размеров и истолковать его в духе Ноева потопа, о котором он слышал с самого
детства.
Некоторые исследователи предлагали объяснить вавилонское и еврейское
предания о великом потопе теми наводнениями, которым ежегодно подвергается
нижняя долина Евфрата и Тигра вследствие местных проливных дождей и таяния
снегов в горах Армении. "Основанием для этой легенды, - говорит один автор,
- послужили ежегодные наводнения во время дождливого и ветреного сезона,
продолжающегося в Вавилонии несколько месяцев, в течение которых целые
округа в долине Евфрата затапливаются водой. Дожди и ветры причиняли
огромные опустошения до тех пор, пока усовершенствованная система каналов не
урегулировала разлив Евфрата и Тигра; с тех пор то, что раньше было
проклятием для страны, превратилось в благо и повлекло за собой то
изумительное плодородие, которым так славится Вавилония. Еврейское предание
вызвано воспоминанием об одном особенно разрушительном периоде времени,
оставившем глубокое впечатление; сравнение с аналогичной легендой, найденной
на глиняных табличках в библиотеке Ашурбанипала, подтверждает эту гипотезу о
местном происхождении легенды".
По этой гипотезе, великий потоп был вызван необычайным ливнем и снегом.
Это был лишь из ряда вон выходящий случай обыкновенного явления; огромные
опустошения, произведенные им на большом пространстве долины, оставили
неизгладимое впечатление в памяти переживших катастрофу людей и их
потомства. В пользу такого взгляда говорит тот факт, что как вавилонское
предание, так и древнейшая форма еврейского предания указывают на проливной
дождь как на единственную причину наводнения.
Подтверждением такой гипотезы служит то, что и в настоящее время страна
эта под действием тех же естественных причин ежегодно подвергается опасности
наводнения. Когда Лофтус, впервые произведший раскопки на месте древнего
города Эрех, 5 мая 1849 г. прибыл в Багдад, он застал здесь население в
паническом страхе. Вследствие быстрого таяния снегов в Курдских горах и
необычайно большого переброса воды из Евфрата через канал Сеглавия вода в
Тигре поднялась в ту весну на 5 футов выше максимального уровня в обычные
годы. Подъем воды превзошел даже уровень 1831 г., когда река опрокинула
городские стены и в одну ночь разрушила не менее 7 тыс. домов, в то время
как свирепствовавшая кругом чума производила страшное опустошение среди
населения. За несколько дней до прибытия английского отряда турецкий паша
Багдада собрал все население, до одного человека, и велел ему для
предотвращения опасности построить вокруг городских стен прочную и высокую
насыпь; чтобы земля не осыпалась, она была снаружи укреплена щитами из
плетеного камыша. Внутренняя часть города была таким образом защищена от
воды, которая все же просачивалась через рыхлую наносную почву и проникла на
несколько футов глубины в погреба. За стенами города вода поднялась на 2
фута выше берега. Со стороны реки преградой для наводнения служили только
дома, частью очень старые и ветхие. Момент был критический. Люди днем и
ночью сторожили ограждения. Если бы где-нибудь плотина или укрепление не
выдержали, то Багдад был бы целиком снесен водою. К счастью, они устояли
против напора воды, наводнение постепенно пошло на убыль. Страна на многие
мили вокруг лежала под водой, и за пределами плотины не было никакой
возможности сообщаться иначе как на лодках, из которых были сооружены
паромы. Город на время превратился в остров среди обширного внутреннего
моря. Прошел целый месяц, прежде чем жители смогли верхом выезжать из
города. Испарения от застоявшейся воды послужили причиной появления малярии,
принявшей такие размеры, что из населения в 70 тыс. человек не менее 12 тыс.
погибло от лихорадки.
Если наводнения, вызываемые таянием снегов в горах Армении, еще и
сейчас являются угрозой существованию городов в речной долине, то следует
допустить, что такую же угрозу они представляли и в древности. А в таком
случае вавилонское предание о гибели города Шуруппак от наводнения, пожалуй,
имеет под собою фактическое основание. Правда, город этот был уничтожен
окончательно, по-видимому, пожаром, а не водой; но ничто не мешает нам
предположить, что он еще раньше погиб от наводнения, а потом был вновь
отстроен.
