Конарев Сергей. Балаустион

   Смех Леонтиска оборвался не сразу, а, как вода из худого бурдюка, еще вытекал из него некоторое время. Округлившимися глазами сын стратега тупо смотрел, как Эвполид опустил руки в поднесенную одним из серых серебряную чашу, фыркая, омыл лицо и шею водой. В воде плавали розовые лепестки.
   — Ну что, понял, наконец, дурачок? — Эвполид принял услужливо протянутое ему мягкое полотенце. — Горгил — я.
   Ноги вдруг превратились в желе, глаза застлала мгла. Леонтиск неминуемо повалился бы на пол, если бы стоявший сзади охранник не держал его за ошейник. Сын стратега пытался что-то сказать, даже сам не понимая, что именно, но горло как будто стиснули горячие клещи, и невысказанные слова выплеснулись глухим стоном.
   — На стол его, — небрежно взмахнул рукой Горгил-Эвполид. Человек, с которым Леонтиск столько времени делил пищу, спал в одной комнате, сражался бок о бок и ходил к девицам. Сознание этого было невыносимым, и чудовищная метаморфоза, обратившая друга в палача, тоже казалась невозможной, но, может быть, именно поэтому была настолько правдоподобна и логична, что молодой афинянин сразу признал ее истиной, не пытаясь убежать от правды, вырваться из кошмара, проснуться.
   Леонтиск не сопротивлялся, когда его бросили спиной на пыточное ложе по соседству с изуродованным трупом и привязали руки-ноги к кольцам.
   — Полежи пока, дружище, отдохни, — молвил Горгил, подходя к низкому круглому столу, куда более достойному так называться, чем его стоявшие поодаль уродливые собратья. — Чуть позже я займусь тобой, но сначала мне предстоит одна весьма тонкая работа. Эй, горячей воды мне, сундучок с порошками, зеркало и побольше света.
   Через минуту требуемое было принесено. Горгил уселся за стол, поставил перед собой зеркало на причудливо изогнутой ножке, разложил острые инструменты и откупорил некие колдовского вида флаконы. По знаку мастера его подручные удалились. Леонтиск, повернув голову, следил за убийцей пустым взглядом. Тот усмехнулся:
   — Куда подевалась вся твоя бравада, друг Леонтиск? Ну же, не будь таким скучным, давай еще пошутим на прощанье.
   — Чтоб ты сдох, …! — Леонтиск совершенно спонтанно вспомнил редкое местечковое словцо, которым его знакомые пастухи с Эвбеи называли человека, склонного к сожительству с козой.
   — Браво, малыш, — убийца пропитал кусок ткани каким-то снадобьем и прижал полотно к щеке. — Хоть и грубо. Человек должен быть вежлив со своей смертью. Подумай только: ведь я — последний из людей, кого ты видишь в этой жизни. Разве это не повод быть чуточку более вежливым? Я вот совершенно не чувствую к тебе злобы. Скажу даже больше — ты мне нравишься. Хотя я держу за правило не привязываться сильно к людям, клянусь богами, мне было приятно общаться с тобой. И я почти сожалею о том, что должен сделать.
   Леонтиск промолчал, смежив веки.
   — Тебе, наверное, интересно, как мне удалось всех одурачить, выдав себя за Эвполида Каллатида? — край прижатого к лицу Горгила полотна вздрагивал, задеваемый его губами. — Охотно расскажу — надо же чем-то занять время, да и тебя поразвлечь напоследок. Началось все с того, что три месяца назад, отдыхая на Эвбее, — ох, какой там восхитительный бордель у Горгозины! — я получил предложение отправить к Аиду отца и сына Эврипонтидов, неких спартанских правителей. Деньги задание обещало приличные, а работа представлялась не очень сложной, так что я легко согласился. Теперь-то понимаю, что слегка продешевил, но договор есть договор.
