок. Спуск этот занимает несколько часов. Совершив
его и достигнув дна долины, путешественник сразу чувствует, что он очутился
в совершенно другом климате. Оставив за собой хвойные леса и свежие ветры
нагорья, он после часового спуска приближается к напоенной ароматами деревне
Бурмэ, утопающей в фруктовых деревьях и цветах, где студеная вода
прозрачного родника утолит его жажду во время полуденного привала. Продолжая
свой путь, путник круто спускается вниз еще на 2 тысячи футов, и его
охватывает тепличная атмосфера среди роскошной полутропической
растительности у вод широкого Иавока. Вид этого ущелья в высшей степени дик
и живописен. С обеих сторон реки на огромную высоту поднимаются почти
отвесные утесы; верхние края пропасти и крутых скатов высоко над головой
путника вырисовываются на небе. На дне этой огромной бездны Иавок течет
могучим потоком; его серо-голубые воды обрамлены скрывающими их даже на
близком расстоянии густыми зарослями олеандров, чьи яркие цветы ранним летом
придают долине некоторую красочность. Эз-Зарка (таково ее теперешнее
название) отличается быстрым и сильным течением. Уровень воды обычно
достигает лошади до брюха, но иногда река становится совершенно
непроходимой, заливая кусты и травы высоко по обоим берегам. На
противоположной или южной стороне, у самой переправы, снова начинается
чрезвычайно крутой подъем. Тропинка вьется все выше и выше; путешественнику
приходится слезать с коня и вести его на поводу. У этого длинного подъема,
оставшись один на берегу, Иаков в вечерних сумерках следил глазами за своими
с трудом взбиравшимися верблюдами и вслушивался в крики погонщиков,
постепенно замиравшие в вышине, пока и их самих и шум, производимый ими, не
поглотили мрак и расстояние.
Эта картина природы поможет нам разобраться в странном приключении,
случившемся с Иаковом у брода через реку Иавок. Он переправил на ту сторону
своих жен, прислугу и детей верхом на верблюдах. За ними и впереди них шли
его стада. Он остался один. Наступила ночь - вероятно, лунная, летняя ночь:
ибо едва ли он решился бы отправить вброд такой большой караван темной ночью
или же в зимнюю пору, когда река бывает глубока и течение ее быстро. Но как
бы то ни было - при свете луны или в темноте у шумящей реки - всю ночь
напролет с ним боролся какой-то человек, покуда утро не осветило верхушки
леса у края лощины, высоко над сцепившейся внизу во мраке парой. Незнакомец
взглянул наверх, увидел свет и сказал: "Отпусти меня, ибо взошла заря". Так
Юпитер вырвался перед рассветом из страстных объятий Алкмены; так дух отца
Гамлета растаял, как только запели петухи; так Мефистофель в темнице, под
стук молотка, сколачивающего виселицу, уговаривал Фауста поторопиться,
потому что наступает день - последний день Гретхен. Иаков ухватился за
своего противника и сказал: "Не отпущу тебя, пока не благословишь меня".
Незнакомец спросил у Иакова, как его зовут, и, когда Иаков назвал ему себя,
тот сказал: "Отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с
богом, и человеков одолевать будешь". "Израиль" - по-еврейски буквально
означает "богоборец". На просьбу Иакова: "Скажи мне имя твое" - неизвестный
ответил отказом и, дав потребованное благословение, исчез. Иаков назвал это
место Пенуэл, "ибо, говорил он, я видел бога лицем к лицу, и сохранилась
душа моя". Вскоре взошло солнце и осветило Иакова, но оказалось, что он
хромает, т. к. во время борьбы его противник дотронулся до сустава его
бедра. "Поэтому и доныне сыны Израилевы не едят жилы, которая на составе
бедра".
Рассказ этот неясен, и возможно, что составители книги Бытие опустили
некоторые первоначальные подробности, носившие явные следы язычества;
поэтому всякое объяснение этого эпизода по необходимости должно основываться
на догадках. Приняв во внимание природу, среди которой происходила описанная
сцена, а также другие сходные легенды, речь о которых будет ниже, мы, быть
может, имеем право предположить, что таинственный противник Иакова был
речным духом или джинном и что Иаков нарочито искал этой борьбы, дабы
получить от него благословение. Тогда станет понятным, почему он отослал
вперед всех женщин, слуг и животных и остался один впотьмах у переправы. Он
мог предполагать, что боязливый речной бог, напуганный топотом такого
огромного каравана и плеском воды, спрячется где-нибудь в болоте или в
густых зарослях олеандров на безопасном расстоянии; когда же все кончится и
воцарится снова тишина, если не считать обычного шума от течения реки,
любопытство заставит духа покинуть свою засаду и посмотреть, что делается у
брода после всей этой возни и суматохи. Тут хитрый Иаков и накинется на него
и будет с ним бороться, пока не получит желаемого благословения. Таким
именно образом Менелай поймал пугливого морского бога Протея, спящего при
лунном свете на желтом песке среди тюленей, и насильно заставил его
пророчествовать. Точно так же Пелей захватил морскую богиню Фетиду, эту
греческую Ундину, и сделал ее своей женой. В этих обеих греческих легендах
водяной дух, тонкий и скользкий, извивается в руках своего противника,
несколько раз ускользает от него, оборачивается то львом, то змеей, то водой
и так далее, пока, исчерпав все усилия и отчаявшись в победе над упорным
врагом, он под конец не соглашается исполнить волю победителя. Так было и в
борьбе Геркулеса с речным богом Ахелоем за прекрасную Деяниру; водяной дух,
чтобы вырваться из крепких рук героя, сначала обернулся змеей, потом быком,
но все было напрасно.
