Страница:
В результате 28 мая 1970 года по решению Секции общественных наук Президиума АН СССР при Научном совете по координации научно-исследовательских работ в области востоковедения была создана новая секция - Секция по изучению Японии. Членами секции стали представители ведущих научных и учебных заведений страны, включая Институт востоковедения АН СССР (так стал с 1969 года вновь именоваться наш Институт народов Азии), Институт мировой экономики и международных отношений, Институт Дальнего Востока АН СССР (бывший Институт китаеведения), Институт научной информации по общественным наукам АН СССР, Институт всеобщей истории АН СССР, Институт философии АН СССР, Дальневосточный филиал СО АН СССР, Хабаровский комплексный научно-исследовательский институт СО АН СССР, Институт стран Азии и Африки при МГУ им М. В. Ломоносова, Московский государственный институт международных отношений, Ленинградский государственный университет, а также представители Международного отдела ЦК КПСС, министерства иностранных дел и редакции газеты "Правда".
Персонально в число членов секции вошли академики Е. М. Жуков, Н. И. Конрад, член-корреспондент АН СССР С. Л. Тихвинский, почти все японоведы-доктора наук, ответственный работник ЦК КПСС И. И. Коваленко, международный обозреватель "Правды" В. В. Маевский и другие видные знатоки Японии. В соответствии с тем же решением я был назначен председателем названной секции. Так нежданно-негаданно меня подняли на вершину созданной на бумаге академическим начальством пирамиды из различных японоведческих центров. При этом, как и следовало ожидать, мне не дали ни административных, ни финансовых, ни иных полномочий. Это была с самого начала должность символическая, безвластная, и проявлять какую-либо активность я мог лишь при наличии встречного желания сотрудничать со мной лиц, которые стали членами секции.
Но тем не менее кое-какие попытки вдохнуть жизнь во вновь созданное всероссийское объединение японоведов с моей стороны были все-таки вскоре предприняты. Первое заседание секции состоялось в помещении Института народов Азии 26 февраля 1971 года. В нем принял участие в качестве председателя Научного совета по вопросам востоковедения Б. Г. Гафуров. На заседании был представлен ряд японоведческих коллективов Академии наук. Присутствовал также в качестве журналиста - знатока Японии мой бывший шеф по работе в "Правде" В. В. Маевский. Главным результатом этого первого заседания членов секции стало решение, горячо поддержанное всеми присутствующими, об учреждении в качестве регулярного ежегодного издания сборника статей ведущих советских японоведов по наиболее актуальным вопросам жизни современной Японии. При этом было решено называть сборник так: "Япония. Ежегодник" - с указанием в заголовке соответствующего года. Тогда же меня назначили главным редактором этого "Ежегодника". Несколько месяцев затем ушло на переговоры с О. К. Дрейером, возглавлявшим Главную редакцию восточной литературы издательства "Наука", о порядке прохождения этого сборника через издательство и типографию, о его объеме в листах, формате и обложке, которая по нашему замыслу должна была даже с первого взгляда давать читателям ясное представление о его содержании, целиком посвященном одной стране - Японии.
В начале 1973 года первый номер "Ежегодника" под моей редакцией вышел в свет. Его авторами стали представители различных японоведческих центров. О перспективе развития советско-японских отношений статью написал В. В. Маевский. Автором статьи о состоянии советско-японских экономических связей стал руководящий работник министерства внешней торговли В. Б. Спандарьян, возглавлявший долгое время советское торгпредство в Японии. Внешняя политика Японии получила освещение в статье Д. В. Петрова, считавшегося тогда ведущим специалистом в этом вопросе, а статья о состоянии японской внутриполитической жизни была написана мной. Видный специалист в области военных вопросов доктор исторических наук генерал-майор Б. Г. Сапожников свою статью посвятил проблемам национальной обороны Японии. В "Ежегодник" вошли статьи по вопросам культуры и искусства послевоенной Японии. Включил первый номер "Ежегодника" и ряд документов, связанных с отношениями нашей страны с Японией, большой список японоведческих книжных публикаций, изданных в СССР и за рубежом, а также хронику событий за предшествовавший год.
Выход в свет первого номера ежегодника "Япония", положившего начало регулярной публикации в нашей стране этого уникального издания, не имевшего аналогов в других странах, можно расценивать как заметную веху в развитии советского японоведения. С этого момента советские японоведы, работавшие в различных научных и практических учреждениях, обрели свой общий печатный орган.
Глава 2
ВЫЕЗДЫ ЗА РУБЕЖ: ОБЩЕНИЕ С ДРУЗЬЯМИ
И НЕДРУГАМИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Поездки в Японию в составе делегаций
советской общественности
Когда в июне 1962 года я возвращался теплоходом из Японии со всей семьей и домашним скарбом после окончания корреспондентской работы, мне казалось, что я покидаю эту страну надолго. И эта мысль навевала грусть: ведь с Японией была связана моя профессия, и любой отказ от этой профессии был для меня немыслим. Но мои московские дела сложились так, что спустя год мне уже снова довелось побывать в Японии, а в дальнейшем такие поездки на несколько недель, а то и на два-три месяца случались у меня почти ежегодно.
Несколько раз я ездил в Японию в составе различных делегаций Советского комитета защиты мира и общества "СССР - Япония" - организаций формально общественных, непартийных, хотя фактически их деятельность находилась под контролем Международного отдела ЦК КПСС.
