Майские - июньские дни 1960 года были, пожалуй, самыми содержательными, самыми волнительными днями за все время моей корреспондентской работы в Японии. Во-первых, я с радостью и волнением ощущал себя непосредственным свидетелем разыгравшейся в Японии небывалой по масштабам и накалу политической бури, которая, как мне тогда казалось, была чревата революционными потрясениями в жизни изучавшейся мною страны. Во-вторых, я остро чувствовал общественную пользу своей работы, так как именно из частых публикаций в "Правде" моих корреспонденций узнавала в те дни советская общественность ранее всего о том, что происходило в Японии. В-третьих, меня вдохновляло ощущение своей сопричастности ко всему происходившему, так как не раз о публикациях в "Правде" моих материалов и тех оценок, которые там содержались, сообщалось в те дни и в японских газетах. Наконец, огромную радость доставляло мне и то, что события развивались в выгодном для Советского Союза направлении, а их ход и косвенно, и прямо подтверждал правоту наших негативных оценок тупой и бесцеремонной внешней политики правящих кругов США. Вот это ощущение радости от всего происходившего в Японии и важности моего личного вклада в освещение бурных событий, развертывавшихся у меня на глазах, резко повысило в те дни мою работоспособность: с утра и до вечера я либо ездил туда, где что-то происходило, либо читал японские газеты, либо искал встреч с японскими политиками, чтобы взять у них интервью, а в оставшееся временные просветы писал, писал и писал. Довольно пространные корреспонденции в Москву я отправлял тогда почти ежедневно, и большая часть из них публиковалась. А это еще больше окрыляло меня. Но постепенно усталость незаметно стала сказываться, и в конце июня все чаще появлялась потребность в передышке, все чаще на ум приходила мысль: "Когда же все это кончится? Когда же накал событий пойдет на спад?"
   В июне 1960 года, в дни, предшествовавшие предполагавшемуся приезду в Токио президента США, Генеральный совет профсоюзов (Сохё) и другие профсоюзные центры страны наряду с уличными шествиями применили еще более сильное оружие протеста и давления на правительство - всеобщие национальные политические забастовки. Первая двухчасовая общенациональная политическая забастовка была проведена противниками "договора безопасности" 4 июня. Лозунги забастовщиков включали требование отставки кабинета Киси, роспуск парламента и отмены визита в Японию Эйзенхауэра. Ключом к успеху забастовки стало участие в ней рабочих коммунального транспорта, что привело в утренние часы к опозданиям и невыходам на работу рабочих и служащих большинства предприятий и учреждений страны. С рассвета у вестибюлей столичных вокзалов, на перронах и рельсах заалели знамена забастовщиков. Тысячи людей, то сидя на земле, то выстроившись рядами, пели революционные песни, слушали речи ораторов, скандировали лозунги "Киси - в отставку!", "Айк, поворачивай назад!" и т.п. Позади них на путях замерли в гробовом безмолвии составы электропоездов. Над закрытыми окошками билетных касс и у проходов к перронам столичных вокзалов, где я побывал утром того дня, включая Центральный токийский вокзал, вокзалы Синдзюку и Икэбукуро, были прикреплены одни и те же обращенные к пассажирам объявления: "Извините за беспокойство: в течение двух часов движение поездов прекращено. Мы бастуем в знак протеста против военного "договора безопасности" и приезда в Японию Эйзенхауэра. Пожалуйста, присоединяйтесь к нашему митингу!"
   Я наблюдал за поведением пассажиров. Некоторые из них выражали недовольство, но большинство воспринимали эти объявления с пониманием, а кое-кто присоединялся к митинговавшим поблизости работникам транспортных учреждений. Нечто подобное увидел я в те утренние часы и в токийских торговых кварталах, где на несколько часов были закрыты тысячи магазинов и лавок. На их дверях владельцы вывесили обращения к покупателям такого содержания: "Просим покорнейше извинения: правительство Киси вынудило нас забастовать на два часа. Приходите, пожалуйста, позже. Будьте снисходительны к нам!" В Токио покинули аудитории и вышли на демонстрации около 6 тысяч профессоров и преподавателей университетов. А всего по стране число бастовавших в тот день японцев составило 5600 тысяч человек.
