Коллинз Джеки. Лаки

   – Да, она жива, – сказал он.
   – Что она думает о ваших сюжетах? Ваши интермедии на тему матери и сына поразительно безжалостны. Ей они нравятся? Или огорчают? Или?..
   Ленни передернул плечами. Пора кончать с этим интервью. Какая к черту разница, что там себе думает Алиса! Она никогда не высказывала своего мнения. Он никогда ее не спрашивал. Единственный услышанный им за все время комментарий сводился к тому, что она посоветовала ему поменьше выражаться.
   Он усмехнулся, потянулся.
   – Послушайте, если вы хотите это узнать, почему бы вам не расспросить ее саму? – Быстрый взгляд на часы. – Мне пора. Увидимся позже. Вы ведь будете на концерте, верно?
   Репортер кивнул и выключил миниатюрный диктофон. Ленни встал, подмигнул крутившейся неподалеку официантке, которая уже успела выпросить у него автограф, и покинул ресторан.
 
   В три часа Олимпия пошла к себе, чтобы начать готовиться к предстоящему вечеру. Витос лежал у себя в номере и распевал голос.
   – Оли-импия, – протянул он. – Ка-ак ми-ила.
   – Витос, – заявила она твердо, – я приехала в этот противный игорный дворец не для того, чтобы сидеть тут без дела. Объясни, что происходит?
   – Завтра я буду узнавать, – широко улыбнулся Витос, усаживаясь.
   Он сказал Олимпии, что ожидает прибытия кое-каких бумаг из Испании. И не соврал. Ему срочно требовались документы, подтверждающие ликвидацию брака, но их никак не могли найти.
   Она отщипнула виноградину со стола, заваленного фруктами.
   – Сколько еще нам здесь торчать? – капризно заныла Олимпия детским голоском.
   – Одну неделю.
   – Слава Богу, не так уж долго. Кошмарное место.
 
   Ленни надел черный кожаный пиджак, черные брюки в обтяжку, белую рубашку, расстегнув на шее, узкий галстук из черной кожи и белые кроссовки. Его светлые волосы были артистично взлохмачены.
   Джесс привстала на цыпочки и чмокнула его в щеку.
   – Ты потрясающе выглядишь, – прошептала она.
   Он был готов.
   Глубокий вдох.
   Кровь стучит в висках.
   Вперед!
 
