Самым приятным из всего было то, что, когда механики-водители нажимали на кнопки пуска, они слышали знакомое рычание после всего лишь нескольких секунд проворачивания двигателей. Благоприятная атмосфера пещеры сохранила эти старые, но, в общем, практически не побывавшие в деле танки. Они могли быть совершенно новыми, только что сошедшими со сборочных линий огромного завода в Нижнем Тагиле, который десятилетиями снабжал оружием Красную армию. Танкисты увидели, что единственная перемена заключалась в том, красные звезды исчезли с лобовых плит танков. Их заменило чёткое изображение нового российского триколора, которое, как сразу поняли танкисты, было слишком подходящим для наведения вражеского снаряда. Наконец молодые офицеры-резервисты отозвали их от своих танков. Солдаты заметили, что офицеры выглядели обеспокоенными. Затем начался инструктаж, и солдаты поняли причину их беспокойства.
* * *
   — Черт возьми, ну разве она не красавица, — сказал офицер ФСБ, садясь в свой автомобиль.
   Они поехали за субъектом к ещё одному дорогому ресторану, где он поужинал в одиночестве, затем прошёл к бару и через пять минут появился с женщиной, которая тоже пришла одна. Женщина была прелестна в своём чёрном с красными полосами платье, явно сшитом по итальянскому образцу. Суворов/Конев возвращался в свою квартиру, и за ним следовала колонна из шести автомобилей. Три из них имели переключатели, позволяющие менять ночью их внешний вид. Милиционер, сидевший во втором автомобиле, подумал, что это очень хитрая уловка.
   Суворов не спешил, не ускорял автомобиль, чтобы продемонстрировать свою смелость. Вместо этого он очаровывал женщину своим поведением человека, объехавшего весь мир, подумали следователи. Автомобиль замедлил скорость, поворачивая за угол и въезжая на улицу со старыми фонарными столбами. Затем он изменил направление, не то чтобы внезапно, но неожиданно для преследователей.
   — Черт побери, он едет в парк, — сказал старший офицер ФСБ, поднимая микрофон, чтобы предупредить остальных. — По-видимому, заметил где-то флажок.
   Действительно, Суворов заметил оставленный для него флажок — белую полоску бумаги, — но сначала высадил весьма разочарованную женщину, которая держала в руке банкноты, предназначенные для того, чтобы смягчить боль расставания. Один из автомобилей ФСБ подъехал к ней, чтобы расспросить поподробнее, тогда как остальные машины следовали за автомобилем Суворова на изрядном расстоянии. Это случилось через пять минут. Суворов/Конев поставил свою машину на одной стороне парка и пошёл по тёмной траве к другой, глядя по сторонам, не замечая пяти автомобилей, которые продолжали ехать вокруг парка.
   — Вот. Он снял оставленную для него коробку. — Суворов сделал это искусно, но сейчас подобное искусство не имело значения, потому что сотрудники ФСБ знали, куда смотреть.
   Затем он вернулся к своему автомобилю. Две машины ФСБ тут же повернули в сторону его квартиры, оставшиеся три продолжали ехать вперёд, не останавливаясь, когда он припарковал автомобиль у своего подъезда.
* * *
   — Он сказал, что внезапно почувствовал себя плохо. Я дала ему свою визитную карточку, — сообщила она офицерам ФСБ. — Он дал мне пятьдесят евро за беспокойство. — Она подумала, что это неплохая плата за полчаса её ценного времени.
   — Что-нибудь ещё? Он выглядел больным?
   — Он сказал, что съел в ресторане что-то несвежее. Я подумала, что он струсил — так бывает у некоторых мужчин, но не у этого. Он образованный мужчина. Это сразу видно.
   — Хорошо. Спасибо, Елена. Если он позвонит тебе, прошу сообщить нам.
   — Конечно. — Это было совершенно безболезненное интервью, что оказалось для неё неожиданностью, и поэтому она рассказала обо всём откровенно, пытаясь понять, что им нужно. Может быть, он какой-нибудь преступник? Торговец наркотиками? Если он позвонит ей, она сообщит этим людям, и черт с ним. Жизнь для женщины её профессии и без того достаточно трудная.
