Страница:
Одного-единственного свидания оказалось достаточно. Он заехал за ней в нью-йоркскую квартиру и отвез в китайский ресторанчик, где они пообедали свежеиспеченными булочками, нарезанной мелкими кусочками говядиной со специями и распили бутылку водки. Вежливая беседа длилась ровно десять минут. А затем они стали рассказывать друг другу все о себе, обо всем, что с ними было, – слушали, говорили, не скрывая ничего. Когда ресторан закрылся в час ночи, они еще не наговорились и тогда перебрались в джаз-клуб в Гринвич Виллидж, где нашли приют до четырех утра.
Не хочу домой, – объявила Лаки.
А кто говорит о доме? – переспросил Ленни.
Он отвел ее в забегаловку, чья клиентура состояла в основном из официантов и рабочих ночных смен, открывавшуюся только на рассвете. Там они сидели в уголке, пили кофе чашку за чашкой, а из старого проигрывателя неслись блюзы Билли Холлидея, и размалеванная девица весело отплясывала на крохотном подиуме.
Лаки рассказала ему то, что никогда и никому не рассказывала. О том, как в пятилетнем возрасте нашла обезображенный труп матери. Об отчуждении в отношениях с отцом. О побеге из школы вместе с Олимпией. О женитьбе, к которой ее, шестнадцатилетнюю, принудил Джино.
– Много лет я ненавидела его, – пояснила она. Но знаешь что? Наверное, я всегда его любила.
– Я понимаю, что такое смесь любви и ненависти, – сочувственно произнес Ленни.
И они начали говорить об Алисе, о том, что такое расти с матерью, которой нет до тебя никакого дела.
В восемь утра они остановились у гаража, в котором стоял «феррари» Лаки. Она бросила Ленни ключи и указала дорогу до дома в Ист-Хэмптоне.
То была легкая поездка под запись Отиса Реддинга по полупустым утренним дорогам. В местном супермаркете они купили французские булочки, масло, ветчину и яйца.
Я не умею готовить, – призналась Лаки.
Я умею, – успокоил ее Ленни и прикупил еще грибов и помидоров.
Дом в Ист-Хэмптоне стоял запертый. Домоправительница уехала в месячный отпуск к своей семье в Финляндию.
– Нет проблем, – объявил Ленни, открыл окно в ванной на первом этаже и, как тать, проник внутрь.
Спать им не хотелось, но после завтрака, вполне профессионально приготовленного Ленни, они отправились наверх в большую отделанную ивняком спальню и не спеша, с наслаждением предались любви, как будто в первый раз. А потом заснули, сплетясь в объятиях.
Лаки проснулась, когда наступили сумерки. Ленни спал рядом, раскинувшись. Она осторожно спустилась на кухню, открыла банку консервированного супа и развела его крутым кипятком. Потом включила медленную музыку в стиле «соул'« и вернулась в спальню.
Она разбудила его поцелуем и вручила суп.
– Подкрепись, – с улыбкой пояснила Лаки. – Тебе скоро понадобятся все твои силы.
– Ого! – Он отхлебнул горячего супа. – Ты явно умеешь открывать консервы.
Лаки нежно рассмеялась.
– Ради тебя я научусь готовить.
– В самом деле?
Нет, конечно. Но звучит здорово.
Он поставил чашку и потянулся к ней.
Иди сюда.
Лаки не возражала. Она жаждала его прикосновения. Он заряжал электричеством ее кожу, и каждая его ласка отдавалась приятной дрожью в ее теле.
Они испытывали друг друга, не торопились, сдерживались, проверяя, кто выдержит дольше, прежде чем раствориться в экстазе последнего момента.
Ты удивительная, – искренне воскликнул Ленни.
Да и ты не так уж и плох, – с улыбкой ответила Лаки.
Они разговаривали далеко за полночь. Она рассказала о бегстве Джино и как она взяла в свои руки семейное дело.
Я построила «Маджириано», – заявила она гордо. – В двадцать пять лет, и к тому же женщина. Это было не просто.
Представляю.
Нет, не представляешь. Не все.
– Но могу попробовать.
– Попробуй лучше вот это.
Она хотела почувствовать его у себя во рту. Его напряжение, пульс его мужества. Хотела, чтобы он оказался в ее власти, под ее чарами.
Он стонами выразил свое наслаждение.
Она улыбкой выразила свой триумф.
Он признался в былой страсти к Идеи. Каким банальным все казалось сейчас.
Как она выглядела? – поинтересовалась Лаки.
Худая хищная блондинка.
Ты говоришь о ней, как о птице.
Она была очень красива.
Это важно?
Для меня – нет.
Он раздвинул ее бедра оливкового цвета и погрузил между ними голову. Ее жесткие волосы казались ему шелковыми. Он чувствовал мускусный вкус раздавленных цветов. Горько-сладкий.
Она закинула руки за голову и снова и снова повторяла его имя, пока не кончила, всхлипывая от невыносимого наслаждения, а он, припав к ней, высосал ее досуха.
Потом они спали до утра.
Утром позвонил Джино. Лаки не помнила, что именно отвечала ему. Она не хотела, чтобы реальный мир вторгался в те часы, которые принадлежали только Ленни и ей. Скоро вернется Димитрий, и предстоит многое решать.
ГЛАВА 87
ГЛАВА 88
ГЛАВА 89
ГЛАВА 90
Не хочу домой, – объявила Лаки.
А кто говорит о доме? – переспросил Ленни.
Он отвел ее в забегаловку, чья клиентура состояла в основном из официантов и рабочих ночных смен, открывавшуюся только на рассвете. Там они сидели в уголке, пили кофе чашку за чашкой, а из старого проигрывателя неслись блюзы Билли Холлидея, и размалеванная девица весело отплясывала на крохотном подиуме.
Лаки рассказала ему то, что никогда и никому не рассказывала. О том, как в пятилетнем возрасте нашла обезображенный труп матери. Об отчуждении в отношениях с отцом. О побеге из школы вместе с Олимпией. О женитьбе, к которой ее, шестнадцатилетнюю, принудил Джино.
– Много лет я ненавидела его, – пояснила она. Но знаешь что? Наверное, я всегда его любила.
– Я понимаю, что такое смесь любви и ненависти, – сочувственно произнес Ленни.
И они начали говорить об Алисе, о том, что такое расти с матерью, которой нет до тебя никакого дела.
В восемь утра они остановились у гаража, в котором стоял «феррари» Лаки. Она бросила Ленни ключи и указала дорогу до дома в Ист-Хэмптоне.
То была легкая поездка под запись Отиса Реддинга по полупустым утренним дорогам. В местном супермаркете они купили французские булочки, масло, ветчину и яйца.
