Страница:
— Целую мину? — перебил, не выдержав, афинянин. — Ты свободно распоряжаешься такими суммами? Проклятье, неужели у воинов Священной Моры такое высокое жалованье? Если так, я немедленно начинаю усиленно тренироваться — тоже хочу в ваш отряд!
— Не трудись понапрасну, — фыркнул Антикрат. — Я просто задержал недельное жалованье провинившейся декаде. Надеюсь, ребятки не догадаются, что я уже потратил их денежки.
— К делу, — спокойно напомнил Энет. Он вообще никогда не выходил из себя.
— Да. Итак, этот карлик, его звали Гимел, прибыл в свите мантинейца Стесагора. Свита у него приличная — человек пятнадцать. Отдельные покои, дюжина сундуков багажа и жена.
— Жена? — Энет и Леонтиск переглянулись.
— Ну да, жена, — пожал плечами Антикрат. — Чего вы удивляетесь? Почти треть ахейцев явились с женами, и еще треть — с любовницами и гетерами.
— Понятно, что если Стесагор — Горгил, то «жена» — никакая не жена, — кивнул Леонтиск. — А как он выглядит, этот мантинеец?
— Здоровый, толстый дядька лет эдак пятидесяти с лишком. Волосы пегие, неряшливая бородища, красный нос заядлого выпивохи. На щеке — большая волосатая бородавка, на виске — вертикальный белый шрам. Одним словом, личность приметная, не ошибетесь, если увидите. Хотя навряд ли он тот душегуб, которого мы ищем.
— Почему?
— Для убийцы господин Стесагор больно активен… Регулярно посещает заседания переговорщиков, выступает на них. В свободное время много встречается с другими ахейцами, которые, судя по всему, его хорошо знают. Короче, все время находится на виду. Если учитывать, что он, как и всякий человек, должен когда-то спать, организовывать убийство ему просто некогда.
— Гм, звучит убедительно, — буркнул Леонтиск. — Но ведь замухрышка, как ты сказал, был его человеком…
— Точно. И, что весьма подозрительно, Стесагор не заявил, что у него пропал слуга. Разве такое поведение естественно для того, за кого он себя выдает? Кроме того, как я выяснил, наши пацанята, которые лазали по Персике, были схвачены охранниками Стесагора. Его покои, в отличие от большинства помещений ахейцев, тщательно охранялись.
— Клянусь богами, все ясно, — Леонтиск хлопнул себя по бедру. — Этот мантинеец — просто ширма, хотя, разумеется, он в курсе всего. Горгил наверняка скрывается под личиной одного из его слуг.
— Не факт, — помотал головой Энет. — Но, э… весьма.
— В любом случае круг подозреваемых резко сужается. Теперь нам нужно взять «под колпак» этого Стесагора, перетрясти всех его людей и найти убийцу. Хм, ручаюсь, и Лих, и Феникс будут настаивать, чтобы отловить этого «посла» и подвесить за яйца в укромном уголке.
— Невозможно, — посуровел лицом Антикрат. — Иноземцев охраняет Мора. Если… возникнет какой-нибудь скандал, стратег Деркеллид церемониться не будет…
— Хочешь сказать, что если стратег прикажет, ты встанешь против нас с оружием? — Леонтиск, сжав губы, посмотрел товарищу в глаза. — И… выполнишь приказ?
— Это мой долг, — выдавил Антикрат, опустив взгляд. — Не знаю… Что я могу сделать?
— Галиарт, например, в подобной ситуации бросил свой значок в рожу командира, — тихо проговорил афинянин.
Антикрат насупился и надолго замолчал. Леонтиску стало его жаль.
— Авоэ, друг Антикрат, надеюсь, до этого не дойдет, — он хлопнул товарища по плечу. — Но как бы судьба не заставила тебя сделать выбор… На всякий случай определись, с кем ты, дружок.
— Я поразмыслю над этим на досуге, — сухо кивнул Антикрат. — А теперь вам пора идти. Скоро появится мой лохаг. Вам лучше не попадаться ему на глаза.
— Мы уходим. Спасибо за информацию.
— Передайте мое почтение наследнику.
Антикрат вывел их из дворца и проводил до подножия лестницы. Попрощавшись с ним, «спутники» Пирра двинулись в обход массивной громады Персики к внешним воротам. Небо было ясным, легкий ветерок слегка шевелил кроны красиво подстриженных кипарисов, высаженных ровным рядком. Радуясь теплу, ласточки и голуби, облепившие оконные проемы и карнизы древнего здания, активно выражали взаимное расположение. А здоровенный кот, по-домашнему гревшийся на одном из подоконников, демонстрировал к птицам кроткое равнодушие.
Несмотря на всю эту благодать, Леонтиск после разговора с Антикратом чувствовал, что в душе остался неприятный осадок.
— Тебе не показалось, что наш друг Антикрат слегка пересмотрел свою систему ценностей? — спросил он у Энета.
Тот пожал литым плечом.
— Его можно понять. Гм, служба в Священной Море — великая честь. Никто не восхочет ее потерять.
— Но ведь есть долг дружбы, обязательства перед Эврипонтидами, верность своей декаде, в конце концов! Мы ведь в агеле вместе с «птенцов»…
— Я мыслю, если судьба приневолит Антикрата сделать выбор, он сделает его в нашу пользу. Или он не доказал, что все еще друг нам, добыв эти сведения? Ты сам что думаешь по поводу этого Стесагора? — Энет резко сменил тему, явно не желая больше обсуждать товарища.
— Решать командиру, — с досадой махнул рукой Леонтиск. — Будет, как он скажет.
Они повернули за угол, выйдя во внутренний двор. Фасад дворца и главные ворота находились за следующим поворотом. Посреди каменной площади стоял «алтарь ветров» с неизменными солнечными часами. Леонтиск бросил взгляд на диск. До полудня оставалось больше получаса. Он как раз успеет добраться до храма Ортии, где назначено свиданье.
В этот момент на ступеньках, ведущих к одному из боковых входов, появилась группа мужчин. Самого высокого, бережно несущего укутанную в лубок руку, Леонтиск узнал сразу. К сожалению, то же самое можно было сказать и о верзиле — увидев афинянина, он хищно улыбнулся, обнажив в оскале крепкие белые зубы. Затем обернулся к своим спутникам, как один одетым в известные всему миру характерные панцири, и что-то проговорил.
Леонтиск резко, словно налетев на невидимое препятствие, остановился. Проклятье! Надо же им было появиться именно сейчас, а не несколькими минутами позже! Теперь избежать встречи не удастся — от римлян их отделяло расстояние в каких-нибудь тридцать пять — сорок шагов. Которое преторианцы споро преодолевали, сбегая по ступенькам. Впрочем, не особо и торопясь — тому, на кого они нацелились, деваться было некуда.
