Страница:
положить в мешок Вениамина свою серебряную чашу. Как только братья покинули
город и еще не успели отойти на далекое расстояние, Иосиф послал им вслед
своего управителя, приказав ему обвинить их в краже чаши. Тот обыскал все
мешки и нашел пропавшую чашу в мешке Вениамина. Управитель стал упрекать
братьев за их неблагодарность по отношению к его господину, которому они за
оказанное гостеприимство и за всю его доброту отплатили тем, что похитили у
него драгоценный бокал. "Для чего вы заплатили злом за добро? - спросил он
их. - Не та ли это (чаша), из которой пьет господин мой и он гадает на ней?
Худо это вы сделали". Когда же братья были приведены обратно и поставлены
перед Иосифом, он сказал им: "Что это вы сделали? разве вы не знали, что
такой человек, как я, конечно, угадает?" Из этих слов мы можем заключить,
что Иосиф особенно кичился умением обнаружить вора, гадая на своей чаше.
Гадание с помощью чаши было известно как в древности, так и в новейшее
время, хотя сами приемы гадания были не всегда одинаковы. В жизнеописании
философа-неоплатоника Исидора рассказывается, что этот мудрец встретился с
благочестивой женщиной, обладавшей божественным даром удивительного
свойства. Она наливала в хрустальную чашу чистой воды и по тому, что она
видела в воде, предсказывала будущее. Такие предсказания по воде
представляли особый вид гадания, который греки называли гидромантией; иногда
в воду бросали геммы, чтобы вызвать изображения богов. Про царя Нуму
рассказывают, что он гадал по изображениям богов в воде, но о том,
употреблял ли он для этой цели чашу, ничего не сообщается; вероятнее всего,
что он, по представлению римлян, видел божественные образы в пруду У
священного источника Эгерии, богиня которого была его женой. Когда жители
Траллеса, в Карии, пожелали узнать, чем окончится митридатская война, они
обратились к одному мальчику, который, глядя в воду, уверял, что видит в ней
изображение Меркурия, и, вдохновленный видом божества, воспел грядущие
события в ста шестидесяти стихах. Персы, как передают, были также искусны в
гадании по воде; существует предположение, что искусство это было занесено
на Запад из Персии.
Нам неизвестно, каким образом Иосиф посредством волшебной чаши
обнаруживал вора и производил другие гадания, но мы имеем основание
предположить, что он это делал по образам, являвшимся ему в воде. Известно,
что в Египте такой способ гадания практикуется до сих пор, и весьма
возможно, что в столь консервативной стране он сохранился с древнейших
времен. Теперь его называют "волшебное зеркало". "Волшебное зеркало весьма
употребительно. Чистому, невинному мальчику (не старше двенадцати лет) велят
смотреть в чашу, наполненную водой и расписанную священными текстами; под
шапку же ему засовывают бумагу с надписями так, чтобы она свисала ему на
лоб; его окуривают благовониями, а в это время заклинатель бормочет какие-то
изречения. Через некоторое время мальчик на вопрос, что он видит, отвечает,
что в воде, как в зеркале, движутся фигуры людей. Заклинатель велит мальчику
дать духу какое-либо поручение, например раскинуть палатку или принести кофе
и трубки. Все это тут же приводится в исполнение. Затем заклинатель
предлагает присутствующим указать лицо, которое бы они хотели вызвать.
Произносится чье-либо имя - безразлично, живого или умершего. Мальчик
приказывает духу привести его. Через несколько секунд вызываемый появляется,
и мальчик начинает его описывать - по нашему личному опыту, всегда невпопад.
Мальчик обыкновенно оправдывается тем, что вызванное лицо не хочет появиться
в середине чаши и прячется наполовину в тени; но иногда мальчик
действительно видит соответствующие лица и их движения. Дело в том, что к
магическому зеркалу обращаются иногда и в случае воровства, чему мы были
однажды свидетелями (это называется darb el mandel). Мальчик обвинил в
воровстве человека, чья полная невиновность была впоследствии доказана; как
выяснилось, он сделал это из личной злобы. На этом основании правительство
строго запретило подобные эксперименты, прежде весьма распространенные; но
все же они до сих пор практикуются".
Иногда в Египте магическим зеркалом служит не вода в чаше, а чернила,
налитые на ладонь гадальщика, но принцип и сама процедура в обоих случаях
одинаковы. Гадальщик якобы видит в чернилах фигуры вызываемых лиц, живых или
умерших. К чернильному магическому зеркалу, так же как и к магическому
зеркалу в воде, прибегают для обнаружения вора и в других случаях. Видеть в
нем могут юноши, девственницы, черные рабыни и беременные женщины; чаще же
всего, по-видимому, пользуются услугами мальчика. На его ладони рисуют
чернилами магический квадрат, а чернильная лужица в центре этого квадрата
представляет собой само зеркало. Все время, пока гадальщик вглядывается в
него, жгут курения и бросают в огонь кусочки бумаги с написанными на них
заклинаниями. Когда Кинглек был в Каире, он послал за магом и предложил ему
показать образчик своего искусства. Кинглек Александер Уильям (1809-1891) -
английский военный историк и политический деятель, автор известных писем о
путешествии на Восток. Маг, осанистый старик с развевающейся бородой,
живописно облаченный в просторную одежду, с пышным тюрбаном на голове,
привел с собой юношу, на обязанности которого лежало смотреть в чернильную
лужицу на своей ладони, чтобы разглядеть там изображение лица, названного
ему англичанином. Кинглек пожелал вызвать Кита, старого руководителя
Итонской школы, свирепого педагога старого типа, низкорослого, вспыльчивого,
с рыжими нависшими бровями и прочими соответствующими атрибутами. Юный же
гадальщик заявил, что он видит в чернильном зеркале прекрасную девушку с
золотистыми волосами, синими глазами, бледнолицую, с розовыми губами. Когда
Кинглек разразился смехом, сконфуженный маг заявил, что, наверно, юноша
согрешил, и немедленно выгнал его.
