Проводив взглядом Леонтиска, Энет уселся на скамью. Вообще-то он предпочитал действовать, а не ждать, но головастому афинянину виднее, что делать. А мы свое покажем, когда придет время. Никто не позавидует Горгилу, когда на его шее сойдутся вот эти ручищи. Потом, когда с убийцей будет так или иначе покончено, царевич вернется в Спарту и все станет хорошо — а в том, что Пирр жив, Энет не сомневался, он бы почувствовал, если бы это было не так, — появится больше свободного времени, и можно будет вернуться к работе над последней клепсидрой. Энет страстно ждал этого момента. Он придумал усовершенствование, состоявшее из зубчатого колеса и колена, на котором была закреплена рейка с колокольчиками. Всего лишь дело техники — отрегулировать устройство так, чтобы колокольчики звенели каждый полный час. Ха, в городе такого ни у кого нет, даже у эфоров Анталкида и Гиперида, любителей заморской роскоши! Хм, может кто-то из них захочет купить эти часы? Давно уже пора купить новые инструменты, коринфские, из настоящей стали…
   Однако что-то он замечтался. Не зря друзья говорят, что в его голове больше одной мысли не помещается. И мысль эта сейчас должна быть одна — как бы изловить Горгила, или, по крайней мере, послать весть друзьям в особняк тетки Ариты. Если на место прибудет Лих и остальные, убийце не скрыться. Но кого же послать с вестью, кому довериться? Раз за разом глаза Энета обегали зал трактира и не находили искомого. А Леонтиска все не было. Вдруг с ним что-нибудь случилось? Поспешить бы к нему на помощь, но, с другой стороны, ему велено сидеть здесь и глядеть, чтобы Горгил не ускользнул другой лестницей…
   — Боги, ну хоть кто-нибудь, кому я мог бы доверять! — взмолился здоровяк. — Великий Зевс, пошли мне этого человека, и я обязуюсь изготовить клепсидру в твою честь. С твоим изображением, золочеными купидонами, колокольчиками и прочими украшениями. Клянусь, таких красивых часов, как в твоем храме, не будет в Спарте ни у кого. Только помоги, не дай упустить мерзавца, пошли мне человечка.
   И владыка богов внял его молитве.
   — Что принести? — раздался над ухом голос круглощекого отрока в украшенном пятнами масла и соусов старом хитоне. — Похлебку, салат или печеного кролика? Вино?
   — О боги, вы существуете! — Энет воззрился на мальчишку. — Парень, мы с тобой вроде знакомы?
   — Эге, — кивнул тот, довольный, что его узнали. — Ты вроде — один из «спутников» царевича Пирра. А я — Биант. Орест Эврипонтид — мой эномарх.
   — Вспомнил! — от радости Энет едва не хлопнул паренька по плечу, но в последний момент сдержался, вспомнив, что тот получил свою порцию плетей вместе с младшим братом Пирра. Да и пришибить его можно, на радостях-то.
   — А меня мать прислала, помочь дядьке, ну, брату ее. «Муха» ему принадлежит, — продолжал гундеть мальчишка. — Говорит — чтобы без дела не болтался. Спина уже вроде зажила, скоро опять в агелу. А как там эномарх Орест?
   — Слушай, малый, — Энету нечасто приходилось руководить людьми, и он тщательно подбирал слова, чтобы они были четкими и понятными. — Тебя мне сами боги послали. У тебя, дружище Биант, появилась возможность оказать великую услугу роду Эврипонтидов.
   — Э? — округлил глаза Биант. — Услугу… Самому царевичу, что ли?
   — Да, ему, — торопливо подтвердил Энет. — Ты ведь верен Эврипонтидам, не так ли?
   — Я… конечно! Да я ведь…
   — Тихо, не кричи. И слушай внимательно меня, повторять не буду. Прямо сейчас беги на улицу Медников, в дом Эврипонтидов. Там найдешь Лиха-декадарха, знаешь его?
   — Его Коршуном, вроде, кличут? — уточнил «волчонок».
