Коллинз Джеки. Лаки

   – Заткните ребенка, – потребовала она.
   Няня Мейбл предупреждающе посмотрела на Бриджит.
   – Не заткнусь! – выкрикнула та. – Я буду делать что захочу. Вот так, глупая толстая свинья!
   – Нет, не будешь, – сказала охранница.
   – Буду!
   – О Боже! – простонала няня Мейбл.
 
   Матт Трайнер стоял в дверях номера Олимпии.
   – Вы кто такой? – недружелюбно спросила она, запахивая китайский халат.
   – Я отвечаю за все, что происходит в отеле, мисс Станислопулос.
   – Полагаю, вам передали мою просьбу?
   – Какую просьбу?
   – Относительно Лаки Сантанджело.
   – Боюсь, что нет.
   – А все-таки, где она?
   – Мисс Сантанджело больше не связана с отелем «Маджириано».
   Олимпия наморщила лоб.
   – Жаль.
   Матт не любил, когда его держат у порога, как посыльного.
   – Разрешите мне войти?
   – Зачем?
   Матт решил, что ему совсем не нравится светловолосая пухлая наследница с капризным выражением лица и обаянием вздорной продавщицы.
   – У нас возникла небольшая проблема с вашей дочерью.
   – Какая скука! Что она натворила?
   – Лягнула охранницу, попыталась перевернуть карточный столик и...
   – Где она сейчас? – перебила его Олимпия.
   – Внизу в конторе. Она подняла большой шум. Она отказывается... успокоиться... пока вы ее не заберете.
   – Боже! – Олимпия явно начинала раздражаться. – А что ее няня? Почему она ее не утихомирит?
   – Похоже, няня не может воздействовать на ребенка.
   Олимпия закатила глаза.
   – Как все это неприятно, – сказала она ядовито, как будто Матт сам был во всем виноват. – Подождите. Мне надо одеться.
   Она захлопнула дверь перед его носом, и он целых десять минут сердито мерил шагами коридор. Но наконец Олимпия вышла, и они в молчании отправились вниз.
   Бриджит сидела нахохлившись в маленькой конторе и в полный голос скандировала:
   – Лас-Вегас воняет! Лас-Вегас воняет!
   Няня Мейбл, красная как рак, нервно топталась у дверей, а серьезного вида охранница стояла у стены, вытянувшись по стойке «смирно».
   Олимпия смерила дочь ледяным взглядом голубых глаз, и та тут же замолчала.
   – Что здесь происходит? – требовательно спросила Олимпия.
   Бриджит разразилась бурным потоком давно подготовленных слез.
   – Мамочка, мамочка, меня здесь так обижали. Очень очень обижали.
   – Прошу прощения, – вмешалась охранница. – Ребенка не мешало бы хорошенько отшлепать. Она груба, избалована и...
   – Меня не интересует ваше мнение, – отмахнулась Олимпия. – Пойдем, Бриджит. Пора спать. – Она бросила на Матта уничтожающий взгляд. – Моя дочь устала, у нее был трудный день. – С этими словами она взяла Бриджит за руку и величественно удалилась.
   Няня Мейбл с виноватым видом поплелась следом.