   Сидя в зале, Иден гадала, заметит он ее или нет. Вообще-то ее трудно было не заметить. Она расположилась за лучшим столиком – по центру и прямо перед сценой. Ее окружали Пейж и Райдер Вилеры, Куинн Лич, режиссер будущей картины; его всем недовольная, некрасивая подружка; конечно же, Сантино. И еще два его лас-вегасских знакомых.
   – Они могут дать денег на фильм, – предупредил он ее. – Веди себя с ними поприветливее.
   Оба оказались на редкость мерзкими типами. Один – приземистый и коренастый, с волосами, буйно растущими повсюду: в носу, в ушах, на шее, на руках. От одного взгляда на него по телу Иден пробегала дрожь отвращения.
   Другой – огромный, пузатый, с недобрыми маленькими глазками и зачесанными назад жирными волосами. Оба пришли без дам, из чего естественно следовало, что, едва взглянув на Пейж Вилер (в свои сорок с лишним лет чересчур старую, на их пресыщенный вкус) и подружку Куинна Лича (чересчур некрасивую, по их понятиям, воспитанным регулярным разглядыванием красоток в «Плейбое»), они сосредоточили все свое внимание на Иден.
   Она отвечала односложно и смотрела холодно. Жить с мужчиной вроде Сантино Боннатти само по себе уже не подарок. Так с какой стати ей лезть из кожи вон перед парой горилл, которые еще только могут финансировать фильм?
   Да Сантино и не нужно никаких инвесторов – у него и самого денег хватает.
   Она не сводила глаз с Ленни, стоящего посреди сцены. Выглядел он просто великолепно. Впрочем, он всегда был красивым сукиным сыном. На счастье, она знала, что и сама смотрелась потрясающе в своем глубоко вырезанном соблазнительном платье. К тому же на ней рубиновое ожерелье и серьги – подарок Сантино. Волосы, расчесанные на прямой пробор, ласкали ей плечи – две белые шторы, обрамляющие точеное личико.
   Когда Сантино объявил, что они едут на несколько дней в Лас-Вегас, Иден пришла в восторг. Ей безумно надоело торчать в доме на Блю Джей Уэй, фактически в положении пленницы. Она не могла дождаться, когда же начнутся съемки и она обретет свободу передвижений и вернется хоть к какому-то подобию нормальной жизни. Стоит работе закрутиться, и Сантино вынужден будет предоставить ее самой себе. Пойдут примерки, обсуждение сценария, возможно, репетиции. Некоторые режиссеры по нескольку недель занимаются с актерами, прежде чем приступить собственно к съемкам.
   Естественно, Сантино не удосужился ее предупредить заранее. «Мы едем в Вегас», – объявил он, и уже через час они катили в машине с Зеко за рулем. Конечно, хорошо бы былоуспеть сходить к парикмахеру, привести в порядок ногти, кое-чего прикупить.
   Но – нет. Сантино все делал по-своему. Иден уже научилась с ним не спорить.
   По прибытии Сантино устроил ее в номер в «Сэндсотеле» под присмотром Зеко. Потом ушел и вернулся спустя час.
   – Одевайся, – приказал он. – Мы идем на премьеру.
   – Премьеру чего? – спросила Иден.
   – Ну, этого... испанского певунчика Витоса или как его там. Держи, – он сунул ей в руку пачку купюр. – Ступай и купи себе что-нибудь такое, от чего у меня встанет. Возьми с собой Зеко.
   Она и понятия не имела, что Ленни Голден делит премьеру с Витосом Феличидаде. Только подъехав к «Маджириано», она увидела огромные афиши.
   Пейж перегнулась через стол и что-то прошептала. Иден не расслышала:
   – Что?
   – Знойный мужичок, а? – повторила Пейж. – Он мне напоминает сексуального Редфорда, к тому же чувственный, как Ньюмен.
   Иден сообразила, что никто не знал об их трехлетней связи с Ленни Голденом. Непонятно почему, но это ей показалось обидным. Он даже не упомянул о ней в статье в «Пипл» – только бросил туманную фразу, что в Нью-Йорке встречался со многими манекенщицами.
   А разве она – не часть его прошлого? И еще какая часть!
   Иден приходила в бешенство от мысли, что он добился успеха первым. Ведь это ей следовало бы находиться в центре внимания. Ей, не ему, пристало красоваться на обложке журнала.
   Пейж явно ждала от Иден какой-то реакции на свое замечание.
   – Ничего, – выдавила она.
   – Ничего?! – воскликнула Пейж. – Да он потрясный мужик, милочка. Когда я говорю о ком-то «знойный», можете не сомневаться – так оно и есть.
   Иден нравилась Пейж Вилер, хотя они провели вместе не так уж много времени. Пару раз поужинали, раза три пообедали – все с разрешения Сантино. С Пейж быловесело. Она наслаждалась каждой минутой, и жизнь платила ей взаимностью. О! Интересно, как бы она отреагировала, если бы Иден поделилась с ней, какой Ленни Голден «знойный» на самом деле?
   Была минута, когда она почувствовала, что соскучилась по нему.
   Но только минута.
   И только в постели.
 
   Публике Ленни пришелся по вкусу. Эти люди обладали реальной властью. Они могли вознести до небес, могли и повергнуть в грязь.
   Стоило ему выйти на сцену, как он понял, что они у него в руках. Ленни уловил их настроение – они хотели разделить с ним успех этого вечера.
   С невозмутимым видом он выдал порцию циничных, язвительных шуток.
   Они отреагировали моментально, отдавая должное всем мельчайшим нюансам его юмора.
   Он говорил правду. Они катались со смеху.
   Он облил грязью телевидение. Им понравилось.
   Он перешел к семейным отношениям. Народ хохотал до слез.
   Он попал в струю. Чувствуя себя хозяином положения, уверенно, с безупречным чувством ритма, Ленни вел свой концерт.
   И тут он увидел ее.

