Клэнси Том. Медведь и Дракон

* * *

   — Но это безумие! — выругался Бондаренко. — Существует немало способов доказать, что Ленин был прав, но я не выбрал бы именно этот способ! — Владимир Ильич однажды сказал, что наступит время, когда капиталистические страны будут спорить между собой, кто из них продаст Советскому Союзу верёвку, на которой он их и повесит.
   Но Ленин не мог предвидеть гибель основанной им державы и уж никак не мог ожидать, что Россия станет той страной, которая поступит именно таким образом.
   Головко во многом был согласен со своим гостем. Он приводил такие же аргументы, хотя с меньшим количеством децибелов, в кабинете президента Грушевого.
   — Нашей стране нужна твёрдая валюта, Геннадий Иосифович.
   — Это верно. И, возможно, когда-нибудь нашей стране понадобятся нефтяные месторождения и золотые шахты Сибири. Что мы будем делать, если они окажутся в руках узкоглазых? — потребовал ответа Бондаренко.
   — Министерство иностранных дел скептически относится к такому варианту, — ответил Сергей Николаевич.
   — Отлично! А согласятся ли эти гомики из Министерства иностранных дел взяться за оружие, если ошибутся в своих предсказаниях, или будут ломать руки и утверждать, что они ни при чем? Мои войска слишком рассеяны по стране, чтобы противостоять угрозе. Я не могу остановить нападение со стороны китайцев, а теперь, когда мы продаём им проект производства танков Т-99…
   — Им понадобится пять лет, чтобы наладить серийное производство этих танков, а к этому времени мы будем производить в Челябинске танки Т-10, разве не так?
   То, что на вооружении Народной армии Китая состояло сейчас четыре тысячи танков Т-80/90, спроектированных в России, даже не обсуждалось. Это произошло несколько лет назад. Однако китайцы не стали использовать 115-миллиметровые русские танковые орудия, заменив их на нарезные 105-миллиметровые орудия, купленные у оборонной промышленности Израиля и известные в Америке как М-68. Они поступили в Китай в комплекте с тремя миллионами снарядов, изготовленных по американским спецификациям, вплоть до снарядов из обеднённого урана. Этот обеднённый уран был получен скорее всего из отходов реакторов, которые выпускали плутоний для китайского ядерного оружия. О чем думают политические деятели, не мог понять Бондаренко. С ними говорят и говорят, объясняют и объясняют, но они отказываются слушать!.. «Наверно, это типично усский феномен, несвойственный политикам других стран», — подумал генерал. Сталин приказал расстрелять офицера разведки, который предсказал — как потом оказалось, совершенно точно — день германского нападения на Советский Союз в июне 1941 года. И тогда немцы оказались у самой Москвы. А почему его расстреляли? Да потому что его донесения не соответствовали мнению самого вождя, тогда как Лаврентий Берия проявил здравый смысл и сказал то, что хотелось услышать Сталину. Берия уцелел, хотя оказался не прав. Такова награда истинному патриоту.
   — Конечно, если у нас найдутся для этого деньги и Челябинск ещё не успеет перейти на производство стиральных машин! — Россия перестроила свою оборонную промышленность даже быстрее американцев. Ходили разговоры о том, чтобы перевести заводы, производящие истребители-бомбардировщики «МиГ», на выпуск автомобилей.
   «Неужели этому не будет конца? — размышлял Бондаренко. — Рядом находилась потенциально враждебная страна, а ему требовались годы, чтобы привести Российскую армию в состояние, когда она будет способна отразить нападение. Но для этого ему придётся обратиться к президенту Грушевому с просьбой, в которой президент наверняка откажет».
   Чтобы создать настоящую боеспособную армию, солдатам нужно платить достаточно большое жалованье, которое привлечёт на службу патриотически настроенных и любящих приключения парней. Такие парни будут готовы носить военную форму в течение нескольких лет, а потом некоторые захотят выбрать военную карьеру, стать сержантами, то есть профессиональными солдатами-контрактниками, без которых армия просто не может существовать, потому что они, как сухожилия, прикрепляют мышцы к костям. Чтобы добиться этого, хороший взводный сержант должен получать жалованье, не уступающее зарплате квалифицированного рабочего, и это только справедливо, потому что оба находятся на одинаковом интеллектуальном уровне. Вознаграждение, которое выпадет на долю парней, выбравших военную карьеру, нельзя сравнить с тем, что получают рабочие на заводе, производящем телевизоры. Чувство товарищества и радость солдатской службы были тем, что привлекало молодых людей с особенным характером.