* * *
   — Он включил компьютер, — сказал специалист по электронике в штаб-квартире ФСБ. Он читал удары по клавиатуре на клавиатурном «жучке», который они установили на компьютере Суворова, и они не только появлялись на его экране, но и тут же высвечивались на экране дубликата настольной системы субъекта. — Вот, это чистый текст. Он получил послание.
   Прошла примерно минута, пока субъект думал, затем он снова начал печатать. Суворов вошёл в свою службу электронной почты и начал печатать письма. В каждом из них был вариант фразы «Свяжись со мной как можно скорее», и офицерам ФСБ стало ясно, что он собирается предпринять. В общей сложности он послал четыре письма, хотя в одном говорилось, чтобы адресат связался ещё с одним или несколькими другими. Затем он вышел из электронной почты и выключил компьютер.
   — Теперь посмотрим, сможем ли мы опознать его корреспондентов, — сказал старший офицер своим людям. На это потребовалось двадцать минут. То, что раньше было нудной работой, стало теперь таким же интересным, как наблюдение за финалом чемпионата мира по футболу.
* * *
   Разведывательный самолёт «Мясищев М-55» взлетел с аэродрома Таза перед самым рассветом. Странно выглядящий самолёт с двойными лонжеронами на хвостовой ферме, он был русским вариантом старого «Локхида У-2», который выпускался сорок лет назад. «Мясищев» поднимался на высоту в семьдесят тысяч футов, летел со скоростью около пятисот узлов и вёл аэрофотосъёмку, делая множество фотографий с высокой разрешающей способностью.
   За штурвалом сидел опытный русский пилот в звании майора ВВС. Ему был дан приказ не подлетать ближе чем на десять километров к китайской границе. Смысл приказа заключался в том, чтобы не провоцировать потенциальных врагов его страны.
   Исполнить этот приказ было не так уж просто, потому что писали его в Москве, а граница между странами редко представляла собой прямую линию. Поэтому майор тщательно ввёл программу в автопилот и принялся наблюдать за приборами, пока камеры системы аэрофотосъёмки исполняли основную работу. Главное внимание пилот уделял прибору, который регистрировал угрозу со стороны противника. Он представлял собой сканер, запрограммированный регистрировать энергию радиолокаторов. На границе находилось много таких радиолокаторов, работавших в основном на низкой или средней частоте и предназначенных для поиска самолётов. Но недавно появился новый радиолокатор. Он работал на рентгеновской частоте, и его излучение шло с юга, то есть с китайской стороны границы. Это означало, что китайская батарея ракет «земля-воздух» освещала его машину следящим и наводящим радиолокатором. Это сразу привлекло внимание майора, потому что, хотя семьдесят тысяч футов было выше, чем летают коммерческие авиалайнеры, и лишь немногие истребители в состоянии достичь такой высоты, он находился внутри поражающей сферы ракет «земля-воздух», как в этом однажды убедился американец Фрэнсис Гэри Пауэрс над Центральной Россией. Истребитель мог ускользнуть с помощью резких манёвров от большинства таких ракет, но М-55 не был истребителем и испытывал трудности даже при маневрировании вокруг облаков в безветренный день. Поэтому пилот внимательно следил за приборами, регистрирующими появление близкой опасности, а в наушниках он слышал пронзительные «бип-бип-бип». Это предупреждало его о потенциальной угрозе. На дисплее майор видел, что частота повторения сигналов походит скорее на слежение, чем на наведение ракет на его самолёт. Это означало, что ракеты скорее всего ещё не были в воздухе, а небо было достаточно чистым, чтобы он мог заметить дымный след, который всегда оставляли за собой такие ракеты, — нет, с земли не поднимались дымные струи. В качестве оборонительных систем у него были только примитивный рассеиватель металлических ленточек и молитва. «Мне не поставили даже генератор белого шума», — проворчал майор. Но оснований для беспокойства пока не было. Он летел в десяти километрах в глубине собственной территории, и какими бы ракетами «земля-воздух» ни обладали китайцы, их батареи наверняка находятся далеко от границы. Им будет нелегко достичь его, разве что на крайнем пределе, а он всегда мог повернуть на север и убежать от ракет, выбросив вдобавок несколько килограммов алюминиевых ленточек, чтобы мчащиеся ракеты нашли себе другую цель. В задании говорилось, что ему нужно совершить четыре полных облёта пограничной территории. На это потребуется ещё девяносто скучных минут, прежде чем он повернёт обратно к старой базе истребителей недалеко от Тазы.