Первая кратковременная поездка в Японию состоялась в августе 1963 года в составе делегации Советского комитета защиты мира. В делегацию я был включен в качестве эксперта-японоведа по заявке Георгия Александровича Жукова, который в то время был заместителем председателя этого комитета и проявлял постоянный интерес к вопросам, связанным с такими странами Дальнего Востока как Китай и Япония. Видимо, при формировании делегации, которую он затем возглавил, вспомнился ему удачный опыт наших совместных поездок по Японии весной 1962 года, к тому же в Москве было ясно, что делегации придется окунуться в сложный водоворот тогдашней внутриполитической жизни Японии.
Дело в том, что возглавлявшаяся Г. А. Жуковым делегация Советского комитета защиты мира направлялась не в спокойную ознакомительную поездку, а на IX Международную конференцию за запрещение атомного и водородного оружия, где, как это было заранее известно, предстояла в отличие от прошлых форумов такого рода острая конфронтация с нашими новыми идейными противниками в лице делегации Китайской народной республики.
Суть наших разногласий с китайцами была нам, делегатам Советского комитета защиты мира, также заранее известна. Готовясь к созданию и производству собственного ядерного оружия, китайское руководство стало в те годы выступать против попыток Советского Союза добиться в переговорах с США и Великобританией запрещения ядерных испытаний в атмосфере, в водном пространстве и под землей, чтобы предотвратить вред здоровью и безопасности населения тех районов нашей планеты, где подобные испытания не раз проводились названными странами. Осуждая попытки достижения такой договоренности, китайские руководители расценивали курс Советского Союза в этом вопросе как "капитуляцию" Москвы перед ядерным шантажом американского империализма. При этом они стремились мобилизовать на свою поддержку международное движение сторонников мира за запрещение ядерного оружия.
В то время участникам этого движения больше импонировал лозунг всеобщего и полного запрещения ядерного оружия. Однако его осуществление в условиях "холодной войны" было невыполнимой, нереальной задачей из-за категорического неприятия этого лозунга правящими кругами США. Намерение китайского руководства воспрепятствовать согласию участников международного антиядерного движения с договоренностью Советского Союза, США и Англии о запрещении ядерных испытаний в трех средах в качестве первого шага к достижению в дальнейшем полного запрещения ядерного оружия объяснялось прежде всего тем, что в то время китайская сторона поспешно готовилась к проведению собственных ядерных взрывов в атмосфере и ей не хотелось, чтобы такие взрывы выглядели как вызов договоренности других стран о запрещении ядерных испытаний. Не допустить одобрения участниками IX международной конференции договоренности между США, СССР и Англией - с такой целью ехали китайские делегаты на эту конференцию, открывавшуюся 3 августа 1963 года в Хиросиме как раз накануне подписания в Москве спорного договора о запрещении ядерных испытаний в трех сферах (5 августа). Естественно, что задача нашей делегации на этой конференции заключалась в обратном: убедить ее участников в целесообразности подписания Московского договора.
Делегация Советского комитета защиты мира формировалась в стенах Международного отдела ЦК КПСС при непосредственном участии ее главы Г. А. Жукова. Помимо меня, в число ехавших вошли Р. А. Ульяновский, незадолго до того перешедший из Института востоковедения АН СССР в ЦК КПСС на должность консультанта Международного отдела (впоследствии он стал заместителем заведующего этого отдела); опытный китаевед, консультант того же отдела ЦК КПСС Л. П. Делюсин; работник Управления внешних сношений Президиума АН СССР И. Н. Киселев и еще несколько представителей периферийных отделений Советского комитета защиты мира. А обязанности переводчика и секретаря делегации выполнял тогда еще молодой японовед-выпускник Института международных отношений Ю. Д. Кузнецов.
В то время любая советская общественная делегация могла покинуть Москву лишь при наличии соответствующего решения секретариата ЦК КПСС, а решения эти как правило задерживались чуть ли не до дня выезда делегаций. Отчасти это было связано с затяжками в подборе членов делегаций и торгами "наверху" - кого послать, а кого не посылать,- а отчасти - с техническими сложностями процедуры оформления тех документов, на основе которых выносились решения секретариата. Документы эти должны были содержать не только списки делегатов с соответствующими анкетными данными и характеристиками каждого, но и бумаги с изложением целей и программы деятельности делегаций в период их пребывания за рубежом и прочими сведениями. Поэтому зачастую оттяжки с вынесением решений секретариата ЦК приводили к поздним выездам делегаций из Москвы и к их запаздыванию в прибытии на международные форумы. С перспективой опоздания столкнулась тогда и наша делегация. Прямых самолетных рейсов из Москвы в Японию тогда еще не было. Поэтому первый этап нашего маршрута включал перелет самолетом "Аэрофлота" через Дели и Рангун в Бангкок. А чтобы из Бангкока попасть в Токио, надо было пересаживаться в самолет какой-то зарубежной компании. Но после ночевки в Бангкоке власти местного аэропорта объявили нам, что из-за отсутствия у членов делегации сертификатов о прививках холеры, обнаруженной в Таиланде, где мы провели ночь, нам придется в течение 6 дней находиться в карантине на территории бангкокского аэропорта. Такое требование практически исключало наше участие в Хиросимской конференции. Положение сложилось критическое. И надо отдать должное главе делегации Г. А. Жукову: он оказался человеком, обладавшим смелостью брать на себя ответственность за формально незаконные, рискованные решения, если интересы дела требовали такого риска. По совету бангкокского корреспондента ТАСС С. Спирина, взявшего на себя роль посредника между делегацией и аэродромными властями, Жуков выделил из бюджета делегации деньги на взятку таиландской санитарной инспекции и... мы в тот же день получили сертификаты о холерных прививках, необходимые для появления в Токио. Так, поправ таиландские законы во имя такого важного дела как предотвращение угрозы ядерной войны, мы добрались до Токио, а затем за несколько часов до начала конференции прибыли в Хиросиму.
