Клэнси Том. Медведь и Дракон

   — Олег, я хочу, чтобы ты указал мне в сторону мужского туалета, — сказал агент ФБР. — Через пятнадцать секунд.
   Провалов отсчитал про себя секунды, затем вытянул руку в сторону главного входа. Райли похлопал его по плечу и направился в указанную сторону.
   Ресторан «Киевский князь Михаил» был хорошим заведением, но в туалете у него не было обслуживания, как это делалось в большинстве европейских ресторанов. Может быть, потому, что американцы чувствовали себя неловко в присутствии постороннего человека, или, возможно, дирекция считала это неоправданной тратой денег. Райли вошёл и увидел три писсуара, два из которых были заняты. Он расстегнул «молнию» на брюках, помочился, затем застегнул «молнию» и повернулся, чтобы вымыть руки, глядя при этом вниз… заметил уголком глаза, что двое мужчин обменялись взглядом. Русский был выше ростом. В туалете к стене был прикреплён рулон с бумажным полотенцем, какие в Штатах уже стали редкостью. Райли потянул вниз полотенце и вытер руки. Ждать дальше было невозможно. Направившись к двери, он наполовину вытащил из кармана ключи от машины. Открыв дверь туалета, Райли выронил ключи, выругался и нагнулся, чтобы подобрать их, скрывшись из вида мужчин за перегородкой, подобрал ключи с кафельного пола и выпрямился.
   И тут он увидел все. Передача была осуществлена мастерски. Правда, они могли проявить побольше терпения, но, очевидно, не приняли во внимание важность присутствия американца. К тому же оба были отлично подготовленными профессионалами. Они едва коснулись друг друга. Да и прикосновение произошло ниже поясницы, и случайный наблюдатель просто не заметил бы ничего. Райли, однако, не был случайным наблюдателем, и происшедшее было для него очевидным. Это была классическая мгновенная передача, осуществлённая так хорошо, что при всём опыте Райли не сумел определить, кто передал, что и кому. Агент ФБР продолжил движение, вышел из туалета и направился к своему стулу у бара. Там он сделал жест бармену и заказал ещё одну рюмку перцовки, решив, что заслужил её.
   — Ну что?
   — Узнай, кто этот китаец. Он и наш друг обменялись чем-то в сортире. Мгновенная передача, отлично осуществлённая, — сказал Райли, улыбаясь и делая жест в сторону брюнетки, сидящей у бара. Осуществлённая так хорошо, что, если бы Райли заставили выступить в качестве свидетеля и описать происшедшее присяжным, адвокат, закончивший юридический колледж всего неделю назад, смог бы легко вынудить его признаться, что он, по сути дела, ничего и не видел. Но это сказало ему о многом. Такой уровень мастерства мог быть или результатом совершенно случайной встречи между двумя абсолютно невинными людьми — исключительно редкое совпадение, — или операцией, проведённой двумя отлично подготовленными профессиональными разведчиками в идеальном месте и с идеальным мастерством. Провалов повернулся в их сторону как раз в тот момент, когда двое мужчин вышли из туалета. Они даже не обратили внимания или не признали существования друг друга, ничуть не больше, чем обращают внимание на уличную собаку, — в точности как если бы действовали два посторонних человека после случайной встречи в туалете с незнакомцем. Но теперь, после того как Конев/Суворов вернулся к своему стулу у стойки бара, он взял свою рюмку и перестал регулярно поглядывать в зеркало. Больше того, он повернулся и обратил внимание на сидящую рядом девушку, затем сделал знак бармену, чтобы тот принёс ей коктейль. Она приняла предложенный напиток с тёплой коммерческой улыбкой. Улыбка на её лице ясно показывала, что она нашла своего клиента на предстоящую ночь. «Девушка явно обладает театральным талантом», — подумал Райли.
   — Значит, наш друг не будет спать в одиночку этой ночью, — сказал он русскому коллеге.
   — Прелестная девушка, — согласился Провалов. — Года двадцать три, как ты думаешь?
   — Пожалуй, может быть, чуть моложе. Хорошие буфера. Этот китаец — явный разведчик. Ты не заметил, кто-нибудь следит за ним?
   — Нет, я никого не заметил, — ответил капитан. — Возможно, он неизвестен как разведчик.
   — Да, конечно, все ваши контрразведчики отправились на отдых в Сочи. Черт возьми, парень, за мной они следят постоянно.
   — Выходит, я один из твоих агентов? — спросил Провалов.
   Усмешка.
   — Предупреди меня, когда захочешь обратиться за политическим убежищем, Олег Григорьевич.
   — Значит, китаец в светло-синем костюме?
   — Точно. Невысокий, примерно пять футов четыре дюйма, может быть, пять и пять, толстый, короткая стрижка, лет сорок пять.
   Провалов перевёл это в сто шестьдесят три сантиметра, семьдесят килограммов и пометил это у себя в памяти, когда повернулся и посмотрел на его лицо, метрах в тридцати. Китаец выглядел совершенно обычным, как следует выглядеть шпионам. Закончив с этим, капитан пошёл в туалет, чтобы связаться по телефону со своими людьми, ждущими в автомобилях снаружи.
   Этим и закончился вечер. Конев/Суворов ушёл из ресторана через двадцать минут, держа под руку брюнетку, и поехал к себе домой. Один из агентов Провалова остался в машине и проводил китайца к его автомобилю, на котором были дипломатические номера. Всё записали, и милиционеры разъехались по домам после продолжительного рабочего дня, так и не догадавшись, в какой важной операции они участвовали.