   Всеобщая забастовка вызвала смятение и разногласия в правящем лагере. Наиболее влиятельная из японских коммерческих газет, "Асахи", назвала события 4 июня "крупнейшей забастовкой послевоенного периода" и констатировала сочувственное отношение к ней населения страны, проявившего "понимание вызвавших ее причин". Спустя два дня состоялось заседание нескольких оппозиционных Киси фракций правящей либерально-демократической партии. В принятой ими резолюции говорилось: "Организованность, с которой была проведена забастовка 4 июня, свидетельствует о критическом отношении здравомыслящих народных масс к кабинету Киси, и мы считаем целесообразным в данном случае отложить приезд в Японию президента Эйзенхауэра".
   Но Киси и Эйзенхауэр, словно зарвавшиеся картежники, продолжали игру ва-банк. Американский президент ехал в Японию с поистине нелегкой миссией: достопочтенному гостю предстояло ломиться в двери, захлопнутые перед ним японской общественностью. "Мы не склоним голову перед международным коммунизмом!" - патетически заявил он перед отъездом из Вашингтона.
   Американские и японские власти готовились к прилету Эйзенхауэра словно к большой десантной операции. Многочисленная группа охранников президента занялась изучением токийских улиц и переулков, мостов и площадей. В столицу стягивались из соседних префектур крупные полицейские пополнения. Пятнадцать тысяч солдат токийской дивизии армейских "сил самообороны" получили приказ подавлять демонстрантов, если полиция окажется не в состоянии сделать это сама. На трассу следования машин с президентом решено было стянуть тридцать восемь пожарных машин с брандспойтами.
   В японской демократической печати эти меры были расценены как введение "военного положения" в столице. Но полицейские власти Японии и в этом случае в своих докладах правительству не решались гарантировать безопасность президента США.
   При таких обстоятельствах 12 июня посол США в Японии Макартур встретился с Киси и потребовал немедленного прекращения антиамериканских демонстраций любыми средствами и любой ценой. В последующие дни полиция совершила налеты на помещения студенческих организаций и рабочих профсоюзов. На совещании депутатов парламентских фракций социалистической партии 14 июня представители правого крыла высказались за отказ от проведения демонстраций в Токио в день приезда Эйзенхауэра. В тот же день под давлением "умеренных" профсоюзных боссов руководство Генерального совета профсоюзов (Сохё) также стало обсуждать предложение об отмене массовой демонстрации в районе аэродрома Ханэда, приуроченной к прибытию американского гостя.
   Но эти попытки сторонников "соблюдения порядка" в дни пребывания президента США в Японии не получили поддержки со стороны коммунистов, левых социалистов, а также в массовых организациях совместной борьбы, созданных к тому времени по всей стране в качестве местных отделений Национального совета борьбы против "договора безопасности", а к середине июня 1960 года в стране насчитывалось уже около 2 тысяч таких отделений.
   В организациях совместной борьбы сливались воедино действия миллионов простых людей. В большинстве этих организаций основной движущей силой были местные ячейки коммунистической партии, хотя, как мне тогда казалось, под давлением руководителей КПЯ некоторые из местных активистов компартии проявили излишне придирчивое отношение к радикалам из числа массовых студенческих объединений, подчас некстати сдерживая их.
   Кульминационным моментом борьбы японцев против "договора безопасности" стали события, происшедшие в Токио 15 июня 1960 года. В этот день, когда президент США Эйзенхауэр прибыл уже на остров Окинава, чтобы затем совершить кратковременный перелет в японскую столицу, в Японии началась вторая по счету всеобщая политическая забастовка.
   В забастовке участвовали свыше 100 отраслевых профсоюзных объединений во главе с Генеральным советом профсоюзов. На многих предприятиях, в частности на угольных шахтах, забастовка продолжалась целый день. В общей сложности работу прекратили 5800 тысяч человек. На такой уровень движение масс в Японии еще не поднималось никогда прежде.
