-- То-то им сейчас, поди, тошно у смерти-то в лапах, -- шепнул мне
Луис, когда я проходил мимо, чтобы отдать приказ убрать бом-кливер и
стаксель.


"Oh, he'll heave to in a little while and pick them up," I answered
cheerfully. "He's bent upon giving them a lesson, that's all."

-- Ну, он скоро ляжет в дрейф и подберет их, -- бодро сказал я. --
Решил, как видно, проучить их.


Louis looked at me shrewdly.

Луис многозначительно посмотрел на меня.


"Think so?" he asked.

-- Вы так думаете? -- спросил он.


"Surely," I answered. "Don't you?"

-- Конечно, -- отвечал я. -- А вы?


"I think nothing but iv my own skin, these days," was his answer. "An'
'tis with wonder I'm filled as to the workin' out iv things. A pretty mess
that 'Frisco whisky got me into, an' a prettier mess that woman's got you
into aft there. Ah, it's myself that knows ye for a blitherin' fool."

-- Я теперь думаю только об одном -- о собственной шкуре, -- был его
ответ. -- И не перестаю дивиться, как все складывается. В хорошую историю
попал я из-за лишнего стаканчика в Фриско. Но вы-то влопались и того хуже --
из-за этой дамочки. Будто я вас не знаюВидали мы таких простаков!


"What do you mean?" I demanded; for, having sped his shaft, he was
turning away.

-- Что вы хотите этим сказать? -- поспешно спросил я, так как, выпустив
этот заряд, он уже двинулся прочь.


"What do I mean?" he cried. "And it's you that asks me! 'Tis not what I
mean, but what the Wolf 'll mean. The Wolf, I said, the Wolf!"

-- Что я хочу сказать? -- воскликнул он. -- Не вам бы об этом
спрашиватьНеважно, что хочу сказать я, важно, что скажет Волк. Волк, да, да.
Волк!


"If trouble comes, will you stand by?" I asked impulsively, for he had
voiced my own fear.

-- Если заварится каша, вы будете на моей стороне? -- невольно
вырвалось у меня, ибо он выразил то, чего в душе боялся я сам.


"Stand by? 'Tis old fat Louis I stand by, an' trouble enough it'll be.
We're at the beginnin' iv things, I'm tellin' ye, the bare beginnin' iv
things."

-- На вашей стороне? Я буду на стороне старого, толстого Луиса. Это еще
все пустяки, только начало, говорю вам.


"I had not thought you so great a coward," I sneered.

-- Не думал я, что вы такой трус, -- укорил я его.


He favoured me with a contemptuous stare.

Он окинул меня презрительным взглядом.


"If I raised never a hand for that poor fool," - pointing astern to the
tiny sail, - "d'ye think I'm hungerin' for a broken head for a woman I never
laid me eyes upon before this day?"

-- Если я пальцем не пошевельнул, чтобы помочь этому дурню, -- он
кивнул в сторону крошечного паруса где-то там за кормой, -- так неужто вы
думаете, что я дам проломить себе башку из-за какой-то дамочки, которой и в
глаза-то не видал?


I turned scornfully away and went aft.

Я отвернулся, возмущенный, и пошел на корму.


"Better get in those topsails, Mr. Van Weyden," Wolf Larsen said, as I
came on the poop.

-- Уберите топселя, мистер Ван-Вейден, -- сказал мне Волк Ларсен, когда
я поднялся на ют.


I felt relief, at least as far as the two men were concerned. It was
clear he did not wish to run too far away from them. I picked up hope at the
thought and put the order swiftly into execution. I had scarcely opened my
mouth to issue the necessary commands, when eager men were springing to
halyards and downhauls, and others were racing aloft. This eagerness on
their part was noted by Wolf Larsen with a grim smile.

Услышав это приказание, я несколько успокоился за судьбу беглецов. Было
ясно, что капитан не имеет намерения слишком удаляться от них. Эта мысль
приободрила меня, и я быстро исполнил его распоряжение. Едва успел я отдать
команду, как одни матросы уже бросились к фалам и ниралам, а другие полезли
вверх по вантам. Волк Ларсен заметил их усердие и мрачно улыбнулся.