ГЛАВА 47

   Кэрри Беркли была женщина с отличным вкусом. На протяжении многих лет замужества – сначала за Бернардом Даймсом, затем за Эллиотом Беркли – она оставалась знаменитостью, из тех, кто вроде бы ничего особенного не делает, но тем не менее всегда упоминается в колонках светской хроники и чьи фотографии часто появляются на страницах модныx журналов. Несколько лет подряд она входила в десятку самых красивых женщин Америки в классификации «Харперс Базар».
   Разведясь с Эллиотом и найдя постоянное пристанище на Фаер-Айленд, она порвала со светской жизнью. Но ее еще хорошо помнили, поэтому договориться о встрече с Фредом Е.Лестером из издательства «Лестер и Веллингтон» не составляло никакого труда.
   Стивен хотел сопровождать ее, но Кэрри воспротивилась.
   – Я без твоей помощи прекрасно разберусь, он это или не он, – холодно отрезала она.
   Именно такие чувства стала испытывать Кэрри по отношению к Стивену в последнее время. Холод, отчуждение. Да, он ее сын, но она никогда не простит ему те мучения, которые он заставил ее испытать. Никогда.
   Разве это имеет такое уж значение, кто именно его отец?
   Оба они негодяи. Какая разница?
   Фред Е.Лестер сидел за дубовым столом в большом уютном кабинете. Высокий, широкоплечий, с лысиной, окаймленной венчиком седых волос, и со здоровым свежим загаром. На вид ему было под семьдесят. Когда предупредительная секретарша ввела Кэрри в его кабинет, он встал, обошел вокруг стола и, протягивая к ней обе руки, объявил:
   – Наверное, вы меня не помните, прошло уже столько лет, но...
   Ее охватила паника. Так это он!
   Кровь отхлынула от ее щек, в желудке ощутилась неприятная пустота.
   – На благотворительном балу, – говорил он тем временем. – Наверное, лет двадцать назад. Вы с тех пор совсем не изменились. Такая же красивая.
   С чувством огромного облегчения она опустилась в кресло. Нет, все-таки не он. Фред Е.Лестер совсем не походил на выпускника колледжа из тех давно прошедших дней.
   Да и как вообще возможно узнать человека, с которым она провела одну-единственную ночь сорок два года назад? Черт бы побрал Стивена. Зачем он подвергает ее таким испытаниям?
   – Кофе? Чаю? Или чего-нибудь покрепче? – спросил Лестер.
   Его секретарша в ожидании застыла в дверях.
   – Чаю, – ровным голосом ответила Кэрри. – С лимоном.
   – Принесите две чашки, пожалуйста, – попросил Фред, снова усаживаясь за стол и поигрывая серебряной ручкой.
   Кэрри старалась вернуть спокойное расположение духа.
   Она огляделась вокруг. На всех стенах висели оправленные в рамки книжные обложки.
   – Свидетельства моих побед, – пояснил Фред со скромной улыбкой. – В нашем деле принято хвалиться победами и скрывать поражения.
   Кэрри вежливо улыбнулась.
   – Так вот, – продолжал Фред, сводя руки вместе. – Будем надеяться, что нас с вами ждет большой успех.
   – Простите?
   – Вы ведь хотите написать для нас книгу, не так ли?
   Она только сейчас вспомнила, что именно поэтому сидела в его кабинете. Стивен позвонил и договорился о встрече.
   «У миссис Кэрри Беркли имеется интересная идея», – сказал он, и ей тут же назначили время.
   – У меня есть только кое-какие наметки, – извиняющимся тоном сказала она.
   – С этого все всегда и начинается, – улыбнулся он.
   Кэрри не могла отвести взгляда от его лысины. Она сияла, как будто натертая мягкой тряпочкой. Голова Белого Джека тоже сияла. Черная и блестящая. Иногда он смазывал ее маслом. «От этого все симпатяшки кончают», – пояснил он тогда с порочной ухмылкой, обнажая большие белые зубы.
   – Насколько я могу догадываться, вы бы хотели написать книгу о секретах красоты, – предположил Фред Лестер. – Я угадал?
   – Да, о красоте и – гм, – может быть, о моде, о вкусе, – ответила она, подхватывая его идею.
   – Прекрасно. И очень своевременно.
   У него были очень милые глаза. Добрые и карие. На столе стояли три семейные фотографии в серебряной оправе.
   В его обществе она чувствовала себя спокойно и уверенно. Странно, но он чем-то напоминал ей первого мужа, Бернарда.
   – Ну что ж, – сказал он. – Давайте вы мне расскажете, в чем конкретно состоит ваша идея, и мы от этого будем плясать, согласны?
   Она кивнула и начала лихорадочно придумывать хоть что-нибудь.

