Клэнси Том. Медведь и Дракон

   Первое утреннее поручение Минг выполнила за девяносто минут. После этого она отпечатала сделанный перевод и скрепила вместе несколько страниц. Этим утром она переводила статьи из лондонской «Таймс», «Нью-Йорк Таймс» и «Вашингтон Пост», так что теперь министр узнает, что думают варвары всего мира о просвещённой политике Китайской Народной Республики.

* * *

   В своём личном кабинете министр Фанг занимался другими делами. Из Министерства государственной безопасности поступили два доклада о происходящем в России: открытие крупнейших месторождений нефти и золота, говорилось в донесениях. «Значит, — подумал министр, — Чанг был совершенно прав. Восточная Сибирь действительно представляет собой настоящую сокровищницу, полную вещей, в которых все нуждались».
   Прежде всего, нефть, потому что она является истинной кровью современного общества. С другой стороны, золото, помимо своей ценности как старого, но по-прежнему весьма реального средства обмена, все ещё широко применяется в науке и промышленности. Как жаль, что такие богатства попадут в руки людей, не обладающих достаточным воображением для их разумного использования. Это так странно, что русские, которые подарили миру «бесценный» дар марксизма, но затем не смогли должным образом воспользоваться им, потом отреклись от него только для того, чтобы потерпеть неудачу в переходе к буржуазному капиталистическому обществу. Фанг закурил сигарету, пятую сегодня (он старался уменьшить потребление сигарет по мере того, как приближалась семидесятая годовщина), и положил донесения МГБ на стол. После этого он откинулся на спинку кресла, затянулся сигаретой без фильтра и принялся обдумывать информацию, которую принёс ему этот день. Сибирь, часто говорил Чанг, располагает всем, в чём нуждается КНР, — лесом, огромными запасами минералов, пространством, которое нужно Китаю больше всего. Теперь же, как утверждается в разведывательных донесениях, ко всему этому прибавились колоссальные месторождения нефти и золота.
   В Китае проживает слишком много людей, и это несмотря на меры по контролю за ростом населения, которые проводились в жизнь драконовскими средствами, как по их содержанию, так и по безжалостному исполнению. Эти меры были оскорблением китайской культуры с её отношением к детям как к дарам небес, но теперь социальная инженерия приобрела неожиданный характер. Поскольку каждой семейной паре разрешалось иметь только одного ребёнка, люди часто предпочитали мальчиков девочкам. Ходили слухи, что крестьяне берут двухлетних младенцев женского пола и бросают их в колодцы — жалостливые ломают им шею перед этим. Фангу были понятны причины. Девочка вырастет и выйдет замуж, тогда как мальчик будет содержать своих родителей и станет кормильцем семьи, обеспечив, таким образом, их безопасность в старости.
   В случае с Фангом все было по-другому. Поскольку он вырос в семье высокопоставленного партийного функционера, Фанг позаботился о том, чтобы его мать и отец нашли комфортабельное место, где и прожили свою жизнь, потому что таков долг ребёнка перед теми, кто произвёл его на свет. В ходе своей жизни он, разумеется, женился — его жена давно умерла от сердечно-сосудистой болезни — и он выразил неискренние слова сожаления её родителям и даже позаботился о них… но не до такой степени, как он заботился о своих родителях. Даже его жена понимала это и использовала всё своё теневое влияние супруги партийного чиновника, чтобы создать спокойную жизнь для родителей. Это ей удалось, хотя и в меньшей степени. Брат Фанга умер молодым, погибнув в Корее во время войны с американской армией, так что после него осталось только воспоминание безо всякой практической выгоды.
