Страница:
деревне вождя племени. Убивают двух волов и двух козлов и кровь их собирают
на воловьей шкуре, поддерживаемой несколькими людьми. Молодые люди
раздеваются и четыре раза обходят вокруг шкуры, наполненной кровью. Затем
они выстраиваются в ряд, и один из стариков делает каждому из них легкий
надрез на руке, ниже локтя. После этого юноши один за другим подходят к
воловьей шкуре, роняют на нее несколько капель крови из своей руки и,
зачерпнув ладонью смешанную кровь, проглатывают ее и окропляют ею свою
одежду. Далее они садятся на корточки вокруг вождя племени, и после ряда
наставлений каждый юноша получает военную кличку от своего отца, а если отец
умер, то от старого человека, заменяющего ему отца. Вслед за этим вождь
обращается к молодым людям с приветственной речью, объявляя им, что с этого
дня они уже не дети, а воины, и разъясняет им их новые обязанности. Он также
выбирает одну общую эмблему для их щитов, которая служит признаком
принадлежности юношей к одному и тому же отряду. Здесь мы видим, что будущие
воины, которым предстоит сражаться плечом к плечу в одном отряде, взаимно
связываются двойными кровными узами; они смешивают на шкуре вола собственную
кровь с кровью жертвенного животного и вместе пьют ее. Трудно подобрать
более разительный пример для иллюстрации правильности догадки, высказанной
Робертсоном-Смитом, о значении воловьей шкуры в скифском обряде: она также
служит средством для объединения воинов кровной связью.
Критический анализ библейского рассказа о союзе между богом и Авраамом,
быть может, бросает свет на одно очень темное место в истории Ханаана. При
раскопках в городе Гезере, в Палестине, профессор Стюарт Макалистер открыл
весьма примечательную гробницу. Это высеченная в скале цилиндрическая камера
около 20 футов глубиной и 15 футов шириной, имеющая вход сверху через
сделанное в крыше круглое отверстие. Первоначально она, по-видимому, служила
цистерной для собирания воды. На полу камеры найдено было 15 человеческих
скелетов или, точнее, 14 с половиной, потому что у одного скелета не хватало
нижней половины. Половина скелета принадлежала девочке в возрасте около 14
лет. Скелет был разрублен или распилен пополам на уровне восьмого грудного
позвонка, а так как передние концы ребер были разрублены на этом же самом
уровне, то ясно, что рассечение было сделано в то время, когда кости еще
поддерживались мягкими частями. Остальные 14 скелетов были мужские, два из
них - юношей в возрасте 18-19 лет, а прочие - мужчин высокого роста и
крепкого сложения. Судя по положению тел, они не были брошены сюда через
отверстие в крыше, а помещены людьми, вместе с ними спустившимися в склеп.
Много древесного угля, найденного между костями, показывает, что в этой
могильной пещере имело место погребальное пиршество, жертвоприношение или
другой какой-нибудь торжественный обряд. Обнаруженное также бронзовое оружие
в виде наконечников копий, топора, ножа, сложенное здесь вместе с трупами,
наводит на мысль, что погребение произошло до прихода в страну евреев и что
похороненные люди, стало быть, принадлежали к народу, жившему в Палестине до
занятия ее евреями. По форме костей, крупным размерам черепов, орлиным носам
и другим анатомическим признакам можно заключить, что мужчины были
представителями народа, похожего на современных палестинских арабов.
Если допустить, что физическое сходство этих древних людей с
теперешними обитателями страны дает право считать тех и других ветвями
одного общего ствола, то мы можем, пожалуй, сделать вывод об их общей
принадлежности к той ханаанской народности, которую еврейские завоеватели
застали господствующей в Палестине и которую они хотя и обратили в рабство,
но никогда не могли истребить. Ибо по мнению авторитетных ученых,
современные феллахи, или говорящие по-арабски палестинские крестьяне, -
потомки тех языческих народностей, которые жили здесь до нашествия евреев и
с тех пор постоянно крепко сидели на своей земле, несмотря на все новые и
новые волны завоеваний, против которых они сумели устоять. Если это так, то
есть основание предположить, что найденная в Гезере половина женского
скелета представляет собой остаток человеческих жертвоприношений - обычая,
игравшего, как мы знаем от еврейских пророков и классических писателей
древности, выдающуюся роль в религии ханаанеев.
Предположение это подтверждается найденными в той же Гезере детскими
скелетами, зарытыми в кувшинах под землей на территории храма; эти скелеты,
по общему мнению, свидетельствуют о практиковавшемся обычае приносить в
жертву местному божеству первородных детей тотчас по рождении. Подобные
детские гробницы-кувшины найдены также вокруг высеченного в скале капища в
городе Таанахе, в Палестине, и факт этот был одинаковым образом истолкован.
Но если полускелет девочки, найденный в цистерне в Гезере, есть
действительно остаток человеческой жертвы, то спрашивается, почему она была
рассечена или распилена пополам? Аналогичный пример в завете между богом и
Авраамом и другие подобные обряды, рассмотренные нами выше, наводят на
мысль, что рассечение пополам человеческой жертвы могло иметь целью либо
общественное очищение, либо санкцию договора; или, выражаясь точнее, можно
допустить, что девочка была разрезана пополам, а люди прошли между обеими
половинами тела для того, чтобы отвратить приключившуюся либо угрожающую
беду, или же для того, чтобы скрепить мирный договор. Рассмотрим сначала
очистительное, или охранительное, толкование.
