Страница:
Еще в конце января 1960 года VIII пленум ЦК КПЯ, обсуждавший программу дальнейшей борьбы против военного союза Японии с США, утвердил курс на недопущение ратификации в японском парламенте "договора безопасности", подписанного 19 января в Вашингтоне. Ключ к успеху в осуществлении этого курса руководство КПЯ видело в вовлечении в борьбу все новых и новых слоев населения и в объединении действий коммунистов и социалистов. В своих решениях пленум Центрального комитета КПЯ призвал социалистическую партию Японии к совместной борьбе за срыв ратификации "договора безопасности" под лозунгами немедленного роспуска парламента и ухода в отставку кабинета Киси.
Однако обсуждение социалистами задач, стоявших перед демократическими силами, выявило наличие разногласий в рядах социалистической партии. Эти разногласия открыто проявились на очередном съезде СПЯ в марте 1960 года. Сторонники решительных действий выдвинули на пост председателя партии генерального секретаря Асанума Инэдзиро, а противостоявшие им группировки объединились и предложили своего кандидата - лидера правой фракции этой партии Каваками Дзётаро. Выборы председателя партии прошли в острой и напряженной борьбе, которая завершилась победой Асанума Инэдзиро.
В те дни Асанума пользовался наибольшей из всех политиков своего круга популярностью, ибо он твердо стоял на позиции непримиримой борьбы с американским империализмом. В деле обеспечения единства движения против "договора безопасности" Асанума проявлял гораздо большую последовательность, чем многие из его коллег по партии. Действуя зачастую в непосредственном контакте с руководством коммунистической партии, он навлекал на себя немало нападок со стороны реакционных элементов всех мастей.
Недели полторы спустя после съезда Асанума проявил готовность изложить читателям газеты "Правда" свое политическое кредо. Он принял меня в своей парламентской приемной на втором этаже одного из тех невзрачных деревянных корпусов, которые находились рядом со зданием парламента (теперь там стоит семиэтажные корпуса парламентских приемных, построенные в последующие годы).
Приемной Асанумы была комнатушка, обстановка которой состояла из потертого дивана, трех продавленных кресел и заваленного бумагами письменного стола. Но неказистая обстановка, как серый фон на портрете, лишь оттеняла незаурядную внешность самого Асанумы - громадного тучного усатого человека в толстых очках с волевым и в то же время добродушным и приветливым выражением лица.
Асанума отвечал на мои вопросы в обычной для него манере: быстро, четко, прямолинейно формулируя свои мысли и сохраняя в то же время полнейшую невозмутимость и неподвижность в лице и в позе.
- Мы отвергаем,- говорил мой собеседник,- новый "договор безопасности", потому что, во-первых, он чреват для Японии угрозой новой войны. Во-вторых, договор толкает Японию на увеличение ее вооруженных сил, которое ложится тяжелым бременем на плечи японского народа. В третьих, параллельно с "договором безопасности" Японии будет навязана так называемая "либерализация" внешней торговли и денежного обращения, что приведет к вторжению в Японию иностранного капитала. Осуществление "либерализации" без должных гарантийных мер нанесет удар по интересам крестьянства, средних и мелких предпринимателей и вызовет хаос в экономике страны и т.д. Наконец, создаваемый новым военным договором режим неизбежно ведет к пересмотру конституции, к перевооружению, к восстановлению системы обязательной воинской повинности - словом, к милитаризации страны. Поэтому-то мы и должны устремить все силы на борьбу против "договора безопасности".
Интересная деталь: ответив на мои вопросы, Асанума попросил меня сразу же после публикации в "Правде" всего сказанного им прислать ему экземпляр газеты с его интервью. "На память",- пояснил он. И эта просьба стала еще одним подтверждением общего впечатления, сложившегося у меня тогда: японские социалисты не только левого, но и правого толка придавали большое значение тому, какой отклик получали в Советском Союзе их выступления против японо-американского "договора безопасности".
Усиление накала борьбы:
массовые антиправительственные,
антиамериканские демонстрации.
Срыв визита президента США в Японию
В марте - апреле 1960 года потоки всенародного движения противников военного сотрудничества Японии с США устремились к центру страны - в Токио. Туда прибывали ежедневно многочисленные делегации представителей различных городов, префектур и районов. Одни шли маршами в колоннах с красными знаменами и антиправительственными плакатами. Другие, уроженцы отдаленных мест, добирались либо поездами, либо автобусами, либо специальными автокараванами. Участники шествий несли к парламенту тяжелые свертки с десятками и сотнями тысяч подписей под текстами воззваний, отвергавших японо-американский "договор безопасности" и содержавших требования ликвидации военных баз США в Японии и отставки кабинета Киси. Петиционного движения такого масштаба еще не знала история Японии.
Новый импульс движению противников военного союза Японии с США придало в мае 1960 года известие о скандальном провале провокационного шпионского полета американского самолета "У-2", сбитого ракетой над советской территорией в районе Урала. Сразу же выяснилось в те дни, что самолеты-шпионы такого типа находятся и на Японских островах. Внимание японской общественности привлекло и предупреждение советского правительства о том, что ответные удары будут впредь наноситься по базам этих самолетов. Не прошло и нескольких дней, как в колоннах демонстрантов-петиционеров замелькали плакаты с надписями "Черным самолетам "У-2" не место на японской земле!", "Требуем немедленного прекращения полетов американских самолетов над чужими территориями!".
Последовавшие затем сообщения из Парижа о срыве американской стороной намечавшегося на май месяц совещания глав великих держав вызвали в миролюбивых кругах Японии новый прилив гнева против Пентагона. Выступая в нижней палате с запросом в адрес правительства, депутат-социалист Ёкомити Сэцуо заявил: "Срыв совещания великих держав был вызван безответственным попиранием Соединенными Штатами международных законов и шпионскими действиями самолетов "У-2". Оратор потребовал от японского правительства немедленного прекращения сотрудничества с США в развязывании "холодной войны". От имени своей партии он внес в парламент проект резолюции, в котором осуждался принятый США курс на нарушение суверенитета других стран с целью военного шпионажа.
