Страница:
— Леонтиск! — чужая рука потрясла за плечо, на этот раз решительнее.
— Э… Что? Уже подъем? — Леонтиск сел на постели, энергично протер глаза ладонями. Проспал? Странно, обычно он всегда просыпался вовремя — привычка многолетнего казарменного распорядка.
— Подъем только для тебя, а я пошел дрыхнуть, — усмехнулся Галиарт. В темной комнате его серый силуэт выделялся на фоне двери. — Зайди к командиру, звал.
— Я свою стражу отстоял… Что, кого-то подменить надо? — одеваясь, пробормотал Леонтиск.
— Не-а, какая стража, уже почти утро, — махнул рукой Галиарт. — Час назад гонец прибыл, похоже, издалека…
— Гонец? — переспросил сын стратега. Спросонья его мозги слабо соображали. — Какой гонец?
Галиарт не ответил, его уже не было. Леонтиск услышал, как в соседней комнате кровать затрещала под рухнувшим на нее телом. Поглядев на мирно похрапывающего Эвполида, опять вернувшегося заполночь, сын стратега, подавив в себе всколыхнувшуюся зависть, вышел в коридор. Сидевший в андроне, опершись локтями на лежащие поперек колен ножны Энет молча показал ему большим пальцем на дверь покоев царевича. Из щели пробивалась оранжевая полоска света.
— Великие олимпийцы, он когда-нибудь спит? — пробурчал под нос сын стратега и шагнул в комнату Пирра. — Вызывал, командир?
— Заходи, — Эврипонтид, полуодетый, с обнаженным торсом, сидел, свесив мощные ноги, на кровати. На той самой, где утром четвертого дня «спутники» обнаружили его с обвившейся вокруг предплечья змеей. Сейчас голова аспида, висевшая на серебряной цепи, покоилась на покрытой черным волосом мускулистой груди царевича. Леонтиск не знал, кто посоветовал Пирру сделать из головы гада амулет. Поговаривали, что это был верховный жрец Полемократ, с которым царевич позавчера имел продолжительную беседу. Отныне Скиф становится деятельным членом партии Эврипонтидов — и это было все, что узнали о состоявшемся разговоре «спутники» Пирра — сам он по таинственной причине не вдаваться в детали не пожелал. Змея исчезла из дома в день покушения, и только вчера голова рептилии появилась на груди Эврипонтида уже в этом виде — гладкая, блестящая, с иглами торчащих из раскрытой пасти страшных зубов и желтыми глазами из северного янтаря. Леонтиск не сомневался, что амулет изготовили в одном из храмов — кто в Спарте, кроме жрецов, мог быть настолько искусен в мумификации? Голова выглядела, как живая. Леонтиска передернуло.
— Что-то плохо выглядишь, друг афинянин, — внимательно глянув на товарища, обронил Пирр.
— Прошу прощения, командир, — Леонтиск виновато развел руками.
— Быть может, это тебя немного развеселит? — Пирр небрежно помахал пергаментным свитком, его непроницаемое лицо вдруг потрескалось белозубой улыбкой.
— Что это? Письмо? Мне? — остатки сна как будто смыло ледяной водой, Леонтиск шагнул вперед. В груди заколотилось. — Гонец! Галиарт сказал — гонец прибыл ночью…
— Точно! Из Афин, от нашего дорогого друга Терамена. Свое письмо я уже прочел, и поэтому знаю, что в твоем есть маленький сюрприз. Забирай.
Леонтиск протянул руку, осторожно принял свиток, как будто он мог раствориться в воздухе. Он догадывался, знал, какой внутри сюрприз… Свиток, запечатанный квадратной печатью Каллатидов, был теплым на ощупь. Как ее кожа… Сын стратега поднял глаза на царевича. Тот наслаждался эффектом. В глазах блистали искры, у уголков губ обозначились добродушные морщинки. Таким друзья видели Эврипонтида не часто, обычно его лик был бесстрастен, либо искажен заботами или гневом.
