Конарев Сергей. Балаустион

   У двери кабинета, где шел допрос, стояла, прислонившись к стене, дочь Эпименида Клеобулида. Ее лицо выглядело таким же белым, как плащ, который ей отдал кто-то из «спутников».
   — Они выставили меня, — произнесла она, уставившись на Леонтиска пустым взглядом. — Отец, мама, я хочу быть с ними…
   — Все будет хорошо, — афинянин постарался, чтобы его голос звучал с уверенностью, которой он не чувствовал. Тонкие губы девушки некрасиво съежились.
   Он поспешно распахнул дверь и заглянул внутрь. Эвном лежал, привязанный к столу, на котором он совсем недавно вершил свое похотливое злодеяние. Сейчас эномарх «белых плащей», мокрый от пота, выглядел перепуганным насмерть. Возможно, какую-то роль в этом сыграл наклонившийся над ним Лих. Советник Мелеагр, непривычно серьезный, сидел на скамье поодаль. Рядом пристроился Феникс, сверливший злобным взглядом сидевшего на полу со связанными за спиной руками Ификрата.
   — Лих… — сын стратега запнулся, когда в нос ему ударил острый дух мочи.
   — А-а, Леонтиск, зайди. Послушай-ка, какие песни поет наш друг Эвном.
   — Некогда. Там, под окном, Полиад. Хочет что-то предложить. Зовет тебя.
   Глаза Коршуна блеснули.
   — Идем, господин Мелеагр, ты у нас мастер плести словеса, — похоже, Лих больше не сомневался в лояльности советника. — Феникс, справишься с охраной?
   — Пусть только дернутся, мудаки, — грозно хмыкнул тот. — Порежу, как ягнят.
   Когда они вышли, Клеобулида бросилась к ним, как белое привидение.
   — Можно мне войти? Прошу вас!
   — Я сказал тебе — НЕТ! — рявкнул Коршун и отвернулся. Девушка испуганно прижалась к стене.
   По пути к спальне Лих небрежно бросил:
   — Тебя, наверное, это заинтересует. Эвном-то, того… признался, что убил ваших с Эвполидом подружек-сестричек. Со своими дружками, Харилаем и Ипполитом, теми, что внизу. Ты, помнится, хотел отомстить за девиц?
   Леонтиск застыл на месте, как будто громом пораженный, Лих, коротко глянув на него, скрылся в дверях спальни.
   «Боги, боги, боги, не лишайте меня рассудка!» Тогда, в темнице Агиадов, Леотихид признался, что девушек захватили его люди. Зная похотливую натуру Эвнома, еще в агеле «прославившегося» грязными надругательствами над рабынями, Леонтиск мог поверить, что многочисленные следы насилия на телах Корониды и Софиллы — его рук дело. Его и его дружков.
   Вспомнив белозубую улыбку своей красавицы-подружки, Леонтиск почувствовал прилив жгучей ярости. Лих прав — они с Галиартом дали зарок отомстить за сестер, поклялись именами богов и посмертием — клятвами, которые не нарушают. И вот перед смертью боги посылают им возможность исполнить клятву. Бессмертные хотят, чтобы возмездие постигло мерзавцев на земле, и оно их постигнет. Харилай, тупорылый кусок мяса, уже получил свое, — меч Тисамена раскроил ему ребра от подмышки на целую ладонь в глубину, и кровь из него хлестала, как из кабана. Сейчас он, наверное, уже сдох. Расплата ждет и двух остальных.
   На какой-то миг Леонтиск испугался собственной решимости и предопределенности того, что должно свершиться. Он должен своими руками выпустить поганую кровь из этих шакалов. И он это сделает. Сделает!
   Сделает? А что, если красавчик Полиад явился именно за тем, чтобы забрать своих друзей-подчиненных? Конечно, Леонтиск далек был от мысли, что Лих согласится на это, но какая будет ставка? Полиад что-то говорил об их собственных жизнях… Леонтиск бросился к двери гостиной.
   Он не ошибся — разговор шел именно о захваченных эврипонтидами «белых плащах».