Но обсуждение этой резолюции было прервано 19 мая чрезвычайными событиями, связанными с попыткой японского правительства силовым путем утвердить новый вариант "договора безопасности" в палате представителей японского парламента. Кабинет Киси и руководство правящей партии, убедившись в том, что дальнейшее обсуждение содержания "договора безопасности" лишь ослабляет их политические позиции и престиж, пошли напролом. С утра 19 мая руководство либерал-демократов односторонним порядком объявило о прекращении прений в нижней палате, а депутаты правящей партии стали по команде своих боссов собираться на пленарное заседание, чтобы проштамповать спорный договор.
Возмущенные этим маневром либерал-демократов, депутаты оппозиции заблокировали своими телами двери в зал пленарного заседания и потребовали соблюдения парламентских правил. Блокада дверей продолжалась до позднего вечера. Но депутаты консервативного большинства закусили удила и в полночь совершили вопиющее беззаконие: по зову спикера нижней палаты в помещение парламента вторглись около пятисот полицейских и начали физическую расправу над депутатами оппозиции. Сбивая с ног и пиная депутатов, полицейские стали оттаскивать их от заблокированных дверей и тащить за руки и за ноги по парламентским коридорам и лестницам в разные концы парламентского здания. Это побоище продолжалось до тех пор, пока более ста депутатов оппозиции, людей в большинстве своем престарелых и не знакомых с приемами дзюдо, не были удалены. А тогда двести пятьдесят депутатов правительственного большинства двинулись под охраной полицейских на свои места в зал пленарных заседаний и в течение нескольких минут разыграли позорную сцену "утверждения" японо-американского военного договора, прокричав "банзай!" в ответ на зачитанную спикером краткую резолюцию
Такое силовое "утверждение" спорного договора в нижней палате развязало руки правительству Киси, так как утверждения в верхней палате для него не требовалось: согласно японской конституции договор вступает в силу автоматически, если в течение тридцати дней после его утверждения нижней палатой верхняя палата почему-либо не принимает каких-либо решений.
Но радость поборников военного союза с США была недолгой. Насилия, учиненные в парламенте над депутатами оппозиции, вызвали бурю протестов в стране. В Токио начались массовые антиправительственные митинги и демонстрации. Уже к вечеру следующего дня у ворот резиденции премьер-министра Киси собрались около ста тысяч его политических противников, требовавших немедленной отставки правительства и роспуска нижней палаты. С этого момента в Японии наступил небывалый по остроте политический кризис, полностью парализовавший работу парламента. Социалисты, коммунисты, члены партии демократического социализма стали бойкотировать парламентские заседания, настаивая на отказе правительственного большинства от незаконного "утверждения" спорного договора.
В последующие дни и недели гнев противников "договора безопасности" обратился прежде всего против главы кабинета министров Киси Нобусукэ. Именно этого человека считали тогда японцы главным инициатором проамериканской политики. Едва ли не ежедневно у резиденции Киси в центре Токио, а также у его личного дома собирались многочисленные толпы демонстрантов, скандировавшие требования его немедленного ухода в отставку. С тех пор резиденция и личный дом премьер-министра стали напоминать осажденные крепости: полиция обнесла здание резиденции двухметровым забором из колючей проволоки. Возле обоих зданий стали нести дежурство круглые сутки около четырех тысяч полицейских.
Однако дни кабинета Киси были уже сочтены. Одним из симптомов его близкого падения стал небывало резкий тон критики в его адрес консервативных газет страны. Газета "Майнити", например, выступила 23 мая с передовой статьей под выразительным заголовком "Киси - вон!". По данным Всеяпонской ассоциации печати в конце мая ни одна из центральных и местных газет Японии не поддержала премьер-министра. В то же время тридцать три из сорока девяти крупнейших газет настаивали на уходе правительства в отставку и роспуске парламента
Всенародные требования отставки кабинета Киси и роспуска парламента выходили по своей значимости далеко за рамки обычного правительственного кризиса. Речь шла по существу о судьбе "договора безопасности", что грозило поставить на грань катастрофы всю политику военного сотрудничества Японии с США. Вот почему так упорно цеплялся за свое кресло премьер-министр Киси. Задача его состояла в том, чтобы продержаться до 19 июня, когда в соответствии с конституцией договор вступал в силу автоматически без утверждения его верхней палатой.
В столь драматической обстановке, сложившейся в политической жизни Японии, моя журналистская работа стала также крайне напряженной. Чтобы давать в редакцию достоверную информацию, мне приходилось следить и за публикациями в центральных газетах страны, и ездить на уличные митинги и прочие массовые выступления противников "договора безопасности", брать интервью у лидеров партий оппозиции, рабочих профсоюзов и прочих массовых объединений. А самое главное, чуть ли не каждый день писать довольно пространные статьи с оценками складывавшейся в стране обстановки, что было нелегко хотя бы потому, что ситуация была нестабильной и ход событий неоднократно принимал неожиданные обороты. Учитывать надо было к тому же внутренние трения и распри среди антиамериканского, антиправительственного движения. Руководство компартии не желало в то время блокироваться с радикально настроенными лидерами Всеяпонской федерации студенческих организаций (Дзэнгакурэн), называя их "троцкистами" и "провокаторами", в то время как эти лидеры обзывали руководителей КПЯ "соглашателями", "оппозиционерами" и "трусами". Заметная разница в направленности и тактике массовых выступлений наблюдалась и между политическими установками коммунистов и социалистов. Коммунисты пытались направлять колонны демонстрантов к американскому посольству и военным базам США, руководствуясь своей установкой, что главный враг японцев - это американский империализм и что борьба должна носить национально-освободительный характер. Социалисты же считали главным врагом Японии правительство либерал-демократов во главе с Киси, а потому и акцент в контролировавшихся ими массовых выступлениях против "договора безопасности" делался прежде всего на призывах к свержению кабинета Киси и власти либерально-демократической партии. Коммунисты видели геройство в том, чтобы покричать "янки, гоу хоум!" у ворот посольства США и американских военных баз, хотя в сущности их за это японские полицейские не подвергали слишком жестким мерам воздействия. Социалисты же часто шли заодно с лидерами радикальных студенческих организаций, предпочитали обращать гнев демонстрантов и участников уличных шествий против правительства Киси и поддерживавших его лидеров правящей либерально-демократической партии.