Still we increased our lead, and when the boat had dropped astern
several miles we hove to and waited. All eyes watched it coming, even Wolf
Larsen's; but he was the only unperturbed man aboard. Louis, gazing fixedly,
betrayed a trouble in his face he was not quite able to hide.

И все же расстояние между шхуной и шлюпкой продолжало увеличиваться, и
только когда шлюпка отстала на несколько миль, мы легли в дрейф и стали
поджидать ее. Все с тревогой следили за ее приближением. Один Волк Ларсен
оставался невозмутим. Даже у Луиса, пристально вглядывавшегося вдаль,
отразилось на лице беспокойство, которого он не сумел скрыть.


The boat drew closer and closer, hurling along through the seething
green like a thing alive, lifting and sending and uptossing across the
huge-backed breakers, or disappearing behind them only to rush into sight
again and shoot skyward. It seemed impossible that it could continue to
live, yet with each dizzying sweep it did achieve the impossible. A
rain-squall drove past, and out of the flying wet the boat emerged, almost
upon us.

Шлюпка подходила все ближе и ближе, точно живое существо, рывками
пробираясь среди зеленых бурлящих волн. Она то раскачивалась на гребнях
огромных валов, то скрывалась из глаз, чтобы через секунду снова взлететь на
гребень. Казалось непостижимым, что она еще цела, и всякий раз ее появление,
сопровождавшееся очередным головокружительным взлетом, воспринималось как
чудо. Налетел шквал с дождем, и из-за колышущейся водяной завесы вдруг
вынырнула шлюпка -- почти вровень с нами.


"Hard up, there!" Wolf Larsen shouted, himself springing to the wheel
and whirling it over.

-- Руль на борт! -- заорал Волк Ларсен и, бросившись к штурвалу, сам
резко повернул его.


Again the Ghost sprang away and raced before the wind, and for two
hours Johnson and Leach pursued us. We hove to and ran away, hove to and ran
away, and ever astern the struggling patch of sail tossed skyward and fell
into the rushing valleys. It was a quarter of a mile away when a thick
squall of rain veiled it from view. It never emerged. The wind blew the air
clear again, but no patch of sail broke the troubled surface. I thought I
saw, for an instant, the boat's bottom show black in a breaking crest. At
the best, that was all. For Johnson and Leach the travail of existence had
ceased.

И снова "Призрак" рванулся вперед и помчался по ветру, и еще в
продолжение двух часов Джонсон и Лич гнались за нами. А мы опять ложились в
дрейф и потом вновь уносились вперед; и все это время лоскут паруса метался
где-то за кормой, то взлетая к небу, то проваливаясь в пучину. Он был от нас
всего в четверти мили, когда налетел новый шквал и за пеленой дождя парус
совсем скрылся из глаз. Больше мы его не видели. Ветер разогнал облака, но
уже нигде среди волн не маячил жалкий обрывок паруса. На миг мне показалось,
что на высоком гребне мелькнуло черное днище шлюпки. И это было все. Земные
труды Джонсона и Лича пришли к концу.


The men remained grouped amidships. No one had gone below, and no one
was speaking. Nor were any looks being exchanged. Each man seemed stunned -
deeply contemplative, as it were, and, not quite sure, trying to realize
just what had taken place. Wolf Larsen gave them little time for thought. He
at once put the Ghost upon her course - a course which meant the seal herd
and not Yokohama harbour. But the men were no longer eager as they pulled
and hauled, and I heard curses amongst them, which left their lips smothered
and as heavy and lifeless as were they. Not so was it with the hunters.
Smoke the irrepressible related a story, and they descended into the
steerage, bellowing with laughter.