Итак, мы имеем полное основание предполагать, что некоторые, а может
быть и многие, дилювиальные предания представляют собой не что иное, как
преувеличенные описания наводнений, которые фактически имели место в
результате проливного дождя, действия морских волн во время землетрясения
или в силу других причин. Поэтому все подобные предания нужно отнести частью
к категории легенд, частью к категории мифов: поскольку предание отражает
воспоминание о действительно случившемся наводнении, оно может быть названо
легендарным; поскольку же оно описывает всеобщий потоп, которого в
действительности никогда не было, оно может быть названо мифическим. В нашем
обзоре преданий о потопе есть несколько сказаний чисто мифических, то есть
содержащих описание наводнений, на самом деле никогда не существовавших.
Таковы, например, сказания самофракийское и фессалийское которые греки
связывали с именами Дардана и Девкалиона. Самофракийское сказание есть,
вероятно, не что иное, как ложный вывод из данных физической географии,
относящихся к Черному морю и его обоим выходам - Босфору и Дарданеллам;
фессалийское сказание, надо думать, есть опять-таки ложный вывод из данных
физической географии, относящихся к окруженному горным кольцом фессалийскому
бассейну и его выходу - Темпейскому ущелью. Сказания эти, стало быть, не
легендарные, а чисто мифические, ибо описывают катастрофы, каких на самом
деле никогда не было. Они относятся к той категории мифических рассказов,
которые мы вместе с Эдуардом Тайлором можем назвать мифами наблюдения, так
как они вызваны ложным истолкованием верных наблюдений явлений природы.
Другая группа дилювиальных преданий, примеры которых мы приводили,
также принадлежит к разряду мифов наблюдения. Таковы сказания о великом
потопе, основанные на нахождении морских ископаемых в горах и в других
местах, отдаленных от моря. Предания этого рода существуют, как мы видели, у
монголов, туземцев Целебеса, говорящих на диалекте баре, обитателей острова
Таити, эскимосов и гренландцев. Будучи основаны на неверном предположении,
будто бы море поднялось некогда выше тех гор, где теперь встречаются
ископаемые, предания эти являются неправильными выводами, или мифами
наблюдения; но если бы те же предания исходили из той гипотезы, что эти
высоты некогда находились ниже уровня воды в океане, то они являлись бы
правильными выводами, предвосхищающими выводы современной науки.
Поскольку имеются основания предполагать, что многие предания о потопе,
рассеянные по всему миру, обусловлены воспоминаниями о действительно
происшедших катастрофах, постольку происхождение всех таких преданий должно
быть отнесено к периоду времени, обнимающему, самое большее, несколько
последних тысячелетий. С другой стороны, везде, где предания описывают
грандиозные изменения поверхности земного шара, которые совершались в более
или менее отдаленные геологические эпохи, мы имеем перед собой не записи
современников-очевидцев, а умозрения мыслителей значительно более поздних
времен. По сравнению с созданными природой величественными чертами земного
лика человек есть создание вчерашнего дня, и его воспоминания не идут далее
сновидений минувшей ночи.

Глава 5.

    ВАВИЛОНСКАЯ БАШНЯ.


Среди проблем, относящихся к древнейшей истории человечества, вопрос о
происхождении языка есть один из самых увлекательных и в то же время самых
трудных вопросов. Авторы начальных глав книги Бытие, отразившие здесь свои
примитивные представления о происхождении человека, ничего не говорят нам о
том, каким образом, по их мнению, человек приобрел важнейшую из всех
способностей, отличающих его от животных, - способность к членораздельной
речи. Напротив, они, по-видимому, представляли себе, что человек обладал
этим бесценным даром с самого начала; более того, животные разделяли с ним
означенное свойство, если судить по примеру змея, говорившего с человеком в
Эдеме. Тем не менее разнообразие языков, на которых говорят различные
народы, естественно, привлекало внимание древних евреев, и для объяснения
этого явления была придумана следующая легенда.
На раннем этапе существования мира все люди говорили на одном языке.