ГЛАВА 50

   – Ну чего ты, собственно, добиваешься, черт побери? кричал Джерри Майерсон.
   Стивен и он стояли в противоположных углах гостиной нью-йоркского особняка Джерри, оба злые донельзя. Стивен – потому что он хотел, чтобы Джерри, наконец, заткнулся. А Джерри – потому что в молодости был тайно влюблен в Кэрри и теперь не мог спокойно смотреть на ее мучения.
   Стивен нетерпеливо взмахнул рукой.
   – Когда что-нибудь прояснится, я дам тебе знать.
   – И когда же это случится? – саркастически поинтересовался Джерри.
   – Думаешь, мне самому не терпится? – Стивен повернулся спиной к собеседнику и уставился из окна на хаос, вечно царящий на Пятьдесят четвертой улице. Водитель такси делал оскорбительные жесты в адрес шофера огромного грузовика, перегородившего движение. Скандал с минуты на минуту грозил перейти в драку.
   – Самое для тебя лучшее – вновь приступить к работе, – без обиняков заявил Джерри. – Я уже говорил, что ты можешь прийти в мою фирму, когда захочешь.
   Стивен обернулся.
   – Я сам хочу того же. И сделаю, как только улажу этот вопрос.
   – Хорошо. Тогда ты сможешь вернуть мне деньги, которые я тебе одолжил.
   Стивен гневно сверкнул глазами.
   – Ты так боишься за свои деньги, Джерри?
   – Нет, дубина. Я боюсь за тебя, и мне очень не нравится твое настроение.
   Спор продолжался еще некоторое время, но оба знали, что он ни к чему не приведет. Стивен все решил. И ничто его не могло остановить.
   На следующий день Джерри пригласил Кэрри пообедать вдвоем. Она выглядела утомленной, но была рада встрече и крепко обняла его. Кроме ее сына, только Джерри знал правду о ее прошлом и, похоже, понимал все гораздо лучше, нежели Стивен.
   – Завтра он ведет меня к оставившему практику врачу, – устало сказала она. – Кто знает? Возможно, внешность и имя совпадут.
   – Надеюсь, – ответил Джерри. – Ради блага вас обоих.
   Глядя в стол, Кэрри крутила в руке бокал с «мартини».
   – Джерри, – начала она неуверенно. – Я не знаю, что делать дальше. Когда я разговариваю со Стивеном, я чувствую, что он меня ненавидит. Такое впечатление, будто он возвел вокруг себя стальную решетку и сквозь нее до него никак не добраться. Но я сделала только то, что сделала бы любая другая мать, – я защитила его от горькой правды.
   – Я знаю, – сочувственно произнес Джерри, – вы не можете себя ни в чем винить. Просто он запутался и не может понять, кто же он такой. Из кризиса только один путь, и он должен пройти его самостоятельно. Не только вы – никто не может помочь ему.
   – Я так рада, что ты его понимаешь.
   – Для того и существуют друзья.
   – Спасибо, Джерри, – она взяла его ладонь в свою и крепко пожала. – А как твои дела?
   Он ухмыльнулся.
   – Пока умудряюсь оставаться холостяком, несмотря на многочисленные трудности. Не так-то просто быть богатым, удачливым и гетеросексуальным в Нью-Йорке. Дамы чуть не силой тащат тебя к венцу.
   Кэрри улыбнулась и впервые за много недель почувствовала, как напряжение покидает ее.
 
