Страница:
Глава 2
ЧТО ИНТЕРЕСОВАЛО, ЧТО ОЗАДАЧИВАЛО,
ЧТО ВОСХИЩАЛО МЕНЯ
В ОБЩЕСТВЕННОЙ И ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ ЯПОНЦЕВ
Об общественной и политической жизни Японии
в конце 80-х - начале 90-х годов
На первый взгляд в конце 80-х - начале 90-х годов развитие японского общества шло по восходящей линии вполне успешно и беспроблемно на зависть всем соседним странам. Однако за фасадом "преуспевавшей", "процветавшей" и рвавшейся к высотам мирового прогресса японской экономики тех лет скрывалось немало негативных явлений, отягчавших жизнь значительной части японского населения.
Весной 1988 года, когда правительственные ведомства и пресса Японии оповестили японскую и мировую общественность о том, что по размерам валового национального продукта на душу населения, исчисляемого в долларах, Япония превзошла США и вышла на второе место в мире после Швейцарии, японские профсоюзы издали ряд информационных публикаций, в которых на конкретных фактах показали ту изнанку экономических успехов Японии, о которой умалчивали в своих печатных изданиях токийские правительственные круги и зарубежные почитатели "японского экономического чуда". Вот что писалось, например, в публикации "Белая книга о весенней борьбе народа в 1988 году", изданной тогда Генеральным советом профсоюзов Японии: "Каждый из нас чувствует болезненную ненормальность нашей экономики. С одной стороны, о Японии говорят как о богатейшей стране мира и самом крупном мировом кредиторе. С другой - мы изнываем от слишком долгих часов работы, живем в крохотных и в то же самое время безумно дорогих домах, крайне удаленных от мест работы. Стоимость жизни у нас в стране исключительно велика. Когда мы вспоминаем о том, как работаем и живем, у нас, трудовых людей, даже мысли не возникает о том, что мы являемся гражданами "богатейшей страны мира"84.
В подтверждение столь нерадостных выводов авторы названной публикации привели целый ряд цифровых выкладок, из которых явствовало, что реальная заработная плата японских рабочих все еще оставалась на 30-40 процентов ниже американских и западноевропейских рабочих. Далее там же отмечалось, что непрерывный рост цен на землю и арендной платы вынуждали миллионы малоимущих японских семей прозябать в жалких жилищных условиях, что затраты на детское образование в семьях с двумя детьми достигали в среднем 34 процентов всех семейных расходов, что число безработных в стране составляло 2,6 процента всех лиц наемного труда и т.д. и т.п.
Не поддаваясь эйфории, охватившей в те годы многих наших японоведов, готовых взахлеб восторгаться "японским экономическим чудом", я старался направлять в редакцию "Правды" более или менее взвешенную информацию. Отмечались в моих сообщениях не только выдающиеся достижения Японии в развитии отдельных наиболее современных отраслей своей экономики, но и те материальные, физические и душевные тяготы, которые испытывала значительная часть трудового населения этой, казалось бы, "самой богатой страны мира". В статье "Блеск и тени, или Нетрадиционный взгляд на Японию", опубликованной в газете весной 1990 года, я писал, например, следующее:
"Недовольство значительной части японского населения материальными условиями своего быта постоянно проявляется и в итогах проводимых в стране массовых опросов ее жителей. Даже по данным канцелярии премьер-министра доля японцев, недовольных жизнью, составила в 1989 году 35,9 процента.
Сущим бичом для миллионов трудовых людей Японии стали в наши дни постоянная усталость и стрессы, связанные с большей, чем в других развитых странах, продолжительностью и интенсивностью труда. В среднем японец-рабочий в течение года работает на 600 часов больше, чем рабочий ФРГ, и на 300 часов больше, чем рабочий США и Англии. Что бы ни писалось в здешних законах о труде, в реальной практике годовые отпуска большинства рабочих в Японии не превышают одной недели. Объяснение тому простое: руководство японских фирм не любит работников, находящихся в отпусках "слишком долго", и сами работники по этой причине избегают длительных отпусков, чтобы не навлечь на себя недовольство начальства.
С давних пор японцам свойственно работать с предельной отдачей своего времени и своего здоровья. С этим связано распространенное здесь явление, называемое по-японски "кароси", что в переводе означает "смерть от изнурительного труда" "В Японии - стране, одержимой работой,- отмечает обозреватель агентства "Киодо Цусин" Х. Нагасима,- люди работают не для того, чтобы жить,- они живут для того, чтобы работать. Для многих же из них работа становится причиной смерти".
Конечно, все сказанное выше не относится к имущим верхам японского общества. По крайней мере несколько миллионов состоятельных семей страны обладают достаточными возможностями, чтобы иметь особняки и просторные комфортабельные квартиры, увлекаться скупкой произведений искусства, выезжать по субботам и воскресеньям в горы для игры в гольф и посылать в зарубежные поездки жен и детей. Именно в расчете на эти состоятельные слои населения изощряются в рекламе своих дорогих товаров престижные универмаги японской столицы и других крупных городов страны. Именно этой элите широко открыты двери фешенебельных ресторанов, ночных кабаре, дорогих гостиниц и пансионатов в курортных районах страны. Но блеск витрин и рекламных огней в торговых кварталах, как и замечательные достижения японцев в развитии экономики, техники и отдельных отраслей науки, не должны затмевать в нашем представлении бытовые неудобства, материальные тяготы и недовольство своей жизнью множества, если не большинства здешних людей наемного труда" 85.
