Страница:
Не будучи уверен в том, что новое руководство газеты "Правда" разделяло в то время мое негодование по поводу безответственных выступлений в Японии в поддержку японских территориальных домогательств таких наших визитеров как Сахаров и Ельцин (мои статьи с резкой критикой подобных выступлений не были опубликованы в газете), я тем не менее послал в редакцию большой комментарий с осуждением предательской прояпонской позиции московского градоначальника. Касаясь непорядочного поведения в Японии таких советских визитеров как Г. Попов, я писал в этой статье:
"Чем же руководствуются те из наших общественных деятелей и публицистов, кто стремится сегодня заронить всевозможные сомнения в справедливости политических и юридических основ послевоенного урегулирования на Дальнем Востоке? Если верить их утверждениям, то движет ими всего лишь стремление к исторической истине. Пусть будет так. Беда, однако, в том, что в поисках этой истины они игнорируют серьезные исторические исследования по данному вопросу, изданные как в Советском Союзе, так и за рубежом. Доверяясь почему-то лишь японским политикам, историкам и журналистам, они сбрасывают со счетов куда более глубокие и объективные исследования других ученых, включая многих советских историков... Поддакивания японским территориальным домогательствам,писалось далее в моей статье,- в отношении нашей страны, основанные на непризнании итогов второй мировой войны и искажении роли Советского Союза в этой войне, трудно рассматривать как личное дело отдельных наших соотечественников, приехавших в гости к японцам и пытающихся сказать и сделать нечто им приятное. Дело это отнюдь не личное. Ведь японские средства массовой информации, скрупулезно фиксируя подобные высказывания, истолковывают их как симптомы близящегося отказа СССР от принципа незыблемости послевоенных границ, как проявления его неспособности противостоять далее японскому нажиму, как готовность идти на уступки тем территориальным притязаниям, которые до сих пор отвергались советской стороной. Подхватывая подобные безответственные заявления, японская пресса неизменно использует их в качестве аргумента в пользу дальнейшего усиления дипломатического нажима на СССР. При этом в сознании общественности сеются иллюзии, будто такой нажим необходим Японии и уже дает желаемый эффект. Тем самым, хотят того или нет некоторые наши соотечественники, их поддакивание японской стороне в ее территориальных домогательствах объективно лишь разжигает аппетит тех местных политиков, которые зарятся на наши земли. А аппетиту этому нет предела: ведь притязания на четыре южных острова Курильской гряды - это минимальные требования, выдвигаемые лишь частью местных партий и общественных организаций. Другая же часть требует большего - передачи Японии всех Курил, а то и южной части Сахалина...
Наивны, неверны и даже обманчивы и расчеты тех советских гостей, которые, пробыв в Токио несколько дней, всерьез поверили разговорам местных политиков о "щедрых" материальных компенсациях, которые-де получит СССР за территориальные уступки Японии. Подобные посулы, рассчитанные на легковерных, исходят от не очень-то надежных людей: либо политических деятелей, либо чиновников внешнеполитического ведомства, не располагающих на деле экономической властью и соответствующими материальными ресурсами. Что же касается финансовых кругов этой страны, вершащих ее экономическую политику и определяющих направление крупных зарубежных капиталовложений и кредитов, то вот у них-то и нет пока желания вкладывать значительные капиталы в нынешнюю советскую экономику. И не столько потому, что СССР не уступает японским территориальным требованиям, сколько потому, что они считают это для себя невыгодным".
Вопреки моим скептическим предположениям большая моя статья с процитированными выше абзацами была опубликована в "Правде" 1 ноября 1990 года под заголовком "Пребывая в гостях...". Я был рад, ибо в ней мне удалось лишний раз заклеймить позором ту политическую шваль, которая, приезжая в Японию, пыталась торговать тем, что ей не принадлежало - землями нашего Отечества.
Визит М. Горбачева в Японию,
его освещение в прессе и реальные итоги
По мере приближения дня официального визита Горбачева в Японию токийские политические деятели, дипломаты и печать предались "большим ожиданиям". В своих публичных заявлениях они уверяли общественность в том, что этот визит приведет к долгожданному решению территориального спора двух стран и станет поворотным пунктом в развитии японо-советских отношений. Повод для таких ожиданий у них тогда был: ведь никогда еще за всю историю русско-японских и советско-японских отношений реальный глава нашего государства не бывал с официальным визитом на Японских островах. В царский период в конце XIX века, правда, вояж в Японию в качестве молодого наследника престола совершил будущий царь Николай II, но тогда он был всего лишь наследником, а не царем. В современный же период в Японии бывали заместители председателя Совета министров СССР, министры иностранных дел и председатели Президиума Верховного Совета СССР. Но, как известно, их посты были наделены сравнительно ограниченными властными полномочиями. На этот же раз в Токио прибывал реальный обладатель верховной государственной власти президент СССР М. Горбачев, окруженный к тому же стараниями средств массовой информации ореолом "великого реформатора" и прослывший благодаря тем же стараниям выдающейся личностью, способной на "дерзновенные" и "великие" исторические деяния, на "крутые повороты" не только во внутренней, но и во внешней политике.
Явно приукрашенная репутация "супер-реформатора", созданная совместными усилиями отечественной, американской, западноевропейской и японской прессы, давала основания рядовым жителям Страны восходящего солнца надеяться на то, что в дни визита Горбачева на Японские острова они станут свидетелями беспрецедентного исторического "чуда" - добровольной передачи Горбачевым Японии требуемых ею четырех Курильских островов в виде царственного дара высокого гостя из огромной страны - Советского Союза, где земли "столько, что девать ее некуда".