   У американцев были такие люди, однако Российская армия была лишена таких профессионалов ещё со времени Ленина, первого из многих советских руководителей, принёсших в жертву эффективность армии ради политической чистоты, на которой настаивал Советский Союз. Или чего-то вроде этого, подумал Бондаренко. Все казалось сейчас таким далёким даже для офицера, выросшего в этой порочной системе.
   — Мне хочется, чтобы вы помнили, генерал, что всегда можете рассчитывать на мою поддержку в правительстве, — напомнил ему Головко. Это было хорошо. Министр обороны говорил правильные слова, но он был неспособен так же правильно мыслить. Он мог повторять то, что ему говорили другие, но не больше. В этом смысле министр обороны был идеальным политиком.
   — Спасибо, Сергей Николаевич. — Генерал наклонил голову, демонстрируя должное уважение. — Означает ли это, что армия может рассчитывать на долю тех богатств, которые судьба подарила нашей стране?
   — В соответствующее время я буду рекомендовать это нашему президенту.
   К этому времени я буду уже в отставке и писать мемуары, или чем там ещё занимаются русские генералы в старости, — сказал себе Бондаренко. — Но я, по крайней мере, смогу составить проекты необходимых программ для моих преемников и, возможно, помогу выбрать хорошего генерала, который сменит меня на посту руководителя оперативного управления. Бондаренко не ожидал, что ему удастся продвинуться дальше, чем это уже удалось. Он стоял во главе оперативного управления Российской армии, что включало подготовку и обучение солдат, а это была цель, достижением которой как венцом своей карьеры может гордиться любой генерал.
   — Спасибо, товарищ министр. Я понимаю, что ваша работа не менее трудная. Итак, у вас есть информация о китайской армии, которую мне следует знать?
   Министр Головко с сожалением подумал о том, что не может сказать генералу, что СВР больше не имеет надёжного источника в КНР. Бывший осведомитель Службы внешней разведки, заместитель министра, в течение длительного времени верой и правдой служивший КГБ, был вынужден уйти на пенсию по причине слабого здоровья.
   Но он не мог признаться, что последний русский источник внутри Запретного Города больше не действовал, а вместе с ним пропала возможность оценивать долгосрочные планы и намерения Китайской Народной Республики. Правда, в Пекине по-прежнему находился российский посол, умный человек, принимающий близко к сердцу интересы России, но дипломат видел в основном то, что хотело правительство принимающей его страны. То же самое относилось к военному, военно-морскому и военно-воздушному атташе. Хотя все они были профессиональными разведчиками, но их знания тоже ограничивались тем, что показывало им китайское военное руководство. Но даже на это необходимо отвечать взаимностью в Москве, словно в каком-то элегантном международном вальсе.
   Нет, невозможно кем-то заменить профессионального разведчика, обладающего сетью агентов, имеющих доступ к внутренним тайнам другого правительства. В таком случае Головко получил бы возможность, на основании их донесений, точно знать, что там происходит, и докладывать об этом своему президенту. Редко приходилось директору СВР докладывать, что он не обладает достаточной информацией по Китаю, как в данном случае, и он не собирался признаваться в своих недостатках этому генералу, независимо от занимаемого генералом положения в армии.
   — Нет, Геннадий Иосифович, у меня нет сведений, говорящих о том, что китайцы угрожают нам.
   — Товарищ министр, открытые в Сибири месторождения слишком огромны, чтобы у них не возникло желания захватить их, потому что в этом случае КНР получит колоссальное превосходство. На их месте я, по крайней мере, составил бы необходимые планы. Они импортируют нефть, а эти новые месторождения устранят эту необходимость, сделают их богатыми и дадут им огромное количество твёрдой валюты, в которой они так нуждаются. А золото говорит само за себя, товарищ министр, не правда ли?
   — Пожалуй, — кивнул Головко. — Но их экономика развивается, по-видимому, достаточно хорошо и без этого. Ведь войны не начинают страны, которые и так богаты.