   Фред Лесстер, доктор медицины, жил на полпути между Нью-Йорком и Филадельфией. Он оказался наполовину ливанцем восьмидесяти пяти лет от роду. Его кандидатура отпала с первого взгляда.
   Стивен, по такому случаю вновь позаимствовавший у Джерри его «порше», молча вез Кэрри обратно в город. Она остановилась в квартире своей подруги. Та уехала на шесть месяцев в Европу, и разумнее казалось пожить у нее, чем в доме на Фаер-Айленде.
   – Может, поднимешься? Я приготовлю яичницу или что-нибудь еще? – предложила она.
   Он отрицательно покачал головой.
   Кэрри хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему, он выглядел таким несчастным. Но почему ее сын не может принимать мир таким, какой он есть?
   – Извини за беспокойство, – сказал он, глядя прямо перед собой. – Сегодня мы только зря потратили время.
   – Ничего страшного.
   – Больше такого не случится.
   Кэрри подумала про себя, значат ли его слова, что он отказывается от поисков Фредди Лестера. Возможно, дело вовсе и не в нем. Может, его отец – Джино Сантанджело.
   Стивен знал, где находится Джино. Почему бы ему не слетать в Калифорнию и не уговорить его сделать анализ крови?
   Кэрри едва не рассмеялась от этой мысли. Джино Сантанджело ни за что на свете ее не припомнит. Он решит, что Стивен – сумасшедший, только и всего. И спустит его с лестницы.
   – И что теперь? – спросила она ровным голосом.
   Стивен перегнулся через нее и открыл правую дверь машины.
   – Поговорим через пару дней, – ответил он коротко.
   «Большое спасибо. Может, мне теперь вообще не жить, только ждать, что ты придумаешь в следующий раз?»
   – Спокойной ночи, – сказала она вслух, выходя из машины Джерри.
   Он умчался в ночь, не обернувшись даже на миг. Даже не подумал убедиться, что она благополучно вошла в дом. Вот и вся плата за ее любовь и заботу. Ей стало очень грустно.
   Кэрри не спалось, и она долго сидела у окна, вглядываясь в игру ночных теней и слушая вой полицейских сирен.
   Воспоминания теснились у нее в голове, и, когда она наконец уснула, сон ее был беспокойным.