Я не умею готовить, – призналась Лаки.
Я умею, – успокоил ее Ленни и прикупил еще грибов и помидоров.
Дом в Ист-Хэмптоне стоял запертый. Домоправительница уехала в месячный отпуск к своей семье в Финляндию.
– Нет проблем, – объявил Ленни, открыл окно в ванной на первом этаже и, как тать, проник внутрь.
Спать им не хотелось, но после завтрака, вполне профессионально приготовленного Ленни, они отправились наверх в большую отделанную ивняком спальню и не спеша, с наслаждением предались любви, как будто в первый раз. А потом заснули, сплетясь в объятиях.
Лаки проснулась, когда наступили сумерки. Ленни спал рядом, раскинувшись. Она осторожно спустилась на кухню, открыла банку консервированного супа и развела его крутым кипятком. Потом включила медленную музыку в стиле «соул'« и вернулась в спальню.
Она разбудила его поцелуем и вручила суп.
– Подкрепись, – с улыбкой пояснила Лаки. – Тебе скоро понадобятся все твои силы.
– Ого! – Он отхлебнул горячего супа. – Ты явно умеешь открывать консервы.
Лаки нежно рассмеялась.
– Ради тебя я научусь готовить.
– В самом деле?
Нет, конечно. Но звучит здорово.
Он поставил чашку и потянулся к ней.
Иди сюда.
Лаки не возражала. Она жаждала его прикосновения. Он заряжал электричеством ее кожу, и каждая его ласка отдавалась приятной дрожью в ее теле.
Они испытывали друг друга, не торопились, сдерживались, проверяя, кто выдержит дольше, прежде чем раствориться в экстазе последнего момента.
Ты удивительная, – искренне воскликнул Ленни.
Да и ты не так уж и плох, – с улыбкой ответила Лаки.
Они разговаривали далеко за полночь. Она рассказала о бегстве Джино и как она взяла в свои руки семейное дело.
Я построила «Маджириано», – заявила она гордо. – В двадцать пять лет, и к тому же женщина. Это было не просто.
Представляю.
Нет, не представляешь. Не все.
– Но могу попробовать.
– Попробуй лучше вот это.
Она хотела почувствовать его у себя во рту. Его напряжение, пульс его мужества. Хотела, чтобы он оказался в ее власти, под ее чарами.
Он стонами выразил свое наслаждение.
Она улыбкой выразила свой триумф.
Он признался в былой страсти к Идеи. Каким банальным все казалось сейчас.
Как она выглядела? – поинтересовалась Лаки.
Худая хищная блондинка.
Ты говоришь о ней, как о птице.
Она была очень красива.
Это важно?
Для меня – нет.
Он раздвинул ее бедра оливкового цвета и погрузил между ними голову. Ее жесткие волосы казались ему шелковыми. Он чувствовал мускусный вкус раздавленных цветов. Горько-сладкий.
Она закинула руки за голову и снова и снова повторяла его имя, пока не кончила, всхлипывая от невыносимого наслаждения, а он, припав к ней, высосал ее досуха.
Потом они спали до утра.
Утром позвонил Джино. Лаки не помнила, что именно отвечала ему. Она не хотела, чтобы реальный мир вторгался в те часы, которые принадлежали только Ленни и ей. Скоро вернется Димитрий, и предстоит многое решать.
ГЛАВА 87
Самолет Димитрия нес Франческу и Олимпию в Париж. Франческа глубоко затянулась тонкой черной сигареткой.
Ты никогда не задумывалась о том, чтобы пройти курс инъекций от лишнего веса? – спросила она бесцеремонно. – В Швейцарии есть клиника специально для полных людей.
А! – весело отозвалась Олимпия. – Вы именно там делали подтяжку.
Франческа нахмурилась.
Я никогда не делала подтяжку, – соврала она.
В самом деле? – искренне удивилась Олимпия.
– В самом деле, – твердо ответила Франческа.
Беседа исчерпала себя. Олимпия пожалела, что здесь нет Флэша. Только представить себе – он и Франческа. Вот была бы стычка!
Она подозвала стюардессу, высокую загорелую шведку с ледяной улыбкой. Когда Димитрий летал сам, она делала ему массаж. Олимпия подозревала, что не только массаж.
– Я хочу чего-нибудь в шоколаде, – заявила она. – Что у нас есть?
Желе, пломбир, свежие ягоды.
Земляника?
Черника.
Облейте ее шоколадом. Сойдет и черника.
Шведка одарила ее своей ледяной улыбкой и ушла выполнять заказ.
– Черника в шоколаде, – покачала головой Франческа, обмахивая свой лошадиный фасад франкоязычной копией «Вога». – Ты безнадежна.
Олимпия, абсолютно невозмутимая после хорошей дозы кокаина, улыбнулась.
Далеко не так безнадежна, как некоторые мои знакомые, – сказала она и потянулась за наушниками.
Как культурно, – заметила Пейж, глядя на накрытый Сьюзан стол для английского чаепития.
Тонкие, как бумага, сэндвичи с огурцами, легкие пшеничные лепешки, едва смазанные сливками и джемом, имбирный кекс, чай «Эрл Грей», прозрачные фарфоровые тарелки, чашки и блюдца.
На яхте Станислопулоса чай подавали ежедневно ровно в четыре, – гордо объявила Сьюзан.
Какое, наверное, уютное и милое у вас там было общество. – Ответила Пейж, ничуть не впечатлившись.
Да, чудесное, – вздохнула Сьюзан. Ей очень понравилась поездка. Жаль только, что она не устояла перед извращенными предложениями графини. – Только вот тебя там не было, – добавила она, многозначительно взглянув на Пейж.
Та впилась зубами в сэндвич. Разве она не сказала Сьюзан еще до отъезда, что между ними все кончено? Неужели она не поняла?
– Я скучала по тебе, – продолжала Сьюзан, придвигаясь поближе на бледно-бежевой дамасской кушетке. Она положила руку на плечо Пейж. – Очень-очень.
Тишину дня нарушило гудение пчелы. Пейж заерзала, чувствуя себя крайне неловко. Почему так трудно заканчивать романы? Мужчины, женщины – со всеми приходилось вступать в борьбу.
Она набрала полную грудь воздуха и встала.
– Сьюзан, дорогая, – сказала она, глядя на свою идеально ухоженную светловолосую подругу. – Я знаю, что у нас были хорошие времена – когда-то. – Она подчеркнула слово «когда-то». – Но все течет, все изменяется. При нашей последней встрече я предупредила тебя, что мы с Райдером хотим дать еще один шанс нашему браку.