Глава 20
Дипломатия

   — Как ты считаешь? — спросил Ратледж, взяв свои заметки из рук Государственного секретаря Адлера.
   — Написано неплохо, при условии, что ты сможешь произнести это послание должным образом, — сказал своему подчинённому Государственный секретарь.
   — Я знаком с этим процессом. — Затем он сделал паузу. — Президент хочет, чтобы это послание было передано недвусмысленным образом, верно?
   Адлер кивнул.
   — Да.
   — Ты знаешь, Скотт, я ещё никогда не обрушивался на людей так круто.
   — Когда-нибудь тебе хотелось этого?
   — Несколько раз в переговорах с Израилем. И с Южной Африкой, — задумчиво добавил Ратледж.
   — Но никогда в переговорах с китайцами или японцами?
   — Скотт, мне ещё не приходилось принимать участие в торговых переговорах, помнишь? — Однако на этот раз ему придётся принять участие в них, потому что миссия в Пекине должна быть важной, с участием высокопоставленного дипломата, вместо обычного посла. Китайцы уже знали об этом. С их стороны переговоры начнутся с участием министра иностранных дел, хотя продолжать их будет дипломат рангом пониже, специалист по внешней торговле. В прошлом он успешно провёл такие переговоры с Америкой. Государственный секретарь Адлер, с разрешения президента Райана, организовал утечку информации о том, что на этот раз время и правила могут немного отличаться от предыдущих переговоров. Его беспокоило, что Клифф Ратледж не совсем тот человек, которому можно поручить передачу подобного послания, но Клифф был единственным специалистом в государственном департаменте, находящимся сейчас на месте.
   — Как ты сработался с этим Гантом из Министерства финансов?
   — Если бы он был дипломатом, нам пришлось бы воевать со всем проклятым миром, но, по моему мнению, он неплохо разбирается в цифрах и компьютерах, — признался Ратледж, даже не пытаясь скрыть отвращение к этому еврею, родившемуся в Чикаго и ведущему себя наподобие богатого выскочки. То, что сам Ратледж родился в семье со скромным достатком, было им уже давно забыто. Образование, полученное в Гарварде, и дипломатический паспорт помогли ему вычеркнуть из памяти всё, что он не желал помнить.
   — Не забудь, что он протеже Уинстона, а Уинстон нравится Райану, понял? — мягко предостерёг своего подчинённого Адлер. Он решил не поднимать вопрос об антисемитизме этого белого англосаксонского протестанта. Жизнь слишком коротка, и Ратледж знал, что его карьера целиком и полностью зависит от Скотта Адлера. Он мог получать гораздо больше денег в качестве консультанта после ухода из Государственного департамента, но увольнение из Туманного Болота никак не увеличит его ценность на рынке свободных агентов.
   — Не стану скрывать, Скотт, мне действительно нужна помощь по денежным аспектам торговых отношений. — Кивок, сопровождавший эту фразу, был полон уважения. Отлично. Он знал, что следует прогнуться перед начальством в случае необходимости. Адлер даже не подумал о том, чтобы ознакомить Ратледжа с содержанием разведывательного донесения, переданного ему президентом. В этом профессиональном дипломате было что-то, не вызывающее доверия у Государственного секретаря.
   — Как относительно канала связи?
   — Наше посольство в Пекине обладает каналом связи с использованием кода «Чечётка». Там есть даже новый телефон, такой же, как на самолёте. — Но с использованием этого канала возникли трудности, о которых недавно сообщили из Форт-Мид. Приборы не всегда беспрепятственно соединялись друг с другом, а попытка применения космической связи только ухудшила ситуацию. Ратледж, подобно большинству дипломатов, редко задумывался о столь тривиальных мелочах. Он часто ожидал, что разведывательная информация появится перед ним, словно по мановению палочки фокусника. Его редко интересовало, каким образом она получена, зато он всегда подвергал сомнению мотивацию источника, кем бы он ни был. Короче говоря, Клифф Ратледж-второй был идеальным дипломатом. Он мало во что верил, за исключением собственной карьеры, и находился в плену смутных представлений относительно международного согласия и своей способности помочь избежать войны благодаря одной силе своего блестящего таланта.
   Правда, у Ратледжа имелись и некоторые достоинства, признался себе Адлер. Он был компетентным дипломатом, знавшим, когда следует перевести трудный разговор в шутливую беседу и как представить позицию своей страны в спокойных, но одновременно твёрдых формулировках. У Государственного департамента никогда не было достаточно таких дипломатов. Как однажды кто-то заметил о Теодоре Рузвельте: «Самый приятный джентльмен, когда-либо перерезавший глотку собеседнику». Но Клифф никогда не сделает этого, даже если это понадобится для его карьеры. Наверно, он даже бреется электрической бритвой, но не из опасения порезаться, а из страха вида крови.
   — Когда отправляется твой самолёт? — спросил «Орёл» у своего подчинённого.