* * *
   Наземная команда, занимающаяся поддержкой миссии, также была прислана из Москвы. Как только М-55 совершил посадку и остановился, касетты с плёнкой были сняты, их тут же отвезли в передвижную фотолабораторию для проявления, и затем, все ещё мокрые, плёнки передали специалистам по изучению наземных объектов. Они увидели всего несколько танков, но также огромное количество следов от гусениц на земле. Это было всё, что им требовалось.

Глава 49
Умиротворение

   — Я знаю, Олег. Насколько мне известно, мы обработали разведывательные данные в Вашингтоне и тут же передали их вашим людям, — сказал Райли своему другу.
   — Вы должны гордиться этим, — заметил Провалов.
   — Этим занималось не Бюро, — ответил Райли. Русские будут завидовать, что именно американцы предоставили им такую чувствительную информацию. Возможно, американцы реагировали бы таким же образом. — Ну и что вы собираетесь предпринять?
   — Мы пытаемся найти его электронных корреспондентов. У нас есть их адреса, и все они имеют русских провайдеров Интернета. ФСБ уже, наверно, знает о них все.
   — Когда вы собираетесь арестовать их?
   — Как только они встретятся с Суворовым. У нас достаточно инкриминирующей информации, чтобы арестовать их.
   Райли не был уверен в этом. Те, с кем собирался встретиться Суворов, всегда могут сказать, что они пришли сюда, приглашённые Суворовым, но не имеют ни малейшего представления о цели встречи, и самый неопытный американский адвокат без труда убедит присяжных заседателей, что существует «разумное сомнение». Лучше подождать, пока они совершат что-то уголовно наказуемое, и затем нажать на одного из них, заставив его превратиться из обвиняемого в свидетеля. Но в России другие правила и другие присяжные.
* * *
   — А что ты думаешь об этом? — спросил Головко.
   — Товарищ директор, я думаю, что Москва внезапно стала очень опасным местом для проживания, — ответил майор Шелепин. — Сама мысль о том, что бывшие спецназовцы собираются совершить государственную измену, внушает мне отвращение. Не сама угроза, а подлость этого. Эти люди были моими товарищами в армии, нас готовили как защитников, как опору государства. — Высокий молодой человек покачал головой.
   — Ничего не поделаешь, когда в этом здании размещался КГБ, такое тоже не раз происходило. Это неприятно, но такова действительность. Люди поддаются коррупции. Такова человеческая природа, — произнёс Головко успокаивающим голосом.
   К тому же опасность угрожает теперь не мне, — подумал он, но промолчал. Недостойная мысль, пожалуй, но такова человеческая натура.
   — Чем сейчас занимается охрана президента Грушевого?
   — Потеют от страха, полагаю. Кто знает, что это единственная угроза? Что, если этот мерзавец Конг имеет нескольких агентов в Москве? Нам нужно арестовать и его.
   — Мы так и сделаем, когда придёт время. За последнюю неделю его заметили, когда он закладывал письмо в одно место, и мы держим это место под наблюдением — да, я знаю, — добавил Головко, видя, что Анатолий собирается протестовать. — Он не единственный сотрудник китайского МГБ в Москве, но, вероятно, только он занимается этим делом. Соображения безопасности одинаковы во всех странах. Они должны беспокоиться о том, что один из их офицеров может работать на нас. Существует много колёс в таких операциях, и не все поворачиваются в одном направлении, мой молодой друг. Знаешь, чего мне не хватает?
   — Думаю, Второго Главного управления, работающего под одной крышей. Вот тогда операция проходила бы более гладко.
   Головко улыбнулся.
   — Правильно, Анатолий Иванович. А пока мы занимаемся только своей работой и надеемся, что другие справятся со своей. Это верно, ожидание никогда не является приятным способом проводить время. — После этого каждый из них вернулся к своим телефонам, ожидая, когда они зазвонят.
* * *
   Единственная причина, по которой наблюдение не сделали ещё более плотным, заключалась в том, что было слишком мало места для дополнительных агентов ФСБ.