   — …геронты, представители отрядов и кто-нибудь из эфоров. Пусть они придут сюда утром и выслушают правдивое признание лафиропола Эпименида. После этого мы отпустим твоих людей, не причинив им вреда, — Мелеагр говорил это, упершись напряженными руками в подоконник. Леонтиск, впрочем, сомневался, что женоподобный советник, знавший о воинских упражнениях только понаслышке, сумеет увернуться от брошенного дротика.
   Полиад расхохотался.
   — Ты еще будешь ставить мне условия, подлец? Вы ворвались в дом уважаемого человека, захватили его семью, и хотите пытками принудить его делать какие-то признания? Ты что нас, за идиотов держишь?
   — Ой, ради богов, не неси ты эту чушь, Полиад! — рявкнул Лих. — Для кого это все? Те, кто здесь находится, отлично все понимают.
   — Послушай, ты, волк в птичьих перьях и остальное дурачье… — Полиад перестал улыбаться. — Вы вляпались в о-очень большое дерьмо, ребятки. Единственная возможность для вас остаться в живых — это немедленно — слышите? — немедленно сложить оружие и сдаться. Только в этом случае вашу судьбу, изменники, будут решать государь и сердобольные старцы из коллегии геронтов, а не эти злые парни с мечами, что стоят за моей спиной. Я понятно изъясняюсь?
   — Что, действительно злые? — ехидно спросил Лих, в то время как остальные обменялись напряженными взглядами.
   Тут в круг света шагнула рослая фигура с известной всей Спарте черной повязкой через пустую глазницу.
   — Слушай, малыш, хватит чесать языком! За то время, пока ты тут кудахтаешь с этими тараканами, мы бы, клянусь свиньей, уже выколупали их из этой хибары, как улитку из раковины.
   — Ясон Циклоп. Лохаг Трехсот, — простонал вполголоса Галиарт, побледнев и отступив от окна.
   Мелеагр выпучил глаза и тихо выругался, и даже Лих, слегка изменившись в лице, пробормотал:
   — Хм, и правда злые.
   Леонтиск тоже почувствовал, как холод пополз по спине. Вот что имел в виду Аркесил, когда кричал о номаргах! Тогда они просто не обратили на это внимания — не до того было. Проклятье! Если Триста начнут штурмовать дом, у отряда Лиха не будет даже шанса геройски погибнуть — их передавят, как блох. Шутка ли — номарги, первые воины Спарты!
   Полиад поднял голову.
   — Ты слышал, птенец, что сказал дядька с мечом? Шутки в сторону. Приказываю выбросить оружие из окна, освободить двери и выйти на улицу. И спаси вас боги, если вы сделали что-то моим ребятам…
   — Ты тоже слышал меня, девственник! — перебил его Коршун, уже оправившийся от потрясения. — В самом начале я сказал тебе, что если вы пойдете в атаку на дом, я лично перережу глотки всем твоим ублюдкам!
   — Да пусть режет, — хмыкнул гиппагрет, недоуменно глядя на лохага. — Ты что, баба, что ли?
   Галиарт в ужасе закатил глаза. Леонтиск едва удержался от соблазна последовать его примеру.
   Время пустилось вскачь.
   — Кишка у тебя тонка! — крикнул в ответ Полиад, не слушая номарга. — Убивать связанных? Ха, не сможешь!
   — Не смогу? — Лих прищурил глаза. На его щеках вспыхнули знакомые Леонтиску пунцовые пятна. — Плохо ты меня знаешь, Красавчик! Эй, Леонтиск, приволоки кого-нибудь из «белых», живо!
   Спорить времени не было. Афинянин опрометью бросился вон из спальни, пронесся по коридору мимо съежившейся у стены Клеобулиды, ворвался в кабинет.
   — Ты! — заорал на Ификрата. — Встать!
   Эвнома он оставит себе, что бы ни случилось.
   — Ты чего? — Феникс, перепугавшись, вскочил на ноги.
   Побледневший «белый плащ», проехав спиной по стене, неуклюже поднялся, помогая себе связанными за спиной руками.
   — Выходи! Бегом!
