Страница:
заседавший в таком почетном месте и возглавляемый столь важными сановниками,
имел древнюю традицию. Вывод этот подтверждается еще и характером дел,
подлежавших разбирательству в этом суде, ибо для подыскания им полной
параллели мы должны были обратиться к первобытной юстиции диких племен
Индии, Африки и Целебеса. Здесь, в Афинах, в качестве подсудимых выступали
не люди, а животные и орудия или метательные снаряды из камня, дерева и
железа, которые расшибли чью-либо голову, причем направлявшая их рука
осталась неизвестной. Мы не знаем, как поступали с животными, признанными по
суду виновными; что же касается неодушевленных предметов, убивших человека,
то, по дошедшим до нас сведениям, племенные "цари" изгоняли их за пределы
своих владений. Каждый год судьи торжественно судили по обвинению в убийстве
топор или нож, которыми был убит вол во время празднества в честь Зевса в
Акрополе; каждый год их торжественно признавали виновными, осуждали и
бросали в море. В насмешку над афинянами, питавшими страсть к. судебным
заседаниям, комедиограф Аристофан изобразил в одной из своих комедий
дряхлого судью, с соблюдением всех законных формальностей творящего суд над
собакой, укравшей и съевшей сыр. Возможно, что идея этой знаменитой сцены,
скопированной впоследствии Расином в его единственной комедии ("Сутяги"),
была внушена афинскому поэту в то время, когда он, затерявшись среди досужих
зрителей в здании суда, наблюдал, смеясь в душе, за судебной процедурой над
арестантом в образе собаки, быка или осла, обвиняемых в злоумышленном и
коварном укушении, бодании, лягании или ином нападении на афинских граждан.
Удивительно, что Платон, великий философ-идеалист, прикрыл своим
авторитетом эти странные пережитки варварской юриспруденции, предложив
включить их в число законов идеального государства, составленных им к концу
своей жизни. Правда, нужно сказать, что к тому времени, когда Платон
приступал к своим "Законам", дрожащая рука престарелого художника уже много
потеряла в своем прежнем мастерстве, и, как ни широко полотно, на котором он
нарисовал свою последнюю картину, ее краски бледнеют перед блестящими
образами его "Республики". Мало найдется книг, которые хранили бы более
явственный отпечаток притупившегося воображения и гения, склонившегося под
тяжестью лет. В этом его последнем произведении солнце Платона уже слабо
мерцало в тучах заката. Отрывок, где философ предлагает учредить судебную
процедуру по образцу заседавшего в афинском Пританее суда, гласит так: "Если
вьючное животное или иная скотина убьет человека, то, за исключением
случаев, происшедших во время участия животного в публичных состязаниях,
родственники умершего должны возбудить преследование против животного за
убийство; судьи должны быть избраны по указанию родственника убитого из
числа надсмотрщиков над общественными землями. Животное, признанное
виновным, предается смерти, и труп его выбрасывается за пределы страны. Если
же неодушевленный предмет, не считая молнии или другого метательного
снаряда, пущенного рукою бога, лишит жизни человека тем, что упадет на него,
либо тем, что человек упадет на этот предмет, то ближайший родственник,
совершающий искупление за себя и всю родню, выбирает судьею ближнего соседа,
а признанный виноватым предмет выбрасывается за пределы страны, как
предписано по отношению к животным".
Судебное преследование неодушевленных предметов за убийство человека не
ограничивалось в Древней Греции Афинами. На острове Тасос существовал закон,
по которому всякий предмет, причинивший своим падением смерть человеку,
подлежал суду; признанный виновным, он должен был быть выброшен в море. В
центре города Тасоса стояла бронзовая статуя одного прославленного кулачного
бойца по имени Теаген. Он за свою жизнь взял несчетное количество призов на
состязаниях, и граждане чтили память о нем как о человеке, составлявшем
лучшее украшение их родины. Нашелся, однако, негодяй, питавший злобу к
покойнику бойцу: он каждую ночь приходил к статуе и колотил ее изо всех сил.
Вначале статуя переносила такое обращение с гордым спокойствием, но под
конец ее терпение истощилось, и она рухнула на своего трусливого врага и
задавила его насмерть. Родственники убитого привлекли статую к суду за
убийство, доказали ее вину, и статуя была осуждена и брошена в море. В
Олимпии господствовал такой же закон, или, во всяком случае, там имело место
такое же строгое отношение к статуям-убийцам. Однажды маленький мальчик
играл там под бронзовым изображением быка, стоявшим на священном месте.
Неосторожно поднявшись, малыш стукнулся головой о твердое металлическое
брюхо животного и, промучившись несколько дней, умер. Олимпийские власти
постановили убрать статую из пределов святилища на том основании, что она
совершила предумышленное убийство, но Дельфийский оракул стал на более
снисходительную точку зрения и в своем приговоре признал, что статуя
действовала без злого умысла. Власти присоединились к этому приговору и
произвели над бронзовым быком, согласно указаниям оракула, торжественный
обряд очищения, обычный в случаях непредумышленного убийства. По преданию,
после смерти Сципиона Африканского статуя Аполлона в Риме была так потрясена
горем, что плакала в продолжение трех дней. Римляне сочли такую печаль
чрезмерной и, по совету авгуров, раскололи слишком чувствительную статую на
мелкие куски и бросили в море. Животные в Риме также не всегда были
избавлены от высшей меры наказания. По древнему закону или обычаю,
установление которого легенда приписывает царю Нуме - реформатору и
законодателю, человек, вырывший из земли плугом межевой камень, и быки,
которые были его пособниками и содействовали в этом святотатстве, ставились
вне закона, и любой желающий мог их безнаказанно убить.
Подобные воззрения и основанные на них обычаи были присущи не одним
лишь диким племенам и цивилизованным народам языческой древности. В Европе
вплоть до сравнительно недавнего времени низшие животные в полной мере несли
наравне с людьми ответственность перед законом. Домашних животных судили в
уголовных судах и карали смертью в случае доказанности преступления; дикие
животные подлежали юрисдикции церковных судов, и наказания, которым они
подвергались, были изгнание и смерть посредством заклинания или отлучения.