Ясные голубые глаза Сьюзан, тщательно подкрашенные и подведенные, наполнились слезами.
– Я знаю, знаю, – залепетала она, пытаясь сдержаться. – Но ты нужна мне, Пейж. Ты так много для меня значишь. Мы так много значили друг для друга.
Пейж бросила тревожный взгляд на дверь. Еще не хватало, чтобы домоправительница подслушивала их маленькую сценку.
Сьюзан заметила, куда она смотрит, и встала с кушетки.
– Я их обоих отпустила на сегодня, – сказал она. – Они вернутся поздно вечером. А Джемма уехала в Сан-Франциско. Мы абсолютно одни, – со значением закончила она.
Пейж кивнула. Еще один раз со Сьюзан. Прощальный. Она по-иному все себе представляла, но сойдет и так.
Ты никогда не задумывалась о том, чтобы пройти курс инъекций от лишнего веса? – спросила она бесцеремонно. – В Швейцарии есть клиника специально для полных людей.
А! – весело отозвалась Олимпия. – Вы именно там делали подтяжку.
Франческа нахмурилась.
Я никогда не делала подтяжку, – соврала она.
В самом деле? – искренне удивилась Олимпия.
– В самом деле, – твердо ответила Франческа.
Беседа исчерпала себя. Олимпия пожалела, что здесь нет Флэша. Только представить себе – он и Франческа. Вот была бы стычка!
Она подозвала стюардессу, высокую загорелую шведку с ледяной улыбкой. Когда Димитрий летал сам, она делала ему массаж. Олимпия подозревала, что не только массаж.
– Я хочу чего-нибудь в шоколаде, – заявила она. – Что у нас есть?
Желе, пломбир, свежие ягоды.
Земляника?
Черника.
Облейте ее шоколадом. Сойдет и черника.
Шведка одарила ее своей ледяной улыбкой и ушла выполнять заказ.
– Черника в шоколаде, – покачала головой Франческа, обмахивая свой лошадиный фасад франкоязычной копией «Вога». – Ты безнадежна.
Олимпия, абсолютно невозмутимая после хорошей дозы кокаина, улыбнулась.
Далеко не так безнадежна, как некоторые мои знакомые, – сказала она и потянулась за наушниками.
Как культурно, – заметила Пейж, глядя на накрытый Сьюзан стол для английского чаепития.
Тонкие, как бумага, сэндвичи с огурцами, легкие пшеничные лепешки, едва смазанные сливками и джемом, имбирный кекс, чай «Эрл Грей», прозрачные фарфоровые тарелки, чашки и блюдца.
На яхте Станислопулоса чай подавали ежедневно ровно в четыре, – гордо объявила Сьюзан.
Какое, наверное, уютное и милое у вас там было общество. – Ответила Пейж, ничуть не впечатлившись.
Да, чудесное, – вздохнула Сьюзан. Ей очень понравилась поездка. Жаль только, что она не устояла перед извращенными предложениями графини. – Только вот тебя там не было, – добавила она, многозначительно взглянув на Пейж.
Та впилась зубами в сэндвич. Разве она не сказала Сьюзан еще до отъезда, что между ними все кончено? Неужели она не поняла?
– Я скучала по тебе, – продолжала Сьюзан, придвигаясь поближе на бледно-бежевой дамасской кушетке. Она положила руку на плечо Пейж. – Очень-очень.
Тишину дня нарушило гудение пчелы. Пейж заерзала, чувствуя себя крайне неловко. Почему так трудно заканчивать романы? Мужчины, женщины – со всеми приходилось вступать в борьбу.
Она набрала полную грудь воздуха и встала.
– Сьюзан, дорогая, – сказала она, глядя на свою идеально ухоженную светловолосую подругу. – Я знаю, что у нас были хорошие времена – когда-то. – Она подчеркнула слово «когда-то». – Но все течет, все изменяется. При нашей последней встрече я предупредила тебя, что мы с Райдером хотим дать еще один шанс нашему браку.
Ясные голубые глаза Сьюзан, тщательно подкрашенные и подведенные, наполнились слезами.
– Я знаю, знаю, – залепетала она, пытаясь сдержаться. – Но ты нужна мне, Пейж. Ты так много для меня значишь. Мы так много значили друг для друга.
Пейж бросила тревожный взгляд на дверь. Еще не хватало, чтобы домоправительница подслушивала их маленькую сценку.
Сьюзан заметила, куда она смотрит, и встала с кушетки.
– Я их обоих отпустила на сегодня, – сказал она. – Они вернутся поздно вечером. А Джемма уехала в Сан-Франциско. Мы абсолютно одни, – со значением закончила она.
Пейж кивнула. Еще один раз со Сьюзан. Прощальный. Она по-иному все себе представляла, но сойдет и так.
ГЛАВА 88
Реальный мир не мог больше ждать. Ленни звала его карьера. И обязательства.
Он позвонил Джесс в Лос-Анджелес и покорно выслушал, как та орет, подобно сошедшему с ума индейцу.
– Куда ты запропастился? – вопила она. – Ты мне обещал, что вернешься через двадцать четыре часа, мать твою. И вдруг исчез, паразит такой. Запись новой серии начинается через два дня. Телевизионщики по стенам бегают, и я тоже. Так где ты есть, Ленни? Черт, у тебя что, вообще нет чувства ответственности?
Успокойся, – попросил он. – Инфаркт схватишь.
Я еще слишком молода для инфаркта, – упрямо отозвалась она. – И ты тоже слишком молод для того, чтобы погубить свою карьеру из-за того, что твой член опять вырвался из-под контроля. Ну что случилось с тем жеребцом, которого я некогда знала и любила!
У тебя прямо-таки золотые уста.
А у тебя деревянная башка.
Теперь, когда мы оба выяснили, кто мы такие, я могу сообщить, что позвонил тебе, чтобы сказать, что вернусь завтра.
Прекрасно. Великолепно. – Она презрительно фыркнула. – И что ты станешь делать? Прямо из аэропорта отправишься в студию?
Ты, кажется, говорила, что у меня есть два дня.
Верно. Сегодня и завтра. В отеле тебя ждет сценарий – почитай в самолете. В студии ты должен быть в понедельник в восемь утра. – Она помолчала, потом добавила: – Ленни.
– Да?
– Я только хотела сказать, что ненавижу тебя.
Он рассмеялся.
А я тебя люблю.
Какая радость, – угрюмо буркнула она.
Он повесил трубку. Лаки, в свободном свитере и гольфах до колен, сидела по-турецки на кровати рядом с ним. Она заплетала волосы в косички. Без макияжа Лаки походила на удивительно красивую шестнадцатилетнюю школьницу.