   Однако для Китая существовала тяжёлая проблема, о которой никто не решался говорить, даже на уровне Политбюро. Она заключалась в том, что политика контроля за ростом населения начала влиять на демографию страны. Предпочитая мальчиков девочкам, КНР создала дисбаланс, который становился теперь статистически значительным. Примерно через пятнадцать лет в стране будет ощущаться недостаток женщин. Некоторые утверждали, что это хорошо, потому что тогда будет достигнута цель стабильности населения быстрее, чем предполагалось, но это также означало, что спустя одно поколение для миллионов китайских мужчин не найдётся женщин, чтобы жениться и создать семью. А вдруг это приведёт к резкому росту гомосексуализма? Политические деятели КНР по-прежнему с неодобрением относились к этим буржуазным дегенератам, хотя гомосексуализм и был исключён из Уголовного кодекса в 1998 году. Но если не будет достаточного количества женщин, что остаётся мужчинам? Кроме убийства лишних младенцев женского пола, девочек, брошенных своими родителями, часто разрешали удочерять американским и европейским семейным парам, которые не могли иметь собственных детей. Это происходило с сотнями тысяч, девочек передавали с такой же лёгкостью и простотой, как американцы продают щенков в своих супермаркетах. Что-то в душе Фанга возмущалось этим, но его чувства были всего лишь буржуазной сентиментальностью. Национальная политика диктовала, что это именно так, а политика является средством достижения необходимой цели.
   Его жизнь была комфортабельной, насколько этому могло способствовать занимаемое им привилегированное положение. В придачу к роскошному кабинету, которому могли бы позавидовать капиталисты, у него был служебный автомобиль с шофёром, который отвозил Фанга в его резиденцию, не менее роскошную квартиру со слугами, удовлетворяющими каждое его желание. Из специальных распределителей ему привозили лучшую пишу, которую только могла обеспечить его страна, превосходные напитки, его телевизор был присоединён к спутниковой системе. Благодаря этому он мог принимать самые разные каналы, включая несколько порнографических японских. Мужские желания все ещё не покинули его — он не говорил по-японски, но разве нужен перевод в таких фильмах, все и так понятно.
   Фанг по-прежнему много работал, вставал в половине седьмого и каждое утро приезжал в министерство ещё до восьми часов. Окружающие министра помощники и секретарши заботились о нем, и несколько секретарш охотно соглашались удовлетворять его желания, раз в неделю, иногда два раза. Фанг не сомневался, что мало мужчин его возраста обладают такой мужской силой, и, в отличие от председателя Мао, он не насиловал малолетних девочек, хотя знал об этом и считал отвратительным. Но у великих людей имеются свои недостатки, на них не обращают внимания из-за величия гениев, которое сделало их такими, какие они есть. Что касается его самого и людей, таких как он, они заслужили обстановку, в которой живут и отдыхают, отличное питание, позволяющее им поддерживать силу своего тела для тяжёлой и длительной работы, и возможности для освежения и обновления организма, в которых нуждались люди его ума и интеллекта. То, что они жили лучше других граждан его страны, было необходимо для всеобщей пользы. К тому же они заслужили это. Управлять развитием самой густонаселённой страны в мире совсем непросто. Для этого требовалась каждая частица их интеллектуальной энергии, а такую энергию следует беречь и постоянно возобновлять. Фанг поднял голову, когда вошла Минг с папкой, в которой собраны переводы статей с новостями из разных газет мира.
   — Доброе утро, господин министр, — произнесла она с надлежащим почтением.
   — Доброе утро, девочка. — Фанг кивнул ей с искренним расположением. Эта девушка иногда делила с ним постель и делала это лучше других. По этой причине она заслуживала чего-то большего, чем односложный ворчливый ответ. Но разве он не отблагодарил её? Кто достал для девушки весьма комфортабельное кресло, сидя в котором ей намного удобнее работать? Она вышла, низко поклонившись своему министру, представлявшему собой нечто вроде отца для неё и всех остальных. Фанг не заметил ничего необычного в её поведении, просто взял папку с переводами, открыл её и достал карандаш, чтобы делать в них пометки. Он сравнит эти статьи с донесениями МГБ, в которых давалась оценка настроения в других странах и предполагаемых намерений их правительств. Таким образом Фанг давал понять Министерству государственной безопасности, что члены Политбюро следят за их работой и имеют о ней своё мнение.