Команда продолжала толпиться на палубе. Никто не спускался вниз, никто
не произносил ни слова. Люди не осмеливались взглянуть друг Другу в глаза.
Все, казалось, были так ошеломлены случившимся, что не могли еще прийти в
себя, осознать до конца то, что произошло. Но Волк Ларсен не оставил им
времени на размышления. Он сразу же приказал положить шхуну на курс -- и не
на Иокогаму, а на котиковые лежбища. Теперь, натягивая снасти, матросы
работали вяло, угрюмо, и я слышал, как с губ их срывались проклятия, такие
же угрюмые и вялые Другое дело охотники. Неунывающий Смок уже принялся
рассказывать какую-то историю, и они спустились в свой кубрик, дружно
гогоча.


As I passed to leeward of the galley on my way aft I was approached by
the engineer we had rescued. His face was white, his lips were trembling.

Направляясь на корму, я увидел спасенного нами механика. Он шагнул ко
мне; лицо его было бледно, губы дрожали.


"Good God! sir, what kind of a craft is this?" he cried.

-- Помилуй бог, сэр! На какое судно мы попали? -- воскликнул он.


"You have eyes, you have seen," I answered, almost brutally, what of
the pain and fear at my own heart.

-- Вы не слепой, сами все видели, -- ответил я почти грубо, так как
сердце у меня сжималось от боли и страха.


"Your promise?" I said to Wolf Larsen.

-- Где же ваше обещание? -- обратился я к Волку Ларсену.


"I was not thinking of taking them aboard when I made that promise," he
answered. "And anyway, you'll agree I've not laid my hands upon them."

-- Я ведь не обещал взять их на борт, я вовсе не имел этого в виду, --
отозвался он. -- И как-никак вы должны признать, что я "и пальцем к ним не
притронулся".


"Far from it, far from it," he laughed a moment later.

И, рассмеявшись, он повторил:


I made no reply. I was incapable of speaking, my mind was too confused.
I must have time to think, I knew. This woman, sleeping even now in the
spare cabin, was a responsibility, which I must consider, and the only
rational thought that flickered through my mind was that I must do nothing
hastily if I were to be any help to her at all.

-- Нет, нет, я и пальцем к ним не притронулсяЯ промолчал. Я был слишком
ошеломлен и не мог вымолвить ни слова. Мне надо было собраться с мыслями. Я
чувствовал на себе ответственность за женщину, которая спала сейчас там,
внизу в каюте, и отчетливо сознавал только одно: нельзя действовать
опрометчиво, если я хочу хоть чем-нибудь быть ей полезен.


    CHAPTER XX



    ГЛАВА XX




The remainder of the day passed uneventfully. The young slip of a gale,
having wetted our gills, proceeded to moderate. The fourth engineer and the
three oilers, after a warm interview with Wolf Larsen, were furnished with
outfits from the slop-chests, assigned places under the hunters in the
various boats and watches on the vessel, and bundled forward into the
forecastle. They went protestingly, but their voices were not loud. They
were awed by what they had already seen of Wolf Larsen's character, while
the tale of woe they speedily heard in the forecastle took the last bit of
rebellion out of them.

День закончился без новых происшествий. Небольшой шторм, "промочив нам
жабры", начал затихать. Механик и трое смазчиков после горячей перепалки с
Волком Ларсеном были все же распределены по шлюпкам под начало охотников и
назначены на вахты на шхуне, для чего их экипировали в разное старье,
отыскавшееся на складе. После этого, продолжая протестовать, хотя и не очень
громко, они спустились в кубрик на баке. Они были уже основательно напуганы
тем, что им привелось наблюдать, и характер Волка Ларсена становился им в
какой-то мере ясен, а то, что они услышали здесь о капитане от матросов,
окончательно отбило у них охоту бунтовать.


Miss Brewster - we had learned her name from the engineer - slept on
and on. At supper I requested the hunters to lower their voices, so she was
not disturbed; and it was not till next morning that she made her
appearance. It had been my intention to have her meals served apart, but
Wolf Larsen put down his foot.

Мисс Брустер -- имя ее мы узнали от механика -- все еще спала. За
ужином я попросил охотников говорить мне, чтобы не потревожить ее. Она вышла
из своей каюты лишь на следующее утро. Я было распорядился, чтобы ей
подавали отдельно, но Волк Ларсен тотчас наложил на это запрет.