Такого же рода гадание практикуется и в других частях света. Так, в
Скандинавии жители имели обыкновение отправляться к гадальщику в четверг
вечером, чтобы увидеть у него в ведре с водой лицо обокравшего их вора. "У
таитян существует странный способ обнаруживания вора: во всех случаях
пропажи они обращаются к человеку, обладающему даром прорицания, который, по
их убеждению, всегда верно показывает им лицо вора, отраженное в тыквенном
сосуде, наполненном водой". Подобные гадальщики с юго-востока Новой Гвинеи
уверяют, что различают лицо преступника в луже, если туда налить кокосового
масла. Когда эскимос отправляется в море и не возвращается к сроку домой,
колдун обращается к магическому зеркалу, чтобы узнать, жив этот человек или
умер. С этой целью он подпирает палкой голову ближайшего родственника
пропавшего, ставит внизу ведро с водой и, глядя в это "зеркало", заявляет,
что он видит отсутствующего лежащим в своем челне или же сидящим прямо с
веслами в руках. В соответствии с этим колдун либо успокаивает тревогу
родных уверениями в полном благополучии пропавшего, либо же подтверждает их
худшие опасения сообщением о его гибели,
Следует заметить, что сосуд с водой служит орудием гадания не только в
качестве магического зеркала. В Индии для обнаружения вора прибегают к
такому способу: на шариках из теста или воска пишут имена всех лиц,
подозреваемых в воровстве, и затем бросают все шарики в сосуд с водой.
Предполагается, что шарик с именем вора всплывет на поверхность, остальные
же все погрузятся на дно. В Европе в ночь на Ивана Купалу молодежь
занимается разного рода гаданиями, чтобы узнать своих суженых. Так, в
Дорсетшире девушки, укладываясь спать, пишут на клочках бумаги отдельные
буквы алфавита и кладут их в чашу с водой буквами вниз, с тем чтобы наутро
увидеть первую букву имени своего будущего мужа на перевернувшейся бумажке;
все другие бумажки должны остаться в прежнем положении.
Иногда стараются угадать свою судьбу, бросая в сосуд с водой то или
иное вещество и следя за тем, какре положение или форму оно примет в воде. У
пастушеского племени багима или банианколе, в Уганде, знахарь берет иногда
горшок с водой и кладет туда некоторые травы, отчего на воде образуется
пена; затем он кидает в воду четыре кофейных зерна и сообразно с
направлением, на которое они указывают, или со стороной, на какую они,
плавая, перевернутся, он толкует волю богов. У гаро, в Ассаме, жрецы гадают
посредством чаши с водой и нескольких зерен сырого риса. Держа чашу с водой
в одной руке, они бросают в нее рис, зерно за зерном, выкликая при этом имя
какого-нибудь духа. Тот дух, чье имя было произнесено при столкновении двух
плавающих зерен, подлежит умилостивлению. В горной Шотландии было детально
разработано искусство гадания по чайным листочкам или по осадку на дне
чайной чашки. Молодые женщины часто обращаются к гадателям этого рода,
которые за одно лишь угощение чаем называют своим клиенткам имена их
суженых. Предсказание дается по расположению чайного осадка или отдельных
чаинок после того, как стенки чашки были ополоснуты остатком питья
посредством вращения ее слева направо, а жидкость была выплеснута вон. В
Англии также делаются подобные предсказания на основании расположения чаинок
и кофейной гущи, оставшихся на дне чашки. В Македонии гадают по кофе
следующим образом: "Один пузырек воздуха в центре чашки означает, что у
лица, держащего ее, имеется один верный и испытанный друг; несколько
пузырьков у края чашки означают ветреный характер этого лица, делящего свои
симпатии между несколькими объектами любви. Разглядывают также кофейную гущу
и соответственно ее форме дают различные толкования; если гуща легла вокруг
чаши струйками или ручейками, это предвещает деньги и так далее".
В Европе широко практикуется гадание посредством опускания в сосуд с
водой расплавленного свинца или воска; предсказания даются на основании
форм, принимаемых этими веществами при охлаждении. Такой способ заглядывания
в будущее является излюбленным в Литве, в Швеции, Шотландии и Ирландии.
Ирландцы, кроме того, полагают, что болезнь, которую они называют esane,
насылается на них колдуньями, и, чтобы предсказать исход ее или предписать
способ лечения, гадальщики смотрят на угольки, брошенные ими в сосуд с
чистой водой.
К одному из изложенных приемов, вероятно, и прибегал Иосиф, гадая на
своей серебряной чаше.
часть третья.
Глава 1.
Со смертью Иосифа патриархальный период в истории израильского народа
надо считать законченным. В блестящей серии биографических очерков, ярких по
краскам и мастерских по обрисовке характеров, историк изобразил переход
патриархов из долины Евфрата к берегам Нила. Здесь он на время прерывает
изложение. После первого акта драмы занавес падает, чтобы подняться вновь по
истечении четырех столетий, когда патриархальная семья успела вырасти в
нацию. С этого момента начинается национальная история евреев, у истоков
которой стоит личность Моисея, вождя и законодателя, который, согласно
Библии, освободил свой народ от египетского рабства, предводительствовал им
в скитаниях по аравийской пустыне, дал ему установления и умер в преддверии
обетованной земли, ступить на которую ему было не суждено. В последующие
века легенду о Моисее, как это всегда бывает с легендами о национальных
героях, расцветили пестрыми нитями фантазии; но эти позднейшие узоры не
смогли изменить до неузнаваемости ее основных линий. Еще и теперь мы
различаем черты человеческого лица в ореоле неземной славы, озарявшей лик
пророка и святого, когда он спускался с горы, где беседовал с богом и
получил из его рук новый закон для своего народа. Примечательно то, что,
хотя Моисей гораздо ближе, чем патриархи, стоит к историческому времени, все
же в его жизнеописании элемент чудесного и необычайного занимает гораздо
больше места, чем в сказаниях о патриархах. И они, по преданию, время от
времени вступали в общение с божеством - то лицом к лицу, то в видениях; но
ни один из них не изображается творцом таких чудес и знамений, какими
изобилует жизненный путь Моисея. Те проходят перед нами обыкновенными людьми
среди таких же, как они, обыкновенных людей, ведут обычный образ жизни и
испытывают горе и радости, общие всем людям. Моисей же от первого до
последнего дня своей жизни стоит особняком как носитель великой миссии. Его
путь пролегает высоко над путями простых смертных, и мы не замечаем в его
образе почти ни одной из тех общечеловеческих слабостей, благодаря которым
портреты патриархов приобретают под легкой кистью художника такую жизненную
яркость. Вот почему простая человечность Авраама, Исаака и Иакова трогает
нас гораздо глубже, чем величавая, но одинокая фигура Моисея.