   Но не митинги миллионов забастовщиков, прошедшие по всей стране, а драматические кровавые события в центре Токио, в районе парламента, определили в конечном счете результат борьбы. В тот день, как и в предыдущие, в столице начались демонстрации на центральных улицах - вблизи парламента и у ворот американского посольства. Среди демонстрантов, направлявшихся к парламенту, преобладали студенты, шедшие под руководством радикально настроенных лидеров Всеяпонской федерации студенческих организаций - Дзэнгакурэн. А в сторону американского посольства направлялись в основном колонны, находившиеся под контролем Коммунистической партии Японии. Но здания посольства США и парламента находятся довольно близко - не более чем на расстоянии километра, а потому при большом скоплении демонстрантов организаторам этих шествий и митингов трудно было отделить одну демонстрацию от другой, тем более что в тот день их лозунги почти ни в чем не отличались.
   С утра в этот день я находился в районе парламента, переходя от одной колонны демонстрантов к другой. Неподалеку от резиденции премьер-министра я встретился неожиданно с одним из лидеров ЦК КПЯ Хакамадой Сатоми. Мы поприветствовали друг друга, и Хакамада сказал мне: "Туда, к воротам парламента, не ходите - там собрались троцкисты и провокаторы, а колонна компартии будет вот там!" - И он указал улицу, ведущую к американскому посольству. Я ответил: "Да-да", но направился потом именно к воротам парламента, так как предполагал, что наиболее интересные происшествия могли произойти именно там, где скапливались колонны студентов Токийского университета, отличавшихся радикализмом своих лозунгов и непредсказуемостью своих действий. Мне, как и большинству других журналистов, хотелось видеть в первую очередь сцены острой политической борьбы, а не чинное шествие законопослушных противников "договора безопасности", к которым в те дни старались причислить себя и руководители компартии. И я не ошибся.
   Спустя некоторое время у Южных ворот парламента, где собрались в тот день на митинг около 30 тысяч студентов-демонстрантов, завязалась стычка с группой ультраправых боевиков из фашистской партии "Айкокуто" и других подобных ей полукриминальных, гангстерских организаций. Врезавшись на грузовиках в одну из студенческих колонн, воинствующие фашисты, вооруженные дубинками, стали избивать студентов, находившихся в крайних рядах митинга. Несколько тысяч полицейских, преграждавших студентам дорогу к парламентской территории, не двинулись с места, чтобы остановить распоясавшихся хулиганов. И эта стычка студентов с ультраправыми послужила детонатором всего того, что произошло вслед за ней.
   Повернув микрофоны в сторону тысяч по-боевому настроенных юношей и девушек, руководители студенческого митинга призвали их к штурму парламента, с тем чтобы оттуда продиктовать правительству свои требования ухода в отставку кабинета Киси, отказа от ратификации "договора безопасности" и недопущения прилета в Японию президента США Эйзенхауэра. И вскоре штурм начался.
   Находясь поодаль от южных парламентских ворот на противоположной стороне улицы, я хорошо видел, как студенческие шеренги, ощетинившись, словно копьями, древками своих красных знамен, бросились на ряды полицейских в касках с пластиковыми забралами, с металлическими щитками и дубинками в руках. После ожесточенной рукопашной схватки полиция была оттеснена в глубь парламентской территории. Затем с помощью захваченных студентами полицейских грузовиков каменные столбы, на которых висели парламентские ворота, были сломаны, ворота рухнули и свыше пяти тысяч студентов прорвались в образовавшуюся брешь на территорию парламента. Там и завязалось далее то яростное рукопашное сражение, в итоге которого одна студентка, Камба Митико, была убита, а сотни других получили ранения и травмы разной степени тяжести. Оставаясь на своем месте, удобном для обзора всего происходящего, я видел, как с прилегавшей к зданию парламента территории, где шел бой, студенты выносили на руках одного за другим своих окровавленных товарищей, пострадавших в рукопашных схватках с полицейскими. Потом получившей подкрепление полиции удалось оттеснить студентов от парламентского подъезда, при этом в ход были пущены не только дубинки, но и слезоточивые бомбы и брандспойты. Когда спустя час несколько батальонов полицейских окончательно выбили студентов за парламентские ворота, число раненых участников штурма превысило 500 человек. Для их вывоза в больницу были мобилизованы все 50 машин "скорой помощи" японской столицы.