ГЛАВА 51

   Если уж Сьюзан начинала действовать, то действовала она решительно. В течение сорока пяти минут она позвонила Эприл Кроуфорд и сослалась на жуткую мигрень; позвонила в ресторан «Чазенс» и заказала несколько порций их знаменитого перца чили; немного освежила грим и надела простое платье абрикосового цвета. Когда приехали Лаки и Коста, она была уже готова.
   Джино тоже. Он очень радовался встрече с дочерью, по которой, как оказалось, очень соскучился.
   – Дочурка! – воскликнул он, распахнув объятия.
   – Папка! – пискнула она, бросаясь к нему. Пусть он не любил, когда она так его называла, но сейчас ей хотелось произнести это слово.
   Сьюзан одарила Косту улыбкой:
   – Входите, прошу вас.
   Вся компания ввалилась в дом. Так, ничего себе, обычный калифорнийский четырехмиллионный особнячок. Без всяких претензий.
   – Ну, ну, ну, – ухмыльнулся Джино, оглядев Лаки с головы до ног. – Выглядишь прекрасно. – Затем он повернулся к Косте и шутливо ткнул его кулаком в живот. – А ты, приятель, что-то отрастил брюшко. Слишком налегаешь на домашние деликатесы, а? Небось немало вдовушек потчуют тебя горяченьким?
   – Да, – подхватила Лаки. – Я тоже собиралась поговорить с тобой о твоей фигуре, Коста. Они скоро сделают из тебя толстяка!
   Все покатились со смеху, кроме Сьюзан, которая не видела ничего смешного в том, что кто-то не соблюдает диету. Сама она со всей серьезностью относилась к тому, что попадало ей в рот, – одна из причин, по которой она перестала заниматься оральным сексом с Джино уже через месяц после свадьбы. Он ворчал, но тем хуже для него – она твердо стояла на своем.
   – Что будете пить? – спросил Джино по пути к бару, одной рукой обнимая Лаки, а другой Косту.
   – Перно со льдом, – ответила Лаки.
   – Что-нибудь не крепкое, – сказал Коста.
   – Что-нибудь не крепкое! Вот ты всегда так и во всем, – пошутил Джино, берясь за бутылки.
   – Ганс позаботится о напитках, дорогой, – проворковала Сьюзан, подплывая к мужу.
   – Ерунда. Я сам, – ответил Джино и бросил кубики льда в бокалы.
   Сьюзан сделала слуге знак удалиться. Затем с приятной улыбкой на устах она повернулась к Лаки:
   – Как поживаешь, дорогая? Мы так давно тебя не видели.
   «Ах ты, лживая сучка, – подумала Лаки. – Ни на йоту не изменилась. Все так же строишь из себя Грейс Келли».
   – Прекрасно, Сьюзан.
   «Ха! Ты еще не знаешь, что я вышла замуж на Димитрия Станислопулоса. Вот когда ты в штаны напустишь!»
   – Выглядишь ты просто превосходно, – продолжала Сьюзан. – У тебя немного усталый вид, но это, наверное, из-за разницы во времени. Такие перелеты всегда выбивают меня из колеи. Разница в три часа кажется не такой уж большой, но поверь мне...
   – Эй, Джино, – воскликнула Лаки, не обращая на нее внимания. – Ты еще не соскучился по Вегасу?
   Он усмехнулся.
   – А ты?
   – Я? У меня слишком много других дел.
   – Например?
   – Например, Атлантнк-Сити. Я взялась за тот проект, а то ведь можно и опоздать.
   – В самом деле?
   – А чего ждать? Я всегда этого хотела. А теперь у меня есть финансовая поддержка.
   – Да?
   – Да.
   – Чья?
   – Потом расскажу.
   Сьюзан слушала с застывшей улыбкой на губах. Она понятия не имела, о чем они говорят.
   – Я заказала чили от «Чазенса», – объявила она. – Надеюсь, вы оба любите чили, но Джино сообщил мне о вашем прибытии в самый последний момент, и я просто...
   – А почему не сейчас? – потребовал Джино, продолжая разговор с Лаки и не обращая никакого внимания на Сьюзан.
   – Потому что это долгая история.
   – У нас весь вечер впереди.
   Ее черные глаза блеснули.
   – А почему ты так заинтересовался? Хочешь войти в долю?
   – Эй, – рассмеялся он. – Я тебя раскусил. У тебя не хватает денег, и ты намереваешься привлечь меня. Угадал?
   – Нет, не угадал.
   –Да?
   – Да. Я наконец-то строю свой собственный отель. И мне не нужны партнеры.
   – А как тебе это удалось?
   – Тебе так интересно?
   – Интересно, и ты сейчас мне все расскажешь.
   – В самом деле? А если нет?
   На их лицах играли широкие улыбки, и они как мяч бросали друг другу шутливые реплики, как в старые добрые времена, когда игра называлась «единение».
   – Обед будет готов с минуты на минуту, – объявила Сьюзан ледяным тоном.
   – Если не ошибаюсь, вы говорили что-то о чили? – вежливо переспросил Коста.
   – Да, – ответила Сьюзан, удостоив его взглядом и не придя в восторг от увиденного. Зачем Джино понадобилось навязывать ей помимо своей невыносимой дочери еще и своих скучных друзей?
   – Может быть, если моя просьба вас не слишком обеспокоит, я бы съел что-нибудь другое, – продолжил Коста тихим голосом. – Суп из пакетика или яйцо. – Он похлопал себя по животу. – Чили для меня слишком остро. Врачи запрещают.
   – Я посмотрю, что можно сделать, – сказала Сьюзан, обдавая его холодом.
   Джино и Лаки перешли к другому концу бара и настолько увлеклись разговором, что никого вокруг не видели и не слышали. Джино отдалялся от нее – уже несколько месяцев она это чувствовала. Теперь, глядя, как он разговаривает с дочерью, такой оживленной и радостной, она поняла, что ей следует быть настороже. Она может его потерять. А к такому повороту событий она не была готова. Пока.
   Сьюзан быстро подошла к мужу и с видом собственницы взяла его под руку.
   – А теперь, Лаки, мы очень хотим, чтобы ты нам рассказала, что ты делала все это время. Расскажи нам все-все. – Голос ее был мед, а тонкогубая улыбка – сахар. – В этом доме по тебе очень скучают. Ведь мы скучаем по ней, милый Джино, правда?
 