Конечно, отнюдь не все государственные деятели, политики и журналисты Японии были одинаково оптимистичны. Те из них, кто лучше представлял себе обстановку в нашей стране и непредсказуемый характер политических виляний и пируэтов Горбачева, предпочитали придерживаться сдержанных прогнозов. К числу таких трезвомыслящих аналитиков относился, например, президент японской газетной компании "Асахи" Накаэ Тоситада, побывавший в конце декабря 1990 года в Москве и взявший там интервью у Горбачева. Касаясь японо-советского территориального спора в беседе со мной, состоявшейся сразу же после его возвращения в Токио, Наказ сказал: "Наша газета, как видно из ее передовых статей, выступает за возвращение четырех северных островов Японии. Но в то же время мы считаем, что в ходе первого визита президента Горбачева в Японию данная проблема вряд ли может быть решена в том смысле, что японцам будет обещано возвращение либо всех четырех островов, либо двух островов, с условием что остальные острова будут переданы под опеку ООН. Предстоящий визит, судя по всему, не даст такого результата. С другой стороны, однако, мы надеемся, что высший руководитель Советского государства во время пребывания в Японии изложит в положительном, конструктивном ключе свои взгляды на пути решения данной проблемы. Газета "Асахи" надеется поэтому, что в канун визита президента Горбачева в Японию советская сторона прояснит свою позицию в данном вопросе"125.
Обоснованность осторожного прогноза Накаэ подтвердили итоги очередной поездки в Москву в январе 1991 года министра иностранных дел Накаямы Таро, цель которой состояла прежде всего в том, чтобы прощупать намерения советской стороны в отношении предстоявших в апреле переговоров на высшем уровне. Как показали беседы Накаямы, состоявшиеся в Москве, японскому гостю не удалось заручиться сколько-нибудь определенным согласием Кремля на уступки японским территориальным требованиям.
Не дала обнадеживающих результатов и предпринятая в марте того же года поездка в Москву влиятельного лидера японских консерваторов генерального секретаря ЛДП Одзавы Итиро. Как и Накаяме, Одзаве не удалось добиться от президента СССР каких-либо конкретных шагов навстречу японским территориальным требованиям. Как сообщала в своей передовой статье газета "Санкэй", "президент СССР не изъявил ни своей готовности возвратить Японии северные территории, ни своего намерения признать японский суверенитет над этими территориями"126. Однако соображения политического порядка, и прежде всего стремление преумножить в результате личных бесед с Горбачевым свой политический капитал, побудили Одзаву сделать хорошую мину при плохой игре и выступить по возвращении в Токио с многозначительными заявлениями, акцент в которых делался на подчеркивании "определенного прогресса" и "сдвигов к лучшему" в отношениях двух стран127. Причем, как мне кажется, Одзава в итоге поездки в Советский Союз и сам проникся искренним убеждением в обоснованности своих оптимистических прогнозов. Ведь окружали и обхаживали его в Москве все те же лукавые советники Горбачева, а также их сметливые помощники, наверняка пудрившие мозги японского гостя эзоповскими намеками на "исторические сдвиги" в отношениях Советского Союза с Японией, которые произойдут в результате визита Горбачева в Японию. А намеки этой придворной публики были сколь многообещающими, столь и безответственными.
К тому же для радикально мыслящих японцев было просто непонятным, как мог "великий реформатор" Горбачев ехать в Японию без заранее заготовленного "смелого решения". Иначе зачем нужна была ему эта поездка? Широкое хождение получило тогда в японском политическом мире убеждение в том, что само прибытие Горбачева в Токио обрекало его на благоприятный для обеих сторон исход встречи в верхах хотя бы потому, что для политического реноме президента СССР возвращение в Москву из далекой Японии "налегке", без каких-либо "эпохальных договоренностей" было бы чревато огромным минусом.
Тот же неистребимый оптимизм преобладал и в прогнозах японской прессы. Главная идея, навязывавшаяся общественности средствами массовой информации, сводилась к тому, что если президент СССР действительно подвержен "новому мышлению", то ему следовало бы по прибытии в Токио пойти навстречу территориальным требованиям японской стороны и принять "смелое решение" уступить Японии южные Курильские острова.
Таким образом, в канун приезда Горбачева в Японию в настроениях и правительства, и политических кругов, и прессы доминировало стремление к лобовому нажиму на советского гостя - нажиму, основанному на убеждении в том, что в условиях все углублявшегося экономического кризиса в СССР и появления в советском общественном мнении прояпонских настроений (которые в Токио явно переоценивались) "великий реформатор", прослывший мастером компромиссов и уступок, не устоит перед отчаянным самурайским натиском и пойдет навстречу японским требованиям.