В своих корреспонденциях, направлявшихся в редакцию, я старался обычно не акцентировать внимание читателей "Правды" на разногласиях между участниками движения против военного союза Японии с США, называя патриотами и коммунистов, и социалистов, и радикалов-студентов. Да так оно, в сущности, и было. Но в душе, если писать сегодня откровенно, я больше симпатизировал студентам, стремившимся к обострению обстановки и проявлявшим готовность идти на силовые столкновения с полицией, ибо высвечивалось явное нежелание седовласых лидеров КПЯ рисковать утратой своих политических позиций в парламенте и в местных муниципалитетах, а также своей репутацией легитимной парламентской партии, отказавшейся от прежних силовых методов борьбы за власть в пользу прихода к власти лишь путем победы на выборах в парламент. Уже тогда мне стало ясно, что лидеры компартии на обострение обстановки не пойдут. Но писать об этом в своих статьях я не мог в силу курса КПСС на всемерное упрочение дружеских отношений с руководством КПЯ, исключавшего какую-либо критику по поводу политической программы, курса действий и тактики борьбы японских коммунистов. Наоборот, при любой возможности я старался подчеркивать ведущую роль компартии и умалчивать о ее трениях с другими участниками антиамериканского движения. Но все-таки, видимо, где-то между строк в моих корреспонденциях в Москву проскальзывали мои затаенные симпатии к левакам-студентам и мое нежелание подвергать их действия критике, как и моя тогдашняя убежденность в том, что радикализм леваков объективно мог привести участников борьбы против "договора безопасности" к большим успехам, чем "мудрая", осторожная тактика руководства КПЯ...
В бурные дни последней декады мая произошел существенный качественный скачок в развитии борьбы против "договора безопасности": удары японских патриотов, включая и коммунистов, и социалистов, и леваков-студентов, стали направляться непосредственно против правительства США. А связано это было с намерением президента США Д. Эйзенхауэра прибыть в Японию 19 июня 1960 года - в день, когда, по расчетам американцев, новый "договор безопасности" должен был получить окончательное утверждение японского парламента. Президент США собрался прибыть в Японию - случай беспрецедентный в истории обеих стран! - чтобы торжественно принять "подарок" в виде ратификации американо-японского "договора безопасности". Его приезд должен был "венчать новую эру" в отношениях обеих стран. Назначив дату приезда Эйзенхауэра в Токио, правительство США тем самым вменило Киси в обязанность во что бы то ни стало завершить к этой дате все формальности, связанные со вступлением договора в силу. Это было не что иное, как грубый нажим на политический мир Японии. А ответом японской общественности на этот нажим стал лозунг "Не допустим визита Эйзенхауэра!".
С этого времени колонны демонстрантов все чаще направлялись к воротам американского посольства с требованием отмены визита непрошеного американского гостя. Инициаторами этих демонстраций стали как коммунисты, так и социалисты. Генеральный совет профсоюзов и другие рабочие организации объявили, что их члены выйдут на улицы в день приезда американского президента, чтобы выразить ему свое негодование, а студенческие организации приняли решение направить на аэродром Ханэда пятьдесят тысяч юношей и девушек для участия в сидячей забастовке на посадочных полосах в день прибытия самолета с президентом США. Как сообщила печать, полицейские власти столицы восприняли эти предупреждения с большой тревогой, констатируя "ограниченность своих возможностей" и "свою неуверенность в том, что им удастся предотвратить инциденты".
Когда до прибытия президента оставалось девять дней, американские и японские власти решили провести нечто вроде генеральной репетиции всей церемонии въезда Эйзенхауэра в столицу Японии. Случай представился 10 июня: в Токио в этот день прилетал личный представитель президента - секретарь Белого дома по делам печати Хегерти с заданием выяснить, все ли готово к приезду заокеанского гостя. Но этим же случаем не замедлили воспользоваться и руководители организаций противников "договора безопасности". Они призвали всех патриотов показать посланцу Белого дома, что ждет президента США на японской земле.
Не упустил в тот день и я возможности посмотреть собственными глазами, что произойдет на аэродроме Ханэда во время прилета Хегерти, и получил, откровенно говоря, большое удовольствие.
Самолет с Хегерти прибывал в три часа дня. Но уже с полудня на подступах к аэродрому собралось около сорока тысяч демонстрантов. Надписи на их плакатах были сделаны по-английски с явным расчетом на американских гостей. Их грамматика сильно хромала, а в стилистике отсутствовала обычная для японцев вежливость, если не сказать более: "Хегерти, проваливай прочь!", "Эйзенхауэр, не смей показываться в Японии!", "Мы искупаем Айка (сокращенное имя Эйзенхауэра.- И. Л.) в сточной канаве", "Эй, янки, мы не забыли Хиросиму и Нагасаки!".
Между плакатами, как символ решимости японского народа похоронить военный союз с США, рдели густым лесом красные полотнища с черными траурными повязками на бамбуковых древках.
На галереях аэропорта сторонники военного договора с США собрали свою "демонстрацию". Ее участники выглядели довольно комично и жалко. В большинстве своем это были какие-то старухи с американскими флажками в руках. В их же компании находилось несколько десятков молодчиков во френчах, державших плакаты с фашистскими эмблемами.
