Страница:
страшный грех перед богом, хотя сам бог и был, согласно одному из текстов,
вдохновителем переписи, и бог покарал подданных согрешившего царя страшной
моровой язвой (2 Цар., 24, 1-19). В другой версии вдохновителем выставлен
сатана. Приведя кратко этот рассказ о переписи и о наказании за нее, Фрэзер
сопоставляет с ним по своему методу обильный этнографический материал,
говорящий о суеверной боязни всякого счета (детей, скота и пр.). Он, однако,
не пытается дать этим фактам удовлетворительного научного объяснения,
ограничиваясь ссылкой на то объяснение, которое дает им само население:
боязнь злых духов, которые-де могут подслушать произнесенное число и
причинить человеку, ребенку, скоту вред. Подлинное научное объяснение надо
искать, очевидно, на путях анализа и обобщения исторических данных о
развитии человеческого сознания, где еще отсутствовали абстрактные числа.
Они заменялись идеей "совокупности" - числа, не расчлененного еще на
единицы, откуда "три - множество", откуда сакральные и символические числа.
Глава 6.
При Иерусалимском храме находились три должностных лица, по-видимому
жрецы, носившие звание "сторожей порога" (Иер., 52, 24). В чем же именно
заключались их функции? Быть может, они были простыми привратниками: но
присвоенное им звание заставляет предположить нечто большее, потому что в
древнее, как и в новейшее, время вокруг порога создалось много любопытных
суеверий. Пророк Софония говорит от лица Яхве: "Посещу в тот день всех,
которые перепрыгивают через порог, которые дом господа своего наполняют
насилием и обманом" (Соф., 1, 9). У Фрэзера не "перепрыгивают через порог",
а "прыгают на порог". Фрэзер считал, что в английском, немецком и русском
текстах Библии допущены ошибки переводчиков. Из этого отрывка как будто
вытекает, что прыганье на порог считалось грехом, который наравне с насилием
и обманом навлекал на грешника гнев божий. В Ашдоте филистимский бог Дагон
придерживался подобного же взгляда на греховность таких прыжков, ибо мы
читаем, что его жрецы и почитатели всячески старались при входе в его храм
не наступать на порог. Такое отношение к порогу сохранилось в этих
местностях до настоящего времени. Капитан Кондер рассказывает о сирийском
поверье, согласно которому "наступание на порог приносит несчастье. Во всех
мечетях у входа приделаны деревянные брусья, вынуждающие посетителей
перешагнуть через порог; такой же обычай существует во всех деревенских
святилищах", представляющих собой часовни мусульманских святых. Речь идет о
мазарах - надмогильных сооружениях в местах захоронения мусульманских
религиозных деятелей прошлого, слывущих святыми. Они имеются почти во всякой
сирийской деревне и являются настоящими центрами крестьянской религии.
"Часовня, в которой, по народному представлению, незримо обитает святой,
пользуется величайшим почитанием. Крестьянин перед тем, как войти, снимает с
себя обувь и старается не наступать на порог".
Упорство, с каким это суеверие держится в Сирии до настоящего времени,
дает основание предположить, что в Иерусалимском храме блюстители порога
были стражами, поставленными у входа в священное здание и обязанными
предупреждать входящих в него, чтобы они не наступали на порог. Это
предположение подкрепляется фактом существования и в других местах таких
стражей порога, на которых возлагалась именно такая обязанность. Когда Марко
Поло посетил пекинский дворец во времена знаменитого Хубилая, он нашел, что
"у каждой двери зала (или другого помещения, где находился император) стояло
по два человека гигантского роста, вооруженных дубинками. Они обязаны
следить за тем, чтобы никто из входящих не ступил ногой на порог; если же
это случится, то они раздевают преступника донага, и он должен платить
выкуп, чтобы получить обратно свою одежду;
иногда вместо того, чтобы снимать с него платье, они награждают его
положенным числом ударов. Если это иностранец, незнакомый с запретом, то
имеются особые "бароны", назначенные для того, чтобы представлять
иностранцев императору и ознакомить их с указанным правилом. Китайцы
полагают, что если кто ступит на порог, то это грозит дому несчастьем". Из
донесения монаха Одорика, путешествовавшего по Востоку в начале XIII в.,
видно, что иногда эти блюстители порога в Пекине не предоставляли
преступнику выбора, а просто нещадно колотили своей дубинкой всякого, кто
имел несчастье прикоснуться к порогу. Когда монах де Рубруквис, отправленный
в Китай послом от Людовика XI, находился при дворе Мангу-хана, один из его
спутников при выходе случайно споткнулся о порог. Стража тут же схватила
преступника и отправила к "Булгаи, канцлеру, или придворному секретарю,
который судит за уголовные преступления". Однако, узнав, что обвиняемый
совершил свой поступок по неведению, канцлер простил его, но запретил ему
впредь заходить в какой-либо из домов Мангу-хана. Монах был счастлив, что
унес свою шкуру целой. Но палочные удары были далеко не самое худшее, что в
этой стране ожидало человека при таких обстоятельствах. Плано Карпини,
путешествовавший по Востоку в середине XIII в., незадолго до посольства
Рубруквиса, рассказывает, что всякого, кто задел за порог хижины или палатки
татарского князя, просовывали через отверстие, специально для этой цели
имевшееся под палаткой или хижиной, и затем беспощадно предавали смерти.
Мысль, лежавшая в основе подобного запрета, кратко выражена в монгольской
поговорке: "Не становись на порог - это грех".