   Джино настоял, чтобы обед накрыли на кухне. Было бы из-за чего устраивать сыp-бор, а то всего-навсего перец.
   Итак, обед состоялся на кухне, к большому раздражению прислуги. Кухня являлась их территорией, и им не нравилось, когда их оттуда изгоняли.
   Сьюзан весь вечер сохраняла улыбку на лице, что, впрочем, давалось ей с трудом. Джино, Лаки и Коста составили прекрасную группу. Джино хотел говорить только о прежних временах в Нью-Йорке. Коста идеально подходил на роль собеседника, а Лаки – на роль слушателя.
   Сьюзан вовсе не хотела слушать их излияния. В рассказах о прежних временах в Нью-Йорке она слышала лишь грубость и грязь.
   В середине обеда приехала Джемма с друзьями.
   – А я думала, вы куда-то собирались, – заявила она грубовато. – И какого черта вы торчите на кухне?
   Сьюзан деликатно промокнула губы салфеткой.
   – Планы поменялись, дорогая. Джемма, ты ведь помнишь Лаки? А это Коста... – она запнулась, припоминая его фамилию, – Дзеннакоти.
   – Дзеннокотти, – поправил Джино.
   – Ах да, – быстро проговорила Сьюзан, – Дзеннокотти.
   – Привет, – сказала Джемма не слишком дружелюбно.
   Джемма надеялась никого не застать дома, тогда они с друзьями могли бы как следует расслабиться и немножко покайфовать. Теперь придется ехать куда-нибудь еще. Она вовсе не собиралась сидеть весь вечер в такой тоскливой компании. С недовольным видом она вышла из комнаты.
   Лаки отодвинула от себя недоеденную тарелку с чили. Как ей хотелось, чтобы они с Джино и Костой остались одни. Сьюзан действовала на нее угнетающе. Ее фальшивая улыбка, неуместные попытки участвовать в разговоре. И сам дом казался холодным, в нем не чувствовалось домашнего уюта, просто картинка из журнала. А теперь еще и Джемма, заносчивая дочь хозяйки. Джино совсем не изменился – неужели ему нравится жить с этими людьми?
   – Давай поедем в отель, – тихо предложила она ему. – У меня там есть для тебя сюрприз.
   – Какой?
   – Поехали. Там увидишь, – подзадорила она.
   Его не пришлось долго уговаривать.
   – Вперед.
   Сьюзан не понравилось, что они уехали сразу после обеда. Она тоже было собралась, но Джино остановил ее:
   – Нет, я скоро вернусь. Оставайся.
   Они уселись в машину, которую Лаки взяла напрокат, и помчались в отель. Всю дорогу они смеялись как дети.
   Заглушив двигатель, Лаки подумала о том, какой огромный сюрприз она сейчас обрушит на Джино. Она ведь даже не сказала ему, что вышла замуж. Лаки вдохнула полную грудь воздуха. Он должен прийти в восторг. Какие еще чувства может он испытать, впервые увидев Роберто? Его собственный внук. Его плоть и кровь. О Боже! Почему же ей так страшно?
   Стараясь не шуметь, они пошли по усеянной листьями дорожке к ее домику. Она вставила ключ в дверь, открыла ее и включила свет.
   – И где же твой сюрприз? – нетерпеливо спросил Джино, озираясь кругом.
   – А чего ты ждал? «Феррари»? – подначила Лаки.
   – Ну, я думал, может, увижу собственный портрет. Я всегда мечтал висеть на стене у кого-нибудь.
   Она мягко рассмеялась.
   – Подожди! – приказала она. – Дай ему чего-нибудь выпить, Коста.
   Лаки в спешке забежала в спальню и закрыла за собой дверь. Роберто спал в кроватке рядом с ее постелью. Чичи смотрела телевизор в соседней спальне.
   Лаки стояла и смотрела на своего ребенка, своего маленького мальчика. Шестнадцати месяцев от роду и фантастически хорош.
   Он спал лицом вниз. Черные волосы, как у всех Сантанджело. Сейчас не было видно его пронзительных глаз с длинными, загнутыми вверх ресницами.
   Как она его любила! Джино должен испытать те же чувства. Просто должен!
   Она нежно взяла сына на руки. Он был теплый и влажный и пах тальком и мылом.
   – Роберто, – прошептала она. – Мама вернулась.
   Ребенок быстро открыл глазки.
   – Э-гей, – пропела она. – Сегодня очень важный день. Ты, мой замечательный малыш, сейчас увидишь своего дедушку. – Лаки крепко обняла его. – Ты будешь себя хорошо вести, правда?
   Роберто открыл ротик, продемонстрировав все свои три зуба. У него было замечательное настроение.
   Она еще крепче прижала его к себе.
   – Пошли, маленький, – сказала она. – Пошли и давай произведем наилучшее впечатление.