Мы видели, что, когда Пелей завоевал город Иолос, он, по преданию,
захватил в плен царицу, разрезал ее пополам и провел свою армию в город
между обеими частями ее тела. Едва ли это предание есть простой вымысел;
надо думать, что оно воспроизводит варварский обычай, некогда соблюдавшийся
завоевателями при вступлении в завоеванный город. Мы знаем, что первобытный
человек проявляет большой страх перед магическим влиянием чужеземцев и
прибегает к разным церемониям, чтобы защитить себя против подобного влияния,
когда допускает в свою страну чужих людей или сам вступает на землю другого
племени. Подобный страх перед магическим влиянием врага может заставить
победителя принять чрезвычайные меры предосторожности с целью обезопасить
себя и свое войско на случай каких-нибудь происков со стороны врага раньше,
чем решиться вступить в город, который он покорил силой меча. Такая
чрезвычайная мера может состоять в том, чтобы захватить пленника, разрубить
его пополам и провести войско в город между обеими половинами тела. С точки
зрения сакраментального толкования такого обряда прохождение между частями
тела убитого создает кровный союз между победителями и побежденными и таким
образом гарантирует первым безопасность против враждебных замыслов со
стороны последних. Так можно объяснить предание об участи, которой подверг
Пелей пленную царицу Иолоса: то был торжественный обряд заключения союза
между завоевателями и завоеванными. Если допустить именно такое объяснение,
то приходится признать, что очистительный, или охранительный, характер
обряда в этом случае фактически совпадает с его договорным характером:
завоеватели очищают, или предохраняют, себя от зловредного влияния врагов
путем молчаливого заключения с ними кровного договора.
Возможно, что рассечение скелета девочки в Гезере объясняется подобным
обычаем у семитов. Судя по найденным здесь человеческим останкам, город был
населен в разные времена различными народами. Первоначально здесь жил
низкорослый, тонкий в кости, но мускулистый народ, с длинной овальной
головой, не принадлежавший к семитической семье и не находившийся еще в
сношениях с какой-либо из известных рас Средиземного моря. Если город был
завоеван владевшими им впоследствии ханаанеями, то эти варвары-завоеватели
могли освятить свое вступление в город казнью царицы или другой пленницы,
распилить пополам ее тело и пройти в город между обеими его частями. Но в
таком случае как объяснить отсутствие нижней половины тела? Нет надобности
предполагать, как это делает лицо, производившее раскопки, что она была
сожжена или съедена на каннибальском пиру; она могла быть похоронена в
другом месте, может быть, в противоположном конце города, для того чтобы
расширить сферу магического влияния жертвы на все промежуточное пространство
и обезопасить таким образом весь город, сделав его неприступным для
вражеских нападении. Подобным образом поступил, как передают, один древний
царь в Бирме: чтобы сделать неприступной свою столицу, он казнил изменника и
разрезал тело на четыре части, похоронив их в четырех концах города. Тщетно
осаждал столицу своей армией брат казненного; все его атаки не имели успеха,
пока вдова убитого не разъяснила ему, что он не овладеет городом до тех пор,
пока ее покойный муж охраняет городские стены. Тогда осаждавший столицу
вырыл из могил истлевшие части четвертованного брата, и город был взят без
сопротивления.
Точно так же у племени лушеи в Ассаме существует такой обычай: когда
женщина мучается в родах, ее подруги, чтобы облегчить роды, убивают курицу и
режут ее на две равные части. Одну часть курицы с головой они кладут в
верхнем конце деревни с семью связками тростника, а нижнюю часть курицы
кладут в нижнем конце деревни с пятью связками тростника. Кроме того,
женщине дают выпить немного воды. Церемония эта называется "открывание
живота при помощи курицы", потому что она, как полагают, способствует
разрешению от бремени. О том, каким образом обряд этот, по мнению туземцев,
оказывает такое спасительное действие, не говорится ни слова, но мы можем
предположить, что отдельные части курицы, положенные в двух концах деревни,
согласно поверью, охраняют пространство между ними от действия злых, в
особенности демонических, сил, препятствовавших ранее рождению младенца.
Предположение об очистительном, или охранительном, характере
жертвоприношения девочки в Гезере как будто подтверждается другой находкой,
сделанной в том же месте. Дальнейшие раскопки обнаружили половину скелета
семнадцатилетнего юноши, который, как и девочка в цистерне, был разрезан или
распилен пополам между ребрами и тазом; как и в случае с девочкой, найдена
только верхняя половина тела, а нижней не оказалось. Рядом находились целые
скелеты двух мужчин, лежащие во всю длину, а также много глиняной посуды над
ними и вокруг них. Эти остатки были открыты под фундаментом здания. Отсюда
профессор Стюарт Макалистер сделал правдоподобный вывод, что найденные
скелеты - остатки людей, которые, согласно широко распространенному обычаю,
были принесены в жертву и похоронены под фундаментом, чтобы придать зданию
большую прочность и устойчивость или охранять его от врагов.
Обычай этот иллюстрируется столь многочисленными примерами, взятыми из
разных стран, что на нем не стоит останавливаться. Я приведу лишь один
случай, записанный очевидцем, потому что здесь ясно выявлен ход мыслей,
приведший к установлению обычая. Лет семьдесят или восемьдесят тому назад
беглый английский матрос, по имени Джон Джэксон, прожил в течение почти двух
лет один среди язычников - дикарей островов Фиджи и оставил нам
незатейливый, но ценный рассказ о своих наблюдениях. Во время его пребывания
на острове туземцы стали перестраивать дом местного вождя племени или
князька. Однажды, находясь близ места постройки, Джэксон заметил, что
привели каких-то людей и заживо закопали их в ямах, где были поставлены
столбы для дома. Туземцы пытались отвлечь его внимание от этого зрелища, но
он, желая убедиться в подлинности факта, подошел к одной из ям и увидел
стоящего в ней человека, обхватившего руками столб, с головой, еще не
засыпанной землей. На вопрос Джэксона, почему они зарывают в землю живых
людей вместе со столбами, дикари ответили, что дом не сможет долго
продержаться, если люди не будут постоянно поддерживать его столбы. Когда он
затем опять спросил, как могут люди после смерти поддерживать столбы, то
фиджийцы объяснили ему, что если люди решились пожертвовать жизнью, чтобы
подпирать столбы, то сила жертвы побудит богов сохранить дом и после их
смерти.