В средние века такое почтительное отношение к порогу было присуще не
только татарским или монгольским народам. Багдадские халифы, например,
"заставляли всех посетителей своего дворца падать ниц перед порогом у входа;
чтобы придать этому месту больше святости, здесь был замурован обломок
черного камня из мечети в Мекке, к которому население, по обычаю, всегда
прикладывалось лбом. Порог несколько возвышался над землей, и становиться на
него ногой считалось грехом". Позже, в начале XVII в., итальянский
путешественник Пиетро делла Валле посетил дворец персидских царей в
Исфагани. По его наблюдениям, "входные ворота во дворец внушали населению
исключительное почтение, доходившее до того, что никто не осмеливался
поставить ногу на несколько приподнятую над землей деревянную ступеньку у
этих ворот. Мало того, народ не упускал случая облобызать ее, как некую
драгоценную святыню". Преступник, которому удавалось пройти через этот порог
и проникнуть во дворец, получал право убежища и был неприкосновенен. В то
время, когда Пиетро делла Валле находился в Исфагани, во дворце жил некий
знатный человек, которого царь решил предать смерти. Но виновный заранее
изловчился пробраться во дворец, где он был огражден против всякого насилия;
однако стоило ему выйти за порог дворца, и его зарубили бы на месте. "Вход
во дворец никому не возбраняется, и, переступив через порог и поцеловав его,
как я уже раньше отметил, всякий получает право на защиту. Короче говоря,
порог этот пользуется таким почетом, что его именем "астане" называется весь
царский двор и самый дворец".
Такое почтительное отношение к порогу и боязнь прикоснуться к нему
можно встретить среди варварских народов, так же как и среди цивилизованных.
На островах Фиджи "сидеть на пороге храма возбраняется (табу) всякому, кроме
вождя высшего ранга. Все остерегаются наступить на порог помещения,
предназначенного для богов; высокопоставленные лица шагают через порог, а
простые смертные переползают на четвереньках. Такой же порядок соблюдается
при переходе через порог дома вождя. Правда, между вождем высокого ранга и
каким-либо второстепенным божеством разница очень невелика. Первый сам
смотрит на себя почти как на бога, и так же относится к нему зачастую
население, от которого он в некоторых случаях открыто требует себе божеских
прерогатив". В Восточной Африке "у входа в деревню дорога часто бывает
преграждена легким плетнем, в котором оставляется для прохода узкая арка из
молодых деревцев. Деревца эти увешиваются гирляндами из листьев или цветов.
Плетень же, как он ни легок, должен служить преградой для злых духов; с
деревьев, образующих арку, свешиваются талисманы. В случае войны вход со
стороны улицы запирают баррикадой из бревен, за которой идет настоящая
борьба с врагами - людьми, а не духами. Иногда проход через арку защищен в
свою очередь тонким деревцем, положенным на земле поперек узкого порога.
Иноземец, входящий в деревню, должен остерегаться, чтобы не наступить на
него. Когда ожидается какое-либо серьезное бедствие, арку окропляют кровью
принесенной в жертву козы или овцы". У нанди, в Восточной Африке,
запрещается кому бы то ни было сидеть у двери или на пороге дома, а человек,
жена которого еще не отняла от груди своего ребенка, не должен даже
прикасаться к порогу своего собственного дома, а также ни к какому предмету
внутри его, кроме своей кровати. В Марокко также нельзя садиться на порог
дома или у входа в палатку; если кто нарушит этот запрет, он, по общему
поверью, сам заболеет или навлечет несчастье на дом. Корва, дравидское племя
в Мирзапуре, ни при входе в дом, ни при выходе из него не прикасаются к
порогу. Курмисы, главный земледельческий слой населения в Центральной Индии,
говорят, что "никто не должен сидеть на пороге дома: это место Лакшми,
богини богатства, и сесть на него - значит оказать ей неуважение". Калмыки
также считают грехом сидеть на пороге дома.
В большинстве приведенных примеров запрещение сидеть на пороге или
прикасаться к нему является всеобщим и абсолютным: никому никогда и ни при
каких обстоятельствах не разрешается, по-видимому, нарушить этот запрет.
Лишь в одном случае оно носит временный и условный характер: у нанди человек
не должен прикасаться к порогу собственного дома, кажется, только тогда,
когда у его жены имеется грудной ребенок; но в этом случае запрещение не
ограничивается одним лишь порогом, а распространяется на все предметы в
стенах дома, кроме собственной кровати мужа. Однако существуют другие
примеры, когда запрещение точно приурочивается к определенным
обстоятельствам, хотя отсюда еще не следует, что действие его фактически
ограничено этими пределами и что при всех других обстоятельствах люди вольны
пользоваться порогом по своему усмотрению. Так, в Танжере, когда кто-нибудь
возвращается из паломничества в Мекку, друзья, согласно обычаю, переносят
его через порог и укладывают в постель. Но будет ошибочным сделать из этого
вывод, что в Марокко во всякое другое время и во всех остальных случаях
мужчина или женщина могут свободно садиться или быть посажены на пороге
дома. Как мы уже раньше упомянули, в Марокко никому и ни при каких
обстоятельствах не разрешается сесть на порог дома или у входа в шатер.
Прибавим еще, что в этой стране невесту переносят на руках через порог дома
ее мужа, причем ее родственники следят за тем, как бы при этом не задеть
порога. Обычай переносить невесту через порог ее нового дома при первом
вступлении в него отмечен во многих местах земного шара и послужил темой для
различных толкований и споров. Прежде чем приступить к исследованию смысла
этого обычая, считаем нелишним привести несколько примеров его.
В Палестине по сей день "невесту часто переносят через порог так, чтобы
ноги ее к нему не прикоснулись; случись такая неосторожность, ее
рассматривают как плохое предзнаменование". У китайцев существуют на этот
счет более детально разработанные правила. Например, у хакка, когда невеста
прибывает к дому своего жениха, "ей помогает слезть с носилок старая
женщина, представительница семьи мужа, и переносит ее через порог, на
котором лежит накаленный докрасна нож от плуга, смоченный в уксусе".
Возможно, что этот обычай несколько видоизменяется в различных местностях
Китая. По другому сообщению, относящемуся, по-видимому, к Кантону и его
окрестностям, невесту, когда она выходит из своих носилок у двери дома
жениха, "сажают на спину прислужницы и переносят через небольшую кучку
горящего угля, причем с каждой стороны огня ставят по одному из двух
башмаков, которые несли в свадебной процессии как дар будущему супругу.