Отмечая негативные стороны жизни трудовых слоев японского населения, я отнюдь не пытался внушать читателям "Правды" ложное представление, будто накал недовольства японских рабочих и классовых противоречий в стране в 80-х годах был столь же высоким как в 40-х - 60-х годах. Такая версия не отвечала реалиям тех лет. Бурное развитие в Японии современных, наукоемких отраслей производства привело к появлению довольно многочисленного слоя "рабочей аристократии", а точнее говоря, высококвалифицированных и высокооплачиваемых рабочих крупных монополистических фирм, производивших дорогостоящую электронную аппаратуру и прочие качественные товары массового потребления, направлявшиеся в большом количестве во все концы мира. Да и не только верхи рабочего класса Японии, но и значительная часть рядовых людей наемного труда в ходе "весенних наступлений" и прочих акций нажима профсоюзов на предпринимателей сумели в предшествовавшие годы добиться значительного повышения как номинальной, так и реальной заработной платы, что притупило остроту их недовольства своим материальным положением и привело к заметному спаду некогда боевого японского рабочего движения. Как следствие этого в целом ряде японских профсоюзов во второй половине 80-х годов возобладали настроения в пользу полюбовных переговоров и соглашений с предпринимателями. По этой причине ежегодные "весенние наступления" во главе с Генеральным советом профсоюзов к концу 80-х годов стали утрачивать свою прежнюю пробойную силу и обнаруживать тенденцию к превращению в некие ежегодные "весенние торги" профсоюзов с предпринимателями.
Все это привело к тому, что в 1989 году в Японии произошла исключительно важная по своей исторической значимости структурная перестройка рабочего движения. Так, в третьей декаде марта 1989 года состоялся последний 81-й съезд Генерального совета профсоюзов Японии (Сохё) - крупнейшего левого объединения японских трудящихся, к которому на протяжении более чем трех предшествовавших десятилетий примыкали миллионы людей наемного труда. Итогом съезда стало решение его участников о самороспуске этого профсоюзного центра, объединявшего прежде политически наиболее активные отряды противников монополистической олигархии и правящих консервативных кругов страны. Решение о самороспуске Генсовета профсоюзов подвело черту под целой эпохой послевоенного рабочего движения Японии эпохой, ознаменованной ожесточенными сражениями между трудом и капиталом, происходившими на классовом фронте страны в послевоенный период вплоть до начала 80-х годов.
Преемником Генерального совета профсоюзов Японии, провозгласившим целью своей деятельности не столько борьбу, сколько сотрудничество с японскими предпринимателями и властями, стал новый гигантский профсоюзный центр - Японская федерация профсоюзов (Рэнго).
Формально церемония создания этого центра, объединившего в своих рядах около 8 миллионов японских рабочих и служащих, состоялась 21 ноября 1989 года. Мне как журналисту довелось быть в зале, где происходила эта церемония и наблюдать примечательную во всех отношениях смену как лозунгов, так и символов, которые отличали в течение многих лет большинство японских профсоюзов от профсоюзов ряда других развитых капиталистических стран. Впервые за послевоенные годы на форуме 700 представителей 72 профсоюзных отраслевых объединений страны не было видно красных знамен, не было слышно ни призывов к борьбе против всевластия капитала, ни звуков "Интернационала". Вместо прежних красных полотнищ над сценой общественного клуба "Кудан кайкан", где проходил учредительный съезд Рэнго, были подняты голубые и белые флаги, а группа молоденьких смазливых балерин в коротеньких юбочках с голыми ножками под аккомпанемент оркестра пожарников в серебряных касках исполнила, зазывно повизгивая, что-то вроде приветственного танца.
В Новый общенациональный профсоюзный центр (Рэнго) вошло большинство профсоюзов частного сектора экономики, а также многие объединения государственных служащих, издавна примыкавшие к Сохё. Поддержку этому гигантскому профсоюзному объединению стали оказывать три оппозиционные партии: социалистическая партия, партия демократического социализма и партия Комэйто. Доброжелательное отношение к Рэнго проявили правительственные круги и некоторые фракции правящей либерально-демократической партии.
Весьма знаменательным моментом этой перестройки японского рабочего движения стал уход в тень ряда радикально настроенных профсоюзных лидеров, стоявших в предыдущие десятилетия на позициях борьбы между трудом и капиталом, и приход к руководству профсоюзными объединениями, вошедшими в Рэнго, сторонников "мирного" сотрудничества с властями и предпринимателями. В дальнейшем эта смена профсоюзных лидеров оказала серьезное влияние на характер японского рабочего движения: вошедшие в Рэнго профсоюзы в своих взаимоотношениях с правительством и владельцами частных предприятий стали придерживаться доктрин английских лейбористов и идеологов Американской федерации труда.
Правда, ликвидация Сохё и образование Рэнго не привели к всеобщему объединению японских профсоюзов. В те же осенние дни 1989 года оформили свое существование в качестве независимых профсоюзных центров два других довольно крупных объединения трудящихся, чьи лидеры остались на позициях либо жесткого, либо ограниченного противостояния труда и капитала. Одно из них - Всеяпонская национальная федерация профсоюзов (Дзэнрорэн), к которой примыкало более 1 миллиона людей наемного труда, стала сотрудничать с Коммунистической партией Японии, а другое - Всеяпонский совет связи рабочих профсоюзов (Дзэнрокё), объединивший около 300 тысяч рабочих и служащих, стало ориентироваться на контакты с левыми группировками в рядах Социалистической партии Японии.
Перестройка японского профсоюзного движения, осуществленная в 1989 году скорее в интересах правящих кругов страны, чем в интересах их политических противников, привела к изменению расстановки сил не только в японском рабочем движении, но и в политическом мире страны. С ликвидацией Генерального совета профсоюзов была подорвана и организационная база массовых антиправительственных выступлений японских трудящихся. Ослаблению боевого духа в рядах противников всевластия монополий способствовала, несомненно, благоприятная экономическая конъюнктура, позволявшая владельцам многих крупных японских фирм идти навстречу тем или иным пожеланиям и требованиям наемного персонала своих предприятий. Как следствие этого в 1989-1990, а также и в последующих годах, заметно сократились масштабы "весенних наступлений" японских профсоюзов. На предприятиях сократилось число забастовок, а на улицах японских городов стало меньше митингов и демонстраций людей наемного труда, недовольных своим положением и политикой властей. Сократилось по этой причине и число моих публикаций в "Правде", посвященных вопросам японского рабочего движения.