Who was she that she should be too good for cabin table and cabin
society? had been his demand.

-- Кто она такая, -- заявил он, -- чтобы гнушаться кают-компанией?


But her coming to the table had something amusing in it. The hunters
fell silent as clams. Jock Horner and Smoke alone were unabashed, stealing
stealthy glances at her now and again, and even taking part in the
conversation. The other four men glued their eyes on their plates and chewed
steadily and with thoughtful precision, their ears moving and wobbling, in
time with their jaws, like the ears of so many animals.

Появление нашей пассажирки за столом привело к довольно комичным
результатам. Охотники тотчас примолкли, точно воды в рот набрали. Только
Джок Хорнер и Смок не проявляли смущения: они украдкой поглядывали на
пассажирку и даже пытались принять участие в разговоре. Остальные четверо
уткнулись в свои тарелки и жевали задумчиво и не торопясь; уши их двигались
в такт с челюстями, как у животных.


Wolf Larsen had little to say at first, doing no more than reply when
he was addressed. Not that he was abashed. Far from it. This woman was a new
type to him, a different breed from any he had ever known, and he was
curious. He studied her, his eyes rarely leaving her face unless to follow
the movements of her hands or shoulders. I studied her myself, and though it
was I who maintained the conversation, I know that I was a bit shy, not
quite self-possessed. His was the perfect poise, the supreme confidence in
self, which nothing could shake; and he was no more timid of a woman than he
was of storm and battle.

Вначале Волк Ларсен говорил мало, разве что отвечал на вопросы. Нельзя
сказать, чтобы он был смущен, -- отнюдь нет. Но в мисс Брустер он видел
женщину нового для него типа, незнакомой ему породы, и его любопытство было
задето. Он внимательно изучал ее -- почти не отрывал глаз от ее лица или
следил за движениями ее рук и плеч. Сам я тоже наблюдал за нею, и хотя
разговор, в сущности, поддерживал один я, мне трудно было избавиться от
некоторого чувства робости и растерянности. Волк Ларсен, напротив, держался
совершенно непринужденно. Он был исполнен такой уверенности в себе, которую
ничто не могло поколебать. Женщин он боялся ничуть не больше, чем шторма или
драки.


"And when shall we arrive at Yokohama?" she asked, turning to him and
looking him squarely in the eyes.

-- Когда же мы будем в Иокогаме? -- спросила она вдруг, повернувшись к
капитану и взглянув ему прямо в глаза.


There it was, the question flat. The jaws stopped working, the ears
ceased wobbling, and though eyes remained glued on plates, each man listened
greedily for the answer.

Вопрос был задан без обиняков. Все челюсти сразу перестали жевать, уши
перестали шевелиться, и хотя глаза у всех по-прежнему были устремлены в
тарелки, каждый ждал ответа с напряженным и жадным вниманием.


"In four months, possibly three if the season closes early," Wolf
Larsen said.

-- Месяца через четыре, а может, и через три, если сезон окончится
рано, -- ответил Волк Ларсен.


She caught her breath and stammered, "I -- I thought - I was given to
understand that Yokohama was only a day's sail away. It - " Here she paused
and looked about the table at the circle of unsympathetic faces staring hard
at the plates. "It is not right," she concluded.

Она нервно глотнула и неуверенно проговорила: -- А я считала... мне
сказали, что до Иокогамы всего одни сутки пути. Вы... -- Она запнулась, и
глаза ее обежали круг ничего не выражавших лиц, склоненных над тарелками. --
Вы не имеете права так поступать, -- закончила она.


"That is a question you must settle with Mr. Van Weyden there," he
replied, nodding to me with a mischievous twinkle. "Mr. Van Weyden is what
you may call an authority on such things as rights. Now I, who am only a
sailor, would look upon the situation somewhat differently. It may possibly
be your misfortune that you have to remain with us, but it is certainly our
good fortune."