   — Так, именно. Скажешь ему, чтобы поднимал наших и бегом сюда. Будет расспрашивать — отвечай, что Леонтиск с Энетом заловили в «Золотой мухе» главного злодея.
   — Главного злодея? — пухлые губы Бианта дрогнули. И в этот момент Энет увидел на второй лестнице — той самой, за которой оставил его следить Леонтиск — неторопливо спускавшегося убийцу. Пальцы силача хрустнули, сжавшись в увесистые кулаки.
   — Он прямо за твоей спиной, — произнес Энет. И поспешно добавил, увидев, как у мальчишки округлились глаза: — Оборачиваться не вздумай! А лучше… разведи руки!
   — Что?
   — Руки разведи, как будто расхваливаешь блюдо! Он смотрит сюда!
   Биант послушно затряс разведенными руками. На взгляд Энета, слишком широко, это было больше похоже на жест рыбака, хвастающегося пойманной рыбой. Горгил, мазнув по залу ленивым взглядом, подошел к хозяину, о чем-то заговорил с ним.
   — Ну, ступай, не медли, — не сводя взгляда со спины врага, велел Энет. — Уйти-то сможешь?
   Биант скривился, представив реакцию дядьки на потерю пары рабочих рук, которых и так не хватало, но героически проговорил:
   — Ради Эврипонтидов… смогу.
   — Ну так беги, малый. Пусть Лих и остальные поторопятся, мало ли… чего, — про этого Горгила столько всего рассказывали, что на мгновенье Энет засомневался даже в своих — редкое дело! — силах.
   — Есть, командир! Все исполню, я ж с агелы! — осклабился, показав отсутствующий передний зуб, кабанчик Биант и ускакал на кухню. Энет с сомнением поглядел ему вслед. Парень показался ему глуповатым. Увы, выбирать не приходилось. Он снова прожег взглядом затылок человека, которого Леонтиск назвал убийцей Горгилом. Где, кстати, этот афиненок запропастился? Или… он уже повстречался с убийцей и…
   Эта мысль Энету очень не понравилась. Он уже собрался было подняться, подойти к Горгилу и хорошенько стукнуть ему по затылку, как вдруг убийца, завершив разговор с колдовавшим над жаровней трактирщиком, прошел к двери в дальней стене зала и скрылся за ней. Куда это он направился? А что, если?…
   Не прошло и минуты, как Энет, потеряв терпение, сорвался с места и бросился к трактирщику.
   — Любезный, подскажи, куда отправился бородач, только что который с тобой разговаривал?
   Хозяин бросил на воина хмурый взгляд — тебе, мол, какое дело? — но, оценив величину упертых в стойку кулаков, буркнул:
   — Да в отхожее он пошел. На задний двор.
   — На задний двор?
   — Ну да. Хм, эка невидаль! Ты что, сынок, сам никогда не гадишь?
   — А другой выход? На улицу? Там есть? — с заколотившимся сердцем выдохнул Энет и, не дожидаясь ответа, побежал к двери.
   — Там калитка. Эй! Она ж заперта! — крикнул вслед трактирщик. Посмотрел исчезнувшему за дверью здоровяку, хмыкнул и вернулся к своим занятиям.
   Выбежав на задний двор, Энет огляделся. Справа находилась уборная — построенная над выгребной ямой заурядная дощатая конструкция, способная принять сразу нескольких посетителей трактира, пожелавших облегчиться. Через приоткрытую дверь была видна длинная черная дыра: похоже, в полу просто не хватало одной широкой доски. Слева располагались хозяйственные постройки, за ними виднелся совершенно прозрачный по зимней поре сад. Его ограничивала стена локтей в семь высотой. От дома к стене вела утоптанная тропинка, упиравшаяся в низкую калитку, охраняемую псом достаточно внушительных размеров. Четвероногий сторож метался и хрипло лаял, стремясь вырвать из стены удерживающую его цепь. Непохоже было, чтобы Горгил ушел этим путем… Но где же тогда эта сволочь?