ГЛАВА 48

   Коста встретил Лаки в аэропорту. Он улюлюкал над Роберто, как будто это он был счастливым дедушкой.
   – Ты ведь еще не сказал Джино? – потребовала она ответа.
   – Я прилетел вчера поздно вечером, – пояснил Коста. – Он даже не знает, что я здесь.
   – Хорошо. Его ждет настоящий сюрприз.
   Лаки устроилась в отеле «Беверли-Хиллз» и сразу же позвонила Джино.
   К ее разочарованию, его не оказалось дома. Теперь, когда она решилась открыться ему, ее ужасно раздражали всякие препятствия. Скоро Димитрий сделает официальное сообщение, и она совсем не хотела, чтобы Джино узнал о ее браке из газет.
   – Когда он вернется? – спросила она прислугу.
   – Позже, – все, что могла сказать служанка.
   «Позже» могло значить что угодно. Интересно, где он все-таки был? Что делает в Лос-Анджелесе человек, не занятый в кинобизнесе? Джино всегда был таким неугомонным.
   Неужели он не скучал по суете Лас-Вегаса? Уж конечно, он не станет проводить дни в пеших прогулках.
   Пока Роберто спал, они с Костой пообедали около бассейна.
   – Ну, Лаки, – поинтересовался Коста, – когда же ты мне скажешь? За кого ты вышла замуж?
   Она глубоко вдохнула.
   – За Димитрия Станислопулоса.
   – Нет, без шуток, за кого? – настаивал он.
   Лаки пожала плечами.
   – За Димитрия.
   Коста покачал головой с мрачным видом.
   – По-моему, я не совершила никакого преступления, – быстро проговорила Лаки. – Да, он на несколько лет старше меня. Ну и что?
   – Эх, хотел бы я, чтобы жива была твоя тетя Дженифер, – упрямо сказал Коста.
   – Мы все этого хотели бы. Но она умерла, и даже доживи она до сегодняшнего дня, я не нуждалась бы в ее указаниях.
   – Ты слишком долго оставалась предоставлена сама себе, – вздохнул Коста. – Тебе не к кому было обратиться за советом. Когда ты росла, тебе недоставало матери. Человека, которому ты могла бы выговориться. Человека...
   – Может, хватит похоронных мелодий? Мне нравится решать все за себя самой.
   – Димитрий Станислопулос стар.
   – Как и ты. Но отсюда не следует, что ты плох.
   – Лаки, Димитрий Станислопулос годится тебе в отцы. Неужели тебе не ясно, что ты сделала? Ты...
   – Иди ты к черту, Коста. – Ее черные глаза блеснули яростным огнем. – Я ожидала выслушать лекцию от Джино, но я не обязана слушать весь этот бред от тебя. Мне скоро тридцать. Может, хватит меня поучать?
   И она выбежала из-за стола.
 
   Пейж Вилер умела зажимать его в себе, как в тисках.
   – Когда-то я встречалась с подпольным «шарилой», – сообщила она Джино, когда он поинтересовался, где она этому научилась.
   – С кем-кем?
   – С гинекологом. Он обучил меня всему, что я знаю. О, он был знаток. Впрочем, ничего удивительного. Он глядел в нее целыми днями напролет, так что, естественно, кое-что усвоил.
   Джино нравился ее маленький фокус. Благодаря ему он мог продолжать, сколько хотел, а затем наступала ее очередь, и она удерживала его до тех пор, пока он не был готов снова. Джино никогда не любил спешки. Ему искренно нравилось доставлять женщинам удовольствие. Наблюдать за их сосредоточенным и одновременно отсутствующим выражением лица, за признаками получаемого ими ничем не скованного чувственного наслаждения – все это заводило его. Вот почему его так разочаровала семейная жизнь со Сьюзан. Пейж права – Сьюзан не любила секс. Как он ничего не заметил до свадьбы. И вот теперь глубоко увяз в ненужном ему браке.
   Каждый день Джино думал, как хорошо было бы освободиться, позвонить Лаки и объявить: «Эй, детка, я совершил ошибку. Давай займемся Атлантик-Сити, построим там отель. Давай дадим прикурить этому чертовому миру!»
   Но не все так просто. Сьюзан не делала ни одного неверного шага. Она окружила его заботой и вниманием. Следила за его диетой, заставляла его поддерживать себя в форме. Заказывала повару его любимые блюда.
   И выглядела она тоже прекрасно. Привлекательная, ухоженная, безупречно одетая. Они посещали все самые значительные социальные мероприятия, в том числе все устраиваемые местной элитой вечеринки.
   Если не считать секса, Сьюзан оказалась идеальной женой. И безумно скучной.
   Он ненавидел Беверли-Хиллз. Ненавидел здешнее насквозь фальшивое общество. Ненавидел элитные сборища, на которых кишмя кишели выжившие из ума живые окаменелости. Одни и те же разговоры. Один и тот же бред.
   Джино Сантанджело хотел вырваться отсюда. Оставалось только решить как.
 