Зато в те годы гораздо большее, чем прежде, внимание пришлось мне уделять событиям в японской внутриполитической жизни и особенно вопросам, связанным с парламентскими выборами и деятельностью японского парламента как "высшего органа государственной власти" и единственного законодательного органа страны. Объяснялось это отчасти тем, что в период моего пребывания в Японии в 1987-1991 годах состоялись выборы и в нижнюю и в верхнюю палату парламента. Более того - произошло несколько правительственных кризисов, которым предшествовали длительные дебаты в парламенте и которые четыре раза завершались сменами кабинетов и приходом к власти новых глав правительства.
Но была и другая причина моего повышенного внимания к работе японского механизма парламентской демократии. Причиной этой стало в те годы неожиданно бурное развитие политической обстановки в нашей стране, приведшее к возрастанию интереса советской общественности к зарубежным парламентским учреждениям и их роли в политической жизни соответствующих стран, к их опыту ведения своей повседневной государственной деятельности. Ведь конец 80-х годов был ознаменован в нашей стране небывалым за все послевоенные годы обострением политической борьбы по вопросам объявленной М. С. Горбачевым "перестройки" экономической, государственной и политической структуры Советского Союза. Сообщения о XIX Всесоюзной партийной конференции, состоявшейся в июне-июле 1988 года и утвердившей курс на коренные реформы центральных государственных учреждений Советского Союза, побудили и нас, зарубежных корреспондентов "Правды", к поискам полезной для подобных реформ информации. На те же поиски наталкивала и развернувшаяся затем в нашей стране кампания по выдвижению кандидатов для участия в Съезде народных депутатов СССР. И эти события на моей Родине побуждали меня чаще писать о парламентской жизни Японии, с тем чтобы дать читателям "Правды" конкретную информацию о достоинствах и недостатках японского парламентаризма, тем более что Япония считалась одним из образцовых демократических государств мира.
В те годы, между прочим, свободные вечера в Токио я проводил за интенсивным чтением газет, поступавших из Москвы авиапочтой, а поступала тогда в корпункт "Правды" практически вся советская центральная пресса. Это позволяло мне следить за дискуссиями, развернувшимися на рубеже 80-90-х годов между "демократами" в лице А. Сахарова, Б. Ельцина, А. Собчака и других видных поборников радикальных перемен в общественной жизни Советского Союза и их оппонентами в лице Е. Лигачева и других консервативно настроенных руководителей центрального партийного аппарата КПСС.
Тогда, в конце 80-х годов, я по наивности искренне сочувствовал "демократам": в них я видел смелых и честных людей, стремившихся отстранить от власти кремлевских старцев, закосневших в своем догматизме и не желавших уступать более молодым, деятельным и современно мыслящим людям свои властные полномочия и привилегии. Мне казалось тогда, что не только экономика, но и структура государственных и партийных учреждений Советского Союза нуждались в реформах и что наступило время, когда выборы в Верховный Совет и другие властные государственные учреждения Советского Союза должны были проводиться, как и в Японии, на альтернативной основе, а в работе выборных учреждений должны были соблюдаться демократические начала, большая гласность и свободный обмен мнений. Сравнивая прежний порядок заседаний Верховного Совета СССР с работой японского парламента, я находил в работе этого высшего органа государственной власти Японии немало такого, что можно было бы позаимствовать в ходе "перестройки", начавшейся в нашей стране.
Но даже в тот период, когда наши "демократы" не обнаружили еще своего краснобайства и беззаботного отношения к нуждам большинства населения страны, своих амбициозных своекорыстных намерений, своего пренебрежения к национальным интересам собственного народа, своего низкопоклонства перед США и стремления разрушить до основания все, что было создано народом в предшествовавшие десятилетия,- даже в тот момент я видел в японском парламентаризме не только позитивные, но и негативные стороны. Это касалось и сложившейся в Японии практики ведения парламентских заседаний, и отношений парламента с правительством, и нравственного облика большинства депутатов, в деятельности которых наблюдалось немало заведомо порочных устремлений, не имевших ничего общего с нашими представлениями о демократии. Поэтому, направляя в редакцию "Правды" свои статьи, призванные ознакомить советских читателей с опытом работы японских парламентариев, я старался придать этим статьям максимальную объективность.
В период подготовки советской общественности к созыву Съезда народных депутатов СССР 2 января 1989 года в "Правде" была опубликована моя статья "Хризантема на лацкане". содержавшая, возможно, впервые в нашей партийной печати подробные сведения об условиях и стиле работы японских парламентариев. Эта статья не утратила целиком своего познавательного значения и на сегодняшний день, а поэтому привожу ее ниже без сокращений.
"Их узнают здесь обычно по круглому бархатному значку в виде хризантемы на лацкане пиджака. Всего в Японии насчитывается 764 полноправных обладателей таких значков. Из них 512 - это депутаты палаты представителей, избранные по 130 округам, на которые разбита вся территория страны, 252 - депутаты палаты советников, 100 членов которой избираются по общенациональному списку политических партий, а остальные от 47 префектур. Основную массу парламентариев составляют мужчины, женщин среди них всего 29 человек. Но для Японии и это прогресс - ведь в довоенные времена слабому полу доступ в политику вообще был закрыт.
К депутатам парламента рядовые японцы относятся с подчеркнутым почтением. Как врачей, педагогов и ученых их принято здесь величать "сэнсэй", что в переводе означает "учитель", "наставник". По складу ума и политическому мировоззрению депутаты японского парламента являют собой крайне пестрое сообщество. Среди них есть и крайне правые монархисты, и умеренные либералы, и буддисты, и социалисты правого и левого толка, и коммунисты. Преобладают же сторонники консервативных монархических взглядов. Прежде всего это 442 члена правящей либерально-демократической партии. Их нравы и взгляды на политику в значительной мере определяют общий стиль парламентской жизни.
Сессии японского парламента, включая очередные и чрезвычайные, обычно длятся в общей сложности семь, восемь и более месяцев. В двух актовых залах, где проводятся раздельно пленарные заседания палат, за каждым депутатом на весь срок его полномочий закреплено постоянное кресло в одном из рядов.