   Я уже закончил предварительную подготовку и собирался выехать из Афин в Сикион, чтобы занять приготовленное мне место в посольстве ахейцев, когда пришло сообщение о том, что замысел оказался под угрозой. Это мои люди, кстати, отловили шпиона в доме архонта Демолая — я всегда страхуюсь и стараюсь собрать о заказчиках не меньше сведений, чем о намеченных ими жертвах. Перед своей печальной кончиной шпион рассказал, что подслушал разговоры архонта и передал их своему хозяину — некоему Эвполиду Каллатиду, сыну врага архонта. Этот Эвполид стал угрозой всего дела, поэтому мои люди нашли его и установили слежку, поджидая момент, чтобы… ну, сам понимаешь. Молодой негодяй заметил охотников, попытался скрыться от них — безуспешно, разумеется, — но успел передать свою смертоносную информацию тебе. Именно тогда, у ворот особняка своего папаши, ты в последний раз видел настоящего сына Терамена. Спустя какой-то час мои охотники накрыли его и привезли ко мне. Очень скоро выяснилось, что первоначальный план провалился — ты сопоставил узнанное от Эвполида с предложением своего отца и, как положено законченному дураку, встал на дыбы, отказавшись играть свою роль в спектакле. Ну и оказался в темнице архонта.
   Леонтиск закусил губу, вспомнив, как все происходило. Глаз он не открывал, боясь предательских слез.
   — Но я, видишь ли, не люблю, когда мои продуманные планы портят случайности и дураки, — голос Горгила зазвучал зловеще. — В подобных случаях я иду на все, чтобы посмеяться над судьбой и людьми и сделать, так, чтобы операция прошла, как было задумано. А задумано было, чтобы ты, дружище Леонтиск, привел меня к Эврипонтидам, и я понял, как заставлю тебя сделать это, «пообщавшись» с доставленным ко мне Эвполидом. Этот несчастный искатель приключений весьма походил на меня ростом и комплекцией, да и лицом немного. Более того, когда его разговорили мои «щекотуны», он поведал, что в предпоследний раз вы виделись шесть лет назад, и в упомянутую последнюю встречу ты признал его лишь по оставленной тобой же отметке на щеке. Одним словом, стоило мне заложить прокладки под десны, — Горгил засунул пальцы в рот и выбросил на стол пару белесых тампонов толщиной в палец, лицо убийцы сразу стало ощутимо острее, — одолжить у сына Терамена накладную бороду и приклеить шрам — и превращение свершилось. Вот, погляди-ка…
   Горгил отнял от лица пропитанную жидким зельем тряпицу, взял со стола тонкий поблескивающий золотом пинцет и, осторожно поддев, отклеил от щеки лоскут кожи с таким знакомым V-образным шрамом. Леонтиск почувствовал спазм в желудке.
   — Шрам, кстати сказать, настоящий, с лица твоего дружка, — подтвердил его ужасное подозрение убийца. — Приклеить его хорошенько, чтоб не смывался водой и выглядел как родной, да еще припудривать каждый день стоило некоторых трудов, но результат того стоил. Мне ведь удалось провести даже родного отца Эвполида, пробыв целый час в его обществе. Боги, как я талантлив! Не будь я мастером смерти, я стал бы великим актером, да что там, лучшим в Ойкумене! Говорят, когда я вживаюсь в роль, то могу в точности скопировать голос, манеру поведения, походку и даже привычки человека. Тогда этого не потребовалось — Эвполид и до того, как попался мне в руки, скрывался, не появляясь в доме отца, так что я лишь продолжил его игру в прятки. Даже после того, как тебя доставили из подземелья архонта в некий уютный доходный дом, я избежал встречи с «отцом», отговорившись некими делами и общаясь с ним при помощи посыльных. Однако перед самым бегством из Афин мне пришлось пойти на риск и появиться перед Тераменом — в накладной бороде, при плохом освещении, и все-таки я слегка волновался. На самом деле оказалось не так сложно провести час со стариком, рот которого не закрывался от советов и наставлений, выдавая себя за его сына. И старый пройдоха не заметил подмены, иначе мне пришлось бы порешить вас обоих и полностью поменять план операции, чего, повторяю, я не хотел. Хвала богам, накладной шрам сыграл свою роль, и сыграет еще раз — последний…