– Похоже, мир требует нас, – сообщил он.
Она вздохнула.
– Это должно было случиться.
Он остановил ее взглядом.
– Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной.
Лаки серьезно кивнула, желая того же, но оба знали, что хотят невозможного. Димитрий скоро вернется вместе с Роберто, и предстоит решить много проблем, прежде чем они смогут прожить вместе всю оставшуюся жизнь. Много часов подряд они обсуждали свое будущее, но короткое расставание было неизбежно. Она сообщит Димитрию, что все кончено. А Ленни свяжется с Олимпией.
Не хочу оставлять тебя, – сказал он, гладя ее ногу.
А думаешь, мне нравится, что ты уезжаешь? – ответила она искренне.
Ленни обнял ее и начал тихонько баюкать.
Она почувствовала знакомый запах и успокоилась.
Ты дрожишь, – заботливо сказал он.
Она теснее прижалась к нему.
– Холодно.
Мы разлучаемся ненадолго.
Знаю.
Я могу прилететь назад в пятницу после записи. Встретимся здесь же. У нас будет вся суббота и часть воскресенья.
Она мягко рассмеялась.
– Тогда я приготовлю тебе шикарную еду.
Ага. Запасись консервами. Твой картофельный суп не знает себе равных.
Подожди, скоро попробуешь мои консервированные грибы. Вы, мистер, считай, ничего еще и не видели.
Эй, леди, мне никогда не было так хорошо. Я хочу, чтобы ты знала это.
Она легонько дотронулась до его щеки. «Я знаю».
Они снова занялись любовью, их ласки были нежнее и бережнее, чем все, испытанное ими прежде.
Лаки спала в надежных объятиях его рук, а утром они проснулись рано и по дороге в Нью-Йорк почти не разговаривали.
Идиллия окончилась.
Марко тоже некогда ушел от нее...
И больше она никогда не видела его живым...
Он позвонил Джесс в Лос-Анджелес и покорно выслушал, как та орет, подобно сошедшему с ума индейцу.
– Куда ты запропастился? – вопила она. – Ты мне обещал, что вернешься через двадцать четыре часа, мать твою. И вдруг исчез, паразит такой. Запись новой серии начинается через два дня. Телевизионщики по стенам бегают, и я тоже. Так где ты есть, Ленни? Черт, у тебя что, вообще нет чувства ответственности?
Успокойся, – попросил он. – Инфаркт схватишь.
Я еще слишком молода для инфаркта, – упрямо отозвалась она. – И ты тоже слишком молод для того, чтобы погубить свою карьеру из-за того, что твой член опять вырвался из-под контроля. Ну что случилось с тем жеребцом, которого я некогда знала и любила!
У тебя прямо-таки золотые уста.
А у тебя деревянная башка.
Теперь, когда мы оба выяснили, кто мы такие, я могу сообщить, что позвонил тебе, чтобы сказать, что вернусь завтра.
Прекрасно. Великолепно. – Она презрительно фыркнула. – И что ты станешь делать? Прямо из аэропорта отправишься в студию?
Ты, кажется, говорила, что у меня есть два дня.
Верно. Сегодня и завтра. В отеле тебя ждет сценарий – почитай в самолете. В студии ты должен быть в понедельник в восемь утра. – Она помолчала, потом добавила: – Ленни.
– Да?
– Я только хотела сказать, что ненавижу тебя.
Он рассмеялся.
А я тебя люблю.
Какая радость, – угрюмо буркнула она.
Он повесил трубку. Лаки, в свободном свитере и гольфах до колен, сидела по-турецки на кровати рядом с ним. Она заплетала волосы в косички. Без макияжа Лаки походила на удивительно красивую шестнадцатилетнюю школьницу.
– Похоже, мир требует нас, – сообщил он.
Она вздохнула.
– Это должно было случиться.
Он остановил ее взглядом.
– Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной.
Лаки серьезно кивнула, желая того же, но оба знали, что хотят невозможного. Димитрий скоро вернется вместе с Роберто, и предстоит решить много проблем, прежде чем они смогут прожить вместе всю оставшуюся жизнь. Много часов подряд они обсуждали свое будущее, но короткое расставание было неизбежно. Она сообщит Димитрию, что все кончено. А Ленни свяжется с Олимпией.
Не хочу оставлять тебя, – сказал он, гладя ее ногу.
А думаешь, мне нравится, что ты уезжаешь? – ответила она искренне.
Ленни обнял ее и начал тихонько баюкать.
Она почувствовала знакомый запах и успокоилась.
Ты дрожишь, – заботливо сказал он.
Она теснее прижалась к нему.
– Холодно.
Мы разлучаемся ненадолго.
Знаю.
Я могу прилететь назад в пятницу после записи. Встретимся здесь же. У нас будет вся суббота и часть воскресенья.
Она мягко рассмеялась.
– Тогда я приготовлю тебе шикарную еду.
Ага. Запасись консервами. Твой картофельный суп не знает себе равных.
Подожди, скоро попробуешь мои консервированные грибы. Вы, мистер, считай, ничего еще и не видели.
Эй, леди, мне никогда не было так хорошо. Я хочу, чтобы ты знала это.
Она легонько дотронулась до его щеки. «Я знаю».
Они снова занялись любовью, их ласки были нежнее и бережнее, чем все, испытанное ими прежде.
Лаки спала в надежных объятиях его рук, а утром они проснулись рано и по дороге в Нью-Йорк почти не разговаривали.
Идиллия окончилась.
Марко тоже некогда ушел от нее...
И больше она никогда не видела его живым...
ГЛАВА 89
Джино не нравилось стареть. С одной стороны, не так уж и плохо, ведь только счастливцы дотягивают до времени написания мемуаров. Но, с другой стороны, как печально! Внезапно, в семьдесят четыре года, он увидел свет в конце туннеля, и с каждым днем он становился все ближе и ближе.
В отличие от Косты, он не разваливался по частям. Он сохранил волосы – почти полностью седые, но крепкие и густые. И зубы – все собственные. И никаких серьезных проблем после того давнего сердечного приступа. Изредка несварение желудка, да язва пошаливает, да иногда стреляет в плечо, но никаких поводов для серьезного беспокойства.
В Нью-Йорке он прошел полное медицинское обследование.
– Вы в прекрасной форме, – заверил его доктор. – У вас сердце и легкие пятидесятилетнего мужчины.
К чертям собачьим пятидесятилетнего. Он хотел иметь сердце и легкие, как у двадцатилетнего. Страшно сознавать себя смертным.