Будучи в Токио и читая изо дня в день самоуверенную и развязную болтовню японских государственных деятелей и политиков по поводу того, как будет загнан в угол Горбачев на переговорах с японской стороной и какими островами Курильской гряды ему придется поступиться, я с нетерпением ждал реакции на эту шумиху министерства иностранных дел или какого-либо иного нашего правительственного учреждения. Ведь элементарная забота о достоинстве своей страны и ее руководителей требовала от нашей дипломатии своевременного одергивания участников этой безответственной пропагандистской возни, напоминавшей дележ не в меру жадными охотниками шкуры еще не убитого медведя. К сожалению, подобной реакции так и не последовало. А прибывший в конце марта 1991 года на два дня в Токио новый министр иностранных дел СССР А. Бессмертных (с целью окончательного согласования программы визита Горбачева в Японию) сделал вид, что подобные публичные споры японских министров и политиков по поводу отторжения "северных территорий" от нашей страны его не касаются. Более того, в высказываниях А. Бессмертных при встречах с японскими государственными деятелями, а также на пресс-конференциях появилось новое словосочетание "территориальное размежевание". Оно употреблялось им при упоминаниях об основных целях предстоявших переговоров на высшем уровне. И это не могло не настораживать как курильчан, так и вообще наших соотечественников: о каком "территориальном размежевании" могла идти речь, если советско-японские границы вполне четко были определены еще сорок шесть лет тому назад и с тех пор оставались неизменными? Такое новшество давало основания нам, находившимся в Токио и наблюдавшим за всем происходившим с близкого расстояния, делать тревожные предположения, что в позиции МИД СССР назревали какие-то подвижки, чреватые ущемлением национальных интересов нашей страны. Японских же комментаторов это новое словосочетание укрепило в надежде на то, что советское руководство готовится к переносу на север линии советско-японской границы.
Однако, руководствуясь в своих расчетах лишь японскими интересами, большинство токийских политиков и журналистов плохо представляли себе тогдашнее соотношение сил в Кремле. С уходом Шеварднадзе с поста министра иностранных дел, последовавшим после его истеричного выступления на съезде народных депутатов, влияние консервативного крыла КПСС и армейского руководства на поведение Горбачева стало сказываться в первые месяцы 1991 года заметнее, чем прежде. И это повлияло на ход подготовки к визиту в Японию.
Известно, что готовили визит в основном сторонники частичного удовлетворения японских территориальных притязаний - "близкие ко двору" представители академической элиты и их доверенные помощники, возглавлявшие японоведческие центры в ИМЭМО, ИВАН и некоторых других научных учреждениях. Однако, по слухам, дошедшим до меня в Токио, в дни, предшествовавшие отъезду Горбачева в Японию, ему пришлось встретиться с видными представителями военных кругов и иметь с ними не очень-то приятную беседу. В ходе этой встречи генералы потребовали от него отказа от намерений поступаться даже двумя из четырех южных островов Курильской гряды (Хабомаи и Шикотан). И высказано было такое требование столь настойчиво, что за этим последовал отказ Горбачева от того "компромиссного" сценария переговоров, который готовили ему академические "голуби" типа Яковлева, Примакова и Арбатова, а также мидовские чиновники, старавшиеся, как всегда, держать носы по ветру. Иначе чем объяснить, что за несколько дней до отъезда Горбачева в Японию руководящие работники посольства СССР в Токио, многозначительно намекавшие до тех пор на возможность "компромисса", вдруг "сменили пластинку" и настроились на иной лад? Не забуду, с каким тревожным недоумением в глазах полушепотом сообщил мне один из советников посольства ставшую только что известной ему новость, что "ни о каком компромиссе речь не пойдет" и что "позиция Горбачева будет твердой".
Подтверждением тому, что идеи "компромисса", с которыми так долго носились советские и японские "голуби", не получили на последнем этапе поддержки Горбачева, стало интервью министра обороны СССР Д. Язова, данное в Москве корреспонденту газеты "Майнити" Коно Кэнъити и опубликованное этой газетой 10 апреля. В интервью прямо говорилось о том, что в территориальном споре Советского Союза с Японией "нет места для компромисса". Выделяя эти слова министра обороны, корреспондент газеты "Майнити" писал: "Язов высказал твердую точку зрения военных кругов на северные территории, заявив, что четыре острова весьма важны как пограничные форпосты Советского Союза и в этом смысле имеют жизненное значение для безопасности страны. Если, по его словам, территориальный вопрос стал бы решаться с выгодой для Токио, то это означало бы принесение в жертву безопасности Советского Союза. Отметив, что не может быть и речи также о продаже северных территорий, он дал понять, что острова не станут разменной монетой в торге за получение экономической помощи Японии. В ходе интервью Язов отказался также признать сохранение юридической силы, содержавшегося в японо-советской декларации 1956 согласия сторон на возвращение Японии островов Хабомаи и Шикотан. "Я никогда не читал этой декларации,- сказал он.- Люди, которые воевали с Японией в 1945 году, настроены против возвращения островов Японии. И Горбачев, конечно, не сможет решить этот вопрос по собственному усмотрению"128.
Столь жесткий характер заявления Язова говорил о многом. Ведь, как ясно показали вскоре августовские события 1991 года в Москве, Язов по сравнению с генералами Варенниковым, Ахромеевым и некоторыми другими советскими военачальниками не отличался ни мужеством, ни твердой волей, ни независимостью взглядов и, следовательно, сам по себе навряд ли отважился бы на столь категоричное заявление. Значит, за интервью скрывалось не столько его личное мнение, сколько мнение других влиятельных руководителей министерства обороны СССР и, может быть, всего консервативного крыла КПСС.
Косвенным свидетельством негативного отношения советских военачальников к тогдашней идее решения территориального спора с Японией путем уступок части Курильских островов стала и публикация 11 апреля 1991 года в газете "Известия" высказываний первого заместителя начальника Генерального Штаба Вооруженных Сил генерал-полковника Б. Омеличева. В своем интервью генерал сказал в частности: "Острова Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи представляют собой естественный рубеж со стороны Тихого океана на подходах к Охотскому морю и Советскому Приморью. Они, как вы понимаете, с одной стороны, существенно расширяют сферу нашей материковой обороны, с другой - обеспечивают безопасность коммуникаций, связывающих Советской Приморье и Камчатку. Кроме того, не надо забывать, что через проливы, отделяющие эти острова, пролегают важные для нас морские пути"129.