   Через половину минуты они были уже в гостиной. Коршун, с побелевшими от бешенства глазами, схватил парня за шею и подтащил к окну.
   — Значит, говоришь, не смогу, красавица? — от его вопля звенело в ушах. — Клянусь богами, сейчас ты увидишь, что я могу!
   В руке Лиха блеснул кинжал, устремившись к горлу пленника.
   — Погоди, что ты делаешь! — зашептал Мелеагр, схватив его за руку. — Проси передышки… подумать…
   Лих ничего не слышал, его трясло от дикой злобы. Леонтиск бросился к окну.
   — Полиад, дай нам полчаса! Все обдумать, принять решение… Сейчас многие из нас слишком возбуждены, чтобы здраво оценить обстановку. Полчаса, слышишь?
   — Давай, давай, афинянин! — Галиарт прижал кулаки ко рту.
   — Малыш, ты что, их слушать будешь? — грозно зарычал гиппагрет, нависая над Полиадом. Тот молчал, нервно кусая губы.
   — Ну все, конец! — заорал Лих. — Смерть!
   — Не надо, ребята, вы чего? Вы чего, не надо, ребята! — бормотал, заикаясь, перепуганный насмерть Ификрат.
   — Ему, ему говори, своему лохагу! — Леонтиск тряхнул пленника за плечо. — Скажи ему, что мы не шутим.
   — Мы всех убьем! — надрывался Лих.
   — Пусть режут, малыш, — уговаривал Полиада Циклоп. — Что такого?
   — Они — мои воины, — сглотнул Полиад.
   — Вот именно — воины. Разве солдат боится смерти? Тьфу ты, вот позорище, клянусь свиньей!
   — Командир, не надо! — перекрывая этот гам, громко взвыл пленный. — Не нападайте, дайте им полчаса! Пожалуйста! Они не шутят, они всех нас убьют. Пожалуйста, командир!
   Порыв ветра зашелестел ветвями деревьев. Тихо лязгнул металл.
   — Ладно, — Полиад тяжело вздохнул. — Будь по-вашему. Но если вы надеетесь, протянув время, что-то выиграть, то зря.
   «А вот тут ты ошибаешься, ублюдок. Выиграем, еще как», — злорадно подумал про себя Леонтиск, но следующие слова Полиада заставили его понять, что ошибается он.
   — И своего шустрого дружка тоже не ждите — недалеко он упрыгал на одной ноге, — ехидно ухмыльнулся Полиад. — Хм, кстати, чуть не забыл: он просил кое-что передать вам, сказал что ему в ближайшее время не пригодится…
   Полиад на мгновенье отступил назад, за пределы круга света, но тут же вернулся обратно, сжимая в руках продолговатый деревянный предмет.
   — Вот, держите, — лохаг размахнулся и зашвырнул деревяшку в окно. «Спутники» оцепенели, узнав в ней треснувший протез Аркесила.
   — Что вы с ним сделали, псы? — Лих, убравший было лезвие от шеи Ификрата, снова прижал нож к горлу пленника. Его рука тряслась.
   — О, клянусь богами, он жив-здоров, — примиряюще поднял руку Полиад. — Ну, если честно, то не совсем здоров, но жизни его ничего — пока — не угрожает. Сейчас он чувствует себя не лучшим образом и, к сожалению, неспособен кому-то сообщить о вашей беде, ребятишки. Так что на подмогу не рассчитывайте и мыслите позитивно. Ваши полчаса пройдут быстро. Примите правильное решение — или умрите, сдерживать доблестного гиппагрета дольше я, увы, не смогу.
   Взметнув крыльями белого плаща, Полиад отошел в тень. Циклоп сплюнул сквозь зубы, и даже не поглядев в сторону дома, последовал за ним.
   В наступившей тишине эврипонтиды обменялись тяжелыми взглядами. Было страшно.
 
   — Почему я должен верить тому, что ты рассказал? — кустистые брови эфора гневно сошлись к переносице, темные складки вокруг рта стали еще глубже. — Все это больше похоже на сюжет балаганной трагедии, чем на правду.