Наказания эти были далеко не шуточные, если правда, что св. Патрик прогнал в
море заклинаниями всех пресмыкающихся Ирландии или обратил их в камни и что
св. Бернар, отлучив жужжавших вокруг него мух, уложил их всех мертвыми на
полу церкви. Право привлечения к суду домашних животных опиралось, как на
каменную скалу, на еврейский закон из Книги завета. В каждом деле назначался
адвокат для защиты животных, и весь процесс - судебное следствие, приговор и
исполнение - проводился при строжайшем соблюдении всех форм судопроизводства
и требований закона. Благодаря исследованиям французских любителей
древностей были опубликованы протоколы 92 процессов, прошедших через суды
Франции между XII и XVIII вв. Последней жертвой во Франции этой, можно
сказать, ветхозаветной юстиции была корова, которой был вынесен смертный
приговор в 1740 г. нашего летосчисления. Что же касается права церковных
властей распространять свою юрисдикцию на диких зверей и гадов, как-то:
крыс, саранчу, гусениц и т. п., то оно не могло быть с такой неоспоримой
ясностью выведено - по крайней мере, на первый взгляд - из священного
писания, и для этого потребовалась цепь умозаключений. Самыми
неопровержимыми доводами считались следующие. Если бог проклял змея,
соблазнившего Еву, если Давид проклял гору Гелвуй за смерть Саула и
Ионафана, если спаситель проклял смоковницу за то, что она не дала плоды в
неурочное время года, то ясно, что и католическая церковь также имеет
безусловное право заклинать, отлучать, предавать анафеме, проклинать и
осуждать на вечную муку все одушевленные и неодушевленные создания без
всякого исключения. Правда, некоторые ученые, преисполненные самомнения,
внушенного им мирскими лжеучениями и псевдофилософией, дерзали приводить
другой ряд аргументов, которые неискушенным в науке людям должны показаться
непреложными. Они утверждали, что право суда и наказания предполагает некий
договор, соглашение, обязательство, заключенные между верховной властью,
предписывающей законы, и подчиняющимися им подданными. Животные же, лишенные
разума, никогда не присоединялись к такому договору, соглашению или
обязательству и, следовательно, не могут законным образом подвергаться
наказаниям за поступки, совершенные ими в неведении закона. Далее, эти
ученые настаивали на том, что церковь не имеет никакого права проклинать
твари, которым она отказывала в крещении; при этом они больше всего
опирались на прецедент, созданный архангелом Михаилом, который в своем споре
с сатаной за обладание телом Моисея не выдвинул против этого "древнего змея"
ни одного позорящего обвинения, предоставив это сделать господу богу. Однако
все подобные ухищрения и крючкотворство, сильно отдающие рационализмом, не
имели никакого веса по сравнению с прочным авторитетом священного писания и
традиции, на которые ссылалась церковь в своей юрисдикции. Каким образом она
ее осуществляла, будет видно из последующего.
Когда население какой-либо местности терпело от нашествия чрезмерно
расплодившихся вредных животных или насекомых, оно приносило на них жалобу в
надлежащий церковный суд, который посылал экспертов для выяснения
нанесенного ущерба и доклада о нем. Затем назначался адвокат для защиты
обвиняемых и изложения доводов, по которым их нельзя было привлекать к
судебной ответственности. После троекратного вызова суд за неявкой
ответчиков выносил заочное решение. Вслед за этим животным объявлялся приказ
в положенный срок покинуть данную местность под страхом заклинания; если они
в указанное время не удалялись, то провозглашалась торжественная формула
изгнания. Однако суд, по-видимому, всячески избегал доводить дело до такой
крайней меры и пользовался всевозможными уловками и предлогами, чтобы
отделаться от этой печальной необходимости или хотя бы отсрочить ее.
Возможно, что суд откладывал в долгий ящик свои церковные громы из чувства
сострадания к животным, для которых эти громы были предназначены. Однако
некоторые маловеры утверждают, что истинной причиной была боязнь, как бы эти
животные не оставили без внимания церковный запрет и, вместо того чтобы
исчезнуть с лица земли после наложенной на них анафемы, не стали с еще
большей силой плодиться и множиться, каковые случаи, по рассказам,
неоднократно имели место. Адвокаты и не пытались отрицать, что такое
противоестественное размножение гадов вопреки отлучению действительно
происходило, но они вполне резонно объясняли этот факт происками искусителя,
который, как это известно по случаю с Иовом, к великой досаде и печали
человеческого рода, получил разрешение рыскать по всей земле.
С другой стороны, прихожане, не внесшие своевременно десятины, не могли
рассчитывать на благодетельное действие такого проклятия. Поэтому одно из
светил юриспруденции по данному вопросу заявило, что самым действенным
средством изгнать саранчу является уплата десятины. Свою спасительную
доктрину юрист подкрепил ссылкой на высокий авторитет пророка Малахии, в
книге которого божество строго упрекает евреев за промедление с уплатой
десятины, и, рисуя заманчивыми красками блага, ожидающие исправных
плательщиков, дает слово тотчас по получении следуемого истребить саранчу,
пожирающую урожай. Такой нажим на карманы и благочестие верующих
свидетельствует о печальном состоянии казны храма во времена упомянутого
пророка. Его пылкие поучения могли бы служить текстом для красноречивых
проповедей, читавшихся при подобных обстоятельствах в средние века с высоты
многих церковных кафедр.
Этим мы закончим изложение общих принципов, на основании которых в
Европе прежде судили и осуждали животных. Несколько примеров таких
процессов, светских и духовных, покажут нам в истинном свете мудрость наших
предков, хотя, быть может, и не увеличат нашего уважения к авторитету права.