Подобный ход мыслей может служить объяснением для находки двух мужских
скелетов под фундаментом в Гезере; один из них найден с рукой, опущенной в
чашу, как бы для того, чтобы достать оттуда пищу и подкрепить свои силы для
тяжелой работы подпирания стен. Труднее объяснить находку половины скелета
мальчика на том же месте и половину скелета девочки в цистерне. Казалось бы,
что столь утомительный труд поддерживать фундамент требует сильных мужчин;
для чего же могли пригодиться здесь половина мальчика и половина девочки?
Как могли подпирать стены мальчики и девочки без ног? Поэтому предположение,
что в настоящем случае мы имеем дело с человеческими жертвами при закладке
фундамента, едва ли может быть допущено.
Мы рассмотрели очистительную, или охранительную, теорию происхождения
этих загадочных жертвоприношений в Гезере. Обратимся теперь к договорной
теории и посмотрим, не лучше ли она освещает факты. Согласно этому
толкованию, мальчик и девочка были убиты и разрезаны пополам не с целью
очищения или защиты города, а для оформления договора; договаривающиеся
стороны прошли между частями человеческой жертвы, подобно тому как древние
евреи при заключении договора проходили между двумя половинами убитого
теленка. Такая точка зрения подтверждается следующей аналогией. Мы видели,
что у племени вачева (в Восточной Африке) при оформлении договора и
заключении мирного союза между двумя округами принято разрезать пополам
козленка и веревку одним ударом, причем воздаются молитвы о том, чтобы люди,
преступившие клятву, были так же рассечены пополам, как козленок и веревка.
Но у этого племени существует и другая форма заключения союза, как говорят,
гораздо более древняя. Берут мальчика и девочку и обводят их три раза или
семь раз вокруг собравшихся сторон; в то же время произносятся проклятия или
благословения тем, кто нарушит или сдержит свою клятву. Затем мальчика и
девочку разрезают пополам, посредине тела, и все четыре половины трупов
зарывают на границе обоих округов, после чего представители обеих
народностей, вступивших в договор, проходят через могилу и расходятся по
домам. Смысл обряда, как уверяют, заключается в том, что призывается
проклятие на голову клятвопреступника, его жизнь будет прервана посредине,
подобно разрубленным телам молодых жертв, и, как и они, он умрет без
потомства. Чтобы понять всю силу и значение этого проклятия, необходимо
иметь в виду, что религия племени вачева состоит в поклонении духам предков;
поэтому если человек умирает без потомства, то некому будет приносить
жертвы, которые только и могут обеспечить покойнику милостивый прием и
постоянное пропитание среди умерших. Бездетный человек обречен вечно влачить
одинокое существование в далеком потустороннем мире, не имея никого, кто
принес бы ему мясо и пиво для утоления голода и жажды; потому что пиво и
говядина или баранина - это вещи, которые души умерших больше, чем
что-нибудь другое, желали бы получать от своих родственников.
Если считать достаточно обоснованной аналогию между обрядом племени
вачева и семитическим, то легко понять, почему жертвы в Гезере были
разрезаны пополам, а также почему объектами жертвоприношения были мальчик и
девочка, а не взрослые мужчина и женщина. Нам остается только предположить,
что они были убиты и рассечены пополам при заключении торжественного
договора, что заключавшие договор стороны прошли между частями жертвы и что
каждая сторона унесла с собой домой половину мальчика или половину девочки в
качестве гарантии добросовестного исполнения договора другой стороной, точно
так же, как у племени вачева каждая сторона берет с собой половину
разрезанной веревки в качестве гарантии точного выполнения договора со
стороны контрагента. В Гезере были найдены половина скелета девочки и
половина скелета мальчика, в обоих случаях верхние половины. Не исключена
возможность, что при дальнейших раскопках в Палестине будут найдены нижние
половины обоих скелетов, которые были унесены и похоронены у себя дома
другой из заключивших договор стороной. Теперь также становится понятным,
почему предпочли избрать для жертвы мальчика и девочку, а не взрослых
мужчину и женщину. По аналогии с обрядом племени вачева мы можем
предположить, что мотивом для такого предпочтения послужило подразумеваемое
обрядом проклятие, в силу которого нарушитель договора должен умереть
бездетным, как тот ребенок, через чей труп он прошел. Если мы вспомним о
свойственном семитам страстном желании потомства, то поймем, какое огромное
значение имело для них такое проклятие, а также сможем оценить всю силу
обязательства, скрепленного подобным проклятием.
Наконец, следует заметить, что аналогия с обрядом племени вачева,
соблюдаемым при заключении договора, служит ярким подтверждением того, что
соответствующий еврейский обычай имеет в своем основании идею возмездия. В
самом деле, обряд этот, независимо от того, является ли разрезаемой пополам
жертвой козленок или человек, как нам разъясняют, имеет тот смысл, что
разрезание жертвы пополам символизирует участь клятвопреступника. Тем не
менее этим не исключается возможность истолковать прохождение между частями
жертвы так, как предлагает Робертсон-Смит, то есть как способ отождествления
человека с жертвой с целью перенести на человека некоторые свойства,
приписываемые ей, - свойства, которые могут сообщаться всем, кто объединяет
себя с животным путем прохождения через его тело или другим каким-либо
способом, например натиранием человеческого тела кровью животного или
ношением на теле куска его шкуры. При заключении договора мотивом для
отождествления договаривающихся сторон с жертвой является вера в то, что
благодаря действию симпатической магии сторона, нарушившая договорную
клятву, подвергнется участи жертвы. Именно магическая связь, таким образом
созданная между участниками договора и жертвой, придает договору
обязательную силу и является лучшей гарантией его исполнения.
Если мой анализ завета между богом и Авраамом можно признать
правильным, то обряд состоял из двух различных, но взаимно связанных между
собой элементов, а именно разрезания жертвы на две части и прохождения между
ними договаривающихся лиц. Первый из этих элементов должен быть объяснен с
точки зрения теории возмездия, а второй - с точки зрения сакраментальной
теории. Обе эти теории дополняют друг друга и вместе дают полное объяснение
обряда.
