страны; оно растет в местностях слишком теплых и сухих для дуба, которого
оно там заменяет и на который оно издали в общих чертах очень похоже. Его
редко можно встретить в виде группы или рощи и никогда в виде целого леса.
Оно стоит обычно в голой лощине или на скате холма, одиноко, как
заколдованное, возвышаясь над низким кустарником. Когда оно в начале зимы
сбрасывает листву, то своим низким сучковатым стволом, широко раскинутыми
неправильными ветвями и мелкими отростками делается еще более похожим на
обыкновенный английский дуб. Листья его перисты и очень темного
красновато-зеленого цвета, хотя не такой мрачной окраски, как листья
рожкового дерева... Ближе к северу терпентин становится реже, но в области
древнего Моава и Аммона, в районе Хисбона, он один нарушает однообразие
волнистых равнин и безбрежных овечьих пастбищ; а в немногих долинах южнее
реки Иавок мы видели гораздо более крупные экземпляры, чем любой из растущих
к западу от Иордана".
Однако если судить по тому, насколько часто каждая из этих двух пород
упоминается в описаниях путешественников, то терпентин встречается в
Палестине гораздо реже, чем дуб, и, по-видимому, реже служит предметом
суеверного поклонения. Все же немало встречается и случаев религиозного
почитания терпентинных деревьев. Каноник Тристрам рассказывает, что "многие
терпентины и ныне еще являются предметом религиозного культа среди
окрестного населения, а бедуины охотнее всего хоронят своих шейхов под
одиноко растущим деревом. Путешественники по Востоку помнят, наверно, "мать
лоскутов" у преддверия пустыни - терпентин, увешанный суеверными
почитателями дарами по обету. Этот же автор в другом месте упоминает о
терпентине, покрытом лоскутками тканей, близ истоков Иордана. В Моаве
"священные деревья, какова бы ни была их порода - дуб с опадающими листьями
или вечнозеленый терпентин, рожковое, оливковое дерево, - рассматриваются
либо как часть святилищ, либо отдельно от них. В первом случае их святость,
по-видимому, не имеет самостоятельного источника, независимого от места,
которое они осеняют, и они не выполняют функций, отличных от функций того
святого ("вели"), по милости которого эти деревья здесь растут и который
дает им жизнь и защиту... Во втором случае деревья не заимствуют своей
святости от соседнего святилища; они стоят одиноко у родника, на холме или
на вершине горы. Близ Танбэ, неподалеку от Ганзире, к юго-западу от реки
Керак, я видел по пути священный терпентин с густой зеленой листвой,
увешанный лоскутами и почитаемый окрестными арабами. Я спросил, где
находится могила святого ("вели"). "Здесь нет никакой могилы", - ответил мне
араб, только что окончивший свою молитву. "Зачем же тогда вы приходите сюда
молиться?" - "Потому что тут есть святой", - возразил он с живостью. "Где же
он?" - "Вся земля под этим деревом служит ему обителью; но он живет также и
в самом дереве, в его ветвях и в листьях". Далее, среди развалин римской
крепости Румейле, в Моаве, растет зеленый терпентин, и ни один араб не
осмеливается срезать с него сук, боясь, что его тут же поразит дух святого
("вели"), живущий в этом дереве и обративший его в свое владение. На вопрос,
живет ли святой в дереве, некоторые арабы отвечают, что дух его дает дереву
силу, другие же полагают, что святой живет под ним; вообще же их
представления по этому вопросу очень смутны, и они все согласны с тем, что
"это ведомо одному богу". Священник Яуссен, которому мы обязаны этими
сообщениями о священных терпентинах в Моаве, передает, что "область духа,
или "вели", которому поклоняются в дереве, ограничена пространством,
занимаемым данным деревом; дух не может его покинуть и живет здесь как в
заключении. В этом смысле его положение разнится от положения собственно
святых ("вели") и духов предков, которые не прикреплены к одному месту, а
могут переноситься туда, куда их вызывают почитатели. Когда благочестивый
бедуин, чтобы излечиться от болезни, ложится спать под одним из священных
деревьев, дух святого ("вели") часто является ему ночью, дает то или иное
поручение или же велит принести жертву. Подобные приказания всегда послушно
выполняются".