Твердая политика военных кругов отрезвляющим образом повлияла на руководящих мидовских чиновников, находившихся в предыдущие месяцы под прессом "голубей" из горбачевского окружения и нерешительно мусоливших в своих кабинетах всевозможные планы "компромиссного" решения территориального спора. В последнюю минуту им пришлось настроиться на иной, не столь уступчивый лад. Патриотические силы в правительственных кругах Советского Союза сумели в последнюю минуту заставить "великого реформатора" отказаться от подсунутого ему поборниками "нового мышления" сценария переговоров с Японией. А это в свою очередь предопределило неосуществимость того "исторического прорыва", на который подталкивали честолюбивого, но недалекого Горбачева все предыдущие месяцы академические "мудрецы" из его ближнего окружения.
Подробности приезда и пребывания Горбачева в Японии с 16 по 19 апреля я не собираюсь описывать. Эта тема заняла бы слишком много места. Потребовалось бы обстоятельное описание того, сколь торжественно был он встречен японскими государственными деятелями, как заалели советскими флагами центральные улицы японской столицы в дни его пребывания, какой великолепный дворец в центре Токио стал его резиденцией, как чинно прошли его встречи с японским императором Акихито, а также с японскими государственными деятелями, политиками и финансовыми магнатами, какой огромный интерес средств массовой информации вызвали его выступления в парламенте и на заключительной пресс-конференции... Не буду вдаваться также в подробное перечисление всех наших высоких должностных лиц, прибывших на Японском острове в составе многочисленной президентской свиты, среди которых были и министр иностранных дел СССР А. Бессмертных, и тогда еще малоизвестный и маловлиятельный министр иностранных дел РСФСР А. Козырев, и большая группа личных советников президента, включая, кстати сказать, и тех экспертов-японоведов, которые подготовили в свое время программу территориальных уступок Японии под названием "два плюс альфа".
Стоит отметить только в этой связи довольно случайный и странный подбор лиц, вошедших наряду с Горбачевым в состав официальной правительственной делегации. Некоторые из них не имели никакого отношения к советско-японским делам. И в то же время не оказался в составе официальной делегации специально прибывшего тогда в Токио В. П. Федорова - губернатора Сахалинской области, в состав которой входят все Курильские острова. Храня достоинство и выражая свое несогласие с таким решением президента, сахалинский губернатор в день начала переговоров демонстративно направился в токийский аэропорт с атташе-кейсом в руках и ближайшим же рейсом вылетел в Советский Союз.
Что же касается содержания советско-японских переговоров на высшем уровне, то есть М. Горбачева с японским премьер-министром Кайфу Тосики, то, как и предполагалось, стержневой темой стало на них обсуждение пресловутого "территориального вопроса". Именно этим "вопросом" интересовалась прежде всего японская сторона. Достаточно сказать, что в отличие от общепризнанной практики встреч на высшем уровне по настоянию японской стороны переговоры начались не с обсуждения общих вопросов международных отношений, а с территориального спора двух стран130.
Уже на первой встрече Горбачева с премьер-министром Японии Кайфу японская сторона стала настаивать на том, чтобы президент СССР подтвердил свое согласие с текстом Совместной советско-японской декларации 1956 года, и прежде всего со статьей 9 этой декларации, где констатировалась готовность Советского Союза передать Японии острова Хабомаи и Шикотан после подписания обеими странами мирного договора. Однако неожиданно для японцев Горбачев не проявил желания идти навстречу даже этому требованию японской стороны, которое рассматривалось японцами лишь как начало дальнейшего территориальнога торга. Видимо, в данном случае возымел-таки действие наказ, полученный Горбачевым накануне поездки в Японию от военных кругов и консервативной части руководства КПСС. И это было тем более примечательно, что основную часть окружавших его советников составляли сторонники "полюбовного компромисса" с Японией.
Так начал рушиться японский план переговоров с президентом СССР, предполагавший как максимум заполучение от Советского Союза всех четырех южных островов Курильской гряды, а как минимум - признание Горбачевым потенциального суверенитета Японии над четырьмя Курильскими островами с безотлагательной уступкой японцам островов Малой Курильской гряды. Уходя от настоятельных призывов Кайфу к принятию "смелых политических решений", Горбачев стремился переключить внимание японской стороны на такие вопросы отношений двух стран как экономическое сотрудничество, научные связи, культурный обмен, общественные контакты и т.п. Сопровождалось это стремление свойственными "отцу перестройки" многозначительными на первый взгляд, а в общем-то довольно пустоватыми рассуждениями о необходимости поднятия советско-японских отношений на "более высокий уровень", придания им "большей динамики", выходе обеих стран на "новые рубежи" и т.д. и т.п.
Но японского премьер-министра эти аспекты отношений с Советским Союзом не очень-то интересовали. Безрезультатно окончились поэтому 16 и 17 апреля первое, второе и третье заседания руководителей двух стран, что вынудило организаторов переговоров торопливо пересмотреть программу пребывания Горбачева в Японии, отменить его поездки на промышленные предприятия Иокогамы и Кавасаки, а вместо этого проводить 18 апреля четвертое, а затем пятое и шестое заседания с обсуждением все того же "территориального вопроса".
Просчет японского руководства заключался на этих переговорах, видимо, в том, что оно слишком положилось на информацию, полученную ранее от тех советских японоведов и журналистов, которые были связаны с ближайшими советниками Горбачева и ошибочно считали, что по приезде в Японию их "шефу" непременно придется пойти на те самые уступки, в которых им давно виделся "единственный путь" к завершению территориального спора двух стран. Японской стороне казалось поэтому, что стоит ей еще чуть-чуть нажать на высокого гостя - и он пойдет навстречу ее требованиям. Однако, сколько ни старался Кайфу склонить Горбачева к подтверждению статьи 9 Совместной декларации 1956 года, такого подтверждения из уст своего собеседника он так и не получил.