Значительную часть своего времени в периоды парламентских сессий депутаты обеих палат проводят на заседаниях постоянных комиссий (в палате представителей их 18, а в палате советников - 16). Специальные помещения отведены для совещаний партийных фракций, для представителей прессы, радио и ТВ.
В периоды сессий депутаты японского парламента свободную от заседаний часть времени проводят не в залах заседаний, а в своих приемных, находящихся в трех расположенных по соседству однотипных семиэтажных корпусах. Их планировка предельно проста: по всем этажам, за исключением первого,- длинные коридоры со множеством железных дверей, на которых прикреплены таблички с фамилиями и почтовые ящики для газет и корреспонденции. Это и есть депутатские приемные. Каждая приемная состоит из двух комнат. В большей из них размещается кабинет депутата с письменным столом, книжными шкафами, несколькими креслами для гостей и столиком для сервировки чая или кофе. А в меньшей по площади проходной комнате среди полок с архивными папками, листовками, плакатами, подшивками газет и т.п.рабочие столы секретарей, заставленные телефонными и факсимильными аппаратами, портативными копировальными машинами и другой оргтехникой.
Существенным вкладом в организацию повседневной работы членов парламента стала в современной Японии оплата государством двух штатных должностей их личных секретарей. Обычно это молодые люди, мечтающие о быстрой политической карьере. Без них депутаты как без рук. У секретарей множество обязанностей, начиная от составления почасового расписания встреч и заседаний депутата на каждый день и кончая посредничеством в организации доверительных закулисных переговоров своего босса с депутатами других партий или какими-либо влиятельными персонами. Не случайно среди японских парламентариев ходит поговорка "мой секретарь - это мое второе "я".
Конституция и законы страны исходят из предпосылки, что парламентская и политическая деятельность депутатов должна быть их основным занятием в течение всего периода их полномочий. Они запрещают депутатам занимать параллельно какие-либо иные официальные посты за исключением постов министров кабинета. Запреты, однако, не касаются их частного предпринимательства. Поэтому большинство членов парламента от ЛДП, как и многие депутаты от партий "среднего пути", являются либо президентами, либо директорами-управляющими, либо владельцами крупных пакетов акций частных фирм.
Все депутаты ежемесячно получают от государственного бюджета жалованье в размере чуть более миллиона иен (около 8500 долларов). Это приблизительно в четыре раза больше нынешней средней заработной платы по стране. Три раза в год им выплачиваются бонусы, общая сумма которых составляет 5 миллионов иен, а также ежемесячные дотации на телефонные разговоры и почтовую переписку в размере 650 тысяч иен. В дни парламентских сессий депутатам дополнительно выплачиваются суточные, а тем, кто пребывает на сессию в Токио из других городов, еще и командировочные. Кроме того, они пользуются разного рода льготами. Например, депутаты освобождены от платы за проезд в поездах, автобусах и городских электричках. Тем из них, кто для участия в парламентских сессиях вынужден приезжать в столицу на длительное время из других городов, предоставляются за ничтожную плату постоянные квартиры площадью от 50 до 80 квадратных метров. Для этого в Токио построены семь многоквартирных домов.
Однако крупные денежные суммы, получаемые депутатами парламента из государственного бюджета, выглядят не столь уж значительными по сравнению с их огромными расходами, связанными с необходимостью постоянно поддерживать контакты со своими избирателями, ежедневно напоминать им о себе и оказывать различное содействие. Для этой работы каждый член парламента содержит в своем избирательном округе как минимум один, а зачастую и несколько личных офисов, за свой счет или же за счет своей партии нанимает платных помощников. Количество последних зависит обычно от денежных возможностей самого депутата и той партии, которая его поддерживает. Первенствует в этом отношении правящая либерально-демократическая партия, опирающаяся на финансовую поддержку монополистической буржуазии страны. Представители этой партии, располагающие наибольшими денежными средствами, имеют возможность создавать в своих избирательных округах разветвленную систему массового воздействия на рядовых избирателей. Имеется в виду не только пропагандистское воздействие, но и прямой подкуп.
Недавно на полках здешних книжных лавок появились мемуары Хаясаки Сигэдзо, долгое время подвизавшегося в роли личного секретаря бывшего премьер-министра страны Танаки. В них рассказывается, что на последних выборах в парламент, состоявшихся летом 1986 года, едва ли не все выдвиженцы ЛДП беззастенчиво нарушали законы Японии, ограничивающие избирательные расходы кандидатов 15 миллионами иен. По сведениям автора, в среднем каждый кандидат правящей партии истратил на этих выборах от 200 до 300 миллионов иен, а тот, кто баллотировался впервые,- от 400 до 500 миллионов. Этими астрономическими суммами их снабдили японские предприниматели, заинтересованные в стабильности существующего режима. Так по существу незаконным путем попадает в японский парламент значительная, если не большая часть тех, кто представляя правящую партию, вершит законы и государственные дела страны.
В массе своей члены высшего законодательного органа Японии - это многоопытные профессиональные политики: средний стаж пребывания депутатов обеих палат в парламентских стенах составляет 14 с лишним лет. Среди них выделяются представители правящей либерально-демократической партии, большинство из которых избиралось в парламент многократно и имеет депутатский стаж по 30 и более лет. Три четверти парламентариев - люди с высшим университетским образованием. Но все это само по себе не обеспечивает компетентности большинства депутатов в вопросах, связанных с подготовкой тех или иных законопроектов. В этих делах, как показывает практика, они находятся в зависимости от юристов-консультантов и чиновников правительственных ведомств. За 1987 год, например, кабинет министров вынес на утверждение парламента 114 законопроектов, из которых 99 были затем утверждены. Между тем сами депутаты парламента подготовили лишь 41 законопроект, из которых утверждены были только 14. В этом проявилась сила скрытого влияния японской бюрократии на законодательные процессы и политическую жизнь страны.