Передвигаясь с востока на запад в виде огромного каравана кочевников, они
дошли до великой равнины Сеннаар, то есть до Вавилонии, и здесь
обосновались. Они построили себе дома из кирпичей, скрепляя их илом вместо
извести, потому что камни попадаются редко в наносной почве этих обширных
болотистых равнин. Но, не довольствуясь сооружением города, они вздумали
воздвигнуть из того же материала высокую башню, которая доходила бы вершиной
до неба. Цель их состояла в том, чтобы прославить свое имя, а также
предупредить возможность рассеяния людей по всей земле: если случится
кому-нибудь выйти из города и сбиться с пути среди безбрежной равнины, то,
если башня к западу от него, он увидит вдалеке на ясном фоне вечернего неба
ее огромный темный силуэт, а если она к востоку от путника - вершину ее,
освещенную последними лучами заходящего солнца; это поможет путнику избрать
нужное направление; башня послужит ему вехой и покажет обратный путь к дому.
План был хорош, но люди при этом не приняли в расчет ревнивую
подозрительность и всемогущество божества. Действительно, пока они рьяно
работали, бог спустился с неба посмотреть город и башню, которые люди так
быстро воздвигали. Богу не понравилось это зрелище, и он сказал: "Вот, один
народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от
того, что задумали делать". Бог, очевидно, опасался того, как бы люди не
вскарабкались по башне на небо и не нанесли бы ему бесчестие в его
собственной обители, чего, конечно, никоим образом нельзя было допустить, и
он решил, что нужно расстроить план в самом зародыше. "Сойдем же, - сказал
он самому себе или своим небесным советникам, - и смешаем там язык их, так
чтобы один не понимал речи другого". И бог спустился вниз, смешал их язык и
рассеял людей по всему свету. Таким образом, люди перестали строить город и
башню. Место это было названо "Бабель", то есть "смешение", потому что "там
смешал господь язык всей земли".
Эту простую ткань библейского рассказа позднейшее еврейское предание
расшило богатыми живописными узорами. Из него мы узнаем, что сооружение
башни было не что иное, как прямой мятеж против бога, хотя мятежники не были
единодушны в своих целях. Одни хотели взобраться на небо и объявить войну
самому всемогущему богу или поставить на его место идолов, которым они будут
поклоняться; другие не заходили так далеко в своих честолюбивых замыслах,
ограничиваясь более скромным намерением пробить небесный свод градом стрел и
копий. Много лет строилась башня. Она достигла наконец такой высоты, что
каменщику с ношей за спиной приходилось целый год взбираться с земли на
вершину. Если он, сорвавшись, разбивался насмерть, то никто не жалел о
человеке, но все плакали, когда падал кирпич, потому что требовалось не
меньше года, чтобы снова отнести его на вершину башни. Люди трудились так
усердно, что женщины, занятые изготовлением кирпича, не прерывали своей
работы даже во время родов, а новорожденного ребенка заворачивали в ткань и
привязывали к своему телу, продолжая лепить из глины кирпичи как ни в чем не
бывало. Днем и ночью кипела работа. С головокружительной высоты люди
стреляли в небо, и стрелы падали назад, забрызганные кровью. Тогда они
кричали: "Мы убили всех небожителей". Наконец долготерпение бога истощилось.
Он обратился к окружавшим его престол семидесяти ангелам и предложил всем
спуститься на землю и смешать речь людей. Сказано - сделано. Тогда произошло
бесчисленное множество прискорбных недоразумений. Человек, например, просит
у другого раствор, а тот подает ему кирпич; тогда первый в ярости швыряет
кирпич в голову своему товарищу и убивает его на месте. Много народу погибло
таким образом, а те, что остались в живых, были наказаны богом, получив
справедливое возмездие за мятежные замыслы. Что же касается самой
неоконченной башни, то часть ее провалилась в землю, часть была истреблена
огнем; и только одна треть осталась на земле. Место, на котором стояла
башня, сохранило свое особенное свойство: кто ни пройдет мимо, забывает все,
что раньше знал.