   Горгил двинулся к столам и Леонтиск внутренне содрогнулся, но его время еще не настало — убийца наклонился над трупом, примерил лоскут кожи к окровавленному лицу, затем вернулся на свое место, звякнул флаконами и продолжил рассказ:
   — Авоэ, со своим хвастовством я слегка забежал вперед, а ведь до того, придумав стать Эвполидом, мне предстояло еще и вытащить тебя из архонтовой тюрьмы. Напрямую просить об этом уважаемого Демолая было и неудобно, и скучно — я, как ты, возможно, заметил, друг Леонтиск, игрок по натуре. Не люблю простых заданий и придерживаюсь принципа, что чем меньше заказчик знает об операции, тем лучше. Впрочем, в этот раз плана придумывать не пришлось, за меня поработали «отец» и твоя красотка-возлюбленная, дочь архонта. Правда, ее братец оказался совсем не дурак: он подсадил к вам слухача, узнал о побеге и, естественно, расстроил его, да еще всласть над тобой поиздевался — он почему-то тебя очень не любит, этот Клеомед. Узнав об этом, на следующий день я отправился со своими людьми в клоаку, чтобы через нее пробраться в темницу и самостоятельно тебя освободить. Велико же было мое удивление, дружище Львенок, когда я встретил тебя в клоаке отбивающимся, подобно Леониду в Фермопилах, от толпы врагов!
   — Оставь свои любезности при себе, мерзавец! — ощетинился Леонтиск, мазанув по убийце яростным взглядом.
   — Эге, наш гордый пленник заговорил! — промяукал Горгил. — Делай это почаще, пока есть время, потому что я намерен отрезать тебе язык прежде, чем убью.
   — Сын собаки!
   — Ну-ну, не переусердствуй, не то я воспользуюсь ножом раньше, чем собирался.
   Леонтиск прикусил губу.
   — Ну так вот, — как ни в чем ни бывало, продолжал убийца, размешивая некую субстанцию стеклянной палочкой в медной чаше. — Ты знаешь, как я помог тебе избавиться от назойливых стражников, вывел наружу и устроил в доходном доме, принадлежащем Терамену. Местоположение его мне тоже рассказал Эвполид, уже без шрама, но еще живой.
   Леонтиск судорожно сглотнул.
   — Ты ответишь за это… за все. В подземном царстве… мы с Эвполидом наведаемся к тебе в гости.
   — О, дружище, что за суеверия в наш просвещенный век? Эпикур учит… хотя, зачем тебе знать, чему, если через час тебя не будет на свете? Давай я тебе лучше дорасскажу свою историю. Итак, на следующий день после твоего освобождения я успешно провел своего новоявленного «отца», явившись пред его очи, и затем мы с тобой предприняли весьма смелый побег из Афин. Коему всеми силами пытался помешать твой недруг Клеомед. Зря он пустился за нами в погоню с таким малым отрядом — ты неплохо его отделал своим красивым мечиком. Зря для вас обоих — ведь именно за то, что ты со своим другом Эвполидом искалечил его сына, архонт Демолай и дал мне задание вас прикончить. Забавно — получается, что мне заказали самого себя — ведь настоящий Эвполид тут совсем ни при чем, к моменту той ночной стычки его уже давно ели рыбы. Ха, впервые в жизни я исполнил заказ раньше, чем получил его. Сплошные чудеса!
   — Так это архонт Демолай заказал тебе…
   — Ну да. И чтобы отчитаться перед архонтом, я должен представить этого бедолагу на столе загубленным мною Эвполидом, сыном Терамена. Чей-то охранник, полное ничтожество, мои ребятки поймали его прямо в Персике за подходящую комплекцию. Тело и лицо, видишь, изрядно попортили, оставив лишь единственное место на щеке, куда я сейчас и приклею пресловутый шрам, чтобы ваши друзья из эврипонтидов его потом опознали. Тебя, обещаю, так уродовать не будем — только то, что оговорено архонтом в заказе.