   – О, привет, Сьюзан, – сказала Лаки. Ну уж, естественно, она обязательно должна была нарваться на «Грейс Келли». – Джино дома?
   – Ты здесь? В Калифорнии?
   «Нет. На Северном полюсе. Разве не слышно, откуда звоню?»
   – Да, здесь.
   – Как мило.
   – В самом деле? – Пауза на три счета. – Так могу я поговорить с Джино.
   – Извини, дорогая. Он куда-то отлучился.
   – А скоро вернется?
   – О Джино никогда нельзя сказать с уверенностью, когда он вернется.
   – Верно. – По крайней мере, это она узнала о Джино. – Так я перезвоню попозже.
   – Хорошо.
   «Да уж ты просто в восторге, что я здесь. Даже не спросила, где я остановилась, не предложила зайти».
   Она прошлась по комнате. Роберто гулял с Чичи около бассейна. Где Коста, она не знала. И знать не хотела.
   О нет, неправда. Он ведь о ней беспокоился. Как можно его винить за заботу. Димитрий ведь на самом деле старше ее более чем на тридцать лет. Косте надо увидеть их вдвоем, чтобы понять, что у них все хорошо.
 
   Пейж одевалась. Туалеты она носила просто восхитительные – ну вылитая шлюха. И ездила на «порше» золотого цвета – рождественском подарке Райдера. Иногда Джино гадал, что связывало ее со Сьюзан – лощеных голливудских жен с их роскошными туалетами, безупречными подтяжками и строгими правилами поведения.
   – Сьюзи любит меня, потому что я сумасшедшая и забавная, – призналась как-то Пейж. Она не стала добавлять, что Сьюзан любила ее еще и потому, что уже несколько лет их связывает серьезный и пламенный роман.
   Пейж понимала, что, возможно, она играет в опасную игру. Трахаясь и с мужем, и с женой одновременно. Она с легкостью рассталась бы со Сьюзан. Но Джино был неотразим и великолепен в постели.
   У нее сложил ось впечатление, что они вряд ли станут раскрывать друг другу душу, поэтому не видела причины срочно отказываться от того или другого.
   – Завтра, – сказал Джино. – Здесь же. В то же время.
   – Нет, невозможно. Я пообещала Райдеру, что съезжу с ним в Лас-Вегас. Ему надо развлекать одного из его вкладчиков.
   Джино недоумевающе уставился на нее:
   – Ты собралась в Лас-Вегас и ничего мне не говоришь? Да ты шутишь. В свое время весь этот город был у меня в кармане. Я мог бы организовать для вас лучшие рестораны, лучшие столики, вообще все, что пожелаешь.
   Пейж накрасила свои полные губы ярко-красной помадой.
   – Все свои лучшие годы Райдер катал молодых дам в Вегас на грязные уик-энды. Не думаю, что его обрадуют советы, где остановиться и куда пойти.
   Джино пожал плечами.
   – Ты потеряешь время. Есть только один способ хорошо прокатиться в Лас-Вегас – это со мной.
   – Мы возьмем с собой твою жену и моего мужа или оставим их здесь?
   Он проигнорировал шпильку.
   – Когда ты вернешься?
   – В среду.
   – Встретимся в четверг. Здесь же. Тогда же.
   – Не могу. Мне надо работать.
   – Отложи работу.
   – Я работаю над виллой одного «двуствольного» киноактера, а он очень требовательный.
   Джино схватил ее за талию и раскрутил.
   – Я тоже.
   Она рассмеялась. Боже! Что же он представлял собой в молодости! Даже сейчас он оставался чувственнее и выносливее многих мужчин вдвое моложе его.
   – Да, знаю. Именно поэтому мне требуется небольшой отпуск.
   Он прищурил глаза.
   – С кем еще ты трахаешься?
   Она взъерошила копну своих волос.
   – С любым, кто подвернется. Вроде тебя.
   Джино ухмыльнулся.
   – Ты классная телка. Не психуешь. Мне такие нравятся.
   – Спасибо. Я очень люблю комплименты.
 
