Страница:
— Прекратите! — скомандовал Фебид. Иамид, схватив вцепившегося в рукоять меча царевича за плечи, оттащил его назад. Рукам гиппагрета, каждая из которых была толщиной с ногу обычного человека, трудно было сопротивляться.
— Мы получили информацию, — заговорил Фебид уже тише, — что в этом доме готовится злодеяние. Присутствие воинов отряда Трехсот несколько развеивает мои подозрения, но… Раз уж мы здесь, я намерен войти в дом и выяснить все до конца.
— Это невозможно! — выдохнул Полиад, от страха обретая голос.
— Дом захвачен вооруженными преступниками, господин эфор, — пояснил Циклоп. — Они опасны, словно бешеные псы…
— Сам ты пес! — выкрикнул Пирр, безуспешно пытаясь освободиться из железных объятий Иамида.
— …и мы здесь именно для того, чтобы успокоить их, — закончил Ясон.
В окне второго этажа возник силуэт, слабо обозначенный желтым светом масляной лампы, горящей в глубине помещения.
— Эгей, я не ошибся? Командир, ты действительно здесь?
— Я здесь, Тисамен, — крикнул в ответ Пирр. — Эпименид жив?
— Да, командир, все в порядке. Наши тоже все живы. Эй, ребятки, слышали? Царевич внизу, — крикнул Тисамен вглубь дома. Оттуда раздались восторженные восклицания, в оконном проеме показались еще две головы.
— Команди-ир!!!
— Приготовьте дверь, быстро! — приказал Эврипонтид. — Мы сейчас войдем.
— Есть! — головы словно сдуло.
«Кажется, сейчас будет драчка», — подумала Арсиона, кладя руку на оголовье спаты и подходя поближе. Мурашки азарта привычно запрыгали по затылку, шее и вискам.
— В дом никто не войдет! — шагнул вперед Полиад. Страх перед возможными последствиями встречи Фебида с Эпименидом вернул лохагу решимость.
— Кто это? Хм… Лохаг Полиад, начальник телохранителей элименарха? С какой стати ты распоряжаешься? Разве не гиппагрет здесь командует? — удивился Леонид. Его голос был обманчиво мягок.
— Ты думаешь, я скажу другое, стратег? — хмыкнул Циклоп. — Малыш прав — в дом никто не войдет. До тех пор, пока мы не обезвредим преступников. Не пытайтесь спорить, господа — тема закрыта. Малыш, выдели пяток воинов, чтобы развели гостей по домам.
За дверьми дома послышался шум отодвигаемой мебели.
— Клянусь Зевесом, никто еще не мог похвастаться тем, что смог помешать мне свершить правосудие. Идемте в дом, друзья, — эфор повернулся к ступеням крыльца. Остальные плотной кучкой пошли следом, и успели сделать десяток шагов, когда две фигуры — Циклоп и Красавчик — заступили им путь.
— НЕТ.
Арсиона тремя легкими шагами оказалась рядом с Полиадом. Рукоять спаты гипнотизировала ладонь: «Возьми меня, возьми». Иголки бегали от висков к затылку. Мечница решила для себя, что если придется биться, она возьмет на себя Пирра. Леотихид будет счастлив, если она избавит его от смертельного врага.
— Как это понимать, гиппагрет? — Фебид поднял свои пронзительные глаза на нависшего над ним Ясона. — Вы, может, еще и силу к нам примените?
Циклоп мрачно нахмурился, но не успел ответить — его опередил Полиад.
— Ты просто не понимаешь, уважаемый эфор, опасности, которой себя подвергаешь. Люди, засевшие в доме — это фанатики, решившие погубить себя вместе со своим обреченным на гибель лидером-Эврипонтидом. Это безумие — отдавать себя в их власть, добровольно становиться заложником этих негодяев, они готовы сейчас на любое злодейство.
Леонид улыбнулся.
— Не переживай, лохаг, мы защитим эфора, если возникнет такая необходимость. С нами Исад — какая нужна еще гарантия безопасности? А что касается злодейства… не твои ли люди менее часа назад избивали одноногого калеку у самого дома эфора?
— Так вот откуда… — Полиад прикусил язык.
— Оттуда, оттуда. Будь добр, отойди с дороги.
— Нет. Вы превратно все поняли, клянусь богами. Сейчас не время объясняться, и… нельзя входить в этот дом. Если будете упорствовать… нам придется задержать вас. Ради вашего же блага, разумеется.
— Да пошел ты… — Пирр, выступив вперед, сильно толкнул его в плечо. — Освободи дорогу, сказали! Идем, уважаемый эфор.
Арсиона закусила губу и потянула меч из ножен, но Ясон ее опередил. Могучим тычком он отшвырнул Эврипонтида назад, а вторую ладонь приставил к груди Фебида.
— Ни с места!
Эфор, опешив, отступил. Воины — и номарги, и «белые плащи», чувствуя, что обстановка накаляется, придвинулись ближе. Но тут из-за спины Леонида вышел молчавший до сих пор Исад. Пустые черные глаза остановились на Циклопе.
— Ты дотронулся до моего отца, гиппагрет, — от его ровного голоса кровь стыла в жилах.
— Ну и что? — насмешливо оскалился тот, зацепив большие пальцы рук за пояс.
— Сделай это еще раз — и я отсеку тебе руку, — так же ровно отвечал Исад.
— Что-о? Я не расслышал, рядовой? — выпучил глаза Циклоп.
— Я бы предпочел не повторять, гиппагрет, — Исад был попросту страшен. Арсиона быстро взглянула на Полиада. Нервно облизав губы, тот сделал знак и дюжина «белых плащей», выхватив мечи, окружила семерку наглецов. В ответ блеснули четыре клинка, одновременно обнаженные Пирром, Леонидом, Исадом, и — вот диво! — Иамидом.
Зловещая тишина затопила двор.
— Мечи в ножны, безумцы! — порвал ее голос Фебида. — Вы что все, с ума посходили?
— Что не ждал такой потехи, достойный Фебид? — хрипло расхохотался Пирр. — Все еще веришь в силу закона?
Циклопа колотило от ярости, он глядел только на Исада, своего подчиненного.
— Ах ты, мятежник! В карцер пойдешь! А ну, дай сюда меч, живо!
— Не ты мне давал его, чтобы забирать, гиппагрет.
— Я дал тебе плащ номарга, щенок! Ты приносил клятвы, твой долг…
— Мой долг перед отцом выше, чем перед государем, — даже при прыгающем свете факелов было видно, что Исад бледен, как мертвец. — А плащ… забери его обратно. Я не желаю служить царю, который отдает преступные приказы, и подчиняться командиру, который их выполняет.
Отстегнув свободной рукой фибулу, Исад медленно стянул с плеч черный плащ номарга и так же медленно, словно не понимая до конца того, что делает, бросил его под ноги гиппагрету. Черная ткань, струясь, опала на истоптанные плиты двора. Все остолбенели, пораженные увиденным: не было еще такого в истории Лакедемона, чтобы кто-то из отряда Трехсот желал его покинуть. Напротив, стать номаргом мечтал едва ли не каждый воин в Спарте, но в подавляющем большинстве случаев эти грезы оставались несбыточными.