   — В 1941 году Германия, которой руководил Гитлер, тоже процветала. Это не помешало ему вторгнуться в Советский Союз, и его сумели остановить только тогда, когда он мог уже практически видеть здание, в котором мы сейчас находимся, — напомнил начальник оперативного управления Российской армии. — Если у вашего соседа есть плодоносящая яблоня, вы вряд ли сумеете побороть искушение подобрать яблоко, даже если вы сыты. Может быть, вы захотите попробовать его на вкус, — высказал предположение Бондаренко.
   Головко не мог отрицать логику генеральских слов.
   — Геннадий Иосифович, мы с вами мыслим одинаково. Мы оба готовимся противостоять опасности, даже когда она не является очевидной. Из вас получился бы отличный разведчик.
   — Спасибо, товарищ министр. — Генерал-полковник с тремя шитыми золотыми звёздами на погонах поднял свой почти пустой стакан, на дне которого ещё плескалась водка, в благодарственном тосте директору СВР. — Перед тем как покинуть свой кабинет, я надеюсь оставить преемнику подробный план, осуществление которого сделает нашу страну неуязвимой для нападения любой армии. Я знаю, что мне не удастся осуществить такой план самому, но буду благодарен за помощь в осуществлении этого плана, если наше политическое руководство поймёт важность этих идей. — А ведь это и было настоящей проблемой, не так ли? Российская армия сможет отразить нападение внешних врагов. Трудной проблемой являются враги внутренние. Обычно вам известно, где находится противник, потому что вы видите его. Но трудно обнаружить, где расположились ваши друзья, потому что они чаще всего стоят за вашей спиной.
   — Я приму меры, чтобы дать вам возможность представить свои соображения Кабинету министров. Но, — Головко поднял руку, — вам нужно подождать подходящего момента. — Он допил свой стакан и встал.
   — Спасибо, что вы позволили мне прийти к вам и откровенно изложить свои мысли, товарищ директор, — ответил генерал.

* * *

   — Итак, где он? — потребовал Провалов.
   — Я не знаю, — ответил Абрамов усталым голосом. — Мы нашли одного человека, который утверждает, что знает его, но наш осведомитель не имеет представления, где он живёт.
   — Хорошо. Что же вам известно? — спросила Москва у Санкт-Петербурга.
   — Осведомитель говорит, что Суворов бывший офицер КГБ, уволен по сокращению штатов в 1996 году, живёт, по его мнению, в Санкт-Петербурге — но если это правда, то он скрывается под псевдонимом и оформил себе фальшивые документы. Не исключено, что фамилия «Суворов» тоже псевдоним. Мужчина около пятидесяти лет, среднего роста и телосложения. Редеющие белокурые волосы. Обычные черты лица. Голубые глаза. Хорошо подготовлен физически. Не женат. Ходят слухи, что часто посещает проституток. Я послал своих сотрудников, чтобы они опросили их. Это все, — закончил следователь из Санкт-Петербурга.
   Это поразительно, — подумал капитан Провалов. — У нас такие ресурсы, и мы не можем добыть никакой надёжной информации. Может быть, он гонится за призраками? Ну что ж, у него уже есть пять таких призраков. Авсеенко, Мария Ивановна Саблина, шофёр, имя которого он не мог сейчас припомнить, и два вероятных киллера из спецназа — Пётр Алексеевич Амальрик и Павел Борисович Зимянин. Трое погибли во время покушения, и двое убиты в Санкт-Петербурге, после того как выполнили порученную им работу, — но их убили потому, что они справились с заданием, или за то, что потерпели неудачу, выбрав ошибочную цель?
   — Хорошо, информируйте меня, если у вас будут новости.
   — Обязательно, Олег Григорьевич, — пообещал Абрамов.
   Капитан милиции положил телефонную трубку, очистил стол от всех документов, спрятал все секретные файлы в ящик стола и запер его. Затем он спустился на улицу к служебному автомобилю и поехал в свой любимый бар. Райли уже сидел там и махнул рукой, приглашая Провалова присоединиться к нему. Капитан повесил пальто и подошёл к агенту ФБР. Они обменялись рукопожатиями. Провалов увидел, что стакан с водкой уже дожидается его.
   — Ты настоящий друг, Миша, — сказал русский своему американскому коллеге и поднёс стакан к губам.
   — Я понимаю твоё положение, приятель, — сочувственно заметил агент ФБР.
   — У тебя тоже случается такое?