   МГБ потерпело поразительную неудачу, когда не смогло предвидеть дипломатическое признание Тайваня американцами, хотя, если быть справедливым, американские средства массовой информации тоже не смогли предсказать действий президента Райана. Какой он странный человек и, разумеется, не относится к числу друзей Народной Республики. Аналитики МГБ называли его необразованным крестьянином, и это определение казалось во многих отношениях одновременно точным и уместным. Его взгляды были удивительно наивными, о чём не раз писала американская газета «Нью-Йорк Таймс». Почему его так не любят? Разве он не был в достаточной мере капиталистом или, может быть, слишком ярко выраженным капиталистом? Смысл того, что пишут в американских средствах массовой информации, выходил за пределы аналитических возможностей Фанга, но он мог, по крайней мере, усваивать то, что там говорится, а это не всегда удавалось «экспертам» разведки из института по изучению Америки Министерства государственной безопасности. С этой мыслью Фанг закурил новую сигарету и устроился поудобнее в кресле.

* * *

   «Это походит на чудо», — подумал Провалов. Центральное архивное управление Российской армии прислало досье, отпечатки пальцев и фотографии мужчин, чьи мёртвые тела были обнаружены в Санкт-Петербурге. По иронии судьбы все это они прислали ему, а не Абрамову и Устинову. Скорее всего причина заключалась в том, что он сослался на поддержку Сергея Головко. Упоминание площади Дзержинского все ещё обладало зловещей магией. Имена и основные данные будут немедленно посланы по факсу в Санкт-Петербург, чтобы его коллеги в Северной столице могли воспользоваться полученной информацией для дальнейшего расследования. Имена и фотографии являлись только началом — документам было почти двадцать лет, и на фотографиях виднелись молодые равнодушные лица. Впрочем, досье на обоих производили впечатление. Когда-то Пётр Алексеевич Амальрик и Павел Борисович Зимянин считались отличными солдатами, умными, тренированными… и в высшей степени надёжными с политической точки зрения.
   Именно поэтому они попали в школу спецназа и затем в школу младшего командного состава, из которой их выпустили сержантами. Оба воевали в Афганистане и неплохо справлялись со своими обязанностями — они сумели выжить там, что было необычным для солдат спецназа, которому доставались самые грязные задания в этой особенно грязной войне. Они не захотели стать контрактниками, что не было необычным. Почти никто в Советской армии не оставался продолжать службу добровольно. Они вернулись к гражданской жизни, и оба работали на одном и том же заводе недалеко от Ленинграда — так назывался раньше этот город. Однако Амальрику и Зимянину обычная гражданская жизнь показалась скучной, и оба постепенно переместились в другую сферу деятельности. Провалову придётся подождать дополнительной информации из Санкт-Петербурга. Он достал из ящика стола бланк сопроводительной записки, заполнил его и прикрепил к пакету, присланному из Центрального архивного управления. Пакет пошлют с курьером в Санкт-Петербург, там Абрамов и Устинов постараются разобраться в его содержании.

* * *

   — Вам звонит господин Шерман, господин министр, — послышался голос секретарши Уинстона по интеркому. — Линия три.
   — Привет, Сэм, — произнёс министр финансов, подняв трубку. — Есть новости?
   — Это касается русского нефтяного месторождения на севере, — ответил президент компании «Атлантик Ричфилд».
   — Что-нибудь интересное?
   — Похоже на это. Наши геологи, принимавшие участие в полевой экспедиции, говорят, что месторождение на пятьдесят процентов больше предварительных оценочных данных.
   — Насколько надёжна эта информация?
   — Не хуже твоих казначейских сертификатов, Джордж. Мой главный геолог — Эрни Бич. Он умеет находить нефть так же успешно, как ты когда-то играл на бирже. — Пожалуй, с большей степенью достоверности, — едва не сказал Сэм Шерман, но промолчал. Уинстон был известен тем, что гордился своими достижениями. Впрочем, министр финансов сам догадался о том, что не сказал ему Шерман.
   — Назови мне основные данные, — потребовал он.
   — Так вот, когда начнётся промышленная эксплуатация месторождения, русские получат возможность купить всю Саудовскую Аравию, Кувейт и ещё половину Ирана. По сравнению с сибирским месторождением Техас выглядит вроде струи мочи на берегу океана. Это месторождение в Сибири колоссально, Джордж.