Окаменев лицом, Ясон презрительно отвернулся от Исада и перевел взор своего единственного глаза на Иамида.
— А ты, Иамид, тоже хочешь скинуть свой плащ?
— С чего бы? — хрипло ответил тот. — Я — гиппагрет, как и ты, и всегда верно служил Эврипонтидам. Собираюсь служить им и впредь.
Несколько мгновений лохаги Трехсот стояли, испепеляя друг друга взглядами — мощный, почти квадратный Иамид и высокий, хотя и чуть поуже в плечах, Ясон. Геракл и Капаней.
— Ты дурак, Иамид. Круглый дурак, — зло сплюнув, Циклоп, качая головой, отошел в сторону.
— Ты что? — опешил Полиад. — Собираешься позволить им войти в дом?
— Пусть идут, — прохрипел гиппагрет. — Мне нужен приказ кого-нибудь более значительного, чем ты, малявка, чтобы взять под стражу главного из эфоров и начать резать номаргов.
Эфор и его спутники медлить не стали. Ощетинившимся клинками ежом они пробежали мимо не решившихся остановить их Полиада и Арсионы, взлетели по каменным ступенькам крыльца и через несколько мгновений исчезли в открывшейся изнутри двери. Снова послышался гул передвигаемой мебели — вход был забаррикадирован.
— Басикл! — придя в себя, каркнул Полиад, поворачиваясь к «белым плащам». Темные глаза лохага искрились от гнева.
— Командир? — декадарх, руководивший погоней за наблюдателем эврипонтидов, испуганно потупился.
— Ты сказал мне, что одноногий укрылся в каком-то доме. Почему ж ты, поганец, не упомянул, что это был дом эфора Фебида?
— Я… мы… командир…
— Урод! Так-то ты отрабатываешь повышение? Видать, оно было явно преждевременным, — выбросив руку, Красавчик содрал с плеча подчиненного значок декадарха.
— Командир!
— И два месяца без жалованья!
— Командир!!!
Ясон, наблюдавший за этим, расхохотался.
— Мамочка шлепает своих засранцев! Вот потеха.
— Проклятье! Ты хоть понимаешь, что произошло? — набросился Полиад на гиппагрета.
— Не гоношись, малыш, — процедил тот. — Я говорил тебе — нужно было нападать раньше.
— Хороши бы мы были в глазах эфора, если бы он явился в самый разгар боя! Кто знает — что бы он успел увидеть и услышать?
— Тоже верно, — гиппагрет поскреб подбородок. — Однако я уже сказал все, что хотел. Дело серьезное, и я не хотел бы попасть впросак — точно так же, как ты. Придется кому-то скакать к царю, или, на худой конец, к его братцу, чтобы выяснить, что делать дальше.
— Ты прав, клянусь богами! Арсиона! Немедленно мчи к элименарху. Сообщишь ему, что здесь произошло, и… скажи, что мы выполним любой приказ.
— Есть, — повернувшись кругом, Арсиона направилась к коню.
— Ты доверяешь такое дело бабе? — донесся до мечницы голос Циклопа, когда она уже выезжала со двора. — А вдруг по дороге ее кто-нибудь затащит в кусты?
— В этих кустах его утром и найдут — с отрезанной головой, зажатой между ног, — уверенно ответил Красавчик.
Арсиона мысленно поблагодарила его за защиту. Замечательный он парень, этот Полиад — веселый, надежный, разумный, и в мечах из первых. И к ней неравнодушен, она это знала, замечала его взгляды, чувствовала женским сердцем. Эх, при других обстоятельствах она бы не задумываясь ответила на его чувства, и они, бесспорно, были бы отличной парой… если бы не было Леотихида — сумасшедшего зеленоглазого льва, неистового, блистательного и удивительного. Того, что покорил ее мужественное сердце еще тогда, много лет назад, в сверкающем огненном кругу вышибив из нее спесь и детскую уверенность в неуязвимости. Поэтому Полиад может быть ей только другом, верным плечом и… командиром, в конце концов. Арсиона признавала превосходство Красавчика и в уме, и в искусстве гопломахии, и потому исполняла его приказы без всякого внутреннего сопротивления. Он всегда знал, что лучше делать, этот тонкогубый сукин сын. А ей больше нравилось действовать — думают пусть другие.
Горгона, поджарая белая кобыла Арсионы, летела сквозь ночной город к царскому дворцу. Редкие прохожие — припозднившиеся граждане, нищие, подгулявшие охранники ахейцев и патрули городской стражи — уступали ей середину улицы, собаки с подвыванием лаяли вслед, холодный ветер трепал волосы и лез под одежду.
Номарги, дежурившие у ворот дворца, пропустили ее без вопросов. Где найти элименарха, она знала — они с братом давали ответный ужин главам ахейских делегаций в Малой Трапезной. Разумеется, для того только, чтобы быть на людях в ночь, когда должно было свершиться убийство Эпименида. Управляющий, седой противный тип с покрытым красными прожилками носом, ни в какую не желал побеспокоить Агиадов, пока она не приставила острие спаты к его тощей шее. Тогда он сдался, отвел ее в небольшой кабинет, задрапированный гобеленами зеленых тонов и велел ждать.
Кусая от нетерпения губы, Арсиона мерила квадратную комнату шагами — пять с половиной в одну сторону, пять с половиной обратно. Ей, знавшей изнутри изнанку происходившего, нетрудно было догадаться, что события приобрели катастрофический оборот. Все, казалось бы, шло хорошо, и недалеко было до полной победы, но эврипонтиды воспользовались последней возможностью, ударили — и перетянули весы удачи на свою сторону.
На двадцать третьем круге один из гобеленов поднялся, открывая потайную дверь, и в кабинет ступила Тимоклея. Арсиона поклонилась вдовствующей царице, проклиная красноносого, и не подумавшего немедленно звать Леотихида.
— Дурные вести, дева? — царица выглядела больной. Ее проницательные глаза покраснели, как от нескольких бессонных ночей, а кожа выглядела серой на фоне белоснежной паллы. — Поведай все, как есть.
Арсиона уже открыла рот, чтобы выполнить приказ, когда открылась дверь и в кабинет вошел Леотихид, настороженный, как тигр. Следом за ним, к смятению мечницы, появился сам царь Агесилай. Великая Богиня, вся семейка в сборе!
Коротко, стараясь не сбиться и излагать только факты, Арсиона рассказала им о случившемся. Когда она закончила, Агиады некоторое время хранили молчание.
— Положение отчаянное, сыны мои, — сказала, наконец, Тимоклея.
— Верно, — подтвердил царь. Он коротко взглянул на младшего брата, но не произнес ни слова укоризны.
— Теперь наш главный враг не Эврипонтиды, а эфор Фебид. Если он поговорил с Эпименидом и узнал правду о смерти царя Павсания, мы в великой беде, — продолжала мать.