ЧТО ИНТЕРЕСОВАЛО, ЧТО ОЗАДАЧИВАЛО,
ЧТО ВОСХИЩАЛО МЕНЯ
В ОБЩЕСТВЕННОЙ И ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ ЯПОНЦЕВ
Об общественной и политической жизни Японии
в конце 80-х - начале 90-х годов
На первый взгляд в конце 80-х - начале 90-х годов развитие японского общества шло по восходящей линии вполне успешно и беспроблемно на зависть всем соседним странам. Однако за фасадом "преуспевавшей", "процветавшей" и рвавшейся к высотам мирового прогресса японской экономики тех лет скрывалось немало негативных явлений, отягчавших жизнь значительной части японского населения.
Весной 1988 года, когда правительственные ведомства и пресса Японии оповестили японскую и мировую общественность о том, что по размерам валового национального продукта на душу населения, исчисляемого в долларах, Япония превзошла США и вышла на второе место в мире после Швейцарии, японские профсоюзы издали ряд информационных публикаций, в которых на конкретных фактах показали ту изнанку экономических успехов Японии, о которой умалчивали в своих печатных изданиях токийские правительственные круги и зарубежные почитатели "японского экономического чуда". Вот что писалось, например, в публикации "Белая книга о весенней борьбе народа в 1988 году", изданной тогда Генеральным советом профсоюзов Японии: "Каждый из нас чувствует болезненную ненормальность нашей экономики. С одной стороны, о Японии говорят как о богатейшей стране мира и самом крупном мировом кредиторе. С другой - мы изнываем от слишком долгих часов работы, живем в крохотных и в то же самое время безумно дорогих домах, крайне удаленных от мест работы. Стоимость жизни у нас в стране исключительно велика. Когда мы вспоминаем о том, как работаем и живем, у нас, трудовых людей, даже мысли не возникает о том, что мы являемся гражданами "богатейшей страны мира"84.
В подтверждение столь нерадостных выводов авторы названной публикации привели целый ряд цифровых выкладок, из которых явствовало, что реальная заработная плата японских рабочих все еще оставалась на 30-40 процентов ниже американских и западноевропейских рабочих. Далее там же отмечалось, что непрерывный рост цен на землю и арендной платы вынуждали миллионы малоимущих японских семей прозябать в жалких жилищных условиях, что затраты на детское образование в семьях с двумя детьми достигали в среднем 34 процентов всех семейных расходов, что число безработных в стране составляло 2,6 процента всех лиц наемного труда и т.д. и т.п.
Не поддаваясь эйфории, охватившей в те годы многих наших японоведов, готовых взахлеб восторгаться "японским экономическим чудом", я старался направлять в редакцию "Правды" более или менее взвешенную информацию. Отмечались в моих сообщениях не только выдающиеся достижения Японии в развитии отдельных наиболее современных отраслей своей экономики, но и те материальные, физические и душевные тяготы, которые испытывала значительная часть трудового населения этой, казалось бы, "самой богатой страны мира". В статье "Блеск и тени, или Нетрадиционный взгляд на Японию", опубликованной в газете весной 1990 года, я писал, например, следующее:
"Недовольство значительной части японского населения материальными условиями своего быта постоянно проявляется и в итогах проводимых в стране массовых опросов ее жителей. Даже по данным канцелярии премьер-министра доля японцев, недовольных жизнью, составила в 1989 году 35,9 процента.
Сущим бичом для миллионов трудовых людей Японии стали в наши дни постоянная усталость и стрессы, связанные с большей, чем в других развитых странах, продолжительностью и интенсивностью труда. В среднем японец-рабочий в течение года работает на 600 часов больше, чем рабочий ФРГ, и на 300 часов больше, чем рабочий США и Англии. Что бы ни писалось в здешних законах о труде, в реальной практике годовые отпуска большинства рабочих в Японии не превышают одной недели. Объяснение тому простое: руководство японских фирм не любит работников, находящихся в отпусках "слишком долго", и сами работники по этой причине избегают длительных отпусков, чтобы не навлечь на себя недовольство начальства.
С давних пор японцам свойственно работать с предельной отдачей своего времени и своего здоровья. С этим связано распространенное здесь явление, называемое по-японски "кароси", что в переводе означает "смерть от изнурительного труда" "В Японии - стране, одержимой работой,- отмечает обозреватель агентства "Киодо Цусин" Х. Нагасима,- люди работают не для того, чтобы жить,- они живут для того, чтобы работать. Для многих же из них работа становится причиной смерти".
Конечно, все сказанное выше не относится к имущим верхам японского общества. По крайней мере несколько миллионов состоятельных семей страны обладают достаточными возможностями, чтобы иметь особняки и просторные комфортабельные квартиры, увлекаться скупкой произведений искусства, выезжать по субботам и воскресеньям в горы для игры в гольф и посылать в зарубежные поездки жен и детей. Именно в расчете на эти состоятельные слои населения изощряются в рекламе своих дорогих товаров престижные универмаги японской столицы и других крупных городов страны. Именно этой элите широко открыты двери фешенебельных ресторанов, ночных кабаре, дорогих гостиниц и пансионатов в курортных районах страны. Но блеск витрин и рекламных огней в торговых кварталах, как и замечательные достижения японцев в развитии экономики, техники и отдельных отраслей науки, не должны затмевать в нашем представлении бытовые неудобства, материальные тяготы и недовольство своей жизнью множества, если не большинства здешних людей наемного труда" 85.