Во время перелета в Лос-Анджелес он заигрывал со стюардессой. У нее были рыжие волосы, что напомнило ему о Пейж, и живое хорошенькое личико, как у Синди, его первой жены. Сколько лет прошло!
Она не строила из себя недотрогу. Он не знал, потому ли, что находила его неотразимым, или потому, что почувствовала в нем богача. Последнее не требовало особой проницательности. Костюм, сшитый на заказ, шелковая рубашка. Его золотые часы «ролекс» стоили шесть тысяч долларов. Он знал, что, стоит ему пригласить ее пообедать, она согласится не колеблясь. Женщины. Легкая добыча. Как всегда в его жизни.
Но он не стал ею заниматься. Ему хотелось остаться верным Пейж. Сейчас она занимала все его мысли. Все до последней. А в этом плане до последней мысли у него оставалось еще далеко. Очень далеко.
Сьюзан разочаровала его. Под ее лощеной внешностью скрывался совершенно холодный человек, и ему так и не удалось растопить лед ее характера.
В аэропорту Джино взял такси до Беверли-Хиллз. Ему следовало бы позвонить Сьюзан, чтобы она прислала машину с водителем, но из-за отсутствия Лаки он уезжал в спешке, и, кроме того, ему нравилась мысль свалиться Сьюзан как снег на голову. Она любила планировать и рассчитывать каждый шаг – небольшая неожиданность пойдет ей только на пользу.
Ему попался шофер-иностранец. Он всю дорогу без умолку болтал на ломаном английском обо всем, что приходило ему в голову. Джино время от времени что-то бурчал в ответ и попросил его ехать помедленнее, когда тот проскочил на два красных светофора.
Шофер ухмыльнулся и помахал рукой с толстыми пальцами.
Я вас не убить, мистер, – пошутил он, едва не сбив при этом переходившую улицу пожилую даму. – Снулая рыба, – рявкнул на нее таксист.
Кретин! – заорала в ответ почтенная старушка, после чего как Джино, так и водитель погрузились в задумчивое молчание.
Показался Беверли-Хиллз – наманикюренный, спокойный и безукоризненно чистый. «Совсем как моя жена», – подумал Джино, щедро расплачиваясь с таксистом...
– Вы настоящая джентльмен, – заявил тот, отъезжая.
Когда Джино направился к дому, газон перед парадным входом перебежали две белки. Недалеко от дверей стоял «роллс-ройс» Сьюзан, а за ним – золотой «порше» Пейж.
Две вместо одной. Он увидит Пейж раньше, чем ожидал.
Джино ускорил шаги и полез в карман за ключами.
Избавившись от Франчески, которой Олимпия отдал бы титул «первой суки века», – даже Лаки уступала ей, что невероятно, – наследница Станислопулоса всерьез занялась покупками. Она намеревалась вернуться в Нью-Йорк с полностью обновленным гардеробом и рука об руку с Флэшем. Сезон званых обедов начинался в сентябре, и она не собиралась ничего упускать.
О Ленни она даже не вспомнила. Он остался в прошлом. Все равно как если бы они уже развелись. Сразу по возвращении в Нью-Йорк она отдаст своему адвокату указание заняться разводом.
Нагая Сьюзан распростерлась на кровати. Ее гладкую алебастровую кожу не тронули лучи южного французского солнца. Она являла собой идеал белой женщины, и только маленький шрам от аппендицита нарушал гармонию.
Пейж разделась до трусиков и лифчика, едва сдерживавшего ее могучую грудь. Она смотрела сверху вниз на Сьюзан и абсолютно ничего не испытывала. «Все прошло», – подумала она.
Груди Сьюзан безвольно опали, соски в ожидании ласк еще не налились. Она всегда предоставляла Пейж делать всю работу. Некогда той нравилось возбуждать Сьюзан. Теперь Пейж не знала, с чего начать. Погладить там, надавить здесь. Сьюзан заводилась с полоборота.
Пейж стиснула зубы и приступила к делу.
Адвокат Димитрия проводил Франческу Ферн в свой кабинет с величайшей предупредительностью. Сам босс попросил его оказывать ей всяческое содействие.
Исполните все, что она ни пожелает, – заявил Димитрий. – Ее развод должен состояться немедленно. И чтобы никаких проволочек. А затем я решу, как поступить с моей нынешней женой.
Димитрий, – простонал адвокат, – если вы собираетесь разводиться с Лаки, вы на этом потеряете целое состояние.
– Не забывайте, что она подписала брачный контракт, – напомнил Димитрий.
– Да. Но вы также подписали документ, согласно которому она имеет право построить отель в Атлантик-Сити за Ваш счет. Такое строительство обойдется во много миллионов.
Ей никогда не осилить отель, – небрежно бросил Димитрий. – А если строительством будет заниматься не она лично, документ теряет свою силу. К тому же там оговорены сроки. Я не дурак.
Конечно нет, – поддакнул адвокат, но про себя подумал, что человек, способный предпочесть Франческу Ферн Лаки Сантанджело явно вступил на дорогу к безумию.
Франческа сидела перед ним в коротком шелковом платье, черных чулках и туфлях на очень высоких каблуках. Она распространяла вокруг себя запах духов «Калеш», курила отвратительные сигаретки и слишком часто заходилась в приступах кашля. У нее были тяжеловатые ноги, и, когда она закидывала ногу на ногу, что повторялось неоднократно, он не мог не заметить, что она не носила трусов.
Если я все-таки приму решение развестись с моим мужем Горацием, как того желает мистер Станислопулос, – хриплым голосом объявила она, – Гораций должен получить щедрую компенсацию из средств мистера Станислопулоса, а не из моих. Понятно?
Да, мадам Ферн, – вежливо подтвердил адвокат. – Димитрий проинструктировал меня на этот счет во вчерашнем телефонном разговоре.
Она проигнорировала то, что он назвал Димитрия по имени в знак того, что между ними существовали более близкие отношения, чем ей того хотелось. В глазах Франчески все, кому платили, были наемной рабочей силой, и обращалась она с ними соответственно.
– В случае если мой развод состоится, – продолжала она, – Вам следует подготовить кое-какие документы на подпись мне и мистеру Станислопулосу.
Естественно, – ответил адвокат. Невозможно себе даже представить, чтобы эти двое поженились без финансового контракта.
У меня есть много пожеланий, – заявила Франческа, пустив дым ему в лицо и еще раз забросив тяжелую ногу на ногу.
Без сомнения, миссис Ферн, – ласково проговорил адвокат, сгорая от ненависти к этой лошадиной морде, которая обращается с ним как с посыльным.