В три часа самолет с Хэгерти сделал круг, приземлился и стал подруливать к зданию аэровокзала. В этот момент людские тучи, черневшие на краю летного поля, всколыхнулись и двинулись к аэровокзалу. Красные флаги, развевавшиеся над головами людей, создавали впечатление, будто огненная лавина хлынула на зеленое поле. Сначала эта лавина катилась медленно и беззвучно, но затем понеслась с нараставшей скоростью, сотрясая воздух раскатистым гулом. Заметив приближение этой грозной лавины, старухи и фашистские молодчики стали в панике разбегаться.
В этот момент Хегерти спустился по трапу, переговариваясь с прибывшим его встретить послом США в Японии Макартуром. Как выяснилось потом, посол предлагал ему пересесть в вертолет и таким путем избежать встречи с демонстрантами. Но Хегрети высокомерно отклонил это предложение: ему ли, помощнику президента США, бежать от каких-то демонстрантов-коммунистов?!
С галереи аэропорта мне было видно, как Хегерти поспешно нырнул в черный лимузин, Макартур последовал за ним. Машина рванулась из под крыла самолета и понеслась на предельной скорости, вызывающе распустив на флагштоке полосатый со звездами флаг. Обогнув здание аэровокзала, она вылетела на шоссе и... зарылась в кипящем море красных знамен и антиамериканских плакатов.
Вместе с корреспондентом ТАСС Виктором Зацепиным, который, как и я, приехал на аэродром, мы бросились бегом туда, где демонстранты, в большинстве своем рабочие и студенты, окружив машину плотным кольцом, раскачивали ее, пытаясь опрокинуть. Несколько человек взобрались на капот мотора и крышу, торжествующе размахивая руками, в то время как другие колотили древками по зеленым дымчатым стеклам лимузина и кричали в лица притаившимся там пассажирам: "Вон из Японии!", "Проваливай к черту!", "Так будет встречен и твой Эйзенхауэр!"
Спустя минут двадцать к месту происшествия прибыл батальон полиции, а над головами полицейских стал кружить вертолет вооруженных сил США, вздымая клочья травы и клубы пыли.
Мы с Зацепиным, стоя поодаль, весело смеясь, обменивались репликами. Мой шофер Сато-сан пытался фотографировать все происходящее. Попытки полиции пробиться к машине и расчистить от людей площадку для посадки вертолета несколько раз терпели неудачу. А Хегерти и его спутники тем временем продолжали отсиживаться в машине, выслушивая волей-неволей антиамериканские и антивоенные лозунги, а заодно и весь репертуар боевых песен демонстрантов: "Интернационал", "Варшавянку", "Красное знамя" (песня японских коммунистов) и другие. Так прошло около часа.
Затем, получив подкрепление, отряд полиции в несколько сот человек прорвался к автомобилю. Над крышей машины завис вертолет. Один из его пилотов выбросил веревку с петлей на конце. Полицейские, подхватив Хегерти под руки, подняли его на уровень кабины вертолета. Толчок снизу - и американский гость исчез в кабине. Вертолет взмыл вверх. А вслед ему полетели палки, камни и проклятия. Мы с Зацепиным громко хохотали, наслаждаясь всем этим спектаклем.
Кстати сказать, вертолету не удалось затем совершить посадку на территории американского посольства, которая также была в тот момент окружена демонстрантами. Сел вертолет с Хегерти несколько поодаль - на территории Управления обороны, осуществлявшего руководство японскими "силами самообороны". Оттуда Хегерти на машине добрался до здания посольства США и проник в него через заднюю калитку.
На следующий день Хегерти сделал заявление для печати, сказав, что ему никогда еще не приходилось сталкиваться с "такой большой и серьезной демонстрацией". Тогда же сделал заявление и Киси, в котором с сожалением отмечалось, что инцидент на аэродроме Ханэда "нанес сильный ущерб отношениям Японии с США" и содержались угрозы по адресу тех, кто задержал американские машины возле аэродрома.
Моя корреспонденция с репортажем о том, что случилось в Токио с Хегерти, была напечатана в "Правде" на следующий день - 11 июня. Но дежурный по выпуску, получивший эту корреспонденцию в поздние часы, когда весь номер был уже сверстан, стал, как мне объяснили потом, в спешке сокращать ее текст и, не придумав мгновенно ничего лучшего, снял два-три первых абзаца, где писалось о большой политической значимости происшедшего инцидента, и начал мой репортаж с места события шаблонной, но совершенно неуместной фразой: "Телеграф разнес по всему свету новость: сегодня в Токио..." При чем тут телеграф, если корреспондент пишет о том, что он видел собственными глазами?! Но что поделаешь: спешка в работе газетчиков часто приводит к куда большим несуразностям.
"Токио, июнь 1960 года..." - пролистываю свои записи и публикации тех дней и перед глазами встают трепещущие на ветру красные знамена и нескончаемые потоки людей, движущихся по улицам с пением "Интернационала" и других боевых пролетарских песен. В те годы "Интернационал" служил гимном и для коммунистической, и для социалистической партий, и для рабочих профсоюзов.
Зато нигде в мире, кроме Японии, не прибегали демонстранты на улицах к шеренговому маршу: шеренговый марш (гёрэцукосин) - это демонстрация воли, решимости, силы и сплоченности. Взяв друг друга под руки, локоть к локтю и ладонь в ладонь, люди образуют спаянные шеренги. Находящиеся в первом ряду держат древко знамени горизонтально и по команде "вассёй!" устремляются вперед с тем же возгласом. За ними следуют остальные, причем движение идет не по прямой линии, а зигзагами. Сотни людей сливают свои движения и голоса в единый порыв. Каждого из них, словно на крыльях, несет гигантская сила инерции всех движущих людей. "Вассёй!" - кричит на бегу командир колонны. "Вассёй!" - отвечает вся колонна на следующем такте. И так снова и снова, вперед и вперед: "вассёй!", "вассёй!", "вассёй!"