Другая прислужница, пока невесту переносят через огонь, держит над ее
головой поднос, на котором лежит несколько пар палочек, заменяющих вилки у
китайцев, немного риса и плодов бетеля". У мордвы в России невесту проносят
или проносили ранее в дом жениха на руках кого-либо из свадебных гостей. На
Яве и других островах Зондского архипелага жених сам на руках вносит невесту
в дом. В Сьерра-Леоне, когда кортеж невесты приближается к городу жениха, ее
сажают на спину старой женщины и накидывают на нее тонкое покрывало, "потому
что, начиная с этого момента и до конца церемонии, ее не должен видеть ни
один мужской глаз; дорогу, по которой несут невесту, устилают циновками,
дабы ноги несомой не касались земли; таким порядком невеста доставляется в
дом ее нареченного супруга". У атонга, племени в Восточной Африке к западу
от озера Ньяса, молодые девушки провожают невесту до дома жениха, где он ее
поджидает. У порога она останавливается и ждет, пока жених не даст ей
мотыгу. Она переступает одной ногой через порог двери и получает от жениха
два ярда сукна; войдя после того уже обеими ногами в дом, она ждет у двери,
пока ей поднесут в подарок бусы или что-нибудь равноценное.
В последних из приведенных примеров не содержится прямого запрещения
невесте наступить на порог ее нового дома;
оно скорее подразумевается. Но у арийских народов, от Индии до
Шотландии, обычай предписывает невесте тщательно избегать при указанных
обстоятельствах прикосновения к порогу, для чего ее либо переносят через
порог, либо она сама через него переступает. Так, в Древней Индии невеста
должна была по правилу перешагнуть порог в доме ее мужа с правой ноги, не
наступая на самый порог. Совершенно такое же правило, как говорят, до сих
пор существует у южных славян города Мостара в Герцеговине. У албанцев,
когда к дому жениха прибывает поезд невесты, его участники стараются
переступать с правой ноги пороги комнат, в особенности той, где приготовлены
свадебные венцы. В Славонии невесту вносит в дом жениха самое почтенное из
присутствующих лиц. В Греции невесту поднимают над порогом, не давая ей
дотронуться до него ногами. Точно такой же обычай существовал и в Древнем
Риме. Переносят невесту через порог ее нового дома и в некоторых местностях
Силезии. В Альтмарке в деревенских округах, по старому обычаю,
сохраняющемуся, может быть, и теперь, невеста подъезжала к дому жениха в
карете или телеге; жених брал ее на руки, вносил в свой дом, не позволяя ей
ступить ногой на землю, и сажал у очага. Во Французской Швейцарии невесту
обычно встречает у двери ее нового дома старая женщина и осыпает ее тремя
пригоршнями пшеницы, после чего жених, обхватив невесту, помогает ей
перепрыгнуть через порог, не коснувшись его ногами. Говорят, что обычай
переносить невесту через порог дома строго соблюдался в Лотарингии и в
других местах Франции. В Уэльсе "считалось плохой приметой, если невеста
ступила ногой на порог или возле него; поэтому ее по возвращении с брачной
церемонии поднимают у порога на руки и вносят в дом. Невесты, с которыми так
поступают, живут обыкновенно счастливо. Тех же, которые предпочитают входить
в дом на своих ногах, подстерегают всякие напасти". В некоторых местностях
Шотландии еще в начале XIX в. по прибытии свадебного поезда к дому жениха
"молодую жену поднимали над порогом или над первой ступенькой у двери, дабы
уберечь ее от влияния вредных чар или дурного глаза".
В чем же заключается смысл обычая переносить невесту через порог ее
будущего дома? Плутарх полагал, что в Риме эта церемония могла появиться как
воспоминание о похищении сабинянок, которых древние римляне захватили себе в
жены. По преданию, Рим первоначально был заселен одними мужчинами.
Основатель Рима Ромул устроил праздник и пригласил на него соседнее племя
сабинян. Во время праздника римляне похитили у безоружных гостей девушек,
что послужило причиной войны между ними. Некоторые из современных авторов
также доказывали, что этот обряд является пережитком древнего обычая
забирать в плен жен у враждебного племени и силой приводить их в дом
захватчика. Но в противовес этому взгляду можно возразить, что обычай
перенесения невест через порог вряд ли можно отделить от обычая,
предписывающего невесте переступить через порог, не прикасаясь к нему
ногами. Последний обычай не содержит в себе никакого намека на насилие или
принуждение; невеста по своей собственной воле свободно входит в дом своего
жениха, стараясь лишь не задеть при этом ногами за порог, и правило это, как
известно, по меньшей мере так же старо, как и первое, поскольку оно
предписывается и древними индийскими сборниками законов, совершенно не
упоминающими о перенесении невесты через порог. Это дает нам право сделать
вывод, что обряд перенесения молодой жены во время брачной церемонии в дом
ее мужа служит лишь предупредительной мерой против прикосновения ее ног к
порогу и является лишь частным случаем страха перед порогом, свойственного,
как мы видели, многим народам мира. Если нужны дальнейшие аргументы против
теории, объясняющей эти обычаи как пережиток похищения жен, то мы можем
сослаться на свадебный обряд на острове Солсетт близ Бомбея. Там сперва
жениха вносит в дом его дядя с материнской стороны, а затем уже жених
поднимает свою невесту через порог. Поскольку никто не станет объяснять
обряд перенесения жениха в дом как пережиток похищения мужей, нет основания
считать сопутствующее перенесение через порог невесты пережитком обычая
похищения жен.
Остается все же вопрос: в чем кроется причина такой боязни наступить на
порог? Для чего все эти меры, предупреждающие возможность соприкосновения с
этой именно частью дома? По-видимому, в основе всех приведенных обычаев
лежит религиозное или суеверное представление о какой-то таящейся в пороге
опасности, которая грозит тем, кто на него наступит или сядет. Римский
ученый Варрон, один из зачинателей изучения фольклора, держится того мнения,
что обычай поднимать невесту над порогом имел в виду предупредить
святотатственное попирание ногой предмета, посвященного целомудренной богине
Весте. В этом своем объяснении обряда религиозным предрассудком римский
историк гораздо ближе к истине, чем греческий историк Плутарх, выводивший
интересующий нас обряд из существовавшего некогда обыкновения или, вернее,
из отдельного случая насильственного захвата жен. Действительно, по римским
представлениям, порог был отмечен высокой степенью святости; помимо того,
что он был посвящен богине Весте, ему оказали особый почет, дав ему
собственного бога, своего рода божественного привратника, "стража порога",
по имени Лиментин. Христианские отцы церкви обходились очень грубо с этим
богом, чье скромное общественное положение не могло защитить его от колких
насмешек дерзких остряков.