   По плечам вдруг холодными иглами полоснули мурашки. Энет рефлекторно потянулся к висевшему на поясе ножу, но не успел… Над головой скрипнула доска, и на плечи молодому воину обрушилась тяжесть тренированного тела. Не успев ничего понять, Энет оказался прижатым к утоптанной в камень замусоренной площадке. В следующее мгновенье жестокая рука потянула за волосы, поднимая голову, и острый, изогнутый серпом нож скользнул по шее, с хрустом разрезав кадык. Мир мгновенно съежился, наполнившись непривычной слабостью и ужасающей беспомощностью. Энет, обламывая ногти, заскреб холодную землю.
   — Тупой и здоровый, а туда же, шпионить! — раздался над ухом невзвидевшего света молодого солдата мяукающий, с придыханием, голос. В следующий момент этот голос неуловимо изменился, став таким… знакомым? — Сказать по правде, ты никогда мне не нравился, Энет-толстячок. Терпеть не могу безмозглых громил. Даже волнительный, как девчонка, Леонтиск мне куда больше по душе. Хотя… ну конечно, как я сразу не догадался? Ха-ха, а ведь это он тебя подставил, слышишь, Энетушка-дурачок? Афиненок ваш оказался слабаком и предателем — вот она, правда. И, чтобы скрыть свое предательство, не стал скликать всю вашу воронью шайку, а поторопился в погоню, чтобы избавиться от меня. Благодари своего дружка-предателя, за то, что сегодня ты куда как раньше срока отправишься в гости к старичку-Аиду.
   Энет хотел сказать, что это ложь, что Леонтиск не может быть предателем, и что… но из рассеченной трахеи раздался только булькающий хрип, а рот наполнился соленым.
   — Извини, болтать мне с тобой некогда, дружок, — произнес все тот же знакомый голос. Боги, да это же голос афинянина Эвполида! Неужели все происходит уже в Эребе? — Ты, наверное, искал отхожее? Давай я тебя провожу…
   Крепкие руки, скомкав одежду на плечах Энета, потащили его по земле. Шея и грудь ощущали неприятное тепло вытекающей из раны крови. Вскоре перед глазами силача замелькали мокрые доски, по ноздрям ударила концентрированная вонь испражнений. Поняв, что задумал тот, кто тащил его, спартанец попробовал сопротивляться, но тщетно — великая сила его бугристых мышц истекла вместе с кровью, в глазах стремительно темнело, и Энет едва мог шевелить руками и ногами.
   Горгил подволок его к смрадному проему.
   — Если тебя это утешит, сообщаю: я услугами этого заведения не воспользовался. Прощай, толстячок.
   Сильный толчок ногой, ужасное мгновение полета, холодные хлюпающие объятия нечистот. Это сон! Энет хотел проснуться, закричать, но в рот и ноздри хлынула густая омерзительная жижа.
   В ушах серебристо зазвенели колокольчики клепсидры.
 
   Тяжесть несчастья давила на плечи так, что конь Леонтиска уже давно должен был рухнуть наземь — ломая ноги, подминая седока… Но этого не происходило, и жеребец продолжал нести афинянина сквозь несуетную череду спартанских улочек к дому Эврипонтидов, цитадели злосчастья.
   Избавиться от потревоженного в любовных утехах гиганта стоило Леонтиску немало времени и сил. Лишь имя царевича Пирра вкупе с обнаженным мечом заставило могучего дружка толстушки отказаться от желания свернуть шею непрошенному визитеру. Вернувшись на первый этаж, Леонтиск понял, что за время его отсутствия стряслось что-то дурное: общий зал был пуст, и все как один посетители «Золотой мухи» столпились на заднем дворе, переговариваясь возбужденными голосами. С оборвавшимся сердцем сын стратега бросился вперед, задыхаясь, расталкивая людей здоровой рукой и сам увидел это — страшную кровяную полосу, ведущую от двери к сараю уборной, огромного пса с вывалившимися из вспоротого живота внутренностями, издыхающего у дальней калитки, и трактирщика с трясущимися губами. Взглянув на Леонтиска мутными глазами, владелец «Мухи» пролопотал:
   — Он убил его. Этот купец Ксантипп, он убил твоего друга. И песика Митридата. Великие боги, что же это творится?