Леотихид поморщился.
— Да уж, старый волк не успокоится, пока не загрызет нас. Ни купить его, ни запугать не удастся, тем более, что, кроме него, там угораздило появиться еще и Леонида с Исадом. Просто скопление благочестивых честняг, чтоб их демоны загрызли! Эврипонтид ловко это устроил, будь он проклят! И как он смог покинуть дом?
Арсиона осторожно пожала плечами.
— Гиппагрет Иамид как будто целиком на его стороне.
— Боги! Я говорил тебе, Лео, что лучше приставить к нему Ясона или даже Эврилеонта, но не этого верного пса Павсания.
— Но мать сказала, что лучше будет удалить его, чтобы он не шпионил за нами, и ты согласился, — блеснул глазами Леотихид.
— Замолчите, не время выяснять, что было правильно, а что нет! — воскликнула мать. — Вы ведете себя, как дети. Ситуация такова, какова она есть, и ее нужно разрешать именно такой.
— Абсолютная истина, мать, — Леотихид прошелся взад-вперед, нервно облизал губы. — У нас еще есть время и возможность, чтобы нанести свой удар и уничтожить опасность в корне.
— Серьезно? — скривился Агесилай. — Расскажи мне, потому что я ничего подобного не вижу.
Прежде, чем говорить, Леотихид смерил старшего брата долгим взглядом.
— Дом Эпименида окружен нашими людьми. Если Фебид, Леонид и остальные выйдут оттуда, мы погибли. Значит, единственная возможность спастись — сделать так, чтобы они не вышли.
Даже у Арсионы по коже пробежал мороз. Агесилай, в ужасе воззрившись на Леотихида, прижал ладони к вискам.
— Ты сошел с ума? Ты… предлагаешь уничтожить эфора Спарты, двух старших представителей царского рода, двух номаргов и полтора десятка сыновей не последних людей города? Ты это всерьез говоришь? — голос его упал до шепота.
Леотихид тыльной стороной ладони вытер выступивший на лбу пот.
— Если у тебя есть другое предложение, как остаться в живых, то я готов его выслушать.
— Другая возможность — немедленно, этой же ночью, отправиться в добровольное изгнание, — голос царицы прозвучал резко. — Если вам недостает духу править, храбрецы, то отправляйтесь, вы еще молоды, и, может быть, когда-нибудь сможете вернуться. Я, что бы ни случилось, останусь в Спарте — не собираюсь разделить судьбу негодяя Павсания и встретить остаток жизни и смерть на чужбине.
— Прошу тебя, мать, давай оставим изгнание напоследок! — поднял руки Леотихид и повернулся к брату. — Твое слово, государь. Времени на долгие раздумья, увы… Ночь не бесконечна.
Некоторое время Агесилай молчал, полузакрыв глаза. Мощные руки царя были скрещены на груди, вздымавшейся от тяжелого дыхания, на шее билась толстая синяя вена. Когда он открыл глаза, кровь отхлынула от его лица, губы посерели, но голос был тверд.
— Быть посему. Я уже ступил на эту дорогу и по пояс вымазался в крови и грязи — что прибавит еще одно злодеяние? Оправляйся туда, брат, и сделай все, что сочтешь необходимым. Тебе нужны еще люди?
— Нет, — покачал головой элименарх. — У меня эноматия телохранителей и шестеро твоих номаргов, а в доме их едва дюжина. Справимся.
— С одним условием — ты сам в драку не полезешь, — тяжелая рука брата опустилась Леотихиду на плечо. — Поклянись.
Леотихид с досадой поглядел в карие глаза царя.
— У меня дурное предчувствие, — нехотя пояснил тот. — Не хочу, чтобы ты сложил голову в этой дурацкой бойне. Такая победа мне не нужна. Ну?
— Хорошо, — помявшись еще полминуты, вздохнул элименарх. — Клянусь.
— Ступай, Львенок, — Тимоклея подошла и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала младшего сына в щеку. — Убей их всех, а объяснение мы придумаем. «Чем грандиознее ложь, тем охотнее в нее поверят» — так говаривал ваш отец. Да будут боги на твоей стороне.
— Ну, одна-то богиня уж точно будет, причем с мечом, — рассмеялся элименарх. — Идем сражаться, моя Паллада!
— С тобой — хоть в Тартар, мой герой, — одними губами прошептала Арсиона.
Встретившись в просторной прихожей, они обнялись так, словно не виделись месяцы, а не какой-то час-полтора. Лих тут же повел вновь прибывших наверх, в комнату, где держали Эпименида. Эфор подозрительно посмотрел на следы крови на полу, — трупы «спутники» предусмотрительно убрали — но ничего не сказал. Проводив изумленным взглядом поднимающегося по лестнице вслед за Пирром Иамида, Леонтиск переглянулся с Галиартом и повернулся к задержавшемуся внизу Леониду.
— Я сплю, наверное… Что происходит, во имя богов, Леонид? Или… я должен теперь говорить «господин стратег»?
— Не мешало бы… но сегодня ночью законам позволено спать. Олимпионик Аркесил, ваш вестник, не добрался до полемарха Брасида, но нашел убежище в доме эфора Фебида.
— Аркесил жив? — у Леонтиска словно гора с плеч упала. — Полиад хвастался… и бросил нам его костыль. Он, правда, говорил, что Аркесил жив, но я не верю этим леотихидовским собакам.
— И зря — на этот раз он сказал правду. Хотя люди элименарха очень старались, чтобы наш олимпионик не смог раскрыть рта. Исад спас его.
— Вот как?
«Он и меня спас, — вспомнил Леонтиск. — А все прикидывается, что не любит нас, эврипонтидов».
— Аркесил не мог предупредить Пирра, поэтому я отправился туда вместо него.
— Но каким образом Иамид, тюремщик царевича, прибыл сюда «верным слугой Эврипонтидов»? — воскликнул Галиарт, потрясенный не меньше Леонтиска. — Я сам слышал из-за двери, как он это сказал.
Леонид пожал округлыми плечами.
— Когда я прискакал в дом, царевич и гиппагрет были в библиотеке. Кажется, беседа шла к концу. Меч номарга был почему-то у Пирра, и выглядел Иамид каким-то пришибленным. Со слов Аркесила я рассказал, что вы попали в засаду, и царевич, повернувшись к номаргу, сказал: «Пришла пора выбрать, Иамид», или что-то вроде этого. И тот ответил: «Я с тобой, наследник», принял меч, и поехал с нами.
— Чудеса, — покачал головой Леонтиск.