А Хиросима пребывала в состоянии политической сумятицы. В канун конференции туда наряду с тысячами японских делегатов - посланцев от различных общественных объединений и префектур страны нагрянули сотни иностранных гостей - представителей зарубежных пацифистских движений, а также множество японских политических деятелей, включая членов и правящей либерально-демократической партии, и оппозиционных партий, и толпы телевизионных и газетных репортеров, призванных показывать и комментировать ход конференции. Это был еще небывалый по масштабам наплыв в Хиросиму политиков и журналистов всех мастей. Главная же причина такого наплыва заключалась во всеобщем ожидании того, что в ходе конференции произойдут сенсационные столкновения между ее участниками. В первую очередь всех интересовало, сумеют ли остаться в рамках единого движения коммунисты и социалисты, занявшие диаметрально противоположные позиции в отношении Московского договора о запрещении ядерных испытаний в трех средах. Равным образом все ждали дискуссии по тому же вопросу между китайскими и советскими делегатами, поскольку было известно, что их взгляды в этом вопросе были диаметрально противоположны. Неясно для всех было также, какую сторону будет поддерживать Всеяпонский совет борьбы за запрещение атомной и водородной бомбы. В общем, оснований для ожидания каких-то сенсаций было предостаточно.
Еще до начала международной конференции на центральной площади Хиросимы - там, где расположены все памятные сооружения, связанные с атомной бомбардировкой города 6 августа 1945 года,- прошли столкновения колонны противников ядерного оружия с группами ультраправых фашистских боевиков, пытавшихся сорвать антиядерный форум. Вмешательство крупных контингентов полиции привело к вытеснению черносотенцев из этого района.
Но положение осложнялось, прежде всего, разногласиями среди самих японских сторонников мира. О наличии этих разногласий свидетельствовала разноголосица в выступлениях на предварительных совещаниях представителей двух оппозиционных правительству течений: тех, кто был связан с КПЯ, и тех, кто ориентировался на социалистов. В связи с предстоявшим 5 августа подписанием в Москве договора о запрещении ядерных испытаний в трех средах делегаты от СПЯ и Генерального совета профсоюзов (Сохё) еще до открытия международной конференции стали настаивать на том, чтобы эта конференция приняла резолюцию с одобрением Московского договора и с осуждением любых испытаний ядерного оружия любыми странами. Однако таким предложениям воспротивились японские делегаты, связанные с КПЯ и поддерживавшие курс Пекина на подготовку Китая к своим испытаниям ядерного оружия. Результатом этих разногласий стал отказ японских сторонников Московского договора от участия в конференции, что означало раскол в японском антиядерном движении.
Наша делегация, прибывшая на конференцию по приглашению Всеяпонского совета за запрещение атомной и водородной бомбы (Генсуйкё), была связана полученным приглашением и осталась в зале заседаний конференции. Но в связи с отсутствием на конференции наших единомышленников в лице социалистов ей пришлось вести тяжелые словесные баталии со сторонниками китайской делегации, прибывшей на конференцию с воинственным антисоветским настроем. Выступления китайских делегатов изобиловали заведомо необоснованными клеветническими нападками на внешнюю политику Советского Союза. Подписание Советским Союзом договора о запрещении ядерных испытаний в трех средах квалифицировалось китайцами как "ревизионистская политика", "капитуляция перед американским империализмом" и "ренегатство", что, естественно, не позволяло нашей делегации отмалчиваться и не давать отпора. И надо воздать должное политическому таланту Жукова, взявшего на себя основную тяжесть словесной дуэли с китайцами: он отвечал на их выпады с блеском и по содержанию и по форме. Поддерживая Жукова, мы, члены делегации, старались воздействовать на японскую аудиторию и на зарубежных участников конференции путем личных бесед и распространения нашей литературы с изложением советской позиции по проблеме запрещения испытаний ядерного оружия в трех сферах.
Но, пожалуй, в самом тяжелом положении оказался на Конференции 1963 года председатель Всеяпонского совета борьбы за запрещение атомной и водородной бомбы (Гэнсуйкё) профессор Ясуи Каору, лауреат Ленинской премии мира и личный друг Н. С. Хрущева, незадолго до того проведший целый день с Хрущевым на его даче в Крыму. Дело в том, что возглавлявшееся им массовое движение японских противников ядерного оружия с самого начала опиралось на две не всегда и не везде сотрудничавшие одна с другой политические силы: компартию Японии с ее разветвленной сетью местных партийных организаций и социалистическую партию, державшую тесную связь с массовыми профсоюзными объединениями и прежде всего с Генеральным советом профсоюзов (Сохё). Профессор Ясуи ясно понимал, что без поддержки этих организаций Гэнсуйкё как влиятельная массовая организация японских сторонников мира не имеет перспектив на длительное существование, не говоря уже о дальнейшем расширении масштабов возглавлявшегося им движения. Раскол между коммунистами и социалистами, происшедший в августе 1963 года в Хиросиме, вынуждал его взять чью-то сторону, чтобы не оказаться между двух стульев. Вынужден был Ясуи определить тогда и свое отношение к спору между Москвой и Пекином. Для него спровоцированные руководством КПК разногласия в японском антиядерном движении оказались настоящей трагедией. Не мог он отказаться от сотрудничества с КПЯ, активно поддерживавшей местные отделения Гэнсуйкё, но в то же время крайне тяжело ему было отказаться и от сотрудничества с КПСС и Советским комитетом защиты мира, державшим в сфере своего влияния большинство тех самых зарубежных организаций - противников ядерного оружия, посланцы которых и составляли основную массу участников международных конференций, проводившихся ежегодно в Японии под эгидой Гэнсуйкё. Вот почему много раз в ходе Хиросимской конференции 1963 года профессор Ясуи и открыто и секретно по ночам встречался с главой советской делегации Г. А. Жуковым (происходило это при моем посредничестве) и всячески добивался понимания советской делегацией деликатности его положения в разгоревшейся советско-китайской дискуссии и в расколе между КПЯ и СПЯ. Суть его просьб к Жукову сводилась к тому, чтобы советская делегация не покидала конференцию до ее окончания и не доводила дело до открытого разрыва ни с Китаем, ни с японскими коммунистами во имя сохранения Гэнсуйкё как влиятельной силы мирового антиядерного движения.