   — Ты жил с царевичем под одной крышей, каждый день находился рядом с ним, — сглотнул слюну Леонтиск. — Так почему же он до сих пор жив?
   — Я и сам задаю себе этот вопрос, дружок, и сам удивляюсь, — поднял блестящие глаза от склянок Горгил. — Хотя просто подкараулить момент и прирезать царевича было нельзя — заказчики ясно дали понять, что явное убийство не годится. Слишком велика вероятность того, что сторонники Эврипонтида, придя в неистовство, примут ответные меры против его врагов и раздуют мятеж среди граждан. Да и не поручают мне таких простых дел. Нет, смерть должна была выглядеть естественной или случайной — такой, чтобы ни у кого не было возможности заподозрить убийство. Поэтому я не стал торопиться. Сначала, когда мы с тобой только прибыли в Спарту, мне нужно было осмотреться, притереться, установить связь с человеком заказчиков в Спарте и дождаться своих людей, ехавших со всеми нашими причиндалами с посольством ахейцев. Кстати, ты очень мне помог, своевременно подсунув эту аппетитную булочку, Софиллу.
   Леонтиск стиснул челюсти так, что хрустнули зубы. Горгил ничего не заметил.
   — При всех своих достоинствах я страдаю одним тяжелым пороком — чрезвычайным любострастием, не могу и пары дней прожить, чтобы кого-нибудь не насадить на свой вертел. А, кроме того, у меня появился прекрасный повод, чтобы под видом свиданий покидать логово Эврипонтидов и заниматься своими делами. Помнишь ту нашу первую встречу с сестрицами? Тогда я провернул блестящую комбинацию — когда ты повел свою Корониду в беседку, оставив нам полянку, я отвлек малышку Софиллу поцелуями, затем нажал на ее тонкую шейку — вот здесь — и она моментально уснула. Как ни хотелось мне поскорее раздвинуть ее восхитительные округлые ляжки, я, как был, с восставшим «копьем», побежал в Персику, без труда вошел в нее, воспользовавшись заранее приготовленным для меня пропуском, переоделся, провел весьма напряженные переговоры с элименархом Леотихидом, решившим вмешаться в мое задание, дал поручения своим людям, затем снова преобразился в Эвполида и, покинув дворец иноземцев, примчался обратно на Лимнеон, затратив на все чуть более часа. Разбудил Софиллу, она абсолютно ничего не заметила, а если и заметила, то тут же забыла, потому что я выплеснул на нее всю свою похоть, накопившуюся за то время, что мы добирались с тобой из Афин в Спарту. Ты со своей красоткой появился только через полчаса, весь в угрызениях совести и царапинах. На обратном пути, правда, случилась одна неприятность — один из моих людей, которому я за час до того велел тайком пробраться в сад Эврипонтидов и оставить в укромном месте корзину с аспидом — не мог же я, в самом деле, появиться перед тобой и девицами со змеей в руке! — так вот, Листад имел неосторожность быть замеченным тобой, запаниковал и сдуру бросился бежать. Корзину он, видимо, бросил, а гадину замотал в одежду. Очевидно, плохо замотал — ну, ты помнишь, как он мучался перед смертью. Это происшествие стало препятствием для всего дела: во-первых, я потерял змею, с помощью которой собирался устранить Пирра, а во-вторых, вы, приспешники Эврипонтида, всполошились и стали охранять его так, что я не видел возможности самолично к нему подобраться.