В других местностях полагали, что в пороге водятся духи, и одного этого
поверья достаточно, чтобы понять боязнь народа ступить ногой или сесть на
порог, потому что такими действиями можно, конечно, обеспокоить и вызвать
раздражение этих неземных существ, нашедших себе здесь приют. Например, в
Марокко население думает, что порог служит обиталищем для злых духов
(джиннов), и этим, вероятно, объясняется, почему здесь невесту переносят
через порог ее нового дома. В Армении порог также считается приютом для
духов, а так как новобрачные, по мнению армян, особенно подвержены вредным
влияниям, то их для защиты сопровождает человек, вооруженный мечом, которым
он вырезает крест на стене над каждой дверью. В языческой России домовые,
как говорят, также ютились в пороге, и в связи с этим древним поверьем "в
Литве по окончании стройки нового дома кладут под порогом деревянный крест
или какой-нибудь предмет, перешедший от прежних поколений. А когда только
что окрещенное дитя приносят домой из церкви, отец обыкновенно держит его
некоторое время над порогом, "чтобы отдать нового члена семьи под
покровительство домашних богов"... Переступая порог, человек должен всегда
перекреститься; в некоторых же местностях Литвы не полагается сидеть на
пороге. Заболевших детей, которым, как думают, повредил дурной глаз, моют
над порогом избы, дабы с помощью обитающих тут домовых выгнать болезнь через
дверь". Германское поверье запрещает наступать на порог при входе в новый
дом, чтобы не повредить "бедным душам". Исландцы полагают, что если человек
сядет на порог, то ему грозит нападение злых духов.
Иногда духи, обитающие под порогом, считаются, по-видимому, душами
умерших людей. Такая вера естественна там, где вообще всех мертвых или
некоторых из них хоронят у порога дома. Например, у племени ватита, в
Восточной Африке, людей, оставивших потомство, хоронят, как правило, у входа
в хижину, принадлежащую старшей из оставшихся в живых жен; ей вменяется в
обязанность следить за тем, чтобы бродячая гиена не потревожила праха
умершего. Но род "муинджари" и клан "ндигхири" предпочитают зарывать
покойников внутри жениной хижины. Женщин хоронят у двери их дома. В
Биласпуре, одном из округов Центральной Индии, "мертворожденного или
умершего перед чхатти (шестой день, день очищения) ребенка укладывают в
глиняный сосуд и закапывают у входа во дворе дома. По мнению некоторых, это
делается для того, чтобы мать могла родить другое дитя". В Гиссартском
округе, в Пенджабе, бишнои хоронят умерших детей у порога, полагая, что это
облегчит душе ребенка возможность вернуться к своей матери. Этот обычай
широко распространен также и в округе Кангра, где тело хоронят перед задней
дверью дома. Относительно всей вообще Северной Индии мы читаем, что, "когда
умирает ребенок, его обыкновенно хоронят под порогом дома в уверенности, что
родители, ступая постоянно по могиле своего ребенка, способствуют этим
возрождению его души в семье". Такое же верой в перевоплощение можно
объяснить распространенный в Центральной Африке обычай закапывать послед у
входа в хижину или прямо под порогом ее, потому что многие народы считают
послед самостоятельным существом, близнецом, явившимся на свет после
рождения своего брата или сестры. Закапывая ребенка или послед под порогом,
мать, надо полагать, надеется, что, ступая по их могиле, она даст
возможность душе ребенка или его предполагаемого близнеца войти в ее чрево и
снова появиться на свет.
Любопытно, что в некоторых местностях Англии доныне сохранилось
обыкновение применять в сходных случаях такое же средство по отношению к
коровам, хотя, по-видимому, ни лица, рекомендующие его, ни те, которые его
применяют, не имеют ясного представления о том, каким образом это средство
действует. В Кливлендском округе, в Йоркшире, "передают как вполне
естественный факт, нисколько не противоречащий повседневному опыту, что если
на ферме одна из коров отелится раньше времени, то остальные коровы в этом
помещении обнаруживают склонность последовать ее примеру к вящему убытку
хозяина. В качестве предупредительной меры в таких случаях прибегают к
странному народному средству:
надо поднять порог хлева, в котором произошло несчастье, выкопать в
обнажившемся месте достаточно глубокую яму и положить в нее труп
недоношенного теленка вверх ногами, а потом заложить все, как было прежде".
Один дошлый йоркширец, которого доктор Аткинсон спросил, существует ли в
настоящее время этот диковинный обычай, ответил: "О, сколько угодно. Мой
отец сам так делал. Но тому прошло уже много лет, и мне пора, пожалуй, вновь
повторить это". Очевидно, крестьянин полагал, что целебное действие зарытого
теленка не может продолжаться вечно и что его надо возобновить, устроив
опять такие же похороны. Управляющий большой фермой близ Кембриджа также
писал несколько лет назад: "Один пастух (из Суффолка) сказал мне недавно,
что единственное средство от эпидемии выкидышей среди коров - это зарыть
недоношенного теленка под воротами, через которые стадо ежедневно проходит".
О том же писал более ста лет назад один английский любитель старины: "Чтобы
предупредить выкидыш у коров, лучше всего закопать недоноска теленка под
воротами, через которые стадо часто проходит. В Суффолке это средство
обыкновенно практикуется". Быть может, в старину существовало поверье, что
дух зарытого теленка входит в одну из коров, проходящих над его телом, и
потом снова рождается на свет; но трудно предположить, чтобы такое
определенное представление о действии этого магического средства могло
сохраниться в Англии до настоящего времени.