Приведенные параллели заставляют думать, что в первоначальной версии
этого рассказа противник Иакова также принимал различные обличья, отбиваясь
от дерзкого преследователя. Некоторый намек на подобные превращения
сохранился, быть может, в легенде о явлении бога пророку Илии на горе Хорив;
возможно, что в первоначальной редакции этого возвышенного повествования
ветер, землетрясение и огонь были последовательными превращениями
противящегося божества; побежденное под конец настойчивостью пророка, оно
открылось ему в тихом ветре. Надо иметь в виду, что люди, желая насильно
получить пророчество или благословение, устраивали засаду не только на
водяных богов, но и на другие сверхъестественные существа. Так, фригийский
бог Силен, по преданию, обладал, несмотря на свой рассеянный образ жизни,
обширным запасом различных сведений, которыми он, подобно Протею, делился,
лишь будучи вынужденным к тому. Фригийский царь Мидас поймал его, подмешав
вина в источник, из которого мудрый Силен в минуту слабости разрешил себе
напиться. Когда усыпленный винными парами Силен проснулся, он увидел себя в
плену и был вынужден вести возвышенную беседу о вселенной и о бренности
человеческой жизни, прежде чем царь согласился отпустить его некоторые очень
серьезные классические писатели оставили нам подробное изложение проповеди,
которую веселый пропойца держал под шум придорожного родника, а по другим
сообщениям, в беседке из роз. Посредством такой же хитрости Нума, по
преданию, поймал деревенских богов Пика и Фавна и заставил их стащить с неба
своими чарами и заговорами самого Юпитера.
Предположение, что противником Иакова у переправы через Иавок был не
кто иной, как речной бог, подкрепляется, может быть, тем соображением, что у
многих народов практиковался обычай умилостивлять у переправ капризных и
жестоких водяных богов. По совету Гесиода, собираясь перейти вброд реку, вы
должны, глядя на текущую воду, произнести молитву и вымыть руки; ибо тот,
кто шагает через поток с немытыми руками, навлекает на себя гнев богов.
Когда спартанский царь Клеомен, намереваясь напасть на Арголиду, прибыл со
своими войсками к берегам Эразина, он совершил жертвоприношение реке, но
предзнаменования были неблагоприятны для переправы. Клеомен по этому поводу
заметил, что хотя он восхищается патриотизмом речного бога, не желающего
предать свой народ, он, Клеомен, все же завладеет Арголидой. С этими словами
он повел своих людей к морю, принес ему в жертву быка, посадил свое войско
на корабли и переправил его на вражескую землю. Когда персидская армия под
предводительством Ксеркса подошла к реке Стримону во Фракии, волхвы, прежде
чем переправиться на другой берег, принесли там в жертву белых лошадей и
совершили еще некоторые другие странные обряды. Лукулл, переходя со своей
армией Евфрат, принес в жертву реке вола. "Находясь на берегу реки, перуанцы
имели обыкновение зачерпнуть рукой воду и пить ее, прося речного бога
разрешить им переправу или послать им хороший улов рыбы, и бросали при этом
в воду маис как умилостивительную жертву. Индейцы в Кордильерах по сей день,
переходя реку пешком или на лошади, проделывают эту церемонию и выпивают
глоток воды". В старину валлийцы "всегда трижды плевали на землю, прежде чем
перейти реку вечерней порой, дабы отвратить от себя злые чары духов и
ведьм",
По поверью племен банту, в Юго-Восточной Африке, "реки населены
демонами или зловредными духами; переправляясь через незнакомую реку,
необходимо их умилостивить, бросив в воду горсть зерна или иное приношение,
хотя бы оно и не представляло никакой ценности". Масаи, в Восточной Африке,
при переправе через реку бросают в воду пучок травы в виде дара; трава,
источник существования для их стад, вообще занимает видное место в ритуале и
суевериях этого племени. У баганда, в Центральной Африке, путник раньше, чем
перейти вброд реку, просил речного духа послать ему благополучную переправу
и бросал в дар реке несколько кофейных зерен. Когда человека уносило
течением, его близкие не пытались спасти его, боясь, что дух заберет и их,
если они помогут тонущему. Они полагали, что дух - хранитель утопающего
покинул его, отдав на милость речного духа, и что смерть его неизбежна. В
некоторых местностях по рекам Накиза и Сезибва, в Уганде, на каждом берегу
лежали кучи травы и палок, и всякий туземец, переходивший эти реки, бросал,
вступая в реку, пучок травы или несколько палок в одну из куч, а выходя из
воды - в другую. То было его приношение духу за благополучную переправу.
Иногда почитатели приносили к этим кучам и более ценные дары - пиво,
какое-нибудь животное, птицу или же кусок одежды из коры - и оставляли там,
произнося молитву духу. За ритуалом у каждой из названных рек следил особый
жрец, но храмов здесь не было. Клан тотема "боб" в Уганде был особенно
привержен культу реки Накиза, а жрецом был вождь этого клана. Когда река
разливалась, ни один из членов клана не пытался перейти ее: жрец запрещал им
это под страхом смерти.
В одном месте на Верхнем Ниле, называемом "водопад Карумы", течение
реки преграждается рядом высоких камней, и вода здесь низвергается по
длинному скату наподобие шлюза на глубину 10 футов. Местное предание гласит,
что камни эти поставил здесь Карума, подручный или приближенный одного
великого духа, и последний, довольный устроенной его слугой преградой,
вознаградил его, назвав водопад его именем. К этому месту был приставлен
колдун, который руководил выполнением обрядов при переправах через реку.
Когда известный исследователь Африки Спик вместе со своими спутниками
переправлялся здесь через Нил, группа туземцев племени баньоро,
сопровождавшая их, принесла в жертву двух козлят, по одному у каждого берега
реки. Они сняли с жертвенных животных кожу, сделав один длинный разрез по
груди и животу. Затем убитых животных они положили поверх травы и сучьев
спиной вниз, на манер распластанного орла, и путешественники переступили
через них ради благополучного продолжения пути. Место для жертвоприношения
было указано колдуном, приставленным к водопаду.