"Чем же руководствуются те из наших общественных деятелей и публицистов, кто стремится сегодня заронить всевозможные сомнения в справедливости политических и юридических основ послевоенного урегулирования на Дальнем Востоке? Если верить их утверждениям, то движет ими всего лишь стремление к исторической истине. Пусть будет так. Беда, однако, в том, что в поисках этой истины они игнорируют серьезные исторические исследования по данному вопросу, изданные как в Советском Союзе, так и за рубежом. Доверяясь почему-то лишь японским политикам, историкам и журналистам, они сбрасывают со счетов куда более глубокие и объективные исследования других ученых, включая многих советских историков... Поддакивания японским территориальным домогательствам,писалось далее в моей статье,- в отношении нашей страны, основанные на непризнании итогов второй мировой войны и искажении роли Советского Союза в этой войне, трудно рассматривать как личное дело отдельных наших соотечественников, приехавших в гости к японцам и пытающихся сказать и сделать нечто им приятное. Дело это отнюдь не личное. Ведь японские средства массовой информации, скрупулезно фиксируя подобные высказывания, истолковывают их как симптомы близящегося отказа СССР от принципа незыблемости послевоенных границ, как проявления его неспособности противостоять далее японскому нажиму, как готовность идти на уступки тем территориальным притязаниям, которые до сих пор отвергались советской стороной. Подхватывая подобные безответственные заявления, японская пресса неизменно использует их в качестве аргумента в пользу дальнейшего усиления дипломатического нажима на СССР. При этом в сознании общественности сеются иллюзии, будто такой нажим необходим Японии и уже дает желаемый эффект. Тем самым, хотят того или нет некоторые наши соотечественники, их поддакивание японской стороне в ее территориальных домогательствах объективно лишь разжигает аппетит тех местных политиков, которые зарятся на наши земли. А аппетиту этому нет предела: ведь притязания на четыре южных острова Курильской гряды - это минимальные требования, выдвигаемые лишь частью местных партий и общественных организаций. Другая же часть требует большего - передачи Японии всех Курил, а то и южной части Сахалина...
Наивны, неверны и даже обманчивы и расчеты тех советских гостей, которые, пробыв в Токио несколько дней, всерьез поверили разговорам местных политиков о "щедрых" материальных компенсациях, которые-де получит СССР за территориальные уступки Японии. Подобные посулы, рассчитанные на легковерных, исходят от не очень-то надежных людей: либо политических деятелей, либо чиновников внешнеполитического ведомства, не располагающих на деле экономической властью и соответствующими материальными ресурсами. Что же касается финансовых кругов этой страны, вершащих ее экономическую политику и определяющих направление крупных зарубежных капиталовложений и кредитов, то вот у них-то и нет пока желания вкладывать значительные капиталы в нынешнюю советскую экономику. И не столько потому, что СССР не уступает японским территориальным требованиям, сколько потому, что они считают это для себя невыгодным".
Вопреки моим скептическим предположениям большая моя статья с процитированными выше абзацами была опубликована в "Правде" 1 ноября 1990 года под заголовком "Пребывая в гостях...". Я был рад, ибо в ней мне удалось лишний раз заклеймить позором ту политическую шваль, которая, приезжая в Японию, пыталась торговать тем, что ей не принадлежало - землями нашего Отечества.
Визит М. Горбачева в Японию,
его освещение в прессе и реальные итоги
По мере приближения дня официального визита Горбачева в Японию токийские политические деятели, дипломаты и печать предались "большим ожиданиям". В своих публичных заявлениях они уверяли общественность в том, что этот визит приведет к долгожданному решению территориального спора двух стран и станет поворотным пунктом в развитии японо-советских отношений. Повод для таких ожиданий у них тогда был: ведь никогда еще за всю историю русско-японских и советско-японских отношений реальный глава нашего государства не бывал с официальным визитом на Японских островах. В царский период в конце XIX века, правда, вояж в Японию в качестве молодого наследника престола совершил будущий царь Николай II, но тогда он был всего лишь наследником, а не царем. В современный же период в Японии бывали заместители председателя Совета министров СССР, министры иностранных дел и председатели Президиума Верховного Совета СССР. Но, как известно, их посты были наделены сравнительно ограниченными властными полномочиями. На этот же раз в Токио прибывал реальный обладатель верховной государственной власти президент СССР М. Горбачев, окруженный к тому же стараниями средств массовой информации ореолом "великого реформатора" и прослывший благодаря тем же стараниям выдающейся личностью, способной на "дерзновенные" и "великие" исторические деяния, на "крутые повороты" не только во внутренней, но и во внешней политике.
Явно приукрашенная репутация "супер-реформатора", созданная совместными усилиями отечественной, американской, западноевропейской и японской прессы, давала основания рядовым жителям Страны восходящего солнца надеяться на то, что в дни визита Горбачева на Японские острова они станут свидетелями беспрецедентного исторического "чуда" - добровольной передачи Горбачевым Японии требуемых ею четырех Курильских островов в виде царственного дара высокого гостя из огромной страны - Советского Союза, где земли "столько, что девать ее некуда".
