Упомянул я выше о массовых забастовочных боях японских профсоюзов в 70-е годы еще и по другой, более важной причине. Дело в том, что нередко в нашей и в зарубежной литературе как нечто само собой разумеющееся высказывается мнение, что-де заработная плата и жизненный уровень людей наемного труда возрастали в Японии по мере роста производственных возможностей страны, увеличения ее валового национального продукта и роста прибылей японских предпринимателей. При этом создавалось впечатление, что чем больше доходы получали в ходе роста промышленного производства владельцы японских корпораций и фирм, тем больше они проявляли готовность делиться этими доходами со своим наемным персоналом - рабочими и служащими предприятий страны. Но ошибочность таких и тому подобных мыслей наглядно опровергалась японской действительностью в дни "весенних наступлений" японских трудящихся. Ведь каждый раз любое, даже самое мизерное повышение заработной платы рабочих и служащих вырывалось профсоюзами у предпринимателей лишь в итоге долгих и яростных торгов с предпринимателями, а чаще всего после массовых забастовок или под угрозой их проведения. И мне как непосредственному свидетелю этих классовых боев, остро ощущавшему их высокий накал, трудно и невозможно соглашаться с восторженным щебетом тех журналистов и ученых мужей, которые в наши дни проявляют склонность приписывать не профсоюзам, а японским предпринимателям мнимые заслуги в постепенном повышении заработной платы и жизненного уровня японского населения.
   Острой проблемой, связанной с угрозой здоровью и духовному комфорту многих миллионов японских граждан, стала в Японии 70-х годов проблема защиты населения от порчи и загрязнения окружающей его среды. С этой проблемой мне приходилось сталкиваться постоянно на протяжении всего моего вторичного пребывания в Японии в качестве корреспондента "Правды".
   Много пришлось мне писать, в частности, об угрозе нависшей в те годы над живописной и благодатной природой Японских островов. Да и как было не писать, если тревогу по этому поводу била тогда вся пресса Японии. "Суммируя итоги прошедшего десятилетия,- писалось летом 1974 года в газете "Ёмиури",- японцам приходится констатировать, что они много приобрели, но в то же время многое потеряли. Одна из этих потерь - природа страны"38.
   Буквально, конечно, эти слова понимать не следовало. Еще и в те годы в Японии оставалось немало территорий, сохранявших девственный вид. Беда, однако, заключалась в том, что наслаждение благами природы к началу 70-х годов стало для большинства японцев дорогим, малодоступным и редким удовольствием.
   Одной из причин тому стали диспропорции в территориальном размещении населения страны и ее промышленного производства. Ведь половина японского населения, то есть свыше 50 миллионов человек, стали проживать к тому времени на узкой полосе Тихоокеанского побережья острова Хонсю, где сконцентрировалась основная масса японских промышленных предприятий. Если предпринимателям такая концентрация рабочей силы и производственных мощностей давала ряд выгод, то для населения она обернулась множеством трудностей и бедствий, связанных со скученностью и перенасыщенностью пространства индустриальными предприятиями. Зоны таких городов-великанов как Токио, Иокогама, Осака, Нагоя, Кобэ, Китакюсю и других превратились в гигантские скопища камней, бетона и металла. Из-за дороговизны земли под застройку в этих городах были пущены едва ли не все свободные клочки земли, что привело к сокращению площадей дворов, газонов и скверов. Повседневные будни большинства людей, проживавших в этих районах, стали протекать среди бетона и асфальта, в пыли и копоти, при несмолкаемом реве моторов, без чистого неба, ясного солнца, свежего воздуха и зелени.
   Правда, разум и труд японцев сделали немало, чтобы скрасить дефекты их быта. Телевизоры и радиолы, стиральные машины и холодильники, кондиционеры и удобная мебель, автомашины и поезда-экспрессы придали жизни состоятельных японских семей ощущение комфорта, уюта и благополучия. Скрасило к тому времени жизнь японских обывателей и вхождение в обиход различных имитаций природных благ. Такими искусственными заменителями природы стали гирлянды нейлоновых и бумажных цветов, укреплявшиеся на фонарных столбах в торговых кварталах, газоны из зеленого резинового дерна, расстилавшиеся перед фасадами престижных домов, установки с искусственным "климатом" в гостиницах и квартирах богачей и посаженные в клетки чучела канареек и соловьев со вставленными в эти клетки магнитофончиками, воспроизводящими звуки птичьих трелей. Однако, как бы ни был приятен весь этот современный комфорт, как бы искусно ни имитировалась японская природа художниками и инженерами, все это не давало жителям Японских островов того истинного наслаждения жизнью и окружающим миром, какое несут человеку щедрые материнские ласки живой природы.