Местом действия легенды является Вавилон, ибо слово "Бабель" есть лишь
еврейское название этого города. Выводить его от еврейского глагола balal
(по-арамейски balbel) - "смешивать" - неправильно. На самом деле слово
"Бабель" происходит от встречаемого в надписях вавилонского слова Bab-il или
Bab-ilu, что, по-видимому, значит "врата бога". Комментаторы, вероятно,
правы, приписывая происхождение сказания тому глубокому впечатлению, которое
великий город произвел на простодушных кочевников-семитов, попавших сюда
прямо из уединенной и безмолвной пустыни. Они были поражены неумолчным шумом
улиц и базаров, ослеплены калейдоскопом красок в суетливой толпе, оглушены
трескотней людского говора на непонятных для них языках. Их пугали высокие
здания, в особенности огромные террасообразные храмы с крышами, сверкавшими
глазурованным кирпичом и упиравшимися, как им казалось, в самое небо.
Неудивительно, если эти простодушные жители шалашей представляли себе, что
люди, взобравшиеся по длинной лестнице на вершину огромного столба, откуда
они казались движущимися точками, действительно соседствовали с богами.
Обширные развалины двух подобных колоссальных храмов до сих пор еще
сохранились в Вавилоне, и не исключено, что к одному из них относится
легенда о вавилонской башне. Один храм находился в самом городе Вавилоне;
развалины его и теперь еще носят название "Бабель". Другой был построен на
противоположном берегу реки, в Борсиппе, в 8 или 9 милях к юго-западу от
Вавилона, и известен под именем "Бирс-Нимруд". Древнее название первого
храма было Эсагил, он был посвящен Мардуку. Храм в Борсиппе назывался в
Древности Эзида и был посвящен божеству Нэбо. Мнения ученых расходятся по
вопросу о том, какое именно из этих двух древних сооружений следует признать
"вавилонской башней". Местное и еврейское предания отождествляют легендарную
башню с развалинами "Бирс-Нимруд" в Борсиппе. Из найденной на том месте
надписи мы узнаем, что древний вавилонский царь, начавший постройку
храма-башни в Борсиппе, не довел до конца это сооружение, которое осталось
без крыши. Возможно, что этот громадный неоконченный храм послужил поводом к
возникновению легенды о вавилонской башне.
Однако в древней Вавилонии было еще много других таких же храмов-башен,
интересующая нас легенда может иметь отношение к любому из них. Например,
остатки такого храма существуют и ныне на месте прежнего Ура Халдейского
(по-ассирийски - Уру), откуда, по преданию, Авраам переселился в Ханаан.
Местность эта теперь называется Мукайар или Мугейер и расположена на правом
берегу Евфрата, около 135 миль к юго-востоку от Вавилона. Несколько
невысоких земляных насыпей овальной формы обозначают место, где находился
древний город Ур. Страна эта низменная, и часто во время ежегодного разлива
Евфрата, с марта до июня или июля, руины храма представляют собой лежащий
среди болота остров, к которому можно приблизиться только на лодке. Рощи
финиковых пальм окаймляют берега реки и тянутся по всему ее течению, пока
она не теряется в водах Персидского залива. Остатки храма-башни находятся в
самой северной части местности и поднимаются примерно на 70 футов. Здание
имеет форму правильного четырехугольника, длинные стороны которого тянутся с
северо-востока к юго-западу и имеют в длину около 200 футов, а более
короткие стороны - не больше 135 футов. Как во всех подобного рода
вавилонских постройках, один угол указывает почти прямо на север. Нижний
этаж высотой в 27 футов снабжен крепкими подпорами; верхний этаж отступает
от края нижнего этажа на 30-47 футов, имеет в высоту 14 футов и
приблизительно на 5 футов покрыт мусором. Подъем, ведущий к зданию,
находился с северо-восточной стороны. Тоннель, прорытый в насыпи, показал,
что все здание было выстроено из высушенных на солнце кирпичей, обложенных с
обеих сторон толстым слоем массивного и частью обожженного кирпича
бледно-красного цвета, с прокладкой из камыша между кирпичами; все здание со
стенами 10 футов толщиной было обнесено оградой из обожженного кирпича,
испещренной надписями. Во всех четырех углах сооружения в нишах,
образованных путем уменьшения толщины кладки на один кирпич, найдены
цилиндры с надписями. Последующими раскопками установлено, что такие
памятные цилиндры с надписями на них регулярно закладывались всеми
строителями вавилонских храмов и дворцов в четырех углах здания.