Судебный процесс между общиной Сен-Жюльен и жуками, известными ныне
натуралистам под именем Rhunchites auratus, продолжался с промежутком свыше
сорока лет. В конце концов обыватели, устав от тяжбы, предложили сойтись на
компромиссе, предоставив насекомым в вечное и исключительное владение и
пользование участок плодородной земли. Адвокат, представлявший интересы
насекомых, отклонил это предложение, как ограничивающее естественную свободу
его клиентов, но суд, не согласившись с доводами адвоката, отправил
несколько своих членов для осмотра местности. Так как местность оказалась
изобилующей лесом и водой и в общем подходящей во всех смыслах для
насекомых, то церковные власти постановили надлежащим образом оформить
передачу участка и привести ее в исполнение. Народ уже радовался, предвидя
для себя освобождение как от процесса, так и от насекомых;
но его радость была преждевременна. В дальнейшем обнаружилось печальное
обстоятельство, а именно: на подлежащем передаче участке оказался карьер,
где добывалась охра, идущая на краску. Правда, карьер был уже задолго до
того выработан и заброшен, но кто-то еще владел с давних пор правом проезда
по этой земле, и, конечно, он не мог осуществлять свое право, не причиняя
крупных неудобств новым владельцам, не говоря уже о риске для них получить
телесное повреждение, попав под ноги прохожего. Препятствие было
непреодолимо, соглашение аннулировано, и весь процесс начался сызнова. Как и
когда он окончился, останется, вероятно, навсегда неизвестным, потому что
протоколы испорчены. Несомненно одно: процесс начался в 1445 г., а в 1487 г.
это дело (или другое, однородное) находилось еще в производстве. Отсюда мы
можем с большей вероятностью заключить, что обитатели Сен-Жюльена не
получили удовлетворения, а жуки вышли победителями в споре.
Другой процесс, возбужденный в Отэнском церковном округе против крыс в
начале XVI в., приобрел большую известность благодаря участию в нем
Варфоломея де Шассенэ, прославленного адвоката и юриста, французского Кока,
составившего себе имя блестящей защитой крыс в этом процессе. Кок Эдуард -
английский юрист XVI в., боролся за права парламента. Случилось так, что
крысы произвели большие опустошения на полях, сожрав урожай в большей части
Бургундии. Обыватели принесли жалобу, и суд вызвал крыс к ответу. Повестки
были составлены по всей форме; во избежание возможных ошибок подсудимые были
описаны как мерзкие животные сероватого цвета, живущие в норах. Вызов в суд
был произведен, как полагается, судебным чиновником, прочитавшим повестки в
местах, наиболее часто посещаемых крысами. Тем не менее в назначенный день
крысы в суд не явились. Их адвокат в интересах защиты своих клиенток указал,
что повестки имели слишком местный и индивидуальный характер; ввиду того что
в деле были заинтересованы все крысы диоцеза, они все должны быть вызваны со
всех ее концов. Диоцез - территориально-административная единица,
епархиальный округ во главе с епископом. Эти доводы были приняты во
внимание, и священники на местах получили инструкцию вызвать к другому дню
каждую крысу отдельно. Срок этот наступил, но из крыс опять ни одна не
явилась. Тогда защитник Шассенэ заявил, что ввиду вызова в суд всех его
клиенток, молодых и старых, здоровых и больных, они должны сделать большие
приготовления, и потребовал продления срока. Это ходатайство было также
уважено, но подсудимые снова не явились на суд. Теперь их защитник стал
оспаривать законность при данных обстоятельствах самого вызова. Он
совершенно резонно доказывал, что повестки суда являются одновременно
охранными грамотами для следования его подзащитных в суд и обратно; между
тем его клиентки, при всем своем желании оказать повиновение приказу о явке,
не решаются покинуть свои норы, боясь за свою телесную неприкосновенность,
которой угрожают злые кошки, принадлежащие истцам. "Пусть истцы, - продолжал
он, - возьмут на себя обязательство, под угрозой большого денежного штрафа,
что их кошки не потревожат моих клиенток, и требование о явке в суд будет
немедленно исполнено". Суд признал основательность приведенного аргумента, и
так как истцы отказались принять на себя ответственность за поведение своих
кошек, то явка крыс на суд была отложена без назначения срока.
В 1519 г. община Стельвио в Тироле возбудила уголовный процесс против
кротов или полевых мышей, которые, "изрыв и разбросав землю, так что ни
трава, ни другая зелень не могли на ней расти, повредили урожай". "Чтобы
дать означенным мышам возможность оправдать свое поведение ссылкой на свою
нужду и бедственное положение и дабы они ни в чем не могли пожаловаться на
суд", защита их была поручена адвокату по имени Ганс Гринебнер. Обвинителем
выступил Шварц Мининг, и он доказал путем свидетельских показаний серьезный
вред, нанесенный обвиняемыми землям истцов. Защитник, несмотря на слабость
своей позиции, считал долгом чести приложить все старания в пользу своих
клиентов. Он указывал на их многочисленные заслуги перед общиной, главным
образом на пользу, оказанную ими земледелию: они уничтожали вредных
насекомых и личинок, а также обогащали почву, взрыхляя ее. В заключение
своей защитительной речи он выразил надежду, что если бы обвиняемые
проиграли процесс и были осуждены на изгнание из теперешнего своего
местожительства, то им будет предоставлено другое удобное для жилья место.
Далее он просил выдать им, по соображениям простой справедливости, охранную
грамоту против нападений кошек, собак или иных врагов. Судья признал
основательность последнего ходатайства и не только выдал мышам охранную
грамоту, но из чувства гуманности предоставил даже двухнедельную отсрочку
для всех беременных или находящихся в младенческом возрасте мышей.