— Ты чего? — обернулся к другу прошедший вперед Энет. Он еще не осознал ситуации.
— Сдается, у нас проблемка, — нервно усмехнулся Леонтиск. Мозг афинянина интенсивно искал выхода. И не находил. Римляне быстро приближались.
Энет обернулся, глянул, мгновенно все понял.
— Это тот?.. — кивнул на высокого. Леонтиск кивнул. Без меча, оставленного у охранников на главных воротах, он чувствовал себя голым. Римляне, все как один, оказались при оружии. Их было семеро, Леонтиск успел пересчитать два раза, прежде чем они подошли.
— Приветствую тебя, поганец, — центурион Луций Валерий Ралла смотрел прямо на Леонтиска, подчеркнуто не замечая Энета. — Пришел сдаться? Сам, добровольно?
Если бы Леонтиск был один, они бы схватили его немедленно. Воздержаться от этого римлян, без сомнения, заставили широченные плечи и бычья грудь Энета. Тем не менее было ясно, что они не отступятся: крепкие, бывалые, с жесткими глазами, преторианцы ждали только приказа командира. Вшестером — если не считать увечного Раллы — они могли не сомневаться в победе над двумя безоружными, даже не вынимая клинков из ножен.
— Идем, — продолжал центурион. Сильный акцент портил впечатление от его правильного греческого. — Ты арестован. Ваши правители дали нам право взыскать с тебя ущерб. Vado. Пойдем. Будешь ждать возвращения консула.
Ралла махнул в сторону дворца. Из-за плеча центуриона, ухмыляясь, шагнул меченый. Его нос, сломанный Леонтиском, все еще имел припухший вид.
— Stultus Spartanus… ты, надеяться, не сдаваться без бой? Nunc? — судя по всему, меченый горел желанием расквитаться за прошлый раз.
Леонтиск вздохнул: без сомнения, ожидание римского приговора станет не самым приятным воспоминанием его жизни. Оставалось только надеяться на то, что преторианцы не забьют его до смерти до того момента, как Пирр вырвет своего «спутника» из их рук. Сын стратега повернулся к Энету, чтобы попросить его как можно быстрее бежать к царевичу, но тот уже принял свое решение.
— Ты прав, чужеземец, — прогудел он римлянину в лицо. — Не сдаются спартанцы без боя.
За этой избитой пошлостью последовал сильнейший удар в лицо. Меченый, отлетев назад, сбил с ног еще двоих и без единого звука успокоился на каменной брусчатке. После соприкосновения с пудовым кулачищем Энета носу бедолаги вряд ли было суждено когда-либо приобрести естественный вид.
— Дурак! — заорал Леонтиск. — Бежим!
Так как преторианцы перегораживали им дорогу к главным воротам, друзья бросились обратно — туда же, откуда пришли. Замешательство римлян, не ожидавших нападения, дало «спутникам» Пирра фору в десяток шагов.
— Percepte illorum! — вскричал Валерий Ралла. — Cito!
Преторианцы послушно бросились в погоню. Центурион последовал за ними, меченый остался лежать, обратив к небу незрячие белки закатившихся глаз. Несколько минут назад Леонтиск, чтобы взглянуть на солнечные часы, слишком глубоко зашел — и завел Энета — в каменный мешок П-образного внутреннего дворика, ограниченный с трех сторон стенами дворца. Теперь этот факт сыграл на руку преследователям: они без труда отрезали беглецам выход и погнали их внутрь двора.
Проклятье! Молодой афинянин испытал прилив злобы, но не к римлянам, а к Энету. Если бы здоровяк отправился за подмогой, царевич с помощью Брасида или других видных людей мог бы освободить Леонтиска еще до вечера. Ну, или завтра… Можно было надеяться отделаться денежным штрафом и более или менее тяжелыми телесными повреждениями. А теперь… Оглянувшись, Леонтиск увидел, что двое преторианцев уже вытащили мечи. Замечательно! Остальные сделают это, когда припрут их с Энетом к стене, в том числе и центурион, правая рука которого была невредима. Теперь уже друзьям придется сдаться, — или позволить квиритам пустить им кровь. Римляне схватят их обоих, и неизвестно, когда Пирр об этом узнает. Надеяться на хорошее обращение со стороны преторианцев явно не стоит, особенно теперь, когда Энет покалечил — или убил? — их товарища. Тупой громила! Соображает ли он, что натворил?
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Леонтиска, пока его ноги мчали их владельца к неминуемой каменной западне. Энет пыхтел в двух шагах впереди. Леонтиск удержался от соблазна отвесить другу хорошего пинка. В сущности, он не виноват, что уродился таким… простодушным. Друзья всегда ценили Энета за силу, преданность и дружелюбный нрав, но никак не за мозги. Да, так оно и было.
Вот и стена. Тупик. Можно повернуться к преследователям и с глупой улыбкой задрать руки. Все, конец.
Нет!!!
Судьба, сжалившись над несчастными, решила дать им надежду. Или поиграть с ними?
В самом углу, где сходились под прямым углом стены двора, несколько ступенек спускались к низкой двери, ведшей в какое-то полуподвальное помещение. Дверь была широко открыта и подперта колышком. Двое тощих илотов осторожно скатывали по пандусу, находившемуся рядом с лестницей, большие бочки, украшенные красивыми цветными печатями. За рабами наблюдал стражник из Священной Моры. Прислонив копье к стене, он сидел на одной из бочек, ожидающей своей очереди отправиться в чрево дворца.
— Леонтиск, сюда! — гаркнул Энет через плечо.
— Вижу!
Увидев бегущих, стражник спрыгнул с бочки и схватился за копье.
— Эй, вы! А ну!..
Не зная, в чем дело, он не решился сразу ткнуть подбежавшего Энета копьем. И через мгновенье от толчка мощных рук отлетел к стене, с колокольным звоном врезался в нее шлемом и, выронив копье, упал на ягодицы, съехав спиной по шершавому камню.
— С дороги, псы! — заорал Энет, одним прыжком преодолевая лестницу.
Илоты, выпустив бочку, испуганно шарахнулись в стороны. Леонтиск с размаху налетел на одного из них, сшиб его с ног и сам полетел через голову, пребольно ударившись плечом и разодрав предплечье.
— Turpis Graecus! — римляне были уже рядом.
Лихорадочно цепляясь руками за камни, Леонтиск вскочил на ноги, схватил одного из рабов за одежду и с силой швырнул его на лестницу, под ноги преследователям. Второй илот испуганно присел в углу, закрыв голову руками.
— Быстрее! — закричал Энет.
Пнув крутящуюся под ногами бочку, Леонтиск стремительно запрыгнул в черный проем двери. Энет тут же захлопнул ее и подпер несколькими тяжелыми бочками. Через несколько мгновений доски двери затрещали под могучими пинками.