-- Этот вопрос вам лучше обсудить с мистером Ван-Вейденом, --
промолвил-капитан, насмешливо кивнув в мою сторону. -- Он у нас специалист
по вопросам Права. А я простой моряк и смотрю на дело иначе. Вам, быть
может, покажется несчастьем то, что вы должны остаться с нами, но для нас
это, несомненно, большое счастье.


He regarded her smilingly. Her eyes fell before his gaze, but she
lifted them again, and defiantly, to mine. I read the unspoken question
there: was it right? But I had decided that the part I was to play must be a
neutral one, so I did not answer.

Он, улыбаясь, глядел на нее, и она опустила глаза, но тут же снова
подняла их и с вызовом посмотрела на Меня. Я прочел в ее взгляде немой
вопрос: прав ли он? Но я уже заранее решил, что должен для виду занимать
нейтральную позицию, и промолчал.


"What do you think?" she demanded.

-- Каково ваше мнение? -- спросила она.


"That it is unfortunate, especially if you have any engagements falling
due in the course of the next several months. But, since you say that you
were voyaging to Japan for your health, I can assure you that it will
improve no better anywhere than aboard the Ghost."

-- Вам не повезло, особенно если вас ждут сейчас неотложные дела. Но
раз вы говорите, что предприняли путешествие в Японию с целью поправить
здоровье, то, смею вас уверить, на борту "Призрака" вы окрепнете как нигде.


I saw her eyes flash with indignation, and this time it was I who
dropped mine, while I felt my face flushing under her gaze. It was cowardly,
but what else could I do?

В ее взгляде вспыхнуло негодование, и на этот раз потупиться пришлось
мне; я чувствовал, что у меня горят щеки. Я вел себя, как трус, но другого
выхода не было.


"Mr. Van Weyden speaks with the voice of authority," Wolf Larsen
laughed.

-- Ну, тут мистеру Ван-Вейдену и карты в руки, -- рассмеялся Волк
Ларсен.


I nodded my head, and she, having recovered herself, waited
expectantly.

Я кивнул, а мисс Брустер уже овладела собой и молча ждала, что
последует дальше.


"Not that he is much to speak of now," Wolf Larsen went on, "but he has
improved wonderfully. You should have seen him when he came on board. A more
scrawny, pitiful specimen of humanity one could hardly conceive. Isn't that
so, Kerfoot?"

-- Нельзя сказать, чтобы он стал здоровяком, -- продолжал Волк Ларсен,
-- но он изменился к лучшему, поразительно изменился. Посмотрели бы вы на
него, когда он только появился на шхуне. Жалкий, щупленький человечишко --
смотреть не на что. Верно, Керфут?


Kerfoot, thus directly addressed, was startled into dropping his knife
on the floor, though he managed to grunt affirmation.

Керфут был так захвачен врасплох этим неожиданным обращением к нему,
что уронил на пол нож и аромычал в знак согласия что-то маловразумительное.


"Developed himself by peeling potatoes and washing dishes. Eh,
Kerfoot?"

-- Чистка картофеля и мытье посуды пошли ему впрок. Так, что ли,
Керфут?


Again that worthy grunted.

Сей достойный муж снова что-то промычал.


"Look at him now. True, he is not what you would term muscular, but
still he has muscles, which is more than he had when he came aboard. Also,
he has legs to stand on. You would not think so to look at him, but he was
quite unable to stand alone at first."

-- Поглядите на него сейчас. Силачом его, правда, не назовешь, но все
же у него появились мускулы, чего раньше и в помине не было. И теперь он
довольно твердо стоит на ногах. А вначале, поверите ли, совершенно не мог
обходиться без посторонней помощи.


The hunters were snickering, but she looked at me with a sympathy in
her eyes which more than compensated for Wolf Larsen's nastiness. In truth,
it had been so long since I had received sympathy that I was softened, and I
became then, and gladly, her willing slave. But I was angry with Wolf
Larsen. He was challenging my manhood with his slurs, challenging the very
legs he claimed to be instrumental in getting for me.