Конечно, отнюдь не все государственные деятели, политики и журналисты Японии были одинаково оптимистичны. Те из них, кто лучше представлял себе обстановку в нашей стране и непредсказуемый характер политических виляний и пируэтов Горбачева, предпочитали придерживаться сдержанных прогнозов. К числу таких трезвомыслящих аналитиков относился, например, президент японской газетной компании "Асахи" Накаэ Тоситада, побывавший в конце декабря 1990 года в Москве и взявший там интервью у Горбачева. Касаясь японо-советского территориального спора в беседе со мной, состоявшейся сразу же после его возвращения в Токио, Наказ сказал: "Наша газета, как видно из ее передовых статей, выступает за возвращение четырех северных островов Японии. Но в то же время мы считаем, что в ходе первого визита президента Горбачева в Японию данная проблема вряд ли может быть решена в том смысле, что японцам будет обещано возвращение либо всех четырех островов, либо двух островов, с условием что остальные острова будут переданы под опеку ООН. Предстоящий визит, судя по всему, не даст такого результата. С другой стороны, однако, мы надеемся, что высший руководитель Советского государства во время пребывания в Японии изложит в положительном, конструктивном ключе свои взгляды на пути решения данной проблемы. Газета "Асахи" надеется поэтому, что в канун визита президента Горбачева в Японию советская сторона прояснит свою позицию в данном вопросе"125.
Обоснованность осторожного прогноза Накаэ подтвердили итоги очередной поездки в Москву в январе 1991 года министра иностранных дел Накаямы Таро, цель которой состояла прежде всего в том, чтобы прощупать намерения советской стороны в отношении предстоявших в апреле переговоров на высшем уровне. Как показали беседы Накаямы, состоявшиеся в Москве, японскому гостю не удалось заручиться сколько-нибудь определенным согласием Кремля на уступки японским территориальным требованиям.
Не дала обнадеживающих результатов и предпринятая в марте того же года поездка в Москву влиятельного лидера японских консерваторов генерального секретаря ЛДП Одзавы Итиро. Как и Накаяме, Одзаве не удалось добиться от президента СССР каких-либо конкретных шагов навстречу японским территориальным требованиям. Как сообщала в своей передовой статье газета "Санкэй", "президент СССР не изъявил ни своей готовности возвратить Японии северные территории, ни своего намерения признать японский суверенитет над этими территориями"126. Однако соображения политического порядка, и прежде всего стремление преумножить в результате личных бесед с Горбачевым свой политический капитал, побудили Одзаву сделать хорошую мину при плохой игре и выступить по возвращении в Токио с многозначительными заявлениями, акцент в которых делался на подчеркивании "определенного прогресса" и "сдвигов к лучшему" в отношениях двух стран127. Причем, как мне кажется, Одзава в итоге поездки в Советский Союз и сам проникся искренним убеждением в обоснованности своих оптимистических прогнозов. Ведь окружали и обхаживали его в Москве все те же лукавые советники Горбачева, а также их сметливые помощники, наверняка пудрившие мозги японского гостя эзоповскими намеками на "исторические сдвиги" в отношениях Советского Союза с Японией, которые произойдут в результате визита Горбачева в Японию. А намеки этой придворной публики были сколь многообещающими, столь и безответственными.
К тому же для радикально мыслящих японцев было просто непонятным, как мог "великий реформатор" Горбачев ехать в Японию без заранее заготовленного "смелого решения". Иначе зачем нужна была ему эта поездка? Широкое хождение получило тогда в японском политическом мире убеждение в том, что само прибытие Горбачева в Токио обрекало его на благоприятный для обеих сторон исход встречи в верхах хотя бы потому, что для политического реноме президента СССР возвращение в Москву из далекой Японии "налегке", без каких-либо "эпохальных договоренностей" было бы чревато огромным минусом.
Тот же неистребимый оптимизм преобладал и в прогнозах японской прессы. Главная идея, навязывавшаяся общественности средствами массовой информации, сводилась к тому, что если президент СССР действительно подвержен "новому мышлению", то ему следовало бы по прибытии в Токио пойти навстречу территориальным требованиям японской стороны и принять "смелое решение" уступить Японии южные Курильские острова.
Таким образом, в канун приезда Горбачева в Японию в настроениях и правительства, и политических кругов, и прессы доминировало стремление к лобовому нажиму на советского гостя - нажиму, основанному на убеждении в том, что в условиях все углублявшегося экономического кризиса в СССР и появления в советском общественном мнении прояпонских настроений (которые в Токио явно переоценивались) "великий реформатор", прослывший мастером компромиссов и уступок, не устоит перед отчаянным самурайским натиском и пойдет навстречу японским требованиям.
Будучи в Токио и читая изо дня в день самоуверенную и развязную болтовню японских государственных деятелей и политиков по поводу того, как будет загнан в угол Горбачев на переговорах с японской стороной и какими островами Курильской гряды ему придется поступиться, я с нетерпением ждал реакции на эту шумиху министерства иностранных дел или какого-либо иного нашего правительственного учреждения. Ведь элементарная забота о достоинстве своей страны и ее руководителей требовала от нашей дипломатии своевременного одергивания участников этой безответственной пропагандистской возни, напоминавшей дележ не в меру жадными охотниками шкуры еще не убитого медведя. К сожалению, подобной реакции так и не последовало. А прибывший в конце марта 1991 года на два дня в Токио новый министр иностранных дел СССР А. Бессмертных (с целью окончательного согласования программы визита Горбачева в Японию) сделал вид, что подобные публичные споры японских министров и политиков по поводу отторжения "северных территорий" от нашей страны его не касаются. Более того, в высказываниях А. Бессмертных при встречах с японскими государственными деятелями, а также на пресс-конференциях появилось новое словосочетание "территориальное размежевание". Оно употреблялось им при упоминаниях об основных целях предстоявших переговоров на высшем уровне. И это не могло не настораживать как курильчан, так и вообще наших соотечественников: о каком "территориальном размежевании" могла идти речь, если советско-японские границы вполне четко были определены еще сорок шесть лет тому назад и с тех пор оставались неизменными? Такое новшество давало основания нам, находившимся в Токио и наблюдавшим за всем происходившим с близкого расстояния, делать тревожные предположения, что в позиции МИД СССР назревали какие-то подвижки, чреватые ущемлением национальных интересов нашей страны. Японских же комментаторов это новое словосочетание укрепило в надежде на то, что советское руководство готовится к переносу на север линии советско-японской границы.
