Клэнси Том. Медведь и Дракон

   Господи, — подумал он, поступая так очень часто в начале рабочего дня, — ну почему я оказался здесь? Затем он встал и повернулся к двери, заставив себя изобразить радостную президентскую улыбку и пытаясь вспомнить, кто, чёрт возьми, войдёт сейчас в кабинет для обсуждения субсидий фермерам в Южной Дакоте.

* * *

   Рейс, как обычно, отправлялся из Хитроу. На этот раз они летели на «Боинге-737», потому что до Москвы было не так уж далеко. Солдаты «Радуги» заполнили весь салон первого класса. Это придётся по вкусу обслуживающему персоналу, хотя они ещё не знали этого, потому что пассажиры будут удивительно вежливыми и нетребовательными. Чавез сидел рядом со своим тестем, глядя на экран, на котором демонстрировались правила безопасности. Оба знали, разумеется, что, если авиалайнер врежется в землю со скоростью четыреста узлов, им ничуть не поможет то, что они знают, где находится ближайший запасной выход. Но такое случалось так редко, что можно не обращать внимания на инструктаж. Динг выдернул журнал из кармана кресла, находящегося перед ним, и принялся листать страницы, в надежде обнаружить там что-нибудь интересное. Он уже купил все полезные предметы, перечисленные в каталоге журнала, в «летающем магазине», к насмешливому изумлению жены.
   — Ну, маленький парень ходит ещё лучше? — спросил Кларк.
   — Ты знаешь, он настолько старается ходить, что это кажется забавным. У него на лице появляется такая широкая улыбка всякий раз, когда ему удаётся пройти от телевизора до кофейного столика, что создаётся впечатление, будто он победил в марафонском беге, получил большую золотую медаль и заслужил поцелуй мисс Америки по пути в Диснейленд.
   — Большие достижения слагаются из множества маленьких шажков, Доминго, — заметил Кларк как раз в тот момент, когда авиалайнер сорвался с места и начал набирать скорость для взлёта. — Кроме того, когда ты маленький, горизонт кажется намного ближе.
   — Пожалуй, ты прав, мистер К. И всё-таки это кажется таким забавным… и радостным, — признался Динг.
   — Не такая уж плохая должность быть отцом маленького парня, верно?
   — Я не жалуюсь, — согласился Чавез, откидывая назад спинку кресла, услышав, как шасси самолёта втянулись внутрь фюзеляжа.
   — Как дела у Этторе? — Кларк решил вернуться к делу. У этих дедовских рассуждений имеются свои ограничения.
   — Сейчас он набирает форму. Понадобится примерно месяц, чтобы он сравнялся со всеми остальными. Над ним все время подшучивают, но он относится к этому очень хорошо. Знаешь, Этторе весьма сообразителен. У него отличный тактический инстинкт, принимая во внимание, что он не солдат, а коп.
   — Быть копом в Сицилии — это совсем не то, что прохаживаться по своему участку на Оксфорд-стрит в Лондоне.
   — Да, пожалуй, — согласился Чавез. — И на тренажёре он не допустил пока ни единой ошибки в отношении «стрелять или не стрелять», а это совсем неплохо. Второй стрелок, который тоже не ошибся ни разу, это Эдди Прайс. — Компьютеризованный тренажёр в Герефорде был особенно безжалостен в имитации различных тактических ситуаций. Доходило до того, что в одной из них двенадцатилетний мальчишка схватил АК-74 и выпустил в тебя длинную очередь, прежде чем ты успел обратить на него внимание. Другая неприятная ситуация включала женщину с ребёнком в руках, которая успела поднять пистолет, брошенный мёртвым террористом, и повернуться с невинным лицом к приближающимся Людям в Чёрном. Однажды Динг застрелил её из автомата и нашёл на следующее утро у себя на письменном столе куклу, с лицом, залитым кетчупом.
   У солдат «Радуги» было очень живое, хотя несколько извращённое, профессиональное чувство юмора.
   — А чем конкретно мы будем заниматься?
   — Будем работать с личным составом прежнего Восьмого Главного управления КГБ, их службой охраны высокопоставленных чиновников, — объяснил Джон. — Их беспокоит появление доморощенных террористов — чеченов, думаю. Кроме того, возможно появление и других национальностей, которые вознамерились выйти из состава России. Они хотят, чтобы мы подготовили их парней.
   — А сами-то они хороши, эти парни? — спросил Динг.
   Радуга Шесть пожал плечами.
   — Хороший вопрос. Личный состав — это бывшие офицеры КГБ, но с подготовкой, принятой в спецназе, они, возможно, всё-таки лучше призывников, попадающих в армию на два года. Все они имеют офицерские звания, но исполняют обязанности сержантов. Думаю, что они умны, понятливы, обладают должной мотивацией, наверно, находятся в хорошей физической форме, и они понимают смысл предстоящей миссии. Будут ли они настолько хороши, как это необходимо? Пожалуй, нет, — заметил Джон. — Но в течение нескольких недель мы сможем организовать их подготовку в нужном направлении.
   — Значит, мы будем готовить главным образом их будущих инструкторов?
   Кларк кивнул.
   — Да, я считаю, что в этом наша задача.
   — Ну что ж, правильно, — согласился Чавез, и тут им принесли меню ланча. «Интересно, почему, — подумал он, — питание на авиалайнерах никогда не соответствует тому, что тебе хочется? Это пища для ужина, а не для ланча. Почему им не нравятся, чёрт возьми, чизбургеры и жареная картошка? Ну, ладно, по крайней мере, у англичан есть приличное пиво».
   За время жизни в Соединённом Королевстве он привык к их пиву. Динг не сомневался, что в России не будет ничего подобного.