   На следующее утро моя правая рука, Танат, не дождавшись возвращения Листада и поняв, что с тем что-то произошло, как и было договорено, подменил рабу, возвращавшемуся с рынка, корзину — ты наверняка помнишь этот переполох. Среди продуктов было особо помеченное яблоко со спрятанной в нем щепотю уникального синайского яда, эх, теперь не скоро удастся мне добыть такое сокровище. Демоны бы забрали вашу глазастую тетку Ариту — стерва заметила подмену, и мое яблоко стоимостью в четверть таланта сгинуло в огне. Разумеется, я и не подумал унывать, и в тот же день, избавившись от твоего общества, предпринял попытку отыскать аспида. Зная привычки этих тварей, я залез на дерево, под которым погиб Листад и нашел змею обернувшейся вокруг одной из ветвей. Надеть ей на голову кожаный колпак и под одеждой пронести в дом не составило труда. Теперь оставалось лишь найти того, кто подложит ее в постель Пирра. Я выбрал из рабов того, что звали Киликом — малоазиаты по натуре своей податливы и малодушны. Отловив этого Килика в укромном уголке и запугав его до полусмерти, я едва успел приступить к сути того, что ему предстоит сделать, как нас прервали. Старая карга-ключница, неслышно появившись из-за спины, с кислым видом заявила, что раб нужен ей, чтобы сходить за шерстью. Я понял, что она подслушала часть разговора и теперь желает остаться с рабом наедине и все из того вытянуть. Естественно, допустить этого я не мог и, как только раб и ключница покинули дом, отправился за ними. Спустя треть часа я застал их в уединенном месте на берегу Эврота, и, действительно, подозрительная ведьма уже вытянула из проклятого труса содержание нашего с ним разговора. Рабу я просто сломал шею, но старухе быстро умереть не позволил — не люблю, повторюсь, когда кто-то путает мои планы.
   Смешно — я так люблю все планировать, но едва не достиг своей цели совершенно неожиданным образом. В этот день — помнишь? — был суд, закончившийся избиением «белых плащей» и всеобщей свалкой. Грех было не воспользоваться такой возможностью. Я, не отрываясь, следил за Пирром, задумав решить дело мгновенным ударом стилета в сердце. Один миг — и половина моего задания была бы выполнена, никто даже не успел бы ничего заметить. Я уже подобрался к спине Эврипонтида, ожидая только удобного момента, и тогда ты, именно ты, глупый Львенок, спас своего царевича, по ошибке долбанув мне по голове. Можешь гордиться этим фактом до скорого уже конца своей жизни.
   — Жаль, что я не заколол тебя тогда. По ошибке, — прошипел Леонтиск, с ненавистью глянув на человека, кого он еще час назад считал своим другом.
   — О, разумеется, тебе жаль, — отмахнулся Горгил и увлеченно продолжал рассказ — похоже, ему хотелось еще раз вспомнить и попробовать на вкус перипетии своего задания: — Итак, случайная удача ускользнула, и мне пришлось вернуться к основному плану. Как и предполагалось, расчет на устрашающий эффект убийства старухи оказался верен — я приглядывался к рабам и заметил, что все они ужасно напуганы, и более всех пьяница Офит. Я наведался к нему в ночь после нашей драчки с римлянами, в этот раз на случай провала скрыв лицо и изменив голос. Дурака и запугивать особо не пришлось, он расклеился, стоило лишь показать отрезанную как раз для подобного случая беспалую кисть его товарища. А когда эта тупая скотина услышала мои обещания насчет денег и свободы, я по глазам увидел — этот не подведет. Есть такие люди, что за горсть медяков родную мать на фарш покромсают, не то что господина. Этот был как раз из таких. Так что я спокойно оставил ему предварительно усыпленного с помощью вина аспида и отправился стоять ночную стражу вместе с тобой и бедолагой Аркесилом. И утром даже ломал комедию насчет дурных предзнаменований. Напрасно, кстати, — Пирр Эврипонтид оказался заговоренным, и аспид, наделав кучу дел, не причинил ему никакого вреда. Он не так прост, этот ваш царевич. Мне даже показалось, что временами он глядит на меня так, будто… знает, кто я такой, будто видит меня насквозь… Не самое приятное ощущение. Теперь хоть, хвала богам, мне не стало больше нужды выдавать себя за Эвполида, и я могу некоторое время пожить в собственной шкуре, без притворства и клоунады. Они так утомительны. Когда покончу с этим делом, пожалуй, потребую у заказчиков прибавки за хлопоты.