Японцам такой способ демонстраций известен исстари. В средневековье с возгласом "вассёй!" двигались по улицам и дорогам участники религиозных шествий. Такие обрядовые процессии в дни местных религиозных праздников можно видеть и в наши дни в японских городах и поселках. Но в массовых антиамериканских, антиправительственных выступлениях 1960 года японские патриоты вложили в старую национальную форму свое боевое содержание. В те дни участники шеренговых маршей наряду с криками "вассёй!", скандировали еще: "Киси - вон!", "Айк - прочь!", "Договор долой!"
Однако обсуждение социалистами задач, стоявших перед демократическими силами, выявило наличие разногласий в рядах социалистической партии. Эти разногласия открыто проявились на очередном съезде СПЯ в марте 1960 года. Сторонники решительных действий выдвинули на пост председателя партии генерального секретаря Асанума Инэдзиро, а противостоявшие им группировки объединились и предложили своего кандидата - лидера правой фракции этой партии Каваками Дзётаро. Выборы председателя партии прошли в острой и напряженной борьбе, которая завершилась победой Асанума Инэдзиро.
В те дни Асанума пользовался наибольшей из всех политиков своего круга популярностью, ибо он твердо стоял на позиции непримиримой борьбы с американским империализмом. В деле обеспечения единства движения против "договора безопасности" Асанума проявлял гораздо большую последовательность, чем многие из его коллег по партии. Действуя зачастую в непосредственном контакте с руководством коммунистической партии, он навлекал на себя немало нападок со стороны реакционных элементов всех мастей.
Недели полторы спустя после съезда Асанума проявил готовность изложить читателям газеты "Правда" свое политическое кредо. Он принял меня в своей парламентской приемной на втором этаже одного из тех невзрачных деревянных корпусов, которые находились рядом со зданием парламента (теперь там стоит семиэтажные корпуса парламентских приемных, построенные в последующие годы).
Приемной Асанумы была комнатушка, обстановка которой состояла из потертого дивана, трех продавленных кресел и заваленного бумагами письменного стола. Но неказистая обстановка, как серый фон на портрете, лишь оттеняла незаурядную внешность самого Асанумы - громадного тучного усатого человека в толстых очках с волевым и в то же время добродушным и приветливым выражением лица.
Асанума отвечал на мои вопросы в обычной для него манере: быстро, четко, прямолинейно формулируя свои мысли и сохраняя в то же время полнейшую невозмутимость и неподвижность в лице и в позе.
- Мы отвергаем,- говорил мой собеседник,- новый "договор безопасности", потому что, во-первых, он чреват для Японии угрозой новой войны. Во-вторых, договор толкает Японию на увеличение ее вооруженных сил, которое ложится тяжелым бременем на плечи японского народа. В третьих, параллельно с "договором безопасности" Японии будет навязана так называемая "либерализация" внешней торговли и денежного обращения, что приведет к вторжению в Японию иностранного капитала. Осуществление "либерализации" без должных гарантийных мер нанесет удар по интересам крестьянства, средних и мелких предпринимателей и вызовет хаос в экономике страны и т.д. Наконец, создаваемый новым военным договором режим неизбежно ведет к пересмотру конституции, к перевооружению, к восстановлению системы обязательной воинской повинности - словом, к милитаризации страны. Поэтому-то мы и должны устремить все силы на борьбу против "договора безопасности".
Интересная деталь: ответив на мои вопросы, Асанума попросил меня сразу же после публикации в "Правде" всего сказанного им прислать ему экземпляр газеты с его интервью. "На память",- пояснил он. И эта просьба стала еще одним подтверждением общего впечатления, сложившегося у меня тогда: японские социалисты не только левого, но и правого толка придавали большое значение тому, какой отклик получали в Советском Союзе их выступления против японо-американского "договора безопасности".
Усиление накала борьбы:
массовые антиправительственные,
антиамериканские демонстрации.
Срыв визита президента США в Японию
В марте - апреле 1960 года потоки всенародного движения противников военного сотрудничества Японии с США устремились к центру страны - в Токио. Туда прибывали ежедневно многочисленные делегации представителей различных городов, префектур и районов. Одни шли маршами в колоннах с красными знаменами и антиправительственными плакатами. Другие, уроженцы отдаленных мест, добирались либо поездами, либо автобусами, либо специальными автокараванами. Участники шествий несли к парламенту тяжелые свертки с десятками и сотнями тысяч подписей под текстами воззваний, отвергавших японо-американский "договор безопасности" и содержавших требования ликвидации военных баз США в Японии и отставки кабинета Киси. Петиционного движения такого масштаба еще не знала история Японии.
Новый импульс движению противников военного союза Японии с США придало в мае 1960 года известие о скандальном провале провокационного шпионского полета американского самолета "У-2", сбитого ракетой над советской территорией в районе Урала. Сразу же выяснилось в те дни, что самолеты-шпионы такого типа находятся и на Японских островах. Внимание японской общественности привлекло и предупреждение советского правительства о том, что ответные удары будут впредь наноситься по базам этих самолетов. Не прошло и нескольких дней, как в колоннах демонстрантов-петиционеров замелькали плакаты с надписями "Черным самолетам "У-2" не место на японской земле!", "Требуем немедленного прекращения полетов американских самолетов над чужими территориями!".
Последовавшие затем сообщения из Парижа о срыве американской стороной намечавшегося на май месяц совещания глав великих держав вызвали в миролюбивых кругах Японии новый прилив гнева против Пентагона. Выступая в нижней палате с запросом в адрес правительства, депутат-социалист Ёкомити Сэцуо заявил: "Срыв совещания великих держав был вызван безответственным попиранием Соединенными Штатами международных законов и шпионскими действиями самолетов "У-2". Оратор потребовал от японского правительства немедленного прекращения сотрудничества с США в развязывании "холодной войны". От имени своей партии он внес в парламент проект резолюции, в котором осуждался принятый США курс на нарушение суверенитета других стран с целью военного шпионажа.