* * *

   «Из-за отравленного воздуха над городом восход в Пекине мрачный и серый», — подумал Марк Гант. По какой-то причине его биологические часы перестали работать синхронно с местным временем, несмотря на чёрную капсулу и запланированный сон. Он проснулся при первом свете, который пробивался через отравленный воздух с таким же трудом, как это случается в Лос-Анджелесе в худшие дни смога. Несомненно, в КНР не было агентства экологического контроля, да и автомобилей пока не видно. Если появятся автомобили, Китай сможет решить свою проблему перенаселения с помощью выхлопных газов. Он не так часто бывал за рубежом, чтобы считать это проблемой, свойственной марксистским государствам. Впрочем, их осталось не так много, и скоро они не смогут стать примерами заражения воздуха. Гант не курил — этот порок не слишком распространён в биржевом сообществе, где нормальный стресс во время работы и без того убивал людей достаточно быстро, так что ему не требовалась дополнительная помощь. А здесь воздух был отравлен до такой степени, что слезились глаза.
   Когда он просыпался, ему никогда не удавалось заснуть снова. Поэтому он решил включить свет на тумбочке рядом с кроватью и почитать документы, которые ему передали, не ожидая, что он прочтёт их. Цель дипломатии, сказал однажды коммандер Спок в «Звёздном пути», заключается в том, чтобы максимально продлить состояние кризиса. Их переговоры, несомненно, развивались так причудливо и извилисто, что по сравнению с ними русло Миссисипи походило на лазерный луч. Но, подобно реке, которая должна спускаться вниз по течению, или вниз по склону холма, или вообще туда, куда полагается направляться рекам, в конце концов и переговоры должны достичь логического конца. Но что разбудило его этим утром? Он посмотрел в окно и увидел, что над горизонтом начало формироваться оранжево-красное пятно, освещая тыловые стороны зданий. Они казались Ганту безобразными, но он знал, что просто не привык к ним. Трущобы Чикаго тоже не походили на Тадж-Махал, а деревянное жилище его молодости не было Букингемским дворцом. И всё-таки ощущение чего-то другого, едва ли не враждебного, казалось ему подавляющим. Куда бы он ни посмотрел, все производило впечатление чужого, и Гант не был в достаточной степени космополитом, чтобы преодолеть это чувство. Это походило на шипение на фоне механически убогой музыки, которую повсюду проигрывают в общественных зданиях и лифтах, едва слышное шипение, но никогда не исчезающее. Его чуть не охватило чувство дурного предзнаменования, но усилием воли он стряхнул его. Не было никакой причины думать об этом. Он не знал, что очень скоро убедится в обратном.