— Вот-вот. Я думаю, царевич Пирр… ну… вроде заколдовал его, — серьезно проговорил сын наварха. — Есть такие люди — смотрят тебе в глаза, говорят что-то и ты им подчиняешься, даже против воли. Я как-то встречал такого… В море дело было, отец как-то взял меня с собой в плаванье. Двое матросов, подвыпив, пристали к пассажиру, какому-то жрецу, или волхву, кто там его разберет. Хотели потрясти его малость, поискать серебро, — а, может, шутковали со скуки. Так он только поглядел на них, сказал что-то неразборчиво — и они, как были, в одежде и сапогах, прыгнули за борт. Пришлось убирать весла и вытаскивать этих бедолаг. Я тайком рассмотрел этого волхва — глаза у него были черные, блестящие, выворачивающие тебя наизнанку. У нашего царевича такой же взгляд. Ему бы и остальных номаргов заколдовать — тех, что снаружи, во дворе.
— Теперь они не сунутся, раз эфор здесь. Сдается, мы победили, дружище. Сейчас Фебид допросит Эпименида, и все встанет на свои места.
— Чего ж ты не радуешься победе, э? — Галиарт удивленно поднял бровь. — Клянусь богами, выглядишь, как уличная девка, которую оттыркали, а денег не дали.
— Есть кое-что еще, — Леонтиск, взглядом попросив у Леонида прощения, отвел товарища в сторону. Леонид, пожав плечами, отправился по лестнице на второй этаж. Афинянин вкратце поведал сыну наварха о признании Эвнома. Улыбка сползла с лица Галиарта, сменившись заалевшим на щеках румянцем злобы.
— Эвном сказал, что подонок, убивший малышку Софиллу, тоже тут? — уточнил он.
— Они оба здесь. Вернее, были оба, но один уже получил свое — истек кровью и отбросил копыта с четверть часа назад. Верзила Харилай — Тисамен вскрыл ему бок.
— Прежде, чем подняться к Эвному, давай перережем глотку второму, — с необыкновенной для него решительностью поднялся сын наварха. — Где он?
— Не торопись, — Леонтиск поморщился. — Здесь эфор, и он не допустит ничего, что считает беззаконием.
— Чего? — глаза Галиарта сузились. — Ты забыл, что мы поклялись?
— Нет, — покачал головой Леонтиск. — Но Эвнома нам не достать — он наверху, в той же комнате, где допрашивают предателя Эпименида. Другой здесь, заперт в кладовке. Хотя убивать его связанного, как скотину, мне претит.
— Что ты предлагаешь?
— Есть у меня одна идея. Но нужно действовать быстро, пока эфор занят…
…Когда они отперли дверь кладовой, пленник, едва различимый в темноте, завозился в углу, пытаясь встать на ноги.
— Командир?
— Нет, не командир, — Леонтиск осветил помещение факелом. — Это все еще я, Ипполит.
— А-а, ты, афиненок, — «белый плащ» обнажил в ухмылке ровные зубы. — Вы что, еще не договорились с нашими? Скорей бы уже. Я не намерен торчать тут целые сутки, и отлить хочу.
«Спутники» молча разглядывали приговоренного ими человека.
— Чего уставились? — он задергался, почувствовав исходящую от них угрозу. — Чего надо-то? Ведите меня к остальным, почему я должен сидеть здесь с мертвяком? — «Мертвяком» Ипполит называл лежавший в углу труп его товарища Харилая. — Вы поплатитесь за это убийство. Отец Харилая — пентакосиарх, он всех вас на триеры отправит, псы. Чего вылупились? Думаете, я боюсь вас, уроды?
Парень явно «накручивал» себя, стараясь казаться храбрым. Леонтиск шагнул к нему, стараясь не расплескать вскипевшую в груди пенную ярость.
— Пришел час расплаты, Ипполит — за тот день, когда вы заманили в ловушку меня и моего друга-афинянина (Леонтиск собирался сказать «человека, которого вы считали моим другом», но вовремя вспомнил о присутствии Галиарта). Мы спешили на встречу с девушками, но вы схватили их, заменив бессовестной сучкой-амазонкой, которая завлекла нас обоих в ловушку. Я лишился руки, — Леонтиск взмахнул культей перед носом «белого плаща», — но выжил, спасся, в отличие от моего друга и ни в чем не виновных девчонок, которых вы, ублюдки, изнасиловали, а потом убили!
— Клевета! Не было ничего такого! — завопил Ипполит.
— Не ври, мразь! — дрожа от ненависти, Галиарт врезал пленнику кулаком по скуле. Тот отлетел, ударился о стену, но устоял на ногах.
— Нет смысла запираться, Ипполит, — прошипел Леонтиск. — Эвном во всем признался. И ты сознаешься, тля.
— Ты потому такой храбрый, лягушонок афинский, что у меня руки связаны, — Ипполит глянул зверем, сплюнул кровью. — Если бы было не так, я бы придушил тебя, как и ту сучку.
— Тебе представится возможность подтвердить свои слова, Ипполит, — покачал головой Леонтиск. — Потому что мы пришли убить тебя.
— Что? — заморгал белесыми глазами «белый плащ».
— Мне жаль, правда. Из леотихидовских ты казался мне не самым пропащим.
— Но… если вы меня убьете, вам придется ответить за это.
— Не больше, чем за всех остальных, — отвечал Галиарт, открывая дверь. — Кроме Харилая, наши убили еще одного. С тобой вместе будет трое. Надеюсь, оптом вы пойдете дешевле. Пирр будет царем, и не позволит, чтобы нас засудили.
— И это все — из-за каких-то шлюх? — завопил Ипполит. — Они ведь были дочками грязного перийока! Эй, ребята, ну давайте договоримся. Я уплачу семье пеню за убийство, и вам серебра насыплю…
— Замолчи, погань, — вздохнул Леонтиск. — Хватай его, Галиарт.
Заткнув Ипполиту рот куском оторванной от хитона Харилая материи, «спутники» поволокли его в задний перистиль, откуда, как надеялся Леонтиск, шум не достигнет ушей Фебида и его свиты. По пути, хвала богам, никого не попалось — все эврипонтиды находились на втором этаже — кто-то охранял окна, кто-то вместе с эфором слушал откровения Эпименида. Слуги, выпущенные «спутниками» из комнаты, где их заперли «белые плащи», по дружескому совету Феникса, высказанному в свойственной ему манере, спрятались в подвале.
— Вообще-то, урод, полагалось бы зарезать тебя, как жертвенную козу, — прошипел Галиарт, когда все трое оказались в квадратном зале крытого внутреннего дворика. — Но Леонтиск, благородный придурок, сказал, что давно тебя знает, и за это желает дать тебе возможность умереть с мечом в руке — как истинному спартанцу, которым ты не являешься.
— И вы, конечно, храбрецы, нападете на меня с двух сторон, заколете, а потом будете похваляться друг перед другом своим великодушием? — фыркнул Ипполит, чей рот был снова свободен. В его плутовских глазах Леонтиск уловил вспыхнувший огонек надежды.
— Тьфу ты, мешок с дерьмом! — сплюнул Галиарт. — Вы, белые крысы, не дали бы никому из нас и такой возможности. Мы же самую малость благороднее вас, и потому удивим тебя еще больше. Будешь биться сначала со мной, потом с ним, если одолеешь меня, — неожиданно даже для себя сказал сын наварха. Он понимал, что слова «белого» — уловка, но ничего не мог с собой поделать.