В 1478 г. бернские власти возбудили дело против вредителей, известных
под названием inger (миксина европейская). То был, по всей вероятности, вид
жесткокрылых насекомых рода Brychus, которые, как утверждали (чему мы охотно
верим), в Ноевом ковчеге не имели ни одного представителя. Дело разбиралось
епископом лозаннским и тянулось долгое время. Обвиняемые, наносившие большой
вред полям, лугам и садам, были вызваны в суд обычным порядком для
представления объяснений через адвоката перед его милостью епископом
лозаннским в Виффлисбург. Им было приказано явиться на шестой день после
вызова ровно в час дня. Однако насекомые оставались глухи к этому
приказанию, а их адвокат, некий Жан Перродэ из Фрейбурга, по-видимому,
обнаружил в деле защиты своих клиентов недостаточную энергию и ловкость. Как
бы то ни было, насекомым был вынесен обвинительный приговор, и громы церкви
обрушились на них в следующих выражениях: "Мы, Бенедикт из Монферрато,
епископ лозаннский и пр., выслушав жалобу высоких и могущественных господ из
Берна на жуков inger, а также неосновательные и не заслуживающие внимания
возражения обвиняемых, осенив себя крестным знамением и руководясь велениями
бога, единственного источника правосудия на земле, в согласии с мнением
совета из людей, сведущих в законах, сим признаем и удостоверяем, что жалоба
на мерзких жуков inger, причиняющих вред травам, лозам, лугам, злакам и
другим плодам, вполне обоснованна и что жуки эти подлежат заклинанию в лице
их защитника Жана Перродэ. Вместе с тем мы призываем на них наше проклятие,
требуем от них повиновения и предаем их анафеме именем отца и сына и святого
духа, дабы они оставили все поля, земли, огороды, посевы, плоды и удалились
прочь. В силу настоящего приговора я объявляю и подтверждаю, что вы
подлежите изгнанию и отлучению и что властью всемогущего бога отныне вы
прокляты, а число ваше да будет с каждым днем сокращаться, где бы вы ни
были, пока вас останется не больше, чем нужно на пользу и потребу человека".
Население с нетерпением ждало приговора, который был встречен с великим
ликованием. Но радость его была кратковременна, потому что, как это ни
странно, непокорные насекомые оставили в небрежении церковные громы.
Передают, что они продолжали досаждать и тревожить жителей Берна за их грехи
до тех самых пор, пока последние не обратились к неприятному, но испытанному
средству, уплатив причитающуюся церкви десятину.
В XIII в. жители Хура, главного города кантона Граубюнден в Швейцарии,
затеяли в майнцском курфюрстве процесс против зеленых жуков, именуемых
шпанскими мухами. Судья, которому была принесена жалоба на насекомых, из
сострадания к их крошечному сложению и крайней молодости дал им опекуна и
адвоката, который выступил в их защиту и получил для них участок земли, куда
они и были изгнаны. "И по сей день, - прибавляет историк, ~ строго
соблюдается обычай: каждый год для этих жуков отводится определенный участок
земли, где они собираются, и никто не терпит от них беспокойства". Далее, во
время процесса против пиявок, который велся в Лозанне в 1451 г., большое
количество их было доставлено в суд, чтобы выслушать постановление,
предписывающее всем пиявкам покинуть данную местность в течение трех дней.
Так как пиявки упорствовали и отказались повиноваться, то их торжественно
подвергли заклинанию. Но формула заклинания на этот раз несколько отличалась
от обычно принятой в таких случаях, вследствие чего некоторые ревнители
канона обрушились на нее с жестокой критикой, другие же ее стойко защищали.
Доктора из Гейдельберга, славившегося тогда как центр учености, не только
выразили свое полное и единодушное одобрение заклинанию, но и заставили
умолкнуть всех осмеливавшихся высказаться против него. Правда, эти доктора
откровенно признавались, что формула кое-чем отличалась от общепринятой, но
они с торжеством указывали на ее действенность, выразившуюся в результатах.
Пиявки немедленно после произнесенного заклинания начали с каждым днем
вымирать и наконец совершенно исчезли.
Среди бедствий от различных вредителей нашествие гусениц создавало
наиболее частый повод для судебных процессов. В 1516 г. обитатели города
Вильноз предъявили иск к этим вредным насекомым. Дело разбиралось у прево г.
Труа, который в своем приговоре обязал гусениц покинуть в течение шести дней
виноградники и земли Вильноза, угрожая им в случае ослушания церковным
проклятием. В XVII в. жители Страмбино, в Пьемонте, сильно страдали от
гусениц, или gatte, как они их называли, опустошавших виноградники. После
того как это бедствие продолжалось несколько лет и все обычные средства -
молебствия, крестные ходы и водосвятия - оказались бессильными остановить
его, насекомые с соблюдением всех формальностей были вызваны судебным
приставом к местному подеста (глава городского самоуправления) по обвинению
в причинении убытков местному населению. Суд проходил в 1633 г., и подлинный
судебный протокол хранится до сих пор в городском архиве Страмбино. Приводим
его точный перевод: "1633 г. 14 февраля, на основании закона, в присутствии
светлейшего синьора Джероламо ди Сан Мартино деи Синьори и синьоров Маттео
Рено, Г. М. Барберие, Г. Мерло, консулов города Страмбино. Так как в
продолжение нескольких лет в марте и в течение весны каждого года появляются
некие мелкие твари в образе небольших червей, именуемых gatte, которые с
первого дня своего рождения начинают поедать и истреблять виноградные ветви
и почки в садах названных синьоров, а также и прочих граждан; и так как
всякая власть исходит от бога, которому все создания, даже и неразумные,
повинуются и в благочестии своем прибегают к мирскому правосудию, когда
всякая другая человеческая помощь оказывается бессильной; а посему мы,
доведенные до крайности, обращаемся к содействию вашего превосходительства
против сих губительных животных, дабы вы понудили их прекратить означенное
вредительство и покинуть виноградники; также просим вызвать их в суд, под
страхом изгнания из сей местности и конфискации имущества, для представления
объяснений, почему они не перестают поедать и уничтожать виноградники.
Приказ об исполнении просим объявить во всеуслышание, а копию его вывесить в
суде".
"Ввиду доказанности изложенных обстоятельств, синьор подеста приказал
означенным преступным животным явиться в суд для представления объяснений,
почему они не прекращают вышеозначенное вредительство. Мы, Джероламо ди Сан
Мартино, подеста города Страмбино, сим вызываем названных животных,
именуемых gatte, и назначаем им на основании закона явиться к нам 5-го числа
сего месяца для представления объяснений, почему они не прекращают
вредительства, под страхом изгнания и конфискации имущества. Приказ об
исполнении сего, вступающий в законную силу 14 февраля 1633 г., должен быть
опубликован, а копия его должна быть вывешена в суде. (Подпись) Сан Мартино
(подеста)".