* * *

   Барри Вайс уже проснулся в своём гостиничном номере и ждал, когда принесут завтрак. Отель принадлежал к сети американских, и меню завтрака мало отличалось от американского. Местный бекон будет другим по вкусу, но Барри не сомневался, что даже китайские куры несут настоящие яйца. Его эксперимент с вафлями, совершенный накануне, оказался не слишком удачным, а Вайс был человеком, которому был нужен настоящий завтрак, чтобы потом работать целый день.
   В отличие от большинства американских телевизионных репортёров, Вайс сам искал темы для своих передач. Его продюсер был партнёром, а не боссом. Барри считал, что заслужил это своей коллекцией премий «Эмми», несмотря на то что жена частенько ворчала, когда ей приходилось стряхивать пыль с проклятых призов, стоящих за баром в подвале.
   Сегодня ему была нужна свежая тема. Его американская аудитория будет скучать, если ей снова придётся смотреть передачу о торговых переговорах. Он подумал, что понадобится передача с местным колоритом, чтобы американцы почувствовали единение с китайским народом. Это было непросто, а передач о китайских ресторанах более чем достаточно, потому что эти рестораны были единственной «китайской» темой, с которой американцы хорошо знакомы. Что тогда? Что общего у американцев с народом Китайской Народной Республики? Совсем мало, сказал себе Вайс, но должно ведь быть что-то, интересующее американцев. Он стоял у огромного окна, когда принесли завтрак, и официант подкатил тележку к кровати. Оказалось, что ресторан напутал с его заказом, вместо бекона была ветчина, но она выглядела достаточно аппетитно, он не стал возражать и дал официанту щедрые чаевые.
   Что-то надо найти, — думал он, наливая кофе, — но что? С этой проблемой он встречался часто. Писатели нередко ругали репортёров за их разновидность «творческого дара», но такой процесс был вполне реальным. Для репортёров отыскать интересные темы было вдвойне трудно, потому что, в отличие от авторов художественных повестей, они не могли ничего придумывать. Им приходилось использовать реальность, а найти реальность иногда чертовски нелегко, подумал Барри Вайс. Он протянул руку за очками в ящике ночной тумбочки, которыми пользовался для чтения, и с удивлением увидел…
   Впрочем, ничего особенно удивительного в этом не было. Самая обычная вещь в любом американском отеле — Библия, оставленная здесь обществом Гидеона. Она оказалась здесь только потому, что отель принадлежал американцам и управлялся американцами, а у них было соглашение с людьми Гидеона… но какое всё-таки странное место для Библии. Нельзя сказать, чтобы в Китайской Народной Республике был избыток церквей. А христиане здесь есть? Гм. Может быть, это окажется темой для его передачи… В любом случае лучше это, чем ничего. Ещё не решив эту проблему, он вернулся к завтраку. Оператор со своими помощниками уже, наверно, просыпаются. Он попросит своего продюсера поискать в городе христианского священника, может быть, даже католического. Надеяться найти еврейского раввина трудно, хотя очень хотелось бы. Но для этого пришлось бы обратиться в израильское посольство, а это походит на мошенничество.