Рождение Моисея, как и все вообще события его жизни, окутано дымкой
романтики. После смерти Иосифа и его братьев потомки их, сыны Израиля, так
быстро размножились в долине Нила, что египтяне стали смотреть на них с
недоверием и страхом и пытались положить этому предел, принуждая их к
тяжелым работам. Но так как эта жестокая мера не привела к желаемым
результатам, то царь египетский издал приказ, чтобы все еврейские дети
мужского пола умерщвлялись при рождении. Когда же фараон убедился, что его
бесчеловечный приказ не выполняется из-за мягкосердечия повитух, которым
было поручено это злое дело, он повелел бросать в воду всех новорожденных
еврейских мальчиков. Мать Моисея три месяца после рождения ребенка прятала
его; когда же стало невозможным скрывать его дольше, она сплела корзину из
тростника или, вернее, из папируса, обмазала ее глиной и смолой, уложила в
нее ребенка и отнесла с сердечным сокрушением на берег Нила в заросли
тростника. Старшая сестра младенца стояла вдали, следя за тем, что станется
с ее маленьким братом. И вот случилось так, что дочь фараона, царя
египетского, пошла к реке купаться и, заметив в тростнике корзину, послала
за ней одну из своих прислужниц. Когда принесли корзину и открыли ее,
царевна увидела ребенка, который тут же заплакал. Она пожалела его и
сказала: "Это из еврейских детей". Тем временем сестра младенца, наблюдавшая
за всем происходившим, подошла и обратилась к царевне: "Не сходить ли мне и
не позвать ли к тебе кормилицу из евреянок, чтоб она вскормила тебе
младенца?" И дочь фараона молвила:
"Сходи". Девушка пошла и привела мать ребенка. Дочь фараона обратилась
к ней со словами: "Возьми младенца сего и вскорми его мне; я дам тебе
плату". Так мать получила своего младенца и вскормила его. Когда же ребенок
подрос, она привела его к дочери фараона, и он стал сыном царевны; ему дали
имя Моисей, "потому что, - сказала царевна, - я из воды вынула его". Имя
Моисей происходит, вероятно, от еврейского глагола "maschah" вытаскивать и
означает "вытащенный из воды".
Хотя в этом рассказе нет ничего сверхъестественного, однако в нем можно
различить черты, свойственные скорее фольклору, чем истории. Желая придать
больше необычайности судьбе своего героя, рассказчик представляет дело так,
что великий человек при рождении был обречен на неминуемую смерть, но его
спасло некое обстоятельство, которое обыкновенному человеку может показаться
простой случайностью, а на самом деле есть указующий перст провидения,
сохранившего беспомощного младенца для предназначенной ему высокой участи.
Такие эпизоды следует в большинстве случаев относить на счет фантазии
повествователя, который стремится подобными приемами усилить эффект
рассказа, чтобы сделать его достойным величия своего героя.
Согласно римскому преданию, основатель Рима был в младенчестве брошен
на погибель и погиб бы неминуемо, если бы волей судьбы не вмешались волчица
и зеленый дятел. Рассказ этот таков. На склонах Альбанских гор стоял
"длинный белый город" - Alba Longa, и в нем царствовала династия царей, по
имени Сильвии, что значит "лесные", а на холмах нынешнего Рима еще паслись
стада, и волки рыскали среди болотистых низин. Один из царей Альбы, по имени
Прока, оставил после своей смерти двух сыновей - Нумитора и Амулиуса;
Нумитор был старший и должен был по воле отца унаследовать его престол. Но
младший брат, честолюбивый и бессовестный, не постеснялся прогнать силой
своего старшего брата и сам стал царем. Не довольствуясь этим, он задумал
укрепить свою узурпированную власть и довершить злодеяние над братом, лишив
его мужского потомства. С этой целью он приказал убить единственного сына
Нумитора, а дочь его, Рею Сильвию, убедил, а может быть, насильно заставил
сделаться жрицей богини Весты и тем самым дать обет вечной девственности. Но
обет этот был нарушен. Девственница-весталка забеременела и в урочное время
родила двух мальчиков-близнецов. Она указала на бога Марса как на отца их,
но жестокосердный дядя отказался верить ее словам и велел бросить обоих
мальчиков в реку. Случилось так, что Тибр вышел из берегов, и слуги, которым
было поручено утопить детей, не смогли добраться до главного русла реки и
оставили корзину с близнецами на отмели у подножия Палатинского холма. Здесь
они покинули младенцев, и здесь волчица, привлеченная их плачем, нашла их,
накормила из сосцов своих и начисто вылизала тину, которой были покрыты их
тела. Вплоть до времен империи под Палатинским холмом в память об этом
предании стояла статуя, изображавшая волчицу, кормящую двоих детей;
она до сих пор хранится в Капитолийском музее в Риме. Некоторые
добавляют, что зеленый дятел помогал волчице кормить и оберегать покинутых
близнецов; а так как зеленый дятел, как и волчица, был посвящен Марсу, то
народ усматривал в этом лишнее доказательство божественного происхождения
Ромула и Рема.
Такого рода удивительные истории рассказываются, по-видимому, чаще
всего про основателей царств и династий в тех случаях, когда происхождение
их стерлось из памяти народа, и образовавшиеся пробелы заполняются фантазией
повествователя. В истории Востока мы находим яркий пример того, как
затерявшееся во мраке веков начало могущественного государства облекается
покровом чудесного. Первым семитским царем Вавилонии был Саргон Древний,
живший около 2600 г. до нашей эры Грозный завоеватель и деятельный
строитель, он создал себе громкое имя, но имени своего собственного отца он,
по-видимому, не знал. Так, по крайней мере, мы можем судить по надписи,
вырезанной, как говорят, на одной из его статуй. Копия этой надписи была
сделана в VIII в. до нашей эры и хранилась в царской библиотеке в Ниневии,
где она была найдена уже в новейшее время. В этом документе царь следующим
образом описывает свое происхождение:
Я - Саргон, могущественный царь, царь Агаде.
Моя мать простого звания, отца своего я не знал,
А брат моего отца живет в горах.
Мой город Азуриану лежит на берегу Евфрата.
Моя бедная мать зачала меня и втайне меня родила.