   В те времена по воскресным дням много раз я в тоске по природе выезжал на машине из Токио либо на море - в районы Камакуры или Атами, либо в горы - в район Хаконэ. И всякий раз, загубив несколько часов на дорогу, главным образом на простои в автомобильных пробках, возвращался домой физически усталый и морально утомленный. Подтверждение тому, что мою неспособность отдохнуть в Японии "по-человечески" разделяли и множество японских граждан, я нашел в газете "Асахи", где в одной из статей было написано: "Когда семья предпринимает поездку за город, ее ждут на пути забитые транспортом дороги, переполненные поезда и колоссальные гостиничные расходы. Наслаждение поэтому такие поездки не доставляют, и для досуга остается лишь один путь - лежать у себя дома в комнатушке и смотреть телевизор..."39
   В 70-е годы японская общественность стала воспринимать загрязнение окружающей среды отходами промышленных предприятий как тяжелое социальное бедствие. В этой связи осталась у меня в памяти одна весьма любопытная поездка за пределы Токио.
   Дело было так. Однажды из Клуба иностранных корреспондентов я получил приглашение от группы японских ученых-профессоров Токийского университета принять вместе с ними и несколькими иностранными журналистами участие в ознакомительной поездке по некоторым из "загрязненных" районов Японии. Я согласился. Мы выехали из Токио на большом комфортабельном автобусе на северо-запад, где нам предстояло ознакомиться с некогда знаменитыми медными рудниками в поселке Асио.
   Свои тогдашние дорожные впечатления я описывать подробно не собираюсь. Это было бы отклонением от темы, но об одном небольшом путевом эпизоде упомяну, потому что в нем уж очень заметно проявилась разница в менталитете и характерах японцев и уроженцев стран Запада. Суть этого эпизода была такова: когда наш громоздкий автобус стал карабкаться в горы по старой заброшенной грунтовой дороге, ведшей к рудникам Асио, то на одной из горных круч при резком повороте он забуксовал у края пропасти. Шофер-японец с выражением крайнего напряжения на лице пытался заставить его двинуться вперед, но автобус, скользя по каменному грунту задними колесами, лишь раскачивался, но никак не сдвигался с места. Тогда американцы и другие иностранные журналисты, включая меня, попросили шофера выключить на минуту мотор и, открыв дверь, вышли из автобуса на дорогу. "Чтобы не искушать судьбу". Иначе повели себя в этой напряженной ситуации пассажиры-японцы. Все они остались в автобусном салоне, сказав нам: "Шофер опытный, свое дело знает, положимся на него". Так они и просидели молча с каменными лицами за спиной шофера до тех пор, пока одна из его попыток не увенчалась успехом... Вот так, не уронив достоинства, проявили японцы выдержку и самообладание на глазах кучки трусливых иностранцев. А ведь они запросто могли упасть в пропасть!
   Но это лишь попутное замечание. Что же касается медных рудников Асио, то они оказались давно заброшенными. Но внимание обращало на себя другое: некогда цветущая горная долина предстала перед нами мрачной каменной пустыней, в которой вся зелень была съедена газами и копотью находившегося там прежде медеплавильного завода.
   Все в том же автобусе, спустившись на равнину Канто, мы проехали затем по берегам второго по величине пресноводного озера Японии - Касумигаура, воды которого оказались в то время загрязненными отходами промышленных предприятий настолько, что уже не годились ни для питья, ни для рыбного промысла. Далее же нам показали стальные дебри гигантского нефтехимического комбината "Касима". Будучи построенным по последнему слову современной техники и промышленной эстетики, предприятие это, несмотря на окружающие его газоны и лесопосадки, источало такие газы, которые уже тогда, как констатировали экологи, создали угрозу здоровью жителей окрестных населенных пунктов.