Итури, один из верхних притоков Конго, образует границу между степью и
тропическим лесом. "Когда мой челн уже почти пересек прозрачный и быстрый
поток шириной в полтораста ярдов, - вспоминает один из путешественников, - я
заметил на противоположном берегу у самого края воды два крошечных домика,
похожих до мельчайших подробностей на обычные деревенские хижины. Старик
вождь уклонялся от объяснений, для чего предназначены эти домики, но под
конец он мне сообщил, что они построены для духа его предшественника,
которому было вменено в обязанность, в награду за труды по постройке
домиков, охранять переправляющихся через Реку. С тех пор каждый раз, как
только к берегу приближается караван, в домики приносят немного пищи как
напоминание о том, что переправляющийся караван нуждается в покровительстве
духа". У племени ибо, в Южной Нигерии, в округе Авка, когда покойника несут
к могиле и носильщикам приходится перейти через реку, ей приносят в жертву
козу и курицу.
Бадага, племя в горах Нилгири в Южной Индии, верят в божество по имени
Гангамма, "находящееся будто бы в каждой реке, в особенности в реках Коонде
и Никаре; в прежнее время каждый владелец стада, переходящего реку, имел
обыкновение бросать туда четверть рупии, ибо скот часто уносило течением, и
он погибал. Перечисляя после смерти каждого члена племени, во время похорон,
его великие прегрешения, упоминали также о том, что он перешел реку, не
уплатив своей лепты Гангамме". Тода, менее многочисленное, но лучше
изученное племя в тех же горах, считают две из своих рек - Тейнах (Пайкара)
и Пахвар (Аваланш) божествами или обителями богов. Каждый туземец, переходя
одну из этих рек, должен в знак почтения вытащить свою правую руку из-под
накидки. Прежде эти реки можно было переходить лишь в определенные дни
недели. Когда два двоюродных брата, у которых отец одного и мать другого
родные брат и сестра, переходят вместе одну из этих священных рек, они
должны проделать специальную церемонию. Приближаясь к реке, они срывают
немного травы, жуют ее и спрашивают друг друга: "Оттолкну ли я реку (воду)?
Перейду ли я реку?" После этого они спускаются к берегу, и каждый из них,
набрав трижды горсть воды, отбрасывает ее от себя. Затем они переходят на
другой берег, держа, по обычаю, правую руку поверх накидки.
Некий прославленный вождь племени ангони, в Центральной Африке, был
после смерти сожжен близ одной реки; и поныне, когда ангони переходят эту
реку, они приветствуют ее глубоким, полнозвучным голосом так, как
приветствуют только владетельных князей. Когда же они переплывают реку в
своих челнах, то во всеуслышание исповедуются во всех случаях неверности, в
которых они провинились перед своими женами, очевидно полагая, что иначе
могут утонуть. Тораджа (Центральный Целебес) верят, что водяные духи в
образе змей обитают в глубоких прудах и в стремнинах рек. Люди должны
держаться постоянно настороже по отношению к этим опасным существам.
Поэтому, когда тораджа собирается в путь по реке, он часто с берега кричит:
"Я сегодня не отплываю, я отплыву завтра". Духи слышат эти слова, и если
кто-либо из них подстерегал в засаде путешественника, то думает, что
путешествие отложено, и поэтому отдаляет свое нападение до следующего дня.
Тем временем хитроумный тораджа будет себе спокойно плыть вниз по реке,
втихомолку подсмеиваясь над простодушием одураченного водяного духа.
Точный смысл, лежащий в основе многих таких обычаев, относящихся к
рекам, остается часто неясным, но главным мотивом здесь, по-видимому,
является страх и ужас, внушаемые рекой, которая рассматривается как некое
всесильное существо или же как место, населенное могущественными духами.
Представление о реке как об особом существе прекрасно иллюстрируется
обычаем, широко распространенным среди народности кахиен в Верхней Бирме.
Если кто-либо из этого племени утонул, переправляясь через реку, то один из
его родственников раз в год приходил к берегу провинившейся реки и, наполнив
сосуд водой до краев, рассекал его мечом, как если бы расправлялся с
врагом-человеком. Рассказывают, что однажды, когда Нил во время разлива
покрыл египетскую землю на высоту в 18 локтей и сильный ветер гнал воду
волнами, египетский царь Ферон схватил стрелу и пустил ее в бурлящий поток;
за такой необдуманный и неблагочестивый поступок он поплатился потерей
зрения. Когда Кир во время похода на Вавилон переправлялся через реку
Гиндес, одна из священных белых лошадей, сопровождавших армию, была
подхвачена потоком и утонула. Придя в ярость по поводу такого святотатства,
царь пригрозил реке сделать ее настолько мелководной, что женщина перейдет
ее вброд, не замочив колен. Для осуществления своей угрозы он заставил
войско рыть каналы, по которым вода была отведена из прежнего русла реки. На
удовлетворение ребяческого каприза суеверного деспота было потрачено все
лето, которое должно было пройти в осаде Вавилона.
Духи рек были не единственными водными божествами, которых дерзкие люди
осмеливались вызывать на борьбу и наказывать. Когда буря снесла мост,
построенный Ксерксом через Геллеспонт для переправы своей армии, царь в
ярости приговорил пролив к 300 ударам плетьми и к железным оковам.