* * *

   Барри Вайс уже уложил вещи. Он приобрёл в этом немалый опыт, как и следовало ожидать, потому что ему приходилось путешествовать не меньше пилота международных авиалиний. Бывший морской пехотинец, которому исполнилось пятьдесят четыре года, он работал на CNN больше двадцати лет, с момента появления этой службы новостей. Он передавал новости о деятельности контрас в Никарагуа и о первых бомбардировках Багдада. Он присутствовал при раскопках массовых захоронений в Югославии и вёл прямую передачу в эфир о дорогах смерти в Руанде, одновременно желая, чтобы у него была возможность, и в то же время благодаря бога, что не существует возможности передать через микрофон ужасный запах трупов, который он все ещё чувствовал во сне. Профессиональный репортёр, Вайс считал, что его миссия в жизни заключается в том, чтобы передавать правду с места событий, туда, где живут люди, желающие знать правду, — или заставить равнодушных обывателей заинтересоваться людской трагедией, если они пока не проявляют к ней интереса. У него не было какой-нибудь личной идеологии, несмотря на то, что он искренне верил в справедливость, и одним из способов её осуществления являлась передача правдивой информации членам коллегии присяжных — в его случае зрителям, следящим за репортажами по телевидению. Барри Вайс и люди, подобные ему, изменили Южную Африку, превратив её из расистского государства в демократическую страну, и он сыграл немалую роль в уничтожении мирового коммунизма. Правда, по его мнению, является самым мощным оружием в мире, если у тебя есть возможность донести её до среднего американца. В отличие от большинства репортёров, Вайс уважал «Джо», по крайней мере, тех, кто был достаточно умён, чтобы следить за его телевизионными передачами. Они хотели знать правду, и его задача заключалась в том, чтобы всеми возможными способами донести до них эту правду. Он часто сомневался в своих способностях и нередко задавал себе вопрос, насколько хорошо он справляется с порученным ему делом.
   По пути к двери он поцеловал жену и пообещал вернуться с подарками для детей, как делал всегда. Затем вышел из дома и потащил свой багаж к единственной роскоши, которую позволил себе, — красному двухместному «Мерседесу». Разместившись за рулём, Вайс поехал на юг к кольцевому шоссе, опоясывающему округ Колумбия, и дальше снова на юг к авиабазе ВВС Эндрюз. Ему нужно было приехать пораньше, потому что охранники ВВС начали проявлять излишнюю заботу о безопасности пассажиров. Возможно, толчком к этому послужил глупый фильм, в котором террористы проходят мимо всех вооружённых охранников — несмотря на то что охранники всего лишь принадлежали к ВВС и не были солдатами корпуса морской пехоты, они всё-таки вооружены автоматами и по крайней мере производили грозное впечатление. Миновав все посты, террористы поднялись на борт одного из самолётов 89-го авиакрыла, что, по мнению Вайса, было равносильно тому, будто карманник войдёт в Овальный кабинет и свистнет бумажник из кармана президента. Но у военнослужащих свои правила, пусть и бессмысленные. Это он хорошо запомнил со времени службы в корпусе морской пехоты. Таким образом, он поедет к авиабазе, минуя все контрольные пункты, в которых находились охранники, знающие его лучше, чем собственного командира, и будет ждать прибытия официальной делегации в роскошной комнате для отдыха важных персон в конце взлётной полосы Ноль-один авиабазы Эндрюз. Затем они поднимутся на борт почтенного VC-137, и начнётся бесконечный полет в Пекин. Кресла здесь были комфортабельными и обслуживание, как в первом классе авиалайнера, но такие продолжительные перелёты никогда не доставляют удовольствия.