   — И тем не менее это правда, клянусь всеми богами, господин эфор, — Аркесил заплакал бы, если бы не был воспитанником агелы. Он почти физически ощущал, как стремительно утекает время — и вероятность снова увидеть друзей живыми. — Господин эфор, прошу тебя только об одном — нужно, чтобы о происходящем сообщили полемарху Брасиду.
   — Еще чего! — поджал губы Фебид. — Чтобы я своими руками способствовал гражданской распре, содействовал схватке между спартанцами? Не бывать тому! Боги — до чего довела нас ненависть между двумя правящими домами! Порой мне кажется, что римляне правы, когда говорят, что греки без их патроната перебили бы друг друга в междоусобных стычках. Позор и несчастье!
   — Но если то, что сообщил нам олимпионик Аркесил — правда… — мягко начал Леонид, пристально глядя на эфора.
   — …то нужно это остановить, — кивнул тот. — Ты абсолютно прав, мой молодой друг — есть только один способ узнать, правда ли то, что мы сейчас услышали. И я немедленно отправлюсь к дому лафиропола Эпименида, чтобы лично разобраться в происходящем.
   — Ты, отец? — нахмурился Исад. — Но это может быть опасным…
   — Опасным? — удивился Фебид. — Нет, сын, что бы я ни говорил о моральном разложении спартанцев, они еще не настолько обезумели, чтобы поднять оружие на эфора.
   — Тем более, если рядом с господином эфором будешь ты, приводящий разбойников в ужас одним своим видом, — с улыбкой произнес Леонид.
   — Да, я хочу, чтобы ты сопровождал меня, сын, — согласился эфор.
   Молодой номарг кивнул, без особого, впрочем, энтузиазма. Он предвидел многие неприятности, в которые его отец-идеалист просто не желал верить.
   Аркесил сидел, мучительно соображая, сообщить ли им о том, что дом Эпименида вместе с «белыми плащами» окружили номарги? И, может быть, надежда на доблесть Исада неоправданна, когда речь идет о его товарищах по отряду Трехсот? И что, если его сообщение заставит их засомневаться, передумать, отказаться от вмешательства? Теперь, когда предупредить полемарха Брасида оказалось невозможно, только вмешательство Фебида могло, как искренне надеялся олимпионик, предотвратить — или остановить — кровавую резню, ожидавшую попавших в западню эврипонтидов. Нет уж, лучше придержать язык, и пусть эфор остановит номаргов — у него должно хватить для этого и духа и веса. Аркесил и сам отправился бы с ним, несмотря на телесные повреждения, но он обязан сделать еще кое-что…
   — Теперь я должен покинуть твой гостеприимный дом, господин эфор, — выдохнул он. — Прошу разрешить мне уйти — Пирр Эврипонтид ждет вести.
   — Куда ты собрался — раненый, совсем без сил? — в удивлении поднял большие брови Леонид, а эфор только покачал седой головой.
   — Я должен и я пойду, — Аркесил, упершись рукой в стол, тяжело поднялся, неуклюже задев культей скамью. Во рту ощущался противный вкус крови. — Могу я просить посадить меня на коня?
   — Несчастный упрямец, — покачал головой Леонид. — Ты не проедешь и квартала. Останься, я лично отвезу Пирру Эврипонтиду твою весть.
   Аркесил открыл рот, чтобы возразить, настоять на своем, когда из него внезапно словно вынули стержень — голова сделалась страшно тяжелой, а шея — ужасно слабой, сухой язык прилип к небу, огни светильников поблекли. «Что, во имя богов, происходит?» — хотел воскликнуть олимпионик, но вместо этого тяжело, словно куль с крупой, повалился набок…
   — Потерял сознание, — констатировал Исад, оттянув ему веко.
   — Ксенопол, пусть нашего гостя вымоют, перевяжут и уложат в кровать, — велел эфор появившемуся на зов управляющему. — Да, и пошли кого-нибудь к воротам, я заберу Прокла с собой.
   — Ты покидаешь дом в такое время, господин? — обеспокоено произнес Ксенопол. — Быть может, поднять охранников?