   Улица Родео Драйв не очень понравилась Лаки, но все же она прошлась по ней. Заглянула в магазин» Лина Ли» и купила темно-пурпурный кожаный пиджак с широкими плечами. Осмотрела витрины ювелирной лавки «Фред», затем забрела в «Джорджио», где приобрела несколько сногсшибательных платьев. Она не так уж и любила ходить по магазинам, предпочитая носить джинсы и рубашки, но порой на нее находил покупательский зуд. Если уж Лаки одевалась не по-простому, то предпочитала что-нибудь экстравагантное. Ей нравилось, как одеваются рок-звезды. Они обладали своим определенным стилем, свободой, умением поразить. Недавно она увидела по телевизору Флэша, он был в костюме из черной кожи, длинных белых шарфах и с золотыми сережками. Он выглядел просто потрясно!
   Димитрий как-то упомянул, что Олимпия живет с Флэшем. Ну и парочка!
   Лаки очень ждала встречи с ней. Когда она росла, у нее не было других подруг, кроме Олимпии, и какое-то время они настолько сблизились...
   А что, если Олимпия придет в ярость при известии о ее браке с Димитрием?
   А что, если...
   А, к чертям собачьим. Она терпеть не могла гадать: «Что, если так, что, если этак». Глупее занятия не придумаешь. Когда Димитрий вернется из своей деловой поездки, они объявят о свадьбе официально. Олимпия или порадуется или огорчится. Одно из двух.
 
   – Тебе звонила Лаки, – вспомнила Сьюзан.
   Джино уже час как вернулся домой.
   – Почему ты мне сразу же не сказала? – сердито спросил он.
   Сьюзан сделала неопределенный жест.
   – Я не предполагала, что это так важно.
   – Она сама так сказала?
   – Что она сказала?
   Он все еще сдерживался.
   – Что это не важно?
   – Нет.
   Джино направился в свой кабинет.
   – Она не в Нью-Йорке, – добавила Сьюзан ему вслед.
   – А где?
   – По-моему, она сказала что-то вроде того, что здесь.
   – По какому она телефону?
   – Не знаю.
   Теперь уж он взорвался.
   – Какого черта ты не спросила?
   Два ярко-красных пятна выступили на фарфоровых щечках Сьюзан.
   – Я не твоя секретарша, Джино.
   – Тогда не бери за меня трубку.
   Джино закрылся в кабинете. Лаки в городе, а он не знает, как ее найти. Что такое творится с его женой?
 
   Вернувшись в отель, Лаки извинилась перед Костой. Он обнял ее и сказал, что все дело в том, что он волнуется за нее. Они сидели в ресторане, и она принялась рассказывать ему о своих планах.
   Коста внимательно рассматривал Лаки. Как она походила на отца! О... он помнил добрые старые дни, как будто все было только вчера. Джино, полный такого же энтузиазма и с оптимизмом, горящим в глазах. Они оба люди действия. Но Лаки брала то, что ей надо, в мире, принадлежащем мужчинам. А это совсем не просто. Замужество с таким богатыми влиятельным человеком, как Димитрий Станислопулос, пойдет ей только на пользу.
   В пять часов Лаки взглянула на часы и сказала:
   – Давай позвоним Джино.
   Официант принес им телефон, и она назвала номер. Подошла служанка.