   А далее через префектуру Тиба нас вывезли к берегу Токийского залива, мутные воды которого лоснились от нефти, мазута и масла, беззаботно сбрасывавшихся в них танкерами и промышленными предприятиями. Когда мы пересекли залив на пароме, то оказались в городе металлургов Кавасаки, где из-за плотной пелены дыма и смога почти никогда не бывает солнца. В розданной на прощание участникам поездки брошюре японских ученых-экологов я прочел тогда следующее: "Индустриальные районы и города, словно раковые метастазы, разрастаются по всей Японии с исключительной быстротой. В результате мелкие участки загрязненной среды превращаются в громадные районы, распростертые по всей стране. Япония находится поэтому поистине в критическом положении! Громадные "комбинаты" с их чащами высоких дымовых труб являют собой ныне символы спесивого торжества государственномонополистического капитализма, деятельность которого сопровождается массовой экспроприацией у населения земель"40. Как явствовало из данных официальной статистики, включенных в ту же брошюру, в среднем по стране в течение одного года промышленные предприятия Японии выбрасывали в виде отходов в атмосферу, за пределы своих предприятий и в морские воды около 700 миллионов тонн мусора и грязи41.
   За время моего пребывания в Японии в 70-х годах мне стало известно множество местных конфликтов, возникавших в разных районах страны в связи с бедствиями населения, порожденными загрязнением окружающей среды. В судах страны разбирались тогда сотни дел по искам, предъявлявшимся предпринимателям жителями окрестных районов. В ряде случаев эти конфликты выливались в активное сопротивление жителей строительству химических заводов, атомных электростанций, аэродромов, скоростных автострад и железных дорог.
   Участники дискуссий, развертывавшихся в Японии по вопросам защиты окружающей среды, в те годы высказывали много различных практических предложений. Некоторые из них, например, призывали японских предпринимателей направлять свои капиталы в Южную Корею, на Тайвань, в Индонезию и другие близлежащие страны с целью "вывоза" на территории этих стран наиболее "грязных" промышленных предприятий. Но при этом многие из них признавали, что загрязнение окружающей среды и разрушение природы издавна присущи капиталистическому предпринимательству. Отсюда нередко высказывалась в печати и такая "крамольная" с точки зрения господствовавшей в стране идеологии мысль: природу нельзя рассматривать как частную собственность отдельных лиц и компаний - она должна оставаться достоянием всего японского народа.
   Были в те годы в общественной жизни Японии и еще два зла, о которых наши почитатели японского "экономического чуда" предпочитали упоминать лишь вскользь либо совсем не касаться их в своих писаниях. Первое из этих зол заключалось в хроническом жилищном кризисе. Кризис этот был связан, с одной стороны, с беспримерно высокими ценами на землю, ставшими следствием массовых земельных спекуляций ряда японских фирм и банков. С другой стороны, в нем проявилась бедность десятком миллионов японских семей, не обладавших средствами, достаточными для аренды мало-мальски удобных жилищных помещений, не говоря уже о приобретении небольших земельных участков для строительства собственных домов. Жилищные трудности множества, если не большинства японцев, не могли не привлечь мое внимание как журналиста. Не раз заходил я в конторы маклеров-агентов по сделкам с недвижимым имуществом. Уже по рекламным объявлениям на витринах этих контор можно было видеть, что месячная стоимость аренды небольшой однокомнатной квартиры с жилой площадью в шесть "татами" (около десяти квадратных метров) в деревянном доме с общим санузлом на несколько семей и без каких-либо других удобств колебалась в пределах от 25 до 30 тысяч иен, а стоимость аренды квартиры из двух комнат размером в 10 и 8 квадратных метров с теми же удобствами составляла от 40 до 50 тысяч иен. Если же речь шла о снятии на условиях аренды приблизительно такой же по величине двухкомнатной квартиры в многоэтажном бетонном доме (по-японски "апарто" или "маншен") с основными удобствами, то месячная плата в этом случае достигала 150-160 тысяч иен.