Она меня положила в тростниковую корзину и горной смолой закупорила мою
дверь.
Она бросила меня в реку, река меня не потопила.
Река меня подняла и понесла к Акки, оросителю.
Акки, ороситель... вытащил меня,
Акки, ороситель, как своего сына... воспитал меня,
Акки, ороситель, назначил меня своим садовником.
Когда я был садовником, богиня Иштар меня полюбила.
Я... четыре года управлял царством,
Я управлял черноголовыми народами, я властвовал над ними.
Агаде - первоначальное название г. Аккада.
Этот рассказ о царе Саргоне, в младенчестве брошенном в реку в
тростниковой корзине, вполне совпадает с библейским рассказом о младенце
Моисее, оставленном на произвол судьбы в зарослях на берегу Нила. Принимая
во внимание, что вавилонская легенда много старше еврейской, можно
предположить, что авторы книги Исход создали свою версию по образцу
вавилонского оригинала. Но в одинаковой степени возможно, что обе легенды -
как вавилонская, так и еврейская - совершенно независимо друг от друга
выросли из одного общего корня - из народной фантазии. При отсутствии
достоверных данных в пользу того или другого заключения категорическое
решение этого вопроса представляется невозможным.
Теория самостоятельного происхождения обеих легенд подтверждается до
некоторой степени существованием сходного рассказа в великом памятнике
индийского эпоса, в Махабхарате, так как трудно допустить, чтобы авторы
последнего были знакомы с соответствующими семитическими преданиями.
Индусский поэт рассказывает о том, как царская дочь Кунти, или Притха,
сделалась возлюбленной бога Солнца и принесла ему сына - "прекрасного, как
небожитель", "облаченного в воинские доспехи, украшенного блестящими
золотыми серьгами, с глазами льва и бычьими плечами". Но царская дочь,
стыдясь своего греха и в страхе перед гневом отца и матери, "посоветовалась
со своей кормилицей и уложила дитя в непромокаемую корзину из ивовых
прутьев, удобную, мягкую, выстланную простынями и с нарядной подушкой в
изголовье. Со слезами на глазах она препоручила младенца водам реки Асва".
После этого она вернулась во дворец с тревогой в душе, боясь, как бы
разгневанный родитель не открыл ее тайны. Но корзина с ребенком плыла вниз
по реке до самого Ганга, пока ее не прибило к берегу около города Чампа, на
территории племени сута. Случилось так, что по берегу реки гулял человек из
этого племени со своей женой. Они заметили корзину, вытащили ее из воды и,
открыв, увидели мальчика - "прекрасного, как утреннее солнце, в золотых
доспехах, с дивным лицом и с блестящими серьгами в ушах". Чета была
бездетна, и, когда мужчина увидел прелестное дитя, он сказал своей жене:
"Поистине боги, видя, что у меня нет сына, послали мне этого младенца". И
они его усыновили, вырастили, и он стал великим стрелком. Его звали Карна, а
царственная мать его получала о нем вести через своих соглядатаев.
Подобного же рода предание рассказывает про злоключения царя Трахана в
его младенчестве. Трахан был царем в городе Гилгите, расположенном в самом
сердце снежных Гималаев на высоте около 5 тысяч футов над уровнем моря.
Обладая прекрасным климатом, удобным местоположением и значительными
пространствами плодоносной земли, Гилгит, по-видимому, с древних времен был
резиденцией целого ряда удачливых властителей, которым более или менее
безропотно покорялись соседние земли и города. Трахан, царствовавший в
начале XIII в., оставил о себе особенно громкую славу. Он был самым
могущественным и самым гордым царем Гилгита, и его богатства и подвиги до
настоящего времени служат сюжетом многочисленных легенд. Рассказ о его
рождении и опасностях, которым он подвергался, таков. Его отец, Тра-Трахан,
Царь Гилгита, женился на девушке из богатого дома в городе Дарел. Будучи
страстным игроком в поло, царь еженедельно отправлялся в Дарел, где
предавался своей любимой игре совместно с семью братьями своей жены.
Однажды, играя, они пришли в такой азарт, что поставили условием игры право
победителя убить проигравших- Состязание было длительное и велось с большим
искусством, но в конце концов царь победил и, согласно условию, как истый
игрок, убил своих семерых шуринов. Возбужденный победой, он вернулся домой и
поделился с женой печальными, но неизбежными результатами игры. Жена не
только не разделила радости царя, но исполнилась враждой к нему за убийство
ее братьев и решила отомстить. Она подсыпала в пищу царя мышьяк, который
скоро свел его в могилу, и стала царствовать вместо него. В то время, когда
она предприняла этот решительный шаг, она была беременна от царя и через
месяц родила сына, которого назвала Трахан. Но ее скорбь была так глубока,
что она не в силах была видеть сына убийцы своих братьев; заперев ребенка в
деревянный ящик, она тайком бросила его в реку. Течением его относило вниз
по реке до деревни Годар в округе Чилас. Когда он проплывал мимо деревни,
два брата-бедняка собирали на берегу хворост. Увидев ящик, они подумали, что
в нем находится клад. Один из братьев бросился в реку и вытащил ящик на
берег. Чтобы не возбудить жадности других, они его не стали открывать, а,
прикрыв хворостом, отнесли домой. Там они открыли ящик, и каково же было их
удивление, когда вместо клада глазам их представился миловидный ребенок, еще
живой. Мать их приложила все заботы, чтобы воспитать маленького найденыша, и
казалось, что вместе с ребенком в дом их вошло благословение богов, потому
что, насколько они были раньше бедны, настолько теперь становились все
богаче и богаче. Благополучие это они приписывали своей чудесной находке.
Когда мальчику исполнилось двенадцать лет, в нем разгорелось сильное желание
посетить Гилгит, о котором ему пришлось так много слышать. Вместе со своими
назваными братьями он отправился туда; по дороге они остановились на
несколько дней на вершине холма, в месте, называвшемся Балдас. Мать Трахана
еще продолжала царствовать в Гилгите, но к тому времени она тяжко заболела,
и, так как в Гилгите ей не нашлось преемника, народ стал искать себе царя в
других местах. Когда весь народ не знал, как ему быть, однажды утром в
городе запели петухи, но вместо своего обычного "кукареку" они прокричали:
"В Балдасе есть царь". Тотчас отрядили туда людей с приказом задержать и
город и еще не успели отойти на далекое расстояние, Иосиф послал им вслед
своего управителя, приказав ему обвинить их в краже чаши. Тот обыскал все
мешки и нашел пропавшую чашу в мешке Вениамина. Управитель стал упрекать
братьев за их неблагодарность по отношению к его господину, которому они за
оказанное гостеприимство и за всю его доброту отплатили тем, что похитили у
него драгоценный бокал. "Для чего вы заплатили злом за добро? - спросил он
их. - Не та ли это (чаша), из которой пьет господин мой и он гадает на ней?