Глава 2.
Следы минората у евреев.
О патриархе Иакове сохранилось больше преданий, чем об отце его Исааке
и о деде Аврааме, и предания эти богаче фольклором, то есть следами древних
верований и обычаев. Иаков передал израильскому народу свою кровь и свое
имя, и поэтому естественно, что личность такого национального
героя-родоначальника окружена множеством воспоминаний и легенд.
Однако характер этого великого родоначальника, каким он изображен в
книге Бытие, современному читателю представляется малопривлекательным,
составляя противоположность спокойно-величавой фигуре его деда Авраама и
мечтательно-набожному образу отца его Исаака. Если Авраам есть тип
семитического шейха, честного и гостеприимного, приветливого и вместе с тем
полного сознания своего достоинства, то Иаков соединил в себе черты
семита-торговца, гибкого, Дальновидного и изворотливого; он не упустит
подвернувшегося случая извлечь выгоду для себя, умеет добиться нужного не
силой, а хитростью и не слишком разборчив в средствах, всегда готов
перехитрить и поддеть своего соперника. Это отталкивающее сочетание алчности
и лукавства обнаруживается уже в самых ранних эпизодах из жизни патриарха, в
тех способах, с помощью которых ему удалось выманить у старшего брата Исава
его право первородства и отцовское благословение. Исав и Иаков были
близнецами, и первый в качестве старшего, по общему правилу, имел
преимущественное право получить благословение отца и наследовать его
имущество. Чтобы отстранить старшего брата от того и другого, Иаков
прибегнул к такому, мягко выражаясь, неблаговидному приему: сначала он
использовал голод Исава и купил у него право первородства за чечевичную
похлебку, а потом, надев на себя одежды брата и обмотав шею и руки шкуркой
козленка, чтобы сделать их такими же косматыми, как у Исава, получил
отцовское благословение, предназначенное для брата-близнеца. Правда, вторую
проделку с престарелым отцом юный, но подающий большие надежды Иаков не сам
придумал; его подучила мать, хитрая Ревекка, сумевшая так ловко надуть
своего мужа. Однако готовность, с какой Иаков согласился на мистификацию,
доказывает, что для того, чтобы одурачить отца, у него не хватало лишь
изобретательности.
На известной стадии морального развития общества подобные обманы почти
не вызывают порицания, разве только со стороны тех, кто является их жертвой;
посторонний зритель склонен даже относиться к ним одобрительно как к
проявлениям недюжинного ума и ловкости, торжествующих над честной
посредственностью. Наступает, однако, время, когда общественное мнение
становится на сторону честного дурака против умного пройдохи, ибо опыт
показывает, что всякий обман, сколько бы остроумия и прозорливости он ни
таил в себе, непосредственно задевает интересы не только отдельных лиц, но и
всего общества, как такового, расшатывая ту связь взаимного доверия, которым
только и держится всякая ассоциация людей. Когда эта истина проникает во
всеобщее сознание, историк начинает взвешивать действия людей прошлых
поколений при помощи такого мерила нравственности, которого ни сами те люди,
ни их современники не думали применять к своим поступкам. Если при этом
какая-нибудь героическая фигура старого мира оказывается стоящей много ниже
этого этического стандарта, то милостивый критик, вместо того чтобы признать
ту пропасть, которую прогресс морали создал между ним и прошлыми
поколениями, пытается перекинуть через нее мост, подыскивая всяческие
смягчающие обстоятельства или даже полное оправдание для поступков,
признаваемых им самим безнравственными. Когда такое старание представить
черное белым проистекает просто от доброты сердечной, а не вызвано
тщеславной любовью к парадоксам, то оно является делом похвальным для самого
защитника и, может быть, безвредным для других. Но совершенно обратное
приходится сказать о случаях противоположных, когда бросается тень на
светлый характер: такими отвратительными, но нередко наблюдающимися
действиями не только наносится удар в спину невинному, но вместе с тем
причиняется общественный вред, состоящий в понижении общего нравственного
уровня, ибо этим путем мы лишаемся тех столь редких образцов доблести,
созерцание которых служит лучшим средством разбудить в нас преклонение перед
идеей добра, чем многочисленные абстрактные трактаты по моральной философии.
Уже в наше время соплеменник патриарха Джозеф Джекобс выступил с
защитой нравственной личности Иакова и попытался смыть с его имени пятно,
доказывая, что Иаков, по существовавшему древнему закону, имел фактически
право наследования в качестве младшего сына и что уловка, к которой он
прибегнул, по словам библейского рассказа, объясняется неправильным
толкованием происшествия, ложно понятого автором. Не берусь судить,
насколько основательна эта остроумная апология, но верно то, что такой
древний закон наследования, какой предполагает апологет, действительно
преобладал у многих народов, нет причины думать, что в отдаленную эпоху он
не мог также утвердиться у предков Израиля. Закон этот или обычай известен
под именем минората, или права младшего сына на наследование, и, в
противоположность майорату, предоставляет право наследования младшему сыну,
а не старшему. В настоящей главе я намерен привести примеры этого обычая и
исследовать его происхождение.
Посмотрим сначала, нельзя ли открыть в Ветхом завете другие какие-либо
следы минората. Здесь прежде всего приходится сказать, что если Иаков
отстранил от наследования своего старшего брата, то он в этом случае сделал
то же самое, что в свое время сделал отец его Исаак до него. Ибо Исаак также
был младшим сыном и оттеснил своего старшего брата Измаила от наследования
их отцу Аврааму. Того же принципа, если это можно назвать принципом, по
которому Иаков действовал в отношении своего отца и брата, он держался также
относительно своих сыновей и внуков. Мы знаем из Библии, что Иаков любил
сына своего Иосифа больше, чем старших сыновей, "потому что он был сын
старости его", и так резко проявлял свое предпочтение, что вызвал чувство
ревности у братьев, которые составили заговор с целью лишить жизни Иосифа.