   Между тем средний месячный заработок японской семьи из трех-четырех человек составлял в то время по официальным данным 258 тысяч иен. А это при сопоставлении с названными выше ценами квартир означало, что для "средней семьи" аренда небольшой двухкомнатной квартиры в частном доме с современными удобствами была не по карману. Вот почему в Токио в 70-х годах наблюдалась странная на первый взгляд ситуация: десятки и сотни тысяч трудовых семей со "средним" и более низким достатком прозябали в тесных и неудобных деревянных домиках без элементарных удобств, в то время как в других "престижных" кварталах горделиво возвышались дома с пустующими квартирами, оборудованными всеми современными удобствами. По данным тогдашней японской статистики в Токио арендуемые квартиры и комнаты составляли более 60 процентов всех жилых помещений, причем 77 процентов из них представляли собой помещения без современных удобств (канализация, центральное отопление и т.п.)42. Хронический жилищный кризис проявлялся в тогдашней Японии в жалких жилищных условиях десятков миллионов японских трудовых семей. Эти условия были несравнимо худшими, чем в США и странах Западной Европы. Но об этой неприглядной стороне изнанки японского "экономического чуда" в те годы за рубежом писалось гораздо меньше, чем в самой Японии.
   Вторым злом, глубоко укоренившимся в жизни японского общества, оставался в 70-е годы разгул коррупции в правящих кругах и деловом мире страны, которая на фоне экономической депрессии середины 70-х годов воспринималась японской общественностью с особым возмущением. События в политическом мире Японии заставляли меня в те годы не раз писать об этом зле японского общества. Да и как было не писать, если в получении взяток от американской авиастроительной компании "Локхид" был уличен в 1976 году не кто иной, как бывший премьер-министр страны Танака Какуэй, попавший по этой причине на некоторое время за тюремную решетку. Правда, ему как одному из богатейших представителей правящей элиты была сделана и в этом вопросе поблажка. Пробыв в тюрьме лишь двадцать дней, он был затем освобожден из заключения под крупный денежный залог. В дальнейшем, проживая в своем особняке, он как ни в чем не бывало продолжал как бизнесмен вести свои коммерческие операции, совмещая их с активной политической деятельностью в парламенте и за его пределами. Не случайно в политическом мире и в прессе Японии открыто высказывалось тогда убеждение, что корни коррупции гнездились в самой структуре правящей либерально-демократической партии, все звенья которой и в центре, и на местах были теснейшим образом связаны с деловыми кругами, и прежде всего с монополистической олигархией страны. Внутренний смысл этих связей японские комментаторы раскрывали следующей формулой: "Деньги обеспечивают власть, а власть обеспечивает еще большие деньги"43.
   Так смотрелась Япония изнутри, и то, что происходило в экономике, в ее социальной жизни и в ее политическом мире, не позволяло мне отправлять в Москву восторженные статьи, хотя в некоторых из своих корреспонденций я все-таки отмечал впечатляющие достижения японцев в области науки, техники и культуры.
   Примером тому могла служить моя корреспонденция с выставки "ЭКСПО-75", проводившейся на острове Окинава. Эта выставка была посвящена показу роли океанов и морей в современной жизни человечества. "Среди экспонатов выставки,- писалось в корреспонденции,- посетители увидели немало новых интересных инженерно-технических сооружений, аппаратов и оборудования. Особую популярность обрел у посетителей "Акваполис", морской город будущего,- гигантское по своим размерам сооружение, построенное японскими конструкторами с целью показа возможности длительного автономного существования людей вне суши, среди морских просторов целиком за счет энергии и продовольственных ресурсов океана"44.
   Другой раз в очерке о буднях японского города Осака я познакомил наших читателей с тогдашней новостройкой этого города - огромным торговым увеселительным центром, сооруженным под землей. В этом очерке, опубликованном "Правдой" 4 сентября 1978 года, я писал, что это "уникальный подземный "город" с трехъярусными рядами магазинов, ресторанами, кафе, аллеями из искусственной зелени, прудами, где плавают пластмассовые лебеди, с многочисленными фонтанами и водорослями, искрящимися в огнях неоновых светильников".