   Суворов мог заметить тридцать человек, которые следуют за ним повсюду. В этот день он проснулся, как обычно, умылся, выпил кофе с булочкой на завтрак, в 9.15 вышел из дома и поехал на своём автомобиле в город, сопровождаемый несколькими офицерами ФСБ. Он поставил машину в двух кварталах от парка имени Горького и остальной путь прошёл пешком. Так же поступили и четверо других, за которыми тоже следили. Они встретились у киоска ровно в 9.45 и вместе пошли в кафе, оказавшееся переполненным.
   В такой обстановке ни один из офицеров не смог подойти поближе, чтобы услышать их разговор, хотя за лицами внимательно наблюдали. Говорил главным образом Суворов/Конев, остальные слушали и время от времени кивали.
   Майор Ефремов из ФСБ не подходил к ним близко. Он занимал достаточно важную должность и не мог гарантировать, что его лицо никому не известно. Поэтому ему приходилось полагаться на молодых сотрудников, которые старались подойти поближе. Наушники были извлечены из ушей, и крошечные рации выключены, офицерам оставалось жалеть о том, что они не могут читать разговор по губам, как это бывает в шпионских фильмах.
   Теперь перед Павлом Георгиевичем Ефремовым стоял вопрос — что делать дальше?
   Арестовать всех и рисковать положить конец расследованию — или просто продолжать слежку. В этом случае был риск того, что эти люди получат указания, примутся за дело… и, возможно, добьются успеха в своей миссии?
   Ответ на вопрос появился сам собой. Один из четверых — самый старший, около сорока лет, ветеран Афганистана, кавалер ордена Боевого Красного Знамени, вытянул руку и потёр большим и указательным пальцами. Получив отрицательный ответ на свой вопрос, он покачал головой, встал и вышел из кафе. Никто не пытался остановить его, и два офицера последовали за ним к ближайшей станции метро. Остальные остались в кафе и продолжали разговор.
   Узнав об этом, Ефремов приказал арестовать его. Это сделали, когда он вышел из поезда в пяти километрах на станции рядом со своей квартирой, где он жил с женой и сыном. Мужчина не сопротивлялся, и у него не было оружия. Послушный как ягнёнок, он последовал за двумя офицерами в штаб-квартиру ФСБ.
   — Вас зовут Максимов, Игорь Ильич, — начал допрос Ефремов. — Вы встретились со своим другом Климентием Ивановичем Суворовым, для того чтобы обсудить подробности намеченного преступления. Мы хотим услышать от вас, о чём шёл разговор.
   — Товарищ Ефремов, сегодня утром я встретился со своими друзьями за чашкой кофе. Мы поговорили, вспомнили прошлое, и потом я ушёл. Мы ничего не обсуждали. Я не знаю, о чём вы говорите.
   — Да, конечно, — ответил майор ФСБ. — Скажите, вы знакомы с двумя бывшими спецназовцами вроде вас, Амальриком и Зимяниным?
   — Я слышал эти имена, но не знаю их в лицо.
   — Вот их лица. — Ефремов передал ему фотографии, присланные из ленинградской милиции. — Боюсь, что это зрелище не слишком приятно.
   Выражение на лице Максимова не изменилось, но он стал рассматривать фотографии с интересом.
   — Что с ними случилось?
   — Они выполнили задание вашего товарища, Суворова, но ему, по-видимому, не понравились результаты. По этой причине они отправились плавать в Неве. Максимов, мы знаем, что вы служили в спецназе. Нам известно, что вы зарабатываете на жизнь преступным путём, но сегодня это нас не интересует. Мы хотим точно знать, о чём вы говорили сегодня в кафе. Вы расскажете нам об этом добровольно или после применения принудительных мер. Выбирайте. — Когда это требовалось, Ефремов мог говорить со своими официальными гостями очень жёстким тоном. В данном случае этого не потребовалось. Насилие было знакомо Максимову, по крайней мере, когда оно исходило от него. Ему не хотелось познакомиться с насилием, применённым к нему.
   — Что вы можете предложить мне за откровенность?
   — Я предлагаю вам свободу в обмен на сотрудничество. Вы покинули встречу до того, как было принято окончательное решение. Вот почему вы здесь. Итак, вы хотите говорить сейчас или вам нужно несколько часов для того, чтобы передумать?
   Максимов не был трусом — в спецназе таких немного, знал Ефремов, — но он был реалистом, и реализм говорил ему, что он ничего не выиграет, отказавшись сотрудничать.