В последних из описанных примеров обитающий в дереве святой - вероятно,
не кто иной, как древнеязыческий древесный дух, который пережил века
христианского и мусульманского господства, сохранив почти полностью свои
первоначальные черты. Это подтверждается сообщением священника Яуссена о
культе деревьев у арабов. "Такой же славой и поклонением пользуется
великолепная группа деревьев, называемая Мейсе, к югу от реки Керак. Дерево
в Эд-Деале также не имеет при себе могилы святого ("вели"), и тем не менее
его слава очень велика и влияние значительно. Я не мог удостовериться,
предполагается ли здесь присутствие святого ("вели");
по мнению лиц, с которыми я беседовал по этому поводу, само дерево
является предметом суеверного страха. Горе арабу, осмелившемуся срезать с
него сук, ветку или даже лист. Дух или присущая дереву сила покарает его на
месте; он может даже поплатиться жизнью. Один бедуин положил под охрану
дерева мешок овса - всего на несколько часов. Две козы, отбившиеся от стада,
набрели на мешок и съели овес. Дерево послало им вслед волка, который пожрал
их в тот же вечер. Здесь наказывает именно дерево, так же как именно оно
награждает своими благодеяниями. В прикосновении его листьев скрыта
целительная сила. В Мейсе, в Эд-Деале бедуин никогда не упустит случая
провести зеленой веткой по лицу или по руке, чтобы избавиться от болезни или
набраться свежих сил. Простое прикосновение как бы сообщает верующему
крепость дерева. Больные отправляются спать под ним, чтобы получить
исцеление. На ветви его вешают множество разных тряпиц. Стоит только
подвесить к дереву лоскуток, и болезнь в тот же день покидает тело больного,
потому что, как меня уверяли, теперь ее привязали к дереву. Другие же, не
без налета рационализма, полагают, что лоскуток вешается лишь в память о
визите, нанесенном дереву. Иногда араб, проходя мимо дерева, вешает на него
кусок материи или оставляет под ним свою палку в знак своего уважения или в
надежде снискать себе в дальнейшем его благосклонность. Действительно, можно
нередко встретить арабов, привязывающих к ветви священного дерева полоску
красной или зеленой ткани (только не черной, изредка белой) с целью
сохранить здоровье своего любимого ребенка... В Мейсе я увидел на ветвях
несколько прядей волос. Мой спутник дал мне следующее объяснение: "Это
дерево посетила больная женщина; она срезала волосы в знак своего поклонения
ему".
В теплом и сухом климате Моава преобладающей породой является
терпентин, тогда как дуб лучше произрастает в более холодных и дождливых
областях Галаада и Галилеи на севере. Поэтому естественно, что терпентин
служит священным деревом преимущественно на юге, а дуб - на севере; но во
всей Палестине, взятой в целом, если судить по рассказам путешественников,
дуб встречается чаще, чем терпентин, и поэтому, быть может, он чаще бывает
предметом поклонения крестьян. Отсюда, принимая во внимание цепкость и
упорство, с каким те или иные формы суеверия переживают века, можно с полным
правом заключить, что и в древности дуб чаще, чем терпентин, служил объектом
культа идолопоклоннического населения страны. Из этого вытекает, что в
случае сомнения относительно того, следует ли перевести библейское слово,
относящееся к священному дереву, как "дуб" или как "терпентин", нужно
предпочесть "дуб". Этот вывод подтверждается еще тем, что старые греческие
переводчики, а также святой Иероним в подобного рода сомнительных случаях
всегда употребляли слово "дуб", а не "терпентин". В общем, английские
редакторы "пересмотренной версии" поступили правильно, употребляя в
соответственных местах всюду слово "дуб", за исключением двух случаев, где
оба слова встречаются в одном стихе. В этих двух местах они 'allon переводят
как "дуб", а 'elah - как "терпентин". В прочих местах они 'elah переводят
тоже как "дуб", но делают при этом на полях примечание, допускающее и другой
перевод - "терпентин". Я буду следовать их примеру и цитировать в дальнейшем
по "пересмотренной версии".