Худо это вы сделали". Когда же братья были приведены обратно и поставлены
перед Иосифом, он сказал им: "Что это вы сделали? разве вы не знали, что
такой человек, как я, конечно, угадает?" Из этих слов мы можем заключить,
что Иосиф особенно кичился умением обнаружить вора, гадая на своей чаше.
Гадание с помощью чаши было известно как в древности, так и в новейшее
время, хотя сами приемы гадания были не всегда одинаковы. В жизнеописании
философа-неоплатоника Исидора рассказывается, что этот мудрец встретился с
благочестивой женщиной, обладавшей божественным даром удивительного
свойства. Она наливала в хрустальную чашу чистой воды и по тому, что она
видела в воде, предсказывала будущее. Такие предсказания по воде
представляли особый вид гадания, который греки называли гидромантией; иногда
в воду бросали геммы, чтобы вызвать изображения богов. Про царя Нуму
рассказывают, что он гадал по изображениям богов в воде, но о том,
употреблял ли он для этой цели чашу, ничего не сообщается; вероятнее всего,
что он, по представлению римлян, видел божественные образы в пруду У
священного источника Эгерии, богиня которого была его женой. Когда жители
Траллеса, в Карии, пожелали узнать, чем окончится митридатская война, они
обратились к одному мальчику, который, глядя в воду, уверял, что видит в ней
изображение Меркурия, и, вдохновленный видом божества, воспел грядущие
события в ста шестидесяти стихах. Персы, как передают, были также искусны в
гадании по воде; существует предположение, что искусство это было занесено
на Запад из Персии.
Нам неизвестно, каким образом Иосиф посредством волшебной чаши
обнаруживал вора и производил другие гадания, но мы имеем основание
предположить, что он это делал по образам, являвшимся ему в воде. Известно,
что в Египте такой способ гадания практикуется до сих пор, и весьма
возможно, что в столь консервативной стране он сохранился с древнейших
времен. Теперь его называют "волшебное зеркало". "Волшебное зеркало весьма
употребительно. Чистому, невинному мальчику (не старше двенадцати лет) велят
смотреть в чашу, наполненную водой и расписанную священными текстами; под
шапку же ему засовывают бумагу с надписями так, чтобы она свисала ему на
лоб; его окуривают благовониями, а в это время заклинатель бормочет какие-то
изречения. Через некоторое время мальчик на вопрос, что он видит, отвечает,
что в воде, как в зеркале, движутся фигуры людей. Заклинатель велит мальчику
дать духу какое-либо поручение, например раскинуть палатку или принести кофе
и трубки. Все это тут же приводится в исполнение. Затем заклинатель
предлагает присутствующим указать лицо, которое бы они хотели вызвать.
Произносится чье-либо имя - безразлично, живого или умершего. Мальчик
приказывает духу привести его. Через несколько секунд вызываемый появляется,
и мальчик начинает его описывать - по нашему личному опыту, всегда невпопад.
Мальчик обыкновенно оправдывается тем, что вызванное лицо не хочет появиться
в середине чаши и прячется наполовину в тени; но иногда мальчик
действительно видит соответствующие лица и их движения. Дело в том, что к
магическому зеркалу обращаются иногда и в случае воровства, чему мы были
однажды свидетелями (это называется darb el mandel). Мальчик обвинил в
воровстве человека, чья полная невиновность была впоследствии доказана; как
выяснилось, он сделал это из личной злобы. На этом основании правительство
строго запретило подобные эксперименты, прежде весьма распространенные; но
все же они до сих пор практикуются".
Иногда в Египте магическим зеркалом служит не вода в чаше, а чернила,
налитые на ладонь гадальщика, но принцип и сама процедура в обоих случаях
одинаковы. Гадальщик якобы видит в чернилах фигуры вызываемых лиц, живых или
умерших. К чернильному магическому зеркалу, так же как и к магическому
зеркалу в воде, прибегают для обнаружения вора и в других случаях. Видеть в
нем могут юноши, девственницы, черные рабыни и беременные женщины; чаще же
всего, по-видимому, пользуются услугами мальчика. На его ладони рисуют
чернилами магический квадрат, а чернильная лужица в центре этого квадрата
представляет собой само зеркало. Все время, пока гадальщик вглядывается в
него, жгут курения и бросают в огонь кусочки бумаги с написанными на них
заклинаниями. Когда Кинглек был в Каире, он послал за магом и предложил ему
показать образчик своего искусства. Кинглек Александер Уильям (1809-1891) -
английский военный историк и политический деятель, автор известных писем о
путешествии на Восток. Маг, осанистый старик с развевающейся бородой,
живописно облаченный в просторную одежду, с пышным тюрбаном на голове,
привел с собой юношу, на обязанности которого лежало смотреть в чернильную
лужицу на своей ладони, чтобы разглядеть там изображение лица, названного
ему англичанином. Кинглек пожелал вызвать Кита, старого руководителя
Итонской школы, свирепого педагога старого типа, низкорослого, вспыльчивого,
с рыжими нависшими бровями и прочими соответствующими атрибутами. Юный же
гадальщик заявил, что он видит в чернильном зеркале прекрасную девушку с
золотистыми волосами, синими глазами, бледнолицую, с розовыми губами. Когда
Кинглек разразился смехом, сконфуженный маг заявил, что, наверно, юноша
согрешил, и немедленно выгнал его.