Таким образом, весьма вероятно, что то почтение, которым народная
фантазия окружает порог, является отчасти пережитком древнего обычая
хоронить у входа умерших детей или животных. Однако было бы неправильным
выводить суеверия, связанные с порогом, целиком из этого обычая. Как мы
вдохновителем переписи, и бог покарал подданных согрешившего царя страшной
моровой язвой (2 Цар., 24, 1-19). В другой версии вдохновителем выставлен
сатана. Приведя кратко этот рассказ о переписи и о наказании за нее, Фрэзер
сопоставляет с ним по своему методу обильный этнографический материал,
говорящий о суеверной боязни всякого счета (детей, скота и пр.). Он, однако,
не пытается дать этим фактам удовлетворительного научного объяснения,
ограничиваясь ссылкой на то объяснение, которое дает им само население:
боязнь злых духов, которые-де могут подслушать произнесенное число и
причинить человеку, ребенку, скоту вред. Подлинное научное объяснение надо
искать, очевидно, на путях анализа и обобщения исторических данных о
развитии человеческого сознания, где еще отсутствовали абстрактные числа.
Они заменялись идеей "совокупности" - числа, не расчлененного еще на
единицы, откуда "три - множество", откуда сакральные и символические числа.
Глава 6.
При Иерусалимском храме находились три должностных лица, по-видимому
жрецы, носившие звание "сторожей порога" (Иер., 52, 24). В чем же именно
заключались их функции? Быть может, они были простыми привратниками: но
присвоенное им звание заставляет предположить нечто большее, потому что в
древнее, как и в новейшее, время вокруг порога создалось много любопытных
суеверий. Пророк Софония говорит от лица Яхве: "Посещу в тот день всех,
которые перепрыгивают через порог, которые дом господа своего наполняют
насилием и обманом" (Соф., 1, 9). У Фрэзера не "перепрыгивают через порог",
а "прыгают на порог". Фрэзер считал, что в английском, немецком и русском
текстах Библии допущены ошибки переводчиков. Из этого отрывка как будто
вытекает, что прыганье на порог считалось грехом, который наравне с насилием
и обманом навлекал на грешника гнев божий. В Ашдоте филистимский бог Дагон
придерживался подобного же взгляда на греховность таких прыжков, ибо мы
читаем, что его жрецы и почитатели всячески старались при входе в его храм
не наступать на порог. Такое отношение к порогу сохранилось в этих
местностях до настоящего времени. Капитан Кондер рассказывает о сирийском
поверье, согласно которому "наступание на порог приносит несчастье. Во всех
мечетях у входа приделаны деревянные брусья, вынуждающие посетителей
перешагнуть через порог; такой же обычай существует во всех деревенских
святилищах", представляющих собой часовни мусульманских святых. Речь идет о
мазарах - надмогильных сооружениях в местах захоронения мусульманских
религиозных деятелей прошлого, слывущих святыми. Они имеются почти во всякой
сирийской деревне и являются настоящими центрами крестьянской религии.
"Часовня, в которой, по народному представлению, незримо обитает святой,
пользуется величайшим почитанием. Крестьянин перед тем, как войти, снимает с
себя обувь и старается не наступать на порог".
Упорство, с каким это суеверие держится в Сирии до настоящего времени,
дает основание предположить, что в Иерусалимском храме блюстители порога
были стражами, поставленными у входа в священное здание и обязанными
предупреждать входящих в него, чтобы они не наступали на порог. Это
предположение подкрепляется фактом существования и в других местах таких
стражей порога, на которых возлагалась именно такая обязанность. Когда Марко
Поло посетил пекинский дворец во времена знаменитого Хубилая, он нашел, что
"у каждой двери зала (или другого помещения, где находился император) стояло
по два человека гигантского роста, вооруженных дубинками. Они обязаны
следить за тем, чтобы никто из входящих не ступил ногой на порог; если же
это случится, то они раздевают преступника донага, и он должен платить
выкуп, чтобы получить обратно свою одежду;
иногда вместо того, чтобы снимать с него платье, они награждают его
положенным числом ударов. Если это иностранец, незнакомый с запретом, то
имеются особые "бароны", назначенные для того, чтобы представлять
иностранцев императору и ознакомить их с указанным правилом. Китайцы
полагают, что если кто ступит на порог, то это грозит дому несчастьем". Из
донесения монаха Одорика, путешествовавшего по Востоку в начале XIII в.,
видно, что иногда эти блюстители порога в Пекине не предоставляли
преступнику выбора, а просто нещадно колотили своей дубинкой всякого, кто
имел несчастье прикоснуться к порогу. Когда монах де Рубруквис, отправленный
в Китай послом от Людовика XI, находился при дворе Мангу-хана, один из его
спутников при выходе случайно споткнулся о порог. Стража тут же схватила
преступника и отправила к "Булгаи, канцлеру, или придворному секретарю,
который судит за уголовные преступления". Однако, узнав, что обвиняемый
совершил свой поступок по неведению, канцлер простил его, но запретил ему
впредь заходить в какой-либо из домов Мангу-хана. Монах был счастлив, что
унес свою шкуру целой. Но палочные удары были далеко не самое худшее, что в
этой стране ожидало человека при таких обстоятельствах. Плано Карпини,
путешествовавший по Востоку в середине XIII в., незадолго до посольства
Рубруквиса, рассказывает, что всякого, кто задел за порог хижины или палатки
татарского князя, просовывали через отверстие, специально для этой цели
имевшееся под палаткой или хижиной, и затем беспощадно предавали смерти.
Мысль, лежавшая в основе подобного запрета, кратко выражена в монгольской
поговорке: "Не становись на порог - это грех".