   В это время мне пришлось покинуть место происшествия, чтобы успеть написать телеграмму в редакцию о всем увиденном, но вечером я снова побывал в районе парламента, где все еще продолжались беспорядки. Толпы людей, охваченных яростью, опрокинули к тому времени десятки полицейских броневиков и грузовиков, загораживавших подступы к парламенту. Обливая бензином опрокинутые машины, они поджигали их. Взрывы ухали при этом один за другим. Густые клубы дыма и смрадный запах жженой резины ползли далеко по соседним кварталам, освещенным багровым заревом. Зловещий фон всему происходившему создавали обрушившиеся каменные столбы парламентских ворот, смятые и порванные заграждения из колючей проволоки, грязные обрывки красных флагов и клочья плакатов на асфальте, а над ними с торчащими вверх колесами остовы полицейских броневиков, все еще тлевшие со злобным шипением.
   Вторая всеобщая политическая забастовка, массовые антиамериканские демонстрации у стен посольства США и кровопролитное сражение у стен парламента повергли в растерянность японские правительственные круги. В ночь с 15 на 16 июня неподалеку от пожираемых пламенем полицейских грузовиков - в здании официальной резиденции премьер-министра, обнесенном забором из колючей проволоки,- состоялось чрезвычайное заседание кабинета министров. По сообщениям печати, некоторые министры высказались за немедленную отставку правительства. Однако Киси все еще упорствовал: утром он встретился с начальником управления обороны Акаги и поставил вопрос о чрезвычайной мобилизации армейских частей на помощь полиции. Утром полиция начала массовые аресты, и уже к полудню были арестованы 174 участника состоявшейся накануне демонстрации.
   Но во второй половине дня, когда около американского посольства вновь появились многолюдные колонны демонстрантов, члены кабинета министров собрались на новое экстренное заседание. Там ими и было принято решение просить Эйзенхауэра отказаться от визита на Японские острова, хотя именно этот визит и был основной целью его вояжа на Дальний Восток. Отмена визита аргументировалась правительством его "неуверенностью в возможности обеспечения порядка в стране".
   В четыре часа дня текст этого решения был передан японскими радиостанциями. Затем по радио выступил сам премьер. Он пробормотал нечто невнятное о том, будто дорогу в Японию американскому президенту преградил не народ, а какие-то мифические "агенты международного коммунизма". Голос Киси дрожал и срывался: он явно не мог скрыть своего смятения перед фактом позорной неудачи его проамериканской политики. Да и для американцев это был "черный день" их внешней политики: двери Японии были захлопнуты перед самым носом президента США.
   Иначе реагировала широкая японская общественность. Вечером 16 июня по стране пронесся шквал ликования. Вслед за выступлением Киси японские радиостанции тотчас же передали заявление лидеров всенародного движения. Выступая по радио, Асанума Инэдзиро назвал вздором ссылки Киси на каких-то "агентов международного коммунизма", воспрепятствовавших визиту Эйзенхауэра. "Движение против "договора безопасности",- заявил Асанума,это голос всего японского народа. Если бы Эйзенхауэр приехал сюда, то вся Япония выступила бы против США". В заявлении Президиума ЦИК КПЯ также подчеркивалось, что срыв визита в Японию президента США - это "великая победа, достигнутая в результате антиамериканского, антиправительственного движения протеста... это есть результат широких и энергичных действий масс на протяжении последних полутора лет".