Исполнители приговора, ударяя бичами по воде, говорили при этом: "О, злая
вода, твой господин наложил на тебя эту кару, потому что ты причинила зло
ему, он же тебе никакого зла не сделал. Но царь Ксеркс, хочешь ты или нет,
переправится через тебя. И вот теперь никто не приносит тебе жертвы, ибо ты
коварная и соленая река". По преданию, древние кельты, когда море затопило
берег, вошли в воду и стали рубить и колоть его мечами и копьями, полагая,
что они в силах причинить увечье или внушить страх самому океану. Тораджа
(Центральный Целебес) рассказывают об одном из своих племен, глупость
которого вошла в поговорку, что однажды оно спустилось к морскому берегу
после отлива. Люди эти тотчас же построили хижину ниже линии прилива. Когда
вода прибыла и стала угрожать хижине, они приняли надвигавшиеся волны за
чудовище, пытающееся пожрать их, и решили задобрить его, бросив в воду весь
свой запас риса.
Так как прилив все увеличивался, они стали кидать в море свои мечи,
копья и ножи, намереваясь, по-видимому, поранить или испугать страшного
врага и заставить его отступить. Несколько человек из горного племени
арафоо, на северном берегу Новой Гвинеи, плескались в море во время прибоя,
и трое из них были подхвачены обратной волной и утонули. Чтобы отомстить за
смерть товарищей, оставшиеся в течение многих часов стреляли в набегавшие
волны из ружей и луков. Представления о воде как о живом существе, которое
можно напугать или победить физическим насилием, облегчают нам понимание
странного рассказа о приключении с Иаковом у брода на реке Иавок.
Предание, по которому у Иакова было повреждено одно из сухожилий бедра
в борьбе с ночным противником, является, очевидно, попыткой объяснить,
почему евреи не едят соответственных сухожилий животных. Предание это и
самый обычай находят себе параллель у некоторых индейских племен Северной
Америки, которые неукоснительно вырезают и выбрасывают подколенные сухожилия
убитых оленей. Индейцы племени чероки приводят для этого два основания. Одно
заключается в том, что "это сухожилие, будучи перерезано, втягивается в
мясо; значит, у всякого, кто, на свою беду, съест подколенное сухожилие,
члены стянутся таким же точно образом". Другая причина запрета такова: если
охотник, вместо того чтобы вырезать и выбросить подколенное сухожилие, съест
его, то будет быстро утомляться в ходьбе. Оба основания вытекают из принципа
симпатической магии, хотя применяется он в каждом из этих случаев различно.
Первое объяснение предполагает, что если вы съедите сухожилие, имеющее
свойство стягиваться, то стянется и соответствующее сухожилие в вашем теле.
По другому объяснению, съедая сухожилие, без которого олень не может ходить,
вы таким же образом лишаетесь сами этой способности. Оба объяснения вполне
согласны с духом философии дикарей; каждого из них в отдельности было бы
достаточно для понимания этого еврейского табу. Согласно нашей теории,
библейский рассказ дает религиозное объяснение обычаю, первоначально
основанному исключительно на симпатической магии.
Предание о борьбе Иакова с ночным призраком и о полученном силой
благословении находится в полном соответствии с поверьем древних
мексиканцев. Они полагали, что великий бог. Тецкатлипока имел обыкновение
бродить по ночам в образе человека гигантского роста, облаченного в
пепельного цвета одеяние и носившего в руках свою голову. Робкие люди,
увидев страшный призрак, падали без памяти на землю и вскоре после того
умирали; храбрый же человек вступал с ним в единоборство и заявлял, что не
отпустит его, пока не наступит утро. Привидение упрашивало своего противника
дать ему свободу, угрожая иначе всяческими проклятиями. Если человеку
удавалось удержать в своих руках призрак до самого предрассветного часа, то
видение меняло свой тон и предлагало ему все, что угодно: богатство,
непобедимую силу, лишь бы тот освободил его и дал уйти до наступления утра.
Человек, одержавший верх над своим неземным врагом, получал от него в знак
победы четыре шипа определенного вида. Более того, людям исключительного
мужества удавалось вырывать из груди привидения сердце и, обернув его в
кусок ткани, уносить к себе домой. Но, развернув добычу, чтобы насладиться
зрелищем своего трофея, они находили только несколько белых перьев или один
шип, а иногда всего лишь горсточку золы либо старую тряпку.
Глава 8.
Когда братья Иосифа пришли из Палестины в Египет, чтобы закупить там
зерно на время голода, и уже собирались в обратный путь, Иосиф велел
столб посредине их были чем-то вроде двуликого Януса, обращенного своими
лицами в противоположные стороны, дабы зорко следить за точным выполнением
договора его обоими участниками. С другой стороны, если я не ошибаюсь,
совместная еда на камнях лучше всего объясняется желанием установить между
договаривающимися симпатическую связь через их участие в общей трапезе,
причем камни, на которых они сидели, укрепляли эти узы, передавая участникам
договора свою силу и крепость.
Если какой-нибудь читатель, имеющий несчастье обладать скептическим
складом ума, все еще сомневается в том, что вещество, находящееся под ногами
у человека, может влиять на моральную силу его клятвы, то я напомню ему один
эпизод, переданный Прокопием, который устранит все его сомнения. Этот
правдивый историк рассказывает, как одному персидскому царю удалось узнать
истину из уст упрямого лжеца, имевшего все основания ложно клясться. Когда
Пакурий властвовал над Персией, он стал подозревать, что его вассал Аршак,
царь Армении, замышляет против него восстание. Он послал за ним и бросил ему
в лицо упрек в неверности. Тот с негодованием отверг это обвинение, клянясь
всеми богами, что ему никогда в голову не приходила подобная мысль. Тогда
персидский царь, следуя указаниям своих магов, принял меры, чтобы
разоблачить изменника. Он велел разбросать по полу царского павильона навоз,
причем на одной половине пола навоз был из Персии, а на другой из Армении.