— Detege, tumidus canis!
— Гм, не выдержит долго она, — обронил Энет, кивнув на дверь, и подставил к ней массивный деревянный поддон, который Леонтиск не смог бы и от земли оторвать.
— Это точно, клянусь Меднодомной, — афинянин огляделся. Они оказались в сером помещении с низким потолком, подпертым кое-где пузатыми колоннами. Судя по обилию бочек, корзин и амфор, это был продовольственный склад дворца для иноземцев. Несколько илотов и управляющий с дощечкой для письма в руках бросили работу и стояли, с опаской вытаращившись на них.
— Здесь есть другой выход? — Леонтиск решительно направился к управляющему.
— Да, вон там, — с готовностью показал тот. — Что здесь…
— Пойдем, — бросил Леонтиск товарищу, устремляясь в указанном направлении. Нужно было спешить — от двери уже летела щепа.
Быстро, но стараясь не бежать, они поднялись по узкой лестнице.
— Проклятье, — Леонтиск остановился, заметив вверху блеск панцирей, — Священная Мора… Что-то подсказывает мне, что лучше нам с ними не встречаться.
— Обратно, я другую лестницу видел.
Они сбежали по ступеням. В этот момент в лабаз ворвались римляне.
— Video illorum!
— О, боги! — друзьям снова пришлось бежать. Вторая лестница вывела их в большое помещение, по которому сновали слуги. В воздухе стоял запах специй и горящего масла — наверняка где-то неподалеку находилась кухня.
— Куда теперь? — поинтересовался Энет, покосившись в сторону подвала, откуда доносился топот и громкие иноязычные проклятия.
Леонтиск огляделся. Коридор слева показался ему привлекательным, поскольку в нем не было заметно охраны.
— Туда!
Они побежали.
— Стой, подлые! — донеслось из-за спины.
Мимо мелькали колонны, ниши, статуи. Пол под ногами был отполированный и жутко скользкий. Великие боги, где здесь выход?
Римляне не отставали, стук их каллиг бил по ушам и нервам.
Впереди показалась колоннада. По обе стороны высокого дверного проема застыли фигуры стражников.
— Проклятье, сворачиваем! — Леонтиск дернул Энета за руку, они повернули в боковой проход. У Леонтиска появилось нехорошее чувство, что все это зря. В подтверждение этой мысли сзади послышались окрики. Уже по-гречески.
Дверь! Великие олимпийцы, хоть бы на лестницу! Сын стратега решительно потянул на себя массивную медную ручку…
…и оказался лицом к лицу с высоким воином со значком эномарха Священной Моры на плече. В грудь уперлась крепкая ладонь.
— Стоять! Кто такие? — карие глаза были суровы и решительны. На заднем плане выросли еще несколько охранников.
— Друзья, выручайте! — отчаянно выдохнул Леонтиск. — Римляне… они гонятся за нами… Отведите нас к Антикрату, эномарху, он стоит со своими где-то здесь, недалеко.
— Ха, не Энет ли это, сын Гегелоха? — узнал здоровяка один из стражников.
— Привет, Пойкил, — отозвался Энет.
— А это афиненок, из друзей Пирра Эврипонтида, — сказал другой. — Слышали, что тебя разыскивают римляне, как же… Ты что, нарвался на них, бедолага?
— Клянусь Меднодомной! — горячо отвечал Леонтиск. — Слышите? Они уже здесь.
Топот приблизился к противоположной стороне двери. Эномарх понял ситуацию и принял решение мгновенно.
— Пойкил и Аристогор, отведите их к лестнице, где ламаховцы… Остальные — ко мне!
Воины — человек пять — с готовностью подбежали к командиру. В этот момент двери с треском распахнулись, раздались возбужденные голоса преторианцев.
— Стой, кто такие? — наверное, это была любимая фраза высокого эномарха.
Леонтиска раздирало любопытство, однако им с Энетом, увлекаемым стражниками, пришлось быстро убираться с места событий.
— С дороги! — донесся звучный голос Валерия Раллы. — Мы преследуем преступников, посягнувших на граждан Рима!
Стражи Священной Моры продолжали стоять стеной, загораживая проход.
— Позвольте, неужели вы не знаете, что в стенах дворца запрещено обнажать оружие? — вежливо сказал командир стражников. — Немедленно вложите мечи в ножны, господа римляне.
— Devotura, да ты что, грек? — центурион кипел от ярости. — Дорогу! Эти fellatori, они уйдут!
— Вложите мечи в ножны, пожалуйста, — голос эномарха обрел нудные нотки. — У вас, конечно, имеется при себе гостевая грамота?
— Вы здесь все заодно, да? — взревел Ралла. — Я тебе покажу грамоту, irrumator!
Продолжения этого интереснейшего разговора Леонтиск уже не слышал, потому что пришлось свернуть в перпендикулярный коридор.
— Крепко вы их разозлили, — покачал головой тот, которого звали Аристогором. — Но ничего, старшой их задержит, не сомневайтесь.
— Спасибо вам, — от чистого сердца произнес афинянин.
— Да чего уж там, — ухмыльнулся второй стражник, Пойкил. — Мы этих заносчивых ублюдков любим не больше вашего…
Миновав пару залов и переходов, они вышли к уже знакомой друзьям лестнице. Антикрата Леонтиск заметил издали: тот стоял навытяжку перед офицером, одетым в кожаный панцирь поверх белого хитона и короткую сине-белую хлайну. Офицер стоял спиной к появившимся из глубины дворца беглецам и их сопровождению и что-то терпеливо внушал подчиненному. Антикрат слушал предельно внимательно и поэтому не сразу увидел друзей. А увидев, лишь едва заметно нахмурился и сжал губы, сразу поняв, что что-то случилось.
Но и эти незначительные движения лицевых мускулов подчиненного не остались незамеченными лохагом.
— В чем дело, эномарх? — проследив за взглядом Антикрата, офицер резко обернулся.
Так Леонтиск впервые столкнулся с Ламахом, впоследствии полководцем прославленным и легендарным. Ранее, несмотря на то, что всю сознательную жизнь прожил в Спарте, афинянин никогда не встречал этого человека. Быть может, потому, что тот служил в Священной море еще когда Леонтиск был зеленым подростком.
На вид Ламаху было лет сорок — сорок три. Подтянутая, ладно скроенная фигура, в округлых плечах чувствовалась немалая сила. Овальное смуглое лицо, темные , резко очерченные губы, нос со слегка вывернутыми ноздрями. Выпуклый, двумя блестящими шишками, лоб, а под ним — глаза. Серо-стальные, холодные. Взглянув в эти ледяные осколки, Леонтиск почти пожалел, что не отдался в руки преторианцев.