   Сильнейшие отклики получили бурные события в Японии в нашей печати. Пожалуй, особо широкое освещение получили они на страницах "Правды". В номере газеты от 17 июня через всю третью полосу крупным шрифтом были набраны слова: "Позорный провал агрессивной политики империализма США. Эйзенхауэру - от ворот поворот. "Киси в отставку!" - требуют японцы". А под этими сообщениями рядом с фотографией, запечатлевшей столкновение студентов с полицией, под заголовком "Пламя гнева" была помещена моя большая статья с подробным изложением того, что произошло в Японии 15-16 июня. В те дни я был несказанно доволен как позорной отменой визита Эйзенхауэра, так и тем, что мои сообщения о всем, что предшествовало этой отмене, публиковалось без задержек и каких-либо сокращений, а это означало, что мои напряженные труды тех дней не пропали даром.
   Вступление в силу нового "договора
   безопасности" и отставка кабинета Киси
   В те дни демонстранты в Токио чувствовали себя хозяевами улиц. Полицейские кордоны отступили с улиц во внутренние пределы парламентской территории, забаррикадировав въезды своими броневиками. Оборонительная тактика полицейских была продиктована боязнью властей нарваться на новые спонтанные взрывы массового недовольства. У парламентских ворот, неподалеку от которых 15 июня была убита в рукопашной схватке с полицией студентка токийского университета Камба Митико, был воздвигнут большой транспарант с портретом погибшей, а под ним с каждым днем все выше и выше подымались горы цветов и венков с надписями на траурных лентах: "Твоя смерть не будет напрасной!" Многотысячные колонны демонстрантов, приближаясь одна за другой к транспаранту с портретом, останавливались, а люди, находившиеся в колоннах, возложив цветы и венки, замирали на две-три минуты в скорбном молчании. Сколько сотен тысяч людей прошли в те дни перед парламентом установить невозможно.
   Характерными были в те дни слова на плакатах демонстрантов: "Мы и есть безгласный народ!" История этой надписи такова. В одном из своих заявлений премьер Киси с присущим ему апломбом сказал: "Голоса демонстрантов на улицах - это голоса небольшого меньшинства народа - членов левых организаций. Я же повинуюсь воле безгласных народных масс, находящихся вне организаций и составляющих большинство населения". В ответ на эту пропагандистскую уловку на улицах в колоннах противников правительства появились тысячи представителей "безгласного народа" (домохозяек, школьников, крестьян и т.д.) с плакатами: "Киси, знай: мы тоже против договора безопасности!"
   Политическая атмосфера в стране становилась все более напряженной по мере приближения 19 июня - дня, с наступлением которого "договор безопасности" мог считаться в соответствии с конституцией автоматически утвержденным парламентом, не будучи даже одобренным верхней палатой. Сорвать это фальшивое "утверждение" могли при таких обстоятельствах только немедленная отставка кабинета Киси и экстренный роспуск нижней палаты парламента. Этого-то и добивались силы оппозиции.
   18 июня, когда остались считанные часы до момента автоматического "утверждения" договора парламентом, обстановка в японской столице достигла крайнего накала. В первой половине дня театром борьбы стали коридоры парламента. Депутаты верхней палаты от правящей партии решили было "утвердить" договор таким же сепаратным силовым путем, как это было сделано в нижней палате. Но дорогу в зал заседаний им преградили депутаты оппозиции. Прибегнуть к насилию с помощью полицейских лидеры либерал-демократов на сей раз не решились, учитывая и без того напряженную обстановку за стенами парламента. И поэтому, в конце концов, попререкавшись с депутатами оппозиции, не пускавшими их в зал заседаний, они удалились восвояси, а договор так и не получил утверждения в верхней палате. Политическое значение этого обстоятельства было велико. Что бы ни говорило японское правительство, а факт оставался фактом: в так называемом "утверждении" военного договора Японии с США, в конечном счете, приняли участие явное меньшинство депутатов обеих палат - не более 250 человек из 717. Уже одно это обстоятельство ставило под вопрос законность этого отвергавшегося народом договора.
   Противники "договора безопасности" до самой последней минуты продолжали добиваться полного срыва его ратификации. Еще накануне вечером председатель социалистической партии Асанума Инэдзиро встретился с премьер-министром Киси и потребовал от имени народа, чтобы в течение ближайших двадцати часов было отдано распоряжение о роспуске парламента и выходе в отставку всего кабинета. Но Киси отказался это сделать. Тогда руководство Национального совета борьбы обратилось к народу с призывом ответить на это 18 июня еще невиданными по силе массовыми демонстрациями протеста. И это обращение получило горячий отклик у патриотов.