   — Не нужно, сын идет со мной, — Фебид поднял свое массивное тело со стула и взял в руку жезл. Приняв из рук раба серый с пурпуром плащ, эфор накинул его на плечи. — Идемте, молодые люди. Дело, если верить этому молодому человеку, не терпит задержки. Похоже на то, что закон снова нуждается в том, чтобы его защитили.
 
   Менее получаса спустя эфор, сопровождавший его сын и шедший впереди привратник с факелом свернули на Артемидову Стрелу, улицу, в противоположном конце которой находился дом лафиропола Эпименида. Эфор хранил молчание, Исад тоже не проронил ни слова. Сырая и прохладная ночь казалась полной зла.
   Внезапно на перекрестке, который только что минул эфор и его спутники, послышался стук копыт и из боковой улицы на Артемидову Стрелу выехали трое конных. Когда они проезжали мимо, испуганный Прокл поднял факел, и обычно невозмутимый Исад удивленно ахнул, узнав всадников.
   — Боги! Пирр?
   Царевич-Эврипонтид придержал коня, в свою очередь узнав ночных встречников.
   — О, Исад! — удивился он. — И эфор Фебид! Мое почтение.
   Фебид был не из тех, кого можно сбить с толку любезностью.
   — Решением коллегии тебе запрещено покидать дом, юноша, — гневно воскликнул он. — Как посмел ты нарушить постановление эфоров и свою клятву?
   Леонид, именно он оказался одним из спутников сына Павсания, ощутив на себе недовольный взгляд эфора, беспомощно развел руками.
   — Прошу прощения, господин эфор, — голос Пирра прозвучал почти грубо, — но со мной приключился юридический парадокс — я вынужден нарушить закон, чтобы доказать, что чист перед ним. Если удастся совершить сейчас то, что задумано, завтра обвинения против меня будут сняты.
   — А если нет, то будешь клятвопреступником, — непримиримо произнес Фебид. — А также навлечешь позор на поручившихся за тебя уважаемых людей .
   — Ха, в царстве Аида мне будет наплевать на это, господин эфор, — усмехнулся молодой Эврипонтид. — Кстати, как идет расследование измены, о которой мы сообщили? Боюсь, у меня может более не представиться случая поинтересоваться этим.
   Густые брови эфора сошлись к переносице.
   — Слишком многое из того, о чем было сказано, подтвердилось, — мрачно и как бы нехотя произнес он.
   — Вы оказались абсолютно правы в своих обвинениях, — воспользовался возможностью вступить в разговор Леонид. — Выяснилось, что заговор гораздо мощнее, чем можно было предполагать. Его поддерживают сами…
   — Оставь подробности, Леонид! — воскликнул Пирр, поднимая руку. — Прекрасно, что в случае моей гибели такие люди, как эфор Фебид встанут на пути предательства. Если я останусь жив, то с радостью помогу в этой борьбе, но… для того, чтобы выжить, я должен сейчас поспешить. Спасибо за весть, Леонид, и спасибо, что проводил. Прощайте!
   Леонид, протянув руку, схватил его коня за узду.
   — Ты всегда был чересчур гордым, сын Павсания! — с горечью проговорил он. — Не пытаешься попросить помощи, даже погибая.
   — У тебя, что ли, кузен? — насмешливо хмыкнул Пирр, заставляя коня сделать шаг в сторону. — Забавно. Знаешь, кое-кто считает, что ты спишь и видишь, как бы пережить меня и Ореста и наследовать трон Эврипонтидов.
   — Ты знаешь, что это ложь! — от гнева Леонид потерял свое обычное спокойствие. — Я не успел сообщить, но тебе следует знать и еще кое-что, неблагодарный: почтенный эфор направляется туда же, куда и ты, чтобы помочь спасти твою жизнь…
   — Нет, всего лишь чтобы выяснить истину, — буркнул в сторону Исад. — А законы и клятвы должно исполнять.
   Молодой номарг пристально поглядел на гиппагрета Иамида, замершего в седле каменной статуей, но тот и бровью не повел.