* * *

   — Там я ещё не был, — сказал Марк Гант, отвечая на вопрос Джорджа Уинстона. — Ну, что за человек Ратледж?
   Министр финансов пожал плечами.
   — Профессиональный дипломат из Государственного департамента, пробился очень высоко в дипломатической иерархии. У него были хорошие политические связи — когда-то был близким другом Эда Келти.
   Бывший биржевой брокер поднял голову.
   — Вот как? Тогда почему Райан не уволил его?
   — Джек не играет в такие игры, — ответил Уинстон, спрашивая себя: а не стал ли в этом случае принцип на пути здравого смысла?
   — Джордж, он все ещё весьма наивный человек, не так ли?
   — Может быть, но он честный, и для меня этого достаточно. Он поддержал нас по вопросу налоговой политики, и проект закона должен пройти через конгресс в течение ближайших недель.
   Гант сказал, что поверит лишь после того, как увидит закон собственными глазами.
   — При условии, что каждый лоббист в городе не прыгнет впереди поезда.
   Это вызвало у министра финансов насмешливое ворчание.
   — Значит, колёса смажут ещё лучше. Знаешь, было бы неплохо запереть всех этих мерзавцев и выбросить ключ…
   Джордж, — Гант не мог сказать это в кабинете министра финансов, — если ты веришь в это, значит, ты проводишь с президентом Районом слишком много времени. Но, строго говоря, порой идеализм не такая уж плохая вещь.
   — Я буду доволен, если нам удастся прижать этих китайских ублюдков по вопросу торгового баланса. Райан поддержит нас, как ты думаешь?
   — Он сказал, что обещает поддержку до самого конца. Я верю ему, Марк.
   — Думаю, не следует торопиться. Посмотрим. Надеюсь, этот парень Ратледж разбирается в цифрах.
   — Он окончил Гарвард, — заметил Уинстон.
   — Я знаю, — ответил Гант. У него было предубеждение против академических институтов, хотя сам он окончил Чикагский университет двадцать лет назад. Что, черт побери, представляет собой этот Гарвард кроме престижа?
   Уинстон засмеялся.
   — Не все выпускники Гарварда глупцы.
   — Поживём — увидим, босс. Между прочим, — он поставил свой чемодан на колёсики, а компьютер повесил на плечо, — внизу меня ждёт автомобиль.
   — Желаю удачи, Марк.