на воловьей шкуре, поддерживаемой несколькими людьми. Молодые люди
раздеваются и четыре раза обходят вокруг шкуры, наполненной кровью. Затем
они выстраиваются в ряд, и один из стариков делает каждому из них легкий
надрез на руке, ниже локтя. После этого юноши один за другим подходят к
воловьей шкуре, роняют на нее несколько капель крови из своей руки и,
зачерпнув ладонью смешанную кровь, проглатывают ее и окропляют ею свою
одежду. Далее они садятся на корточки вокруг вождя племени, и после ряда
наставлений каждый юноша получает военную кличку от своего отца, а если отец
умер, то от старого человека, заменяющего ему отца. Вслед за этим вождь
обращается к молодым людям с приветственной речью, объявляя им, что с этого
дня они уже не дети, а воины, и разъясняет им их новые обязанности. Он также
выбирает одну общую эмблему для их щитов, которая служит признаком
принадлежности юношей к одному и тому же отряду. Здесь мы видим, что будущие
воины, которым предстоит сражаться плечом к плечу в одном отряде, взаимно
связываются двойными кровными узами; они смешивают на шкуре вола собственную
кровь с кровью жертвенного животного и вместе пьют ее. Трудно подобрать
более разительный пример для иллюстрации правильности догадки, высказанной
Робертсоном-Смитом, о значении воловьей шкуры в скифском обряде: она также
служит средством для объединения воинов кровной связью.
Критический анализ библейского рассказа о союзе между богом и Авраамом,
быть может, бросает свет на одно очень темное место в истории Ханаана. При
раскопках в городе Гезере, в Палестине, профессор Стюарт Макалистер открыл
весьма примечательную гробницу. Это высеченная в скале цилиндрическая камера
около 20 футов глубиной и 15 футов шириной, имеющая вход сверху через
сделанное в крыше круглое отверстие. Первоначально она, по-видимому, служила
цистерной для собирания воды. На полу камеры найдено было 15 человеческих
скелетов или, точнее, 14 с половиной, потому что у одного скелета не хватало
нижней половины. Половина скелета принадлежала девочке в возрасте около 14
лет. Скелет был разрублен или распилен пополам на уровне восьмого грудного
позвонка, а так как передние концы ребер были разрублены на этом же самом
уровне, то ясно, что рассечение было сделано в то время, когда кости еще
поддерживались мягкими частями. Остальные 14 скелетов были мужские, два из
них - юношей в возрасте 18-19 лет, а прочие - мужчин высокого роста и
крепкого сложения. Судя по положению тел, они не были брошены сюда через
отверстие в крыше, а помещены людьми, вместе с ними спустившимися в склеп.
Много древесного угля, найденного между костями, показывает, что в этой
могильной пещере имело место погребальное пиршество, жертвоприношение или
другой какой-нибудь торжественный обряд. Обнаруженное также бронзовое оружие
в виде наконечников копий, топора, ножа, сложенное здесь вместе с трупами,
наводит на мысль, что погребение произошло до прихода в страну евреев и что
похороненные люди, стало быть, принадлежали к народу, жившему в Палестине до
занятия ее евреями. По форме костей, крупным размерам черепов, орлиным носам
и другим анатомическим признакам можно заключить, что мужчины были
представителями народа, похожего на современных палестинских арабов.
Если допустить, что физическое сходство этих древних людей с
теперешними обитателями страны дает право считать тех и других ветвями
одного общего ствола, то мы можем, пожалуй, сделать вывод об их общей
принадлежности к той ханаанской народности, которую еврейские завоеватели
застали господствующей в Палестине и которую они хотя и обратили в рабство,
но никогда не могли истребить. Ибо по мнению авторитетных ученых,
современные феллахи, или говорящие по-арабски палестинские крестьяне, -
потомки тех языческих народностей, которые жили здесь до нашествия евреев и
с тех пор постоянно крепко сидели на своей земле, несмотря на все новые и
новые волны завоеваний, против которых они сумели устоять. Если это так, то
есть основание предположить, что найденная в Гезере половина женского
скелета представляет собой остаток человеческих жертвоприношений - обычая,
игравшего, как мы знаем от еврейских пророков и классических писателей
древности, выдающуюся роль в религии ханаанеев.
Предположение это подтверждается найденными в той же Гезере детскими
скелетами, зарытыми в кувшинах под землей на территории храма; эти скелеты,
по общему мнению, свидетельствуют о практиковавшемся обычае приносить в
жертву местному божеству первородных детей тотчас по рождении. Подобные
детские гробницы-кувшины найдены также вокруг высеченного в скале капища в
городе Таанахе, в Палестине, и факт этот был одинаковым образом истолкован.
Но если полускелет девочки, найденный в цистерне в Гезере, есть
действительно остаток человеческой жертвы, то спрашивается, почему она была
рассечена или распилена пополам? Аналогичный пример в завете между богом и
Авраамом и другие подобные обряды, рассмотренные нами выше, наводят на
мысль, что рассечение пополам человеческой жертвы могло иметь целью либо
общественное очищение, либо санкцию договора; или, выражаясь точнее, можно
допустить, что девочка была разрезана пополам, а люди прошли между обеими
половинами тела для того, чтобы отвратить приключившуюся либо угрожающую
беду, или же для того, чтобы скрепить мирный договор. Рассмотрим сначала
очистительное, или охранительное, толкование.