Внешне Г. А. Жуков, казалось бы, занимал жесткую позицию в споре с китайцами и выступавшими фактически в их поддержку руководителями КПЯ. И это очень тревожило профессора Ясуи. Но Ясуи не знал другого - того, что у Жукова не было тогда полномочий идти на открытый разрыв ни с китайскими делегатами, ни с японскими коммунистами. Инструкции, полученные им от Б. Н. Пономарева, возглавлявшего Международный отдел ЦК КПСС, обязывали его воздерживаться от ухода с конференции и не рвать отношений ни с китайской делегацией, ни с японскими коммунистами даже тогда, когда те бросали открытый вызов внешней политике Советского Союза. В данном случае Жукову было предписано вышестоящими партийными инстанциями в лице М. А. Суслова и Б. Н. Пономарева неуклонно проводить беспринципный курс на сохранение "братской дружбы" с японской компартией, хотя в руководстве этой партии искренних друзей Советского Союза становилось все меньше и меньше, а просоветски настроенная группа Сига оттеснялась все более от руководящих постов в центральном аппарате КПЯ.
В период пребывания в Хиросиме делегации Советского комитета защиты мира состоялась встреча Г. А. Жукова и нескольких других его помощников, включая меня, с одним из членов сиговской группы - депутатом парламента от КПЯ Судзуки Итидзо. Тогда наш собеседник ясно обозначил расстановку сил внутри руководства КПЯ, не обещавшую для КПСС ничего хорошего. Но и этот сигнал, как показал дальнейший ход событий, не привел к внесению корректив в бездарную линию руководства КПСС на сохранение "дружбы с КПЯ любой ценой", хотя от этой "дружбы" на деле оставалась тогда лишь пустая словесная обертка.
Международная конференция в Хиросиме стала очевидным свидетельством острого кризиса в рядах японского движения противников ядерного оружия, спровоцированного китайским руководством, не желавшим тогда связывать себе руки никакими запретами на ядерные испытания.
Формально Гэнсуйкё и после конференции продолжал еще оставаться в течение некоторого времени главным центром массового движения японцев за запрещение ядерного оружия. Однако параллельно в 1963-1964 годах в Японии появилось и другое, альтернативное движение противников ядерного оружия, инициаторами создания которого были японские социалисты, отказавшиеся в августе 1963 года от участия в IX Международной конференции. Центром этого движения стал так называемый Объединенный совет трех префектур, Хиросимы, Нагасаки и Сидзуока, население которых пострадало от атомного оружия. Лидером этой организации, именовавшейся по-японски Санкэнрэн, стал профессор Хиросимского университета Моритаки Итиро.
Когда летом 1964 года приблизилась вновь годовщина хиросимской и нагасакской трагедий, Советский комитет защиты мира получил приглашение участвовать в международных форумах противников ядерного оружия не только от Гэнсуйкё, но и от вновь возникшей организации - Санкэнрэн. В этой связи в ЦК КПСС возник вопрос: куда направлять делегацию Советского комитета защиты мира - на конференцию Гэнсуйкё в Токио, непосредственным организатором которой была Коммунистическая партия Японии, перешедшая тогда на прокитайские позиции, или же на конференцию Санкэнрэн в Хиросиму, в организации которой ведущую роль играли социалисты, поддерживавшие подписанный в Москве договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах. Многим в Москве было ясно, что на конференции Гэнсуйкё советских делегатов ждут атаки прокитайски настроенных политиков. На это указывал хотя бы тот факт, что руководство КПЯ незадолго до того, в мае 1964 года, исключило из рядов партии Сигу Ёсио и всех его сторонников именно за то, что они вопреки предписанию лидеров партии проголосовали в парламенте за поддержку Японией Московского договора о запрещении ядерных испытаний в трех сферах. Но упрямое желание цековского руководства сохранить контакты с КПЯ побуждало его к принятию приглашения в призрачной надежде на то, что на сей раз японские коммунисты поведут себя лучше. Во внимание принималось и то, что в глазах большинства зарубежных делегаций, приглашенных на Токийскую конференцию, Гэнсуйкё оставался все еще центром японского антиядерного движения, а главой этого центра продолжал оставаться давний друг Советского Союза профессор Ясуи Каору, который, как казалось московским стратегам, сохранял способность оказывать на деятельность Гэнсуйкё позитивное влияние. Но, с другой стороны, у Советского комитета защиты мира не было никаких оснований отказываться и от приглашения на конференцию Санкэнрэн, организаторы которой фактически разделяли взгляды Советского союза на Московский договор.
В конечном счете вопрос об участии Советского комитета защиты мира в названных конференциях был решен таким образом: советской делегации надлежало принять участие как в Токийской, так и в Хиросимской конференциях, благо они были запланированы японскими организаторами в разные дни. Решено было также, что на обеих конференциях советскую делегацию возглавит снова Г. А. Жуков. Вторым лицом в делегации стал один из руководящих работников Международного отдела ЦК КПСС некто П. Дедушкин, профессиональный партийный работник, не имевший, судя по всему, ясного представления о положении дел в Японии, но считавший себя многоопытным политическим деятелем. Вместе с ним в состав делегации был включен от Международного отдела ЦК КПСС и специалист по Японии референт Н. А. Романов, о котором я уже упоминал ранее. В состав делегации вошли также мой бывший шеф - международный обозреватель "Правды" В. В. Маевский, специалист по Китаю Л. П. Делюсин и я как специалист по Японии. За финансовые дела и связи с делегациями стран Азии и Африки отвечал, как и годом ранее, И. Н. Киселев, а секретарем-переводчиком снова стал Ю. Д. Кузнецов.