   — Тебе никогда не убить Пирра, его хранят боги, — перебил Леонтиск.
   — Немыслимо! — простонал убийца. — Половина Спарты повторяет эту глупость, и этот туда же! Открою тебе секрет, дружок, — на самом деле никаких богов нет. И когда я тебя убью, ты не отправишься ни в какое царство Аида, тебя просто не станет, и все. Так же, как в скором времени не станет Эврипонтидов. Не станет их, и все. Причем умрут они необычно и скандально, это обеспечит новый план, сложный, но изумительно совершенный. В его реализации немалое подспорье мне оказал никто иной как стратег-элименарх Леотихид — выдающийся молодой человек, между прочим. Надо же — и в такой глуши, как Спарта, можно встретить незаурядных людей!
   — Ты настолько снюхался с Рыжим, что он разрешает тебе целоваться со своей подругой Палладой? — ехидно поинтересовался Леонтиск, вспомнив слова Красавчика Полиада, подслушанные в темнице дворца Агиадов. Хотя было похоже, ни Полиад, ни сам Леотихид не знали, что схваченный ими Эвполид — это их дружок Горгил. Что он за человек, если способен так рисковать жизнью, лишь бы сохранить свои тайны?
   Убийца поглядел на афинянина странным взглядом.
   — Дурак ты, Львенок, — ответил он не сразу. — Арсиона — создание удивительное, даже уникальное. Она не дурочка-аристократка, вроде твоей Эльпиники, и не самочка-охотница, как сестрицы Коронида и Софилла, и не похожа на тысячи других женщин, которых я встречал. Она — женщина-воин, соблазнительная и сильная одновременно, она — живое воплощение Афины-Промахос, и не зря люди дали Арсионе прозвище Паллады. Я очень давно искал такую, как она. Мне нужен такой человек в команду, нужна такая женщина в постель и такая подруга — советник и помощник во всех делах. И поэтому я решил добиться и добьюсь ее, и даже сотня Леотихидов меня не остановит. Я могу дать ей в тысячу раз больше, чем он, и она поймет это, и сделает выбор, и будет со мной.
   Горгил вспомнил о деле, встал и подошел к трупу, принявшись кисточкой наносить на щеку мертвеца какую-то смесь, жуткий запах которой впился Леонтиску в ноздри. Затем убийца приложил кусочек кожи к мертвому лицу, крепко прижал сложенным в несколько слоев полотном и поднял голову, взглянув на Леонтиска. Афинянин задрожал, увидев в этом взгляде приближение мучительной смерти. Убрав ткань, Горгил полюбовался результатом, затем негромко позвал:
   — Танат!
   Из-за внутренней двери тут же материализовался бородатый здоровяк в темном хитоне и кожаном нагруднике. Леонтиск не без труда признал в нем громилу, устроившего подмену корзины с продуктами.
   — Этот готов, — Горгил небрежно дернул подбородком в сторону мертвеца. — Забирайте его, переоденьте в то, что было на мне, и грузите на повозку. Через полчаса приходите за вторым.
   Бородатый и появившаяся «серая» парочка безмолвно уволокли труп, а Горгил снова подошел к своему столику, сухо бросив:
   — Ну, вот и пришла пора, друг Леонтиск. Тянуть больше нельзя — время поджимает, извини.
   — Тебе поручил убить меня архонт Демолай, — выкрикнул Леонтиск, пытаясь заглушить стук сердца. — Сколько он заплатил за это?
   — Любопытство? В твоем-то положении? — мастер удивленно покачал головой, раскладывая перед собой какие-то исключительно непривлекательные металлические инструменты.