— Что происходит? — сухо спросил лохаг. Узнав одного из воинов, сопровождавших злополучных беглецов, он обратился к нему. — Аристагор?
— Командир приказал сопроводить их к тебе, господин лохаг. Вернее, к… — охранник неуверенно поглядел на Антикрата.
— Неужели? — офицер повернулся к эномарху. — Происходит что-то особенное, не так ли, эномарх Антикрат?
— Э-э… — Антикрат решительно не находил, что ответить. — Не могу знать, господин лохаг.
«Но догадываюсь», — говорил его мрачный взгляд.
— За ними гнались римляне, вот мы и решили, вернее, наш командир решил… — начал объяснять Пойкил, но Ламах взмахом руки оборвал его.
— Спасибо, рядовой. Можете идти. Оба. Вы дело сделали, остальное мы узнаем без вас. И ты, эномарх, тоже вернись на пост. Я позову тебя, если понадобится.
Оба охранника отдали честь и удалились. По тому, как поспешно они это сделали, Леонтиск понял, что лохаг Ламах пользуется весьма специфической славой. Антикрат отошел столь же быстро, хоть и не так охотно. Глянув на Энета, афинянин удивился выражению беззаботного спокойствия, написанному на его лице. Похоже, здоровяк считал, что все трудности позади. Идиот!
— Итак, молодые люди, у вас есть ровно тридцать слов, чтобы описать, в чем дело, — зловеще проговорил лохаг.
Леонтиска покоробил этот уничижительный прием: его обычно использовали учителя в агеле, чтобы приучить воспитанников коротко и ясно излагать свою мысль. Что он о себе вообразил, этот человек? Они — не кто-нибудь, а «спутники» самого Пирра.
Однако обиду пришлось проглотить. Сжато, стараясь не считать по детской привычке слова, молодой афинянин рассказал, что произошло. Ламах слушал молча, сверля его тяжелым взглядом.
— Итак, вы воспротивились законной попытке именитых иноземцев исполнить постановление эфора. Нанесли ущерб здоровью одного из этих иноземцев, — слова лохага падали как камни в медный таз.
Последние надежды Леонтиска на благополучное разрешение приключения улетучились. «Интересно, он сразу прикажет отвести нас к римлянам, или сначала подвергнет наказанию? — с тоской подумал он. — Плети… подземелье… что еще можно придумать, чтобы показать римлянам, что Священная Мора не имеет к случившемуся никакого отношения? А может, он велит Антикрату…» Афинянин бросил взгляд на бледного товарища, застывшего в отдалении. Прости, дружище, наверное, мы и тебя подвели…
— Напали на солдата Священной Моры, стоящего на посту. Нанесли ущерб имуществу государства Спартанского…
«Ладно, пусть будет подземелье. Опыт, клянусь богами, уже имеется. Все равно царевич нас вытащит. Рано или поздно».
— Вовлекли в свое преступление нескольких военнослужащих Священной Моры и собирались вовлечь еще как минимум одного, — лохаг напоминал судью, зачитывающего приговор. В какой-то степени так оно и было.
«Жаль Корониду, — внезапно вспомнил о девушке Леонтиск. — Опять я обманул ее, обещал придти, а сам…»
— Все эти поступки возмутительны и совершенно недопустимы, — продолжал Ламах. — Не знаю, какое взыскание наложат на вас римляне, но когда они возвратят вас спартанским властям, вас ждет трибунал и суровое наказание. Вы, надеюсь, это понимаете?
— Так точно, господин лохаг! — хором ответили «спутники». Леонтиск вздохнул. — Мы готовы принять наказание, каким бы оно ни было.
— Каким бы оно ни было! — передразнил лохаг. — Тебя, афинянин, скорее всего изгонят из города без права когда-либо вернуться. А ты, здоровячок, скорее всего, навсегда попрощаешься с военной службой и будешь зарабатывать на жизнь, куя подковы или таская тюки с кораблей на пристань. Вот чего вы добились своим ребяческим поведением.
Друзья стояли перед офицером. Бледные, растерянные и подавленные.
— И ради чего все это? — Ламах поджал губы, скрестил руки на груди. — Всего лишь желая досадить римлянам? И это стремление стоит того, чтобы поставить крест на своей дальнейшей жизни? Как это называется? Глупость? Щенячье бунтарство?
— Никак нет, господин лохаг, — Леонтиск поднял голову, чувствуя, как кровь прихлынула к щекам. — Это называется ненависть.
Ламах поглядел на него, долго и пронзительно. Затем кивнул каким-то своим мыслям и тихо проговорил:
— Хорошо, идите.
— Что? — Леонтиск не поверил своим ушам.
— Антикрат!
Эномарх подошел, с тревогой переводя взгляд с друзей на начальника.
— Проводишь своих товарищей до задних ворот. Так, чтобы никто не видел.
— Слушаюсь, господин лохаг! — Антикрат и не пытался сдержать служебное рвение.
Леонтиск, от изумления забывший закрыть рот, вытаращился на Ламаха. В серых глазах больше не было льда.
— Благодарности не надо, солдаты, — улыбка тенью скользнула по серым губам. — Служите Элладе, и вредите ее врагам.
С этим лохаг повернулся спиной и не спеша пошел прочь по коридору.
Немного спустя, уже шагая за Антикратом по мозаичному полу открытой галереи, Леонтиск, оглянувшись на охраняющих справа и слева солдат Священной Моры, тихо спросил у идущего рядом Энета:
— Ты что-нибудь понял?
— А чего там, — пожал тот литыми плечами. — Я знал, что все закончится ладно.
— Сто тысяч демонов! — прошипел Леотихид. — Уже без четверти полдень! Где этот мерзавец Полиад? Я велел ему доложить, когда афиненок появится из Персики и пойдет к месту свидания.
— Быть может, Полиад не успел, сразу направился в засаду? — неуверенно произнесла Арсиона.
Стратег ответил невнятным ругательством. Его нервное напряжение достигло такого предела, что он уже не мог находиться среди праздничной толпы. Вместе с частью свиты младший Агиад переместился в один из портиков, в изобилии окружающих площадь Хоров. Тут он, по крайней мере, мог, оставаясь на виду, разговаривать с подчиненными и отдавать приказы, не притворяясь и не боясь быть услышанным. Леотихида несколько утешало, что Агесилаю сейчас еще хуже: царю приходится играть свою роль Диониса и проводить ритуалы, оставаясь в полном неведении относительного того, как проходит задуманная братьями тайная операция. Сие, увы, означало, что вся ответственность ложится на его, Леотихида, плечи.
Элименарх сдержанно вздохнул. «Где же Полиад?» Было невероятно, чтобы лохаг отправился выполнять миссию, не поставив в известность стратега: он имел на этот счет самые четкие инструкции. Что-то произошло. Неужели проклятый толстяк Анталкид придумал еще что-то, о чем они не знали? От этой мысли Леотихид заскрипел зубами. Неопределенность стала невыносимой.