Охотники посмеивались, но сочувственный взгляд девушки вознаградил меня
с лихвой за все издевательства Волка Ларсена. По правде говоря, я так давно
не встречал ни в ком участия, что теперь оно глубоко тронуло меня, и я сразу
стал ее добровольным рабом. Но на Волка Ларсена я был зол. Своими
оскорблениями он бросал вызов моему мужскому достоинству, как бы подстрекая
меня доказать, насколько твердо я стою на ногах, -- ведь этим, по его
словам, я был обязан ему.


"I may have learned to stand on my own legs," I retorted. "But I have
yet to stamp upon others with them."

-- Возможно, что стоять на ногах я уже научился, -- отпарировал я, -- а
вот попирать людей ногами -- к этому еще не привык.


He looked at me insolently. "Your education is only half completed,
then," he said dryly, and turned to her.

Он пренебрежительно поглядел на меня.


"We are very hospitable upon the Ghost. Mr. Van Weyden has discovered
that. We do everything to make our guests feel at home, eh, Mr. Van Weyden?"

-- Значит, ваше перевоспитание еще далеко не закончено, -- сухо обронил
он и повернулся к мисс Брустер: -- Мы здесь на "Призраке" очень
гостеприимны. Мистер Ван-Вейден уже убедился в этом. Мы идем на все, лишь бы
наши гости чувствовали себя как дома. Не так ли, мистер Ван-Вейден?


"Even to the peeling of potatoes and the washing of dishes," I
answered, "to say nothing to wringing their necks out of very fellowship."

-- Даже разрешаете им чистить картофель и мыть посуду, не говоря уже о
том, что порой хватаете их за горло в знак особого дружеского расположения.


"I beg of you not to receive false impressions of us from Mr. Van
Weyden," he interposed with mock anxiety. "You will observe, Miss Brewster,
that he carries a dirk in his belt, a - ahem - a most unusual thing for a
ship's officer to do. While really very estimable, Mr. Van Weyden is
sometimes - how shall I say? - er - quarrelsome, and harsh measures are
necessary. He is quite reasonable and fair in his calm moments, and as he is
calm now he will not deny that only yesterday he threatened my life."

-- Боюсь, что со слов мистера Ван-Вейдена вы можете составить себе
превратное представление о нас, -- с притворным беспокойством перебил меня
Волк Ларсен. -- Заметьте, мисс Брустер, что он носит на поясе тесак, а это,
гм, вещь довольно необычная для помощника капитана. Вообще мистер Ван-Вейден
человек, достойный всяческого уважения, но иногда он, как бы это сказать,
бывает довольно неуживчив, и тогда приходится прибегать к крутым мерам.
Впрочем, в спокойные минуты он достаточно рассудителен и справедлив, как,
например, сейчас, и, вероятно, не станет отрицать, что лишь вчера грозил
убить меня.


I was well-nigh choking, and my eyes were certainly fiery. He drew
attention to me.

Я чуть не задохнулся от возмущения, и глаза мои, верно, пылали. Ларсен
указал на меня.


"Look at him now. He can scarcely control himself in your presence. He
is not accustomed to the presence of ladies anyway. I shall have to arm
myself before I dare go on deck with him."

-- Вот, посмотрите на него! Он еле сдерживается, даже в вашем
присутствии. Конечно, он не привык к женскому обществуПридется и мне
вооружиться, иначе я не рискну выйти вместе с ним на палубу.


He shook his head sadly, murmuring, "Too bad, too bad," while the
hunters burst into guffaws of laughter.

-- Прискорбно, прискорбно, -- помолчав, пробормотал он, в то время как
охотники покатывались со смеху.


The deep-sea voices of these men, rumbling and bellowing in the
confined space, produced a wild effect. The whole setting was wild, and for
the first time, regarding this strange woman and realizing how incongruous
she was in it, I was aware of how much a part of it I was myself. I knew
these men and their mental processes, was one of them myself, living the
seal-hunting life, eating the seal-hunting fare, thinking, largely, the
seal-hunting thoughts. There was for me no strangeness to it, to the rough
clothes, the coarse faces, the wild laughter, and the lurching cabin walls
and swaying sea-lamps.