В соседней провинции Савойя начиная с XVI в. "существовал один
имел древнюю традицию. Вывод этот подтверждается еще и характером дел,
подлежавших разбирательству в этом суде, ибо для подыскания им полной
параллели мы должны были обратиться к первобытной юстиции диких племен
Индии, Африки и Целебеса. Здесь, в Афинах, в качестве подсудимых выступали
не люди, а животные и орудия или метательные снаряды из камня, дерева и
железа, которые расшибли чью-либо голову, причем направлявшая их рука
осталась неизвестной. Мы не знаем, как поступали с животными, признанными по
суду виновными; что же касается неодушевленных предметов, убивших человека,
то, по дошедшим до нас сведениям, племенные "цари" изгоняли их за пределы
своих владений. Каждый год судьи торжественно судили по обвинению в убийстве
топор или нож, которыми был убит вол во время празднества в честь Зевса в
Акрополе; каждый год их торжественно признавали виновными, осуждали и
бросали в море. В насмешку над афинянами, питавшими страсть к. судебным
заседаниям, комедиограф Аристофан изобразил в одной из своих комедий
дряхлого судью, с соблюдением всех законных формальностей творящего суд над
собакой, укравшей и съевшей сыр. Возможно, что идея этой знаменитой сцены,
скопированной впоследствии Расином в его единственной комедии ("Сутяги"),
была внушена афинскому поэту в то время, когда он, затерявшись среди досужих
зрителей в здании суда, наблюдал, смеясь в душе, за судебной процедурой над
арестантом в образе собаки, быка или осла, обвиняемых в злоумышленном и
коварном укушении, бодании, лягании или ином нападении на афинских граждан.
Удивительно, что Платон, великий философ-идеалист, прикрыл своим
авторитетом эти странные пережитки варварской юриспруденции, предложив
включить их в число законов идеального государства, составленных им к концу
своей жизни. Правда, нужно сказать, что к тому времени, когда Платон
приступал к своим "Законам", дрожащая рука престарелого художника уже много
потеряла в своем прежнем мастерстве, и, как ни широко полотно, на котором он
нарисовал свою последнюю картину, ее краски бледнеют перед блестящими
образами его "Республики". Мало найдется книг, которые хранили бы более
явственный отпечаток притупившегося воображения и гения, склонившегося под
тяжестью лет. В этом его последнем произведении солнце Платона уже слабо
мерцало в тучах заката. Отрывок, где философ предлагает учредить судебную
процедуру по образцу заседавшего в афинском Пританее суда, гласит так: "Если
вьючное животное или иная скотина убьет человека, то, за исключением
случаев, происшедших во время участия животного в публичных состязаниях,
родственники умершего должны возбудить преследование против животного за
убийство; судьи должны быть избраны по указанию родственника убитого из
числа надсмотрщиков над общественными землями. Животное, признанное
виновным, предается смерти, и труп его выбрасывается за пределы страны. Если
же неодушевленный предмет, не считая молнии или другого метательного
снаряда, пущенного рукою бога, лишит жизни человека тем, что упадет на него,
либо тем, что человек упадет на этот предмет, то ближайший родственник,
совершающий искупление за себя и всю родню, выбирает судьею ближнего соседа,
а признанный виноватым предмет выбрасывается за пределы страны, как
предписано по отношению к животным".
Судебное преследование неодушевленных предметов за убийство человека не
ограничивалось в Древней Греции Афинами. На острове Тасос существовал закон,
по которому всякий предмет, причинивший своим падением смерть человеку,
подлежал суду; признанный виновным, он должен был быть выброшен в море. В
центре города Тасоса стояла бронзовая статуя одного прославленного кулачного
бойца по имени Теаген. Он за свою жизнь взял несчетное количество призов на
состязаниях, и граждане чтили память о нем как о человеке, составлявшем
лучшее украшение их родины. Нашелся, однако, негодяй, питавший злобу к
покойнику бойцу: он каждую ночь приходил к статуе и колотил ее изо всех сил.
Вначале статуя переносила такое обращение с гордым спокойствием, но под
конец ее терпение истощилось, и она рухнула на своего трусливого врага и
задавила его насмерть. Родственники убитого привлекли статую к суду за
убийство, доказали ее вину, и статуя была осуждена и брошена в море. В
Олимпии господствовал такой же закон, или, во всяком случае, там имело место
такое же строгое отношение к статуям-убийцам. Однажды маленький мальчик
играл там под бронзовым изображением быка, стоявшим на священном месте.
Неосторожно поднявшись, малыш стукнулся головой о твердое металлическое
брюхо животного и, промучившись несколько дней, умер. Олимпийские власти
постановили убрать статую из пределов святилища на том основании, что она
совершила предумышленное убийство, но Дельфийский оракул стал на более
снисходительную точку зрения и в своем приговоре признал, что статуя
действовала без злого умысла. Власти присоединились к этому приговору и
произвели над бронзовым быком, согласно указаниям оракула, торжественный
обряд очищения, обычный в случаях непредумышленного убийства. По преданию,
после смерти Сципиона Африканского статуя Аполлона в Риме была так потрясена
горем, что плакала в продолжение трех дней. Римляне сочли такую печаль
чрезмерной и, по совету авгуров, раскололи слишком чувствительную статую на
мелкие куски и бросили в море. Животные в Риме также не всегда были
избавлены от высшей меры наказания. По древнему закону или обычаю,
установление которого легенда приписывает царю Нуме - реформатору и
законодателю, человек, вырывший из земли плугом межевой камень, и быки,
которые были его пособниками и содействовали в этом святотатстве, ставились
вне закона, и любой желающий мог их безнаказанно убить.
Подобные воззрения и основанные на них обычаи были присущи не одним
лишь диким племенам и цивилизованным народам языческой древности. В Европе
вплоть до сравнительно недавнего времени низшие животные в полной мере несли
наравне с людьми ответственность перед законом. Домашних животных судили в
уголовных судах и карали смертью в случае доказанности преступления; дикие
животные подлежали юрисдикции церковных судов, и наказания, которым они
подвергались, были изгнание и смерть посредством заклинания или отлучения.