ГЛАВА 49

   Обед в ресторане «Рио» при отеле проходил шумно. Присутствовал Ленни, навеселе после немалого количества рюмок водки. Присутствовали Исаак и Ирена. Присутствовал репортер из «Роллинг стоунз» вместе с юной девушкойфотографом с многозначительным прозвищем Ротик. Присутствовал Матт в компании с привлекательной разведенной дамой тридцати с чем-то лет. И Джесс. Одна. Трезвая. И тем более злая.
   Во-первых, она злилась, что Матт пришел с женщиной.
   Во-вторых, она злилась на себя за то, что злилась.
   – Сделай одолжение, расслабься, – шепнул ей Ленни. – Ты ведешь себя, как старая дева на свадьбе.
   – Сделай одолжение, отстань, – огрызнулась Джесс.
   Ротик поочередно щелкала своими многочисленными камерами. Она была хорошенькой и на вид неглупой, с мальчишеской стрижкой «ежиком», проницательными глазами и остренькими, не нуждающимися в бюстгальтере грудками под свободной майкой.
   Исаак и Ленни наперебой рассказывали всякие забавные истории; Ирена восхищенно внимала.
   Спутница Матта казалась совсем не к месту в своем вечернем платье и соболях.
   Репортер из «Роллинг стоунз» примечал все и вся.
   Матт разыгрывал роль благодушного хозяина.
   Джесс попыталась развеселиться, но безуспешно. После ресторана все пошли в номер к Ленни. Исаак достал хорошей травки, что смутило Матта, и он ушел под ручку со своей дамой.
   Травка подействовала замечательно на всех, кроме Джесс. Она была не в настроении.
   Они включили музыку, немного выпили, немного покурили. А через некоторое время Ленни выяснил, почему фотограф носила прозвище Ротик. Она вышла из его номера в пять утра с довольной улыбкой и с дюжиной отличных снимков.
   Ему не спалось. Он спустился вниз и поплавал в бассейне. Вышел из отеля и посмотрел на свою афишу. Ленни Голден. Шестиметровыми буквами. Ленни Голден. Тысячи разноцветных лампочек. Казалось, что все это происходит во сне. Он сунул двадцатку проходившему мимо пьянчужке и позавтракал в кафетерии. Для поклонников было еще слишком рано. Только несколько ночных заядлых игроков и пара-другая потрепанных проституток. Сегодня вечером – открытие гастролей. Две звезды – он и Витос Феличидаде. Ленни не испытывал волнения. Он никогда не боялся сцены. Более того, только общаясь с публикой, он чувствовал себя уверенно и спокойно. Еще мальчишкой-школьником Ленни в любой момент мог собрать вокруг себя толпу слушателей – стоило только начать рассказывать похабные анекдоты, чем похабнее, тем лучше. Материал поставляла ему Джесс. Он не встречал человека с более неистощимым запасом ругательств. Он любил ее. Его настоящая семья – это она. Алиса не в счет.
   Ленни покончил с завтраком и вернулся в номер. Ему предстоял напряженный день. Рано утром – репетиция. Ленч с репортером из «Роллинг стоунз» – он обещал ему серьезный разговор. Прочитать и исправить два сценария для сериала «Источники». И надо еще раз попозировать Ротику.
   Он сожалел теперь, что позволил ей показать ему свое мастерство. Господи! Родись он женщиной, он пользовался бы славой самой доступной шлюхи в городе. А на самом деле ему нужно совсем другое – прочный, надежный союз. Хватит мимолетных приключений. Почему бы кому-то не начать заботиться о нем, делить с ним его успехи? Не просто прыгать к нему в постель ради его ставшего известным имени.
   Иден.
   К черту Иден.
   А разве тебе не хотелось бы?
   Нет.
   На мгновение она вновь заполнила собой все его мысли. Но только на мгновение.
   Дело пошло на поправку.
 