Осипшие от морского ветра голоса этих людей и раскаты их грубого хохота
звучали зловеще и дико. Да и все кругом было диким. И, глядя на эту женщину,
такую далекую и чуждую всем нам, я впервые осознал, насколько сам я сжился с
этой средой. Я успел хорошо узнать этих людей, узнать их мысли и чувства; я
стал одним из них, жил их жизнью -- жизнью морских промыслов, питался, как
все на морских промыслах, и был погружен в те же заботы. И это уже не
казалось мне странным, как Не казалась странной эта грубая одежда и грубые
лица, дикий смех, ходившие ходуном переборки каюты и раскачивающиеся лампы.


As I buttered a piece of bread my eyes chanced to rest upon my hand.
The knuckles were skinned and inflamed clear across, the fingers swollen,
the nails rimmed with black. I felt the mattress- like growth of beard on my
neck, knew that the sleeve of my coat was ripped, that a button was missing
from the throat of the blue shirt I wore. The dirk mentioned by Wolf Larsen
rested in its sheath on my hip. It was very natural that it should be there,
- how natural I had not imagined until now, when I looked upon it with her
eyes and knew how strange it and all that went with it must appear to her.

Намазывая маслом ломоть хлеба, я случайно остановил взгляд на своих
руках. Суставы были ободраны в кровь и воспалены, пальцы распухли, под
ногтями грязь. Я знал, что оброс густой щетинистой бородой, что рукав моей
куртки лопнул по шву, что у ворота грубой синей рубахи не хватает пуговицы.
Тесак, о котором упомянул Волк Ларсен, висел в ножнах у пояса. До сих пор
это казалось мне вполне естественным, и только сейчас, взглянув на все
глазами Мод Брустер, я понял, насколько дикий, должно быть, у меня вид -- и
у меня и у всех окружающих.


But she divined the mockery in Wolf Larsen's words, and again favoured
me with a sympathetic glance. But there was a look of bewilderment also in
her eyes. That it was mockery made the situation more puzzling to her.

Она почувствовала насмешку в словах Волка Ларсена и снова бросила мне
сочувственный взгляд. Но я заметил, что она смущена. Ироническое отношение
ко мне Волка Ларсена заставило ее еще больше встревожиться за свою судьбу.


"I may be taken off by some passing vessel, perhaps," she suggested.

-- Быть может, меня возьмет на борт какое-нибудь встречное судно? --
промолвила она.


"There will be no passing vessels, except other sealing-schooners,"
Wolf Larsen made answer.

-- Никаких судов, кроме охотничьих шхун, вы здесь не встретите, --
возразил Волк Ларсен.


"I have no clothes, nothing," she objected. "You hardly realize, sir,
that I am not a man, or that I am unaccustomed to the vagrant, careless life
which you and your men seem to lead."

-- Но у меня нет одежды, нет ничего необходимого, -- сказала она. --
Вы, верно, забываете, сэр, что я не мужчина и не привыкла к той кочевой
жизни, которую, по-видимому, ведете вы и ваши люди.


"The sooner you get accustomed to it, the better," he said. "I'll
furnish you with cloth, needles, and thread," he added. "I hope it will not
be too dreadful a hardship for you to make yourself a dress or two."

-- Чем скорее вы привыкнете к ней, тем лучше, -- отвечал Волк Ларсен.
-- Я дам вам материю, иголку и нитки, -- помолчав, добавил он. -- Надеюсь,
для вас не составит слишком большого труда сшить себе одно-два платья.


She made a wry pucker with her mouth, as though to advertise her
ignorance of dressmaking. That she was frightened and bewildered, and that
she was bravely striving to hide it, was quite plain to me.

Она криво усмехнулась, давая понять, что не искушена в швейном
искусстве. Мне было ясно, что она испугана и сбита с толку, но отчаянно
старается не подать виду.


"I suppose you're like Mr. Van Weyden there, accustomed to having
things done for you. Well, I think doing a few things for yourself will
hardly dislocate any joints. By the way, what do you do for a living?"