Мы видели, что, когда Пелей завоевал город Иолос, он, по преданию,
захватил в плен царицу, разрезал ее пополам и провел свою армию в город
между обеими частями ее тела. Едва ли это предание есть простой вымысел;
надо думать, что оно воспроизводит варварский обычай, некогда соблюдавшийся
завоевателями при вступлении в завоеванный город. Мы знаем, что первобытный
человек проявляет большой страх перед магическим влиянием чужеземцев и
прибегает к разным церемониям, чтобы защитить себя против подобного влияния,
когда допускает в свою страну чужих людей или сам вступает на землю другого
племени. Подобный страх перед магическим влиянием врага может заставить
победителя принять чрезвычайные меры предосторожности с целью обезопасить
себя и свое войско на случай каких-нибудь происков со стороны врага раньше,
чем решиться вступить в город, который он покорил силой меча. Такая
чрезвычайная мера может состоять в том, чтобы захватить пленника, разрубить
его пополам и провести войско в город между обеими половинами тела. С точки
зрения сакраментального толкования такого обряда прохождение между частями
тела убитого создает кровный союз между победителями и побежденными и таким
образом гарантирует первым безопасность против враждебных замыслов со
стороны последних. Так можно объяснить предание об участи, которой подверг
Пелей пленную царицу Иолоса: то был торжественный обряд заключения союза
между завоевателями и завоеванными. Если допустить именно такое объяснение,
то приходится признать, что очистительный, или охранительный, характер
обряда в этом случае фактически совпадает с его договорным характером:
завоеватели очищают, или предохраняют, себя от зловредного влияния врагов
путем молчаливого заключения с ними кровного договора.
Возможно, что рассечение скелета девочки в Гезере объясняется подобным
обычаем у семитов. Судя по найденным здесь человеческим останкам, город был
населен в разные времена различными народами. Первоначально здесь жил
низкорослый, тонкий в кости, но мускулистый народ, с длинной овальной
головой, не принадлежавший к семитической семье и не находившийся еще в
сношениях с какой-либо из известных рас Средиземного моря. Если город был
завоеван владевшими им впоследствии ханаанеями, то эти варвары-завоеватели
могли освятить свое вступление в город казнью царицы или другой пленницы,
распилить пополам ее тело и пройти в город между обеими его частями. Но в
таком случае как объяснить отсутствие нижней половины тела? Нет надобности
предполагать, как это делает лицо, производившее раскопки, что она была
сожжена или съедена на каннибальском пиру; она могла быть похоронена в
другом месте, может быть, в противоположном конце города, для того чтобы
расширить сферу магического влияния жертвы на все промежуточное пространство
и обезопасить таким образом весь город, сделав его неприступным для
вражеских нападении. Подобным образом поступил, как передают, один древний
царь в Бирме: чтобы сделать неприступной свою столицу, он казнил изменника и
разрезал тело на четыре части, похоронив их в четырех концах города. Тщетно
осаждал столицу своей армией брат казненного; все его атаки не имели успеха,
пока вдова убитого не разъяснила ему, что он не овладеет городом до тех пор,
пока ее покойный муж охраняет городские стены. Тогда осаждавший столицу
вырыл из могил истлевшие части четвертованного брата, и город был взят без
сопротивления.
Точно так же у племени лушеи в Ассаме существует такой обычай: когда
женщина мучается в родах, ее подруги, чтобы облегчить роды, убивают курицу и
режут ее на две равные части. Одну часть курицы с головой они кладут в
верхнем конце деревни с семью связками тростника, а нижнюю часть курицы
кладут в нижнем конце деревни с пятью связками тростника. Кроме того,
женщине дают выпить немного воды. Церемония эта называется "открывание
живота при помощи курицы", потому что она, как полагают, способствует
разрешению от бремени. О том, каким образом обряд этот, по мнению туземцев,
оказывает такое спасительное действие, не говорится ни слова, но мы можем
предположить, что отдельные части курицы, положенные в двух концах деревни,
согласно поверью, охраняют пространство между ними от действия злых, в
особенности демонических, сил, препятствовавших ранее рождению младенца.
Предположение об очистительном, или охранительном, характере
жертвоприношения девочки в Гезере как будто подтверждается другой находкой,
сделанной в том же месте. Дальнейшие раскопки обнаружили половину скелета
семнадцатилетнего юноши, который, как и девочка в цистерне, был разрезан или
распилен пополам между ребрами и тазом; как и в случае с девочкой, найдена
только верхняя половина тела, а нижней не оказалось. Рядом находились целые
скелеты двух мужчин, лежащие во всю длину, а также много глиняной посуды над
ними и вокруг них. Эти остатки были открыты под фундаментом здания. Отсюда
профессор Стюарт Макалистер сделал правдоподобный вывод, что найденные
скелеты - остатки людей, которые, согласно широко распространенному обычаю,
были принесены в жертву и похоронены под фундаментом, чтобы придать зданию
большую прочность и устойчивость или охранять его от врагов.
Обычай этот иллюстрируется столь многочисленными примерами, взятыми из
разных стран, что на нем не стоит останавливаться. Я приведу лишь один
случай, записанный очевидцем, потому что здесь ясно выявлен ход мыслей,
приведший к установлению обычая. Лет семьдесят или восемьдесят тому назад
беглый английский матрос, по имени Джон Джэксон, прожил в течение почти двух
лет один среди язычников - дикарей островов Фиджи и оставил нам
незатейливый, но ценный рассказ о своих наблюдениях. Во время его пребывания
на острове туземцы стали перестраивать дом местного вождя племени или
князька. Однажды, находясь близ места постройки, Джэксон заметил, что
привели каких-то людей и заживо закопали их в ямах, где были поставлены
столбы для дома. Туземцы пытались отвлечь его внимание от этого зрелища, но
он, желая убедиться в подлинности факта, подошел к одной из ям и увидел
стоящего в ней человека, обхватившего руками столб, с головой, еще не
засыпанной землей. На вопрос Джэксона, почему они зарывают в землю живых
людей вместе со столбами, дикари ответили, что дом не сможет долго
продержаться, если люди не будут постоянно поддерживать его столбы. Когда он
затем опять спросил, как могут люди после смерти поддерживать столбы, то
фиджийцы объяснили ему, что если люди решились пожертвовать жизнью, чтобы
подпирать столбы, то сила жертвы побудит богов сохранить дом и после их
смерти.