Отмечая негативные стороны жизни трудовых слоев японского населения, я отнюдь не пытался внушать читателям "Правды" ложное представление, будто накал недовольства японских рабочих и классовых противоречий в стране в 80-х годах был столь же высоким как в 40-х - 60-х годах. Такая версия не отвечала реалиям тех лет. Бурное развитие в Японии современных, наукоемких отраслей производства привело к появлению довольно многочисленного слоя "рабочей аристократии", а точнее говоря, высококвалифицированных и высокооплачиваемых рабочих крупных монополистических фирм, производивших дорогостоящую электронную аппаратуру и прочие качественные товары массового потребления, направлявшиеся в большом количестве во все концы мира. Да и не только верхи рабочего класса Японии, но и значительная часть рядовых людей наемного труда в ходе "весенних наступлений" и прочих акций нажима профсоюзов на предпринимателей сумели в предшествовавшие годы добиться значительного повышения как номинальной, так и реальной заработной платы, что притупило остроту их недовольства своим материальным положением и привело к заметному спаду некогда боевого японского рабочего движения. Как следствие этого в целом ряде японских профсоюзов во второй половине 80-х годов возобладали настроения в пользу полюбовных переговоров и соглашений с предпринимателями. По этой причине ежегодные "весенние наступления" во главе с Генеральным советом профсоюзов к концу 80-х годов стали утрачивать свою прежнюю пробойную силу и обнаруживать тенденцию к превращению в некие ежегодные "весенние торги" профсоюзов с предпринимателями.
Все это привело к тому, что в 1989 году в Японии произошла исключительно важная по своей исторической значимости структурная перестройка рабочего движения. Так, в третьей декаде марта 1989 года состоялся последний 81-й съезд Генерального совета профсоюзов Японии (Сохё) - крупнейшего левого объединения японских трудящихся, к которому на протяжении более чем трех предшествовавших десятилетий примыкали миллионы людей наемного труда. Итогом съезда стало решение его участников о самороспуске этого профсоюзного центра, объединявшего прежде политически наиболее активные отряды противников монополистической олигархии и правящих консервативных кругов страны. Решение о самороспуске Генсовета профсоюзов подвело черту под целой эпохой послевоенного рабочего движения Японии эпохой, ознаменованной ожесточенными сражениями между трудом и капиталом, происходившими на классовом фронте страны в послевоенный период вплоть до начала 80-х годов.
Преемником Генерального совета профсоюзов Японии, провозгласившим целью своей деятельности не столько борьбу, сколько сотрудничество с японскими предпринимателями и властями, стал новый гигантский профсоюзный центр - Японская федерация профсоюзов (Рэнго).
Формально церемония создания этого центра, объединившего в своих рядах около 8 миллионов японских рабочих и служащих, состоялась 21 ноября 1989 года. Мне как журналисту довелось быть в зале, где происходила эта церемония и наблюдать примечательную во всех отношениях смену как лозунгов, так и символов, которые отличали в течение многих лет большинство японских профсоюзов от профсоюзов ряда других развитых капиталистических стран. Впервые за послевоенные годы на форуме 700 представителей 72 профсоюзных отраслевых объединений страны не было видно красных знамен, не было слышно ни призывов к борьбе против всевластия капитала, ни звуков "Интернационала". Вместо прежних красных полотнищ над сценой общественного клуба "Кудан кайкан", где проходил учредительный съезд Рэнго, были подняты голубые и белые флаги, а группа молоденьких смазливых балерин в коротеньких юбочках с голыми ножками под аккомпанемент оркестра пожарников в серебряных касках исполнила, зазывно повизгивая, что-то вроде приветственного танца.
В Новый общенациональный профсоюзный центр (Рэнго) вошло большинство профсоюзов частного сектора экономики, а также многие объединения государственных служащих, издавна примыкавшие к Сохё. Поддержку этому гигантскому профсоюзному объединению стали оказывать три оппозиционные партии: социалистическая партия, партия демократического социализма и партия Комэйто. Доброжелательное отношение к Рэнго проявили правительственные круги и некоторые фракции правящей либерально-демократической партии.
Весьма знаменательным моментом этой перестройки японского рабочего движения стал уход в тень ряда радикально настроенных профсоюзных лидеров, стоявших в предыдущие десятилетия на позициях борьбы между трудом и капиталом, и приход к руководству профсоюзными объединениями, вошедшими в Рэнго, сторонников "мирного" сотрудничества с властями и предпринимателями. В дальнейшем эта смена профсоюзных лидеров оказала серьезное влияние на характер японского рабочего движения: вошедшие в Рэнго профсоюзы в своих взаимоотношениях с правительством и владельцами частных предприятий стали придерживаться доктрин английских лейбористов и идеологов Американской федерации труда.
Правда, ликвидация Сохё и образование Рэнго не привели к всеобщему объединению японских профсоюзов. В те же осенние дни 1989 года оформили свое существование в качестве независимых профсоюзных центров два других довольно крупных объединения трудящихся, чьи лидеры остались на позициях либо жесткого, либо ограниченного противостояния труда и капитала. Одно из них - Всеяпонская национальная федерация профсоюзов (Дзэнрорэн), к которой примыкало более 1 миллиона людей наемного труда, стала сотрудничать с Коммунистической партией Японии, а другое - Всеяпонский совет связи рабочих профсоюзов (Дзэнрокё), объединивший около 300 тысяч рабочих и служащих, стало ориентироваться на контакты с левыми группировками в рядах Социалистической партии Японии.
Перестройка японского профсоюзного движения, осуществленная в 1989 году скорее в интересах правящих кругов страны, чем в интересах их политических противников, привела к изменению расстановки сил не только в японском рабочем движении, но и в политическом мире страны. С ликвидацией Генерального совета профсоюзов была подорвана и организационная база массовых антиправительственных выступлений японских трудящихся. Ослаблению боевого духа в рядах противников всевластия монополий способствовала, несомненно, благоприятная экономическая конъюнктура, позволявшая владельцам многих крупных японских фирм идти навстречу тем или иным пожеланиям и требованиям наемного персонала своих предприятий. Как следствие этого в 1989-1990, а также и в последующих годах, заметно сократились масштабы "весенних наступлений" японских профсоюзов. На предприятиях сократилось число забастовок, а на улицах японских городов стало меньше митингов и демонстраций людей наемного труда, недовольных своим положением и политикой властей. Сократилось по этой причине и число моих публикаций в "Правде", посвященных вопросам японского рабочего движения.