— Мы получили информацию, — заговорил Фебид уже тише, — что в этом доме готовится злодеяние. Присутствие воинов отряда Трехсот несколько развеивает мои подозрения, но… Раз уж мы здесь, я намерен войти в дом и выяснить все до конца.
— Это невозможно! — выдохнул Полиад, от страха обретая голос.
— Дом захвачен вооруженными преступниками, господин эфор, — пояснил Циклоп. — Они опасны, словно бешеные псы…
— Сам ты пес! — выкрикнул Пирр, безуспешно пытаясь освободиться из железных объятий Иамида.
— …и мы здесь именно для того, чтобы успокоить их, — закончил Ясон.
В окне второго этажа возник силуэт, слабо обозначенный желтым светом масляной лампы, горящей в глубине помещения.
— Эгей, я не ошибся? Командир, ты действительно здесь?
— Я здесь, Тисамен, — крикнул в ответ Пирр. — Эпименид жив?
— Да, командир, все в порядке. Наши тоже все живы. Эй, ребятки, слышали? Царевич внизу, — крикнул Тисамен вглубь дома. Оттуда раздались восторженные восклицания, в оконном проеме показались еще две головы.
— Команди-ир!!!
— Приготовьте дверь, быстро! — приказал Эврипонтид. — Мы сейчас войдем.
— Есть! — головы словно сдуло.
«Кажется, сейчас будет драчка», — подумала Арсиона, кладя руку на оголовье спаты и подходя поближе. Мурашки азарта привычно запрыгали по затылку, шее и вискам.
— В дом никто не войдет! — шагнул вперед Полиад. Страх перед возможными последствиями встречи Фебида с Эпименидом вернул лохагу решимость.
— Кто это? Хм… Лохаг Полиад, начальник телохранителей элименарха? С какой стати ты распоряжаешься? Разве не гиппагрет здесь командует? — удивился Леонид. Его голос был обманчиво мягок.
— Ты думаешь, я скажу другое, стратег? — хмыкнул Циклоп. — Малыш прав — в дом никто не войдет. До тех пор, пока мы не обезвредим преступников. Не пытайтесь спорить, господа — тема закрыта. Малыш, выдели пяток воинов, чтобы развели гостей по домам.
За дверьми дома послышался шум отодвигаемой мебели.
— Клянусь Зевесом, никто еще не мог похвастаться тем, что смог помешать мне свершить правосудие. Идемте в дом, друзья, — эфор повернулся к ступеням крыльца. Остальные плотной кучкой пошли следом, и успели сделать десяток шагов, когда две фигуры — Циклоп и Красавчик — заступили им путь.
— НЕТ.
Арсиона тремя легкими шагами оказалась рядом с Полиадом. Рукоять спаты гипнотизировала ладонь: «Возьми меня, возьми». Иголки бегали от висков к затылку. Мечница решила для себя, что если придется биться, она возьмет на себя Пирра. Леотихид будет счастлив, если она избавит его от смертельного врага.
— Как это понимать, гиппагрет? — Фебид поднял свои пронзительные глаза на нависшего над ним Ясона. — Вы, может, еще и силу к нам примените?
Циклоп мрачно нахмурился, но не успел ответить — его опередил Полиад.
— Ты просто не понимаешь, уважаемый эфор, опасности, которой себя подвергаешь. Люди, засевшие в доме — это фанатики, решившие погубить себя вместе со своим обреченным на гибель лидером-Эврипонтидом. Это безумие — отдавать себя в их власть, добровольно становиться заложником этих негодяев, они готовы сейчас на любое злодейство.
Леонид улыбнулся.
— Не переживай, лохаг, мы защитим эфора, если возникнет такая необходимость. С нами Исад — какая нужна еще гарантия безопасности? А что касается злодейства… не твои ли люди менее часа назад избивали одноногого калеку у самого дома эфора?
— Так вот откуда… — Полиад прикусил язык.
— Оттуда, оттуда. Будь добр, отойди с дороги.
— Нет. Вы превратно все поняли, клянусь богами. Сейчас не время объясняться, и… нельзя входить в этот дом. Если будете упорствовать… нам придется задержать вас. Ради вашего же блага, разумеется.
— Да пошел ты… — Пирр, выступив вперед, сильно толкнул его в плечо. — Освободи дорогу, сказали! Идем, уважаемый эфор.
Арсиона закусила губу и потянула меч из ножен, но Ясон ее опередил. Могучим тычком он отшвырнул Эврипонтида назад, а вторую ладонь приставил к груди Фебида.
— Ни с места!
Эфор, опешив, отступил. Воины — и номарги, и «белые плащи», чувствуя, что обстановка накаляется, придвинулись ближе. Но тут из-за спины Леонида вышел молчавший до сих пор Исад. Пустые черные глаза остановились на Циклопе.
— Ты дотронулся до моего отца, гиппагрет, — от его ровного голоса кровь стыла в жилах.
— Ну и что? — насмешливо оскалился тот, зацепив большие пальцы рук за пояс.
— Сделай это еще раз — и я отсеку тебе руку, — так же ровно отвечал Исад.
— Что-о? Я не расслышал, рядовой? — выпучил глаза Циклоп.
— Я бы предпочел не повторять, гиппагрет, — Исад был попросту страшен. Арсиона быстро взглянула на Полиада. Нервно облизав губы, тот сделал знак и дюжина «белых плащей», выхватив мечи, окружила семерку наглецов. В ответ блеснули четыре клинка, одновременно обнаженные Пирром, Леонидом, Исадом, и — вот диво! — Иамидом.
Зловещая тишина затопила двор.
— Мечи в ножны, безумцы! — порвал ее голос Фебида. — Вы что все, с ума посходили?
— Что не ждал такой потехи, достойный Фебид? — хрипло расхохотался Пирр. — Все еще веришь в силу закона?
Циклопа колотило от ярости, он глядел только на Исада, своего подчиненного.
— Ах ты, мятежник! В карцер пойдешь! А ну, дай сюда меч, живо!
— Не ты мне давал его, чтобы забирать, гиппагрет.
— Я дал тебе плащ номарга, щенок! Ты приносил клятвы, твой долг…
— Мой долг перед отцом выше, чем перед государем, — даже при прыгающем свете факелов было видно, что Исад бледен, как мертвец. — А плащ… забери его обратно. Я не желаю служить царю, который отдает преступные приказы, и подчиняться командиру, который их выполняет.
Отстегнув свободной рукой фибулу, Исад медленно стянул с плеч черный плащ номарга и так же медленно, словно не понимая до конца того, что делает, бросил его под ноги гиппагрету. Черная ткань, струясь, опала на истоптанные плиты двора. Все остолбенели, пораженные увиденным: не было еще такого в истории Лакедемона, чтобы кто-то из отряда Трехсот желал его покинуть. Напротив, стать номаргом мечтал едва ли не каждый воин в Спарте, но в подавляющем большинстве случаев эти грезы оставались несбыточными.