* * *

   Её звали Янг Лиен Хуа. Ей было тридцать четыре года, на девятом месяце беременности и очень перепугана. Это была её вторая беременность. В результате первой у неё родился сын, которого назвали Ю Лонг, особенно благоприятное имя для мальчика.
   Это можно примерно перевести как «Большой Дракон». Однако мальчик скончался в четыре года, когда проезжающий велосипедист столкнул его с тротуара прямо под колёса пассажирского автобуса. Его смерть потрясла родителей и опечалила даже местных партийных функционеров, которые приняли участие в расследовании несчастного случая.
   Водителя автобуса признали невиновным, а найти велосипедиста так и не удалось. Горе так повлияло на миссис Янг, что она стала искать утешение там, куда правительство её страны не рекомендует обращаться.
   Это было христианство, иностранная религия, презираемая по сути, хотя и не по закону. В другое время она нашла бы утешение в учениях Будды или Конфуция, но эти два учения были почти полностью стёрты из общественного сознания марксистским правительством, которое по-прежнему считало любую религию опиумом для народа.
   Коллега по работе тихим голосом посоветовала Янг встретиться с её «другом», человеком по имени Ю Фа Ан. Миссис Янг отыскала его, и таким образом начался её путь к «измене».
   Она узнала, что преподобный Ю был хорошо образованным и много путешествовавшим мужчиной, это повысило пастора в её глазах. Оказалось также, что он умеет слушать собеседницу, понимает каждое её слово, время от времени наливает ей чашку чая, сочувствует её горю, с утешением касается руки, когда слезы текут по лицу. Только после того, как женщина окончила рассказ о своих страданиях, Ю начал свои уроки. Он объяснил ей, что Ю Лонг находится сейчас у Бога, потому что Бог с особым сочувствием относится к невинным детям. Пусть сейчас она не может увидеть своего сына, мальчик видит её, смотрит на неё с небес, и хотя горе женщины вполне понятно, она должна верить в то, что Бог Земли является Богом Всепрощения и Любви. Ведь он послал своего единственного Сына на землю, для того чтобы направить людей по верному пути и заплатить собственной жизнью за грехи человечества. Ю вручил ей Библию, напечатанную на гойю, национальном языке КНР (также именуемом мандаринским), и помог ей найти соответствующие места в Книге.
   Все это оказалось непросто для миссис Янг, но так велико было её горе, что она раз за разом возвращалась к преподобному Ю для того, чтобы получить новые советы, и, наконец, привела с собой мужа, Куона. Мистер Янг оказался гораздо более трудным орешком для любой религии. Он служил в Народной армии, и там ему внушили веру в политику государства. Он проявил себя достаточно хорошо, отвечая на вопросы во время тестов, и его послали в школу сержантов, где требовалась полная политическая надёжность. И всё-таки Куон был хорошим отцом для своего маленького Большого Дракона. Он тоже обнаружил слишком большую брешь в своей вере, и скоро оба Янга, муж и жена, начали посещать тайные церковные службы преподобного Ю. Постепенно они начали воспринимать свою потерю с верой в вечную жизнь Ю Лонга, и поверили в то, что придёт день, и они снова встретятся с ним в присутствии Всемогущего бога, существование которого становилось для них все более реальным.
   В ожидании этого дня они продолжали жить, как раньше. Оба работали на одной и той же фабрике, жили в квартире, выделенной для представителей рабочего класса в пекинском районе Ди Анмен недалеко от парка Ингсхан — Каменноугольного Холма. Они трудились на фабрике каждый день, смотрели передачи государственного телевидения по вечерам, и скоро Лиен Хуа забеременела снова.
   Таким образом, они нарушили государственную политику контроля за численностью населения. Прошло много времени с публикации закона, в соответствии с которым у каждой семьи может быть только один ребёнок. Для второй беременности требовалось официальное правительственное разрешение. Хотя вторую беременность, в общем, не запрещали тем, у кого умер первый ребёнок, всё равно требовалось получить формальное разрешение. Такое разрешение не выдавалось политически неустойчивым родителям. Это означало, что незаконную беременность следовало прерывать. С соблюдением всех мер предосторожности и в государственной больнице за счёт государства — но прерывать обязательно.
   Христианство как раз и являлось признаком политической неблагонадёжности для коммунистического правительства, поэтому неудивительно, что Министерство государственной безопасности внедрило своих агентов в паству преподобного Ю. Этот агент — вообще-то их было трое, на случай если один из них подвергнется тлетворному влиянию религии и сам станет ненадёжным, — включил семью Янгов в список политически ненадёжных людей. По этой причине, когда миссис Янг Лиен Хуа должным образом зарегистрировала свою беременность, в её почтовом ящике появилось официальное письмо с указанием явиться в больницу Лонгфу на улице Мейсхугуан для терапевтического аборта.
   Согласиться на это Лиен Хуа не хотела. Данное ей имя означало в переводе «Цветок Лотоса», но она была создана из гораздо более прочного материала. Через неделю она написала в соответствующее правительственное агентство и сообщила, что у неё произошёл выкидыш. Учитывая природу бюрократии, никому не пришло в голову проверить это.
   Эта ложь всего лишь дала Цветку Лотоса шесть месяцев постоянно растущего стресса.
   Она не ходила к врачу, её не навещал даже никто из «босоногих медиков», которых изобрело правительство КНР поколением раньше, что вызвало восторг у левых во всем мире. Лиен Хуа была здоровой и сильной женщиной, и человеческое тело было спроектировано природой для рождения здоровых детей задолго до появления акушеров.
   Она могла скрывать свой растущий живот главным образом благодаря мешковатой одежде. Чего она не могла спрятать — по крайней мере, от себя — это её внутренний страх. Она носила нового ребёнка. Она хотела его, хотела получить ещё один шанс стать матерью. Она хотела чувствовать губы ребёнка, сосущего её грудь. Она хотела любить и ласкать его, наблюдать за тем, как он учится ползать и стоять, ходить и говорить, видеть, как вырастет старше четырех лет, пойдёт в школу, выучится и станет хорошим взрослым человеком, которым она будет гордиться.
   Проблема заключалась в политике. Государство принуждало население выполнять закон с крайней жестокостью. Она знала, что может случиться — шприц, наполненный формальдегидом, будет воткнут в головку младенца в самый момент его появления на свет. В Китае это являлось государственной политикой. Для Янгов это было заранее обдуманное хладнокровное убийство, они приняли решение не терять второго ребёнка, который, как сказал им преподобный Ю, был даром самого бога.
   И они нашли способ. Если ты родишь ребёнка дома без медицинской помощи, и если ребёнок сделает свой первый вдох, то государство не убьёт его. Существовали вещи, перед осуществлением которых пасовало даже правительство Китайской Народной Республики, и убийство живого дышащего младенца было одной из них. Но до тех пор, пока он не сделал этого вдоха, младенец ценился не больше куска мяса на рынке. Ходили даже слухи, что китайское правительство продавало органы убитых, едва родившихся младенцев на мировом рынке человеческих тканей, которые использовались в медицине.
   Семья Янгов верила в это.
   Таким образом, их план заключался в следующем: Лиен Хуа родит ребёнка дома, после чего они представят это государству как свершившийся факт, и спустя некоторое время преподобный Ю проведёт обряд крещения. Чтобы осуществить свой план, миссис Янг поддерживала себя в хорошей физической форме, каждый день проходила два километра, правильно питалась и вообще делала всё, что рекомендовалось матерям, готовящимся к родам, в брошюре, опубликованной государством. А если вдруг случится что-то ужасное, они обратятся за советом к преподобному Ю. Этот план дал возможность Лиен Хуа справиться со стрессом — по сути дела это был страх, разрывающий сердце, — вызванный её антигосударственной беременностью.