— Э… командир?
— Иди, конечно, — усмехнулся Пирр. — Надеюсь, она пишет, что нашла жениха, а тебе советует идти к демонам. Может, ты тогда перестанешь кукситься, а то противно, клянусь щитом Ареса, ежедневно смотреть на твою кислую физиономию. А спартанские сучки по ночам воют на луну из-за того, что главный кобель дал им отставку.
— Командир!!!
— Шучу, шучу. Иди, читай, эгоист проклятый! Эй, стой! — вдруг вспомнил царевич, когда Леонтиск уже выскользнул за дверь.
— Да?
— Возьми письмо Эвполида заодно. Отец и ему написал… Я решил, что ему не горит, пусть себе отдыхает. Ты ведь ему передал часть своих простолюдинок-нимфоманок?
— От тебя ничего не скроешь, командир, — криво усмехнулся Леонтиск и вышел в андрон. Энет молча поглядел на него.
Сгорая от нетерпения, афинянин заставил себя неторопливо дойти до скамьи, ближайшей к массивной треноге масляной лампы, опуститься на нее, медленно, словно нехотя, взломать скреплявшую свиток печать. Из пергаментного рулона тут же, словно живой, выпал и опустился ему на колени тонкий папирусный лист. Леонтиск замер, украдкой поднял глаза. Энет, понимающе ухмыльнувшись, отвернулся. «Проклятье, они все знают… — с досадой подумал сын стратега. — Неужели мои сопливые терзания настолько очевидны? Нехорошо, видят боги… Этак можно и упасть в глазах общества…» Проявления чувств сентиментального свойства были не в чести в грубоватом мире лакедемонских военных.
Усилием воли игнорируя невесомый папирус, лежащий на коленях, словно каменная глыба, Леонтиск решительно развернул пергамент. Светотень, порожденная всплесками каминного пламени, заплясала на ровных строчках, написанных рукой Терамена.
«Терамен Каллатид Леонтиску, сыну Никистрата, привет.
До меня уже дошли вести, храбрый юноша, что ты и твой спутник успешно добрались до места назначения и выполнили свою миссию. Это достойно восхищения и похвалы, потому что кое-кто (ты знаешь, о ком я) был весьма заинтересован, чтобы вы не могли покинуть город. На следующий день после вашего бурного отъезда в Афинах поднялась большая буча. Упомянутый господин искал, на ком бы сорвать злость за израненного сына, который был ни жив ни мертв. Теперь сын вроде бы пошел на поправку, и суматоха несколько стихла. Предвижу твое беспокойство и сообщаю, что принял необходимые меры безопасности, и надеюсь, что в ближайшем будущем никакого несчастного случая со мной не произойдет. Я еще раз возблагодарил богов, подсказавших мне мудрое решение отправить своего неуправляемого отпрыска с тобой. Навряд ли он согласился бы разделить со мной самовольное заточение в стенах дома.
Я не торопился с письмом, покуда не получил весточки от некой особы, судьба которой, подозреваю, весьма все это время тебя тревожила. С ней все хорошо, о чем ты, впрочем, полагаю, уже знаешь, ознакомившись с ее посланьем. Хариму (помнишь его?) удалось войти в доверительные отношения с одной из служанок этого дома, так что время от времени я смогу получать от милой девицы и пересылать тебе, мой храбрый юный друг, подобные весточки, заключенные в папирус. Бедное дитя! Она с такой стойкостью сносит наказание, наложенное на нее родственниками, и так переживает за тебя. Было бы неплохо, если бы ты нашел возможность что-нибудь написать ей в ответ. Передай письмо Евмилу, это один из надежнейших моих людей, он отправится в путь немедленно после получения почты от тебя и твоего высокого друга. Я надеюсь получить от царевича подробный рассказ о ваших успехах, и буду рад в скором будущем прибыть в Лакедемон, дабы приветствовать моего доброго старого товарища, царя лакедемонян Павсания.