Расхаживая взад и вперед по этому полу со своим вассалом, Пакурий упрекал
его в предательских намерениях. Возражения обвиняемого отличались
необычайной противоречивостью. Покуда он ступал по персидскому навозу, он
давал самые страшные клятвы в том, что он был верным рабом персидского царя;
но стоило ему вступить на навоз Армении, как он менял свой тон, яростно
накидывался на своего сюзерена, угрожая ему местью за все перенесенные
оскорбления и хвастливо перечисляя все, что он сделает после того, как
вернет себе свободу. Когда же ноги его снова касались персидского навоза, он
тут же принимался опять льстить и раболепствовать, как прежде, самым жалким
образом вымаливая милость своего господина. Хитрость удалась вполне; измена
была очевидна и сам изменник изобличил себя. Но предать его казни нельзя
было, потому что преступник был царской крови: он был одним из Аршакидов, и
с ним поступили так, как обычно поступали с заблудшими принцами. Он был
пожизненно заключен в "замок забвения", называвшийся так потому, что, как
только узник прошел через его мрачные ворота и за ним захлопнулась дверь,
проскрипев на своих ржавых петлях, имя его под страхом смерти больше никогда
не упоминалось. Здесь гноили изменников, и здесь окончил свои дни вероломный
царь Армении.
Обычай собирать камни в кучи в качестве свидетелей, по-видимому, не
исчез до сих пор в Сирии. Одним из самых прославленных святилищ этой страны
считается храм Аарона на горе Ор. Могила пророка на вершине горы служит
местом паломничества богомольцев, которые просят здесь святого
ходатайствовать об исцелении своих близких; паломники складывают здесь кучи
из камней для того, чтобы они были свидетелями (meshhad) обетов, даваемых
ими за больных.
Глава 7.
Простившись с Лаваном у камней, Иаков со своими женами и детьми, со
всем крупным и мелким скотом продолжал свой путь к югу. С прохладных
лесистых высот Галаадских гор он спустился на несколько тысяч футов вниз, в
глубокую долину реки Иавок. Спуск этот занимает несколько часов. Совершив
его и достигнув дна долины, путешественник сразу чувствует, что он очутился
в совершенно другом климате. Оставив за собой хвойные леса и свежие ветры
нагорья, он после часового спуска приближается к напоенной ароматами деревне
Бурмэ, утопающей в фруктовых деревьях и цветах, где студеная вода
прозрачного родника утолит его жажду во время полуденного привала. Продолжая
свой путь, путник круто спускается вниз еще на 2 тысячи футов, и его
охватывает тепличная атмосфера среди роскошной полутропической
растительности у вод широкого Иавока. Вид этого ущелья в высшей степени дик
и живописен. С обеих сторон реки на огромную высоту поднимаются почти
отвесные утесы; верхние края пропасти и крутых скатов высоко над головой
путника вырисовываются на небе. На дне этой огромной бездны Иавок течет
могучим потоком; его серо-голубые воды обрамлены скрывающими их даже на
близком расстоянии густыми зарослями олеандров, чьи яркие цветы ранним летом
придают долине некоторую красочность. Эз-Зарка (таково ее теперешнее
название) отличается быстрым и сильным течением. Уровень воды обычно
достигает лошади до брюха, но иногда река становится совершенно
непроходимой, заливая кусты и травы высоко по обоим берегам. На
противоположной или южной стороне, у самой переправы, снова начинается
чрезвычайно крутой подъем. Тропинка вьется все выше и выше; путешественнику
приходится слезать с коня и вести его на поводу. У этого длинного подъема,
оставшись один на берегу, Иаков в вечерних сумерках следил глазами за своими
с трудом взбиравшимися верблюдами и вслушивался в крики погонщиков,
постепенно замиравшие в вышине, пока и их самих и шум, производимый ими, не
поглотили мрак и расстояние.
Эта картина природы поможет нам разобраться в странном приключении,
случившемся с Иаковом у брода через реку Иавок. Он переправил на ту сторону
своих жен, прислугу и детей верхом на верблюдах. За ними и впереди них шли
его стада. Он остался один. Наступила ночь - вероятно, лунная, летняя ночь:
ибо едва ли он решился бы отправить вброд такой большой караван темной ночью
или же в зимнюю пору, когда река бывает глубока и течение ее быстро. Но как
бы то ни было - при свете луны или в темноте у шумящей реки - всю ночь
напролет с ним боролся какой-то человек, покуда утро не осветило верхушки
леса у края лощины, высоко над сцепившейся внизу во мраке парой. Незнакомец
взглянул наверх, увидел свет и сказал: "Отпусти меня, ибо взошла заря". Так
Юпитер вырвался перед рассветом из страстных объятий Алкмены; так дух отца
Гамлета растаял, как только запели петухи; так Мефистофель в темнице, под
стук молотка, сколачивающего виселицу, уговаривал Фауста поторопиться,
потому что наступает день - последний день Гретхен. Иаков ухватился за
своего противника и сказал: "Не отпущу тебя, пока не благословишь меня".
Незнакомец спросил у Иакова, как его зовут, и, когда Иаков назвал ему себя,
тот сказал: "Отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с
богом, и человеков одолевать будешь". "Израиль" - по-еврейски буквально
означает "богоборец". На просьбу Иакова: "Скажи мне имя твое" - неизвестный
ответил отказом и, дав потребованное благословение, исчез. Иаков назвал это
место Пенуэл, "ибо, говорил он, я видел бога лицем к лицу, и сохранилась
душа моя". Вскоре взошло солнце и осветило Иакова, но оказалось, что он
хромает, т. к. во время борьбы его противник дотронулся до сустава его
бедра. "Поэтому и доныне сыны Израилевы не едят жилы, которая на составе
бедра".