* * *

   — Как прошёл твой день, Джек? — спросила Кэти.
   У них выдался случайный свободный вечер. Им было нечего делать — никакого ужина с политическими деятелями, никаких приёмов, никакого спектакля или концерта в Центре Кеннеди, не было даже приёма на двадцать-тридцать человек на жилом этаже Белого дома. Джек ненавидел такие приёмы, а Кэти их обожала, потому что она могла пригласить знакомых или тех, кто им нравился, или, по крайней мере, людей, с которыми им хотелось встретиться. Не то чтобы Джеку не нравились приёмы как таковые, но он считал, что жилой этаж этого Дома (так его называли агенты Секретной службы, в отличие от другого Дома, находящегося в шестнадцати кварталах дальше вдоль улицы) являлся единственным частным помещением, которое у него осталось. Даже тот дом, которым они владели на Перегрин Клифф в Чесапикском заливе, был перестроен Секретной службой. Теперь там установили противопожарные спринклеры, примерно семьдесят телефонных каналов, охранную систему вроде той, которая используется для охраны складов ядерного оружия, и построили ещё одно здание для размещения агентов Секретной службы, располагавшихся там в те уик-энды, когда Райанам хотелось убедиться, остался ли у них дом, в который они смогут переехать, когда их официальный музей начнёт излишне действовать им на нервы.
   Но сегодня все было по-другому. Сегодня вечером они снова почувствовали себя почти свободными людьми. Почти, потому что все ещё существовала определённая разница. Если, например, Джек захочет выпить пива или бокал чего-то покрепче, он не может пройти в кухню и взять то, что ему нужно. Это запрещено. Нет, ему приходилось тогда вызвать одного из слуг, работающих в Белом доме, который затем или спустится в кухню, находящуюся в подвале, или поднимется наверх, в расположенный там бар. Он мог, разумеется, настоять на своём и самостоятельно отправиться, куда ему нужно, но это будет означать, что он оскорбил одного из сотрудников обслуживающего персонала. Хотя эти люди, главным образом чернокожие (некоторые утверждали, что ведут свою генеалогическую линию от чернокожих рабов, прислуживавших Эндрю Джексону), не чувствовали себя обиженными, это казалось Джеку совершенно ненужным оскорблением преданных людей. Тем не менее Райан никогда не разрешал другим исполнять свою работу. Да, конечно, приятно, что каждую ночь твои ботинки чистит какой-то парень, которому нечего делать и который получает за это приличное жалованье от правительства. Однако Райану казалось, что не по-мужски позволять другим ухаживать за ним, как за каким-то герцогом, когда на самом деле его отец был постоянно занятым детективом, расследующим убийства, и состоял на службе в полицейском департаменте Балтимора. Самому Джеку понадобилась правительственная стипендия (благодаря службе в корпусе морской пехоты), чтобы закончить Бостонский колледж и не дать матери поступить на работу. Может быть, это зависело от его трудовых корней и воспитания в среде рабочего класса? «Возможно», — думал Райан. Эти корни объясняли также, что он делал теперь, сидя со стаканом в руке в удобном кресле перед телевизором, словно он был, для разнообразия, обычным человеком.
   Из всех членов семьи меньше всего изменилась жизнь у Кэти, если не считать того, что теперь она каждое утро летала на работу на вертолёте «Чёрный ястреб» VH-60 корпуса морской пехоты. Налогоплательщики и средства массовой информации не возражали против этой экстравагантности после того, как на «Песочницу» — дочку Райана, которую тоже звали Кэти, напали в детском саду террористы. Сейчас дети смотрели каждый свой собственный телевизор, а крошечный Кайл Даниэль, известный Секретной службе под именем «Призрак», спал в детской кроватке. Так что эта доктор Райан — кодовое имя «Хирург» — могла сидеть в кресле перед телевизором вместе с мужем, просматривать свои заметки о пациентах и заглядывать в медицинский журнал, что являлось частью её нескончаемого профессионального образования.
   — Как дела у тебя на работе, милая? — спросил «Фехтовальщик» у «Хирурга».
   — Прекрасно, Джек. У Берни Катца родилась ещё одна внучка. Он в восторге.
   — У кого из детей?
   — У его сына Марка — он женился два года назад. Ты помнишь, мы были у него на свадьбе?
   — Он юрист? — спросил Джек, вспоминая церемонию в добрые прежние дни, когда его ещё не прокляла судьба, избрав на пост президента.
   — Да, а его второй сын — Давид — врач, преподаёт в Йельском университете. Он хирург, специализируется на операциях грудной клетки.
   — Я с ним встречался? — Джек не мог припомнить.
   — Нет. Он учился на западе, в Калифорнийском университете. — Она перевернула страницу в последнем номере «Медицинского журнала Новой Англии», затем решила загнуть эту страницу. Здесь была напечатана интересная статья о новом открытии в анастезии, её стоит запомнить. Она поговорит за ланчем с одним из профессоров.