   — Черт побери, когда я был ещё зелёным агентом, мне довелось заниматься расследованием дела Готти. Мы прямо-таки надорвались, стараясь арестовать этого ублюдка. Понадобилось три состава присяжных, чтобы получить обвинительный приговор и упрятать его в Марион. Оттуда он уже не вернётся. Марион — это особенно строгая тюрьма. — Правда, понятие «строгая тюрьма» в американском смысле отличается от русского. О русских тюрьмах лучше не думать, хотя Райли это мало беспокоило. Преступники, нарушающие закон, знали о возможных последствиях в любом обществе и понимали, что произойдёт с ними, если их поймают. Впрочем, это их проблема.
   — Ну, какие новости?
   — Этот Суворов. Мы не можем найти его. Знаешь, Миша, создаётся впечатление, что он вообще не существует.
   — Неужели? — Это вызвало удивление у Райли, но, с другой стороны, в этом не было ничего странного. Райли сначала удивился, потому что правоохранительные органы России, подобно агентствам многих европейских стран, следили за людьми с такой строгостью, что из-за этого могла начаться Вторая Американская революция. Копы здесь были обязаны знать местожительство каждого. Эта ситуация сохранилась с Плохих Старых Дней, когда треть населения служила стукачами у КГБ и регулярно информировала Лубянку об оставшихся двух третях. Было крайне необычно для местных милиционеров не знать чьего-то адреса.
   Тем не менее в этом не было ничего странного, потому что если этот Суворов действительно служил раньше в КГБ, то получил там великолепную подготовку и знал, как незаметно исчезнуть. Такой преступник не умрёт от приступа глупости, как это часто случалось с большинством американских и русских правонарушителей. Не умрёт он и из-за лишней болтливости. Только заурядные преступники тупицы. Они слишком часто похвалялись своими подвигами, причём делали это перед теми, кого следовало остерегаться, — перед другими преступниками. Они были готовы сдать бывшего друга с такой же лёгкостью, как помочиться в подворотне. Нет, этот Суворов, если он действительно является тем человеком, о котором говорили осведомители, был профессионалом, а они умеют искусно скрываться, так что охота за ними становится интересной игрой и длится обычно очень долго. Но в конце концов он неизбежно попадает в сеть преследователей, потому что копы никогда не прекращают поиски и рано или поздно преступник совершает ошибку, может быть, совсем маленькую, но достаточную, чтобы милиция напала на след. Он не будет общаться со своими бывшими коллегами из КГБ, которые могут помочь ему скрываться от преследования и будут говорить об этом только между собой, да и то редко. Нет, Суворов находился сейчас в совсем другой среде, отнюдь не дружеской и даже опасной.
   Время от времени Райли испытывал какую-то симпатию по отношению к преступнику, только не в том случае, если это был убийца. Это была граница, которую он никогда не пересекал.
   — Он спрятался в нору и завалил вход, — произнёс капитан, не скрывая разочарования.
   — Не нервничай, что мы о нем знаем?
   Провалов рассказал всё, что было ему известно.
   — Из Санкт-Петербурга передали, что начали опрашивать проституток. Не исключено, что одна из них чего-нибудь знает.
   — Это умный шаг, — кивнул Райли. — Готов побиться об заклад, что он выбирает самых лучших. Может быть, похожих на нашу Таню. Знаешь, Олег, он, возможно, был знаком с Авсеенко. Он мог знать некоторых его девушек.
   — Пожалуй. Я поручу своим людям опросить их.
   — Да, вреда от такого шага не будет, — согласился агент ФБР, делая знак бармену, чтобы тот принёс новую порцию. — Знаешь, приятель, у тебя здесь ведётся настоящее расследование. Мне бы хотелось служить в твоей группе, чтобы принять участие.
   — Тебе нравится это?
   — Клянусь своей задницей, Олег. Чем труднее дело, тем оно увлекательнее. И как приятно чувствуешь себя в конце, когда ублюдки пойманы и посажены в тюрьму. Когда судья вынес наконец обвинительный приговор по делу Готти, мы закатили настоящую пьянку в Манхэттене. Тефлоновый дон, — сказал Райли, поднимая стопку и произнося в воздух: — Надеюсь, тебе нравится в Марионе, парень.
   — Этот Готти, он убивал людей? — спросил Провалов.
   — О да, некоторых кончал сам, относительно других отдавал приказы. Его первый помощник, Сальваторе Гравано — его прозвали Сэмми Бык, — был арестован, согласился дать показания против Готти, вот так мы и построили дело. А когда включили Сэмми в нашу программу защиты свидетелей, этот сукин сын занялся продажей наркотиков в Аризоне. Так что теперь он снова в тюрьме, идиот.