Рассказ этот неясен, и возможно, что составители книги Бытие опустили
некоторые первоначальные подробности, носившие явные следы язычества;
поэтому всякое объяснение этого эпизода по необходимости должно основываться
на догадках. Приняв во внимание природу, среди которой происходила описанная
сцена, а также другие сходные легенды, речь о которых будет ниже, мы, быть
может, имеем право предположить, что таинственный противник Иакова был
речным духом или джинном и что Иаков нарочито искал этой борьбы, дабы
получить от него благословение. Тогда станет понятным, почему он отослал
вперед всех женщин, слуг и животных и остался один впотьмах у переправы. Он
мог предполагать, что боязливый речной бог, напуганный топотом такого
огромного каравана и плеском воды, спрячется где-нибудь в болоте или в
густых зарослях олеандров на безопасном расстоянии; когда же все кончится и
воцарится снова тишина, если не считать обычного шума от течения реки,
любопытство заставит духа покинуть свою засаду и посмотреть, что делается у
брода после всей этой возни и суматохи. Тут хитрый Иаков и накинется на него
и будет с ним бороться, пока не получит желаемого благословения. Таким
именно образом Менелай поймал пугливого морского бога Протея, спящего при
лунном свете на желтом песке среди тюленей, и насильно заставил его
пророчествовать. Точно так же Пелей захватил морскую богиню Фетиду, эту
греческую Ундину, и сделал ее своей женой. В этих обеих греческих легендах
водяной дух, тонкий и скользкий, извивается в руках своего противника,
несколько раз ускользает от него, оборачивается то львом, то змеей, то водой
и так далее, пока, исчерпав все усилия и отчаявшись в победе над упорным
врагом, он под конец не соглашается исполнить волю победителя. Так было и в
борьбе Геркулеса с речным богом Ахелоем за прекрасную Деяниру; водяной дух,
чтобы вырваться из крепких рук героя, сначала обернулся змеей, потом быком,
но все было напрасно.
Приведенные параллели заставляют думать, что в первоначальной версии
этого рассказа противник Иакова также принимал различные обличья, отбиваясь
от дерзкого преследователя. Некоторый намек на подобные превращения
сохранился, быть может, в легенде о явлении бога пророку Илии на горе Хорив;
возможно, что в первоначальной редакции этого возвышенного повествования
ветер, землетрясение и огонь были последовательными превращениями
противящегося божества; побежденное под конец настойчивостью пророка, оно
открылось ему в тихом ветре. Надо иметь в виду, что люди, желая насильно
получить пророчество или благословение, устраивали засаду не только на
водяных богов, но и на другие сверхъестественные существа. Так, фригийский
бог Силен, по преданию, обладал, несмотря на свой рассеянный образ жизни,
обширным запасом различных сведений, которыми он, подобно Протею, делился,
лишь будучи вынужденным к тому. Фригийский царь Мидас поймал его, подмешав
вина в источник, из которого мудрый Силен в минуту слабости разрешил себе
напиться. Когда усыпленный винными парами Силен проснулся, он увидел себя в
плену и был вынужден вести возвышенную беседу о вселенной и о бренности
человеческой жизни, прежде чем царь согласился отпустить его некоторые очень
серьезные классические писатели оставили нам подробное изложение проповеди,
которую веселый пропойца держал под шум придорожного родника, а по другим
сообщениям, в беседке из роз. Посредством такой же хитрости Нума, по
преданию, поймал деревенских богов Пика и Фавна и заставил их стащить с неба
своими чарами и заговорами самого Юпитера.
Предположение, что противником Иакова у переправы через Иавок был не
кто иной, как речной бог, подкрепляется, может быть, тем соображением, что у
многих народов практиковался обычай умилостивлять у переправ капризных и
жестоких водяных богов. По совету Гесиода, собираясь перейти вброд реку, вы
должны, глядя на текущую воду, произнести молитву и вымыть руки; ибо тот,
кто шагает через поток с немытыми руками, навлекает на себя гнев богов.
Когда спартанский царь Клеомен, намереваясь напасть на Арголиду, прибыл со
своими войсками к берегам Эразина, он совершил жертвоприношение реке, но
предзнаменования были неблагоприятны для переправы. Клеомен по этому поводу
заметил, что хотя он восхищается патриотизмом речного бога, не желающего
предать свой народ, он, Клеомен, все же завладеет Арголидой. С этими словами
он повел своих людей к морю, принес ему в жертву быка, посадил свое войско
на корабли и переправил его на вражескую землю. Когда персидская армия под
предводительством Ксеркса подошла к реке Стримону во Фракии, волхвы, прежде
чем переправиться на другой берег, принесли там в жертву белых лошадей и
совершили еще некоторые другие странные обряды. Лукулл, переходя со своей
армией Евфрат, принес в жертву реке вола. "Находясь на берегу реки, перуанцы
имели обыкновение зачерпнуть рукой воду и пить ее, прося речного бога
разрешить им переправу или послать им хороший улов рыбы, и бросали при этом
в воду маис как умилостивительную жертву. Индейцы в Кордильерах по сей день,
переходя реку пешком или на лошади, проделывают эту церемонию и выпивают
глоток воды". В старину валлийцы "всегда трижды плевали на землю, прежде чем
перейти реку вечерней порой, дабы отвратить от себя злые чары духов и
ведьм",
По поверью племен банту, в Юго-Восточной Африке, "реки населены
демонами или зловредными духами; переправляясь через незнакомую реку,
необходимо их умилостивить, бросив в воду горсть зерна или иное приношение,
хотя бы оно и не представляло никакой ценности". Масаи, в Восточной Африке,
при переправе через реку бросают в воду пучок травы в виде дара; трава,
источник существования для их стад, вообще занимает видное место в ритуале и
суевериях этого племени. У баганда, в Центральной Африке, путник раньше, чем
перейти вброд реку, просил речного духа послать ему благополучную переправу
и бросал в дар реке несколько кофейных зерен. Когда человека уносило
течением, его близкие не пытались спасти его, боясь, что дух заберет и их,
если они помогут тонущему. Они полагали, что дух - хранитель утопающего
покинул его, отдав на милость речного духа, и что смерть его неизбежна. В
некоторых местностях по рекам Накиза и Сезибва, в Уганде, на каждом берегу
лежали кучи травы и палок, и всякий туземец, переходивший эти реки, бросал,
вступая в реку, пучок травы или несколько палок в одну из куч, а выходя из
воды - в другую. То было его приношение духу за благополучную переправу.