На этом, юноша, я завершаю и желаю всего самого лучшего. Да сопутствуют твоим делам расположение великих богов и милость судьбы.
До свиданья, до следующего письма.
И присматривай, пожалуйста, за моим безалаберным потомком. У него исключительный талант попадать в неприятности.
Твой седой друг
Терамен Каллатид.
Афины, третий день месяца посидеона».
Леонтиск прочитал пергамент дважды, и только после этого, вздохнув, словно перед прыжком в реку, взял в руки хрустящий невесомый лист ЕЕ письма. Папирус был нежного розового цвета и источал сладкий аромат ириса. Запах ее духов… Не в силах больше сдерживаться, юноша впился в тонкие строчки глазами.
«Эльпиника, дочь Демолая, Леонтиску, сыну Никистрата, привет!
Любимый, как я по тебе соскучилась! И половины месяца не прошло, как ты покинул меня, спрыгнув в тот ужасный черный колодец, а мне кажется, что прошли годы с тех пор, как я в последний раз видела твои бесстыжие карие глаза. Странно, правда? Иногда мне кажется, что ничего этого не было — ни темницы, ни этих образин-стражников, ни побега… Что я сама тебя придумала, извлекла из воспоминаний или розовых снов… Ты-то хоть меня помнишь, красавчик-герой? Или опять влюбил меня в себя и убежал в свою дурацкую Спарту? Ну, нет, не получится!
А я знала, что с тобой ничего не случится — и там, в подземелье, и потом, когда убегал из Афин. Здорово ты отделал моего злобного братца (прости меня Богиня)! Отец не хотел, чтобы я знала, но я выяснила через челядь. Клеомед получил по заслугам — слышал бы ты, какими словами он меня крыл, когда ты убежал. Я запомнила несколько, теперь жду удобного случая, чтобы использовать. И еще за руку тащил больно. До сих пор синяки не прошли. Но — спасибо тебе, что оставил его в живых. Как-никак, он мой брат, и было бы ужасно, если бы его смерть стояла между нами…
Представляешь, бедную Политу наказали плетью и отослали в поместье. Мне ее так не хватает. Теперь из рабынь, которым я могу доверять, осталась только Зилона, лидийка. Через нее со мной и связался господин Терамен. Он мне, кстати, передал, что ты меня любишь и все в этом роде, но я не поверю, пока не получу подтверждение от тебя.
Мне теперь приходится быть осторожной. Отец приставил надзирать за мной толстую тетку из Дарданнидов. Род знатный, но обедневший. Вот тетка и старается за назначенную папашей плату. Она злая и сильная, но тупая. Мне доставляет удовольствие водить ее за нос. Правда, можно нарваться на пощечину, отец разрешил ей бить меня, представляешь? Вот это письмо, например, пишу, запершись в туалетной комнате. Буду заканчивать, а то она чего-нибудь заподозрит.
Кстати, отец собирается выдать меня замуж. Наивный! Первому кандидату, которого он принял, я устроила такое, что он весь путь до ворот проделал бегом. Других, клянусь Богиней, ждет то же самое. Я ведь жду тебя, твоя очередь меня спасать…
Все, тетка стучит в дверь. Стилос и чернила придется выбросить в нечистоты.
До свиданья, любимый! Жду твоего ответа.
Твоя афинская подружка, дочь архонта».
В этом была она вся. Перечитывая письмо — раз, другой, третий — Леонтиск кусал губы, чтобы не расхохотаться. Он испытывал громадное облегчение. С ней все в порядке, она любит его и ждет. Великие боги, как ему хотелось быть с этой девушкой, язвительной и невероятно милой одновременно! Быстрее бы разобраться с паскудой Горгилом, скорее бы закончилась эта история с возвращением на родину царя Павсания. Если их партия победит, если он останется в живых, видят боги, придется расстаться с прелестями холостой жизни. И пусть молодой Эврипонтид только попробует отказаться быть его шафером! Дело осталось за малым — выдержать сражение с Агиадами и всеми остальными противниками. Теперь, когда будущее засверкало такими радужными красками, эта задача не казалась Леонтиску такой уж трудной.