   — Но возникнут трудности на первоначальной стадии?
   — Да, это будет сложным делом и потребует огромных капиталовложений, но с инженерной точки зрения все очень просто. Если хочешь немного подзаработать, покупай акции русской компании, производящей тёплое бельё и зимнюю одежду. Им обеспечена работа по крайней мере на десять лет, — посоветовал Шерман.
   — О'кей, что ты можешь сказать мне о значении этого месторождения для России в экономическом отношении?
   — Трудно ответить на такой вопрос. Понадобится от десяти до двенадцати лет, чтобы начать промышленную эксплуатацию в полном объёме. Такое количество сырой нефти, выброшенной на рынок, значительно изменит экономическое состояние рынка. Мы ещё не осуществили моделирование такого процесса — но доходы России от продажи этой нефти будут огромными, что-нибудь порядка сотни миллиардов долларов в год, причём я имею в виду сегодняшние доллары.
   — И сколько времени это будет продолжаться? — Уинстон едва не увидел, как пожал плечами его собеседник.
   — Двадцать лет, может быть, больше. Наши друзья в Москве все ещё хотят, чтобы мы сохраняли это в тайне, но в нашей компании распространяются слухи, и новость вот-вот вырвется наружу. Да и как можно утаить такое? Все равно что пытаться скрыть восход солнца. Я полагаю, пройдёт самое большее месяц, и это станет достоянием средств массовой информации. Ну, может быть, немного больше.
   — Как относительно месторождения золота?
   — Черт побери, Джордж, русские не говорят об этом, но мой представитель в Москве сообщает, что на лицах высокопоставленных чиновников в их правительстве появился взгляд, словно у кота, только что сожравшего канарейку. Или, по крайней мере, так ему кажется. Когда появится известие о месторождении золота, его цена упадёт процентов на пять или десять, но наши экономические модели показывают, что цена скоро вернётся к прежней — ещё до того, как Иван начнёт продавать добытое золото. Наши русские друзья — в общем, их богатый дядя скончался и оставил им всё своё наследство, ты меня понимаешь?
   — А это не окажет на нас отрицательного воздействия? — спросил Уинстон.
   — Черт побери, нет, конечно. Русским придётся закупить у нас огромное количество оборудования, им понадобятся знания и опыт, которыми владеем только мы, а когда цена нефти упадёт, это благоприятно скажется на нашей экономике. Знаешь, Джордж, мне нравятся русские. Этим сукиным сынам так долго не везло, может быть, теперь ситуация изменится для них в лучшую сторону.
   — Никаких возражений против этого ни у меня, ни у моего соседа рядом, — заверил своего друга «Торговец». — Спасибо за информацию.
   — Ничего не поделаешь, вы, парни, по-прежнему забираете у меня налоги. — Мерзавцы, чуть не добавил он, но Уинстон всё равно услышал это, включая смешок. — Скоро увидимся, Джордж.
   — Точно. Выпей за моё здоровье, Сэм, и спасибо. — Уинстон нажал на кнопку, прерывающую этот разговор, и тут же выбрал кнопку номер девять канала специальной связи.
   — Да? — послышался знакомый голос. Только десять человек обладали правом доступа к этому каналу.
   — Джек, это Джордж. Мне только что позвонил Сэм Шерман, президент «Атлантик Ричфилд».
   — Россия?
   — Да. Нефтяное месторождение оказалось на пятьдесят процентов больше, чем гласили их предварительные расчёты. Это делает его чертовски огромным, самым богатым месторождением в мире. В нем больше нефти, чем во всех странах Персидского залива, взятых вместе. Начать промышленную эксплуатацию будет непросто, потребуются немалые капиталовложения, но Сэм говорит, что по сложности это как в кулинарном справочнике — трудно, но его люди знают, как это делается, не потребуется создавать новую технику. Всего лишь вопрос траты денег — и даже это не так сложно, потому что рабочая сила в России намного дешевле, чем здесь. Русские станут богатыми.