Однако, руководствуясь в своих расчетах лишь японскими интересами, большинство токийских политиков и журналистов плохо представляли себе тогдашнее соотношение сил в Кремле. С уходом Шеварднадзе с поста министра иностранных дел, последовавшим после его истеричного выступления на съезде народных депутатов, влияние консервативного крыла КПСС и армейского руководства на поведение Горбачева стало сказываться в первые месяцы 1991 года заметнее, чем прежде. И это повлияло на ход подготовки к визиту в Японию.
Известно, что готовили визит в основном сторонники частичного удовлетворения японских территориальных притязаний - "близкие ко двору" представители академической элиты и их доверенные помощники, возглавлявшие японоведческие центры в ИМЭМО, ИВАН и некоторых других научных учреждениях. Однако, по слухам, дошедшим до меня в Токио, в дни, предшествовавшие отъезду Горбачева в Японию, ему пришлось встретиться с видными представителями военных кругов и иметь с ними не очень-то приятную беседу. В ходе этой встречи генералы потребовали от него отказа от намерений поступаться даже двумя из четырех южных островов Курильской гряды (Хабомаи и Шикотан). И высказано было такое требование столь настойчиво, что за этим последовал отказ Горбачева от того "компромиссного" сценария переговоров, который готовили ему академические "голуби" типа Яковлева, Примакова и Арбатова, а также мидовские чиновники, старавшиеся, как всегда, держать носы по ветру. Иначе чем объяснить, что за несколько дней до отъезда Горбачева в Японию руководящие работники посольства СССР в Токио, многозначительно намекавшие до тех пор на возможность "компромисса", вдруг "сменили пластинку" и настроились на иной лад? Не забуду, с каким тревожным недоумением в глазах полушепотом сообщил мне один из советников посольства ставшую только что известной ему новость, что "ни о каком компромиссе речь не пойдет" и что "позиция Горбачева будет твердой".
Подтверждением тому, что идеи "компромисса", с которыми так долго носились советские и японские "голуби", не получили на последнем этапе поддержки Горбачева, стало интервью министра обороны СССР Д. Язова, данное в Москве корреспонденту газеты "Майнити" Коно Кэнъити и опубликованное этой газетой 10 апреля. В интервью прямо говорилось о том, что в территориальном споре Советского Союза с Японией "нет места для компромисса". Выделяя эти слова министра обороны, корреспондент газеты "Майнити" писал: "Язов высказал твердую точку зрения военных кругов на северные территории, заявив, что четыре острова весьма важны как пограничные форпосты Советского Союза и в этом смысле имеют жизненное значение для безопасности страны. Если, по его словам, территориальный вопрос стал бы решаться с выгодой для Токио, то это означало бы принесение в жертву безопасности Советского Союза. Отметив, что не может быть и речи также о продаже северных территорий, он дал понять, что острова не станут разменной монетой в торге за получение экономической помощи Японии. В ходе интервью Язов отказался также признать сохранение юридической силы, содержавшегося в японо-советской декларации 1956 согласия сторон на возвращение Японии островов Хабомаи и Шикотан. "Я никогда не читал этой декларации,- сказал он.- Люди, которые воевали с Японией в 1945 году, настроены против возвращения островов Японии. И Горбачев, конечно, не сможет решить этот вопрос по собственному усмотрению"128.
Столь жесткий характер заявления Язова говорил о многом. Ведь, как ясно показали вскоре августовские события 1991 года в Москве, Язов по сравнению с генералами Варенниковым, Ахромеевым и некоторыми другими советскими военачальниками не отличался ни мужеством, ни твердой волей, ни независимостью взглядов и, следовательно, сам по себе навряд ли отважился бы на столь категоричное заявление. Значит, за интервью скрывалось не столько его личное мнение, сколько мнение других влиятельных руководителей министерства обороны СССР и, может быть, всего консервативного крыла КПСС.
Косвенным свидетельством негативного отношения советских военачальников к тогдашней идее решения территориального спора с Японией путем уступок части Курильских островов стала и публикация 11 апреля 1991 года в газете "Известия" высказываний первого заместителя начальника Генерального Штаба Вооруженных Сил генерал-полковника Б. Омеличева. В своем интервью генерал сказал в частности: "Острова Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи представляют собой естественный рубеж со стороны Тихого океана на подходах к Охотскому морю и Советскому Приморью. Они, как вы понимаете, с одной стороны, существенно расширяют сферу нашей материковой обороны, с другой - обеспечивают безопасность коммуникаций, связывающих Советской Приморье и Камчатку. Кроме того, не надо забывать, что через проливы, отделяющие эти острова, пролегают важные для нас морские пути"129.