— Не трудись понапрасну, — фыркнул Антикрат. — Я просто задержал недельное жалованье провинившейся декаде. Надеюсь, ребятки не догадаются, что я уже потратил их денежки.
— К делу, — спокойно напомнил Энет. Он вообще никогда не выходил из себя.
— Да. Итак, этот карлик, его звали Гимел, прибыл в свите мантинейца Стесагора. Свита у него приличная — человек пятнадцать. Отдельные покои, дюжина сундуков багажа и жена.
— Жена? — Энет и Леонтиск переглянулись.
— Ну да, жена, — пожал плечами Антикрат. — Чего вы удивляетесь? Почти треть ахейцев явились с женами, и еще треть — с любовницами и гетерами.
— Понятно, что если Стесагор — Горгил, то «жена» — никакая не жена, — кивнул Леонтиск. — А как он выглядит, этот мантинеец?
— Здоровый, толстый дядька лет эдак пятидесяти с лишком. Волосы пегие, неряшливая бородища, красный нос заядлого выпивохи. На щеке — большая волосатая бородавка, на виске — вертикальный белый шрам. Одним словом, личность приметная, не ошибетесь, если увидите. Хотя навряд ли он тот душегуб, которого мы ищем.
— Почему?
— Для убийцы господин Стесагор больно активен… Регулярно посещает заседания переговорщиков, выступает на них. В свободное время много встречается с другими ахейцами, которые, судя по всему, его хорошо знают. Короче, все время находится на виду. Если учитывать, что он, как и всякий человек, должен когда-то спать, организовывать убийство ему просто некогда.
— Гм, звучит убедительно, — буркнул Леонтиск. — Но ведь замухрышка, как ты сказал, был его человеком…
— Точно. И, что весьма подозрительно, Стесагор не заявил, что у него пропал слуга. Разве такое поведение естественно для того, за кого он себя выдает? Кроме того, как я выяснил, наши пацанята, которые лазали по Персике, были схвачены охранниками Стесагора. Его покои, в отличие от большинства помещений ахейцев, тщательно охранялись.
— Клянусь богами, все ясно, — Леонтиск хлопнул себя по бедру. — Этот мантинеец — просто ширма, хотя, разумеется, он в курсе всего. Горгил наверняка скрывается под личиной одного из его слуг.
— Не факт, — помотал головой Энет. — Но, э… весьма.
— В любом случае круг подозреваемых резко сужается. Теперь нам нужно взять «под колпак» этого Стесагора, перетрясти всех его людей и найти убийцу. Хм, ручаюсь, и Лих, и Феникс будут настаивать, чтобы отловить этого «посла» и подвесить за яйца в укромном уголке.
— Невозможно, — посуровел лицом Антикрат. — Иноземцев охраняет Мора. Если… возникнет какой-нибудь скандал, стратег Деркеллид церемониться не будет…
— Хочешь сказать, что если стратег прикажет, ты встанешь против нас с оружием? — Леонтиск, сжав губы, посмотрел товарищу в глаза. — И… выполнишь приказ?
— Это мой долг, — выдавил Антикрат, опустив взгляд. — Не знаю… Что я могу сделать?
— Галиарт, например, в подобной ситуации бросил свой значок в рожу командира, — тихо проговорил афинянин.
Антикрат насупился и надолго замолчал. Леонтиску стало его жаль.
— Авоэ, друг Антикрат, надеюсь, до этого не дойдет, — он хлопнул товарища по плечу. — Но как бы судьба не заставила тебя сделать выбор… На всякий случай определись, с кем ты, дружок.
— Я поразмыслю над этим на досуге, — сухо кивнул Антикрат. — А теперь вам пора идти. Скоро появится мой лохаг. Вам лучше не попадаться ему на глаза.
— Мы уходим. Спасибо за информацию.
— Передайте мое почтение наследнику.
Антикрат вывел их из дворца и проводил до подножия лестницы. Попрощавшись с ним, «спутники» Пирра двинулись в обход массивной громады Персики к внешним воротам. Небо было ясным, легкий ветерок слегка шевелил кроны красиво подстриженных кипарисов, высаженных ровным рядком. Радуясь теплу, ласточки и голуби, облепившие оконные проемы и карнизы древнего здания, активно выражали взаимное расположение. А здоровенный кот, по-домашнему гревшийся на одном из подоконников, демонстрировал к птицам кроткое равнодушие.
Несмотря на всю эту благодать, Леонтиск после разговора с Антикратом чувствовал, что в душе остался неприятный осадок.
— Тебе не показалось, что наш друг Антикрат слегка пересмотрел свою систему ценностей? — спросил он у Энета.
Тот пожал литым плечом.
— Его можно понять. Гм, служба в Священной Море — великая честь. Никто не восхочет ее потерять.
— Но ведь есть долг дружбы, обязательства перед Эврипонтидами, верность своей декаде, в конце концов! Мы ведь в агеле вместе с «птенцов»…
— Я мыслю, если судьба приневолит Антикрата сделать выбор, он сделает его в нашу пользу. Или он не доказал, что все еще друг нам, добыв эти сведения? Ты сам что думаешь по поводу этого Стесагора? — Энет резко сменил тему, явно не желая больше обсуждать товарища.
— Решать командиру, — с досадой махнул рукой Леонтиск. — Будет, как он скажет.
Они повернули за угол, выйдя во внутренний двор. Фасад дворца и главные ворота находились за следующим поворотом. Посреди каменной площади стоял «алтарь ветров» с неизменными солнечными часами. Леонтиск бросил взгляд на диск. До полудня оставалось больше получаса. Он как раз успеет добраться до храма Ортии, где назначено свиданье.
В этот момент на ступеньках, ведущих к одному из боковых входов, появилась группа мужчин. Самого высокого, бережно несущего укутанную в лубок руку, Леонтиск узнал сразу. К сожалению, то же самое можно было сказать и о верзиле — увидев афинянина, он хищно улыбнулся, обнажив в оскале крепкие белые зубы. Затем обернулся к своим спутникам, как один одетым в известные всему миру характерные панцири, и что-то проговорил.
Леонтиск резко, словно налетев на невидимое препятствие, остановился. Проклятье! Надо же им было появиться именно сейчас, а не несколькими минутами позже! Теперь избежать встречи не удастся — от римлян их отделяло расстояние в каких-нибудь тридцать пять — сорок шагов. Которое преторианцы споро преодолевали, сбегая по ступенькам. Впрочем, не особо и торопясь — тому, на кого они нацелились, деваться было некуда.
— Ты чего? — обернулся к другу прошедший вперед Энет. Он еще не осознал ситуации.