   — Твой «спутник», олимпионик Аркесил, рассказал нам обо всем, — горячо продолжал Леонид. — Благодари богов, что твои друзья не настолько чванливы, как ты, и не воротят носа от любой помощи.
   Помолчав мгновенье или два, Пирр легко соскочил с седла.
   — Я благодарю богов за то, что они дали мне таких друзей, — голос царевича был глух. — Возьми моего коня, господин эфор и…
   — Возвращайся домой, юноша, — упрямо дернул подбородком старик. — Справедливость восторжествует и без тебя. Закон должно блюсти, как бы тяжело это ни было.
   — Господин эфор, — с улыбкой обратился к старшему другу Леонид, — разве это не тот случай, когда полезно дать закону поспать ночь, чтобы утром он проснулся выздоровевшим?
   — Клянусь копьем Капанея, слова, достойные мудреца, кузен, — воскликнул Пирр. — Я же скажу просто: я не намерен дожидаться справедливости, отсиживаясь дома, пока мои друзья проливают кровь. Преступление, которое мне предъявляют — суть подлая фальшивка. Идемте, и через полчаса я докажу вам это.
   — Если еще не поздно, — вполголоса произнес меченосец Исад. Его сердце глодали дурные предчувствия.
 
   Скрестив руки на груди, Арсиона молча глядела на дом, зловещая масса которого была частично освещена блестевшими то там, то сям факелами, и краем уха слушала перебранку стоявших в нескольких шагах от нее мужчин.
   — Какого беса ты дал им передышку? — продолжал кипеть гиппагрет Ясон. — Ты что, совсем спятил, малыш?
   — Пусть одумаются и поймут, что деваться им некуда, — терпеливо отвечал Полиад. — Время еще есть, сейчас только полночь. Лишние полчаса ничего им не дадут, а нас могут избавить от ненужного кровопролитья. Тебе этого не понять, Ясон. Ты — один из Трехсот, и большую часть жизни вы живете в царском дворце, оторванные от реалий нашего города. А наш город, гиппагрет, это все еще большая деревня. Несладко мне придется, если из-за моей ошибки, из-за моей несдержанности погибнут сыновья граждан Спарты. Родители проклянут меня, и будут правы: сейчас нет войны, которая могла бы оправдать командира, обрекшего подчиненных на смерть.
   На взгляд Арсионы, Полиад изъяснялся слишком умно , чтобы его мог понять грубый мясник Ясон.
   — Ты думаешь об одних последствиях, и забываешь про другие, малыш, — прошипел гиппагрет. — Хвала богам, я не слишком посвящен в детали этого дела, но и того, что мне известно, достаточно, чтобы понять, насколько оно воняет. А вонючие дела принято делать малым количеством людей и быстро — чем быстрее, тем вкуснее. Что же делаешь ты? Погляди — это войско стало лагерем прямо посреди Мезои, одного из районов этой большой деревни, как ты сам обозвал Спарту. А главное свойство деревень — это то, что ничего, клянусь свиньей, нельзя удержать в тайне. Тем более что ты сам оповестил соседних жителей, наводнив их дворы своими игрушечными солдатиками. Чуешь, к чему я клоню?
   — Я уже велел декадархам перевести всех людей сюда, к дому лафиропола, — вяло возразил Красавчик.
   Номарг отрывисто хохотнул.
   — Ну и дурак же ты, малыш! Какому бесу это может помочь, если горожане уже стоят на ушах и наверняка побежали по соседям. А ты щедро выделил им полчаса, чтобы они успели оповестить весь квартал.
   Арсиона не могла не признать, что в словах Ясона есть доля здравого смысла. Возможно, он не такой тупой, каким кажется. Однако и Полиад прав — следовало попытаться, насколько это возможно, обойтись без крови. Подойти и поделиться этими мыслями она не спешила: многие воины в городе, в том числе и номарги, уважали Арсиону за ее воинское искусство, но гиппагрет Ясон был не из их числа. Циклоп не уважал никого из тех, кто был слабее него, если только они не были выше по званию, а его мнение о женщинах-воинах, ничуть им не скрываемое, было крайне оскорбительной смесью из презрения и насмешки. Мечнице хватало ума не связываться с лохагом Трехсот, игнорируя его выпады и по возможности стараясь держаться от него в отдалении.