Зато в те годы гораздо большее, чем прежде, внимание пришлось мне уделять событиям в японской внутриполитической жизни и особенно вопросам, связанным с парламентскими выборами и деятельностью японского парламента как "высшего органа государственной власти" и единственного законодательного органа страны. Объяснялось это отчасти тем, что в период моего пребывания в Японии в 1987-1991 годах состоялись выборы и в нижнюю и в верхнюю палату парламента. Более того - произошло несколько правительственных кризисов, которым предшествовали длительные дебаты в парламенте и которые четыре раза завершались сменами кабинетов и приходом к власти новых глав правительства.
Но была и другая причина моего повышенного внимания к работе японского механизма парламентской демократии. Причиной этой стало в те годы неожиданно бурное развитие политической обстановки в нашей стране, приведшее к возрастанию интереса советской общественности к зарубежным парламентским учреждениям и их роли в политической жизни соответствующих стран, к их опыту ведения своей повседневной государственной деятельности. Ведь конец 80-х годов был ознаменован в нашей стране небывалым за все послевоенные годы обострением политической борьбы по вопросам объявленной М. С. Горбачевым "перестройки" экономической, государственной и политической структуры Советского Союза. Сообщения о XIX Всесоюзной партийной конференции, состоявшейся в июне-июле 1988 года и утвердившей курс на коренные реформы центральных государственных учреждений Советского Союза, побудили и нас, зарубежных корреспондентов "Правды", к поискам полезной для подобных реформ информации. На те же поиски наталкивала и развернувшаяся затем в нашей стране кампания по выдвижению кандидатов для участия в Съезде народных депутатов СССР. И эти события на моей Родине побуждали меня чаще писать о парламентской жизни Японии, с тем чтобы дать читателям "Правды" конкретную информацию о достоинствах и недостатках японского парламентаризма, тем более что Япония считалась одним из образцовых демократических государств мира.
В те годы, между прочим, свободные вечера в Токио я проводил за интенсивным чтением газет, поступавших из Москвы авиапочтой, а поступала тогда в корпункт "Правды" практически вся советская центральная пресса. Это позволяло мне следить за дискуссиями, развернувшимися на рубеже 80-90-х годов между "демократами" в лице А. Сахарова, Б. Ельцина, А. Собчака и других видных поборников радикальных перемен в общественной жизни Советского Союза и их оппонентами в лице Е. Лигачева и других консервативно настроенных руководителей центрального партийного аппарата КПСС.
Тогда, в конце 80-х годов, я по наивности искренне сочувствовал "демократам": в них я видел смелых и честных людей, стремившихся отстранить от власти кремлевских старцев, закосневших в своем догматизме и не желавших уступать более молодым, деятельным и современно мыслящим людям свои властные полномочия и привилегии. Мне казалось тогда, что не только экономика, но и структура государственных и партийных учреждений Советского Союза нуждались в реформах и что наступило время, когда выборы в Верховный Совет и другие властные государственные учреждения Советского Союза должны были проводиться, как и в Японии, на альтернативной основе, а в работе выборных учреждений должны были соблюдаться демократические начала, большая гласность и свободный обмен мнений. Сравнивая прежний порядок заседаний Верховного Совета СССР с работой японского парламента, я находил в работе этого высшего органа государственной власти Японии немало такого, что можно было бы позаимствовать в ходе "перестройки", начавшейся в нашей стране.
Но даже в тот период, когда наши "демократы" не обнаружили еще своего краснобайства и беззаботного отношения к нуждам большинства населения страны, своих амбициозных своекорыстных намерений, своего пренебрежения к национальным интересам собственного народа, своего низкопоклонства перед США и стремления разрушить до основания все, что было создано народом в предшествовавшие десятилетия,- даже в тот момент я видел в японском парламентаризме не только позитивные, но и негативные стороны. Это касалось и сложившейся в Японии практики ведения парламентских заседаний, и отношений парламента с правительством, и нравственного облика большинства депутатов, в деятельности которых наблюдалось немало заведомо порочных устремлений, не имевших ничего общего с нашими представлениями о демократии. Поэтому, направляя в редакцию "Правды" свои статьи, призванные ознакомить советских читателей с опытом работы японских парламентариев, я старался придать этим статьям максимальную объективность.
В период подготовки советской общественности к созыву Съезда народных депутатов СССР 2 января 1989 года в "Правде" была опубликована моя статья "Хризантема на лацкане". содержавшая, возможно, впервые в нашей партийной печати подробные сведения об условиях и стиле работы японских парламентариев. Эта статья не утратила целиком своего познавательного значения и на сегодняшний день, а поэтому привожу ее ниже без сокращений.
"Их узнают здесь обычно по круглому бархатному значку в виде хризантемы на лацкане пиджака. Всего в Японии насчитывается 764 полноправных обладателей таких значков. Из них 512 - это депутаты палаты представителей, избранные по 130 округам, на которые разбита вся территория страны, 252 - депутаты палаты советников, 100 членов которой избираются по общенациональному списку политических партий, а остальные от 47 префектур. Основную массу парламентариев составляют мужчины, женщин среди них всего 29 человек. Но для Японии и это прогресс - ведь в довоенные времена слабому полу доступ в политику вообще был закрыт.
К депутатам парламента рядовые японцы относятся с подчеркнутым почтением. Как врачей, педагогов и ученых их принято здесь величать "сэнсэй", что в переводе означает "учитель", "наставник". По складу ума и политическому мировоззрению депутаты японского парламента являют собой крайне пестрое сообщество. Среди них есть и крайне правые монархисты, и умеренные либералы, и буддисты, и социалисты правого и левого толка, и коммунисты. Преобладают же сторонники консервативных монархических взглядов. Прежде всего это 442 члена правящей либерально-демократической партии. Их нравы и взгляды на политику в значительной мере определяют общий стиль парламентской жизни.
Сессии японского парламента, включая очередные и чрезвычайные, обычно длятся в общей сложности семь, восемь и более месяцев. В двух актовых залах, где проводятся раздельно пленарные заседания палат, за каждым депутатом на весь срок его полномочий закреплено постоянное кресло в одном из рядов.