Наказания эти были далеко не шуточные, если правда, что св. Патрик прогнал в
море заклинаниями всех пресмыкающихся Ирландии или обратил их в камни и что
св. Бернар, отлучив жужжавших вокруг него мух, уложил их всех мертвыми на
полу церкви. Право привлечения к суду домашних животных опиралось, как на
каменную скалу, на еврейский закон из Книги завета. В каждом деле назначался
адвокат для защиты животных, и весь процесс - судебное следствие, приговор и
исполнение - проводился при строжайшем соблюдении всех форм судопроизводства
и требований закона. Благодаря исследованиям французских любителей
древностей были опубликованы протоколы 92 процессов, прошедших через суды
Франции между XII и XVIII вв. Последней жертвой во Франции этой, можно
сказать, ветхозаветной юстиции была корова, которой был вынесен смертный
приговор в 1740 г. нашего летосчисления. Что же касается права церковных
властей распространять свою юрисдикцию на диких зверей и гадов, как-то:
крыс, саранчу, гусениц и т. п., то оно не могло быть с такой неоспоримой
ясностью выведено - по крайней мере, на первый взгляд - из священного
писания, и для этого потребовалась цепь умозаключений. Самыми
неопровержимыми доводами считались следующие. Если бог проклял змея,
соблазнившего Еву, если Давид проклял гору Гелвуй за смерть Саула и
Ионафана, если спаситель проклял смоковницу за то, что она не дала плоды в
неурочное время года, то ясно, что и католическая церковь также имеет
безусловное право заклинать, отлучать, предавать анафеме, проклинать и
осуждать на вечную муку все одушевленные и неодушевленные создания без
всякого исключения. Правда, некоторые ученые, преисполненные самомнения,
внушенного им мирскими лжеучениями и псевдофилософией, дерзали приводить
другой ряд аргументов, которые неискушенным в науке людям должны показаться
непреложными. Они утверждали, что право суда и наказания предполагает некий
договор, соглашение, обязательство, заключенные между верховной властью,
предписывающей законы, и подчиняющимися им подданными. Животные же, лишенные
разума, никогда не присоединялись к такому договору, соглашению или
обязательству и, следовательно, не могут законным образом подвергаться
наказаниям за поступки, совершенные ими в неведении закона. Далее, эти
ученые настаивали на том, что церковь не имеет никакого права проклинать
твари, которым она отказывала в крещении; при этом они больше всего
опирались на прецедент, созданный архангелом Михаилом, который в своем споре
с сатаной за обладание телом Моисея не выдвинул против этого "древнего змея"
ни одного позорящего обвинения, предоставив это сделать господу богу. Однако
все подобные ухищрения и крючкотворство, сильно отдающие рационализмом, не
имели никакого веса по сравнению с прочным авторитетом священного писания и
традиции, на которые ссылалась церковь в своей юрисдикции. Каким образом она
ее осуществляла, будет видно из последующего.
Когда население какой-либо местности терпело от нашествия чрезмерно
расплодившихся вредных животных или насекомых, оно приносило на них жалобу в
надлежащий церковный суд, который посылал экспертов для выяснения
нанесенного ущерба и доклада о нем. Затем назначался адвокат для защиты
обвиняемых и изложения доводов, по которым их нельзя было привлекать к
судебной ответственности. После троекратного вызова суд за неявкой
ответчиков выносил заочное решение. Вслед за этим животным объявлялся приказ
в положенный срок покинуть данную местность под страхом заклинания; если они
в указанное время не удалялись, то провозглашалась торжественная формула
изгнания. Однако суд, по-видимому, всячески избегал доводить дело до такой
крайней меры и пользовался всевозможными уловками и предлогами, чтобы
отделаться от этой печальной необходимости или хотя бы отсрочить ее.
Возможно, что суд откладывал в долгий ящик свои церковные громы из чувства
сострадания к животным, для которых эти громы были предназначены. Однако
некоторые маловеры утверждают, что истинной причиной была боязнь, как бы эти
животные не оставили без внимания церковный запрет и, вместо того чтобы
исчезнуть с лица земли после наложенной на них анафемы, не стали с еще
большей силой плодиться и множиться, каковые случаи, по рассказам,
неоднократно имели место. Адвокаты и не пытались отрицать, что такое
противоестественное размножение гадов вопреки отлучению действительно
происходило, но они вполне резонно объясняли этот факт происками искусителя,
который, как это известно по случаю с Иовом, к великой досаде и печали
человеческого рода, получил разрешение рыскать по всей земле.
С другой стороны, прихожане, не внесшие своевременно десятины, не могли
рассчитывать на благодетельное действие такого проклятия. Поэтому одно из
светил юриспруденции по данному вопросу заявило, что самым действенным
средством изгнать саранчу является уплата десятины. Свою спасительную
доктрину юрист подкрепил ссылкой на высокий авторитет пророка Малахии, в
книге которого божество строго упрекает евреев за промедление с уплатой
десятины, и, рисуя заманчивыми красками блага, ожидающие исправных
плательщиков, дает слово тотчас по получении следуемого истребить саранчу,
пожирающую урожай. Такой нажим на карманы и благочестие верующих
свидетельствует о печальном состоянии казны храма во времена упомянутого
пророка. Его пылкие поучения могли бы служить текстом для красноречивых
проповедей, читавшихся при подобных обстоятельствах в средние века с высоты
многих церковных кафедр.
Этим мы закончим изложение общих принципов, на основании которых в
Европе прежде судили и осуждали животных. Несколько примеров таких
процессов, светских и духовных, покажут нам в истинном свете мудрость наших
предков, хотя, быть может, и не увеличат нашего уважения к авторитету права.