В средние века такое почтительное отношение к порогу было присуще не
только татарским или монгольским народам. Багдадские халифы, например,
"заставляли всех посетителей своего дворца падать ниц перед порогом у входа;
чтобы придать этому месту больше святости, здесь был замурован обломок
черного камня из мечети в Мекке, к которому население, по обычаю, всегда
прикладывалось лбом. Порог несколько возвышался над землей, и становиться на
него ногой считалось грехом". Позже, в начале XVII в., итальянский
путешественник Пиетро делла Валле посетил дворец персидских царей в
Исфагани. По его наблюдениям, "входные ворота во дворец внушали населению
исключительное почтение, доходившее до того, что никто не осмеливался
поставить ногу на несколько приподнятую над землей деревянную ступеньку у
этих ворот. Мало того, народ не упускал случая облобызать ее, как некую
драгоценную святыню". Преступник, которому удавалось пройти через этот порог
и проникнуть во дворец, получал право убежища и был неприкосновенен. В то
время, когда Пиетро делла Валле находился в Исфагани, во дворце жил некий
знатный человек, которого царь решил предать смерти. Но виновный заранее
изловчился пробраться во дворец, где он был огражден против всякого насилия;
однако стоило ему выйти за порог дворца, и его зарубили бы на месте. "Вход
во дворец никому не возбраняется, и, переступив через порог и поцеловав его,
как я уже раньше отметил, всякий получает право на защиту. Короче говоря,
порог этот пользуется таким почетом, что его именем "астане" называется весь
царский двор и самый дворец".
Такое почтительное отношение к порогу и боязнь прикоснуться к нему
можно встретить среди варварских народов, так же как и среди цивилизованных.
На островах Фиджи "сидеть на пороге храма возбраняется (табу) всякому, кроме
вождя высшего ранга. Все остерегаются наступить на порог помещения,
предназначенного для богов; высокопоставленные лица шагают через порог, а
простые смертные переползают на четвереньках. Такой же порядок соблюдается
при переходе через порог дома вождя. Правда, между вождем высокого ранга и
каким-либо второстепенным божеством разница очень невелика. Первый сам
смотрит на себя почти как на бога, и так же относится к нему зачастую
население, от которого он в некоторых случаях открыто требует себе божеских
прерогатив". В Восточной Африке "у входа в деревню дорога часто бывает
преграждена легким плетнем, в котором оставляется для прохода узкая арка из
молодых деревцев. Деревца эти увешиваются гирляндами из листьев или цветов.
Плетень же, как он ни легок, должен служить преградой для злых духов; с
деревьев, образующих арку, свешиваются талисманы. В случае войны вход со
стороны улицы запирают баррикадой из бревен, за которой идет настоящая
борьба с врагами - людьми, а не духами. Иногда проход через арку защищен в
свою очередь тонким деревцем, положенным на земле поперек узкого порога.
Иноземец, входящий в деревню, должен остерегаться, чтобы не наступить на
него. Когда ожидается какое-либо серьезное бедствие, арку окропляют кровью
принесенной в жертву козы или овцы". У нанди, в Восточной Африке,
запрещается кому бы то ни было сидеть у двери или на пороге дома, а человек,
жена которого еще не отняла от груди своего ребенка, не должен даже
прикасаться к порогу своего собственного дома, а также ни к какому предмету
внутри его, кроме своей кровати. В Марокко также нельзя садиться на порог
дома или у входа в палатку; если кто нарушит этот запрет, он, по общему
поверью, сам заболеет или навлечет несчастье на дом. Корва, дравидское племя
в Мирзапуре, ни при входе в дом, ни при выходе из него не прикасаются к
порогу. Курмисы, главный земледельческий слой населения в Центральной Индии,
говорят, что "никто не должен сидеть на пороге дома: это место Лакшми,
богини богатства, и сесть на него - значит оказать ей неуважение". Калмыки
также считают грехом сидеть на пороге дома.
В большинстве приведенных примеров запрещение сидеть на пороге или
прикасаться к нему является всеобщим и абсолютным: никому никогда и ни при
каких обстоятельствах не разрешается, по-видимому, нарушить этот запрет.
Лишь в одном случае оно носит временный и условный характер: у нанди человек
не должен прикасаться к порогу собственного дома, кажется, только тогда,
когда у его жены имеется грудной ребенок; но в этом случае запрещение не
ограничивается одним лишь порогом, а распространяется на все предметы в
стенах дома, кроме собственной кровати мужа. Однако существуют другие
примеры, когда запрещение точно приурочивается к определенным
обстоятельствам, хотя отсюда еще не следует, что действие его фактически
ограничено этими пределами и что при всех других обстоятельствах люди вольны
пользоваться порогом по своему усмотрению. Так, в Танжере, когда кто-нибудь
возвращается из паломничества в Мекку, друзья, согласно обычаю, переносят
его через порог и укладывают в постель. Но будет ошибочным сделать из этого
вывод, что в Марокко во всякое другое время и во всех остальных случаях
мужчина или женщина могут свободно садиться или быть посажены на пороге
дома. Как мы уже раньше упомянули, в Марокко никому и ни при каких
обстоятельствах не разрешается сесть на порог дома или у входа в шатер.
Прибавим еще, что в этой стране невесту переносят на руках через порог дома
ее мужа, причем ее родственники следят за тем, как бы при этом не задеть
порога. Обычай переносить невесту через порог ее нового дома при первом
вступлении в него отмечен во многих местах земного шара и послужил темой для
различных толкований и споров. Прежде чем приступить к исследованию смысла
этого обычая, считаем нелишним привести несколько примеров его.
В Палестине по сей день "невесту часто переносят через порог так, чтобы
ноги ее к нему не прикоснулись; случись такая неосторожность, ее
рассматривают как плохое предзнаменование". У китайцев существуют на этот
счет более детально разработанные правила. Например, у хакка, когда невеста
прибывает к дому своего жениха, "ей помогает слезть с носилок старая
женщина, представительница семьи мужа, и переносит ее через порог, на
котором лежит накаленный докрасна нож от плуга, смоченный в уксусе".
Возможно, что этот обычай несколько видоизменяется в различных местностях
Китая. По другому сообщению, относящемуся, по-видимому, к Кантону и его
окрестностям, невесту, когда она выходит из своих носилок у двери дома
жениха, "сажают на спину прислужницы и переносят через небольшую кучку
горящего угля, причем с каждой стороны огня ставят по одному из двух
башмаков, которые несли в свадебной процессии как дар будущему супругу.