Но обсуждение этой резолюции было прервано 19 мая чрезвычайными событиями, связанными с попыткой японского правительства силовым путем утвердить новый вариант "договора безопасности" в палате представителей японского парламента. Кабинет Киси и руководство правящей партии, убедившись в том, что дальнейшее обсуждение содержания "договора безопасности" лишь ослабляет их политические позиции и престиж, пошли напролом. С утра 19 мая руководство либерал-демократов односторонним порядком объявило о прекращении прений в нижней палате, а депутаты правящей партии стали по команде своих боссов собираться на пленарное заседание, чтобы проштамповать спорный договор.
Возмущенные этим маневром либерал-демократов, депутаты оппозиции заблокировали своими телами двери в зал пленарного заседания и потребовали соблюдения парламентских правил. Блокада дверей продолжалась до позднего вечера. Но депутаты консервативного большинства закусили удила и в полночь совершили вопиющее беззаконие: по зову спикера нижней палаты в помещение парламента вторглись около пятисот полицейских и начали физическую расправу над депутатами оппозиции. Сбивая с ног и пиная депутатов, полицейские стали оттаскивать их от заблокированных дверей и тащить за руки и за ноги по парламентским коридорам и лестницам в разные концы парламентского здания. Это побоище продолжалось до тех пор, пока более ста депутатов оппозиции, людей в большинстве своем престарелых и не знакомых с приемами дзюдо, не были удалены. А тогда двести пятьдесят депутатов правительственного большинства двинулись под охраной полицейских на свои места в зал пленарных заседаний и в течение нескольких минут разыграли позорную сцену "утверждения" японо-американского военного договора, прокричав "банзай!" в ответ на зачитанную спикером краткую резолюцию
Такое силовое "утверждение" спорного договора в нижней палате развязало руки правительству Киси, так как утверждения в верхней палате для него не требовалось: согласно японской конституции договор вступает в силу автоматически, если в течение тридцати дней после его утверждения нижней палатой верхняя палата почему-либо не принимает каких-либо решений.
Но радость поборников военного союза с США была недолгой. Насилия, учиненные в парламенте над депутатами оппозиции, вызвали бурю протестов в стране. В Токио начались массовые антиправительственные митинги и демонстрации. Уже к вечеру следующего дня у ворот резиденции премьер-министра Киси собрались около ста тысяч его политических противников, требовавших немедленной отставки правительства и роспуска нижней палаты. С этого момента в Японии наступил небывалый по остроте политический кризис, полностью парализовавший работу парламента. Социалисты, коммунисты, члены партии демократического социализма стали бойкотировать парламентские заседания, настаивая на отказе правительственного большинства от незаконного "утверждения" спорного договора.
В последующие дни и недели гнев противников "договора безопасности" обратился прежде всего против главы кабинета министров Киси Нобусукэ. Именно этого человека считали тогда японцы главным инициатором проамериканской политики. Едва ли не ежедневно у резиденции Киси в центре Токио, а также у его личного дома собирались многочисленные толпы демонстрантов, скандировавшие требования его немедленного ухода в отставку. С тех пор резиденция и личный дом премьер-министра стали напоминать осажденные крепости: полиция обнесла здание резиденции двухметровым забором из колючей проволоки. Возле обоих зданий стали нести дежурство круглые сутки около четырех тысяч полицейских.
Однако дни кабинета Киси были уже сочтены. Одним из симптомов его близкого падения стал небывало резкий тон критики в его адрес консервативных газет страны. Газета "Майнити", например, выступила 23 мая с передовой статьей под выразительным заголовком "Киси - вон!". По данным Всеяпонской ассоциации печати в конце мая ни одна из центральных и местных газет Японии не поддержала премьер-министра. В то же время тридцать три из сорока девяти крупнейших газет настаивали на уходе правительства в отставку и роспуске парламента
Всенародные требования отставки кабинета Киси и роспуска парламента выходили по своей значимости далеко за рамки обычного правительственного кризиса. Речь шла по существу о судьбе "договора безопасности", что грозило поставить на грань катастрофы всю политику военного сотрудничества Японии с США. Вот почему так упорно цеплялся за свое кресло премьер-министр Киси. Задача его состояла в том, чтобы продержаться до 19 июня, когда в соответствии с конституцией договор вступал в силу автоматически без утверждения его верхней палатой.
В столь драматической обстановке, сложившейся в политической жизни Японии, моя журналистская работа стала также крайне напряженной. Чтобы давать в редакцию достоверную информацию, мне приходилось следить и за публикациями в центральных газетах страны, и ездить на уличные митинги и прочие массовые выступления противников "договора безопасности", брать интервью у лидеров партий оппозиции, рабочих профсоюзов и прочих массовых объединений. А самое главное, чуть ли не каждый день писать довольно пространные статьи с оценками складывавшейся в стране обстановки, что было нелегко хотя бы потому, что ситуация была нестабильной и ход событий неоднократно принимал неожиданные обороты. Учитывать надо было к тому же внутренние трения и распри среди антиамериканского, антиправительственного движения. Руководство компартии не желало в то время блокироваться с радикально настроенными лидерами Всеяпонской федерации студенческих организаций (Дзэнгакурэн), называя их "троцкистами" и "провокаторами", в то время как эти лидеры обзывали руководителей КПЯ "соглашателями", "оппозиционерами" и "трусами". Заметная разница в направленности и тактике массовых выступлений наблюдалась и между политическими установками коммунистов и социалистов. Коммунисты пытались направлять колонны демонстрантов к американскому посольству и военным базам США, руководствуясь своей установкой, что главный враг японцев - это американский империализм и что борьба должна носить национально-освободительный характер. Социалисты же считали главным врагом Японии правительство либерал-демократов во главе с Киси, а потому и акцент в контролировавшихся ими массовых выступлениях против "договора безопасности" делался прежде всего на призывах к свержению кабинета Киси и власти либерально-демократической партии. Коммунисты видели геройство в том, чтобы покричать "янки, гоу хоум!" у ворот посольства США и американских военных баз, хотя в сущности их за это японские полицейские не подвергали слишком жестким мерам воздействия. Социалисты же часто шли заодно с лидерами радикальных студенческих организаций, предпочитали обращать гнев демонстрантов и участников уличных шествий против правительства Киси и поддерживавших его лидеров правящей либерально-демократической партии.