Судебный процесс между общиной Сен-Жюльен и жуками, известными ныне
натуралистам под именем Rhunchites auratus, продолжался с промежутком свыше
сорока лет. В конце концов обыватели, устав от тяжбы, предложили сойтись на
компромиссе, предоставив насекомым в вечное и исключительное владение и
пользование участок плодородной земли. Адвокат, представлявший интересы
насекомых, отклонил это предложение, как ограничивающее естественную свободу
его клиентов, но суд, не согласившись с доводами адвоката, отправил
несколько своих членов для осмотра местности. Так как местность оказалась
изобилующей лесом и водой и в общем подходящей во всех смыслах для
насекомых, то церковные власти постановили надлежащим образом оформить
передачу участка и привести ее в исполнение. Народ уже радовался, предвидя
для себя освобождение как от процесса, так и от насекомых;
но его радость была преждевременна. В дальнейшем обнаружилось печальное
обстоятельство, а именно: на подлежащем передаче участке оказался карьер,
где добывалась охра, идущая на краску. Правда, карьер был уже задолго до
того выработан и заброшен, но кто-то еще владел с давних пор правом проезда
по этой земле, и, конечно, он не мог осуществлять свое право, не причиняя
крупных неудобств новым владельцам, не говоря уже о риске для них получить
телесное повреждение, попав под ноги прохожего. Препятствие было
непреодолимо, соглашение аннулировано, и весь процесс начался сызнова. Как и
когда он окончился, останется, вероятно, навсегда неизвестным, потому что
протоколы испорчены. Несомненно одно: процесс начался в 1445 г., а в 1487 г.
это дело (или другое, однородное) находилось еще в производстве. Отсюда мы
можем с большей вероятностью заключить, что обитатели Сен-Жюльена не
получили удовлетворения, а жуки вышли победителями в споре.
Другой процесс, возбужденный в Отэнском церковном округе против крыс в
начале XVI в., приобрел большую известность благодаря участию в нем
Варфоломея де Шассенэ, прославленного адвоката и юриста, французского Кока,
составившего себе имя блестящей защитой крыс в этом процессе. Кок Эдуард -
английский юрист XVI в., боролся за права парламента. Случилось так, что
крысы произвели большие опустошения на полях, сожрав урожай в большей части
Бургундии. Обыватели принесли жалобу, и суд вызвал крыс к ответу. Повестки
были составлены по всей форме; во избежание возможных ошибок подсудимые были
описаны как мерзкие животные сероватого цвета, живущие в норах. Вызов в суд
был произведен, как полагается, судебным чиновником, прочитавшим повестки в
местах, наиболее часто посещаемых крысами. Тем не менее в назначенный день
крысы в суд не явились. Их адвокат в интересах защиты своих клиенток указал,
что повестки имели слишком местный и индивидуальный характер; ввиду того что
в деле были заинтересованы все крысы диоцеза, они все должны быть вызваны со
всех ее концов. Диоцез - территориально-административная единица,
епархиальный округ во главе с епископом. Эти доводы были приняты во
внимание, и священники на местах получили инструкцию вызвать к другому дню
каждую крысу отдельно. Срок этот наступил, но из крыс опять ни одна не
явилась. Тогда защитник Шассенэ заявил, что ввиду вызова в суд всех его
клиенток, молодых и старых, здоровых и больных, они должны сделать большие
приготовления, и потребовал продления срока. Это ходатайство было также
уважено, но подсудимые снова не явились на суд. Теперь их защитник стал
оспаривать законность при данных обстоятельствах самого вызова. Он
совершенно резонно доказывал, что повестки суда являются одновременно
охранными грамотами для следования его подзащитных в суд и обратно; между
тем его клиентки, при всем своем желании оказать повиновение приказу о явке,
не решаются покинуть свои норы, боясь за свою телесную неприкосновенность,
которой угрожают злые кошки, принадлежащие истцам. "Пусть истцы, - продолжал
он, - возьмут на себя обязательство, под угрозой большого денежного штрафа,
что их кошки не потревожат моих клиенток, и требование о явке в суд будет
немедленно исполнено". Суд признал основательность приведенного аргумента, и
так как истцы отказались принять на себя ответственность за поведение своих
кошек, то явка крыс на суд была отложена без назначения срока.
В 1519 г. община Стельвио в Тироле возбудила уголовный процесс против
кротов или полевых мышей, которые, "изрыв и разбросав землю, так что ни
трава, ни другая зелень не могли на ней расти, повредили урожай". "Чтобы
дать означенным мышам возможность оправдать свое поведение ссылкой на свою
нужду и бедственное положение и дабы они ни в чем не могли пожаловаться на
суд", защита их была поручена адвокату по имени Ганс Гринебнер. Обвинителем
выступил Шварц Мининг, и он доказал путем свидетельских показаний серьезный
вред, нанесенный обвиняемыми землям истцов. Защитник, несмотря на слабость
своей позиции, считал долгом чести приложить все старания в пользу своих
клиентов. Он указывал на их многочисленные заслуги перед общиной, главным
образом на пользу, оказанную ими земледелию: они уничтожали вредных
насекомых и личинок, а также обогащали почву, взрыхляя ее. В заключение
своей защитительной речи он выразил надежду, что если бы обвиняемые
проиграли процесс и были осуждены на изгнание из теперешнего своего
местожительства, то им будет предоставлено другое удобное для жилья место.
Далее он просил выдать им, по соображениям простой справедливости, охранную
грамоту против нападений кошек, собак или иных врагов. Судья признал
основательность последнего ходатайства и не только выдал мышам охранную
грамоту, но из чувства гуманности предоставил даже двухнедельную отсрочку
для всех беременных или находящихся в младенческом возрасте мышей.