Другая прислужница, пока невесту переносят через огонь, держит над ее
головой поднос, на котором лежит несколько пар палочек, заменяющих вилки у
китайцев, немного риса и плодов бетеля". У мордвы в России невесту проносят
или проносили ранее в дом жениха на руках кого-либо из свадебных гостей. На
Яве и других островах Зондского архипелага жених сам на руках вносит невесту
в дом. В Сьерра-Леоне, когда кортеж невесты приближается к городу жениха, ее
сажают на спину старой женщины и накидывают на нее тонкое покрывало, "потому
что, начиная с этого момента и до конца церемонии, ее не должен видеть ни
один мужской глаз; дорогу, по которой несут невесту, устилают циновками,
дабы ноги несомой не касались земли; таким порядком невеста доставляется в
дом ее нареченного супруга". У атонга, племени в Восточной Африке к западу
от озера Ньяса, молодые девушки провожают невесту до дома жениха, где он ее
поджидает. У порога она останавливается и ждет, пока жених не даст ей
мотыгу. Она переступает одной ногой через порог двери и получает от жениха
два ярда сукна; войдя после того уже обеими ногами в дом, она ждет у двери,
пока ей поднесут в подарок бусы или что-нибудь равноценное.
В последних из приведенных примеров не содержится прямого запрещения
невесте наступить на порог ее нового дома;
оно скорее подразумевается. Но у арийских народов, от Индии до
Шотландии, обычай предписывает невесте тщательно избегать при указанных
обстоятельствах прикосновения к порогу, для чего ее либо переносят через
порог, либо она сама через него переступает. Так, в Древней Индии невеста
должна была по правилу перешагнуть порог в доме ее мужа с правой ноги, не
наступая на самый порог. Совершенно такое же правило, как говорят, до сих
пор существует у южных славян города Мостара в Герцеговине. У албанцев,
когда к дому жениха прибывает поезд невесты, его участники стараются
переступать с правой ноги пороги комнат, в особенности той, где приготовлены
свадебные венцы. В Славонии невесту вносит в дом жениха самое почтенное из
присутствующих лиц. В Греции невесту поднимают над порогом, не давая ей
дотронуться до него ногами. Точно такой же обычай существовал и в Древнем
Риме. Переносят невесту через порог ее нового дома и в некоторых местностях
Силезии. В Альтмарке в деревенских округах, по старому обычаю,
сохраняющемуся, может быть, и теперь, невеста подъезжала к дому жениха в
карете или телеге; жених брал ее на руки, вносил в свой дом, не позволяя ей
ступить ногой на землю, и сажал у очага. Во Французской Швейцарии невесту
обычно встречает у двери ее нового дома старая женщина и осыпает ее тремя
пригоршнями пшеницы, после чего жених, обхватив невесту, помогает ей
перепрыгнуть через порог, не коснувшись его ногами. Говорят, что обычай
переносить невесту через порог дома строго соблюдался в Лотарингии и в
других местах Франции. В Уэльсе "считалось плохой приметой, если невеста
ступила ногой на порог или возле него; поэтому ее по возвращении с брачной
церемонии поднимают у порога на руки и вносят в дом. Невесты, с которыми так
поступают, живут обыкновенно счастливо. Тех же, которые предпочитают входить
в дом на своих ногах, подстерегают всякие напасти". В некоторых местностях
Шотландии еще в начале XIX в. по прибытии свадебного поезда к дому жениха
"молодую жену поднимали над порогом или над первой ступенькой у двери, дабы
уберечь ее от влияния вредных чар или дурного глаза".
В чем же заключается смысл обычая переносить невесту через порог ее
будущего дома? Плутарх полагал, что в Риме эта церемония могла появиться как
воспоминание о похищении сабинянок, которых древние римляне захватили себе в
жены. По преданию, Рим первоначально был заселен одними мужчинами.
Основатель Рима Ромул устроил праздник и пригласил на него соседнее племя
сабинян. Во время праздника римляне похитили у безоружных гостей девушек,
что послужило причиной войны между ними. Некоторые из современных авторов
также доказывали, что этот обряд является пережитком древнего обычая
забирать в плен жен у враждебного племени и силой приводить их в дом
захватчика. Но в противовес этому взгляду можно возразить, что обычай
перенесения невест через порог вряд ли можно отделить от обычая,
предписывающего невесте переступить через порог, не прикасаясь к нему
ногами. Последний обычай не содержит в себе никакого намека на насилие или
принуждение; невеста по своей собственной воле свободно входит в дом своего
жениха, стараясь лишь не задеть при этом ногами за порог, и правило это, как
известно, по меньшей мере так же старо, как и первое, поскольку оно
предписывается и древними индийскими сборниками законов, совершенно не
упоминающими о перенесении невесты через порог. Это дает нам право сделать
вывод, что обряд перенесения молодой жены во время брачной церемонии в дом
ее мужа служит лишь предупредительной мерой против прикосновения ее ног к
порогу и является лишь частным случаем страха перед порогом, свойственного,
как мы видели, многим народам мира. Если нужны дальнейшие аргументы против
теории, объясняющей эти обычаи как пережиток похищения жен, то мы можем
сослаться на свадебный обряд на острове Солсетт близ Бомбея. Там сперва
жениха вносит в дом его дядя с материнской стороны, а затем уже жених
поднимает свою невесту через порог. Поскольку никто не станет объяснять
обряд перенесения жениха в дом как пережиток похищения мужей, нет основания
считать сопутствующее перенесение через порог невесты пережитком обычая
похищения жен.
Остается все же вопрос: в чем кроется причина такой боязни наступить на
порог? Для чего все эти меры, предупреждающие возможность соприкосновения с
этой именно частью дома? По-видимому, в основе всех приведенных обычаев
лежит религиозное или суеверное представление о какой-то таящейся в пороге
опасности, которая грозит тем, кто на него наступит или сядет. Римский
ученый Варрон, один из зачинателей изучения фольклора, держится того мнения,
что обычай поднимать невесту над порогом имел в виду предупредить
святотатственное попирание ногой предмета, посвященного целомудренной богине
Весте. В этом своем объяснении обряда религиозным предрассудком римский
историк гораздо ближе к истине, чем греческий историк Плутарх, выводивший
интересующий нас обряд из существовавшего некогда обыкновения или, вернее,
из отдельного случая насильственного захвата жен. Действительно, по римским
представлениям, порог был отмечен высокой степенью святости; помимо того,
что он был посвящен богине Весте, ему оказали особый почет, дав ему
собственного бога, своего рода божественного привратника, "стража порога",
по имени Лиментин. Христианские отцы церкви обходились очень грубо с этим
богом, чье скромное общественное положение не могло защитить его от колких
насмешек дерзких остряков.