Персонально в число членов секции вошли академики Е. М. Жуков, Н. И. Конрад, член-корреспондент АН СССР С. Л. Тихвинский, почти все японоведы-доктора наук, ответственный работник ЦК КПСС И. И. Коваленко, международный обозреватель "Правды" В. В. Маевский и другие видные знатоки Японии. В соответствии с тем же решением я был назначен председателем названной секции. Так нежданно-негаданно меня подняли на вершину созданной на бумаге академическим начальством пирамиды из различных японоведческих центров. При этом, как и следовало ожидать, мне не дали ни административных, ни финансовых, ни иных полномочий. Это была с самого начала должность символическая, безвластная, и проявлять какую-либо активность я мог лишь при наличии встречного желания сотрудничать со мной лиц, которые стали членами секции.
Но тем не менее кое-какие попытки вдохнуть жизнь во вновь созданное всероссийское объединение японоведов с моей стороны были все-таки вскоре предприняты. Первое заседание секции состоялось в помещении Института народов Азии 26 февраля 1971 года. В нем принял участие в качестве председателя Научного совета по вопросам востоковедения Б. Г. Гафуров. На заседании был представлен ряд японоведческих коллективов Академии наук. Присутствовал также в качестве журналиста - знатока Японии мой бывший шеф по работе в "Правде" В. В. Маевский. Главным результатом этого первого заседания членов секции стало решение, горячо поддержанное всеми присутствующими, об учреждении в качестве регулярного ежегодного издания сборника статей ведущих советских японоведов по наиболее актуальным вопросам жизни современной Японии. При этом было решено называть сборник так: "Япония. Ежегодник" - с указанием в заголовке соответствующего года. Тогда же меня назначили главным редактором этого "Ежегодника". Несколько месяцев затем ушло на переговоры с О. К. Дрейером, возглавлявшим Главную редакцию восточной литературы издательства "Наука", о порядке прохождения этого сборника через издательство и типографию, о его объеме в листах, формате и обложке, которая по нашему замыслу должна была даже с первого взгляда давать читателям ясное представление о его содержании, целиком посвященном одной стране - Японии.
В начале 1973 года первый номер "Ежегодника" под моей редакцией вышел в свет. Его авторами стали представители различных японоведческих центров. О перспективе развития советско-японских отношений статью написал В. В. Маевский. Автором статьи о состоянии советско-японских экономических связей стал руководящий работник министерства внешней торговли В. Б. Спандарьян, возглавлявший долгое время советское торгпредство в Японии. Внешняя политика Японии получила освещение в статье Д. В. Петрова, считавшегося тогда ведущим специалистом в этом вопросе, а статья о состоянии японской внутриполитической жизни была написана мной. Видный специалист в области военных вопросов доктор исторических наук генерал-майор Б. Г. Сапожников свою статью посвятил проблемам национальной обороны Японии. В "Ежегодник" вошли статьи по вопросам культуры и искусства послевоенной Японии. Включил первый номер "Ежегодника" и ряд документов, связанных с отношениями нашей страны с Японией, большой список японоведческих книжных публикаций, изданных в СССР и за рубежом, а также хронику событий за предшествовавший год.
Выход в свет первого номера ежегодника "Япония", положившего начало регулярной публикации в нашей стране этого уникального издания, не имевшего аналогов в других странах, можно расценивать как заметную веху в развитии советского японоведения. С этого момента советские японоведы, работавшие в различных научных и практических учреждениях, обрели свой общий печатный орган.
Глава 2
ВЫЕЗДЫ ЗА РУБЕЖ: ОБЩЕНИЕ С ДРУЗЬЯМИ
И НЕДРУГАМИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Поездки в Японию в составе делегаций
советской общественности
Когда в июне 1962 года я возвращался теплоходом из Японии со всей семьей и домашним скарбом после окончания корреспондентской работы, мне казалось, что я покидаю эту страну надолго. И эта мысль навевала грусть: ведь с Японией была связана моя профессия, и любой отказ от этой профессии был для меня немыслим. Но мои московские дела сложились так, что спустя год мне уже снова довелось побывать в Японии, а в дальнейшем такие поездки на несколько недель, а то и на два-три месяца случались у меня почти ежегодно.
Несколько раз я ездил в Японию в составе различных делегаций Советского комитета защиты мира и общества "СССР - Япония" - организаций формально общественных, непартийных, хотя фактически их деятельность находилась под контролем Международного отдела ЦК КПСС.
Первая кратковременная поездка в Японию состоялась в августе 1963 года в составе делегации Советского комитета защиты мира. В делегацию я был включен в качестве эксперта-японоведа по заявке Георгия Александровича Жукова, который в то время был заместителем председателя этого комитета и проявлял постоянный интерес к вопросам, связанным с такими странами Дальнего Востока как Китай и Япония. Видимо, при формировании делегации, которую он затем возглавил, вспомнился ему удачный опыт наших совместных поездок по Японии весной 1962 года, к тому же в Москве было ясно, что делегации придется окунуться в сложный водоворот тогдашней внутриполитической жизни Японии.