И когда она изложила свои пожелания, он возненавидел ее еще больше. Она оказалась не просто сукой, а сукой расчетливой. Ее требования были возмутительны. Он надеялся, что, узнав о них, Димитрий тоже возмутится.
Франческа хотела огромную сумму наличными в день ее развода. Еще одно состояние в день свадьбы с Димитрием. Фантастические отчисления за каждый год совместной жизни. Более чем солидные ежемесячные выплаты. Квартиру в Париже и еще одну, двухэтажную, в Нью-Йорке. Еженедельную субсидию на пополнение туалета, которой хватило бы семье из четырех человек, чтобы безбедно прожить всю жизнь. И обговорила отдельным пунктом, что спустя год после свадьбы они с Димитрием будут обязаны проводить в обществе друг друга только шесть месяцев в году. В оставшееся время они получают право путешествовать поодиночке согласно своим желаниям.
Адвокат постарался сохранить спокойствие, пока она перечисляла свои требования, но помимо его воли у него начала дергаться щека.
– Янадеюсь, вы записали все мои пожелания, – сказала она, вставая и оправляя юбку.
Адвокат тоже встал.
Да, мадам, – ответил он вежливо.
Хорошо, – высокомерно бросила она. И не прощаясь вышла из кабинета.
Он тут же схватился за телефон.
Дом в Беверли-Хиллз мало походил на место, куда приятно вернуться после долгой отлучки. Он напоминал скорее музей, нежели обжитое жилье.
День клонился к вечеру. Тишину нарушало только гудение пчелы.
Джино вошел в гостиную и обнаружил там следы прерванного чаепития. Он ухватил сэндвич с огурцом и побрел на кухню, где тоже никого не нашел. Тогда он направился наверх, решив, что Сьюзан демонстрирует Пейж очередное творение портняжного искусства. Женщины и тряпки. Они неразделимы, как власть и деньги. Тратят целые состояния на дорогие наряды для того, чтобы всего один раз в них покрасоваться. Непонятно.
Воздух пах духами Пейж. Мускусное масло. Поливается она им, что ли? Все лучше, чем тошнотворно сладкие «Джой» – любимые духи Сьюзан.
Он улыбнулся сам себе. Джино Сантанджело – специалист по запахам. Уличный мальчишка с тонким нюхом!
Он распахнул дверь в спальню и застыл. Немая сцена. Две застывшие в ужасе женщины.
Блондинка, не слишком молодая, но хорошо сохранившаяся. Белоснежная кожа и малопривлекательный бюст. Другая – рыжая, загорелая и пышнотелая.
В игры, значит, играли. «Покажи мне твою... а я тебе – свою».
Единственным звуком, который раздавался в замершем доме, был грохот и рев в его голове.
В отличие от Косты, он не разваливался по частям. Он сохранил волосы – почти полностью седые, но крепкие и густые. И зубы – все собственные. И никаких серьезных проблем после того давнего сердечного приступа. Изредка несварение желудка, да язва пошаливает, да иногда стреляет в плечо, но никаких поводов для серьезного беспокойства.
В Нью-Йорке он прошел полное медицинское обследование.
– Вы в прекрасной форме, – заверил его доктор. – У вас сердце и легкие пятидесятилетнего мужчины.
К чертям собачьим пятидесятилетнего. Он хотел иметь сердце и легкие, как у двадцатилетнего. Страшно сознавать себя смертным.
Во время перелета в Лос-Анджелес он заигрывал со стюардессой. У нее были рыжие волосы, что напомнило ему о Пейж, и живое хорошенькое личико, как у Синди, его первой жены. Сколько лет прошло!
Она не строила из себя недотрогу. Он не знал, потому ли, что находила его неотразимым, или потому, что почувствовала в нем богача. Последнее не требовало особой проницательности. Костюм, сшитый на заказ, шелковая рубашка. Его золотые часы «ролекс» стоили шесть тысяч долларов. Он знал, что, стоит ему пригласить ее пообедать, она согласится не колеблясь. Женщины. Легкая добыча. Как всегда в его жизни.
Но он не стал ею заниматься. Ему хотелось остаться верным Пейж. Сейчас она занимала все его мысли. Все до последней. А в этом плане до последней мысли у него оставалось еще далеко. Очень далеко.
Сьюзан разочаровала его. Под ее лощеной внешностью скрывался совершенно холодный человек, и ему так и не удалось растопить лед ее характера.
В аэропорту Джино взял такси до Беверли-Хиллз. Ему следовало бы позвонить Сьюзан, чтобы она прислала машину с водителем, но из-за отсутствия Лаки он уезжал в спешке, и, кроме того, ему нравилась мысль свалиться Сьюзан как снег на голову. Она любила планировать и рассчитывать каждый шаг – небольшая неожиданность пойдет ей только на пользу.
Ему попался шофер-иностранец. Он всю дорогу без умолку болтал на ломаном английском обо всем, что приходило ему в голову. Джино время от времени что-то бурчал в ответ и попросил его ехать помедленнее, когда тот проскочил на два красных светофора.
Шофер ухмыльнулся и помахал рукой с толстыми пальцами.
Я вас не убить, мистер, – пошутил он, едва не сбив при этом переходившую улицу пожилую даму. – Снулая рыба, – рявкнул на нее таксист.
Кретин! – заорала в ответ почтенная старушка, после чего как Джино, так и водитель погрузились в задумчивое молчание.
Показался Беверли-Хиллз – наманикюренный, спокойный и безукоризненно чистый. «Совсем как моя жена», – подумал Джино, щедро расплачиваясь с таксистом...
– Вы настоящая джентльмен, – заявил тот, отъезжая.
Когда Джино направился к дому, газон перед парадным входом перебежали две белки. Недалеко от дверей стоял «роллс-ройс» Сьюзан, а за ним – золотой «порше» Пейж.
Две вместо одной. Он увидит Пейж раньше, чем ожидал.
Джино ускорил шаги и полез в карман за ключами.
Избавившись от Франчески, которой Олимпия отдал бы титул «первой суки века», – даже Лаки уступала ей, что невероятно, – наследница Станислопулоса всерьез занялась покупками. Она намеревалась вернуться в Нью-Йорк с полностью обновленным гардеробом и рука об руку с Флэшем. Сезон званых обедов начинался в сентябре, и она не собиралась ничего упускать.
О Ленни она даже не вспомнила. Он остался в прошлом. Все равно как если бы они уже развелись. Сразу по возвращении в Нью-Йорк она отдаст своему адвокату указание заняться разводом.
Нагая Сьюзан распростерлась на кровати. Ее гладкую алебастровую кожу не тронули лучи южного французского солнца. Она являла собой идеал белой женщины, и только маленький шрам от аппендицита нарушал гармонию.