В других местностях полагали, что в пороге водятся духи, и одного этого
поверья достаточно, чтобы понять боязнь народа ступить ногой или сесть на
порог, потому что такими действиями можно, конечно, обеспокоить и вызвать
раздражение этих неземных существ, нашедших себе здесь приют. Например, в
Марокко население думает, что порог служит обиталищем для злых духов
(джиннов), и этим, вероятно, объясняется, почему здесь невесту переносят
через порог ее нового дома. В Армении порог также считается приютом для
духов, а так как новобрачные, по мнению армян, особенно подвержены вредным
влияниям, то их для защиты сопровождает человек, вооруженный мечом, которым
он вырезает крест на стене над каждой дверью. В языческой России домовые,
как говорят, также ютились в пороге, и в связи с этим древним поверьем "в
Литве по окончании стройки нового дома кладут под порогом деревянный крест
или какой-нибудь предмет, перешедший от прежних поколений. А когда только
что окрещенное дитя приносят домой из церкви, отец обыкновенно держит его
некоторое время над порогом, "чтобы отдать нового члена семьи под
покровительство домашних богов"... Переступая порог, человек должен всегда
перекреститься; в некоторых же местностях Литвы не полагается сидеть на
пороге. Заболевших детей, которым, как думают, повредил дурной глаз, моют
над порогом избы, дабы с помощью обитающих тут домовых выгнать болезнь через
дверь". Германское поверье запрещает наступать на порог при входе в новый
дом, чтобы не повредить "бедным душам". Исландцы полагают, что если человек
сядет на порог, то ему грозит нападение злых духов.
Иногда духи, обитающие под порогом, считаются, по-видимому, душами
умерших людей. Такая вера естественна там, где вообще всех мертвых или
некоторых из них хоронят у порога дома. Например, у племени ватита, в
Восточной Африке, людей, оставивших потомство, хоронят, как правило, у входа
в хижину, принадлежащую старшей из оставшихся в живых жен; ей вменяется в
обязанность следить за тем, чтобы бродячая гиена не потревожила праха
умершего. Но род "муинджари" и клан "ндигхири" предпочитают зарывать
покойников внутри жениной хижины. Женщин хоронят у двери их дома. В
Биласпуре, одном из округов Центральной Индии, "мертворожденного или
умершего перед чхатти (шестой день, день очищения) ребенка укладывают в
глиняный сосуд и закапывают у входа во дворе дома. По мнению некоторых, это
делается для того, чтобы мать могла родить другое дитя". В Гиссартском
округе, в Пенджабе, бишнои хоронят умерших детей у порога, полагая, что это
облегчит душе ребенка возможность вернуться к своей матери. Этот обычай
широко распространен также и в округе Кангра, где тело хоронят перед задней
дверью дома. Относительно всей вообще Северной Индии мы читаем, что, "когда
умирает ребенок, его обыкновенно хоронят под порогом дома в уверенности, что
родители, ступая постоянно по могиле своего ребенка, способствуют этим
возрождению его души в семье". Такое же верой в перевоплощение можно
объяснить распространенный в Центральной Африке обычай закапывать послед у
входа в хижину или прямо под порогом ее, потому что многие народы считают
послед самостоятельным существом, близнецом, явившимся на свет после
рождения своего брата или сестры. Закапывая ребенка или послед под порогом,
мать, надо полагать, надеется, что, ступая по их могиле, она даст
возможность душе ребенка или его предполагаемого близнеца войти в ее чрево и
снова появиться на свет.
Любопытно, что в некоторых местностях Англии доныне сохранилось
обыкновение применять в сходных случаях такое же средство по отношению к
коровам, хотя, по-видимому, ни лица, рекомендующие его, ни те, которые его
применяют, не имеют ясного представления о том, каким образом это средство
действует. В Кливлендском округе, в Йоркшире, "передают как вполне
естественный факт, нисколько не противоречащий повседневному опыту, что если
на ферме одна из коров отелится раньше времени, то остальные коровы в этом
помещении обнаруживают склонность последовать ее примеру к вящему убытку
хозяина. В качестве предупредительной меры в таких случаях прибегают к
странному народному средству:
надо поднять порог хлева, в котором произошло несчастье, выкопать в
обнажившемся месте достаточно глубокую яму и положить в нее труп
недоношенного теленка вверх ногами, а потом заложить все, как было прежде".
Один дошлый йоркширец, которого доктор Аткинсон спросил, существует ли в
настоящее время этот диковинный обычай, ответил: "О, сколько угодно. Мой
отец сам так делал. Но тому прошло уже много лет, и мне пора, пожалуй, вновь
повторить это". Очевидно, крестьянин полагал, что целебное действие зарытого
теленка не может продолжаться вечно и что его надо возобновить, устроив
опять такие же похороны. Управляющий большой фермой близ Кембриджа также
писал несколько лет назад: "Один пастух (из Суффолка) сказал мне недавно,
что единственное средство от эпидемии выкидышей среди коров - это зарыть
недоношенного теленка под воротами, через которые стадо ежедневно проходит".
О том же писал более ста лет назад один английский любитель старины: "Чтобы
предупредить выкидыш у коров, лучше всего закопать недоноска теленка под
воротами, через которые стадо часто проходит. В Суффолке это средство
обыкновенно практикуется". Быть может, в старину существовало поверье, что
дух зарытого теленка входит в одну из коров, проходящих над его телом, и
потом снова рождается на свет; но трудно предположить, чтобы такое
определенное представление о действии этого магического средства могло
сохраниться в Англии до настоящего времени.
Таким образом, весьма вероятно, что то почтение, которым народная
фантазия окружает порог, является отчасти пережитком древнего обычая
хоронить у входа умерших детей или животных. Однако было бы неправильным
выводить суеверия, связанные с порогом, целиком из этого обычая. Как мы