Дело в том, что возглавлявшаяся Г. А. Жуковым делегация Советского комитета защиты мира направлялась не в спокойную ознакомительную поездку, а на IX Международную конференцию за запрещение атомного и водородного оружия, где, как это было заранее известно, предстояла в отличие от прошлых форумов такого рода острая конфронтация с нашими новыми идейными противниками в лице делегации Китайской народной республики.
Суть наших разногласий с китайцами была нам, делегатам Советского комитета защиты мира, также заранее известна. Готовясь к созданию и производству собственного ядерного оружия, китайское руководство стало в те годы выступать против попыток Советского Союза добиться в переговорах с США и Великобританией запрещения ядерных испытаний в атмосфере, в водном пространстве и под землей, чтобы предотвратить вред здоровью и безопасности населения тех районов нашей планеты, где подобные испытания не раз проводились названными странами. Осуждая попытки достижения такой договоренности, китайские руководители расценивали курс Советского Союза в этом вопросе как "капитуляцию" Москвы перед ядерным шантажом американского империализма. При этом они стремились мобилизовать на свою поддержку международное движение сторонников мира за запрещение ядерного оружия.
В то время участникам этого движения больше импонировал лозунг всеобщего и полного запрещения ядерного оружия. Однако его осуществление в условиях "холодной войны" было невыполнимой, нереальной задачей из-за категорического неприятия этого лозунга правящими кругами США. Намерение китайского руководства воспрепятствовать согласию участников международного антиядерного движения с договоренностью Советского Союза, США и Англии о запрещении ядерных испытаний в трех средах в качестве первого шага к достижению в дальнейшем полного запрещения ядерного оружия объяснялось прежде всего тем, что в то время китайская сторона поспешно готовилась к проведению собственных ядерных взрывов в атмосфере и ей не хотелось, чтобы такие взрывы выглядели как вызов договоренности других стран о запрещении ядерных испытаний. Не допустить одобрения участниками IX международной конференции договоренности между США, СССР и Англией - с такой целью ехали китайские делегаты на эту конференцию, открывавшуюся 3 августа 1963 года в Хиросиме как раз накануне подписания в Москве спорного договора о запрещении ядерных испытаний в трех сферах (5 августа). Естественно, что задача нашей делегации на этой конференции заключалась в обратном: убедить ее участников в целесообразности подписания Московского договора.
Делегация Советского комитета защиты мира формировалась в стенах Международного отдела ЦК КПСС при непосредственном участии ее главы Г. А. Жукова. Помимо меня, в число ехавших вошли Р. А. Ульяновский, незадолго до того перешедший из Института востоковедения АН СССР в ЦК КПСС на должность консультанта Международного отдела (впоследствии он стал заместителем заведующего этого отдела); опытный китаевед, консультант того же отдела ЦК КПСС Л. П. Делюсин; работник Управления внешних сношений Президиума АН СССР И. Н. Киселев и еще несколько представителей периферийных отделений Советского комитета защиты мира. А обязанности переводчика и секретаря делегации выполнял тогда еще молодой японовед-выпускник Института международных отношений Ю. Д. Кузнецов.
В то время любая советская общественная делегация могла покинуть Москву лишь при наличии соответствующего решения секретариата ЦК КПСС, а решения эти как правило задерживались чуть ли не до дня выезда делегаций. Отчасти это было связано с затяжками в подборе членов делегаций и торгами "наверху" - кого послать, а кого не посылать,- а отчасти - с техническими сложностями процедуры оформления тех документов, на основе которых выносились решения секретариата. Документы эти должны были содержать не только списки делегатов с соответствующими анкетными данными и характеристиками каждого, но и бумаги с изложением целей и программы деятельности делегаций в период их пребывания за рубежом и прочими сведениями. Поэтому зачастую оттяжки с вынесением решений секретариата ЦК приводили к поздним выездам делегаций из Москвы и к их запаздыванию в прибытии на международные форумы. С перспективой опоздания столкнулась тогда и наша делегация. Прямых самолетных рейсов из Москвы в Японию тогда еще не было. Поэтому первый этап нашего маршрута включал перелет самолетом "Аэрофлота" через Дели и Рангун в Бангкок. А чтобы из Бангкока попасть в Токио, надо было пересаживаться в самолет какой-то зарубежной компании. Но после ночевки в Бангкоке власти местного аэропорта объявили нам, что из-за отсутствия у членов делегации сертификатов о прививках холеры, обнаруженной в Таиланде, где мы провели ночь, нам придется в течение 6 дней находиться в карантине на территории бангкокского аэропорта. Такое требование практически исключало наше участие в Хиросимской конференции. Положение сложилось критическое. И надо отдать должное главе делегации Г. А. Жукову: он оказался человеком, обладавшим смелостью брать на себя ответственность за формально незаконные, рискованные решения, если интересы дела требовали такого риска. По совету бангкокского корреспондента ТАСС С. Спирина, взявшего на себя роль посредника между делегацией и аэродромными властями, Жуков выделил из бюджета делегации деньги на взятку таиландской санитарной инспекции и... мы в тот же день получили сертификаты о холерных прививках, необходимые для появления в Токио. Так, поправ таиландские законы во имя такого важного дела как предотвращение угрозы ядерной войны, мы добрались до Токио, а затем за несколько часов до начала конференции прибыли в Хиросиму.