   — Все они, как ты говоришь, преступники, — напомнил Провалов.
   — Да, Олег, все они преступники. Они слишком глупы, чтобы вести нормальную жизнь. Они считают, что им удастся перехитрить нас. И знаешь, в течение некоторого времени это им удаётся, но рано или поздно… — Райли отпил из своего стакана и покачал головой.
   — Ты считаешь, даже этот Суворов?
   Райли улыбнулся своему русскому другу.
   — Олег, ты когда-нибудь совершаешь ошибки?
   Русский фыркнул.
   — По крайней мере раз в день.
   — Тогда почему ты считаешь, что они умнее тебя? — спросил агент ФБР. — Все делают ошибки. Для меня не имеет значения, кто он — шофёр мусоровоза или президент Соединённых Штатов. Все мы часто ошибаемся. Это свойственно человеку. Дело заключается в следующем: если ты признаешь совершенные тобой ошибки, то можешь продвинуться намного дальше. Вполне возможно, что у этого парня отличная подготовка, но у всех нас есть слабости, и не все достаточно умны, чтобы признать это. Чем мы умнее, тем менее вероятно, что мы их признаем.
   — Ты настоящий философ, — с усмешкой сказал Провалов. Ему нравился этот американец. Они походили друг на друга, словно цыгане подменили детей при их рождении или что-то вроде этого.
   — Может быть, но ты знаешь, какова разница между мудрым человеком и дураком?
   — Не сомневаюсь, что ты скажешь мне. — Провалов знал, как заметить человека, занимающегося демагогическими разглагольствованиями за полквартала, а этот приближался к нему с включённой красной мигалкой на крыше.
   — Разница между мудрым человеком и дураком заключается в значительности совершаемых ими ошибок. Не следует доверять дураку ничего важного. — Водка заставляет меня говорить слишком красноречиво, — подумал Райли. — Но мудрому человеку это можно поручить, потому что у дурака нет возможности натворить что-то поистине глупое, тогда как у мудрого человека такая возможность есть. Понимаешь, Олег, рядовой солдат не может проиграть битву, а вот генерал может. Генералы ведь умные люди, не правда ли? Нужно быть очень умным, чтобы стать врачом, но врачи тоже всего лишь люди. Человеку свойственно ошибаться, это заложено в его природе, так что мозги и подготовка не имеют абсолютно никакого значения. Я делаю ошибки. Ты делаешь ошибки. — Райли снова торжественно поднял свой стакан. — То же самое относится и к товарищу Суворову. — Его подведёт пенис, — подумал Райли. — Если ему нравится играть с проститутками, пенис неизбежно выдаст его. Такова жизнь, братец. — Райли знал, что Суворов не будет первым, кого подведёт собственный член. По всей вероятности, не будет он и последним.

* * *

   — Ну, у тебя все получилось? — спросила Минг.
   — Гм? — отозвался Номури. Это было странно. Ему казалось, что она должна переживать сейчас сладостные воспоминания, его рука все ещё обнимала её, и они курили обычную после секса сигарету.
   — Я сделала со своим компьютером всё, что ты хотел. Это получилось?
   — Я не уверен. — Номури лихорадочно пытался найти ответ. — Ещё не успел проверить.
   — Ты обманываешь меня! — со смехом ответила Минг. — Я уже думала об этом. Ты сделал из меня шпионку! — хихикнула девушка.
   — Я сделал — что?
   — Ты хочешь получить доступ к моему компьютеру, чтобы читать все мои записи, верно?
   — А тебе не всё равно? — Он уже задавал один раз этот вопрос и получил ответ, которого ожидал. Может быть, и сейчас это повторится? Нет никаких сомнений, что она не поверила в его выдуманную историю. Ну и что, в этом нет ничего удивительного. Если бы она не была умной девушкой, то её польза как агента глубокого проникновения равнялась бы нулю. Но теперь она знает… Насколько сильны у неё патриотические чувства? Правильно ли он прочитал её характер? Его поразило, что нагое тело рядом с ним не стало напряжённым. Номури поздравил себя с тем, что овладел ещё одним уроком в мастерстве двуличия.
   Секунда на размышление, потом она ответила:
   — Нет.
   Номури попытался выдохнуть воздух, находившийся у него в лёгких, без слишком очевидного облегчения.