   А потом из выгребной ямы извлекли покрытое нечистотами большое тело Энета. Страшная рана на шее продолжала сочиться кровью. Этого Леонтиск выдержать уже не мог — резко развернувшись, он бросился вон из трактира.
   И вот он вестником беды скачет к дому Эврипонтидов. Капюшон был отброшен за спину — афинянин больше не скрывал своего лица. В глубине души он даже хотел, чтобы кто-нибудь из номаргов Агесилая опознал его и уволок в темницу. Раскаленная смесь горя и чувства вины жгла Леонтиска изнутри настолько сильно, что он почти не следил за дорогой и даже удивился, когда копыта его жеребца зацокали по мостовой улицы Медников. Ну вот и конец пути. Чувствуя себя столетним стариком, афинянин тяжело спешился и как во сне двинулся к воротам особняка тетки Ариты. На стук открыл привратник Орбил, не сразу признавший в перепачканном сажей посетителе «спутника» царевича Пирра. К афинянину тут же с решительным видом двинулись несколько вооруженных людей, разгуливавших по двору, но он бесцеремонно растолкал их и направился к замеченному у парадного крыльца Коршуну.
   — Лео, ты? — удивленно воскликнул Лих. — Ты чего здесь делаешь? Ха, да ты похож на демона, только что вырвавшегося из Эреба.
   Они, похоже, еще ничего не знали о Павсании — вид у Коршуна был веселый. Наверное, ждут со дня на день счастливого возвращения Пирра и его отца. Увы, через несколько минут Леонтиск убьет счастье этого дома, выплеснув на него яд правды.
   — Принес я черные вести, друг, — выдавил из себя Леонтиск. — Собери всех в экседре.
   — Идем, — тонкие губы Лиха сжались в бесцветную линию. Не говоря более ни слова, Коршун отвернулся и направился в дом.
   В зал для гостей, где уже сидел случившийся кстати Мелеагр, новый советник Эврипонтидов, вскоре явились и остальные. Приковылял одноногий, но уже оправившийся от лихорадки Аркесил, встретивший афинянина радостным возгласом. Появилась, на мгновенье закрыв внушительной фигурой дверной проем, тетка Арита, за ней примчался Орест Эврипонтид с деревянным мечом в руке, он тоже поднялся на ноги после дикой порки, которой подверг его педоном Пакид, и приступил к упражнениям. Лих, мрачно глядя на Леонтиска, прислонился к колонне, скрестив руки на груди. Больше некого ждать, пожалуй. Остальные «спутники» вместе с царевичем Пирром находились на далеком острове Минотавра. Живы ли они?
   Проглотив вставший в горле сухой комок, Леонтиск проговорил:
   — Мужайтесь, друзья: у меня три новости, одна другой ужаснее. Первая: государь Павсаний мертв. «Навсикая» прибыла в Гитий с покойным Эврипонтидом и номаргами, никого из наших на корабле не было. Траурная процессия с телом царя уже движется в Спарту, к вечеру будет тут.
   Лица мужчин окаменели, отрок Орест выронил свой меч, а тетка Арита охнула, но тут же прикрыла рот рукой.
   — Весть вторая: советник царевича Эпименид нас предал. Я увидел лафиропола в порту беседующим с проклятым убийцей Горгилом. Они прибыли вместе на той же самой триере. И третья беда случилась, когда мы с Энетом, проследив за убийцей, захотели захватить его врасплох. Нам пришлось разделиться, чтобы не пропустить его, и Горгил провел меня… — спазм в горле мешал Леонтиску говорить, глаза резали предательские слезы. Чтобы вымолвить следующую фразу, афинянину потребовались все его силы. — Одним словом, Энет умер, а убийца скрылся.
   Целый длинный миг общее отчаянное молчание было ответом на эти слова, затем тетка Арита глухо произнесла:
   — Жаль, что довелось мне дожить до этого дня. Не видеть, сталбыть, Лакедемону старого государя Павсания. А я уже прикупила пятнадцатилетнего косского, его любимого… Вот горе-то, будто проклятье кто наложил на этот дом… Эх-х! Извините меня, старуху… Пойду отдам распоряжения, нужно готовиться к тризне… боги, столько смертей! — шумно вздохнув, она вышла.