Такого же рода гадание практикуется и в других частях света. Так, в
Скандинавии жители имели обыкновение отправляться к гадальщику в четверг
вечером, чтобы увидеть у него в ведре с водой лицо обокравшего их вора. "У
таитян существует странный способ обнаруживания вора: во всех случаях
пропажи они обращаются к человеку, обладающему даром прорицания, который, по
их убеждению, всегда верно показывает им лицо вора, отраженное в тыквенном
сосуде, наполненном водой". Подобные гадальщики с юго-востока Новой Гвинеи
уверяют, что различают лицо преступника в луже, если туда налить кокосового
масла. Когда эскимос отправляется в море и не возвращается к сроку домой,
колдун обращается к магическому зеркалу, чтобы узнать, жив этот человек или
умер. С этой целью он подпирает палкой голову ближайшего родственника
пропавшего, ставит внизу ведро с водой и, глядя в это "зеркало", заявляет,
что он видит отсутствующего лежащим в своем челне или же сидящим прямо с
веслами в руках. В соответствии с этим колдун либо успокаивает тревогу
родных уверениями в полном благополучии пропавшего, либо же подтверждает их
худшие опасения сообщением о его гибели,
Следует заметить, что сосуд с водой служит орудием гадания не только в
качестве магического зеркала. В Индии для обнаружения вора прибегают к
такому способу: на шариках из теста или воска пишут имена всех лиц,
подозреваемых в воровстве, и затем бросают все шарики в сосуд с водой.
Предполагается, что шарик с именем вора всплывет на поверхность, остальные
же все погрузятся на дно. В Европе в ночь на Ивана Купалу молодежь
занимается разного рода гаданиями, чтобы узнать своих суженых. Так, в
Дорсетшире девушки, укладываясь спать, пишут на клочках бумаги отдельные
буквы алфавита и кладут их в чашу с водой буквами вниз, с тем чтобы наутро
увидеть первую букву имени своего будущего мужа на перевернувшейся бумажке;
все другие бумажки должны остаться в прежнем положении.
Иногда стараются угадать свою судьбу, бросая в сосуд с водой то или
иное вещество и следя за тем, какре положение или форму оно примет в воде. У
пастушеского племени багима или банианколе, в Уганде, знахарь берет иногда
горшок с водой и кладет туда некоторые травы, отчего на воде образуется
пена; затем он кидает в воду четыре кофейных зерна и сообразно с
направлением, на которое они указывают, или со стороной, на какую они,
плавая, перевернутся, он толкует волю богов. У гаро, в Ассаме, жрецы гадают
посредством чаши с водой и нескольких зерен сырого риса. Держа чашу с водой
в одной руке, они бросают в нее рис, зерно за зерном, выкликая при этом имя
какого-нибудь духа. Тот дух, чье имя было произнесено при столкновении двух
плавающих зерен, подлежит умилостивлению. В горной Шотландии было детально
разработано искусство гадания по чайным листочкам или по осадку на дне
чайной чашки. Молодые женщины часто обращаются к гадателям этого рода,
которые за одно лишь угощение чаем называют своим клиенткам имена их
суженых. Предсказание дается по расположению чайного осадка или отдельных
чаинок после того, как стенки чашки были ополоснуты остатком питья
посредством вращения ее слева направо, а жидкость была выплеснута вон. В
Англии также делаются подобные предсказания на основании расположения чаинок
и кофейной гущи, оставшихся на дне чашки. В Македонии гадают по кофе
следующим образом: "Один пузырек воздуха в центре чашки означает, что у
лица, держащего ее, имеется один верный и испытанный друг; несколько
пузырьков у края чашки означают ветреный характер этого лица, делящего свои
симпатии между несколькими объектами любви. Разглядывают также кофейную гущу
и соответственно ее форме дают различные толкования; если гуща легла вокруг
чаши струйками или ручейками, это предвещает деньги и так далее".
В Европе широко практикуется гадание посредством опускания в сосуд с
водой расплавленного свинца или воска; предсказания даются на основании
форм, принимаемых этими веществами при охлаждении. Такой способ заглядывания
в будущее является излюбленным в Литве, в Швеции, Шотландии и Ирландии.
Ирландцы, кроме того, полагают, что болезнь, которую они называют esane,
насылается на них колдуньями, и, чтобы предсказать исход ее или предписать
способ лечения, гадальщики смотрят на угольки, брошенные ими в сосуд с
чистой водой.
К одному из изложенных приемов, вероятно, и прибегал Иосиф, гадая на
своей серебряной чаше.
часть третья.
Глава 1.
Со смертью Иосифа патриархальный период в истории израильского народа
надо считать законченным. В блестящей серии биографических очерков, ярких по
краскам и мастерских по обрисовке характеров, историк изобразил переход
патриархов из долины Евфрата к берегам Нила. Здесь он на время прерывает
изложение. После первого акта драмы занавес падает, чтобы подняться вновь по
истечении четырех столетий, когда патриархальная семья успела вырасти в
нацию. С этого момента начинается национальная история евреев, у истоков
которой стоит личность Моисея, вождя и законодателя, который, согласно
Библии, освободил свой народ от египетского рабства, предводительствовал им
в скитаниях по аравийской пустыне, дал ему установления и умер в преддверии
обетованной земли, ступить на которую ему было не суждено. В последующие
века легенду о Моисее, как это всегда бывает с легендами о национальных
героях, расцветили пестрыми нитями фантазии; но эти позднейшие узоры не
смогли изменить до неузнаваемости ее основных линий. Еще и теперь мы
различаем черты человеческого лица в ореоле неземной славы, озарявшей лик
пророка и святого, когда он спускался с горы, где беседовал с богом и
получил из его рук новый закон для своего народа. Примечательно то, что,
хотя Моисей гораздо ближе, чем патриархи, стоит к историческому времени, все
же в его жизнеописании элемент чудесного и необычайного занимает гораздо
больше места, чем в сказаниях о патриархах. И они, по преданию, время от
времени вступали в общение с божеством - то лицом к лицу, то в видениях; но
ни один из них не изображается творцом таких чудес и знамений, какими
изобилует жизненный путь Моисея. Те проходят перед нами обыкновенными людьми
среди таких же, как они, обыкновенных людей, ведут обычный образ жизни и
испытывают горе и радости, общие всем людям. Моисей же от первого до
последнего дня своей жизни стоит особняком как носитель великой миссии. Его
путь пролегает высоко над путями простых смертных, и мы не замечаем в его
образе почти ни одной из тех общечеловеческих слабостей, благодаря которым
портреты патриархов приобретают под легкой кистью художника такую жизненную
яркость. Вот почему простая человечность Авраама, Исаака и Иакова трогает
нас гораздо глубже, чем величавая, но одинокая фигура Моисея.