Факт почитания дуба древними идолопоклонниками-евреями доказывается
свидетельством пророков, обличавших это суеверие. Так, в книге Осии
говорится: "На вершинах гор они приносят жертвы и на холмах совершают
каждение под дубом и тополем и теревинфом, потому что хороша от них тень;
поэтому любодействуют дочери ваши и прелюбодействуют невестки ваши. Я
оставлю наказывать дочерей ваших, когда они блуд о действу ют, и невесток
ваших, когда они прелюбодействуют, потому что вы сами на стороне блудниц и с
любодейцами приносите жертвы..." (Ос., 4,13-14). Здесь имеется в виду
религиозная проституция, которой занимались под сенью священных деревьев.
Указывая на священные рощи своих язычествующих соплеменников, Иезекииль
пророчествует: "И узнаете, что я господь, когда пораженные будут лежать
между идолами своими вокруг жертвенников их, на всяком высоком холме, на
всех вершинах гор и под всяким зеленеющим деревом, и под всяким ветвистым
дубом, на том месте, где они приносили благовонные курения всем идолам
своим" (Иез., 6, 13). Далее, Исаия, имея в виду грешников, отпавших от бога,
говорит: "Они будут постыжены за дубравы, которые столь вожделенны для вас,
и посрамлены за сады, которые вы избрали себе..." (Ис., 1, 29). Автор
позднейших пророчеств, приписываемых Исаии, обличая идолопоклонство своих
современников, говорит: "...разжигаемые похотью к идолам под каждым
ветвистым деревом, заколающие детей при ручьях, между расселинами скал..."
(Ис., 57, 5). Здесь идет речь, несомненно, об обычае принесения детей в
жертву Молоху. Отсюда как бы следует, что кровью убитых детей обмазывались
священные дубы или, по крайней мере, кровь в той или иной форме приносилась
этим дубам в жертву. В связи с этим следует иметь в виду, что жертвы, перед
тем как их сжечь на огне, закалывались так, что кровь их могла быть
употреблена для помазания или для возлияния. Галла, в Восточной Африке,
выливают кровь животных у подножия священного дерева, дабы предохранить его
от увядания; иногда они смазывают его ствол и ветви кровью, маслом и
молоком. Масаи, в Восточной Африке, поклоняются особой породе
смоквы-паразита, которая постепенно обвивает весь ствол дерева-хозяина
блестящими беловатыми кольцами своих гладких корней и ветвей. Такие деревья
масаи умилостивляют тем, что закалывают козу и выливают ее кровь у основания
ствола. Когда нунума, в Судане, приносят жертву земле ради хорошего урожая,
они обливают тамаринды и другие деревья кровью зарезанных птиц. Бамбара, на
Верхнем Нигере, приносят в жертву баобабам и другим священным деревьям овец,
коз и домашних птиц и обмазывают их кровью стволы, сопровождая эту церемонию
молитвами обитающему в дереве духу. Точно так же древние пруссы окропляли
кровью жертвенных животных священный дуб у Ромове; а Лукан передает, что в
священной роще друидов близ Марселя каждое дерево было омыто человеческой
кровью.
Однако если в позднейшие времена Израиля пророки осуждали поклонение
дубу и терпентину как языческий обряд, то можно привести целый ряд фактов,
свидетельствующих о том, что в более ранний период священные дубы или
терпентинные деревья играли существенную роль в народной религии евреев,
причем с ними ассоциировалось даже имя Яхве. Во всяком случае примечательно,
что бог и его ангелы, по преданию, часто являлись одному из древних
патриархов, а также одному из народных героев именно у дуба или терпентина.
Так, первое отмеченное в Библии явление бога Аврааму имело место у
священного дуба или терпентина в Сихеме, и здесь Авраам построил богу
алтарь. Далее мы узнаем, что Авраам жил у дубов или терпентинов Мамре в
Хевроне и что здесь он также построил алтарь господу. И как раз в этом
месте, около дубов или терпентинных деревьев Мамре, когда Авраам сидел в
дневную жару у входа в свой шатер ему явился бог в образе трех мужей, и
здесь в тени деревьев божество ело мясо, молоко и творог, предложенные ему
гостеприимным патриархом. Далее, ангел господний пришел и сел под дубом или
терпентином в Офре, а Гедеон, молотивший в это время пшеницу, принес ему
мясо и похлебку из козленка и пресные лепешки, чтобы он ел под деревом. Но
ангел, вместо того чтобы есть принесенную пищу, велел Гедеону положить мясо
и лепешки на скалу, а похлебку вылить; тогда, прикоснувшись своим жезлом к
скале, ангел извлек из нее огонь, и пламя истребило мясо и лепешки. Вслед за
тем небесный гость - а может быть, древесный дух - исчез, и Гедеон, подобно
Аврааму, построил на том месте алтарь.