В 1478 г. бернские власти возбудили дело против вредителей, известных
под названием inger (миксина европейская). То был, по всей вероятности, вид
жесткокрылых насекомых рода Brychus, которые, как утверждали (чему мы охотно
верим), в Ноевом ковчеге не имели ни одного представителя. Дело разбиралось
епископом лозаннским и тянулось долгое время. Обвиняемые, наносившие большой
вред полям, лугам и садам, были вызваны в суд обычным порядком для
представления объяснений через адвоката перед его милостью епископом
лозаннским в Виффлисбург. Им было приказано явиться на шестой день после
вызова ровно в час дня. Однако насекомые оставались глухи к этому
приказанию, а их адвокат, некий Жан Перродэ из Фрейбурга, по-видимому,
обнаружил в деле защиты своих клиентов недостаточную энергию и ловкость. Как
бы то ни было, насекомым был вынесен обвинительный приговор, и громы церкви
обрушились на них в следующих выражениях: "Мы, Бенедикт из Монферрато,
епископ лозаннский и пр., выслушав жалобу высоких и могущественных господ из
Берна на жуков inger, а также неосновательные и не заслуживающие внимания
возражения обвиняемых, осенив себя крестным знамением и руководясь велениями
бога, единственного источника правосудия на земле, в согласии с мнением
совета из людей, сведущих в законах, сим признаем и удостоверяем, что жалоба
на мерзких жуков inger, причиняющих вред травам, лозам, лугам, злакам и
другим плодам, вполне обоснованна и что жуки эти подлежат заклинанию в лице
их защитника Жана Перродэ. Вместе с тем мы призываем на них наше проклятие,
требуем от них повиновения и предаем их анафеме именем отца и сына и святого
духа, дабы они оставили все поля, земли, огороды, посевы, плоды и удалились
прочь. В силу настоящего приговора я объявляю и подтверждаю, что вы
подлежите изгнанию и отлучению и что властью всемогущего бога отныне вы
прокляты, а число ваше да будет с каждым днем сокращаться, где бы вы ни
были, пока вас останется не больше, чем нужно на пользу и потребу человека".
Население с нетерпением ждало приговора, который был встречен с великим
ликованием. Но радость его была кратковременна, потому что, как это ни
странно, непокорные насекомые оставили в небрежении церковные громы.
Передают, что они продолжали досаждать и тревожить жителей Берна за их грехи
до тех самых пор, пока последние не обратились к неприятному, но испытанному
средству, уплатив причитающуюся церкви десятину.
В XIII в. жители Хура, главного города кантона Граубюнден в Швейцарии,
затеяли в майнцском курфюрстве процесс против зеленых жуков, именуемых
шпанскими мухами. Судья, которому была принесена жалоба на насекомых, из
сострадания к их крошечному сложению и крайней молодости дал им опекуна и
адвоката, который выступил в их защиту и получил для них участок земли, куда
они и были изгнаны. "И по сей день, - прибавляет историк, ~ строго
соблюдается обычай: каждый год для этих жуков отводится определенный участок
земли, где они собираются, и никто не терпит от них беспокойства". Далее, во
время процесса против пиявок, который велся в Лозанне в 1451 г., большое
количество их было доставлено в суд, чтобы выслушать постановление,
предписывающее всем пиявкам покинуть данную местность в течение трех дней.
Так как пиявки упорствовали и отказались повиноваться, то их торжественно
подвергли заклинанию. Но формула заклинания на этот раз несколько отличалась
от обычно принятой в таких случаях, вследствие чего некоторые ревнители
канона обрушились на нее с жестокой критикой, другие же ее стойко защищали.
Доктора из Гейдельберга, славившегося тогда как центр учености, не только
выразили свое полное и единодушное одобрение заклинанию, но и заставили
умолкнуть всех осмеливавшихся высказаться против него. Правда, эти доктора
откровенно признавались, что формула кое-чем отличалась от общепринятой, но
они с торжеством указывали на ее действенность, выразившуюся в результатах.
Пиявки немедленно после произнесенного заклинания начали с каждым днем
вымирать и наконец совершенно исчезли.
Среди бедствий от различных вредителей нашествие гусениц создавало
наиболее частый повод для судебных процессов. В 1516 г. обитатели города
Вильноз предъявили иск к этим вредным насекомым. Дело разбиралось у прево г.
Труа, который в своем приговоре обязал гусениц покинуть в течение шести дней
виноградники и земли Вильноза, угрожая им в случае ослушания церковным
проклятием. В XVII в. жители Страмбино, в Пьемонте, сильно страдали от
гусениц, или gatte, как они их называли, опустошавших виноградники. После
того как это бедствие продолжалось несколько лет и все обычные средства -
молебствия, крестные ходы и водосвятия - оказались бессильными остановить
его, насекомые с соблюдением всех формальностей были вызваны судебным
приставом к местному подеста (глава городского самоуправления) по обвинению
в причинении убытков местному населению. Суд проходил в 1633 г., и подлинный
судебный протокол хранится до сих пор в городском архиве Страмбино. Приводим
его точный перевод: "1633 г. 14 февраля, на основании закона, в присутствии
светлейшего синьора Джероламо ди Сан Мартино деи Синьори и синьоров Маттео
Рено, Г. М. Барберие, Г. Мерло, консулов города Страмбино. Так как в
продолжение нескольких лет в марте и в течение весны каждого года появляются
некие мелкие твари в образе небольших червей, именуемых gatte, которые с
первого дня своего рождения начинают поедать и истреблять виноградные ветви
и почки в садах названных синьоров, а также и прочих граждан; и так как
всякая власть исходит от бога, которому все создания, даже и неразумные,
повинуются и в благочестии своем прибегают к мирскому правосудию, когда
всякая другая человеческая помощь оказывается бессильной; а посему мы,
доведенные до крайности, обращаемся к содействию вашего превосходительства
против сих губительных животных, дабы вы понудили их прекратить означенное
вредительство и покинуть виноградники; также просим вызвать их в суд, под
страхом изгнания из сей местности и конфискации имущества, для представления
объяснений, почему они не перестают поедать и уничтожать виноградники.
Приказ об исполнении просим объявить во всеуслышание, а копию его вывесить в
суде".
"Ввиду доказанности изложенных обстоятельств, синьор подеста приказал
означенным преступным животным явиться в суд для представления объяснений,
почему они не прекращают вышеозначенное вредительство. Мы, Джероламо ди Сан
Мартино, подеста города Страмбино, сим вызываем названных животных,
именуемых gatte, и назначаем им на основании закона явиться к нам 5-го числа
сего месяца для представления объяснений, почему они не прекращают
вредительства, под страхом изгнания и конфискации имущества. Приказ об
исполнении сего, вступающий в законную силу 14 февраля 1633 г., должен быть
опубликован, а копия его должна быть вывешена в суде. (Подпись) Сан Мартино
(подеста)".
В соседней провинции Савойя начиная с XVI в. "существовал один