Спустя час, весело насвистывая, он в компании Тисамена и Эвполида направлялся в сторону храма Ликурга, подле которого находился старый родовой дворец рода Эврипонтидов.
— Ты что, ошалела? Кто тебе показал этот удар? — проворчал Леотихид, растирая вспухший над ключицей рубец.
— Ха! Я же говорила, что «сделаю» тебя! — Арсиона отбросила деревянный меч в сторону, грациозно шагнула к элименарху и закинула руки ему на шею. — Сегодня в постели делаешь то, что скажу я!
— С ума спятила, дева! Счет два-два, — огрызнулся Леотихид, однако его руки привычно легли ей на талию. — Может, еще разок?
— Хватит! А то поставлю тебе на щеке такую же метку, как ты мне. Будешь потом всем рассказывать, что неудачно упал с кровати, ха-ха-ха!
— Не слишком ли ты много болтаешь, красотка? — он зарычал, встряхнул ее.
— Хочешь заткнуть мне рот? Опять этим? — она расхохоталась, опустила руку ему на пах. — Ну что ж, давай, посмотрим, надолго ли тебя хватит!
— Погоди, курочка, сейчас я насажу тебя на вертел! — прошипел он, умелыми пальцами распуская застежки ее кожаного панциря.
— Хо-хо, вертел! Скажи лучше — прутик! — подзадоривала она, поворачиваясь, чтобы ему было удобнее снимать с нее одежду.
Дело происходило в большой приемной покоев стратега-элименарха. Секретарь Леарх, припавший, по обыкновению, глазом к отверстию в потайной каморке, почувствовал скуку. Младший Агиад и его охранница-возлюбленная по обыкновению начали свои ласки с ожесточенного поединка на учебных мечах, благо размеры помещения это позволяли. Теперь они сорвут друг с друга одежду и предадутся лютому разврату. Боги, как это банально! Леарх почувствовал отвращение. Как можно иметь дело с женщиной, когда существуют юные мальчики, с такими наивными глазками, мягкими губками и упругими, нежными ягодицами. Какое это удовольствие — угостить такого милого мальчугана фруктами, затем сесть к нему поближе, медленно начать раздевать, отвечая на его наивные вопросы… Бр-р-р! Волна сладострастия пробежала по щуплому телу соглядатая. Да, пожалуй, сегодня здесь уже ничего не произойдет, пора вернуться к себе и вызвать… Кого? Поросеночка Гипербола? Или того, новенького, с нежным пушком на щеках?
Леарх уже поднялся со своего вспотевшего сиденья, когда раздавшийся за стеной шум заставил его вновь упасть на стул и прижаться к глазку.
В комнату заглянул один из «белых плащей» и замер на пороге, открыв рот. В этот момент митра Арсионы как раз упала на пол, и девушка осталась в одном исподнем хитоне.
— Эвном, куда ты лезешь, сто тысяч демонов! — зло воскликнул Леотихид.
— К тебе пришли, командир! — пролепетал охранник, не в силах оторвать взгляда от мощных полушарий, распирающих тонкую ткань хитона мечницы. Похотливое любострастие было большим недостатком Эвнома, искупавшимся, впрочем, храбростью и преданностью.
— В такое время?! Кто? — элименарх не пытался скрыть своего раздражения.
— Я, — в приемную шагнула невысокая крепкая фигура, за ней маячили еще две, куда более рослые и могучие.
— Государь, — склонила голову Паллада. Ее длинные вьющиеся волосы каскадом обрушились вперед, скрывая от глаз Эвнома (и не только его) то, чем он до сих пор любовался.
— Арсиона, — милостиво кивнул Агесилай. — Сожалею, если помешал, но мне необходимо поговорить с братом.