— Сдается, у нас проблемка, — нервно усмехнулся Леонтиск. Мозг афинянина интенсивно искал выхода. И не находил. Римляне быстро приближались.
Энет обернулся, глянул, мгновенно все понял.
— Это тот?.. — кивнул на высокого. Леонтиск кивнул. Без меча, оставленного у охранников на главных воротах, он чувствовал себя голым. Римляне, все как один, оказались при оружии. Их было семеро, Леонтиск успел пересчитать два раза, прежде чем они подошли.
— Приветствую тебя, поганец, — центурион Луций Валерий Ралла смотрел прямо на Леонтиска, подчеркнуто не замечая Энета. — Пришел сдаться? Сам, добровольно?
Если бы Леонтиск был один, они бы схватили его немедленно. Воздержаться от этого римлян, без сомнения, заставили широченные плечи и бычья грудь Энета. Тем не менее было ясно, что они не отступятся: крепкие, бывалые, с жесткими глазами, преторианцы ждали только приказа командира. Вшестером — если не считать увечного Раллы — они могли не сомневаться в победе над двумя безоружными, даже не вынимая клинков из ножен.
— Идем, — продолжал центурион. Сильный акцент портил впечатление от его правильного греческого. — Ты арестован. Ваши правители дали нам право взыскать с тебя ущерб. Vado. Пойдем. Будешь ждать возвращения консула.
Ралла махнул в сторону дворца. Из-за плеча центуриона, ухмыляясь, шагнул меченый. Его нос, сломанный Леонтиском, все еще имел припухший вид.
— Stultus Spartanus… ты, надеяться, не сдаваться без бой? Nunc? — судя по всему, меченый горел желанием расквитаться за прошлый раз.
Леонтиск вздохнул: без сомнения, ожидание римского приговора станет не самым приятным воспоминанием его жизни. Оставалось только надеяться на то, что преторианцы не забьют его до смерти до того момента, как Пирр вырвет своего «спутника» из их рук. Сын стратега повернулся к Энету, чтобы попросить его как можно быстрее бежать к царевичу, но тот уже принял свое решение.
— Ты прав, чужеземец, — прогудел он римлянину в лицо. — Не сдаются спартанцы без боя.
За этой избитой пошлостью последовал сильнейший удар в лицо. Меченый, отлетев назад, сбил с ног еще двоих и без единого звука успокоился на каменной брусчатке. После соприкосновения с пудовым кулачищем Энета носу бедолаги вряд ли было суждено когда-либо приобрести естественный вид.
— Дурак! — заорал Леонтиск. — Бежим!
Так как преторианцы перегораживали им дорогу к главным воротам, друзья бросились обратно — туда же, откуда пришли. Замешательство римлян, не ожидавших нападения, дало «спутникам» Пирра фору в десяток шагов.
— Percepte illorum! — вскричал Валерий Ралла. — Cito!
Преторианцы послушно бросились в погоню. Центурион последовал за ними, меченый остался лежать, обратив к небу незрячие белки закатившихся глаз. Несколько минут назад Леонтиск, чтобы взглянуть на солнечные часы, слишком глубоко зашел — и завел Энета — в каменный мешок П-образного внутреннего дворика, ограниченный с трех сторон стенами дворца. Теперь этот факт сыграл на руку преследователям: они без труда отрезали беглецам выход и погнали их внутрь двора.
Проклятье! Молодой афинянин испытал прилив злобы, но не к римлянам, а к Энету. Если бы здоровяк отправился за подмогой, царевич с помощью Брасида или других видных людей мог бы освободить Леонтиска еще до вечера. Ну, или завтра… Можно было надеяться отделаться денежным штрафом и более или менее тяжелыми телесными повреждениями. А теперь… Оглянувшись, Леонтиск увидел, что двое преторианцев уже вытащили мечи. Замечательно! Остальные сделают это, когда припрут их с Энетом к стене, в том числе и центурион, правая рука которого была невредима. Теперь уже друзьям придется сдаться, — или позволить квиритам пустить им кровь. Римляне схватят их обоих, и неизвестно, когда Пирр об этом узнает. Надеяться на хорошее обращение со стороны преторианцев явно не стоит, особенно теперь, когда Энет покалечил — или убил? — их товарища. Тупой громила! Соображает ли он, что натворил?
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Леонтиска, пока его ноги мчали их владельца к неминуемой каменной западне. Энет пыхтел в двух шагах впереди. Леонтиск удержался от соблазна отвесить другу хорошего пинка. В сущности, он не виноват, что уродился таким… простодушным. Друзья всегда ценили Энета за силу, преданность и дружелюбный нрав, но никак не за мозги. Да, так оно и было.
Вот и стена. Тупик. Можно повернуться к преследователям и с глупой улыбкой задрать руки. Все, конец.
Нет!!!
Судьба, сжалившись над несчастными, решила дать им надежду. Или поиграть с ними?
В самом углу, где сходились под прямым углом стены двора, несколько ступенек спускались к низкой двери, ведшей в какое-то полуподвальное помещение. Дверь была широко открыта и подперта колышком. Двое тощих илотов осторожно скатывали по пандусу, находившемуся рядом с лестницей, большие бочки, украшенные красивыми цветными печатями. За рабами наблюдал стражник из Священной Моры. Прислонив копье к стене, он сидел на одной из бочек, ожидающей своей очереди отправиться в чрево дворца.
— Леонтиск, сюда! — гаркнул Энет через плечо.
— Вижу!
Увидев бегущих, стражник спрыгнул с бочки и схватился за копье.
— Эй, вы! А ну!..
Не зная, в чем дело, он не решился сразу ткнуть подбежавшего Энета копьем. И через мгновенье от толчка мощных рук отлетел к стене, с колокольным звоном врезался в нее шлемом и, выронив копье, упал на ягодицы, съехав спиной по шершавому камню.
— С дороги, псы! — заорал Энет, одним прыжком преодолевая лестницу.
Илоты, выпустив бочку, испуганно шарахнулись в стороны. Леонтиск с размаху налетел на одного из них, сшиб его с ног и сам полетел через голову, пребольно ударившись плечом и разодрав предплечье.
— Turpis Graecus! — римляне были уже рядом.
Лихорадочно цепляясь руками за камни, Леонтиск вскочил на ноги, схватил одного из рабов за одежду и с силой швырнул его на лестницу, под ноги преследователям. Второй илот испуганно присел в углу, закрыв голову руками.
— Быстрее! — закричал Энет.
Пнув крутящуюся под ногами бочку, Леонтиск стремительно запрыгнул в черный проем двери. Энет тут же захлопнул ее и подпер несколькими тяжелыми бочками. Через несколько мгновений доски двери затрещали под могучими пинками.
— Detege, tumidus canis!