   На юного Ореста было жалко смотреть. Он, бывший еще мальцом, когда царя отправили в изгнание, знал его в основном по рассказам брата и окружающих. В его глазах отец представал гордым и бесстрашным героем-полубогом, на голову превосходящим обычных людей. Он ждал возвращения Павсания сильнее, чем кто-либо из взрослых, и отчаяние, охватившее его сейчас, тоже было многократно более сильным. Парнишка не смел заплакать, потому что еще «птенцом» усвоил, что мужчины не льют слез, но закусил губу и побледнел, как гипсовая статуя.
   Остальные выглядели ненамного лучше.
   — Как так вышло — с Энетом? — Лих глядел на Леонтиска так, как будто это афинянин собственноручно убил товарища.
   Сыну стратега пришлось, превозмогая боль, поведать подробности погони за Горгилом и событий в «Золотой мухе». Когда Лих услышал, что убийца утопил Энета в яме с испражнениями, он открыл рот и хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле, с губ сорвался только птичий клекот.
   — Кровавый пес, — чуть слышно прошептал Аркесил. — Мы найдем его и…
   — Я хотел собственной рукой вырвать его сердце, — простонал Леонтиск. — Я видел его поганую харю, слышал его мерзкий голос, и уже представлял, как пускаю ему кровь. Но этот демон ускользнул, и теперь наверняка укрылся в каком-нибудь логове.
   — Возможно, в Персике, — Лих наконец-то обрел способность говорить. — Значит, наблюдения Антикрата с самого начала были верны. Проклятье, он ведь сообщил, что один из людей ахейца Стесагора, что был у нас на подозрении, исчез. Мы-то, идиоты, обрадовались, думая, что Горгил сбежал из города…
   — А он на самом деле отплыл на Крит, чтобы привести в исполнение свое подлое дело, — закончил Леонтиск, сказав то, что и так всем было понятно. — С помощью Эпименида, «старого друга» царя Павсания.
   — Мерзкий старый ублюдок! Я его на куски порежу, если правда, что он снюхался с убийцей! — выплюнул Лих. Его глаза налились кровью и метались, как будто он собирался накинуться на кого-нибудь. После виденной собственными глазами жестокой казни раба-предателя Леонтиск не стал бы ручаться, что этого не случится.
   — Не могу поверить, — сморщился в гримасе Аркесил. — Он же действительно был другом Эврипонтидов, много лет…
   Мелеагр задумался и потер изящным пальцем лоб.
   — Эфор Анталкид упоминал, весьма туманно, что Агиады и мастер-убийца разработали какой-то сложный план злодеяния и заставили служить себе кого-то из людей Эврипонтидов. К сожалению, эфор не соизволил сказать мне больше. А потом и его шпион во дворце Агиадов был схвачен.
   — Наверное, уже жалеешь, что поспешил перейти на нашу сторону, мудрец Мелеагр? — ядовито поинтересовался Лих. Он не доверял советнику с того самого дня, как тот предложил свои услуги Пирру. — Гляди-ка, как все дело обернулось. Не подумываешь вернуться с повинной?
   — Закрой рот, щенок, — стрельнул глазами Мелеагр. — Если уже обделался, так и скажи, и нечего валить с больной головы на здоровую. Я же уверен в счастливой звезде и конечной победе Эврипонтидов, и собираюсь этой победе всячески способствовать. И я не перелетная птица, меняющая место жительства в зависимости от погоды и времени года.
   — Конечно, ты Арес-мужеубийца, бог воинов, с разящим мечом в руке, — оскалился Лих.
   Несмотря на серьезность ситуации, по губам присутствующих поползли усмешки. С тех пор прозвище Арес намертво приклеилось к субтильному и изнеженному, но твердому духом Мелеагру, и в историю он вошел под этим именем. Тогда же он зловеще ответил:
   — Запомни, малыш: я не тот, кого можно безнаказанно оскорбить.