-- Надо полагать, вы, вроде нашего мистера ВанВейдена, привыкли, чтобы
за вас все делали другие. Думаю все же, что ваше здоровье не пострадает,
если вы будете кое-что делать для себя сами. Кстати, чем вы зарабатываете на
жизнь?


She regarded him with amazement unconcealed.

Она поглядела на него с нескрываемым изумлением.


"I mean no offence, believe me. People eat, therefore they must procure
the wherewithal. These men here shoot seals in order to live; for the same
reason I sail this schooner; and Mr. Van Weyden, for the present at any
rate, earns his salty grub by assisting me. Now what do you do?"

-- Не в обиду вам будь сказано, но людям ведь надо есть и они должны
как-то добывать себе пропитание. Эти вот бьют котиков, тем и живут, я
управляю своей шхуной, а мистер Ван-Вейден, по крайней мере сейчас, добывает
свой харч, помогая мне. А вы чем занимаетесь?


She shrugged her shoulders.

Она пожала плечами.


"Do you feed yourself? Or does some one else feed you?"

-- Вы сами кормите себя? Или это делает за вас кто-то другой?


"I'm afraid some one else has fed me most of my life," she laughed,
trying bravely to enter into the spirit of his quizzing, though I could see
a terror dawning and growing in her eyes as she watched Wolf Larsen.

-- Боюсь, что большую часть жизни меня кормили другие, -- засмеялась
она, мужественно стараясь попасть ему в тон, но я видел, как в ее глазах,
которые она не сводила с него, растет страх.


"And I suppose some one else makes your bed for you?"

-- Верно, и постель вам стлали другие?


"I HAVE made beds," she replied.

-- Мне случалось и самой делать это.


"Very often?"

-- Часто?


She shook her head with mock ruefulness.

Она покачала головой с шутливым раскаянием.


"Do you know what they do to poor men in the States, who, like you, do
not work for their living?"

-- А вы знаете, как поступают в Соединенных Штатах с бедняками,
которые, подобно вам, не зарабатывают себе на хлеб?


"I am very ignorant," she pleaded. "What do they do to the poor men who
are like me?"

-- Я очень невежественная, -- жалобно проговорила она. -- Что же там
делают с такими, как я?


"They send them to jail. The crime of not earning a living, in their
case, is called vagrancy. If I were Mr. Van Weyden, who harps eternally on
questions of right and wrong, I'd ask, by what right do you live when you do
nothing to deserve living?"

-- Сажают в тюрьму. Их преступление заключается в том, что они не
зарабатывают на пропитание, и это называется бродяжничеством. Будь я
мистером ВанВейденом, который вечно рассуждает о том, что справедливо и что
нет, я бы спросил вас: по какому праву вы живете на свете, если вы не
делаете ничего, чтобы оправдать свое существование?


"But as you are not Mr. Van Weyden, I don't have to answer, do I?"

-- Но вы не мистер Ван-Вейден, и я не обязана отвечать вам, не так ли?


She beamed upon him through her terror-filled eyes, and the pathos of
it cut me to the heart. I must in some way break in and lead the
conversation into other channels.

Она насмешливо улыбнулась, хотя в глазах у нее по-прежнему стоял страх,
и у меня сжалось сердце -- так это было трогательно. Я чувствовал, что
должен вмешаться и направить разговор в другое русло.


"Have you ever earned a dollar by your own labour?" he demanded,
certain of her answer, a triumphant vindictiveness in his voice.

-- Заработали вы хоть доллар собственным трудом? -- тоном
торжествующего обличителя спросил капитан, заранее уверенный в ее ответе.


"Yes, I have," she answered slowly, and I could have laughed aloud at
his crestfallen visage. "I remember my father giving me a dollar once, when
I was a little girl, for remaining absolutely quiet for five minutes."

-- Да, заработала, -- отвечала она не спеша, и я чуть не расхохотался,
увидев, как вытянулось лицо Волка Ларсена. -- Помнится, когда я была совсем
маленькой, отец дал мне доллар за то, что я целых пять минут просидела
смирно.


He smiled indulgently.

Он снисходительно улыбнулся.