Пейж разделась до трусиков и лифчика, едва сдерживавшего ее могучую грудь. Она смотрела сверху вниз на Сьюзан и абсолютно ничего не испытывала. «Все прошло», – подумала она.
Груди Сьюзан безвольно опали, соски в ожидании ласк еще не налились. Она всегда предоставляла Пейж делать всю работу. Некогда той нравилось возбуждать Сьюзан. Теперь Пейж не знала, с чего начать. Погладить там, надавить здесь. Сьюзан заводилась с полоборота.
Пейж стиснула зубы и приступила к делу.
Адвокат Димитрия проводил Франческу Ферн в свой кабинет с величайшей предупредительностью. Сам босс попросил его оказывать ей всяческое содействие.
Исполните все, что она ни пожелает, – заявил Димитрий. – Ее развод должен состояться немедленно. И чтобы никаких проволочек. А затем я решу, как поступить с моей нынешней женой.
Димитрий, – простонал адвокат, – если вы собираетесь разводиться с Лаки, вы на этом потеряете целое состояние.
– Не забывайте, что она подписала брачный контракт, – напомнил Димитрий.
– Да. Но вы также подписали документ, согласно которому она имеет право построить отель в Атлантик-Сити за Ваш счет. Такое строительство обойдется во много миллионов.
Ей никогда не осилить отель, – небрежно бросил Димитрий. – А если строительством будет заниматься не она лично, документ теряет свою силу. К тому же там оговорены сроки. Я не дурак.
Конечно нет, – поддакнул адвокат, но про себя подумал, что человек, способный предпочесть Франческу Ферн Лаки Сантанджело явно вступил на дорогу к безумию.
Франческа сидела перед ним в коротком шелковом платье, черных чулках и туфлях на очень высоких каблуках. Она распространяла вокруг себя запах духов «Калеш», курила отвратительные сигаретки и слишком часто заходилась в приступах кашля. У нее были тяжеловатые ноги, и, когда она закидывала ногу на ногу, что повторялось неоднократно, он не мог не заметить, что она не носила трусов.
Если я все-таки приму решение развестись с моим мужем Горацием, как того желает мистер Станислопулос, – хриплым голосом объявила она, – Гораций должен получить щедрую компенсацию из средств мистера Станислопулоса, а не из моих. Понятно?
Да, мадам Ферн, – вежливо подтвердил адвокат. – Димитрий проинструктировал меня на этот счет во вчерашнем телефонном разговоре.
Она проигнорировала то, что он назвал Димитрия по имени в знак того, что между ними существовали более близкие отношения, чем ей того хотелось. В глазах Франчески все, кому платили, были наемной рабочей силой, и обращалась она с ними соответственно.
– В случае если мой развод состоится, – продолжала она, – Вам следует подготовить кое-какие документы на подпись мне и мистеру Станислопулосу.
Естественно, – ответил адвокат. Невозможно себе даже представить, чтобы эти двое поженились без финансового контракта.
У меня есть много пожеланий, – заявила Франческа, пустив дым ему в лицо и еще раз забросив тяжелую ногу на ногу.
Без сомнения, миссис Ферн, – ласково проговорил адвокат, сгорая от ненависти к этой лошадиной морде, которая обращается с ним как с посыльным.
И когда она изложила свои пожелания, он возненавидел ее еще больше. Она оказалась не просто сукой, а сукой расчетливой. Ее требования были возмутительны. Он надеялся, что, узнав о них, Димитрий тоже возмутится.
Франческа хотела огромную сумму наличными в день ее развода. Еще одно состояние в день свадьбы с Димитрием. Фантастические отчисления за каждый год совместной жизни. Более чем солидные ежемесячные выплаты. Квартиру в Париже и еще одну, двухэтажную, в Нью-Йорке. Еженедельную субсидию на пополнение туалета, которой хватило бы семье из четырех человек, чтобы безбедно прожить всю жизнь. И обговорила отдельным пунктом, что спустя год после свадьбы они с Димитрием будут обязаны проводить в обществе друг друга только шесть месяцев в году. В оставшееся время они получают право путешествовать поодиночке согласно своим желаниям.
Адвокат постарался сохранить спокойствие, пока она перечисляла свои требования, но помимо его воли у него начала дергаться щека.
– Янадеюсь, вы записали все мои пожелания, – сказала она, вставая и оправляя юбку.
Адвокат тоже встал.
Да, мадам, – ответил он вежливо.
Хорошо, – высокомерно бросила она. И не прощаясь вышла из кабинета.
Он тут же схватился за телефон.
Дом в Беверли-Хиллз мало походил на место, куда приятно вернуться после долгой отлучки. Он напоминал скорее музей, нежели обжитое жилье.
День клонился к вечеру. Тишину нарушало только гудение пчелы.
Джино вошел в гостиную и обнаружил там следы прерванного чаепития. Он ухватил сэндвич с огурцом и побрел на кухню, где тоже никого не нашел. Тогда он направился наверх, решив, что Сьюзан демонстрирует Пейж очередное творение портняжного искусства. Женщины и тряпки. Они неразделимы, как власть и деньги. Тратят целые состояния на дорогие наряды для того, чтобы всего один раз в них покрасоваться. Непонятно.
Воздух пах духами Пейж. Мускусное масло. Поливается она им, что ли? Все лучше, чем тошнотворно сладкие «Джой» – любимые духи Сьюзан.
Он улыбнулся сам себе. Джино Сантанджело – специалист по запахам. Уличный мальчишка с тонким нюхом!
Он распахнул дверь в спальню и застыл. Немая сцена. Две застывшие в ужасе женщины.
Блондинка, не слишком молодая, но хорошо сохранившаяся. Белоснежная кожа и малопривлекательный бюст. Другая – рыжая, загорелая и пышнотелая.
В игры, значит, играли. «Покажи мне твою... а я тебе – свою».
Единственным звуком, который раздавался в замершем доме, был грохот и рев в его голове.
ГЛАВА 90
Лаки пыталась собраться. Непростая задача. Она все время возвращалась мыслями к Ленни, и тогда ее лицо расплывалось в глупой улыбке и она чувствовала себя полной идиоткой.
– Что такого смешного? – уже не в первый раз спросил один из архитекторов, пришедших к ней на встречу. Привлекательный парень тридцати с небольшим лет. В прежние времена она с удовольствием провела бы с ним вечерок, но теперь все изменилось.
Нет, ничего, – ответила она, все еще улыбаясь.
Он кокетливо посмотрел на нее.
Значит, у вас замечательный характер.
Она вовсе не хотела поощрять его, но, очевидно, ее постоянная улыбка сделала свое дело.