   Не обошел я вниманием в своих сообщениях из Токио и японскую культуру. Так 17 февраля 1974 года в "Правде" была опубликована моя статья о небывалом расцвете в Японии наших дней традиционного и самобытного вида художественного творчества - икэбана. А в статье о современном японском кинематографе исключительно лестные слова были сказаны мной о новых фильмах всемирно известных японских кинорежиссеров: Ямамото Сацуо, Куросава Акира, Синдо Канэто и Имаи Тадаси45.
   Но в то время главную цель своих газетных публикаций я видел все-таки в освещении тех больных вопросов жизни японского общества, которые волновали в первую очередь самих японцев и чаще всего были у них на устах. И в этом деле я старался придавать своим материалам максимальную достоверность, подкрепляя их обычно либо цитатами из тогдашних газет, либо суждениями, высказанными в беседах со мной авторитетными представителями японской общественности.
   О политической жизни Японии, ее курсе
   на военный союз с США и укрепление
   боеспособности "сил самообороны"
   В отличие от двух предыдущих десятилетий развитие политической жизни Японии в 70-х годах утратило прежнюю динамику. Крупных событий стало в сфере японской политики меньше, борьба противоборствующих политических лагерей приняла более спокойный, временами вялый характер. И это сказывалось на моей журналистской работе: труднее стало находить интересные темы для комментариев и информации - разные мелкие события в японской политической жизни не представляли для наших читателей большого интереса. Это не означало, конечно, что я вообще не писал о подобных событиях, но поскольку мое отношение к ним было более спокойным, чем к памятной политической буре 1960 года, то и статьи, направлявшиеся мною в "Правду", не содержали прежнего эмоционального накала. Писать приходилось, естественно, как и прежде, на текущие и время от времени повторявшиеся темы. Писал я неоднократно и о парламентских выборах в палату представителей и в палату советников, и об очередных съездах либерально-демократической, социалистической и коммунистической партий, а также о съездах партии Комэйто и Партии демократического социализма, о дебатах в парламенте и о скандалах в рядах правящей партии, связанных обычно с коррупцией. Но при написании статей на эти темы мне было вполне ясно, что ничего особенного, ничего способного вызвать в политической жизни Японии какой-либо крутой катаклизм или поворот ожидать не приходилось, а поэтому и статьи получались довольно сухими и невыразительными.
   В итоге нескольких парламентских выборов в 1973-1978 годах правящая Либерально-демократическая партия Японии сохранила за собой абсолютное большинство мест в обеих палатах парламента. Иногда, правда, это большинство в отличие от прошлых полутора десятилетий становилось весьма непрочным и неустойчивым, и лидерам либерал-демократов удавалось сохранять свою власть лишь благодаря поддержке отдельных "независимых" парламентариев, срочно вступавших в правящую партию, а точнее в парламентскую фракцию либерал-демократов, что по предположениям прессы предполагало предварительное закулисное финансовое воздействие на них со стороны лидеров правящей партии. Так, например, сразу после парламентских выборов в палату советников, состоявшихся в июле 1977 года, у правящей партии в итоге подсчета голосов оказалось в палате всего 124 депутатских мандата, то есть менее половины общего числа мандатов (252). И только спустя несколько часов, в связи с тем что к правящей партии примкнули формально три консервативных депутата, баллотировавшихся и победивших на выборах в качестве "независимых", положение изменилось и либерал-демократы сохранили за собой в верхней палате большинство в один голос46.
   Все отчетливее давала знать о себе в те годы тенденция к постепенному сокращению числа избирателей, голосующих за правящую либерально-демократическую партию. Но быстрому изменению соотношения сил в парламенте в пользу противников либерал-демократов по-прежнему мешали разногласия и раздоры между партиями оппозиции, прежде всего между социалистической и коммунистической партиями. Мешала единству оппозиционных сил и политика беспринципного лавирования, проводившаяся так называемыми партиями "среднего пути": Партией демократического социализма и партией Комэйто. Во второй половине 70-х годов в политике двух упомянутых партий "среднего пути" стали все отчетливее намечаться сдвиги вправо, что создало почву для сближения курсов этих партий с курсом правящих консервативных кругов. Примечательно, что ослабление позиций в парламенте либерально-демократической партии не сопровождалось возрастанием влияния такой ведущей силы оппозиционного лагеря как социалистическая партия. Руководство этой партии не сумело воспользоваться недовольством населения экономическими трудностями страны для упрочения своих политических позиций в стране.