Такой же священный дуб или терпентин, как в Мамре, находился возле
Сихема. Мы не знаем, было ли это то самое дерево, под которым бог явился
Аврааму. Его название "дуб или теревинф чародеев" указывает, по-видимому, на
то, что у этого дерева образовалась группа волхвов, или друидов, как мы
могли бы их назвать. Они истолковывали вопрошателям шелест листьев,
воркование голубей в ветвях и прочие знамения такого же рода, ниспосланные
духом дерева своим почитателям. Прекрасная долина Сихема, в окружении
оливковых деревьев, апельсиновых рощ и пальм, орошенная множеством ручьев,
представляет собой и в настоящее время, пожалуй, самый роскошный ландшафт во
всей Палестине; в старину же она, вероятно, являлась крупным центром
древопочитания.
Во всяком случае, в истории Сихема мы то и дело наталкиваемся на
упоминание о дубах или терпентинных деревьях, которые, исходя из контекста,
следует отнести к числу священных. Так Иаков собрал в своем доме идолов, или
"чужих богов", вместе с серьгами, которые, вероятно, играли роль амулетов, и
закопал все вместе под дубом или терпентином близ Сихема. По мнению
Евстафия, это был терпентин, пользовавшийся еще в его время поклонением
окрестных жителей. Около него стоял алтарь, на котором совершались
жертвоприношения. Опять же под дубом Иисус Навин воздвиг большой камень
около святилища в Сихеме, сказав при этом израильтянам: "Вот, камень сей
будет нам свидетелем, ибо он слышал все слова господа, которые он говорил с
нами... он да будет свидетелем против вас... чтобы вы не солгали пред
(господом) богом вашим" (Нав., 24, 27). И жители сихемские "поставили царем
Авимелеха у дуба, что близ Сихема" (Суд., 9,6). Можно думать, что дуб и
терпентин имели вообще какое-то отношение к царям, потому что в другом месте
мы читаем о "царском дубе" на границах Асирова удела; а согласно библейскому
рассказу, кости Саула и его сыновей были погребены под дубом или терпентином
в Иависе. Далее, когда умерла Девора, кормилица Ревекки, она была похоронена
близ Вефиля под дубом, отчего дерево это было названо "дуб плача". Быть
может, это тот самый дуб, у которого Саулу, согласно указанию пророка
Самуила, незадолго до венчания на царство, предстояло встретить трех
человек, отправлявшихся в Вефиль для жертвоприношения, которые должны были
приветствовать его и дать ему два хлеба из своего запаса. Это приветствие у
дуба будущему царю со стороны трех человек напоминает встречу Авраама с
богом, принявшим образ трех мужей возле дубов Мамре. В своей первоначальной
форме эта легенда о встрече Саула у дуба с тремя незнакомцами могла иметь
более глубокий смысл, чем в дошедшей до нас версии. Сопоставив ее с
рассказом об избрании на царство Авимелеха, которое также происходило под
дубом, можно предположить, что дух дуба, быть может в триликой форме, должен
был благословлять царей при их избрании. В свете такого предположения
погребение тела Саула под дубом также приобретает иной смысл. Царю,
получившему при своем вступлении на царство благословение от обитающего в
дубе божества, подобает найти и свой последний покой под сенью священного
дерева.
Но из всех священных деревьев древней Палестины наибольшая слава и
популярность выпала на долю дуба или терпентинного дерева из дубравы Мамре,
где бог в образе трех мужей явился Аврааму, родоначальнику израильского
народа. Что же это было за дерево - дуб или терпентин? Древние свидетельства
по этому вопросу противоречат друг другу, но весы все же склоняются на
сторону терпентина. Иосиф Флавий передает, что в его время близ Хеврона
показывали несколько красивых памятников Аврааму из прекрасного мрамора, и
что в 6 стадиях от города рос огромный терпентин, о котором говорили, что он
там стоит с основания мира. Римский и византийский стадий равнялся 185
метрам. Можно предположить, хотя Иосиф прямо этого не говорит, что это был
тот самый терпентин, под которым Авраам, по преданию, беседовал с ангелами.