   Олимпия скучала. Жутко. Она прилетела в Вегас, чтобы досадить Флэшу и выйти за Витоса. Но Витоса, похоже, гораздо больше занимал вечер открытия его дурацких гастролей, репетиции, и еще он постоянно полоскал горло какой-то отвратительной смесью на меду. И вот теперь она торчала около бассейна в компании недовольной няни и непредсказуемой дочери, и ей оставалось только одно – дуться.
   В белом закрытом купальнике, из-под которого во все стороны торчали складки жира, она возлежала в полосатом шезлонге в тени зонта. Олимпия накупила целый ворох журналов, но глазеть по сторонам оказалось гораздо интереснее. Давно уже она не сиживала около общедоступных бассейнов. Она могла бы и остаться наверху, на своей личной террасе, но там слишком припекало, к тому же Бриджит попросила ее вместе спуститься к бассейну, а сегодняшний день проходил у Олимпии под девизом: «Я – прекрасная мать».
   – Давай поплаваем, мама? – предложила Бриджит.
   «Какая она все-таки симпатичная девочка, – подумала та. – Как жаль, что ее характер совсем не соответствует ее внешности».
   – Не сейчас, дорогая, – ответила Олимпия. – Мне надо отдохнуть. Няня пойдет с тобой.
   Няня Мейбл, такая нелепая в своем старомодном купальнике, возмущенно посмотрела на нее.
   Но Олимпия не замечала никаких взглядов. Она сама, позабыв обо всем, разглядывала спасателей, чьи выпирающие под миниатюрными плавочками чресла полностью привлекали ее внимание.
 
   Время ленча. И Ленни благополучно устроен за столиком в компании репортера из «Роллинг стоунз».
   Пересекая холл, Джесс нос к носу столкнулась с Маттом.
   – Как дела? – спросил он.
   Она ослепительно улыбнулась.
   – Прекрасно.
   – Ничего не нужно?
   – Абсолютно ничего.
   – Ленни доволен?
   – Похоже.
   – Долго еще вчера развлекались?
   Ответив, она спохватилась, но было уже поздно:
   – А я-то думала, что это как раз ты развлекался.
   Он добродушно рассмеялся.
   – Тина – мой старый друг, – пояснил он, имея в виду свою вчерашнюю спутницу.
   Снова Джесс не удержалась:
   – Старый – это в точку сказано.
   Матт опять расхохотался:
   – А пойдем-ка, перекусим.
   И он взял ее под руку, не ожидая отказа.
   – Я очень занята.
   – Но есть-то надо.
   – Я заказала что-то в номер. Мне должны позвонить из Лос-Анджелеса.
   – Какая ты трудолюбивая особа.
   – Мне нравится моя работа.
   – Да, и ты, конечно, очень многое сделала для Ленни.
   – Он бы и без меня пробился. Он просто великолепен. Тебе следовало бы это понять еще в первый раз.
   Матт насупился. Конечно, Ленни Голден хорош, кто спорит. Но почему Джесс прямо вся светилась, когда говорила о нем? Почему так преображалось ее лицо?
   Она спит с ним. У Матта не оставалось никаких сомнений. А из этого следовало, что у него, Матта Трайнера, не было ни малейшего шанса.
   Да он и раньше все понял. Понял, когда она вместе с Ленни уехала из Вегаса. И поэтому больше не добивался ее.
   – Ну что же. Увидимся позже, – сказал он. – Так тебе точно ничего не нужно?
   – Совершенно точно.
   «Я его больше не интересую, – подумала она. – Ему на меня наплевать».
   Да и стоит ли переживать?
   Но она переживала.
 
   – Расскажите мне о вашей матери, – попросил репортер «Роллинг стоунз».
   Ленни медленно пережевывал большой кусок гамбургера.
   – Что именно вы хотите знать? – спросил он с набитым ртом.
   – Ну, ваш отец был комиком – это вы мне говорили. Братьев или сестер у вас нет. Вы перебрались в Нью-Йорк в семнадцать лет, остальное уже известно. Но вы ни разу не упомянули о матери. Она жива?
   Какой соблазн избавиться от Алисы. Разделаться с ней в печати и больше никогда не иметь с ней дело. Но Алиса вряд ли смирится. Теперь, когда он прославился, она не имела ничего против тридцатидвухлетнего сына.