А Хиросима пребывала в состоянии политической сумятицы. В канун конференции туда наряду с тысячами японских делегатов - посланцев от различных общественных объединений и префектур страны нагрянули сотни иностранных гостей - представителей зарубежных пацифистских движений, а также множество японских политических деятелей, включая членов и правящей либерально-демократической партии, и оппозиционных партий, и толпы телевизионных и газетных репортеров, призванных показывать и комментировать ход конференции. Это был еще небывалый по масштабам наплыв в Хиросиму политиков и журналистов всех мастей. Главная же причина такого наплыва заключалась во всеобщем ожидании того, что в ходе конференции произойдут сенсационные столкновения между ее участниками. В первую очередь всех интересовало, сумеют ли остаться в рамках единого движения коммунисты и социалисты, занявшие диаметрально противоположные позиции в отношении Московского договора о запрещении ядерных испытаний в трех средах. Равным образом все ждали дискуссии по тому же вопросу между китайскими и советскими делегатами, поскольку было известно, что их взгляды в этом вопросе были диаметрально противоположны. Неясно для всех было также, какую сторону будет поддерживать Всеяпонский совет борьбы за запрещение атомной и водородной бомбы. В общем, оснований для ожидания каких-то сенсаций было предостаточно.
Еще до начала международной конференции на центральной площади Хиросимы - там, где расположены все памятные сооружения, связанные с атомной бомбардировкой города 6 августа 1945 года,- прошли столкновения колонны противников ядерного оружия с группами ультраправых фашистских боевиков, пытавшихся сорвать антиядерный форум. Вмешательство крупных контингентов полиции привело к вытеснению черносотенцев из этого района.
Но положение осложнялось, прежде всего, разногласиями среди самих японских сторонников мира. О наличии этих разногласий свидетельствовала разноголосица в выступлениях на предварительных совещаниях представителей двух оппозиционных правительству течений: тех, кто был связан с КПЯ, и тех, кто ориентировался на социалистов. В связи с предстоявшим 5 августа подписанием в Москве договора о запрещении ядерных испытаний в трех средах делегаты от СПЯ и Генерального совета профсоюзов (Сохё) еще до открытия международной конференции стали настаивать на том, чтобы эта конференция приняла резолюцию с одобрением Московского договора и с осуждением любых испытаний ядерного оружия любыми странами. Однако таким предложениям воспротивились японские делегаты, связанные с КПЯ и поддерживавшие курс Пекина на подготовку Китая к своим испытаниям ядерного оружия. Результатом этих разногласий стал отказ японских сторонников Московского договора от участия в конференции, что означало раскол в японском антиядерном движении.
Наша делегация, прибывшая на конференцию по приглашению Всеяпонского совета за запрещение атомной и водородной бомбы (Генсуйкё), была связана полученным приглашением и осталась в зале заседаний конференции. Но в связи с отсутствием на конференции наших единомышленников в лице социалистов ей пришлось вести тяжелые словесные баталии со сторонниками китайской делегации, прибывшей на конференцию с воинственным антисоветским настроем. Выступления китайских делегатов изобиловали заведомо необоснованными клеветническими нападками на внешнюю политику Советского Союза. Подписание Советским Союзом договора о запрещении ядерных испытаний в трех средах квалифицировалось китайцами как "ревизионистская политика", "капитуляция перед американским империализмом" и "ренегатство", что, естественно, не позволяло нашей делегации отмалчиваться и не давать отпора. И надо воздать должное политическому таланту Жукова, взявшего на себя основную тяжесть словесной дуэли с китайцами: он отвечал на их выпады с блеском и по содержанию и по форме. Поддерживая Жукова, мы, члены делегации, старались воздействовать на японскую аудиторию и на зарубежных участников конференции путем личных бесед и распространения нашей литературы с изложением советской позиции по проблеме запрещения испытаний ядерного оружия в трех сферах.
Но, пожалуй, в самом тяжелом положении оказался на Конференции 1963 года председатель Всеяпонского совета борьбы за запрещение атомной и водородной бомбы (Гэнсуйкё) профессор Ясуи Каору, лауреат Ленинской премии мира и личный друг Н. С. Хрущева, незадолго до того проведший целый день с Хрущевым на его даче в Крыму. Дело в том, что возглавлявшееся им массовое движение японских противников ядерного оружия с самого начала опиралось на две не всегда и не везде сотрудничавшие одна с другой политические силы: компартию Японии с ее разветвленной сетью местных партийных организаций и социалистическую партию, державшую тесную связь с массовыми профсоюзными объединениями и прежде всего с Генеральным советом профсоюзов (Сохё). Профессор Ясуи ясно понимал, что без поддержки этих организаций Гэнсуйкё как влиятельная массовая организация японских сторонников мира не имеет перспектив на длительное существование, не говоря уже о дальнейшем расширении масштабов возглавлявшегося им движения. Раскол между коммунистами и социалистами, происшедший в августе 1963 года в Хиросиме, вынуждал его взять чью-то сторону, чтобы не оказаться между двух стульев. Вынужден был Ясуи определить тогда и свое отношение к спору между Москвой и Пекином. Для него спровоцированные руководством КПК разногласия в японском антиядерном движении оказались настоящей трагедией. Не мог он отказаться от сотрудничества с КПЯ, активно поддерживавшей местные отделения Гэнсуйкё, но в то же время крайне тяжело ему было отказаться и от сотрудничества с КПСС и Советским комитетом защиты мира, державшим в сфере своего влияния большинство тех самых зарубежных организаций - противников ядерного оружия, посланцы которых и составляли основную массу участников международных конференций, проводившихся ежегодно в Японии под эгидой Гэнсуйкё. Вот почему много раз в ходе Хиросимской конференции 1963 года профессор Ясуи и открыто и секретно по ночам встречался с главой советской делегации Г. А. Жуковым (происходило это при моем посредничестве) и всячески добивался понимания советской делегацией деликатности его положения в разгоревшейся советско-китайской дискуссии и в расколе между КПЯ и СПЯ. Суть его просьб к Жукову сводилась к тому, чтобы советская делегация не покидала конференцию до ее окончания и не доводила дело до открытого разрыва ни с Китаем, ни с японскими коммунистами во имя сохранения Гэнсуйкё как влиятельной силы мирового антиядерного движения.