Одна из таких надписей на цилиндре говорит, что этот город назывался
Ур, а божеством, которому был посвящен храм, был Син, вавилонский бог луны.
Далее мы узнаем из той же надписи, что царь Ур-ук или, правильнее, Уренгур
построил этот храм-башню, но не довел его до конца и что довершил постройку
царь Дунги, сын предыдущего. Царствование Ур-ука, или Уренгура, относится к
2700 г. или, по другим сведениям, к 2300 г. до нашей эры. Во всяком случае,
сооружение храма предшествовало на сотни лет предполагаемому времени
рождения Авраама. И если патриарх действительно переселился из Ура в Ханаан,
как о том повествует Библия, то этот самый храм, руины которого доныне
высятся в долине Евфрата, был, конечно, знаком Аврааму с детства; и можно
думать, что патриарх, покидая родной город в поисках обетованной земли и
оглядываясь на исчезающие вдали за пальмовыми рощами дома, бросил свой
прощальный взор на знаменитый храм города Ура. Возможно, что в представлении
потомков Авраама высокий столп, окутанный туманом времени и пространства,
принял гигантские размеры упирающейся в небо башни, откуда в старину
различные народы земли отправились в далекое странствование.
Авторы книги Бытие ничего не говорят о природе того общего языка, на
котором до смешения наречий говорили все люди, а также, надо полагать, наши
прародители - друг с другом, со змеем и с богом в саду Эдема. В позднейшие
века возникло предположение, что первоначальным языком человечества был
еврейский. Отцы церкви, по-видимому, не питали на этот счет никаких
сомнений. Да и в новейшие времена, пока языкознание находилось еще в
младенческой стадии развития, делались усердные, но, разумеется, тщетные
попытки вывести все разнообразные формы человеческой речи из еврейского
языка как общего их источника. В этом наивном предположении христианские
ученые не ушли дальше своих собратьев, принадлежавших к другим религиям и
видевших в языке, на котором написаны их священные книги, не только язык
первородных людей, но и самих богов. Первым человеком, которому в новое
время удалось опровергнуть этот вздор, был Лейбниц, сказавший, что "в
предположении о том, будто еврейский язык был первоначальным языком всего
человечества, заключается столько же правды, сколько в утверждении
Горопиуса, опубликовавшего в Антверпене в 1680 г. книгу, где доказывается,
будто бы голландский язык был именно тот, на котором говорили в раю". Один
автор уверял, что Адам говорил на баскском языке, а другие, впадая в прямое
противоречие с Библией, вводили разноязычие в самый Эдем, Держась того
мнения, что Адам и Ева говорили по-персидски, змей - по-арабски, а добрый
архангел Гавриил разговаривал с нашими прародителями по-турецки. Нашелся и
такой оригинальный ученый, который серьезно доказывал, что всемогущий бог
обращался к Адаму по-шведски, Адам отвечал своему создателю по-датски, а
змей беседовал с Евой по-французски. Надо полагать, что все такие
лингвистические теории возникали под влиянием национальных симпатий и
антипатий их авторов-филологов.
Предания, аналогичные легенде о вавилонской башне были отмечены среди
некоторых африканских племен. Так, у туземцев с реки Замбези, в окрестностях
водопада Виктория, "существует предание, относящееся, вероятно, к сооружению
своего рода вавилонской башни и кончающееся гибелью смелых строителей,
которым обрушившиеся леса размозжили головы". Предание это, в столь краткой
форме сообщенное Ливингстоном, было более подробно записано одним
швейцарским миссионером. Племя алуи, живущее в верховьях Замбези,
рассказывает, что бог Ниамбе, олицетворяющий солнце, жил некогда на земле,
но впоследствии по паутине поднялся на небо. Однажды бог явился к людям и,
став на высокое место, сказал им: "Поклоняйтесь мне", на что люди ответили:
"Пойдем и убьем Ниамбе". Встревоженный этой дерзкой угрозой, бог поспешил
уйти на небо, откуда он, по-видимому, раньше спустился временно на землю.