Окаменев лицом, Ясон презрительно отвернулся от Исада и перевел взор своего единственного глаза на Иамида.
— А ты, Иамид, тоже хочешь скинуть свой плащ?
— С чего бы? — хрипло ответил тот. — Я — гиппагрет, как и ты, и всегда верно служил Эврипонтидам. Собираюсь служить им и впредь.
Несколько мгновений лохаги Трехсот стояли, испепеляя друг друга взглядами — мощный, почти квадратный Иамид и высокий, хотя и чуть поуже в плечах, Ясон. Геракл и Капаней.
— Ты дурак, Иамид. Круглый дурак, — зло сплюнув, Циклоп, качая головой, отошел в сторону.
— Ты что? — опешил Полиад. — Собираешься позволить им войти в дом?
— Пусть идут, — прохрипел гиппагрет. — Мне нужен приказ кого-нибудь более значительного, чем ты, малявка, чтобы взять под стражу главного из эфоров и начать резать номаргов.
Эфор и его спутники медлить не стали. Ощетинившимся клинками ежом они пробежали мимо не решившихся остановить их Полиада и Арсионы, взлетели по каменным ступенькам крыльца и через несколько мгновений исчезли в открывшейся изнутри двери. Снова послышался гул передвигаемой мебели — вход был забаррикадирован.
— Басикл! — придя в себя, каркнул Полиад, поворачиваясь к «белым плащам». Темные глаза лохага искрились от гнева.
— Командир? — декадарх, руководивший погоней за наблюдателем эврипонтидов, испуганно потупился.
— Ты сказал мне, что одноногий укрылся в каком-то доме. Почему ж ты, поганец, не упомянул, что это был дом эфора Фебида?
— Я… мы… командир…
— Урод! Так-то ты отрабатываешь повышение? Видать, оно было явно преждевременным, — выбросив руку, Красавчик содрал с плеча подчиненного значок декадарха.
— Командир!
— И два месяца без жалованья!
— Командир!!!
Ясон, наблюдавший за этим, расхохотался.
— Мамочка шлепает своих засранцев! Вот потеха.
— Проклятье! Ты хоть понимаешь, что произошло? — набросился Полиад на гиппагрета.
— Не гоношись, малыш, — процедил тот. — Я говорил тебе — нужно было нападать раньше.
— Хороши бы мы были в глазах эфора, если бы он явился в самый разгар боя! Кто знает — что бы он успел увидеть и услышать?
— Тоже верно, — гиппагрет поскреб подбородок. — Однако я уже сказал все, что хотел. Дело серьезное, и я не хотел бы попасть впросак — точно так же, как ты. Придется кому-то скакать к царю, или, на худой конец, к его братцу, чтобы выяснить, что делать дальше.
— Ты прав, клянусь богами! Арсиона! Немедленно мчи к элименарху. Сообщишь ему, что здесь произошло, и… скажи, что мы выполним любой приказ.
— Есть, — повернувшись кругом, Арсиона направилась к коню.
— Ты доверяешь такое дело бабе? — донесся до мечницы голос Циклопа, когда она уже выезжала со двора. — А вдруг по дороге ее кто-нибудь затащит в кусты?
— В этих кустах его утром и найдут — с отрезанной головой, зажатой между ног, — уверенно ответил Красавчик.
Арсиона мысленно поблагодарила его за защиту. Замечательный он парень, этот Полиад — веселый, надежный, разумный, и в мечах из первых. И к ней неравнодушен, она это знала, замечала его взгляды, чувствовала женским сердцем. Эх, при других обстоятельствах она бы не задумываясь ответила на его чувства, и они, бесспорно, были бы отличной парой… если бы не было Леотихида — сумасшедшего зеленоглазого льва, неистового, блистательного и удивительного. Того, что покорил ее мужественное сердце еще тогда, много лет назад, в сверкающем огненном кругу вышибив из нее спесь и детскую уверенность в неуязвимости. Поэтому Полиад может быть ей только другом, верным плечом и… командиром, в конце концов. Арсиона признавала превосходство Красавчика и в уме, и в искусстве гопломахии, и потому исполняла его приказы без всякого внутреннего сопротивления. Он всегда знал, что лучше делать, этот тонкогубый сукин сын. А ей больше нравилось действовать — думают пусть другие.
Горгона, поджарая белая кобыла Арсионы, летела сквозь ночной город к царскому дворцу. Редкие прохожие — припозднившиеся граждане, нищие, подгулявшие охранники ахейцев и патрули городской стражи — уступали ей середину улицы, собаки с подвыванием лаяли вслед, холодный ветер трепал волосы и лез под одежду.
Номарги, дежурившие у ворот дворца, пропустили ее без вопросов. Где найти элименарха, она знала — они с братом давали ответный ужин главам ахейских делегаций в Малой Трапезной. Разумеется, для того только, чтобы быть на людях в ночь, когда должно было свершиться убийство Эпименида. Управляющий, седой противный тип с покрытым красными прожилками носом, ни в какую не желал побеспокоить Агиадов, пока она не приставила острие спаты к его тощей шее. Тогда он сдался, отвел ее в небольшой кабинет, задрапированный гобеленами зеленых тонов и велел ждать.
Кусая от нетерпения губы, Арсиона мерила квадратную комнату шагами — пять с половиной в одну сторону, пять с половиной обратно. Ей, знавшей изнутри изнанку происходившего, нетрудно было догадаться, что события приобрели катастрофический оборот. Все, казалось бы, шло хорошо, и недалеко было до полной победы, но эврипонтиды воспользовались последней возможностью, ударили — и перетянули весы удачи на свою сторону.
На двадцать третьем круге один из гобеленов поднялся, открывая потайную дверь, и в кабинет ступила Тимоклея. Арсиона поклонилась вдовствующей царице, проклиная красноносого, и не подумавшего немедленно звать Леотихида.
— Дурные вести, дева? — царица выглядела больной. Ее проницательные глаза покраснели, как от нескольких бессонных ночей, а кожа выглядела серой на фоне белоснежной паллы. — Поведай все, как есть.
Арсиона уже открыла рот, чтобы выполнить приказ, когда открылась дверь и в кабинет вошел Леотихид, настороженный, как тигр. Следом за ним, к смятению мечницы, появился сам царь Агесилай. Великая Богиня, вся семейка в сборе!
Коротко, стараясь не сбиться и излагать только факты, Арсиона рассказала им о случившемся. Когда она закончила, Агиады некоторое время хранили молчание.
— Положение отчаянное, сыны мои, — сказала, наконец, Тимоклея.
— Верно, — подтвердил царь. Он коротко взглянул на младшего брата, но не произнес ни слова укоризны.
— Теперь наш главный враг не Эврипонтиды, а эфор Фебид. Если он поговорил с Эпименидом и узнал правду о смерти царя Павсания, мы в великой беде, — продолжала мать.
Леотихид поморщился.