   — Насколько богатыми? — спросил президент.
   — Порядка сотни миллиардов долларов, после того как начнётся промышленная эксплуатация месторождения, и это продлится добрых двадцать лет.
   Джек даже свистнул от удивления.
   — Два триллиона долларов. Это настоящие деньги, Джордж.
   — Именно так мы говорим на Уолл-стрит, господин президент, — согласился Уинстон. — Чертовски верно, настоящие деньги.
   — И как это подействует на российскую экономику?
   — Можно не сомневаться, вреда ей это не принесёт, — заверил его министр финансов. — В результате у них появятся тонны твёрдой валюты. С такими деньгами они смогут купить вещи, в которых нуждаются, а также оборудование для выпуска товаров, которые смогут делать сами. Это полностью обновит их промышленность, Джек, даст русским толчок в новое столетие, если, разумеется, у них хватит мозгов, чтобы использовать деньги надлежащим образом. Главное, чтобы полученные средства не утекли в Швейцарию и Лихтенштейн.
   — Как мы сможем помочь им? — спросил президент Соединённых Штатов.
   — Лучшим ответом на этот вопрос будет следующее: ты, я и пара других американских экспертов сядем за стол со своими русскими коллегами и спросим, что им понадобится в первую очередь. Если мы сможем убедить нескольких наших промышленников построить в России заводы, это не повредит нам и будет чертовски хорошо выглядеть на телевидении.
   — Понял, Джордж. Подготовь мне докладную записку на эту тему к началу будущей недели, и мы тогда попытаемся найти способ известить русских о том, что нам известно.

* * *

   Подходил к концу ещё один слишком продолжительный рабочий день Сергея Головко. Управлять СВР было тяжёлой работой для любого человека, но ему также приходилось поддерживать Эдуарда Петровича Грушевого, президента Российской Федерации. У президента Грушевого был свой Кабинет министров, некоторые из которых были компетентными, других избрали из-за их политического капитала или просто чтобы не дать им возможности встать в ряды оппозиции. Находясь внутри администрации Грушевого, они все ещё могли причинить ему вред, но не такой значительный, как если бы стояли вне администрации. Находясь внутри, им приходилось прибегать к оружию малого калибра, чтобы не погибнуть от разрыва собственных снарядов.
   Хорошей новостью было то, что должность министра экономики была у Василия Константиновича Соломенцева, интеллигентного и, по всей вероятности, честного человека, что являлось таким же редким сочетанием в российской элите, как и в любой другой стране мира. Он лелеял честолюбивые мечты — редко у какого министра они отсутствовали, — но эти мечты были направлены главным образом на стремление добиться процветания своей страны и в основном не касались личного обогащения. Определённое стремление к личному обогащению не слишком тревожило Головко, главное, чтобы человек не старался, как свинья из басни, подгребать под себя все. По мнению Сергея Николаевича, таким пределом являлось состояние примерно в двадцать миллионов евро. Больше этой цифры — и министр попадал в разряд бессовестных свиней, но Головко мог понять и человека, которого устраивала меньшая цифра. В конце концов, если министр успешно трудился на благо своей страны, он или она имели право на соответствующее вознаграждение. Рядовые трудящиеся не будут критиковать их, если благодаря усилиям таких министров условия жизни для них становились лучше. «Наверно, не будут», — думал председатель самого крупного шпионского агентства. Россия отличалась от Америки, где законы, касающиеся «этичного» поведения членов правительства, доходили до бессмысленного и контрпродуктивного абсурда.
   Американский президент, которого Головко хорошо знал, любил афоризм, которым восхищался и председатель СВР: Если тебе приходится записывать свои этические принципы, ты уже проиграл. Совсем не дурак этот Райан, а теперь и хороший друг или кажется другом. Головко старался укрепить эту дружбу, обеспечив помощь Америке в двух крупных международных кризисах. Он сделал это, потому что это было, во-первых, в интересах его страны и, во-вторых, потому что Райан — честный человек и вряд ли забудет оказанную ему помощь. Это казалось забавным Головко, который провёл почти всю свою взрослую жизнь в агентстве, основным предназначением которого было уничтожение Запада.