   — Погляди, вон они, шакалы, уже повисли на стене, — не унимался Ясон. Над темным контуром стены, отделяющей участок Эпименида от соседнего, и впрямь виднелись неясные силуэты голов.
   — Быть может, послать парней отогнать их? — высказал предположение Полиад. Он был явно растерян.
   — Да? А вот тех, на улице, ты тоже прикажешь разогнать? — ехидно осведомился гиппагрет. — Валяй, как только люди пронюхают, что происходит что-то таинственное, здесь очень скоро соберется половина города.
   — Надеюсь, ничего дурного случиться не успеет, — вздохнул Полиад. — Вот-вот должен вернуться гонец от элименарха, да и половина срока, отведенного псам Эврипонтида, уже минула.
   — Не успеет, как же! Вон, погляди, любопытные уже лезут во двор, — махнул ручищей Ясон.
   — Эй, вы что, остолопы? Сказано же было — никого не пропускать! — завопил Полиад, оглянувшись и увидев, что, миновав часовых у ворот, во двор вошли несколько человек.
   — Командир, это сам эфор, — виновато откликнулся старший из державших ворота «белых плащей».
   — Что? Эфор? — тупо переспросил Полиад.
   — Вот именно, эфор, — ответил резкий, знакомый всей Спарте голос. Проникшая во двор особняка Эпименида шестерка приблизилась, и стало возможно разглядеть их лица. Полиад отшатнулся, как будто увидел вырвавшихся из преисподней демонов.
   Арсиона могла его понять: пятеро из этих шести были людьми весьма значительными, чье присутствие здесь означало фатальную угрозу всему делу. Фебид, глава коллегии эфоров, и его сын Исад, почитавшийся многими как первый меч Спарты, стратег Леонид, правая рука полемарха Мезойского отряда, гиппагрет Иамид и Пирр Эврипонтид, злой демон, враг лютый и опасный. Завершал группу раб с факелом в руке.
   — Я требую ответа: что тут творится? — вновь зазвучал требовательный голос эфора. — По какому праву столько вооруженных вторглись во владения гражданина полиса? Почему сие творится под покровом ночи? Кто, во имя богов, тут главный?
   — Э-э, гм… — ошеломленно промычал Полиад. Он предпочел бы выйти с мечом в руке против десятка вооруженных беглых илотов, чем оказаться в подобной ситуации.
   — Я, кажется, знаю, кто, господин эфор, — стратег Леонид разглядел квадратную фигуру Циклопа. — Прокл, посвети, будь любезен. О, гиппагрет Ясон! Ты здесь старший по чину, не так ли?
   — Точно, — коротко глянув на Полиада, мрачно подтвердил Циклоп. Он был явно не рад принять удар на себя.
   — Спрашиваю еще раз — что здесь происходит? — в тоне Фебида послышался гнев.
   — Отвечай, когда к тебе обращается эфор Спарты, — рявкнул Пирр, делая шаг вперед.
   Одарив его долгим убийственным взглядом, гиппагрет разжал квадратные челюсти.
   — Тайная операция, почтенный эфор. Санкционированная, разумеется, самим государем.
   — С каких это пор Агесилай санкционирует ночные убийства? — Пирр не унимался, словно не замечая руки Иамида, легшей ему на плечо.
   Циклоп сделал вид, что не слышал.
   — А теперь хочу спросить я, господин эфор: что привело тебя сюда в этот ночной час? И что делает среди твоих спутников этот преступник, которому, как всем известно, предписано дожидаться суда под домашним арестом?
   — Я не спрашивал разрешения у эфора, и явился сюда по своей воле, для того, чтобы остановить ваши грязные мечи!
   Арсиона поежилась — голос Пирра царапал нервы ржавым напильником.
   — Закрой пасть, отцеубийца! — Ясон с хрустом сжал кулаки. — Я разговариваю с эфором, а не с тобой, овечье дерьмо. Или ты ищешь легкой смерти, боясь ожидающей тебя казни? Трус!