Подобный ход мыслей может служить объяснением для находки двух мужских
скелетов под фундаментом в Гезере; один из них найден с рукой, опущенной в
чашу, как бы для того, чтобы достать оттуда пищу и подкрепить свои силы для
тяжелой работы подпирания стен. Труднее объяснить находку половины скелета
мальчика на том же месте и половину скелета девочки в цистерне. Казалось бы,
что столь утомительный труд поддерживать фундамент требует сильных мужчин;
для чего же могли пригодиться здесь половина мальчика и половина девочки?
Как могли подпирать стены мальчики и девочки без ног? Поэтому предположение,
что в настоящем случае мы имеем дело с человеческими жертвами при закладке
фундамента, едва ли может быть допущено.
Мы рассмотрели очистительную, или охранительную, теорию происхождения
этих загадочных жертвоприношений в Гезере. Обратимся теперь к договорной
теории и посмотрим, не лучше ли она освещает факты. Согласно этому
толкованию, мальчик и девочка были убиты и разрезаны пополам не с целью
очищения или защиты города, а для оформления договора; договаривающиеся
стороны прошли между частями человеческой жертвы, подобно тому как древние
евреи при заключении договора проходили между двумя половинами убитого
теленка. Такая точка зрения подтверждается следующей аналогией. Мы видели,
что у племени вачева (в Восточной Африке) при оформлении договора и
заключении мирного союза между двумя округами принято разрезать пополам
козленка и веревку одним ударом, причем воздаются молитвы о том, чтобы люди,
преступившие клятву, были так же рассечены пополам, как козленок и веревка.
Но у этого племени существует и другая форма заключения союза, как говорят,
гораздо более древняя. Берут мальчика и девочку и обводят их три раза или
семь раз вокруг собравшихся сторон; в то же время произносятся проклятия или
благословения тем, кто нарушит или сдержит свою клятву. Затем мальчика и
девочку разрезают пополам, посредине тела, и все четыре половины трупов
зарывают на границе обоих округов, после чего представители обеих
народностей, вступивших в договор, проходят через могилу и расходятся по
домам. Смысл обряда, как уверяют, заключается в том, что призывается
проклятие на голову клятвопреступника, его жизнь будет прервана посредине,
подобно разрубленным телам молодых жертв, и, как и они, он умрет без
потомства. Чтобы понять всю силу и значение этого проклятия, необходимо
иметь в виду, что религия племени вачева состоит в поклонении духам предков;
поэтому если человек умирает без потомства, то некому будет приносить
жертвы, которые только и могут обеспечить покойнику милостивый прием и
постоянное пропитание среди умерших. Бездетный человек обречен вечно влачить
одинокое существование в далеком потустороннем мире, не имея никого, кто
принес бы ему мясо и пиво для утоления голода и жажды; потому что пиво и
говядина или баранина - это вещи, которые души умерших больше, чем
что-нибудь другое, желали бы получать от своих родственников.
Если считать достаточно обоснованной аналогию между обрядом племени
вачева и семитическим, то легко понять, почему жертвы в Гезере были
разрезаны пополам, а также почему объектами жертвоприношения были мальчик и
девочка, а не взрослые мужчина и женщина. Нам остается только предположить,
что они были убиты и рассечены пополам при заключении торжественного
договора, что заключавшие договор стороны прошли между частями жертвы и что
каждая сторона унесла с собой домой половину мальчика или половину девочки в
качестве гарантии добросовестного исполнения договора другой стороной, точно
так же, как у племени вачева каждая сторона берет с собой половину
разрезанной веревки в качестве гарантии точного выполнения договора со
стороны контрагента. В Гезере были найдены половина скелета девочки и
половина скелета мальчика, в обоих случаях верхние половины. Не исключена
возможность, что при дальнейших раскопках в Палестине будут найдены нижние
половины обоих скелетов, которые были унесены и похоронены у себя дома
другой из заключивших договор стороной. Теперь также становится понятным,
почему предпочли избрать для жертвы мальчика и девочку, а не взрослых
мужчину и женщину. По аналогии с обрядом племени вачева мы можем
предположить, что мотивом для такого предпочтения послужило подразумеваемое
обрядом проклятие, в силу которого нарушитель договора должен умереть
бездетным, как тот ребенок, через чей труп он прошел. Если мы вспомним о
свойственном семитам страстном желании потомства, то поймем, какое огромное
значение имело для них такое проклятие, а также сможем оценить всю силу
обязательства, скрепленного подобным проклятием.
Наконец, следует заметить, что аналогия с обрядом племени вачева,
соблюдаемым при заключении договора, служит ярким подтверждением того, что
соответствующий еврейский обычай имеет в своем основании идею возмездия. В
самом деле, обряд этот, независимо от того, является ли разрезаемой пополам
жертвой козленок или человек, как нам разъясняют, имеет тот смысл, что
разрезание жертвы пополам символизирует участь клятвопреступника. Тем не
менее этим не исключается возможность истолковать прохождение между частями
жертвы так, как предлагает Робертсон-Смит, то есть как способ отождествления
человека с жертвой с целью перенести на человека некоторые свойства,
приписываемые ей, - свойства, которые могут сообщаться всем, кто объединяет
себя с животным путем прохождения через его тело или другим каким-либо
способом, например натиранием человеческого тела кровью животного или
ношением на теле куска его шкуры. При заключении договора мотивом для
отождествления договаривающихся сторон с жертвой является вера в то, что
благодаря действию симпатической магии сторона, нарушившая договорную
клятву, подвергнется участи жертвы. Именно магическая связь, таким образом
созданная между участниками договора и жертвой, придает договору
обязательную силу и является лучшей гарантией его исполнения.
Если мой анализ завета между богом и Авраамом можно признать
правильным, то обряд состоял из двух различных, но взаимно связанных между
собой элементов, а именно разрезания жертвы на две части и прохождения между
ними договаривающихся лиц. Первый из этих элементов должен быть объяснен с
точки зрения теории возмездия, а второй - с точки зрения сакраментальной
теории. Обе эти теории дополняют друг друга и вместе дают полное объяснение
обряда.