— Гм, не выдержит долго она, — обронил Энет, кивнув на дверь, и подставил к ней массивный деревянный поддон, который Леонтиск не смог бы и от земли оторвать.
— Это точно, клянусь Меднодомной, — афинянин огляделся. Они оказались в сером помещении с низким потолком, подпертым кое-где пузатыми колоннами. Судя по обилию бочек, корзин и амфор, это был продовольственный склад дворца для иноземцев. Несколько илотов и управляющий с дощечкой для письма в руках бросили работу и стояли, с опаской вытаращившись на них.
— Здесь есть другой выход? — Леонтиск решительно направился к управляющему.
— Да, вон там, — с готовностью показал тот. — Что здесь…
— Пойдем, — бросил Леонтиск товарищу, устремляясь в указанном направлении. Нужно было спешить — от двери уже летела щепа.
Быстро, но стараясь не бежать, они поднялись по узкой лестнице.
— Проклятье, — Леонтиск остановился, заметив вверху блеск панцирей, — Священная Мора… Что-то подсказывает мне, что лучше нам с ними не встречаться.
— Обратно, я другую лестницу видел.
Они сбежали по ступеням. В этот момент в лабаз ворвались римляне.
— Video illorum!
— О, боги! — друзьям снова пришлось бежать. Вторая лестница вывела их в большое помещение, по которому сновали слуги. В воздухе стоял запах специй и горящего масла — наверняка где-то неподалеку находилась кухня.
— Куда теперь? — поинтересовался Энет, покосившись в сторону подвала, откуда доносился топот и громкие иноязычные проклятия.
Леонтиск огляделся. Коридор слева показался ему привлекательным, поскольку в нем не было заметно охраны.
— Туда!
Они побежали.
— Стой, подлые! — донеслось из-за спины.
Мимо мелькали колонны, ниши, статуи. Пол под ногами был отполированный и жутко скользкий. Великие боги, где здесь выход?
Римляне не отставали, стук их каллиг бил по ушам и нервам.
Впереди показалась колоннада. По обе стороны высокого дверного проема застыли фигуры стражников.
— Проклятье, сворачиваем! — Леонтиск дернул Энета за руку, они повернули в боковой проход. У Леонтиска появилось нехорошее чувство, что все это зря. В подтверждение этой мысли сзади послышались окрики. Уже по-гречески.
Дверь! Великие олимпийцы, хоть бы на лестницу! Сын стратега решительно потянул на себя массивную медную ручку…
…и оказался лицом к лицу с высоким воином со значком эномарха Священной Моры на плече. В грудь уперлась крепкая ладонь.
— Стоять! Кто такие? — карие глаза были суровы и решительны. На заднем плане выросли еще несколько охранников.
— Друзья, выручайте! — отчаянно выдохнул Леонтиск. — Римляне… они гонятся за нами… Отведите нас к Антикрату, эномарху, он стоит со своими где-то здесь, недалеко.
— Ха, не Энет ли это, сын Гегелоха? — узнал здоровяка один из стражников.
— Привет, Пойкил, — отозвался Энет.
— А это афиненок, из друзей Пирра Эврипонтида, — сказал другой. — Слышали, что тебя разыскивают римляне, как же… Ты что, нарвался на них, бедолага?
— Клянусь Меднодомной! — горячо отвечал Леонтиск. — Слышите? Они уже здесь.
Топот приблизился к противоположной стороне двери. Эномарх понял ситуацию и принял решение мгновенно.
— Пойкил и Аристогор, отведите их к лестнице, где ламаховцы… Остальные — ко мне!
Воины — человек пять — с готовностью подбежали к командиру. В этот момент двери с треском распахнулись, раздались возбужденные голоса преторианцев.
— Стой, кто такие? — наверное, это была любимая фраза высокого эномарха.
Леонтиска раздирало любопытство, однако им с Энетом, увлекаемым стражниками, пришлось быстро убираться с места событий.
— С дороги! — донесся звучный голос Валерия Раллы. — Мы преследуем преступников, посягнувших на граждан Рима!
Стражи Священной Моры продолжали стоять стеной, загораживая проход.
— Позвольте, неужели вы не знаете, что в стенах дворца запрещено обнажать оружие? — вежливо сказал командир стражников. — Немедленно вложите мечи в ножны, господа римляне.
— Devotura, да ты что, грек? — центурион кипел от ярости. — Дорогу! Эти fellatori, они уйдут!
— Вложите мечи в ножны, пожалуйста, — голос эномарха обрел нудные нотки. — У вас, конечно, имеется при себе гостевая грамота?
— Вы здесь все заодно, да? — взревел Ралла. — Я тебе покажу грамоту, irrumator!
Продолжения этого интереснейшего разговора Леонтиск уже не слышал, потому что пришлось свернуть в перпендикулярный коридор.
— Крепко вы их разозлили, — покачал головой тот, которого звали Аристогором. — Но ничего, старшой их задержит, не сомневайтесь.
— Спасибо вам, — от чистого сердца произнес афинянин.
— Да чего уж там, — ухмыльнулся второй стражник, Пойкил. — Мы этих заносчивых ублюдков любим не больше вашего…
Миновав пару залов и переходов, они вышли к уже знакомой друзьям лестнице. Антикрата Леонтиск заметил издали: тот стоял навытяжку перед офицером, одетым в кожаный панцирь поверх белого хитона и короткую сине-белую хлайну. Офицер стоял спиной к появившимся из глубины дворца беглецам и их сопровождению и что-то терпеливо внушал подчиненному. Антикрат слушал предельно внимательно и поэтому не сразу увидел друзей. А увидев, лишь едва заметно нахмурился и сжал губы, сразу поняв, что что-то случилось.
Но и эти незначительные движения лицевых мускулов подчиненного не остались незамеченными лохагом.
— В чем дело, эномарх? — проследив за взглядом Антикрата, офицер резко обернулся.
Так Леонтиск впервые столкнулся с Ламахом, впоследствии полководцем прославленным и легендарным. Ранее, несмотря на то, что всю сознательную жизнь прожил в Спарте, афинянин никогда не встречал этого человека. Быть может, потому, что тот служил в Священной море еще когда Леонтиск был зеленым подростком.
На вид Ламаху было лет сорок — сорок три. Подтянутая, ладно скроенная фигура, в округлых плечах чувствовалась немалая сила. Овальное смуглое лицо, темные , резко очерченные губы, нос со слегка вывернутыми ноздрями. Выпуклый, двумя блестящими шишками, лоб, а под ним — глаза. Серо-стальные, холодные. Взглянув в эти ледяные осколки, Леонтиск почти пожалел, что не отдался в руки преторианцев.
— Что происходит? — сухо спросил лохаг. Узнав одного из воинов, сопровождавших злополучных беглецов, он обратился к нему. — Аристагор?