— Цари не нуждаются в извинениях, — дерзко произнесла мечница, затем без тени смущения присела, подняла с пола свои панцирь и митру и отступила к двери.
— Ты, брат? — наконец, опомнился Леотихид. — Что-то случилось?
— Решил проследить за твоей нравственностью, — усмехнулся царь, делая знак остальным присутствующим очистить помещение. Дверь уже закрывалась, когда снаружи долетел звучный шлепок и обиженный голос Эвнома:
— Ты чего-о?
И голос Арсионы:
— Это чтоб глаза на место встали, а то из орбит вывалятся!
— Крутая у тебя девица, Лео, — Агесилай махнул рукой в сторону двери. — И красивая. Не надоело еще бесчестить ее? Может, посватаешься, пока старый Агесиполид, ее отец, не помер?
— Да ты и впрямь явился поучать меня, братец? — с вызовом усмехнулся Леотихид. — Хм, клянусь задницей Посейдона, а не маменькин ли это голосок? Неужто она тебя прислала?
— Хам, — покачал головой Агесилай. Сегодня он, похоже, был в добродушном настроении. — Никакого почтения ни к старшинству, ни к царской власти.
— И все же?
— Боги! Не ты ли, разрази тебя гром, послал ко мне Полиада сказать, что нужно поговорить?
— Ну-у, великий государь, ты меня прямо поражаешь своей благосклонностью! — развел руками младший Агиад. — К тебе ведь теперь не пробиться — ты то с римлянами, то с македонцами, то с ахейцами, то со всеми вместе… Я полагал, мне несколько дней придется ожидать аудиенции.
— Может, и придется, если не прекратишь выкобениваться и не приступишь к делу. И поторопись, меня ждут другие дела. Государственной важности.
Леотихид жестом предложил царю сесть на диван, а сам устроился на низком секретарском стуле.
— Представь себе, вчера я получил записку от… — начал он, заговорщически понизив голос, — от некоего наемного убийцы, дорогого гостя, мать его за ноги.
Агесилай чуть заметно поморщился.
— Опять эти твои интриги!
— «Наши» интриги, дорогой братец, теперь уже «наши», — поправил его элименарх.
— И что же? — Агесилай прожег его взглядом. — Ходил?
— А как же. Иначе просто сгорел бы от любопытства.
— Я удивлен твоим приглашением. Хочешь снова показать какой-нибудь фокус? Скажу сразу, что не намерен садиться на кушетки и что-либо пить, — Леотихид «дружелюбно» улыбнулся.
Человек в маске сидел на том же самом месте у пюпитра. Можно было подумать, что он вообще не покидал кресла, с тех пор как стратег был здесь в прошлый раз.
— На этот раз у меня нет нужды в подобных демонстрациях, — мяукающий голос прозвучал как-то… задумчиво?
— Что же тогда? О, припоминаю… наш разговор с эфором Медведем, твоим другом, несколько дней назад… Ха, неужели новый гениальный план уже готов?
— Прошу, остынь, молодой человек, — поднял руку Горгил. Желтые когти зловеще блеснули в свете масляной лампы. — Новое мероприятие уже действительно подготовлено, и лишь один единственный пункт нуждается в помощи. Твоей и твоего брата.
Леотихид откровенно расхохотался.
— Можешь забыть об этом, господин убийца. Агесилай не станет принимать участие в этих грязных играх.
«Он скорее отправит вас всех к палачу, болваны»
Горгил покачал золотой маской.
— Без этого осуществление плана значительно осложнится… Гм… пожалуй, я нарушу свое правило и раскрою секрет мероприятия , и ты скажешь, что думаешь по этому поводу.
И убийца подробно, останавливаясь на деталях, поверил молодому стратегу свой новый замысел. Было уже заполночь, когда Горгил, наконец, замолчал и молча уставился на элименарха, ожидая его реакции. Леотихид, переваривая услышанное, задумчиво почесал бровь.