Иногда почитатели приносили к этим кучам и более ценные дары - пиво,
какое-нибудь животное, птицу или же кусок одежды из коры - и оставляли там,
произнося молитву духу. За ритуалом у каждой из названных рек следил особый
жрец, но храмов здесь не было. Клан тотема "боб" в Уганде был особенно
привержен культу реки Накиза, а жрецом был вождь этого клана. Когда река
разливалась, ни один из членов клана не пытался перейти ее: жрец запрещал им
это под страхом смерти.
В одном месте на Верхнем Ниле, называемом "водопад Карумы", течение
реки преграждается рядом высоких камней, и вода здесь низвергается по
длинному скату наподобие шлюза на глубину 10 футов. Местное предание гласит,
что камни эти поставил здесь Карума, подручный или приближенный одного
великого духа, и последний, довольный устроенной его слугой преградой,
вознаградил его, назвав водопад его именем. К этому месту был приставлен
колдун, который руководил выполнением обрядов при переправах через реку.
Когда известный исследователь Африки Спик вместе со своими спутниками
переправлялся здесь через Нил, группа туземцев племени баньоро,
сопровождавшая их, принесла в жертву двух козлят, по одному у каждого берега
реки. Они сняли с жертвенных животных кожу, сделав один длинный разрез по
груди и животу. Затем убитых животных они положили поверх травы и сучьев
спиной вниз, на манер распластанного орла, и путешественники переступили
через них ради благополучного продолжения пути. Место для жертвоприношения
было указано колдуном, приставленным к водопаду.
Итури, один из верхних притоков Конго, образует границу между степью и
тропическим лесом. "Когда мой челн уже почти пересек прозрачный и быстрый
поток шириной в полтораста ярдов, - вспоминает один из путешественников, - я
заметил на противоположном берегу у самого края воды два крошечных домика,
похожих до мельчайших подробностей на обычные деревенские хижины. Старик
вождь уклонялся от объяснений, для чего предназначены эти домики, но под
конец он мне сообщил, что они построены для духа его предшественника,
которому было вменено в обязанность, в награду за труды по постройке
домиков, охранять переправляющихся через Реку. С тех пор каждый раз, как
только к берегу приближается караван, в домики приносят немного пищи как
напоминание о том, что переправляющийся караван нуждается в покровительстве
духа". У племени ибо, в Южной Нигерии, в округе Авка, когда покойника несут
к могиле и носильщикам приходится перейти через реку, ей приносят в жертву
козу и курицу.
Бадага, племя в горах Нилгири в Южной Индии, верят в божество по имени
Гангамма, "находящееся будто бы в каждой реке, в особенности в реках Коонде
и Никаре; в прежнее время каждый владелец стада, переходящего реку, имел
обыкновение бросать туда четверть рупии, ибо скот часто уносило течением, и
он погибал. Перечисляя после смерти каждого члена племени, во время похорон,
его великие прегрешения, упоминали также о том, что он перешел реку, не
уплатив своей лепты Гангамме". Тода, менее многочисленное, но лучше
изученное племя в тех же горах, считают две из своих рек - Тейнах (Пайкара)
и Пахвар (Аваланш) божествами или обителями богов. Каждый туземец, переходя
одну из этих рек, должен в знак почтения вытащить свою правую руку из-под
накидки. Прежде эти реки можно было переходить лишь в определенные дни
недели. Когда два двоюродных брата, у которых отец одного и мать другого
родные брат и сестра, переходят вместе одну из этих священных рек, они
должны проделать специальную церемонию. Приближаясь к реке, они срывают
немного травы, жуют ее и спрашивают друг друга: "Оттолкну ли я реку (воду)?
Перейду ли я реку?" После этого они спускаются к берегу, и каждый из них,
набрав трижды горсть воды, отбрасывает ее от себя. Затем они переходят на
другой берег, держа, по обычаю, правую руку поверх накидки.
Некий прославленный вождь племени ангони, в Центральной Африке, был
после смерти сожжен близ одной реки; и поныне, когда ангони переходят эту
реку, они приветствуют ее глубоким, полнозвучным голосом так, как
приветствуют только владетельных князей. Когда же они переплывают реку в
своих челнах, то во всеуслышание исповедуются во всех случаях неверности, в
которых они провинились перед своими женами, очевидно полагая, что иначе
могут утонуть. Тораджа (Центральный Целебес) верят, что водяные духи в
образе змей обитают в глубоких прудах и в стремнинах рек. Люди должны
держаться постоянно настороже по отношению к этим опасным существам.
Поэтому, когда тораджа собирается в путь по реке, он часто с берега кричит:
"Я сегодня не отплываю, я отплыву завтра". Духи слышат эти слова, и если
кто-либо из них подстерегал в засаде путешественника, то думает, что
путешествие отложено, и поэтому отдаляет свое нападение до следующего дня.
Тем временем хитроумный тораджа будет себе спокойно плыть вниз по реке,
втихомолку подсмеиваясь над простодушием одураченного водяного духа.
Точный смысл, лежащий в основе многих таких обычаев, относящихся к
рекам, остается часто неясным, но главным мотивом здесь, по-видимому,
является страх и ужас, внушаемые рекой, которая рассматривается как некое
всесильное существо или же как место, населенное могущественными духами.
Представление о реке как об особом существе прекрасно иллюстрируется
обычаем, широко распространенным среди народности кахиен в Верхней Бирме.