   — Если тебя интересуют деньги, оставь меня в живых, — афинянин старался не стучать зубами. — Мой отец даст в пять, в десять раз больше, чем тебе заплатили…
   — Боги, какая банальность! — покачал головой Горгил. — Каждый, буквально каждый предлагает мне это. А как же мои честность и профессиональная этика, спрошу я тебя? Нет, уволь милосердно. Обманывать клиента — значит рубить сук, на котором сидишь.
   — Урод затырканный!
   — Ну вот, опять за оскорбления! Какой злобный характер! Такие, как ты, — настоящая угроза обществу. Нет, не зря от тебя хотят избавиться. В который раз убеждаюсь, что мне заказывают людей исключительно скверных. Я их и так бы убивал, даром, а мне за это еще и деньги платят!
   — Ты чудовище, упырь, вонючий выродок! Что у тебя вместо крови — гной или моча? — зубы все-таки клацнули, подбородок прыгал — вместе с желудком.
   Горгил завершил свои приготовления, взял в руки тяжелый секач и медленно приблизился к пыточному ложу, на котором извивался обнаженный пленник. Теперь он почти не был похож на человека, которого знал Леонтиск — без грима, шрама и тампонов во рту, с синими тенями под глазами убийца выглядел значительно старше, чем в те поры, когда «был» Эвполидом.
   — Мне заплатили за то, чтобы ты умер тяжело. Обычная процедура — это отрубить кисти рук, сварить ноги в масле, вырвать язык и под конец вскрыть живот и воротом вытащить из него кишки. Хрен я тебе отрежу и вставлю в рот просто так, от себя, причем абсолютно бесплатно.
   Убийца стремительно схватил пленника за упомянутый орган и оттянул, насколько было возможно. Секач блеснул, отражая ржавый свет факела.
   Леонтиск взвыл:
   — Нет, нет, подожди! Подожди!
   — Что, так гордишься своим «орудием», что не в силах с ним расстаться? — язвительно полюбопытствовал Горгил, продолжая тянуть. — Учти — я своих слов обратно не беру!
   — В таком случае, — Леонтиск задыхался от ужаса и бессилия, — пожалуйста… Если так… отрежь его последним.
   — Последняя воля умирающего — закон, — согласился убийца. — Тогда переходим к пункту первому, по списку.
   Без всякой паузы он обрушил секач на запястье правой руки афинянина.
   Боль была сумасшедшая. Леонтиск подавился воплем, дернулся, почувствовав, что рука свободна, но тут же был возвращен на каменное ложе сильным толчком в грудь. Краем сознания сын стратега сумел отметить, что веревка, державшая левое запястье, от этого рывка заметно ослабла. Он бросил взгляд на Горгила. Нет, не заметил, потому что находится с другой стороны пыточного ложа. Нужно отвлечь его, освободить руку и…
   — Полюбуйся пока, а я перетяну руку, чтобы ты не изошел кровью, пока я не закончу, — Горгил бросил ему на грудь отрубленную кисть с судорожно дергающимися пальцами. Леонтиск с ужасом уставился на нее, воздух с шипением прорывался сквозь его стиснутые зубы, по лицу тек обильный пот.
   — Могу я попросить тебя… воды. Считай это последним желанием, — афинянин лихорадочно работал левой кистью, расслабляя державшие руку петли. Правая, над которой трудился убийца, как будто лежала в раскаленных углях. Хоть бы не потерять сознание!
   — Твое последнее желание я исполнил — насчет хрена, — хмыкнул убийца. — Остальные не в счет. И вообще, ты что-то слишком требователен для человека, которому вот-вот вообще ничего не будет нужно. Как рука? Неужели не болит?
   Горгил встряхнул окровавленную культю афинянина. Тот не смог сдержать крика, едва не потеряв рассудок от боли. Однако уже через несколько мгновений он смог взять себя в руки и продолжить попытки освободиться.