   Все это говорило о том, что расклад политических сил в Японии на протяжении 70-х годов хотя и менялся от выборов к выборам, но все-таки не претерпевал существенных изменений. Обстановка в политическом мире страны продолжала оставаться относительно стабильной, не предвещавшей в скором времени каких-либо бурных потрясений и крутых перемен.
   Самую обильную пищу для статей, посвященных внутриполитической жизни Японии, дало в те годы, пожалуй, расследование скандального дела американской авиационной компании "Локхид", замешанной в коррупции и темных махинациях с японскими государственными деятелями. Но расследование этого дела, привлекшего поначалу внимание всей японской общественности, велось так медленно, что постепенно общественный интерес к нему заглох. Большинство обвиняемых по этому делу, включая бывшего премьер-министра страны Танаку Какуэй, не только были освобождено из-под стражи под крупные денежные залоги, но и втянулись вновь в свою прежнюю политическую деятельность. А главный "герой" всей этой скандальной истории, Танака Какуэй, в перерывах между судебными заседаниями сумел даже баллотироваться в качестве кандидата на выборах в палату представителей (в 1976 году) и с помощью различных сомнительных средств финансового воздействия на избирателей добился на выборах сохранения за собой полномочий депутата парламента. В общем, политическая жизнь Японии 70-х годов заметно потускнела по сравнению с предыдущими десятилетиями и уже не давала таких поводов для ее интересного освещения на страницах газеты "Правда", как это было в дни моего первого длительного пребывания в Токио.
   Большое внимание приходилось уделять, однако, в те годы вопросам японской внешней политики, которая по-прежнему не могла не настораживать нашу общественность. В первую очередь, как и прежде, недоверие и подозрения наших людей вызывала политика правящих кругов Японии, направленная на дальнейшее упрочение и развертывание военного сотрудничества с США на основе японо-американского "договора безопасности".
   Военное присутствие США в Японии, а также в Южной Корее и на Филиппинах, продолжало и в 70-х годах постоянно привлекать к себе внимание советской печати. В американских базах, расположенных на территории Японии мы, советские журналисты, вполне обоснованно видели постоянную угрозу нашей стране. Ведь находились эти базы поблизости от наших границ, и командование вооруженных сил США не скрывало, против кого они были направлены. Естественно, и я, и мои коллеги - журналисты ТАСС и других информационных учреждений - быстро и четко реагировали на каждый шаг Пентагона в сторону наращивания военной угрозы нашей стране.
   Однако я не помню таких случаев, когда бы информация военного характера добывалась самими советскими журналистами непосредственно с территории расположенных в Японии американских военных баз. Если кто-нибудь из работников советских учреждений, связанных с военной разведкой, и добывал такую информацию, то она шла в Москву по закрытым каналам: диппочтой, шифрограммами и т.п. От нас же, журналистов, в московских редакциях агентств и газет подобных агентурных сообщений никто не ждал, да они и не требовались для той информационно-пропагандистской и аналитической работы, которую вели советские средства массовой информации. Дело в том, что на территории Японских островов и без нас, советских граждан, было огромное количество ушей и глаз, внимательно следивших за каждым шагом американских солдат и офицеров, а также японских военнослужащих - и не только следивших, но и мгновенно предававших гласности подобные шаги. Такая информация военного характера добывалась и публиковалась в те годы в Японии прежде всего оппозиционными японскому правительству политическими и общественными организациями: КПЯ, СПЯ, профсоюзными объединениями, массовыми организациями пацифистов, включая Японский комитет защиты мира (Гэнсуйкё) и его дублера Гэнсуйкин, а также различные антиамерикански настроенные объединения японцев местного масштаба. Законы Японии, кстати сказать, не запрещали японским сторонникам мира вести наружное наблюдение за военными базами США и лагерями "сил самообороны". Гражданские лица могли поэтому открыто создавать вокруг американских баз наблюдательные посты, фиксировать ежедневно типы самолетов, находившихся на базах, их численность и количество самолетовылетов с этих баз, а все полученные сведения публиковать в печати или же оповещать о них местную общественность.