Евсевий также уверяет, что этот терпентин существовал еще в его время в
начале IV в. нашей эры и что место это почиталось священным среди окрестного
населения. На одной картине изображены три таинственных посетителя, которых
Авраам угощает под деревом: средний из них превосходит двух других своим
почтенным видом, и простодушный епископ отождествляет его с "самим господом
нашим спасителем, которого обожают даже не знающие его". Местное население
поклонялось всем трем ангелам. Это нам любопытным образом напоминает трех
богов, служивших предметом поклонения в образе священного дуба в Ромове,
религиозном центре языческой Пруссии. Возможно, что и в Хевроне, и в Ромове
бог дерева почему-то представлялся его почитателям в новой форме триады.
Один бордосский паломник, автор старейшего "Путеводителя по Иерусалиму",
писавший в 333 г. нашей эры, передает, что этот терпентин находился в двух
милях от Хеврона и что здесь по приказу Константина была выстроена изящная
базилика. Но из всей манеры изложения этого автора можно понять, что
"терпентин" был просто названием места, само же дерево к тому времени уже
перестало существовать. Иероним, более поздний автор того же столетия,
по-видимому, полагал, что этого дерева больше не существует. Он говорит, что
дуб Авраама, или дуб Мамре, показывали вплоть до царствования Константина и
что к "месту терпентина" население всей округи относилось с суеверным
почтением, потому что Авраам беседовал здесь с ангелами.
Когда Константин решил построить церковь у священного дерева, он
изложил свое намерение в письме к Евсевию, епископу Цезареи, который, к
счастью, сохранил копию этого письма в оставленном им жизнеописании
императора. Я приведу из него отрывок, относящийся к интересующему нас
священному дереву. "Место, которое носит название "у дуба Мамре", где, по
преданию, находилось жилище Авраама, подвергается, как нам сообщают,
всяческому осквернению со стороны некоторых суеверных лиц. Нам доносят, что
там поставлены самые поганые идолы и воздвигнут алтарь, на котором постоянно
совершаются мерзкие жертвоприношения. А посему, усматривая, что сие не
подобает настоящему времени и недостойно святости самого места, я довожу до
сведения вашей милости, что я написал письмо моему другу, достопочтеннейшему
Акакию, повелев безотлагательно предать огню всех идолов, какие окажутся на
означенном месте, а алтарь опрокинуть. Если кто-либо после издания сего
указа осмелится совершить в этом месте нечестивый поступок, то он будет
подлежать наказанию. Мы приказали украсить означенный участок скромной
базиликой, которая служила бы местом собраний, достойным святых мужей".
Следует обратить внимание на то, что в этом письме император называет
священное дерево дубом, а не терпентином, и так же его называют историки
церкви Сократ и Созомен. Но их свидетельство не имеет большого веса ввиду
того, что они все трое, вероятно, следовали тексту Септуагинты, где дерево
зовется дубом, а не терпентином. Септуагинта (от латинского "семьдесят") -
название греческого перевода Ветхого завета, выполненного, согласно легенде,
за 72 дня переводчиками, приехавшими из Иерусалима в Александрию по
приглашению египетского царя Птолемея II Филадельфа в середине III в. до
нашей эры. На самом деле перевод ветхозаветных книг, составивших
Септуагинту, был закончен лишь к началу новой эры. Возможно, что и Евсевий
из уважения к авторитету Септуагинты говорит о "дубе Авраама", сообщая тут
же, что терпентин этот существовал еще при его жизни. Историк Созомен
оставил нам любопытное и ценное описание празднества, которое в царствование
Константина, и даже позднее, каждым летом происходило у этого священного
дерева. Вот его рассказ. "Теперь я должен сообщить об указе, который
император Константин издал относительно так называемого дуба Мамре. Это
место, которое теперь называется "теревинф", находится в 15 стадиях к северу
от Хеврона и отстоит на 250 стадий от Иерусалима. Рассказ о том, как сын
божий вместе с ангелами, посланными против жителей Содома, явился к Аврааму
и предрек ему рождение сына, есть совершенная истина. Здесь ежегодно
устраивается летом празднество, на которое стекается окрестное население, а