— Хм, неплохо задумано, впечатляет, клянусь бородой Зевса, — признал он. — Но… человек, которому отведена главная роль… Не слишком ли большие надежды ты на него возлагаешь? Что будет, если он передумает?
— Не думаю, — в глазницах золотой маски блеснули огоньки. — Я давно знаком с человеческими слабостями и являюсь их коллекционером. Упомянутый же человек подвержен слабости, которой я не чаял встретить в лакедемонянине. Было совсем нетрудно найти его болезненную точку, слегка нажать на нее, как он дал согласие сотрудничать. Полное и безоговорочное. Ты, господин элименарх, можешь повидаться с ним и убедиться в этом сам.
— Гм, — кашлянул Леотихид. — Возможно, я так и поступлю.
Всегда приятно видеть сломленного противника.
— И я могу рассчитывать, что ты поговоришь с братом насчет того пункта, где нам требуется помощь?
— Можешь, — неохотно обронил элименарх. Он бы вовсе не хотел впутывать в эту грязь Агесилая, вечно колеблющегося между честью и необходимостью.
— Прекрасно, господин стратег. Тогда я хотел перейти к следующему делу.
— Хм? — Леотихид скрестил на груди руки, недоверчиво глянул на убийцу.
— Помнишь ли ты, господин элименарх, свою просьбу сообщить, если я получу еще заказы в вашем городе? Я обещал тебе это и исполняю обещание. Тем более что дело снова касается людей, тебе небезызвестных.
— Мне — что? — поднял бровь Агиад. — Что-то не пойму. Говори толком, кого… кого тебе поручили кончить? Раз мы разговариваем, то я делаю вывод, что не меня или моего брата. Или желаешь, чтобы мы перебили цену твоему заказчику?
— Этой ночью, — убийца пропустил тираду стратега мимо ушей, — ко мне прибыл человек от одного из членов «альянса» с просьбой о стандартной услуге. Мои вероятные клиенты — обрати внимание, стратег, что я решил не принимать заказ, не поговорив с тобой — это небезызвестный в Спарте афинянин Леонтиск, сын Никистрата, и новый человек Эврипонтидов, недавно прибывший из Афин вместе с вышеупомянутым Леонтиском под именем Пилона.
— Если я правильно тебя понял, ему поручили порешить того молодчика, сына этого афинского деятеля… э-э…
— Терамена Каллатида, — подсказал Леотихид, задумчиво поправив кончиком кинжала фитиль масляной лампы.
— Интересно, кому так насолили эти беспокойные искатели приключений? — поинтересовался царь.
— Самому Демолаю, афинскому архонту, — хмыкнул младший Агиад. — Сын Терамена и знакомый тебе афиненок Леонтиск, дружок Пирра Эврипонтида, удирая из Афин, покалечили сына архонта, поэтому папаша не пожалел денег, чтобы им отомстить. Однако Горгил не смеет приступить к делу без нашего… э… без твоего разрешения.
— Что, и афиненка тоже? — хмуро спросил Агесилай.
— И его, — Леотихид пожал плечами. — Впрочем, тебе нет нужды соглашаться. Я и сам не питаю, как ты знаешь, любви ко всей шайке Эврипонтидов, но избавляться от них подобным способом… как-то подловато, нет?
Царь вдруг изменился в лице, как будто его озарила неожиданная мысль.
— Погоди…— невнятно пробормотал он. — Похоже, сами боги посылают эту возможность…
— Что? — не понял элименарх.
— Тихо, дай подумать, — Агесилай надолго замолчал, уставившись на вертикальный язычок пламени. Леотихид, несколько удивленный реакцией брата, не стал мешать ему размышлять. Откинувшись на спинку стула, он терпеливо ждал. Мысли элименарха вернулись к разговору с Горгилом. По завершении беседы, уже собравшись уходить, он все-таки сказал убийце, что хотел.
— Господин Горгил, с момента нашего прошлого разговора меня мучает одна сумасбродная идея…
— Слушаю внимательно, — голос из-под маски показался настороженным.