   — Он предложил мне и остальным принять участие в убийстве. Полагаю, что это должна быть трудная операция, в противном случае зачем ему столько людей? Каждый из нас должен был получить двадцать тысяч евро. Я решил, что моё время стоит дороже.
   — Вы знаете, кого предполагалось убить?
   Максимов покачал головой.
   — Он не сказал, а я не спросил.
   — Это хорошо. Видите ли, целью покушения должен стать президент Грушевой.
   — Но это государственная измена, — выдохнул бывший сержант спецназа, стараясь создать впечатление, что он никогда бы не согласился принять участие в этом преступлении. Да, он быстро учился.
   — Верно. Скажите, двадцать тысяч евро — это хорошая цена за убийство?
   — Я не знаю. Если вы хотите, чтобы я сказал вам, что я убивал за деньги, — нет, товарищ Ефремов, я не скажу этого.
   Но ты убивал за деньги и, наверно, принял бы участие в этом покушении, если бы цена была достаточно велика. В России двадцать тысяч евро — это большая сумма.
   Но Ефремову нужно было поймать гораздо более крупную рыбу.
   — На совещании присутствовали трое других. Кто они?
   — Все ветераны спецназа. Илья Суслов и я служили вместе к востоку от Кандагара. Илья — великолепный снайпер. Об остальных я только слышал, но вместе мы не служили.
   Снайпер. Это полезные сведения, ведь президент Грушевой появляется на публике очень часто. Между прочим, он должен выступить на митинге уже на следующий день.
   Наступило время кончать с ними.
   — Значит, Суворов говорил о заказном убийстве?
   — Да, говорил.
   — Хорошо. Мы запишем ваши показания. Вы поступили умно, Игорь Ильич, согласившись сотрудничать с нами. — Ефремов подозвал младшего офицера, и Максимова увели. Затем он поднял телефонную трубку. — Арестуйте всех, — приказал он командиру группы слежения.
   — Их встреча закончилась, и они разошлись. Все находятся под наблюдением. Суворов едет к себе в квартиру с одним из троих.
   — Тогда соберите группу офицеров и арестуйте обоих.
* * *
   — Вы чувствуете себя лучше? — спросил полковник Алиев.
   — Сколько сейчас времени?
   — Пятнадцать сорок, товарищ генерал, — ответил полковник. — Вы спали тринадцать часов. Из Москвы прибыло несколько депеш.
   — Вы позволили мне спать так долго? — возмутился генерал, не скрывая гнева.
   — Война ещё не началась. Подготовка наших войск продолжается. Будить вас не было смысла. Кроме того, нам доставили первый набор разведывательных фотографий.
   Они лишь немного резче, чем те, которые мы получили от американцев по факсу. Разведка подтвердила их оценку. Ситуация не стала лучше. Теперь нас поддерживает американский самолёт электронной разведки, но они сообщили нам, что китайцы не пользуются радио и хранят молчание в эфире. В этом нет ничего удивительного.
   — Черт бы тебя побрал, Андрей! — ответил генерал, потирая своё небритое лицо обеими руками.
   — Тогда отдайте меня под трибунал после того, как выпьете кофе. Я тоже немного поспал. У вас есть подчинённые. У меня тоже есть подчинённые, и я решил дать им возможность заниматься работой, пока мы спали, — ответил начальник оперативного отдела.
   — Как дела со складом Невер?
   — У нас сто восемьдесят танков с экипажами в полной боевой готовности. Хуже обстоят дела с пехотой и артиллерией, но резервисты, судя по всему, работают с энтузиазмом. 265-я мотострелковая дивизия впервые начинает функционировать как настоящая дивизия. — Алиев принёс генералу кружку кофе с молоком и сахаром, как любил Бондаренко. — Выпейте, Геннадий Иосифович. — Затем он показал на стол, где лежал нарезанный хлеб с беконом.
   — Если мы переживём войну, я позабочусь о том, чтобы вас произвели в следующее воинское звание, полковник.
   — Мне всегда хотелось стать генералом. Но я также хочу видеть, как мои дети поступят в университет. Так что давайте попытаемся остаться в живых.
   — Как обстоят дела с пограничными войсками?