— Да уж, старый волк не успокоится, пока не загрызет нас. Ни купить его, ни запугать не удастся, тем более, что, кроме него, там угораздило появиться еще и Леонида с Исадом. Просто скопление благочестивых честняг, чтоб их демоны загрызли! Эврипонтид ловко это устроил, будь он проклят! И как он смог покинуть дом?
Арсиона осторожно пожала плечами.
— Гиппагрет Иамид как будто целиком на его стороне.
— Боги! Я говорил тебе, Лео, что лучше приставить к нему Ясона или даже Эврилеонта, но не этого верного пса Павсания.
— Но мать сказала, что лучше будет удалить его, чтобы он не шпионил за нами, и ты согласился, — блеснул глазами Леотихид.
— Замолчите, не время выяснять, что было правильно, а что нет! — воскликнула мать. — Вы ведете себя, как дети. Ситуация такова, какова она есть, и ее нужно разрешать именно такой.
— Абсолютная истина, мать, — Леотихид прошелся взад-вперед, нервно облизал губы. — У нас еще есть время и возможность, чтобы нанести свой удар и уничтожить опасность в корне.
— Серьезно? — скривился Агесилай. — Расскажи мне, потому что я ничего подобного не вижу.
Прежде, чем говорить, Леотихид смерил старшего брата долгим взглядом.
— Дом Эпименида окружен нашими людьми. Если Фебид, Леонид и остальные выйдут оттуда, мы погибли. Значит, единственная возможность спастись — сделать так, чтобы они не вышли.
Даже у Арсионы по коже пробежал мороз. Агесилай, в ужасе воззрившись на Леотихида, прижал ладони к вискам.
— Ты сошел с ума? Ты… предлагаешь уничтожить эфора Спарты, двух старших представителей царского рода, двух номаргов и полтора десятка сыновей не последних людей города? Ты это всерьез говоришь? — голос его упал до шепота.
Леотихид тыльной стороной ладони вытер выступивший на лбу пот.
— Если у тебя есть другое предложение, как остаться в живых, то я готов его выслушать.
— Другая возможность — немедленно, этой же ночью, отправиться в добровольное изгнание, — голос царицы прозвучал резко. — Если вам недостает духу править, храбрецы, то отправляйтесь, вы еще молоды, и, может быть, когда-нибудь сможете вернуться. Я, что бы ни случилось, останусь в Спарте — не собираюсь разделить судьбу негодяя Павсания и встретить остаток жизни и смерть на чужбине.
— Прошу тебя, мать, давай оставим изгнание напоследок! — поднял руки Леотихид и повернулся к брату. — Твое слово, государь. Времени на долгие раздумья, увы… Ночь не бесконечна.
Некоторое время Агесилай молчал, полузакрыв глаза. Мощные руки царя были скрещены на груди, вздымавшейся от тяжелого дыхания, на шее билась толстая синяя вена. Когда он открыл глаза, кровь отхлынула от его лица, губы посерели, но голос был тверд.
— Быть посему. Я уже ступил на эту дорогу и по пояс вымазался в крови и грязи — что прибавит еще одно злодеяние? Оправляйся туда, брат, и сделай все, что сочтешь необходимым. Тебе нужны еще люди?
— Нет, — покачал головой элименарх. — У меня эноматия телохранителей и шестеро твоих номаргов, а в доме их едва дюжина. Справимся.
— С одним условием — ты сам в драку не полезешь, — тяжелая рука брата опустилась Леотихиду на плечо. — Поклянись.
Леотихид с досадой поглядел в карие глаза царя.
— У меня дурное предчувствие, — нехотя пояснил тот. — Не хочу, чтобы ты сложил голову в этой дурацкой бойне. Такая победа мне не нужна. Ну?
— Хорошо, — помявшись еще полминуты, вздохнул элименарх. — Клянусь.
— Ступай, Львенок, — Тимоклея подошла и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала младшего сына в щеку. — Убей их всех, а объяснение мы придумаем. «Чем грандиознее ложь, тем охотнее в нее поверят» — так говаривал ваш отец. Да будут боги на твоей стороне.
— Ну, одна-то богиня уж точно будет, причем с мечом, — рассмеялся элименарх. — Идем сражаться, моя Паллада!
— С тобой — хоть в Тартар, мой герой, — одними губами прошептала Арсиона.
Встретившись в просторной прихожей, они обнялись так, словно не виделись месяцы, а не какой-то час-полтора. Лих тут же повел вновь прибывших наверх, в комнату, где держали Эпименида. Эфор подозрительно посмотрел на следы крови на полу, — трупы «спутники» предусмотрительно убрали — но ничего не сказал. Проводив изумленным взглядом поднимающегося по лестнице вслед за Пирром Иамида, Леонтиск переглянулся с Галиартом и повернулся к задержавшемуся внизу Леониду.
— Я сплю, наверное… Что происходит, во имя богов, Леонид? Или… я должен теперь говорить «господин стратег»?
— Не мешало бы… но сегодня ночью законам позволено спать. Олимпионик Аркесил, ваш вестник, не добрался до полемарха Брасида, но нашел убежище в доме эфора Фебида.
— Аркесил жив? — у Леонтиска словно гора с плеч упала. — Полиад хвастался… и бросил нам его костыль. Он, правда, говорил, что Аркесил жив, но я не верю этим леотихидовским собакам.
— И зря — на этот раз он сказал правду. Хотя люди элименарха очень старались, чтобы наш олимпионик не смог раскрыть рта. Исад спас его.
— Вот как?
«Он и меня спас, — вспомнил Леонтиск. — А все прикидывается, что не любит нас, эврипонтидов».
— Аркесил не мог предупредить Пирра, поэтому я отправился туда вместо него.
— Но каким образом Иамид, тюремщик царевича, прибыл сюда «верным слугой Эврипонтидов»? — воскликнул Галиарт, потрясенный не меньше Леонтиска. — Я сам слышал из-за двери, как он это сказал.
Леонид пожал округлыми плечами.
— Когда я прискакал в дом, царевич и гиппагрет были в библиотеке. Кажется, беседа шла к концу. Меч номарга был почему-то у Пирра, и выглядел Иамид каким-то пришибленным. Со слов Аркесила я рассказал, что вы попали в засаду, и царевич, повернувшись к номаргу, сказал: «Пришла пора выбрать, Иамид», или что-то вроде этого. И тот ответил: «Я с тобой, наследник», принял меч, и поехал с нами.
— Чудеса, — покачал головой Леонтиск.
— Вот-вот. Я думаю, царевич Пирр… ну… вроде заколдовал его, — серьезно проговорил сын наварха. — Есть такие люди — смотрят тебе в глаза, говорят что-то и ты им подчиняешься, даже против воли. Я как-то встречал такого… В море дело было, отец как-то взял меня с собой в плаванье. Двое матросов, подвыпив, пристали к пассажиру, какому-то жрецу, или волхву, кто там его разберет. Хотели потрясти его малость, поискать серебро, — а, может, шутковали со скуки. Так он только поглядел на них, сказал что-то неразборчиво — и они, как были, в одежде и сапогах, прыгнули за борт. Пришлось убирать весла и вытаскивать этих бедолаг. Я тайком рассмотрел этого волхва — глаза у него были черные, блестящие, выворачивающие тебя наизнанку. У нашего царевича такой же взгляд. Ему бы и остальных номаргов заколдовать — тех, что снаружи, во дворе.