Рождение Моисея, как и все вообще события его жизни, окутано дымкой
романтики. После смерти Иосифа и его братьев потомки их, сыны Израиля, так
быстро размножились в долине Нила, что египтяне стали смотреть на них с
недоверием и страхом и пытались положить этому предел, принуждая их к
тяжелым работам. Но так как эта жестокая мера не привела к желаемым
результатам, то царь египетский издал приказ, чтобы все еврейские дети
мужского пола умерщвлялись при рождении. Когда же фараон убедился, что его
бесчеловечный приказ не выполняется из-за мягкосердечия повитух, которым
было поручено это злое дело, он повелел бросать в воду всех новорожденных
еврейских мальчиков. Мать Моисея три месяца после рождения ребенка прятала
его; когда же стало невозможным скрывать его дольше, она сплела корзину из
тростника или, вернее, из папируса, обмазала ее глиной и смолой, уложила в
нее ребенка и отнесла с сердечным сокрушением на берег Нила в заросли
тростника. Старшая сестра младенца стояла вдали, следя за тем, что станется
с ее маленьким братом. И вот случилось так, что дочь фараона, царя
египетского, пошла к реке купаться и, заметив в тростнике корзину, послала
за ней одну из своих прислужниц. Когда принесли корзину и открыли ее,
царевна увидела ребенка, который тут же заплакал. Она пожалела его и
сказала: "Это из еврейских детей". Тем временем сестра младенца, наблюдавшая
за всем происходившим, подошла и обратилась к царевне: "Не сходить ли мне и
не позвать ли к тебе кормилицу из евреянок, чтоб она вскормила тебе
младенца?" И дочь фараона молвила:
"Сходи". Девушка пошла и привела мать ребенка. Дочь фараона обратилась
к ней со словами: "Возьми младенца сего и вскорми его мне; я дам тебе
плату". Так мать получила своего младенца и вскормила его. Когда же ребенок
подрос, она привела его к дочери фараона, и он стал сыном царевны; ему дали
имя Моисей, "потому что, - сказала царевна, - я из воды вынула его". Имя
Моисей происходит, вероятно, от еврейского глагола "maschah" вытаскивать и
означает "вытащенный из воды".
Хотя в этом рассказе нет ничего сверхъестественного, однако в нем можно
различить черты, свойственные скорее фольклору, чем истории. Желая придать
больше необычайности судьбе своего героя, рассказчик представляет дело так,
что великий человек при рождении был обречен на неминуемую смерть, но его
спасло некое обстоятельство, которое обыкновенному человеку может показаться
простой случайностью, а на самом деле есть указующий перст провидения,
сохранившего беспомощного младенца для предназначенной ему высокой участи.
Такие эпизоды следует в большинстве случаев относить на счет фантазии
повествователя, который стремится подобными приемами усилить эффект
рассказа, чтобы сделать его достойным величия своего героя.
Согласно римскому преданию, основатель Рима был в младенчестве брошен
на погибель и погиб бы неминуемо, если бы волей судьбы не вмешались волчица
и зеленый дятел. Рассказ этот таков. На склонах Альбанских гор стоял
"длинный белый город" - Alba Longa, и в нем царствовала династия царей, по
имени Сильвии, что значит "лесные", а на холмах нынешнего Рима еще паслись
стада, и волки рыскали среди болотистых низин. Один из царей Альбы, по имени
Прока, оставил после своей смерти двух сыновей - Нумитора и Амулиуса;
Нумитор был старший и должен был по воле отца унаследовать его престол. Но
младший брат, честолюбивый и бессовестный, не постеснялся прогнать силой
своего старшего брата и сам стал царем. Не довольствуясь этим, он задумал
укрепить свою узурпированную власть и довершить злодеяние над братом, лишив
его мужского потомства. С этой целью он приказал убить единственного сына
Нумитора, а дочь его, Рею Сильвию, убедил, а может быть, насильно заставил
сделаться жрицей богини Весты и тем самым дать обет вечной девственности. Но
обет этот был нарушен. Девственница-весталка забеременела и в урочное время
родила двух мальчиков-близнецов. Она указала на бога Марса как на отца их,
но жестокосердный дядя отказался верить ее словам и велел бросить обоих
мальчиков в реку. Случилось так, что Тибр вышел из берегов, и слуги, которым
было поручено утопить детей, не смогли добраться до главного русла реки и
оставили корзину с близнецами на отмели у подножия Палатинского холма. Здесь
они покинули младенцев, и здесь волчица, привлеченная их плачем, нашла их,
накормила из сосцов своих и начисто вылизала тину, которой были покрыты их
тела. Вплоть до времен империи под Палатинским холмом в память об этом
предании стояла статуя, изображавшая волчицу, кормящую двоих детей;
она до сих пор хранится в Капитолийском музее в Риме. Некоторые
добавляют, что зеленый дятел помогал волчице кормить и оберегать покинутых
близнецов; а так как зеленый дятел, как и волчица, был посвящен Марсу, то
народ усматривал в этом лишнее доказательство божественного происхождения
Ромула и Рема.
Такого рода удивительные истории рассказываются, по-видимому, чаще
всего про основателей царств и династий в тех случаях, когда происхождение
их стерлось из памяти народа, и образовавшиеся пробелы заполняются фантазией
повествователя. В истории Востока мы находим яркий пример того, как
затерявшееся во мраке веков начало могущественного государства облекается
покровом чудесного. Первым семитским царем Вавилонии был Саргон Древний,
живший около 2600 г. до нашей эры Грозный завоеватель и деятельный
строитель, он создал себе громкое имя, но имени своего собственного отца он,
по-видимому, не знал. Так, по крайней мере, мы можем судить по надписи,
вырезанной, как говорят, на одной из его статуй. Копия этой надписи была
сделана в VIII в. до нашей эры и хранилась в царской библиотеке в Ниневии,
где она была найдена уже в новейшее время. В этом документе царь следующим
образом описывает свое происхождение:
Я - Саргон, могущественный царь, царь Агаде.
Моя мать простого звания, отца своего я не знал,
А брат моего отца живет в горах.
Мой город Азуриану лежит на берегу Евфрата.
Моя бедная мать зачала меня и втайне меня родила.