Глава 2.
Следы минората у евреев.
О патриархе Иакове сохранилось больше преданий, чем об отце его Исааке
и о деде Аврааме, и предания эти богаче фольклором, то есть следами древних
верований и обычаев. Иаков передал израильскому народу свою кровь и свое
имя, и поэтому естественно, что личность такого национального
героя-родоначальника окружена множеством воспоминаний и легенд.
Однако характер этого великого родоначальника, каким он изображен в
книге Бытие, современному читателю представляется малопривлекательным,
составляя противоположность спокойно-величавой фигуре его деда Авраама и
мечтательно-набожному образу отца его Исаака. Если Авраам есть тип
семитического шейха, честного и гостеприимного, приветливого и вместе с тем
полного сознания своего достоинства, то Иаков соединил в себе черты
семита-торговца, гибкого, Дальновидного и изворотливого; он не упустит
подвернувшегося случая извлечь выгоду для себя, умеет добиться нужного не
силой, а хитростью и не слишком разборчив в средствах, всегда готов
перехитрить и поддеть своего соперника. Это отталкивающее сочетание алчности
и лукавства обнаруживается уже в самых ранних эпизодах из жизни патриарха, в
тех способах, с помощью которых ему удалось выманить у старшего брата Исава
его право первородства и отцовское благословение. Исав и Иаков были
близнецами, и первый в качестве старшего, по общему правилу, имел
преимущественное право получить благословение отца и наследовать его
имущество. Чтобы отстранить старшего брата от того и другого, Иаков
прибегнул к такому, мягко выражаясь, неблаговидному приему: сначала он
использовал голод Исава и купил у него право первородства за чечевичную
похлебку, а потом, надев на себя одежды брата и обмотав шею и руки шкуркой
козленка, чтобы сделать их такими же косматыми, как у Исава, получил
отцовское благословение, предназначенное для брата-близнеца. Правда, вторую
проделку с престарелым отцом юный, но подающий большие надежды Иаков не сам
придумал; его подучила мать, хитрая Ревекка, сумевшая так ловко надуть
своего мужа. Однако готовность, с какой Иаков согласился на мистификацию,
доказывает, что для того, чтобы одурачить отца, у него не хватало лишь
изобретательности.
На известной стадии морального развития общества подобные обманы почти
не вызывают порицания, разве только со стороны тех, кто является их жертвой;
посторонний зритель склонен даже относиться к ним одобрительно как к
проявлениям недюжинного ума и ловкости, торжествующих над честной
посредственностью. Наступает, однако, время, когда общественное мнение
становится на сторону честного дурака против умного пройдохи, ибо опыт
показывает, что всякий обман, сколько бы остроумия и прозорливости он ни
таил в себе, непосредственно задевает интересы не только отдельных лиц, но и
всего общества, как такового, расшатывая ту связь взаимного доверия, которым
только и держится всякая ассоциация людей. Когда эта истина проникает во
всеобщее сознание, историк начинает взвешивать действия людей прошлых
поколений при помощи такого мерила нравственности, которого ни сами те люди,
ни их современники не думали применять к своим поступкам. Если при этом
какая-нибудь героическая фигура старого мира оказывается стоящей много ниже
этого этического стандарта, то милостивый критик, вместо того чтобы признать
ту пропасть, которую прогресс морали создал между ним и прошлыми
поколениями, пытается перекинуть через нее мост, подыскивая всяческие
смягчающие обстоятельства или даже полное оправдание для поступков,
признаваемых им самим безнравственными. Когда такое старание представить
черное белым проистекает просто от доброты сердечной, а не вызвано
тщеславной любовью к парадоксам, то оно является делом похвальным для самого
защитника и, может быть, безвредным для других. Но совершенно обратное
приходится сказать о случаях противоположных, когда бросается тень на
светлый характер: такими отвратительными, но нередко наблюдающимися
действиями не только наносится удар в спину невинному, но вместе с тем
причиняется общественный вред, состоящий в понижении общего нравственного
уровня, ибо этим путем мы лишаемся тех столь редких образцов доблести,
созерцание которых служит лучшим средством разбудить в нас преклонение перед
идеей добра, чем многочисленные абстрактные трактаты по моральной философии.
Уже в наше время соплеменник патриарха Джозеф Джекобс выступил с
защитой нравственной личности Иакова и попытался смыть с его имени пятно,
доказывая, что Иаков, по существовавшему древнему закону, имел фактически
право наследования в качестве младшего сына и что уловка, к которой он
прибегнул, по словам библейского рассказа, объясняется неправильным
толкованием происшествия, ложно понятого автором. Не берусь судить,
насколько основательна эта остроумная апология, но верно то, что такой
древний закон наследования, какой предполагает апологет, действительно
преобладал у многих народов, нет причины думать, что в отдаленную эпоху он
не мог также утвердиться у предков Израиля. Закон этот или обычай известен
под именем минората, или права младшего сына на наследование, и, в
противоположность майорату, предоставляет право наследования младшему сыну,
а не старшему. В настоящей главе я намерен привести примеры этого обычая и
исследовать его происхождение.
Посмотрим сначала, нельзя ли открыть в Ветхом завете другие какие-либо
следы минората. Здесь прежде всего приходится сказать, что если Иаков
отстранил от наследования своего старшего брата, то он в этом случае сделал
то же самое, что в свое время сделал отец его Исаак до него. Ибо Исаак также
был младшим сыном и оттеснил своего старшего брата Измаила от наследования
их отцу Аврааму. Того же принципа, если это можно назвать принципом, по
которому Иаков действовал в отношении своего отца и брата, он держался также
относительно своих сыновей и внуков. Мы знаем из Библии, что Иаков любил
сына своего Иосифа больше, чем старших сыновей, "потому что он был сын
старости его", и так резко проявлял свое предпочтение, что вызвал чувство
ревности у братьев, которые составили заговор с целью лишить жизни Иосифа.