— Ты заявил, как бы между прочим, что мог бы побить меня в поединке…
— Да. И что же? Я задел твою воинскую честь?
— Дело не только в этом… Я, знаешь ли, страстный почитатель воинского мастерства, особенно того раздела, который зовется гопломахией или, иначе, фехтованием. Как ты отнесешься, если я предложу поединок, по завершении твоей миссии, разумеется. О, конечно, не насмерть — скажем, тупым оружием?
Несколько мгновений висело молчание. Золотая маска была неподвижна.
— Невозможно, — ответил, наконец, Горгил. — Я не занимаюсь искусством из любви к искусству. Бесцельная победа — это почти поражение.
— Хорошо, — молодой стратег почувствовал азарт. — А если организовать заклад? И зрителей — разумеется, ограниченное количество, из высшей прослойки? Ручаюсь, все спартанцы поставят на меня. В случае победы ты мог бы уехать из Спарты с увесистым мешочком золота.
— Предложение заманчивое, но неисполнимое. Я не могу сражаться в маске, — убийца небрежно взмахнул у щеки. — И тем более не могу открыто показать свое лицо.
— Столько отговорок не придумает и пугливая девственница, — насмешливо улыбнулся Леотихид. — По-моему, ты просто боишься биться.
Неожиданно убийца расхохотался. Эти скрипучие и гортанные звуки были довольно жуткими, особенно в сравнении с мягким кошачьим голосом.
— Хорошо, молодой человек, — просмеявшись, выдохнул Горгил. — Будь по-твоему. Только не льсти себе надеждами, что я купился на твои дешевые уловки. Меня интересуют только деньги. Итак, если тебя устроит заклад в талант золотом, я согласен на поединок.
— Талант? — Леотихид был ошеломлен аппетитами мастера убийств.
— Хочешь сказать, что это для брата царя это невероятная сумма? — с легким презрением спросил Горгил.
— Хм, я смогу достать эти деньги, — решительно тряхнул гривой стратег.
— Прекрасно! В таком случае в последний день моего пребывания в Спарте я освобожу тебя от них. Условия: бьемся без панцирей и щитов затупленными мечами одинаковой длины до тех пор, пока один не признает своего поражения. С собой возьмем только по одному человеку. И по мешочку с монетами. Уединенное место — за тобой, господин элименарх.
— Идет! Талант! За такие деньги я перевооружу половину своих телохранителей! — зло усмехнулся Леотихид, протягивая руку для формального заключения заклада.
— Уверяю, им не на что рассчитывать, — спокойно произнес убийца, принимая рукопожатие.
— Я принял решение, — подняв голову, медленно произнес Агесилай. — Пусть мастер смерти выполнит свой новый заказ.
— Вот как? — Леотихид и в самом деле не ожидал, что брат даст согласие. — Я могу знать, почему?
Царь бросил на него тяжелый взгляд.
— Иноземцы затеяли вокруг Спарты поганые игры. И раз мы тоже начали в них играть, будем играть хорошо…
— Я не совсем понимаю, при чем здесь…
— Думай, Лео, думай… Афиненок Леонтиск и этот лже-Пилон, которых должен убрать Горгил, совсем недавно были замешаны в одном скандале…
— Драка с римлянами! С ними находился еще возничий Аркесил, которому, говорят, отхватили ногу. Римляне требовали их выдачи, даже явились к Эврипонтидам, но толпа, что охраняет дом Пирра, прогнала послов консула. Великие боги, ну и бесился он, наверное!
— Я не имею ничего против того, чтобы дать ему настоящий повод побеситься, — негромко произнес Агесилай.
Глаза Леотихида расширились — он наконец-то понял.
— Так ты хочешь свалить все на римлян! — воскликнул он и тут же, одумавшись, понизил голос. — Чтобы сторонники Эврипонтидов, да и все спартанцы, ополчились против них.