   Лих покраснел, как смоква, но, к изумлению собравшихся, замолчал, проворчав что-то себе под нос.
   — Не время ругаться, — устало поднял руку Леонтиск. — Нам нужно допросить Эпименида, выяснить, что сталось с наследником и остальными нашими.
   — Клянусь посмертием, если с командиром что-то случилось, старый подлец умрет так, что сам Аид содрогнется! — Лих не мог думать ни о чем другом.
   — Интересно, какими глазами он будет глядеть на нас, какие лживые речи будет говорить, когда заявится сюда, — задумчиво произнес Аркесил.
   — Нельзя выпускать его из рук. Этот человек слишком много знает, и, уверяю вас, долго не проживет, — взгляд Мелеагра обратился на Лиха.
   — Я об этом позабочусь, — кивнул тот. Все еще надуто, не глядя на советника. — И скажу стражникам у ворот, чтобы схватили его, как только появится. Если он появится.
   Лих поднялся со скамьи и вышел прочь. Мелеагр удовлетворенно кивнул, остальные выжидающе глядели на него, как будто только он точно знал, что нужно делать. Вероятно, тому были причиной возраст Мелеагра, почти в два раза превосходивший лета «спутников», и опыт, полученный им на службе у хитроумного эфора Анталкида. Советник не заставил себя долго ждать.
   — Итак, у нас две задачи — пообщаться с Эпименидом и постараться выяснить, не вернулся ли мастер-убийца в свою старую берлогу во дворце иноземцев.
   — Мы можем опять попросить Антикрата навести справки, — вскинулся Леонтиск. — И если Горгил отыщется в Персике, нам потребуется помощь, чтобы вытащить его оттуда.
   — Галиарт рассказывал, что командир Священной Моры обещал нам свою поддержку, — вспомнил Аркесил. — Якобы он сказал, что не допустит, чтобы на его территории творились беззакония и злодеяния. Было это, помнится, в тот день, когда наши вытащили из когтей Горгила тебя, Лео.
   Леонтиск кивнул и пошевелил обмотанной бинтами культей.
   — Я бы не был так уж уверен в помощи Деркеллида, — с сомнением молвил Мелеагр. — Тогда он действовал, застигнутый врасплох обстоятельствами. Не исключаю, что с тех пор Агесилай или царица Тимоклея провели с родственником разъяснительную работу. Хотя он старался всегда держаться вдали от интриг и политики, как и предписывает статус полемарха Священной Моры, трудно сказать, как он нас примет.
   — Но ведь, не попытавшись, мы не узнаем этого, так? — поглядел на советника Леонтиск.
   — Если мастер убийств укроется в Персике, идти к Деркеллиду так или иначе придется. Но разговаривать с ним нужно очень осмотрительно.
   — Мы можем рассчитывать на то, что ты проведешь этот разговор, уважаемый Мелеагр? — прямо спросил афинянин.
   Советник помолчал.
   — Еще не утих шум, связанный с моей… с моим переходом в лагерь Эврипонтидов, — наконец, ответил он. — Боюсь, не принесет ли эхо этого скандала больше вреда, чем я сам смогу принести пользы?
   — В любом случае, нам больше некого просить об этом, — настаивал Леонтиск. — Стратег Никомах совсем недавно отправился из Гития с военным посольством ахейцев на Киферу — сообщить тамошнему гармосту, что пора собирать вещички. А полемарх Брасид, это всем известно, издавна на ножах с Деркеллидом.
   — Хорошо, я поговорю с ним, — решил Мелеагр. — Но отправимся мы все вместе.
   — Я тоже пойду с вами, — вдруг заявил молчавший до сей поры Орест Эврипонтид. — Хочу сам… взять того, кто убил отца.
   Молодые воины переглянулись, а Мелеагр ласково произнес:
   — Ты еще молод, юноша, чтобы участвовать в мужских делах. Увы, юность — недостаток, который быстро пройдет.
   — Мне уже тринадцать! — гневно сверкнул глазами Орест. — И я в силах собственноручно убить негодяя!