   По традиции каждый раз она садилась во время ланча за стол с коллегой другой специальности, чтобы не отставать от событий, постоянно происходящих в медицине.
   «Следующее крупное открытие, — подумала Кэти, — произойдёт в неврологии». Одному из её коллег по Хопкинсу удалось открыть лекарство, которое, похоже, позволяло возрождаться повреждённым нервным клеткам. Если испытания подтвердят эффективность нового лекарства, его представят на соискание Нобелевской премии. Это будет девятой наградой на стене почётных премий в школе медицины университета Джонса Хопкинса. Её работа с хирургическими лазерами была отмечена премией Ласкера за заслуги в области медицины — высшей наградой в американской медицине, — но всё-таки не была достаточной для поездки в Стокгольм. Тем не менее Кэти осталась довольна и этим. Офтальмология не была отраслью медицины, за которую присуждали Нобелевские премии, зато сам процесс возвращения зрения людям приносил ей огромное удовлетворение. Возможно, избрание Джека президентом и её статус Первой леди помогут ей стать директором института Вилмера, когда Берни Катц решит уйти на пенсию. Она сможет по-прежнему оставаться практикующим хирургом — от этого Кэти никогда не откажется — и в то же время будет следить за исследовательской работой в её области, решать, кто получит гранты и где ведётся действительно важная научно-исследовательская работа. В этом, считала она, заключается её особый талант. «Так что избрание Джека президентом не было таким уж плохим событием», — подумала Кэти.
   Правда, ей не нравилось, что люди ожидали видеть её одетой вроде супермодели. Несмотря на то что она всегда хорошо одевалась, становиться вешалкой для модных платьев никогда не казалось ей привлекательным занятием. По мнению Кэти, вполне достаточно носить красивые вечерние платья на всех проклятых формальных приёмах, на которых ей приходилось присутствовать. При этом она не платила за платья ни цента, потому что их предоставляли изготовители. Из-за этого женскому журналу «Вименс Веар Дейли» не нравилась её манера одеваться, словно белый лабораторный халат должен быть новым шагом в области моды. Нет, конечно, халат являлся её профессиональным обмундированием, вроде униформы морских пехотинцев, охраняющих вход в Белый дом, и она носила этот халат с нескрываемой гордостью. Немногие женщины, да и мужчины, могут утверждать, что достигли вершины в своей профессии. Но она могла. Оказалось, что этот вечер стал таким приятным. Она даже не обращала внимания на увлечение Джека передачей «История», которая сейчас шла по телевидению, даже не сердилась, когда он ворчал по поводу той или иной ошибки, допущенной в толковании исторических событий. Конечно, улыбнулась она, прав именно он, а составители шоу ошибаются… Кэти заметила, что её бокал опустел, а поскольку на завтра у неё не было запланировано операций, она сделала знак дворецкому, чтобы он наполнил его. Несомненно, жизнь могла быть гораздо хуже. К тому же их паника из-за нападения террористов осталась в прошлом благодаря действиям этого агента ФБР, замуж за которого вышла Андреа Прайс. Все уцелели, и она надеялась, что ничего подобного больше не повторится. Её собственные телохранители защищали Кэти. Старший агент Секретной службы, Рой Альтман, возглавляющий группу её телохранителей, вызывал у Кэти такую же уверенность, какую она испытывала в собственной работе.
   — Вот, пожалуйста, доктор Райан, — сказал дворецкий, вручая ей полный бокал.
   — Спасибо, Джордж. Как дела у ваших детей?
   — Старшую дочь только что приняли в университет Нотр-Дам, — ответил он с гордостью.
   — Это великолепно! Какую специальность она выбрала?
   — Подготовительные медицинские курсы.
   Кэти оторвалась от журнала.
   — Очень хорошо. Если я смогу чем-нибудь помочь ей, дайте знать, ладно?
   — Конечно, мадам, обязательно. — «Как приятно, — подумал Джордж, — что это не пустые слова». Муж и жена Райан пользовались огромным уважением у обслуживающего персонала, несмотря на то что оба чувствовали себя неловко из-за проявляемого к ним внимания. Райан заботился об одной семье, вдове и детях какого-то сержанта ВВС, о подробностях их связи с президентом никто не знал. А Кэти лично занималась двумя детьми, у которых возникли проблемы со зрением.
   — Что у тебя завтра, Джек?
   — Завтра я выступаю на конференции Ветеранов Иностранных войн в Атлантик-Сити, слетаю туда и обратно на вертолёте после ланча. Калли написала для меня хороший текст выступления.
   — Она кажется мне немного странной.
   — Да, она непохожа на остальных, — согласился президент, — но отлично справляется со своей работой.
   Слава богу, — подумала про себя Кэти, — что мне не приходится заниматься этим! Её речь заключалась в том, что она говорила пациенту, как собирается исправить его зрение.