   Но как относительно его самого? Неужели кто-то намеревается уничтожить его, Сергея Головко? Неужели кто-то стремился положить конец его жизни громким и рассчитанным на эффект способом прямо здесь, на площади Дзержинского? Чем больше он думал об этом, тем более пугающим казалось покушение. Мало здоровых людей могут невозмутимо думать о своей смерти, и Головко не принадлежал к их числу. У него никогда не дрожали руки, но он совсем не спорил с майором Шелепиным, который принимал все более строгие меры по его охране. Автомобиль, в котором Головко ездил на работу, ежедневно был другого цвета и часто разного типа, а сама поездка на площадь Дзержинского имела лишь одну общую черту — место отправления. Здание СВР было настолько велико, что позволяло не только ездить разными маршрутами, но и прибывать к пяти разным входам. Головко особенно восхищался хитростью, к которой прибегал его охранник: нередко председатель СВР сидел рядом с шофёром в автомобиле, возглавляющем процессию, тогда как на заднем сиденье мнимого охраняемого автомобиля располагался один из его подчинённых. Анатолий был далеко не дурак и даже демонстрировал время от времени творческую жилку.
   Но теперь об этом не было речи. Головко покачал головой и открыл последнюю папку этого продолжительного рабочего дня. Сначала глаза пробежали по краткому содержанию документа — и тут же его мысль остановилась. Рука протянулась к телефону, и он набрал номер.
   — Это Головко, — произнёс он, когда на другом конце линии ответил мужской голос.
   Добавлять ещё что-нибудь не требовалось.
   — Здравствуйте, Сергей Николаевич, — послышался через пять секунд приятный голос министра. — Чем могу помочь?
   — Видите ли, Василий Константинович, вы можете подтвердить для меня эти цифры. Они действительно реальны?
   — Они более чем реальны, Сергей. Эти цифры так же реальны, как закат солнца, — ответил Соломенцев руководителю российской разведки, который одновременно являлся советником президента Грушевого.
   — Сукин сын, — пробормотал восхищённо глава разведки. — И как долго находилось там это богатство? — спросил он, не веря своим ушам.
   — Нефть — примерно пятьсот тысяч лет; что касается золота, то дольше, Сергей.
   — И мы ничего не знали об этом, — промолвил Головко.
   — Никто не думал искать там. Вообще-то сообщение о находке месторождения золота кажется мне более интересным. Я должен увидеть одну из этих волчьих шкур, покрытых золотым песком. Как в опере Прокофьева, а? «Петя и Золотой волк».
   — Забавная мысль, — ответил Головко, тут же выбросив её из головы. — Что это будет означать для страны?
   — Сергей Николаевич, мне нужно быть провидцем, чтобы дать подробный и точный ответ на этот вопрос. Отвечу вкратце — в конечном итоге это может стать для нашей страны спасением. Теперь у нас есть что-то, обладать этим хотят все страны. Между прочим, мы имеем даже два «что-то», и это принадлежит нам. Иностранцы будут платить нам за все это огромные суммы денег, причём отдавать деньги готовы с улыбкой. К примеру, Япония. Мы обеспечим все её потребности в энергии на ближайшие пятьдесят лет, причём одновременно они сэкономят крупные средства на транспортировке энергоносителей. Им придётся перевозить нефть на расстояние нескольких сотен километров вместо десяти тысяч. Америка тоже получит огромную выгоду, хотя недавно они нашли крупное месторождение нефти на американо-канадской границе. Вопрос заключается в том, как доставить добытую нефть на рынок. Мы построим нефтепровод до Владивостока, причём не исключено, что понадобится ещё один нефтепровод от месторождения до Санкт-Петербурга, чтобы продавать нефть и Европе. Между прочим, мы, возможно, убедим европейцев, в первую очередь немцев, построить для нас этот нефтепровод — тогда они получат нефть по более низкой цене. Сергей, представь себе, если бы мы обнаружили это месторождение двадцать лет назад: Советский Союз не развалился бы, а стал вместо этого сильной и богатой страной.