Значительную часть своего времени в периоды парламентских сессий депутаты обеих палат проводят на заседаниях постоянных комиссий (в палате представителей их 18, а в палате советников - 16). Специальные помещения отведены для совещаний партийных фракций, для представителей прессы, радио и ТВ.
В периоды сессий депутаты японского парламента свободную от заседаний часть времени проводят не в залах заседаний, а в своих приемных, находящихся в трех расположенных по соседству однотипных семиэтажных корпусах. Их планировка предельно проста: по всем этажам, за исключением первого,- длинные коридоры со множеством железных дверей, на которых прикреплены таблички с фамилиями и почтовые ящики для газет и корреспонденции. Это и есть депутатские приемные. Каждая приемная состоит из двух комнат. В большей из них размещается кабинет депутата с письменным столом, книжными шкафами, несколькими креслами для гостей и столиком для сервировки чая или кофе. А в меньшей по площади проходной комнате среди полок с архивными папками, листовками, плакатами, подшивками газет и т.п.рабочие столы секретарей, заставленные телефонными и факсимильными аппаратами, портативными копировальными машинами и другой оргтехникой.
Существенным вкладом в организацию повседневной работы членов парламента стала в современной Японии оплата государством двух штатных должностей их личных секретарей. Обычно это молодые люди, мечтающие о быстрой политической карьере. Без них депутаты как без рук. У секретарей множество обязанностей, начиная от составления почасового расписания встреч и заседаний депутата на каждый день и кончая посредничеством в организации доверительных закулисных переговоров своего босса с депутатами других партий или какими-либо влиятельными персонами. Не случайно среди японских парламентариев ходит поговорка "мой секретарь - это мое второе "я".
Конституция и законы страны исходят из предпосылки, что парламентская и политическая деятельность депутатов должна быть их основным занятием в течение всего периода их полномочий. Они запрещают депутатам занимать параллельно какие-либо иные официальные посты за исключением постов министров кабинета. Запреты, однако, не касаются их частного предпринимательства. Поэтому большинство членов парламента от ЛДП, как и многие депутаты от партий "среднего пути", являются либо президентами, либо директорами-управляющими, либо владельцами крупных пакетов акций частных фирм.
Все депутаты ежемесячно получают от государственного бюджета жалованье в размере чуть более миллиона иен (около 8500 долларов). Это приблизительно в четыре раза больше нынешней средней заработной платы по стране. Три раза в год им выплачиваются бонусы, общая сумма которых составляет 5 миллионов иен, а также ежемесячные дотации на телефонные разговоры и почтовую переписку в размере 650 тысяч иен. В дни парламентских сессий депутатам дополнительно выплачиваются суточные, а тем, кто пребывает на сессию в Токио из других городов, еще и командировочные. Кроме того, они пользуются разного рода льготами. Например, депутаты освобождены от платы за проезд в поездах, автобусах и городских электричках. Тем из них, кто для участия в парламентских сессиях вынужден приезжать в столицу на длительное время из других городов, предоставляются за ничтожную плату постоянные квартиры площадью от 50 до 80 квадратных метров. Для этого в Токио построены семь многоквартирных домов.
Однако крупные денежные суммы, получаемые депутатами парламента из государственного бюджета, выглядят не столь уж значительными по сравнению с их огромными расходами, связанными с необходимостью постоянно поддерживать контакты со своими избирателями, ежедневно напоминать им о себе и оказывать различное содействие. Для этой работы каждый член парламента содержит в своем избирательном округе как минимум один, а зачастую и несколько личных офисов, за свой счет или же за счет своей партии нанимает платных помощников. Количество последних зависит обычно от денежных возможностей самого депутата и той партии, которая его поддерживает. Первенствует в этом отношении правящая либерально-демократическая партия, опирающаяся на финансовую поддержку монополистической буржуазии страны. Представители этой партии, располагающие наибольшими денежными средствами, имеют возможность создавать в своих избирательных округах разветвленную систему массового воздействия на рядовых избирателей. Имеется в виду не только пропагандистское воздействие, но и прямой подкуп.
Недавно на полках здешних книжных лавок появились мемуары Хаясаки Сигэдзо, долгое время подвизавшегося в роли личного секретаря бывшего премьер-министра страны Танаки. В них рассказывается, что на последних выборах в парламент, состоявшихся летом 1986 года, едва ли не все выдвиженцы ЛДП беззастенчиво нарушали законы Японии, ограничивающие избирательные расходы кандидатов 15 миллионами иен. По сведениям автора, в среднем каждый кандидат правящей партии истратил на этих выборах от 200 до 300 миллионов иен, а тот, кто баллотировался впервые,- от 400 до 500 миллионов. Этими астрономическими суммами их снабдили японские предприниматели, заинтересованные в стабильности существующего режима. Так по существу незаконным путем попадает в японский парламент значительная, если не большая часть тех, кто представляя правящую партию, вершит законы и государственные дела страны.
В массе своей члены высшего законодательного органа Японии - это многоопытные профессиональные политики: средний стаж пребывания депутатов обеих палат в парламентских стенах составляет 14 с лишним лет. Среди них выделяются представители правящей либерально-демократической партии, большинство из которых избиралось в парламент многократно и имеет депутатский стаж по 30 и более лет. Три четверти парламентариев - люди с высшим университетским образованием. Но все это само по себе не обеспечивает компетентности большинства депутатов в вопросах, связанных с подготовкой тех или иных законопроектов. В этих делах, как показывает практика, они находятся в зависимости от юристов-консультантов и чиновников правительственных ведомств. За 1987 год, например, кабинет министров вынес на утверждение парламента 114 законопроектов, из которых 99 были затем утверждены. Между тем сами депутаты парламента подготовили лишь 41 законопроект, из которых утверждены были только 14. В этом проявилась сила скрытого влияния японской бюрократии на законодательные процессы и политическую жизнь страны.