– Моему мужу вас бы послушать, – мимоходом бросила она и отвернулась.
Димитрий? Как поступить с ним? После ее отъезда во многих газетах и журналах появились фотографии, снятые вездесущими репортерами. И на всех Димитрий вместе с Франческой. Поднимаются на яхту... Сходят с яхты... Убегают из ночного клуба... Входят в ресторан. В обнимку, с веселыми улыбками. Неразлучная пара – Димитрий Станислопулос и Франческа Ферн.
Как любила их пресса – стареющего миллиардера и театральную примадонну. Оба в браке, живописные – находка для газетчиков.
Лаки только радовало, что женитьба не остудила его страстной любви к Ферн. Так ей будет легче сказать ему, что все кончено. Прекрасное оправдание. Жаль, что нельзя просто написать ему короткую записку. «Дорогой Димитрий. По вполне понятным причинам я освобождаю тебя от твоих обязательств по отношению ко мне. Давай останемся друзьями. Лаки».
Как все было бы просто и легко.
Но инстинкт говорил ей, что им не удастся расстаться так цивилизованно.
В Париже Олимпия накупила одежды на триста тысяч долларов. И еще новую соболиную шубу и целую коллекцию экстравагантных драгоценностей. К тому же она запаслась отличным кокаином, без которого не могла уже прожить и дня. Какое счастье, что она родилась наследницей огромного состояния. Какой мужчина стал бы столько на нее тратить. Мужчины все жмоты, какими бы богатыми они ни были. Взять хотя бы отца – сколько лет она за ним наблюдала. Он редко раскошеливался, разве что для себя самого или для Франчески.
Она посмотрела на стареющую актрису, сидевшую через проход от нее в самолете Димитрия. Ну что он нашел в этой старой корове? И почему за столько лет как-то не упорядочил их отношений?
Интересно, зачем Франческа так внезапно сорвалась в Париж? Может, спросить Димитрия по возвращении? Возможно, он ответит, а возможно, и нет.
Она перегнулась через проход.
– Ты что-нибудь купила себе?
Франческа удостоила ее взгляда. Глубоко посаженные задумчивые глаза в обрамлении длинных фальшивых ресниц.
– Магазины наводят на меня тоску, – ответила она.
– А на меня нет, – отозвалась Олимпия и выставила напоказ безвкусный браслет с рубинами и бриллиантами. – Красивые вещи возбуждают меня.
Франческа снисходительно улыбнулась.
– Если бы ты проработала хотя бы день в своей жизни, ты, возможно, поняла бы, что магазины – всего лишь способ для богатых бездельников убивать время, – бросила она.
– Какие глупости! – воскликнула Олимпия. Она бы и больше сказала, но самолет вошел в область летних гроз и внезапная качка заставила ее замолчать.
На юге Франции Димитрий терпеливо ждал возвращения своей любовницы. Перед ним в бассейне резвились Роберто и Бриджит. Он пытался не замечать робких попыток Горация завести разговор. Недавно он выслушал по телефону своего адвоката из Парижа и громко расхохотался, узнав о требованиях Франчески.
– Что такого смешного? – уже не в первый раз спросил один из архитекторов, пришедших к ней на встречу. Привлекательный парень тридцати с небольшим лет. В прежние времена она с удовольствием провела бы с ним вечерок, но теперь все изменилось.
Нет, ничего, – ответила она, все еще улыбаясь.
Он кокетливо посмотрел на нее.
Значит, у вас замечательный характер.
Она вовсе не хотела поощрять его, но, очевидно, ее постоянная улыбка сделала свое дело.
– Моему мужу вас бы послушать, – мимоходом бросила она и отвернулась.
Димитрий? Как поступить с ним? После ее отъезда во многих газетах и журналах появились фотографии, снятые вездесущими репортерами. И на всех Димитрий вместе с Франческой. Поднимаются на яхту... Сходят с яхты... Убегают из ночного клуба... Входят в ресторан. В обнимку, с веселыми улыбками. Неразлучная пара – Димитрий Станислопулос и Франческа Ферн.
Как любила их пресса – стареющего миллиардера и театральную примадонну. Оба в браке, живописные – находка для газетчиков.
Лаки только радовало, что женитьба не остудила его страстной любви к Ферн. Так ей будет легче сказать ему, что все кончено. Прекрасное оправдание. Жаль, что нельзя просто написать ему короткую записку. «Дорогой Димитрий. По вполне понятным причинам я освобождаю тебя от твоих обязательств по отношению ко мне. Давай останемся друзьями. Лаки».
Как все было бы просто и легко.
Но инстинкт говорил ей, что им не удастся расстаться так цивилизованно.
В Париже Олимпия накупила одежды на триста тысяч долларов. И еще новую соболиную шубу и целую коллекцию экстравагантных драгоценностей. К тому же она запаслась отличным кокаином, без которого не могла уже прожить и дня. Какое счастье, что она родилась наследницей огромного состояния. Какой мужчина стал бы столько на нее тратить. Мужчины все жмоты, какими бы богатыми они ни были. Взять хотя бы отца – сколько лет она за ним наблюдала. Он редко раскошеливался, разве что для себя самого или для Франчески.
Она посмотрела на стареющую актрису, сидевшую через проход от нее в самолете Димитрия. Ну что он нашел в этой старой корове? И почему за столько лет как-то не упорядочил их отношений?
Интересно, зачем Франческа так внезапно сорвалась в Париж? Может, спросить Димитрия по возвращении? Возможно, он ответит, а возможно, и нет.
Она перегнулась через проход.
– Ты что-нибудь купила себе?
Франческа удостоила ее взгляда. Глубоко посаженные задумчивые глаза в обрамлении длинных фальшивых ресниц.
– Магазины наводят на меня тоску, – ответила она.
– А на меня нет, – отозвалась Олимпия и выставила напоказ безвкусный браслет с рубинами и бриллиантами. – Красивые вещи возбуждают меня.
Франческа снисходительно улыбнулась.
– Если бы ты проработала хотя бы день в своей жизни, ты, возможно, поняла бы, что магазины – всего лишь способ для богатых бездельников убивать время, – бросила она.
– Какие глупости! – воскликнула Олимпия. Она бы и больше сказала, но самолет вошел в область летних гроз и внезапная качка заставила ее замолчать.
На юге Франции Димитрий терпеливо ждал возвращения своей любовницы. Перед ним в бассейне резвились Роберто и Бриджит. Он пытался не замечать робких попыток Горация завести разговор. Недавно он выслушал по телефону своего адвоката из Парижа и громко расхохотался, узнав о требованиях Франчески.