* * *

   — В Пекин приехал новый папский нунций, — сказал продюсер.
   — Это как посол, правда?
   Продюсер кивнул.
   — Точно. Итальянец, кардинал Ренато ДиМило. Старый человек, мне ничего о нем не известно.
   — Ну что ж, может быть, стоит съездить и встретиться с ним, — сказал Барри, завязывая галстук. — У тебя есть его адрес и телефон?
   — Нет, но в американском посольстве это знают.
   — Тогда позвони тому парню в посольстве, с которым ты поддерживаешь контакт, — посоветовал Вайс. Он и продюсер работали вместе уже одиннадцать лет, вместе увёртывались от пуль и вместе завоевали премии «Эмми», что было совсем неплохо для пары бывших сержантов морской пехоты.
   — Сейчас позвоню.
   Вайс посмотрел на часы. Времени было достаточно. Он может подготовить передачу безо всякой спешки, загрузить на спутник, в Атланте её отредактируют, и американцы увидят передачу за завтраком. Этого будет достаточно для одного дня работы в этой языческой стране. Черт возьми, почему они не проводят торговые конференции в Италии?
   Вайс вспомнил прекрасный вкус итальянской пищи, так полюбившейся ему, когда он служил морским пехотинцем на средиземноморской эскадре. А итальянские женщины! Им так нравилась форма американских морских пехотинцев! Впрочем, она нравилась не только итальянкам.

* * *

   Ни кардинал ДиМило, ни монсеньор Шепке так и не сумели привыкнуть ко вкусу китайского завтрака, который разительно отличался от всего, что едят утром европейцы.
   Они нашли выход — Шепке готовил завтрак каждое утро ещё до прихода китайского обслуживающего персонала. Им оставалось мыть посуду, и этого было достаточно для обоих служителей церкви. Они уже отслужили утреннюю мессу, для чего им нужно было просыпаться каждым утром до шести часов, как солдатам, часто замечал про себя старый итальянец.
   Утренней газетой была «Интернэшнл Гералд Трибьюн», которая ориентировалась в основном на американцев, ведь мир так несовершенен. По крайней мере, в газете приводились результаты футбольных матчей, а европейский футбол интересовал обоих прелатов. Больше того, Шепке мог сам выйти и поиграть в футбол, когда была такая возможность. ДиМило, которой был отличным полузащитником в своё время, сейчас был вынужден только наблюдать и давать советы.

* * *

   У бригады CNN имелся собственный микроавтобус, сделанный в Америке и привезённый в Китай много лет назад. У него было своё миниатюрное оборудование спутниковой связи, маленькое чудо техники, которое позволяло устанавливать мгновенный контакт с любым местом на планете через находящиеся на орбите спутники связи. Его аппаратура позволяла делать что угодно и когда угодно, кроме того времени, когда микроавтобус двигался. Сейчас над этим тоже работали специалисты, и это станет новым крупным прорывом, потому что тогда передвижные телевизионные бригады смогут работать безо всяких помех со стороны нехороших парней, в какой бы стране они ни находились.
   У них была также навигационная система, основанная на связи со спутниками, позволявшая найти дорогу в любом городе мира, карта которого находилась у телевизионной бригады на CD-ROM. Располагая таким оборудованием, они могли сами отыскать нужный адрес, причём быстрее, чем местные таксисты. Имея сотовый телефон, они могли узнать адрес, в данном случае запросив американское посольство, в котором имелись адреса всех иностранных посольств. Адрес дома папского нунция был всего лишь ещё одним. Кроме того, с помощью сотового телефона можно было заранее предупредить о своём приезде. Сначала на их звонок ответил китайский голос, затем другой, с немецким акцентом — подумать только! — но который сказал: конечно, приезжайте.
   Барри Вайс был одет в опрятный костюм с галстуком и пиджаком — эта привычка к аккуратности сохранилась у него ещё с тех пор, когда он служил в корпусе морской пехоты. Он постучал в дверь, которую открыл, разумеется, местный житель — ему хотелось называть их «туземцами», но это было бы слишком некорректно, с оттенком расизма — и проводил их внутрь дома. Первый европеец, встретивший их, совершенно очевидно, не был кардиналом. Слишком молодой, слишком высокий и слишком явный немец.