также жители более отдаленных местностей Палестины, равно как финикияне и
арабы. Очень многие собираются сюда для торговли - покупать и продавать, ибо
все придают этому празднеству большое значение: евреи - потому, что они
гордятся Авраамом как своим родоначальником, люди греческой веры - по случаю
посещения этого места ангелами, а христиане почитают его потому, что здесь
благочестивому мужу явился тот, кто впоследствии через деву Марию открылся
миру для спасения человеческого рода. Каждый сообразно с обычаями своей веры
оказывает почести этому месту. Кто молится богу всего сущего, кто взывает к
ангелам и совершает возлияния вином или каждения или приносит в жертву быка,
козу, овцу или петуха. Ибо каждый в продолжение целого года откармливает
какое-либо ценное животное, чтобы потом по обету угощаться им всей семьей на
этом торжестве. Все они тут воздерживаются от женщин либо из уважения к
этому месту, либо из боязни, что гнев божий обрушится на них каким-нибудь
бедствием. Тем не менее женщины наряжаются и украшают себя, как на праздник,
и появляются совершенно открыто среди народа. Однако никакого бесстыдства в
поведении не наблюдается, несмотря на то что оба пола располагаются тут
общим лагерем и спят вперемешку. Это - потому, что земля здесь вспахана и
вся под открытым небом; домов нет никаких, кроме древнего дома Авраама около
дуба и колодца, который был им вырыт. Но воду из этого колодца никто во
время празднества не черпает. Люди греческой веры по своему обычаю зажигают
около него светильники, льют на него вино или бросают внутрь пироги, деньги,
благовония или курения. Вследствие этого вода, смешавшись с брошенными в нее
предметами, вероятно, делается негодной для употребления. Обо всех этих
церемониях греческого ритуала доложила императору Константину мать его жены,
которая по обету посетила это место".
Таким образом, древнее языческое поклонение священному дереву и
священному колодцу, по-видимому, сохранилось в Хевроне во всей своей силе
вплоть до установления господства христианской религии. Ярмарка,
происходившая одновременно с описанным летним празднеством, привлекала сюда,
как видно, купцов из многих стран семитического мира. Эта ярмарка сыграла в
истории евреев печальную роль: после подавления римлянами последнего
восстания евреев (132- 135 гг.) на ней было продано в рабство огромное
множество пленных мужчин, женщин и детей. Дуб или терпентин в Мамре или,
вернее, его потомка до сих пор показывают на зеленом лугу в полутора милях
западнее Хеврона. Это прекрасный древний дуб из породы вечнозеленых (Quercus
pseudo-coccifera), самое величественное дерево в Южной Палестине. Его ствол
имеет 23 фута в обхвате, а ветви его раскинулись на пространстве 90 футов в
поперечнике. Итак, в результате многовековой борьбы за право занимать
почетное место в роще Мамре победа осталась за дубом: по соседству с
Хевроном нет ни одного сколько-нибудь крупного терпентинного дерева.

Глава 8.

    ИЗРАИЛЬСКИЕ "ВЫСОТЫ".


В книгах Ветхого завета мы часто читаем, что в Древнем Израиле
постоянными местами отправления религиозного культа были естественные
возвышенности, осененные в большинстве случаев густой листвой священных
деревьев. Эти святилища были обыкновенно расположены под открытым небом,
ничем не огорожены, хотя иногда яркие и пестрые балдахины защищали их
священные знаки - деревянные и каменные столбы - от знойных лучей летнего
солнца и от зимнего дождя. Сюда в течение многих веков после того, как
израильтяне осели в Палестине, собирался народ для жертвоприношений, и здесь
под сенью столетних дубов и терпентинных деревьев цари и благочестивые
пророки возносили к богу молитвы не только без опасения оскорбить божество,
но с полной верой, что оно отнесется к ним с благоволением. Однако
увеличение числа святилищ способно вызвать у невежественных почитателей
представление о соответственном увеличении числа богов, которым здесь
поклонялись. Учение о единобожии, которым так дорожили лучшие умы Израиля,
стало понемногу вырождаться в молчаливое признание множественности богов,
или ваалов; каждый из этих ваалов являлся хозяином своей поросшей деревьями
возвышенности; каждый оделял благами дождя и ведра окрестные деревушки,