   Молодой эномарх агелы вскочил на ноги и расправил крепкие смуглые плечи. На его лице отражалась крайняя решимость — отражение черты характера, свойственной всем Эврипонтидам.
   — В этом никто не сомневается, — успокаивающе поднял руку Мелеагр. — Но подумай вот о чем: сейчас, когда твой отец мертв, а о том, что случилось со старшим братом, мы ничего не знаем, ты — единственный представитель старшей ветви Эврипонтидов. Понимаешь ли ты, о чем я говорю, отрок?
   «Спутники», тоже только сейчас осознавшие это, воззрились на юного Эврипонтида, испытывая, по всей видимости, странные чувства. Темные глаза Ореста стали большими.
   — Вот именно, — усмехнулся советник. — Случись с тобой что-либо, и трон Эврипонтидов достанется дяде твоему Леониду. Ты этого желаешь?
   — Ну уж нет! — вскричал молодой волчонок. Остальные понимающе усмехнулись — не таковы были Эврипонтиды, чтобы отдать кому-то свое.
   У дверей раздался шум и через мгновенье Лих втолкнул в комнату пунцового парня лет двадцати. Тот шумно дышал и, по всей видимости, был крайне недоволен подобным обращением.
   — Только послушайте, что болтает этот уродец! — тон Лиха означал, что он услыхал что-то новое. — Ну, повтори то, о чем ты квакал там с охранниками!
   — А что я? — парень стряхнул руку Коршуна со своего плеча. — На площади объявили… а я только продаю, за что купил. Как будто я сам это придумал…
   Он обиженно засопел.
   — Так что говорят-то? — поинтересовался Леонтиск.
   — Что-что… Будто Пирр-царевич убил царя Павсания, отца своего то есть, вот что. Зарезал, значит, чтобы самому сесть на трон, вот. Так сказали, клянусь Матерью богов, а я-то при чем?
   — Кто сказал? — прорычал, едва сдерживаясь, Лих. — Какая тварь могла выблевать такое?
   — Кто? Э-э, кто-то из царевых служек, — забормотал парень. — Не знаю, я далеко стоял, не разглядел. Он говорил открыто, с трибуны, ничего не боясь… Это любой подтвердит, спросите… так что я не виноват. Это ж все слышали… Что, пересказать нельзя? У меня брат здесь, среди ваших…
   — Ну? — сощурился Лих.
   — Ну, вот я и пришел ему рассказать, — вестник вдруг набрался храбрости и почти закричал. — Да, рассказать, за кого он тут грудью стоит, из-за кого сутками дома не бывает! Из-за отцеубийцы! Прокля…
   Коротко замахнувшись, Коршун ударил его кулаком в кадык. Парень ударился спиной о стену, захрипел, закашлял. Лих ударил его еще и еще, жестоко, беспощадно, легко обходя поднятые для защиты руки. Лицо долговязого «спутника» покрылось неровными багровыми пятнами.
   — Ли-их! — заорал Аркесил, а Леонтиск, вскочив, принялся оттаскивать товарища от бедолаги. Но в это время к тому подскочил Орест Эврипонтид и взвизгнув:
   — Врешь, гад! Мой брат не убивал! — изо всех сил пнул ногой в промежность.
   Пришлось успокаивать и отрока. Незадачливый вестник сполз по стене и сжался, чуть живой от страха.
   — Пшел вон, крыса! — гаркнул на него Лих, все еще удерживаемый Леонтиском, а Орест, извернувшись, дал пинка под зад.
   Пару минут спустя, когда все более или менее успокоились, Аркесил объявил мучивший всех вопрос:
   — Пирр убил отца? И что бы это значило, во имя всех богов?
   — Да вранье это! — махнул рукой Леонтиск.
   — Дело ясное. Но откуда такие сплетни? Прошло каких-то несколько часов, как триера с мертвым царем прибыла в Лаконику, и едва час-полтора, как самый быстрый конник мог принести эту весть в город. И уже появляются какие-то люди, с трибун обвиняющие Пирра в преступлении.