В своих корреспонденциях, направлявшихся в редакцию, я старался обычно не акцентировать внимание читателей "Правды" на разногласиях между участниками движения против военного союза Японии с США, называя патриотами и коммунистов, и социалистов, и радикалов-студентов. Да так оно, в сущности, и было. Но в душе, если писать сегодня откровенно, я больше симпатизировал студентам, стремившимся к обострению обстановки и проявлявшим готовность идти на силовые столкновения с полицией, ибо высвечивалось явное нежелание седовласых лидеров КПЯ рисковать утратой своих политических позиций в парламенте и в местных муниципалитетах, а также своей репутацией легитимной парламентской партии, отказавшейся от прежних силовых методов борьбы за власть в пользу прихода к власти лишь путем победы на выборах в парламент. Уже тогда мне стало ясно, что лидеры компартии на обострение обстановки не пойдут. Но писать об этом в своих статьях я не мог в силу курса КПСС на всемерное упрочение дружеских отношений с руководством КПЯ, исключавшего какую-либо критику по поводу политической программы, курса действий и тактики борьбы японских коммунистов. Наоборот, при любой возможности я старался подчеркивать ведущую роль компартии и умалчивать о ее трениях с другими участниками антиамериканского движения. Но все-таки, видимо, где-то между строк в моих корреспонденциях в Москву проскальзывали мои затаенные симпатии к левакам-студентам и мое нежелание подвергать их действия критике, как и моя тогдашняя убежденность в том, что радикализм леваков объективно мог привести участников борьбы против "договора безопасности" к большим успехам, чем "мудрая", осторожная тактика руководства КПЯ...
В бурные дни последней декады мая произошел существенный качественный скачок в развитии борьбы против "договора безопасности": удары японских патриотов, включая и коммунистов, и социалистов, и леваков-студентов, стали направляться непосредственно против правительства США. А связано это было с намерением президента США Д. Эйзенхауэра прибыть в Японию 19 июня 1960 года - в день, когда, по расчетам американцев, новый "договор безопасности" должен был получить окончательное утверждение японского парламента. Президент США собрался прибыть в Японию - случай беспрецедентный в истории обеих стран! - чтобы торжественно принять "подарок" в виде ратификации американо-японского "договора безопасности". Его приезд должен был "венчать новую эру" в отношениях обеих стран. Назначив дату приезда Эйзенхауэра в Токио, правительство США тем самым вменило Киси в обязанность во что бы то ни стало завершить к этой дате все формальности, связанные со вступлением договора в силу. Это было не что иное, как грубый нажим на политический мир Японии. А ответом японской общественности на этот нажим стал лозунг "Не допустим визита Эйзенхауэра!".
С этого времени колонны демонстрантов все чаще направлялись к воротам американского посольства с требованием отмены визита непрошеного американского гостя. Инициаторами этих демонстраций стали как коммунисты, так и социалисты. Генеральный совет профсоюзов и другие рабочие организации объявили, что их члены выйдут на улицы в день приезда американского президента, чтобы выразить ему свое негодование, а студенческие организации приняли решение направить на аэродром Ханэда пятьдесят тысяч юношей и девушек для участия в сидячей забастовке на посадочных полосах в день прибытия самолета с президентом США. Как сообщила печать, полицейские власти столицы восприняли эти предупреждения с большой тревогой, констатируя "ограниченность своих возможностей" и "свою неуверенность в том, что им удастся предотвратить инциденты".
Когда до прибытия президента оставалось девять дней, американские и японские власти решили провести нечто вроде генеральной репетиции всей церемонии въезда Эйзенхауэра в столицу Японии. Случай представился 10 июня: в Токио в этот день прилетал личный представитель президента - секретарь Белого дома по делам печати Хегерти с заданием выяснить, все ли готово к приезду заокеанского гостя. Но этим же случаем не замедлили воспользоваться и руководители организаций противников "договора безопасности". Они призвали всех патриотов показать посланцу Белого дома, что ждет президента США на японской земле.
Не упустил в тот день и я возможности посмотреть собственными глазами, что произойдет на аэродроме Ханэда во время прилета Хегерти, и получил, откровенно говоря, большое удовольствие.
Самолет с Хегерти прибывал в три часа дня. Но уже с полудня на подступах к аэродрому собралось около сорока тысяч демонстрантов. Надписи на их плакатах были сделаны по-английски с явным расчетом на американских гостей. Их грамматика сильно хромала, а в стилистике отсутствовала обычная для японцев вежливость, если не сказать более: "Хегерти, проваливай прочь!", "Эйзенхауэр, не смей показываться в Японии!", "Мы искупаем Айка (сокращенное имя Эйзенхауэра.- И. Л.) в сточной канаве", "Эй, янки, мы не забыли Хиросиму и Нагасаки!".
Между плакатами, как символ решимости японского народа похоронить военный союз с США, рдели густым лесом красные полотнища с черными траурными повязками на бамбуковых древках.
На галереях аэропорта сторонники военного договора с США собрали свою "демонстрацию". Ее участники выглядели довольно комично и жалко. В большинстве своем это были какие-то старухи с американскими флажками в руках. В их же компании находилось несколько десятков молодчиков во френчах, державших плакаты с фашистскими эмблемами.
В три часа самолет с Хэгерти сделал круг, приземлился и стал подруливать к зданию аэровокзала. В этот момент людские тучи, черневшие на краю летного поля, всколыхнулись и двинулись к аэровокзалу. Красные флаги, развевавшиеся над головами людей, создавали впечатление, будто огненная лавина хлынула на зеленое поле. Сначала эта лавина катилась медленно и беззвучно, но затем понеслась с нараставшей скоростью, сотрясая воздух раскатистым гулом. Заметив приближение этой грозной лавины, старухи и фашистские молодчики стали в панике разбегаться.