   С утра 18 июня к парламенту стали стекаться потоки демонстрантов. По указанию демократических организаций в колоннах шли специальные дружины для отпора всевозможным провокационным действиям полиции и фашистских банд. На головах у дружинников были железные каски, а в руках - увесистые колья. Между колоннами двигались автомашины, на которых белели полотнища с красными крестами. Это ехали врачи, добровольно взявшиеся оказывать медицинскую помощь в случае нападения полиции на демонстрантов.
   К вечеру в Токио возле парламента и резиденции премьер-министра собрались свыше 330 тысяч человек. Скопление людей в центре столицы было так велико, что движение колонн прекратилось. Слившись в одну плотную массу, демонстранты по указанию своих руководителей сели на дорогах и тротуарах, превратив площади и улицы в фантастический живой ковер. В ярком свете прожекторов причудливо смешивались на этом ковре белые пятна рубашек, черные точки людских голов и красные языки знамен. Все это гигантское людское скопище, казалось, вот-вот захлестнет и парламент, и резиденцию премьер-министра, и находившееся неподалеку здание американского посольства. Но это была не стихийно образовавшаяся необузданная толпа: организаторы демонстрации при помощи радио и микрофонов координировали действия гигантского скопища людей.
   Напуганное масштабами этого выступления патриотов, правительство произвело "тотальную" полицейскую мобилизацию. На центральные улицы были стянуты свыше пятнадцати тысяч полицейских, многие из которых прибыли из других префектур. Одновременно были приведены в боевую готовность крупные подразделения "сил самообороны". Военные вертолеты зависли с угрожающим ревом над головами демонстрантов, посылая своему командованию сообщения об обстановке. Атмосфера была так напряжена, что организаторы демонстрации то и дело обращались к собравшимся с призывами строжайше соблюдать организованность и дисциплину, не поддаваться ни на угрозы, ни на провокации кого бы то ни было.
   В двенадцать часов ночи, когда, по правительственной версии, состоялось автоматическое "утверждение" парламентом "договора безопасности", руководители демонстрации обратились к кипевшему в темноте людскому морю с призывом продолжать борьбу против военного союза Японии с США: "Борьба не кончается сегодня в полночь - она закончится лишь тогда, когда все американские базы будут ликвидированы на нашей земле!" Людское море отозвалось на этот призыв раскатистым гулом одобрения. Демонстрации в центре Токио продолжались всю ночь. Свыше десяти тысяч человек, самых стойких из демонстрантов, просидели на тротуаре у парламентских стен, пока не показались солнечные лучи нового дня.
   19 июня коммунистическая и социалистическая партии, Генеральный совет профсоюзов и ряд других демократических организаций сделали заявления о своем непризнании нового "договора безопасности" и о твердом намерения продолжать борьбу за его ликвидацию. В подтверждение этого призыва Генеральный совет профсоюзов объявил 22 июня третью всеобщую политическую забастовку. И забастовка состоялась: в ней участвовали 110 отраслевых профобъединений, а также студенты всех высших учебных заведений страны. В общей сложности число участников этой массовой акции протеста составило 6200 тысяч японских трудящихся.
   На следующий день, 23 июня, правительство Киси в лихорадочной спешке форсировало обмен ратификационными грамотами. И как позорно была обставлена эта процедура! Как сообщали газеты, оформление бумаг с текстом договора было проведено японскими и американскими партнерами в строжайшей тайне и в величайшей спешке. В целях конспирации министры даже не собирались вместе, а ставили подписи по одиночке опросным порядком. До последней минуты в тот день никто не знал, где и когда будут японский министр иностранных дел Фудзияма и американский посол Макартур обмениваться бумагами. Газета "Асахи" с негодованием отметила в своем комментарии, что власти вели себя так, "будто они совершили какую-то гадость втайне от народа". И это мнение газеты разделяли в те дни широкие слои японской общественности.