Она меня положила в тростниковую корзину и горной смолой закупорила мою
дверь.
Она бросила меня в реку, река меня не потопила.
Река меня подняла и понесла к Акки, оросителю.
Акки, ороситель... вытащил меня,
Акки, ороситель, как своего сына... воспитал меня,
Акки, ороситель, назначил меня своим садовником.
Когда я был садовником, богиня Иштар меня полюбила.
Я... четыре года управлял царством,
Я управлял черноголовыми народами, я властвовал над ними.
Агаде - первоначальное название г. Аккада.
Этот рассказ о царе Саргоне, в младенчестве брошенном в реку в
тростниковой корзине, вполне совпадает с библейским рассказом о младенце
Моисее, оставленном на произвол судьбы в зарослях на берегу Нила. Принимая
во внимание, что вавилонская легенда много старше еврейской, можно
предположить, что авторы книги Исход создали свою версию по образцу
вавилонского оригинала. Но в одинаковой степени возможно, что обе легенды -
как вавилонская, так и еврейская - совершенно независимо друг от друга
выросли из одного общего корня - из народной фантазии. При отсутствии
достоверных данных в пользу того или другого заключения категорическое
решение этого вопроса представляется невозможным.
Теория самостоятельного происхождения обеих легенд подтверждается до
некоторой степени существованием сходного рассказа в великом памятнике
индийского эпоса, в Махабхарате, так как трудно допустить, чтобы авторы
последнего были знакомы с соответствующими семитическими преданиями.
Индусский поэт рассказывает о том, как царская дочь Кунти, или Притха,
сделалась возлюбленной бога Солнца и принесла ему сына - "прекрасного, как
небожитель", "облаченного в воинские доспехи, украшенного блестящими
золотыми серьгами, с глазами льва и бычьими плечами". Но царская дочь,
стыдясь своего греха и в страхе перед гневом отца и матери, "посоветовалась
со своей кормилицей и уложила дитя в непромокаемую корзину из ивовых
прутьев, удобную, мягкую, выстланную простынями и с нарядной подушкой в
изголовье. Со слезами на глазах она препоручила младенца водам реки Асва".
После этого она вернулась во дворец с тревогой в душе, боясь, как бы
разгневанный родитель не открыл ее тайны. Но корзина с ребенком плыла вниз
по реке до самого Ганга, пока ее не прибило к берегу около города Чампа, на
территории племени сута. Случилось так, что по берегу реки гулял человек из
этого племени со своей женой. Они заметили корзину, вытащили ее из воды и,
открыв, увидели мальчика - "прекрасного, как утреннее солнце, в золотых
доспехах, с дивным лицом и с блестящими серьгами в ушах". Чета была
бездетна, и, когда мужчина увидел прелестное дитя, он сказал своей жене:
"Поистине боги, видя, что у меня нет сына, послали мне этого младенца". И
они его усыновили, вырастили, и он стал великим стрелком. Его звали Карна, а
царственная мать его получала о нем вести через своих соглядатаев.
Подобного же рода предание рассказывает про злоключения царя Трахана в
его младенчестве. Трахан был царем в городе Гилгите, расположенном в самом
сердце снежных Гималаев на высоте около 5 тысяч футов над уровнем моря.
Обладая прекрасным климатом, удобным местоположением и значительными
пространствами плодоносной земли, Гилгит, по-видимому, с древних времен был
резиденцией целого ряда удачливых властителей, которым более или менее
безропотно покорялись соседние земли и города. Трахан, царствовавший в
начале XIII в., оставил о себе особенно громкую славу. Он был самым
могущественным и самым гордым царем Гилгита, и его богатства и подвиги до
настоящего времени служат сюжетом многочисленных легенд. Рассказ о его
рождении и опасностях, которым он подвергался, таков. Его отец, Тра-Трахан,
Царь Гилгита, женился на девушке из богатого дома в городе Дарел. Будучи
страстным игроком в поло, царь еженедельно отправлялся в Дарел, где
предавался своей любимой игре совместно с семью братьями своей жены.
Однажды, играя, они пришли в такой азарт, что поставили условием игры право
победителя убить проигравших- Состязание было длительное и велось с большим
искусством, но в конце концов царь победил и, согласно условию, как истый
игрок, убил своих семерых шуринов. Возбужденный победой, он вернулся домой и
поделился с женой печальными, но неизбежными результатами игры. Жена не
только не разделила радости царя, но исполнилась враждой к нему за убийство
ее братьев и решила отомстить. Она подсыпала в пищу царя мышьяк, который
скоро свел его в могилу, и стала царствовать вместо него. В то время, когда
она предприняла этот решительный шаг, она была беременна от царя и через
месяц родила сына, которого назвала Трахан. Но ее скорбь была так глубока,
что она не в силах была видеть сына убийцы своих братьев; заперев ребенка в
деревянный ящик, она тайком бросила его в реку. Течением его относило вниз
по реке до деревни Годар в округе Чилас. Когда он проплывал мимо деревни,
два брата-бедняка собирали на берегу хворост. Увидев ящик, они подумали, что
в нем находится клад. Один из братьев бросился в реку и вытащил ящик на
берег. Чтобы не возбудить жадности других, они его не стали открывать, а,
прикрыв хворостом, отнесли домой. Там они открыли ящик, и каково же было их
удивление, когда вместо клада глазам их представился миловидный ребенок, еще
живой. Мать их приложила все заботы, чтобы воспитать маленького найденыша, и
казалось, что вместе с ребенком в дом их вошло благословение богов, потому
что, насколько они были раньше бедны, настолько теперь становились все
богаче и богаче. Благополучие это они приписывали своей чудесной находке.
Когда мальчику исполнилось двенадцать лет, в нем разгорелось сильное желание
посетить Гилгит, о котором ему пришлось так много слышать. Вместе со своими
назваными братьями он отправился туда; по дороге они остановились на
несколько дней на вершине холма, в месте, называвшемся Балдас. Мать Трахана
еще продолжала царствовать в Гилгите, но к тому времени она тяжко заболела,
и, так как в Гилгите ей не нашлось преемника, народ стал искать себе царя в
других местах. Когда весь народ не знал, как ему быть, однажды утром в
городе запели петухи, но вместо своего обычного "кукареку" они прокричали:
"В Балдасе есть царь". Тотчас отрядили туда людей с приказом задержать и