В этот момент Хегерти спустился по трапу, переговариваясь с прибывшим его встретить послом США в Японии Макартуром. Как выяснилось потом, посол предлагал ему пересесть в вертолет и таким путем избежать встречи с демонстрантами. Но Хегрети высокомерно отклонил это предложение: ему ли, помощнику президента США, бежать от каких-то демонстрантов-коммунистов?!
С галереи аэропорта мне было видно, как Хегерти поспешно нырнул в черный лимузин, Макартур последовал за ним. Машина рванулась из под крыла самолета и понеслась на предельной скорости, вызывающе распустив на флагштоке полосатый со звездами флаг. Обогнув здание аэровокзала, она вылетела на шоссе и... зарылась в кипящем море красных знамен и антиамериканских плакатов.
Вместе с корреспондентом ТАСС Виктором Зацепиным, который, как и я, приехал на аэродром, мы бросились бегом туда, где демонстранты, в большинстве своем рабочие и студенты, окружив машину плотным кольцом, раскачивали ее, пытаясь опрокинуть. Несколько человек взобрались на капот мотора и крышу, торжествующе размахивая руками, в то время как другие колотили древками по зеленым дымчатым стеклам лимузина и кричали в лица притаившимся там пассажирам: "Вон из Японии!", "Проваливай к черту!", "Так будет встречен и твой Эйзенхауэр!"
Спустя минут двадцать к месту происшествия прибыл батальон полиции, а над головами полицейских стал кружить вертолет вооруженных сил США, вздымая клочья травы и клубы пыли.
Мы с Зацепиным, стоя поодаль, весело смеясь, обменивались репликами. Мой шофер Сато-сан пытался фотографировать все происходящее. Попытки полиции пробиться к машине и расчистить от людей площадку для посадки вертолета несколько раз терпели неудачу. А Хегерти и его спутники тем временем продолжали отсиживаться в машине, выслушивая волей-неволей антиамериканские и антивоенные лозунги, а заодно и весь репертуар боевых песен демонстрантов: "Интернационал", "Варшавянку", "Красное знамя" (песня японских коммунистов) и другие. Так прошло около часа.
Затем, получив подкрепление, отряд полиции в несколько сот человек прорвался к автомобилю. Над крышей машины завис вертолет. Один из его пилотов выбросил веревку с петлей на конце. Полицейские, подхватив Хегерти под руки, подняли его на уровень кабины вертолета. Толчок снизу - и американский гость исчез в кабине. Вертолет взмыл вверх. А вслед ему полетели палки, камни и проклятия. Мы с Зацепиным громко хохотали, наслаждаясь всем этим спектаклем.
Кстати сказать, вертолету не удалось затем совершить посадку на территории американского посольства, которая также была в тот момент окружена демонстрантами. Сел вертолет с Хегерти несколько поодаль - на территории Управления обороны, осуществлявшего руководство японскими "силами самообороны". Оттуда Хегерти на машине добрался до здания посольства США и проник в него через заднюю калитку.
На следующий день Хегерти сделал заявление для печати, сказав, что ему никогда еще не приходилось сталкиваться с "такой большой и серьезной демонстрацией". Тогда же сделал заявление и Киси, в котором с сожалением отмечалось, что инцидент на аэродроме Ханэда "нанес сильный ущерб отношениям Японии с США" и содержались угрозы по адресу тех, кто задержал американские машины возле аэродрома.
Моя корреспонденция с репортажем о том, что случилось в Токио с Хегерти, была напечатана в "Правде" на следующий день - 11 июня. Но дежурный по выпуску, получивший эту корреспонденцию в поздние часы, когда весь номер был уже сверстан, стал, как мне объяснили потом, в спешке сокращать ее текст и, не придумав мгновенно ничего лучшего, снял два-три первых абзаца, где писалось о большой политической значимости происшедшего инцидента, и начал мой репортаж с места события шаблонной, но совершенно неуместной фразой: "Телеграф разнес по всему свету новость: сегодня в Токио..." При чем тут телеграф, если корреспондент пишет о том, что он видел собственными глазами?! Но что поделаешь: спешка в работе газетчиков часто приводит к куда большим несуразностям.
"Токио, июнь 1960 года..." - пролистываю свои записи и публикации тех дней и перед глазами встают трепещущие на ветру красные знамена и нескончаемые потоки людей, движущихся по улицам с пением "Интернационала" и других боевых пролетарских песен. В те годы "Интернационал" служил гимном и для коммунистической, и для социалистической партий, и для рабочих профсоюзов.
Зато нигде в мире, кроме Японии, не прибегали демонстранты на улицах к шеренговому маршу: шеренговый марш (гёрэцукосин) - это демонстрация воли, решимости, силы и сплоченности. Взяв друг друга под руки, локоть к локтю и ладонь в ладонь, люди образуют спаянные шеренги. Находящиеся в первом ряду держат древко знамени горизонтально и по команде "вассёй!" устремляются вперед с тем же возгласом. За ними следуют остальные, причем движение идет не по прямой линии, а зигзагами. Сотни людей сливают свои движения и голоса в единый порыв. Каждого из них, словно на крыльях, несет гигантская сила инерции всех движущих людей. "Вассёй!" - кричит на бегу командир колонны. "Вассёй!" - отвечает вся колонна на следующем такте. И так снова и снова, вперед и вперед: "вассёй!", "вассёй!", "вассёй!"
Японцам такой способ демонстраций известен исстари. В средневековье с возгласом "вассёй!" двигались по улицам и дорогам участники религиозных шествий. Такие обрядовые процессии в дни местных религиозных праздников можно видеть и в наши дни в японских городах и поселках. Но в массовых антиамериканских, антиправительственных выступлениях 1960 года японские патриоты вложили в старую национальную форму свое боевое содержание. В те дни участники шеренговых маршей наряду с криками "вассёй!", скандировали еще: "Киси - вон!", "Айк - прочь!", "Договор долой!"