Твердая политика военных кругов отрезвляющим образом повлияла на руководящих мидовских чиновников, находившихся в предыдущие месяцы под прессом "голубей" из горбачевского окружения и нерешительно мусоливших в своих кабинетах всевозможные планы "компромиссного" решения территориального спора. В последнюю минуту им пришлось настроиться на иной, не столь уступчивый лад. Патриотические силы в правительственных кругах Советского Союза сумели в последнюю минуту заставить "великого реформатора" отказаться от подсунутого ему поборниками "нового мышления" сценария переговоров с Японией. А это в свою очередь предопределило неосуществимость того "исторического прорыва", на который подталкивали честолюбивого, но недалекого Горбачева все предыдущие месяцы академические "мудрецы" из его ближнего окружения.
Подробности приезда и пребывания Горбачева в Японии с 16 по 19 апреля я не собираюсь описывать. Эта тема заняла бы слишком много места. Потребовалось бы обстоятельное описание того, сколь торжественно был он встречен японскими государственными деятелями, как заалели советскими флагами центральные улицы японской столицы в дни его пребывания, какой великолепный дворец в центре Токио стал его резиденцией, как чинно прошли его встречи с японским императором Акихито, а также с японскими государственными деятелями, политиками и финансовыми магнатами, какой огромный интерес средств массовой информации вызвали его выступления в парламенте и на заключительной пресс-конференции... Не буду вдаваться также в подробное перечисление всех наших высоких должностных лиц, прибывших на Японском острове в составе многочисленной президентской свиты, среди которых были и министр иностранных дел СССР А. Бессмертных, и тогда еще малоизвестный и маловлиятельный министр иностранных дел РСФСР А. Козырев, и большая группа личных советников президента, включая, кстати сказать, и тех экспертов-японоведов, которые подготовили в свое время программу территориальных уступок Японии под названием "два плюс альфа".
Стоит отметить только в этой связи довольно случайный и странный подбор лиц, вошедших наряду с Горбачевым в состав официальной правительственной делегации. Некоторые из них не имели никакого отношения к советско-японским делам. И в то же время не оказался в составе официальной делегации специально прибывшего тогда в Токио В. П. Федорова - губернатора Сахалинской области, в состав которой входят все Курильские острова. Храня достоинство и выражая свое несогласие с таким решением президента, сахалинский губернатор в день начала переговоров демонстративно направился в токийский аэропорт с атташе-кейсом в руках и ближайшим же рейсом вылетел в Советский Союз.
Что же касается содержания советско-японских переговоров на высшем уровне, то есть М. Горбачева с японским премьер-министром Кайфу Тосики, то, как и предполагалось, стержневой темой стало на них обсуждение пресловутого "территориального вопроса". Именно этим "вопросом" интересовалась прежде всего японская сторона. Достаточно сказать, что в отличие от общепризнанной практики встреч на высшем уровне по настоянию японской стороны переговоры начались не с обсуждения общих вопросов международных отношений, а с территориального спора двух стран130.
Уже на первой встрече Горбачева с премьер-министром Японии Кайфу японская сторона стала настаивать на том, чтобы президент СССР подтвердил свое согласие с текстом Совместной советско-японской декларации 1956 года, и прежде всего со статьей 9 этой декларации, где констатировалась готовность Советского Союза передать Японии острова Хабомаи и Шикотан после подписания обеими странами мирного договора. Однако неожиданно для японцев Горбачев не проявил желания идти навстречу даже этому требованию японской стороны, которое рассматривалось японцами лишь как начало дальнейшего территориальнога торга. Видимо, в данном случае возымел-таки действие наказ, полученный Горбачевым накануне поездки в Японию от военных кругов и консервативной части руководства КПСС. И это было тем более примечательно, что основную часть окружавших его советников составляли сторонники "полюбовного компромисса" с Японией.
Так начал рушиться японский план переговоров с президентом СССР, предполагавший как максимум заполучение от Советского Союза всех четырех южных островов Курильской гряды, а как минимум - признание Горбачевым потенциального суверенитета Японии над четырьмя Курильскими островами с безотлагательной уступкой японцам островов Малой Курильской гряды. Уходя от настоятельных призывов Кайфу к принятию "смелых политических решений", Горбачев стремился переключить внимание японской стороны на такие вопросы отношений двух стран как экономическое сотрудничество, научные связи, культурный обмен, общественные контакты и т.п. Сопровождалось это стремление свойственными "отцу перестройки" многозначительными на первый взгляд, а в общем-то довольно пустоватыми рассуждениями о необходимости поднятия советско-японских отношений на "более высокий уровень", придания им "большей динамики", выходе обеих стран на "новые рубежи" и т.д. и т.п.
Но японского премьер-министра эти аспекты отношений с Советским Союзом не очень-то интересовали. Безрезультатно окончились поэтому 16 и 17 апреля первое, второе и третье заседания руководителей двух стран, что вынудило организаторов переговоров торопливо пересмотреть программу пребывания Горбачева в Японии, отменить его поездки на промышленные предприятия Иокогамы и Кавасаки, а вместо этого проводить 18 апреля четвертое, а затем пятое и шестое заседания с обсуждением все того же "территориального вопроса".
Просчет японского руководства заключался на этих переговорах, видимо, в том, что оно слишком положилось на информацию, полученную ранее от тех советских японоведов и журналистов, которые были связаны с ближайшими советниками Горбачева и ошибочно считали, что по приезде в Японию их "шефу" непременно придется пойти на те самые уступки, в которых им давно виделся "единственный путь" к завершению территориального спора двух стран. Японской стороне казалось поэтому, что стоит ей еще чуть-чуть нажать на высокого гостя - и он пойдет навстречу ее требованиям. Однако, сколько ни старался Кайфу склонить Горбачева к подтверждению статьи 9 Совместной декларации 1956 года, такого подтверждения из уст своего собеседника он так и не получил.