Если кто-либо из этого племени утонул, переправляясь через реку, то один из
его родственников раз в год приходил к берегу провинившейся реки и, наполнив
сосуд водой до краев, рассекал его мечом, как если бы расправлялся с
врагом-человеком. Рассказывают, что однажды, когда Нил во время разлива
покрыл египетскую землю на высоту в 18 локтей и сильный ветер гнал воду
волнами, египетский царь Ферон схватил стрелу и пустил ее в бурлящий поток;
за такой необдуманный и неблагочестивый поступок он поплатился потерей
зрения. Когда Кир во время похода на Вавилон переправлялся через реку
Гиндес, одна из священных белых лошадей, сопровождавших армию, была
подхвачена потоком и утонула. Придя в ярость по поводу такого святотатства,
царь пригрозил реке сделать ее настолько мелководной, что женщина перейдет
ее вброд, не замочив колен. Для осуществления своей угрозы он заставил
войско рыть каналы, по которым вода была отведена из прежнего русла реки. На
удовлетворение ребяческого каприза суеверного деспота было потрачено все
лето, которое должно было пройти в осаде Вавилона.
Духи рек были не единственными водными божествами, которых дерзкие люди
осмеливались вызывать на борьбу и наказывать. Когда буря снесла мост,
построенный Ксерксом через Геллеспонт для переправы своей армии, царь в
ярости приговорил пролив к 300 ударам плетьми и к железным оковам.
Исполнители приговора, ударяя бичами по воде, говорили при этом: "О, злая
вода, твой господин наложил на тебя эту кару, потому что ты причинила зло
ему, он же тебе никакого зла не сделал. Но царь Ксеркс, хочешь ты или нет,
переправится через тебя. И вот теперь никто не приносит тебе жертвы, ибо ты
коварная и соленая река". По преданию, древние кельты, когда море затопило
берег, вошли в воду и стали рубить и колоть его мечами и копьями, полагая,
что они в силах причинить увечье или внушить страх самому океану. Тораджа
(Центральный Целебес) рассказывают об одном из своих племен, глупость
которого вошла в поговорку, что однажды оно спустилось к морскому берегу
после отлива. Люди эти тотчас же построили хижину ниже линии прилива. Когда
вода прибыла и стала угрожать хижине, они приняли надвигавшиеся волны за
чудовище, пытающееся пожрать их, и решили задобрить его, бросив в воду весь
свой запас риса.
Так как прилив все увеличивался, они стали кидать в море свои мечи,
копья и ножи, намереваясь, по-видимому, поранить или испугать страшного
врага и заставить его отступить. Несколько человек из горного племени
арафоо, на северном берегу Новой Гвинеи, плескались в море во время прибоя,
и трое из них были подхвачены обратной волной и утонули. Чтобы отомстить за
смерть товарищей, оставшиеся в течение многих часов стреляли в набегавшие
волны из ружей и луков. Представления о воде как о живом существе, которое
можно напугать или победить физическим насилием, облегчают нам понимание
странного рассказа о приключении с Иаковом у брода на реке Иавок.
Предание, по которому у Иакова было повреждено одно из сухожилий бедра
в борьбе с ночным противником, является, очевидно, попыткой объяснить,
почему евреи не едят соответственных сухожилий животных. Предание это и
самый обычай находят себе параллель у некоторых индейских племен Северной
Америки, которые неукоснительно вырезают и выбрасывают подколенные сухожилия
убитых оленей. Индейцы племени чероки приводят для этого два основания. Одно
заключается в том, что "это сухожилие, будучи перерезано, втягивается в
мясо; значит, у всякого, кто, на свою беду, съест подколенное сухожилие,
члены стянутся таким же точно образом". Другая причина запрета такова: если
охотник, вместо того чтобы вырезать и выбросить подколенное сухожилие, съест
его, то будет быстро утомляться в ходьбе. Оба основания вытекают из принципа
симпатической магии, хотя применяется он в каждом из этих случаев различно.
Первое объяснение предполагает, что если вы съедите сухожилие, имеющее
свойство стягиваться, то стянется и соответствующее сухожилие в вашем теле.
По другому объяснению, съедая сухожилие, без которого олень не может ходить,
вы таким же образом лишаетесь сами этой способности. Оба объяснения вполне
согласны с духом философии дикарей; каждого из них в отдельности было бы
достаточно для понимания этого еврейского табу. Согласно нашей теории,
библейский рассказ дает религиозное объяснение обычаю, первоначально
основанному исключительно на симпатической магии.
Предание о борьбе Иакова с ночным призраком и о полученном силой
благословении находится в полном соответствии с поверьем древних
мексиканцев. Они полагали, что великий бог. Тецкатлипока имел обыкновение
бродить по ночам в образе человека гигантского роста, облаченного в
пепельного цвета одеяние и носившего в руках свою голову. Робкие люди,
увидев страшный призрак, падали без памяти на землю и вскоре после того
умирали; храбрый же человек вступал с ним в единоборство и заявлял, что не
отпустит его, пока не наступит утро. Привидение упрашивало своего противника
дать ему свободу, угрожая иначе всяческими проклятиями. Если человеку
удавалось удержать в своих руках призрак до самого предрассветного часа, то
видение меняло свой тон и предлагало ему все, что угодно: богатство,
непобедимую силу, лишь бы тот освободил его и дал уйти до наступления утра.
Человек, одержавший верх над своим неземным врагом, получал от него в знак
победы четыре шипа определенного вида. Более того, людям исключительного
мужества удавалось вырывать из груди привидения сердце и, обернув его в
кусок ткани, уносить к себе домой. Но, развернув добычу, чтобы насладиться
зрелищем своего трофея, они находили только несколько белых перьев или один
шип, а иногда всего лишь горсточку золы либо старую тряпку.
Глава 8.
Когда братья Иосифа пришли из Палестины в Египет, чтобы закупить там
зерно на время голода, и уже собирались в обратный путь, Иосиф велел