— Командир приказал сопроводить их к тебе, господин лохаг. Вернее, к… — охранник неуверенно поглядел на Антикрата.
— Неужели? — офицер повернулся к эномарху. — Происходит что-то особенное, не так ли, эномарх Антикрат?
— Э-э… — Антикрат решительно не находил, что ответить. — Не могу знать, господин лохаг.
«Но догадываюсь», — говорил его мрачный взгляд.
— За ними гнались римляне, вот мы и решили, вернее, наш командир решил… — начал объяснять Пойкил, но Ламах взмахом руки оборвал его.
— Спасибо, рядовой. Можете идти. Оба. Вы дело сделали, остальное мы узнаем без вас. И ты, эномарх, тоже вернись на пост. Я позову тебя, если понадобится.
Оба охранника отдали честь и удалились. По тому, как поспешно они это сделали, Леонтиск понял, что лохаг Ламах пользуется весьма специфической славой. Антикрат отошел столь же быстро, хоть и не так охотно. Глянув на Энета, афинянин удивился выражению беззаботного спокойствия, написанному на его лице. Похоже, здоровяк считал, что все трудности позади. Идиот!
— Итак, молодые люди, у вас есть ровно тридцать слов, чтобы описать, в чем дело, — зловеще проговорил лохаг.
Леонтиска покоробил этот уничижительный прием: его обычно использовали учителя в агеле, чтобы приучить воспитанников коротко и ясно излагать свою мысль. Что он о себе вообразил, этот человек? Они — не кто-нибудь, а «спутники» самого Пирра.
Однако обиду пришлось проглотить. Сжато, стараясь не считать по детской привычке слова, молодой афинянин рассказал, что произошло. Ламах слушал молча, сверля его тяжелым взглядом.
— Итак, вы воспротивились законной попытке именитых иноземцев исполнить постановление эфора. Нанесли ущерб здоровью одного из этих иноземцев, — слова лохага падали как камни в медный таз.
Последние надежды Леонтиска на благополучное разрешение приключения улетучились. «Интересно, он сразу прикажет отвести нас к римлянам, или сначала подвергнет наказанию? — с тоской подумал он. — Плети… подземелье… что еще можно придумать, чтобы показать римлянам, что Священная Мора не имеет к случившемуся никакого отношения? А может, он велит Антикрату…» Афинянин бросил взгляд на бледного товарища, застывшего в отдалении. Прости, дружище, наверное, мы и тебя подвели…
— Напали на солдата Священной Моры, стоящего на посту. Нанесли ущерб имуществу государства Спартанского…
«Ладно, пусть будет подземелье. Опыт, клянусь богами, уже имеется. Все равно царевич нас вытащит. Рано или поздно».
— Вовлекли в свое преступление нескольких военнослужащих Священной Моры и собирались вовлечь еще как минимум одного, — лохаг напоминал судью, зачитывающего приговор. В какой-то степени так оно и было.
«Жаль Корониду, — внезапно вспомнил о девушке Леонтиск. — Опять я обманул ее, обещал придти, а сам…»
— Все эти поступки возмутительны и совершенно недопустимы, — продолжал Ламах. — Не знаю, какое взыскание наложат на вас римляне, но когда они возвратят вас спартанским властям, вас ждет трибунал и суровое наказание. Вы, надеюсь, это понимаете?
— Так точно, господин лохаг! — хором ответили «спутники». Леонтиск вздохнул. — Мы готовы принять наказание, каким бы оно ни было.
— Каким бы оно ни было! — передразнил лохаг. — Тебя, афинянин, скорее всего изгонят из города без права когда-либо вернуться. А ты, здоровячок, скорее всего, навсегда попрощаешься с военной службой и будешь зарабатывать на жизнь, куя подковы или таская тюки с кораблей на пристань. Вот чего вы добились своим ребяческим поведением.
Друзья стояли перед офицером. Бледные, растерянные и подавленные.
— И ради чего все это? — Ламах поджал губы, скрестил руки на груди. — Всего лишь желая досадить римлянам? И это стремление стоит того, чтобы поставить крест на своей дальнейшей жизни? Как это называется? Глупость? Щенячье бунтарство?
— Никак нет, господин лохаг, — Леонтиск поднял голову, чувствуя, как кровь прихлынула к щекам. — Это называется ненависть.
Ламах поглядел на него, долго и пронзительно. Затем кивнул каким-то своим мыслям и тихо проговорил:
— Хорошо, идите.
— Что? — Леонтиск не поверил своим ушам.
— Антикрат!
Эномарх подошел, с тревогой переводя взгляд с друзей на начальника.
— Проводишь своих товарищей до задних ворот. Так, чтобы никто не видел.
— Слушаюсь, господин лохаг! — Антикрат и не пытался сдержать служебное рвение.
Леонтиск, от изумления забывший закрыть рот, вытаращился на Ламаха. В серых глазах больше не было льда.
— Благодарности не надо, солдаты, — улыбка тенью скользнула по серым губам. — Служите Элладе, и вредите ее врагам.
С этим лохаг повернулся спиной и не спеша пошел прочь по коридору.
Немного спустя, уже шагая за Антикратом по мозаичному полу открытой галереи, Леонтиск, оглянувшись на охраняющих справа и слева солдат Священной Моры, тихо спросил у идущего рядом Энета:
— Ты что-нибудь понял?
— А чего там, — пожал тот литыми плечами. — Я знал, что все закончится ладно.
— Сто тысяч демонов! — прошипел Леотихид. — Уже без четверти полдень! Где этот мерзавец Полиад? Я велел ему доложить, когда афиненок появится из Персики и пойдет к месту свидания.
— Быть может, Полиад не успел, сразу направился в засаду? — неуверенно произнесла Арсиона.
Стратег ответил невнятным ругательством. Его нервное напряжение достигло такого предела, что он уже не мог находиться среди праздничной толпы. Вместе с частью свиты младший Агиад переместился в один из портиков, в изобилии окружающих площадь Хоров. Тут он, по крайней мере, мог, оставаясь на виду, разговаривать с подчиненными и отдавать приказы, не притворяясь и не боясь быть услышанным. Леотихида несколько утешало, что Агесилаю сейчас еще хуже: царю приходится играть свою роль Диониса и проводить ритуалы, оставаясь в полном неведении относительного того, как проходит задуманная братьями тайная операция. Сие, увы, означало, что вся ответственность ложится на его, Леотихида, плечи.
Элименарх сдержанно вздохнул. «Где же Полиад?» Было невероятно, чтобы лохаг отправился выполнять миссию, не поставив в известность стратега: он имел на этот счет самые четкие инструкции. Что-то произошло. Неужели проклятый толстяк Анталкид придумал еще что-то, о чем они не знали? От этой мысли Леотихид заскрипел зубами. Неопределенность стала невыносимой.