ГЛАВА 52

   Ленни показалось, что он получил удар под дых. Бац! Прямо в солнечное сплетение. Получай, сукин сын.
   На какую-то долю секунды их с Иден глаза встретились. Она не кивнула и вообще ничем не показала, что они знакомы, только повернулась к соседу и попросила сигарету. Он знал, что она играла. То был знак безразличия. Так сказать, пожимание плечами. «Все остальные могут приходить от тебя в восторг, но, честно говоря, меня ты совершенно не трогаешь».
   Сука с Кукольным личиком.
   Выглядела она сногсшибательно.
   Хотя все эти мысли молнией пронеслись в его мозгу, внешне он сохранял полное спокойствие. Ни словечка не перепутал. Продолжал делать то, что так хорошо умел делать, а тем временем эта стерва покуривала сигаретку, потягивала винцо и притворялась, что вообще его не знает.
   Она подстегнула его. Прибавила ему сил. Он завелся, как шлюха при виде денег, и сделал гораздо больше, чем первоначально планировал. Он импровизировал, играл с публикой в кошки-мышки, задержался на сцене на десять минут больше положенного и заслужил восторженные овации.
   Ленни Голден. Звезда. Если она не знала этого раньше, пусть узнает теперь. Он спрыгнул с эстрады с кружащейся от успеха головой, готовый начать все сначала.
   – Ты былпросто великолепен! – воскликнула Джесс, сверкая глазами от радости.
   Гром аплодисментов все не утихал. Он выходил на поклоны три или четыре раза, пока шум не заглушила тема вступления Витоса Феличидаде. Начиналась вторая часть шоу.
   – Мать моя! – Джесс никак не могла успокоиться. – Ты им сегодня дал прикурить!
   Все набились в его гримерную. Исаак и Ирена, Матт, Ротик со своими камерами и неотвязный репортер из «Роллинг стоунз».
   А Ленни хотел остаться один. Все, в чем он сейчас нуждался, так это в нескольких минутах мира и покоя. Джесс угадала его настроение и выпроводила всех из комнаты, а он заперся, разделся и подставил тело под ледяные иголки холодного душа.
   Иден здесь.
   Возможно, она специально приехала. Вряд ли, конечно, но приятное предположение.
   Он выключил душ, завернулся в полотенце и вернулся в гримерную.
   Джесс сидела на диване, обхватив руками колени, на одном из которых балансировал бокал шампанского. Она подняла бокал, приветствуя его:
   – Салют.
   – Иден здесь, – сказал он. – Выясни, что за хрен такой с ней.
 
   Витос Феличидаде не отрываясь смотрел прямо на нее. Она чувствовала его взгляд, но не подавала виду.
   Поскольку все остальные дамочки торчали от восторга, она не станет растворяться в толпе. Ведь она – Олимпия Станислопулос. И может заполучить любого мужчину по своему выбору. Когда угодно. И где угодно.
   К сожалению, после не слишком чистоплотного, но темпераментного Флэша Витос с его мягким животиком и меланхоличной улыбкой казался неудачной заменой. Но и он сойдет. Пока.
   Сейчас он разливался соловьем о погубленной любви, страсти и звездных летних ночах. Честно говоря, Олимпия нашла комика, Ленни... или как его там, гораздо более привлекательным, чем Витос. Тот был сексуален той же сексуальностью, что и Флэш. Шпанистой сексуальностью. Этому выражению научил ее Флэш, и Олимпии понравилось новое словечко.