   — Тогда тебе не надо думать ни о чём. С этого момента ты ничего не будешь делать.
   — За исключением этого? — снова хихикнула она.
   — Полагаю, до тех пор, пока я доставляю тебе удовольствие!
   — Хозяин колбаски!
   — Ха?
   — Твоя колбаска доставляет мне огромное удовольствие, — объяснила Минг, положив голову на его грудь.
   «Этого, — подумал Честер Номури, — пока достаточно».

Глава 16
Плавка золота

   Пётр Петрович Гоголь верил своим глазам, но только потому, что видел, как грохочет бронетанковый корпус Красной армии в Западной Украине и Польше, когда он был совсем молодым. Гусеничные машины были теперь гораздо больше танков, и они ломали деревья, которые ещё уцелели после взрывных работ сапёров. Короткое лето не позволяло заниматься такими мелочами, как рубка деревьев и прокладка дорог, как принято на изнеженном Западе. Поисковая группа обнаружила месторождение золота, источник золотой пыли, с необычайной лёгкостью, и теперь гражданские и военные инженеры прокладывали путь к месторождению, прорубая просеку через тундру и лесные заросли, сбрасывая тонны гравия на просеку, которая когда-нибудь может превратиться в широкую мощёную дорогу. Впрочем, строительство дорог в таком климате с резкими колебаниями температуры представляло собой немалую проблему. По дорогам доставят тяжёлое шахтное оборудование и строительные материалы для жилых домов, в которых будут жить рабочие в том месте, которое раньше было «его» лесом. Гоголю сказали, что шахту назовут его именем. Единственным его ответом на такую честь был плевок себе под ноги.
   Кроме того, они забрали почти все золотые волчьи шкуры, расплатившись, правда, очень щедро.
   Главное, что он получил от них и что ему сразу понравилось, была новая винтовка — австрийский «штайер» с американским стволом «Винчестер Магнум» калибра 0,338 и цейссовским оптическим прицелом. Мощная винтовка позволяла легко справиться со всеми зверями, обитающими в округе. Она была совершенно новой — Гоголь потратил только пятнадцать патронов, чтобы пристрелять её. Воронёная сталь ствола выглядела безупречной, а приклад из орехового дерева так и сиял своей полированной чистотой.
   Сколько немцев мог бы я убить из такой винтовки! — подумал Гоголь. — И сколько медведей и волков смогу добыть теперь.
   Они хотели, чтобы он покинул свою реку и свои леса. Ему обещали недели на пляжах в Сочи, комфортабельную квартиру в любом городе страны. Гоголь фыркнул. Он что, какой-то городской гомик? Нет, он привык жить в лесу, привык жить в горах. Здесь его боятся волки и медведи, и даже тигры подальше к югу слышали, наверно, о нем. Это его земля. И, говоря по правде, он не знает, как жить иначе, да и слишком стар, чтобы переучиваться. То, что другие называют удобствами, вызывает у него раздражение. А когда придёт время умирать, он хочет умереть в лесу, и пусть волки или медведи устроят пир над его телом. Это только справедливо. В конце концов, он убил и содрал шкуры со многих зверей, так что они имели право сожрать его тело.
   Кроме того, ему привезли запас продовольствия — доставили на самолёте, и это было отличное продовольствие, особенно говядина, более вкусная и питательная, чем оленина, а также доставили свежий табак для его трубки. Телевизионным репортёрам понравилась трубка, они просили, чтобы он рассказал им о своей жизни в сибирском лесу и поведал телезрителям о встречах с волками и медведями. Но Гоголь никогда не увидит посвящённую ему телевизионную передачу, потому что он жил слишком далеко от тех мест, которые они иногда называли «цивилизацией», и у него не было телевизора. Все-таки он постарался рассказывать свои истории бережно, чётко произнося слова, чтобы дети и внуки, которых у него не было, поняли, каким он был великим человеком. Гоголь был несколько тщеславен и знал себе цену. Его рассказы были очень интересными, и он станет, несомненно, прекрасным рассказчиком для всех школьников. Это не пришло в голову функционерам и бюрократам, приехавшим сюда, чтобы нарушить его одиночество. Они видели в нём всего лишь сильную личность, подходящую для показа по телевидению, и пример сурового индивидуализма, перед которым русские, с одной стороны, преклонялись, а с другой — побаивались.