Внешне Г. А. Жуков, казалось бы, занимал жесткую позицию в споре с китайцами и выступавшими фактически в их поддержку руководителями КПЯ. И это очень тревожило профессора Ясуи. Но Ясуи не знал другого - того, что у Жукова не было тогда полномочий идти на открытый разрыв ни с китайскими делегатами, ни с японскими коммунистами. Инструкции, полученные им от Б. Н. Пономарева, возглавлявшего Международный отдел ЦК КПСС, обязывали его воздерживаться от ухода с конференции и не рвать отношений ни с китайской делегацией, ни с японскими коммунистами даже тогда, когда те бросали открытый вызов внешней политике Советского Союза. В данном случае Жукову было предписано вышестоящими партийными инстанциями в лице М. А. Суслова и Б. Н. Пономарева неуклонно проводить беспринципный курс на сохранение "братской дружбы" с японской компартией, хотя в руководстве этой партии искренних друзей Советского Союза становилось все меньше и меньше, а просоветски настроенная группа Сига оттеснялась все более от руководящих постов в центральном аппарате КПЯ.
В период пребывания в Хиросиме делегации Советского комитета защиты мира состоялась встреча Г. А. Жукова и нескольких других его помощников, включая меня, с одним из членов сиговской группы - депутатом парламента от КПЯ Судзуки Итидзо. Тогда наш собеседник ясно обозначил расстановку сил внутри руководства КПЯ, не обещавшую для КПСС ничего хорошего. Но и этот сигнал, как показал дальнейший ход событий, не привел к внесению корректив в бездарную линию руководства КПСС на сохранение "дружбы с КПЯ любой ценой", хотя от этой "дружбы" на деле оставалась тогда лишь пустая словесная обертка.
Международная конференция в Хиросиме стала очевидным свидетельством острого кризиса в рядах японского движения противников ядерного оружия, спровоцированного китайским руководством, не желавшим тогда связывать себе руки никакими запретами на ядерные испытания.
Формально Гэнсуйкё и после конференции продолжал еще оставаться в течение некоторого времени главным центром массового движения японцев за запрещение ядерного оружия. Однако параллельно в 1963-1964 годах в Японии появилось и другое, альтернативное движение противников ядерного оружия, инициаторами создания которого были японские социалисты, отказавшиеся в августе 1963 года от участия в IX Международной конференции. Центром этого движения стал так называемый Объединенный совет трех префектур, Хиросимы, Нагасаки и Сидзуока, население которых пострадало от атомного оружия. Лидером этой организации, именовавшейся по-японски Санкэнрэн, стал профессор Хиросимского университета Моритаки Итиро.
Когда летом 1964 года приблизилась вновь годовщина хиросимской и нагасакской трагедий, Советский комитет защиты мира получил приглашение участвовать в международных форумах противников ядерного оружия не только от Гэнсуйкё, но и от вновь возникшей организации - Санкэнрэн. В этой связи в ЦК КПСС возник вопрос: куда направлять делегацию Советского комитета защиты мира - на конференцию Гэнсуйкё в Токио, непосредственным организатором которой была Коммунистическая партия Японии, перешедшая тогда на прокитайские позиции, или же на конференцию Санкэнрэн в Хиросиму, в организации которой ведущую роль играли социалисты, поддерживавшие подписанный в Москве договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах. Многим в Москве было ясно, что на конференции Гэнсуйкё советских делегатов ждут атаки прокитайски настроенных политиков. На это указывал хотя бы тот факт, что руководство КПЯ незадолго до того, в мае 1964 года, исключило из рядов партии Сигу Ёсио и всех его сторонников именно за то, что они вопреки предписанию лидеров партии проголосовали в парламенте за поддержку Японией Московского договора о запрещении ядерных испытаний в трех сферах. Но упрямое желание цековского руководства сохранить контакты с КПЯ побуждало его к принятию приглашения в призрачной надежде на то, что на сей раз японские коммунисты поведут себя лучше. Во внимание принималось и то, что в глазах большинства зарубежных делегаций, приглашенных на Токийскую конференцию, Гэнсуйкё оставался все еще центром японского антиядерного движения, а главой этого центра продолжал оставаться давний друг Советского Союза профессор Ясуи Каору, который, как казалось московским стратегам, сохранял способность оказывать на деятельность Гэнсуйкё позитивное влияние. Но, с другой стороны, у Советского комитета защиты мира не было никаких оснований отказываться и от приглашения на конференцию Санкэнрэн, организаторы которой фактически разделяли взгляды Советского союза на Московский договор.
В конечном счете вопрос об участии Советского комитета защиты мира в названных конференциях был решен таким образом: советской делегации надлежало принять участие как в Токийской, так и в Хиросимской конференциях, благо они были запланированы японскими организаторами в разные дни. Решено было также, что на обеих конференциях советскую делегацию возглавит снова Г. А. Жуков. Вторым лицом в делегации стал один из руководящих работников Международного отдела ЦК КПСС некто П. Дедушкин, профессиональный партийный работник, не имевший, судя по всему, ясного представления о положении дел в Японии, но считавший себя многоопытным политическим деятелем. Вместе с ним в состав делегации был включен от Международного отдела ЦК КПСС и специалист по Японии референт Н. А. Романов, о котором я уже упоминал ранее. В состав делегации вошли также мой бывший шеф - международный обозреватель "Правды" В. В. Маевский, специалист по Китаю Л. П. Делюсин и я как специалист по Японии. За финансовые дела и связи с делегациями стран Азии и Африки отвечал, как и годом ранее, И. Н. Киселев, а секретарем-переводчиком снова стал Ю. Д. Кузнецов.