* * *

   — Как дела? — спросил Райан.
   — Ратледж обладает всеми необходимыми способностями, и мы дали ему инструкции, в которых он нуждается. Надеюсь, он выполнит их должным образом. Вопрос заключается в следующем: согласятся ли китайцы?
   — Если не согласятся, ситуация станет для них намного труднее, — заявил президент, пусть не холодным голосом, но по крайней мере с определённой решительностью. — Если они надеются запугать нас, Скотт, полагаю, что настало время показать им, кто старший брат на дворе.
   — Они будут сопротивляться. У них опция на четырнадцать «Боингов-777» — они заключили договор четыре дня назад, помнишь? Это первое, с отмены чего они начнут, если наша позиция не понравится им. Отказ от покупки «Боингов» будет означать для нас потерю больших денег и поставит под вопрос рабочие места на заводе в Сиэтле, — предостерёг Государственный секретарь.
   — Я всегда ненавидел шантаж, Скотт. К тому же это классический пример, когда выигрывают цент и проигрывают доллар. Если мы отступим из-за этого, то потеряем в десять раз больше денег и рабочих мест в других отраслях — да, конечно, это произойдёт не в одном месте, так что телевизионщики не смогут направить туда свои камеры и не сумеют донести до зрителей подлинную историю. Они снимут лишь то, что поместится на их полудюймовых лентах. Но я нахожусь здесь не для того, чтобы идти на поводу у проклятых средств массовой информации. Моя задача заключается в том, чтобы в силу своих способностей служить нашему народу, Скотт. И клянусь господом, именно так и произойдёт, — пообещал своему гостю президент Соединённых Штатов.