— Теперь они не сунутся, раз эфор здесь. Сдается, мы победили, дружище. Сейчас Фебид допросит Эпименида, и все встанет на свои места.
— Чего ж ты не радуешься победе, э? — Галиарт удивленно поднял бровь. — Клянусь богами, выглядишь, как уличная девка, которую оттыркали, а денег не дали.
— Есть кое-что еще, — Леонтиск, взглядом попросив у Леонида прощения, отвел товарища в сторону. Леонид, пожав плечами, отправился по лестнице на второй этаж. Афинянин вкратце поведал сыну наварха о признании Эвнома. Улыбка сползла с лица Галиарта, сменившись заалевшим на щеках румянцем злобы.
— Эвном сказал, что подонок, убивший малышку Софиллу, тоже тут? — уточнил он.
— Они оба здесь. Вернее, были оба, но один уже получил свое — истек кровью и отбросил копыта с четверть часа назад. Верзила Харилай — Тисамен вскрыл ему бок.
— Прежде, чем подняться к Эвному, давай перережем глотку второму, — с необыкновенной для него решительностью поднялся сын наварха. — Где он?
— Не торопись, — Леонтиск поморщился. — Здесь эфор, и он не допустит ничего, что считает беззаконием.
— Чего? — глаза Галиарта сузились. — Ты забыл, что мы поклялись?
— Нет, — покачал головой Леонтиск. — Но Эвнома нам не достать — он наверху, в той же комнате, где допрашивают предателя Эпименида. Другой здесь, заперт в кладовке. Хотя убивать его связанного, как скотину, мне претит.
— Что ты предлагаешь?
— Есть у меня одна идея. Но нужно действовать быстро, пока эфор занят…
…Когда они отперли дверь кладовой, пленник, едва различимый в темноте, завозился в углу, пытаясь встать на ноги.
— Командир?
— Нет, не командир, — Леонтиск осветил помещение факелом. — Это все еще я, Ипполит.
— А-а, ты, афиненок, — «белый плащ» обнажил в ухмылке ровные зубы. — Вы что, еще не договорились с нашими? Скорей бы уже. Я не намерен торчать тут целые сутки, и отлить хочу.
«Спутники» молча разглядывали приговоренного ими человека.
— Чего уставились? — он задергался, почувствовав исходящую от них угрозу. — Чего надо-то? Ведите меня к остальным, почему я должен сидеть здесь с мертвяком? — «Мертвяком» Ипполит называл лежавший в углу труп его товарища Харилая. — Вы поплатитесь за это убийство. Отец Харилая — пентакосиарх, он всех вас на триеры отправит, псы. Чего вылупились? Думаете, я боюсь вас, уроды?
Парень явно «накручивал» себя, стараясь казаться храбрым. Леонтиск шагнул к нему, стараясь не расплескать вскипевшую в груди пенную ярость.
— Пришел час расплаты, Ипполит — за тот день, когда вы заманили в ловушку меня и моего друга-афинянина (Леонтиск собирался сказать «человека, которого вы считали моим другом», но вовремя вспомнил о присутствии Галиарта). Мы спешили на встречу с девушками, но вы схватили их, заменив бессовестной сучкой-амазонкой, которая завлекла нас обоих в ловушку. Я лишился руки, — Леонтиск взмахнул культей перед носом «белого плаща», — но выжил, спасся, в отличие от моего друга и ни в чем не виновных девчонок, которых вы, ублюдки, изнасиловали, а потом убили!
— Клевета! Не было ничего такого! — завопил Ипполит.
— Не ври, мразь! — дрожа от ненависти, Галиарт врезал пленнику кулаком по скуле. Тот отлетел, ударился о стену, но устоял на ногах.
— Нет смысла запираться, Ипполит, — прошипел Леонтиск. — Эвном во всем признался. И ты сознаешься, тля.
— Ты потому такой храбрый, лягушонок афинский, что у меня руки связаны, — Ипполит глянул зверем, сплюнул кровью. — Если бы было не так, я бы придушил тебя, как и ту сучку.
— Тебе представится возможность подтвердить свои слова, Ипполит, — покачал головой Леонтиск. — Потому что мы пришли убить тебя.
— Что? — заморгал белесыми глазами «белый плащ».
— Мне жаль, правда. Из леотихидовских ты казался мне не самым пропащим.
— Но… если вы меня убьете, вам придется ответить за это.
— Не больше, чем за всех остальных, — отвечал Галиарт, открывая дверь. — Кроме Харилая, наши убили еще одного. С тобой вместе будет трое. Надеюсь, оптом вы пойдете дешевле. Пирр будет царем, и не позволит, чтобы нас засудили.
— И это все — из-за каких-то шлюх? — завопил Ипполит. — Они ведь были дочками грязного перийока! Эй, ребята, ну давайте договоримся. Я уплачу семье пеню за убийство, и вам серебра насыплю…
— Замолчи, погань, — вздохнул Леонтиск. — Хватай его, Галиарт.
Заткнув Ипполиту рот куском оторванной от хитона Харилая материи, «спутники» поволокли его в задний перистиль, откуда, как надеялся Леонтиск, шум не достигнет ушей Фебида и его свиты. По пути, хвала богам, никого не попалось — все эврипонтиды находились на втором этаже — кто-то охранял окна, кто-то вместе с эфором слушал откровения Эпименида. Слуги, выпущенные «спутниками» из комнаты, где их заперли «белые плащи», по дружескому совету Феникса, высказанному в свойственной ему манере, спрятались в подвале.
— Вообще-то, урод, полагалось бы зарезать тебя, как жертвенную козу, — прошипел Галиарт, когда все трое оказались в квадратном зале крытого внутреннего дворика. — Но Леонтиск, благородный придурок, сказал, что давно тебя знает, и за это желает дать тебе возможность умереть с мечом в руке — как истинному спартанцу, которым ты не являешься.
— И вы, конечно, храбрецы, нападете на меня с двух сторон, заколете, а потом будете похваляться друг перед другом своим великодушием? — фыркнул Ипполит, чей рот был снова свободен. В его плутовских глазах Леонтиск уловил вспыхнувший огонек надежды.
— Тьфу ты, мешок с дерьмом! — сплюнул Галиарт. — Вы, белые крысы, не дали бы никому из нас и такой возможности. Мы же самую малость благороднее вас, и потому удивим тебя еще больше. Будешь биться сначала со мной, потом с ним, если одолеешь меня, — неожиданно даже для себя сказал сын наварха. Он понимал, что слова «белого» — уловка, но ничего не мог с собой поделать.