Тогда люди сказали: "Давайте поставим мачты и взберемся на небо". И они
стали воздвигать мачты, ставя их одну на другую и скрепляя между собой, а
потом вскарабкались по ним вверх. Но когда они таким образом взобрались на
большую высоту, мачты упали, и все висевшие на них люди разбились насмерть.
Таков был их конец. Бамбалангела, живущие у реки Конго, рассказывают, что
"вангонго (другое племя) захотели однажды узнать, что представляет собой
луна, и люди поднялись с своих мест, чтобы взобраться на луну. Они забили в
землю толстую сваю, и один из них залез по ней наверх, таща за собой вторую
сваю, которую он прикрепил к концу первой; ко второй свае была прикреплена
третья и так далее. Все жители селения таскали наверх сваи. Когда эта
"вавилонская башня" была возведена на значительную высоту, все сооружение
вдруг рухнуло, и люди пали жертвами своего неуместного любопытства. С тех
пор никто больше не стал доискиваться, что представляет собой луна". Туземцы
племени мкульве (в Восточной Африке) передают подобную же легенду. Однажды
люди сказали друг другу: "Давайте построим высокий столп и взберемся на
луну!" Они вбили в землю большое бревно, прикрепили к его верхнему концу
другое, затем третье и так далее, пока наконец бревна не упали и не
раздавили людей. Тогда некоторые сказали: "Не будем все-таки отказываться от
нашего намерения". И люди вновь принялись за прежнюю работу и стали опять
громоздить бревна одно на другое; в конце концов они снова обрушились, и
многие люди были убиты. После этого они оставили навсегда свои попытки
взобраться на луну.
У ашанти существует предание, что в старину бог жил среди людей, но
после того, как одна старуха оскорбила его, он в гневе удалился в свою
небесную обитель. Скорбя об уходе бога люди решили отправиться на поиски
его. С этой целью они собрали все, какие у них были, песты, которыми толкут
зерно для похлебки, и начали ставить их один на другой. Но когда
составленная таким образом башня уже почти достигала неба, к несчастью,
оказалось, что пестов не хватает. Что было делать? Но тут один мудрец нашел
простой выход:
Возьмем самый нижний пест и поставим его наверх; продолжая делать так
дальше, мы дойдем до бога". Предложение было принято, но, когда приступили к
его осуществлению, вся башня развалилась, как и следовало ожидать. Впрочем,
некоторые утверждают, что виновниками несчастья были белые муравьи, которые
изгрызли целиком нижний пест. Как бы то ни было, сообщение с небом
достигнуто не было, и людям ни разу не удалось добраться до бога.
Существует аналогичное библейскому рассказу о вавилонской башне
предание о знаменитой пирамиде в городе Чолуле, в Мексике, - величайшем
памятнике строительного искусства туземцев во всей Америке. Это колоссальное
сооружение, которое и теперь еще вызывает изумление путешественников,
находится близ Пуэблы, одного из красивейших городов современной Мексики, по
дороге из Веракрус в столицу. По своей форме оно напоминает египетские
пирамиды, а по размерам даже соперничает с ними. Высота его доходит до 160
футов, а длина основания вдвое больше, чем у великой пирамиды Хеопса.
Первоначально оно, как и другие мексиканские древние храмы, так называемые
теокалли, имело форму усеченной пирамиды, обращенной своими четырьмя
сторонами к четырем странам света и имеющей четыре террасы. Но под влиянием
времени и непогоды первоначальные очертания стерлись; поверхность его в
настоящее время покрыта в изобилии кустами и деревьями, так что весь этот
колосс кажется скорее естественным холмом, нежели произведением человеческих
рук. Пирамида построена из высушенного на солнце кирпича, скрепленного
раствором, с примесью мелкого щебня, черепков и кусков сломанных ножей и
оружия из обсидиана. Между рядами кирпичей проложены слои глины. С плоской
вершины площадью свыше одного акра открывается великолепный вид на всю
широкую плодородную долину, вплоть до окружающих ее громадных вулканических
гор, с густым лесом по склонам и голыми, бесплодными порфировыми вершинами,
из которых наиболее высокие покрыты вечным снегом.