   — Я выделил транспорт для каждой заставы — где была возможность, несколько машин. Я послал резервистов на БТРах, чтобы пограничники имели какую-то защиту от артиллерийского огня, когда им придётся отступать. Судя по фотографиям, у китайцев масса артиллерийских орудий и гребаные горы снарядов. Но пограничные войска хорошо защищены, и приказы им посланы, так что ребятам не придётся спрашивать разрешения оставить свои посты, когда ситуация станет невыносимой, — приказы отданы на уровне командиров рот, товарищ генерал, — добавил Алиев. Офицеры не проявят такого энтузиазма к отступлению, как рядовые и сержанты.
   — Неизвестно, когда начнётся наступление?
   Начальник оперативного отдела покачал головой:
   — От разведки не поступило ничего определённого. Китайцы все ещё гоняют свои грузовики и другие машины, насколько нам известно. Думаю, ещё один день, может быть даже три.
* * *
   — Какие новости? — спросил Райан.
   — Спутниковая фотосъёмка показывает, что они продолжают передвигать фигуры по шахматной доске, — ответил Фоули. — Но большинство фигур уже на месте.
   — Есть что-нибудь из Москвы?
   — Скоро они собираются арестовать всех подозреваемых. Наверно, хотят арестовать и китайского офицера, контролирующего операцию в Москве. Они заставят его попотеть, но у него дипломатический иммунитет, так что слишком давить на него не будут. — Эд Фоули вспомнил, как КГБ арестовал его жену в Москве. Это не было очень уж приятным для неё — и ещё меньше для него, — но они обращались с ней вежливо. Связываться с людьми, путешествующими с дипломатическими паспортами, приходится редко, несмотря на то, что они видели по телевидению несколько недель назад. Да и китайцы, наверно, жалели об этом, несмотря на высказывания, появляющиеся в донесениях «ЗОРГЕ».
   — Ничего оттуда, что могло бы поддержать нас?
   — Нет. — Директор ЦРУ покачал головой.
   — Надо начинать перебрасывать самолёты ВВС, — настаивал вице-президент Джексон.
   — Но тогда это могут рассматривать как провокацию, — возразил Государственный секретарь Адлер. — Мы не должны давать им такого повода.
   — Мы можем перебросить Первую бронетанковую в Россию, заявим, что это совместные учения с нашим новым союзником по НАТО, — сказал «Томкэт». — Этим мы сэкономим несколько дней.
   Райан взвесил это предложение и посмотрел на председателя Объединённого комитета начальников штабов.
   — Как вы считаете, генерал?
   — Это не причинит вреда. Они уже работают с «Дойче Рейл», готовясь к погрузке.
   — Тогда отдайте приказ, — распорядился Райан.
   — Слушаюсь, сэр. — Генерал Мур вышел, чтобы позвонить.
   Райан посмотрел на часы.
   — У меня назначена встреча с репортёром.
   — Желаю удачи, — сказал Робби своему другу.
* * *
   Жиганск, расположенный на западном берегу Лены, был когда-то крупным региональным центром старой советской системы ПВО страны, командным пунктом русской ПВО. Здесь находился большой аэродром, превышающий по размерам обычный, с казармами и ангарами. Теперь новые русские войска почти покинули его, оставив здесь только небольшую группу, наблюдающую за состоянием аэродрома, на случай если он сможет когда-нибудь понадобиться. Это оказалось весьма предусмотрительным, потому что ВВС США начали перебрасывать сюда свои силы, главным образом транспортные самолёты из центральной части Америки. Они заправлялись на Аляске и затем летели через Северный полюс к Жиганску. Первый из тридцати транспортных самолётов С-5 «Гэлакси» приземлился в десять утра по местному времени. Он покатился к огромным, но сейчас пустым рампам, чтобы разгрузиться под руководством наземных членов экипажа, прилетевших в больших пассажирских помещениях, расположенных позади крыльев этих гигантских машин. Первым, что разгрузили с «Гэлакси», были беспилотные разведывательные самолёты «Тёмная звезда». Они походили на булки французского хлеба, сексуально прижавшиеся друг к другу на лёгких крыльях. Это были невидимые с земли разведывательные самолёты, способные оставаться в небе в течение длительного времени. Требовалось шесть часов на их сборку, прежде чем БПЛА можно запустить в небо. Механики немедленно принялись за работу, пользуясь передвижным оборудованием, доставленным на этом же самолёте.